***
      Крауф очень любил этот уютный ресторанчик рядом с университетом. Он приходил сюда, когда ему бывало грустно, здесь он отмечал и радостные дни. Не заглядывая в меню, Крауф сделал заказ.
      Когда машина Гончарова повернула к городу, Крауф почувствовал, как вспотела рука, сжимавшая пистолет. Еще несколько минут назад он совершал над собой насилие, заставляя себя убить землянина. Отрезвили его тогда слова Дрибла: "В кого вы целитесь? Вы подумали о последствиях?"
      Крауф ответил Дриблу только удивленным взглядом, но пистолет опустил.
      ... Рассматривая теперь грани бокала, Крауф раздумывал, неужели этот юнец подметил то, в чем сам Крауф едва признавался себе? Бэкки... Если тот выстрел необходим, пусть его сделает другой человек. Так вульгарно избавляться от соперника - это не для него. К тому же Крауф не испытывал к землянину дурного чувства.
      Официант принес закуску. Крауф неторопливо поковырял в ней вилкой, сдобрил соусом. Да, Дрибл, увы, прав... Он не мальчик, чтобы стыдиться внезапного, быстро разгоревшегося чувства. Кусок оказался пресным. Крауф откинулся на спинку кресла, и перед его глазами встало лицо Бэкки. Крауф вздохнул. Но что так привязывает ее к землянину? Почему она выбрала его? Ведь видятся они нечасто. Стало быть, есть что-то более сильное, чем пространство и время. Крауф уже сам начинал убеждаться в этой несложной мысли.
      Он вспомнил о своей прежней жизни. Университетская деятельность, общение со студентами, друзьями, искусство, спорт, забота о рано овдовевшей сестре и ее маленькой дочери. Теперь новое состояние души вполне связывалось с непривычной, странной, ему не свойственной обязанностью. Хотя, если разобраться, должен же кто-то стоять на страже покоя сограждан. Почему не он, которого в юности называли совестью школы? Кому же еще быть судьей, как не ему, если он выше всего на свете ставит справедливость? Было бы куда страшнее, окажись на его месте стяжатель, карьерист, подонок, презирающий и подозревающий всех и вся.
      - Не угодно ли свежую газету?
      Крауф вздрогнул. Разносчик протягивал ему свежий, пахнущий типографской краской номер вечернего выпуска. Крауф машинально бросил на поднос разносчика мелочь, машинально развернул газету. Заголовок первой страницы поразил его. Он наскоро расплатился с официантом, забыв сдачу, и отправился к Бэкки.
      ... На его звонок никто не отозвался, но в прорези замка он увидел свет. Толкнул дверь, она легко отворилась, видно, забыли запереть. И тут он услышал резкий голос Гончарова:
      - Теперь тебе все ясно? Какая чудовищная связь! Я чувствовал...
      В ответ - подавленный голос Бэкки:
      - Мы с тобой бессильны против этой страшной машины!...
      Гостиная Бэкки потрясла Крауфа не меньше, чем заголовок газетного сообщения. В стене, отделяющей спальню от гостиной, зияла дыра. На полу, среди обломков штукатурки, лежал дамский пистолет. А Бэкки и Гончаров склонились над какими-то бумагами. Они даже не заметили, как он подошел к ним.
      - Не ожидал вас увидеть здесь, Алексей, - сказал Крауф, протягивая Гончарову газету так, чтобы заголовок сразу бросился в глаза. Гончаров недоуменно посмотрел на Крауфа, перевел взгляд на Бэкки и, бегло пробежав газетное сообщение, прошептал:
      - Дела...
      Бэкки взяла газету из рук Гончарова и побледнела. Гончаров улыбнулся ей:
      - Нет, я не выходец с того света. Просто попал в переделку, не хотел расстраивать тебя, не рассказал...
      - Прости меня, - вдруг прошептала Бэкки, - прости...
      Гончаров погладил ее по голове. Крауф потупился. Потом понимающе кивнул и спросил:
      - Что тут у вас такое? - Он обвел руками комнату. Бэкки загадочно взглянула на Гончарова и протянула
      Крауфу листки в металлической папке:
      - Это бумаги моей матери.
      В папке лежало два письма. Одно из них, несомненно, было написано женской рукой.
      "Моя девочка, мне бы хотелось, чтобы эти документы рано или поздно попали к тебе, потому что кто-то должен знать правду, но я боюсь, ты сама вряд ли будешь в состоянии открыть ее. И все же пусть ты встретишься с моими записками как можно позже - если будущее для нас в молчании, это может быть небезопасно для тебя. Поэтому я доверяюсь тайнику и случаю.
      Все, кто прилетел на Беану так называемым первым эшелоном, гибнут. С каждым днем растет недавно освоенное кладбище. Умирают го, кто принимал деморфин. Практически же деморфин принимало все взрослое население Беаны. Одни больше, другие меньше, но разве в дозах дело... Счастье, что у тебя, Бэкки, есть пенсия за отца и кое-что из наших сбережений. Ты избежишь государственного интерната, куда забирают осиротевших детей. Я приняла большую дозу деморфина, началось это еще на Аркосе. Дни мои сочтены. Поэтому считаю разумным рассказать тебе о содержании последнего письма твоего отца - это единственная память о нем.
      Все началось с деморфина. Я убеждена в этом, иначе его свойства стали бы известны еще на Аркосе. Но там мы их не знали, радовались, что таким простым аптечным средством можем увеличить свои возможности: например, трудоспособность. Деморфин снимал утомляемость, высвобождались ночные часы, когда само желание выспаться исчезало после приема таблетки Когда состоялся перелет, деморфин насаждался принудительно. Мы работали круглые сутки, принимая его. Потому что прилетело нас на Беану ровно столько, сколько необходимо, чтобы в кратчайший срок наладить жизнь - отстроить город, запустить производство, начать новый этап цивилизации. И как утверждалось, подготовить таким образом экспедицию - за оставшимися на Аркосе согражданами, близкими, друзьями... Сделать все требуемое в сжатые сроки могло бы, наверное, только большое количество людей. Но хотя нас было мало, мы понимали, что больше и не требуется (поэтому остальных предательски бросили на гибнущем Аркосе). А работали мы за троих - день и ночь. И вот теперь расплачиваемся за это сиротством своих детей. Это хуже собственной смерти. Моррис, кровавый вампир, рассчитал верно: он дал нам время воспроизвести себя в детях, и больше мы оказались уже не нужными... Мы стали игрушками в руках этого человека, так же, как и те, кто теперь задыхается на Аркосе, погибшем из-за варварского отношения к нему. Природа отомстила жестоко - люди умирают в угаре промышленных газов и отходов, среди отравленной воды и пищи. Смерть здесь, смерть там - вот печальный итог перелета. И кто знает, может быть, заложив фундамент новой цивилизации на этой планете, мы уже начали процесс разрушения и здесь, и наших далеких потомков ждет участь несчастных аркоссцев. Страшно думать об этом.
      Ты спросишь, как могло случиться, что на погибающей планете остались люди, ведь перелет был мерой спасения? Да. Но это была мера спасения элиты. Увы, элите нужна прислуга, поэтому нас и взяли. Остальных обманули. Чудо, что отец мог взять меня с собой: помогло мое умение шить, вторая профессия. Брали же строго ограниченное число людей, определявшееся специальной "сеткой набора". На Аркосе объясняли, что берут лучших. "Сетка набора" явилась "сеткой выживания" на новой планете. Зачем лишние рты? Опять идти к экологическому кризису? Была бы воля Морриса и ста трех, они бы всех нас оставили на Аркосе. Но, явившись на Беану в полном составе своих семейств, они пошли на то, чтобы мы "воровали" их чистый воздух, ультрафиолет, натуральные продукты питания - мы для них необходимое зло. И, не считаясь с нашей тоской, привязанностями, семейными и родственными узами, нас, как рабов, обманом привезли сюда. Несколько отчаянно смелых людей пришли к Верховному правителю Моррису и сказали ему примерно то, что я здесь написала. Этим они обрекли себя на страшную участь.
      Народу объяснили, что экспедиция на Аркос не направляется потому, что с планетой нет связи. Аркос молчит. О деморфине, который, как выяснилось, разрушает клетки мозга, народу тоже дали разъяснение. По официальной версии, во всем оказался виноват ученик изобретателя, который заведомо не предупредил правительство. Его казнили. Деморфин был мгновенно изъят из употребления. Народ успокоился. Тем более было объявлено, что, поскольку аркоссцы не дают о себе знать, на Аркос направляется космический корабль с добровольцами. В их задачу, как писали в то время газеты, входило долететь до Аркоса и выяснить причины отсутствия связи, сообщить о скором выходе второго эшелона.
      Среди добровольцев, отправившихся на Беану, был и твой отец. В экипаж корабля вошли также полицейский инспектор Грим и супруги Мишле. Командиром корабля был пилот Оун, начальником экспедиции - крупный предприниматель Крюгер. Теперь я уверена, что экипаж составили те, от кого Моррис по каким-то причинам желал избавиться.
      О, если бы ты видела, как их провожали! Это был праздник. Только с праздником не вязалась мрачная, как черный столб смерча, ракета, даже иллюминаторы оказались задраенными. Никто не видел улетающих. Народ ликовал, предвкушая радость встречи с близкими. Как только ракета поднялась и скрылась из виду, официальная пропаганда, еще вчера неумолчно расписывающая перспективы полета, замолчала. Если твой отец вернется, правда победит. если нет сделай все, что не смог сделать он. Ради этого стоит жить.
      Рона Гек".
      Крауф аккуратно свернул письмо и взял второе.
      Оно было написано на неровных обрывках каких-то счетов.
      Желтая шероховатая бумага, строчки гуляют, буквы прыгают, но прочитать все же можно:
      "Родная моя Рона!
      Вот уже восьмой день, как мы в разлуке. Организаторы перелета, видимо, сочли наше общение с близкими излишним. Не разрешено даже писать, бумагу мне достал человек, который передаст тебе письмо. Но сделать это он сможет только после старта. Предстартовый карантин больше похож на тюремное заключение. Мы не общаемся даже друг с другом. Но кое-что я знаю о своих спутниках. Крюгер целый день пьет и в пьяной горячке во все горло распевает неприличные песни. Кто-то говорил мне, что в юности он был портовым грузчиком, потом разбогател на махинациях. Невольно веришь в это. Супруги Мишле спят, а когда не спят, то ссорятся. Крюгер и Мишле - мои соседи, рядом, за стеной то ли комнаты, то ли камеры. Об Оуне и Гриме мне ничего не известно.
      Не перестаю удивляться составу экипажа. Пилот Оун - единственный грамотный в астронавигации человек, но у него нет второго пилота. Я не говорю, что нет врача и радиста. Начальником экспедиции является Крюгер только потому, что он второе лицо государства. Но что он понимает, разве он способен реально руководить полетом? Грим, хотя и энергичен, и имеет профессиональные навыки руководства, но, как и супруги Мишле и я, откровенный балласт.
      Я не верю в возвращенье на Беану. Может быть, нам удастся сесть на Аркос, но вот взлетим ли мы оттуда? Мы не располагаем ни специалистами, ни материальными ресурсами. Я думаю, нас убирают. Но зачем?
      И почему таким странным способом? Наверное, никто, кроме Морриса, не может ответить на этот вопрос. Но именно этот вопрос убеждает меня в том, что наш полет только начало и что Беану ждет нечто страшное. Планы, рожденные в мозгу Морриса, направлены только на укрепление его личной власти. И он будет изыскивать все новые способы ее укрепления, искореняя память о своих преступлениях. Порой я думаю, чья же участь ужаснее - наша ли или тех, кто будет жить? Что ждет тебя и нашу девочку?"
      Крауф нехорошо усмехнулся, эта девочка ввела в свой дом его, Крауфа, ввела в дом, где предсказывалось его появление. Никогда Крауфу не было так тошно, как сейчас.
      Он аккуратно сложил письма в металлическую папку
      - Ну как, Крауф, у вас нет желания отправить нас к праотцам за раскрытие государственной тайны? - печально спросил Гончаров.
      Крауф посмотрел на Бэкки. Она сидела неподвижно.
      - Тайны? Почему тайны? Здесь, - он ткнул в папку пальцем, - здесь только вопросы. Почему на Аркосе остались люди? Что с ними? Где тот космический корабль? Что с отцом Бэкки, наконец? Ответов нет.
      - Да, ответов нет. Но я их найду. Бэкки, ты отвезешь меня на Космобазу, - сказал Гончаров, - теперь мне понятно, почему по договору с вашим правительством Земля имеет право вести разработки только на Гемме, сколько мы ни просили доступа на другие необитаемые планеты вашей системы... Теперь ясно, что я должен делать.
      Когда в ночном небе исчезла космолодка Гончарова, Бэкки тихо простонала. Крауфу захотелось ее утешить:
      - Он вернется...
      Она молча пошла к машине. Крауфу показалось, что она плачет. Он отвез ее домой, а час спустя писал в Верховное ведомство: "... Закон лжив. Нравственное оздоровление общества не может идти безнравственным путем. Отсюда логически вытекает, что закон не что иное, как прикрытие неблаговидных целей властей. Ради спасения цивилизации Беаны требую немедленного пересмотра и отмены закона".
      Подписавшись, Крауф сам отнес письмо в Верховное ведомство.
      ***
      Посадочную площадку я нашел довольно быстро. Однако не обнаружил лоцманских знаков, да и на позывные ответа не получил. И, только открыв люк, увидел людей Их лица были сосредоточенны и враждебны. Говорили они по-беански.
      Конечно, мне следовало приготовиться к тому, что они примут меня за беанца, за предателя, врага. Объясняться с капитаном вооруженного отряда пришлось долго. Он никак не мог взять в толк, где это - Земля, и, главное, как я смог добраться оттуда, из такого далека... А я никак не мог решить, стоит ли объяснять, что прибыл с Беаны.
      Главное, что беспокоило капитана охраны, - зачем я к ним вообще явился. Говорить обычное, что говорит землянин при контакте с иным разумом - о связи цивилизаций, о единстве Вселенной, язык не поворачивался. Ничего себе единство! Брошенная, преданная планета...
      Мне ничего не оставалось, как повести с капитаном беседу о помощи высокоразвитых цивилизаций космического уровня. Лицо капитана стало еще более суровым:
      - Нашим отцам, когда они боролись за будущее, никто не пришел на помощь. Мы в ней уже просто не нуждаемся.
      Что ему ответить?! Словом, моя цель для него так и осталась непроясненной.
      Потом приехал Председатель Объединенного научного совета Аркоса Вилли Клаузен. Он захотел осмотреть мою космолодку. Я понял, что с этим человеком могу быть откровенным.
      ... Мы стояли у люка, и я объяснял ему принцип устройства двигателей моей космолодки. Жаль, что он не видит моего корабля, тогда, быть может, и поверил, что я с Земли. Конечно, он старался верить всему, но не верил до конца. Я выходил за рамки его представлений о реальности. Он внимательно осмотрел пульт управления, засмеялся:
      - Да... Мы вот только собираемся запустить вокруг Аркоса искусственный спутник - установить на нем антенну дальней связи, наладить сообщение между континентами нашей планеты. Пока у нас со связью плохо.
      Я никогда не жалел так, что со мной нет Бэкки, как в эти часы, когда мы с Клаузеном облетали планету. Нет, не смирились аркоссцы с предательством, остались не доживать, а жить на этой планете, разбудили ее к новой жизни!
      Как я хотел, чтобы Бэкки видела все это собственными глазами!
      Клаузен сидел перед экраном обзора и восхищенно поглядывал на овал штурвала.
      - На чем, говорите, работает ваша лодка?
      Когда я назвал источник энергии, Клаузен неожиданно воскликнул: "О, великие Бенцы!" - и попросил немного изменить курс.
      - Пожалуйста, чуть западнее. Я покажу вам место, откуда началась новая цивилизация Аркоса.
      Минут через десять под нами показалась гористая местность.
      - Здесь мой отец нашел это вещество, - Клаузен быстро написал несколько формул, - мы называем его бенценит, по имени ученого профессора Бенца, который предсказал его месторождение и исключительные свойства. А внучка профессора, Шейла Бенц, нашла лученит. Только не знала, что его лучи смертельны. Работала буквально голыми руками. Замечательная была женщина! Но заболела неизвестной болезнью, рано умерла. А сколько еще могла сделать! Сейчас лученит изучается и, как предсказывала Шейла Бенц, имеет прямое отношение к энергетике. Но мы пока не знаем, как использовать его энергию впереди много работы. Понятно, что в основе лежит принцип распада вещества, но вот как овладеть реакцией...
      - Смотрите! - воскликнул Клаузен. - Видите белый постамент? Это то самое место, где мой отец нашел бенценит. Мой отец - он был любимым учеником Бенца. Давайте спустимся, чтобы вы могли лучше рассмотреть обелиск.
      Мы пролетели над небольшим горным плато. Странно выглядели эти горы. Будто великаны много лет назад пригоршнями выбирали из них породу, а из гигантских ладоней сыпались в беспорядке мелкие камешки. Я сказал об этом Клаузену.
      - А что вы хотите, - отозвался тот, - при режиме ста трех разрабатывали полезные ископаемые так, что в отвал шла порода, содержащая огромный процент руды.
      Некоторое время мы летели молча, пока Клаузен не сказал с тоской в голосе:
      - Мало того, что нас бросили на умирающей планете, они сняли с Аркоса всю производственную базу, весь технологический комплекс. Мы остались сидеть перед обеденным столом, на котором не было ничего, кроме посуды с объедками. В полном смысле этого слова... Последние годы доотлетной эры домашний скот вымирал, гибли пастбища...
      - Отчего же? - в обзорном экране я видел альпийские луга.
      - Загрязнение биосферы. Нам все пришлось начинать сначала. Вот сейчас вы увидите, как мы перестроили города! Сами, все сами... С нуля. Сто три перед отлетом даже взорвали радиостанцию, а с ней и космическую антенну, которая была когда-то на Аркосе, Повторить это сооружение мы пока не можем. Как сто три боялись, что кто-то узнает о нашей трагедии! Подлецы!
      Мы летели над рекой. Она служила ориентиром моему спутнику. Промелькнуло водохранилище с плотиной электростанции, на его глади я заметил несколько парусников.
      - Это мы проводим традиционные соревнования молодежи, - сказал Клаузен, - теперь по реке плавать неопасно. Старики рассказывают, что было время, когда капля речной воды, попав на кожу человека, вызывала язвы. Конечно, - продолжал Клаузен, - мы не сразу роняли, что преданы. Убедил нас в этом взрыв космической антенны. К тому же, охраняя себя, старый режим совершил оплошность - в переносном смысле, разумеется. С их точки зрения, в наказание на Аркосе были оставлены представители левых и радикальных партий, в том числе и рабочей партии общественного развития. Теперь это наша правящая партия. Она взяла власть в свои руки, когда сто три бежали. Трудно было, конечно. {-1ужно было накормить население, одеть, обуть, согреть. Начинался голод, за ним - эпидемии... Лидеры рабочей партии общественного развития начали с самого главного - со всеобщей обязанности трудиться на благо всех Я справедливого распределения результатов труда. Только так можно было поднять промышленность, оздоровить города, очистить окружающую среду. Через пять лет голод был побежден. Но все, чего мы добились, мы добились лишь благодаря установлению власти большинства и признания всеобщего равенства. Разве мы заставили бы владельцев оставшихся на Аркосе предприятий тратить средства на очистные сооружения?
      - Знаете, Вилли, - сказал я, - давайте сделаем вот что. Я ограничен временем. Мне бы хотелось побыстрее попасть в вашу столицу, посмотреть на нее.
      Клаузен предложил мне встретиться с руководителями рабочей партии общественного развития.
      Эти люди с интересом выслушали мой рассказ о Земле, о достижениях нашего социального и технического развития, о сотрудничестве в космосе и о том, какой вклад мы могли бы внести в развитие Аркоса.
      Потом я рассказал о Беане. Мои собеседники были потрясены.
      - Мне кажется, - сказал я, - они боятся вашей мести. Знают свою вину и боятся. Боятся, что честные люди Беаны узнают о вашей участи... или о вашем примере. Есть еще одно обстоятельство. Когда сразу после перелета на Беану население заподозрило что-то неладное с так называемым вторым эшелоном, началось общественное возмущение. В ответ власти отправили к Ар косу корабль. Думаю, его посадка на Аркосе и не была запланирована.
      Председатель Совета общей исполнительной воли на минуту сосредоточенно задумался. Потом сказал:
      - Верно. Много лет назад было зафиксировано приближение к Аркосу космического тела, но было ли оно искусственным или естественным, мы не знаем. Тело прошло по касательной и исчезло в пространстве. Мы тогда зафиксировали время его прохождения и точные координаты. Специалисты могут дать вам точную справку.
      Справку от специалистов по космобаллистике я получил исчерпывающую. Но мне был нужен компьютер, чтобы высчитать, могла ли орбита беанского корабля пройти по касательной к орбите Аркоса. Аркоссцы таким мощным компьютером не располагали. Значит, обсчет я мог произвести только на борту "Байкала". Но когда аркоссцы узнают о его результатах? И как? Подумав, я предложил оставить на Аркосе аппарат связи моей космолодки. Конечно, установка не обладала мощностью аппарата "Байкала", но для ближайшей космической связи была пригодна вполне. Она могла оказаться неоценимой и для установления сотрудничества Аркоса с другими планетами. Так и порешили...
      По моим подсчетам, я прилетел на Беану вовремя. Но я все же ошибся. На базе о моем отсутствии знали. В ангаре, где обычно стояла моя космолодка, был произведен обыск.
      ***
      Утром, за рабочим столом, Эллис просматривал свежие газеты. Он был доволен. Все они со ссылкой на радиостанцию Производственного континента комментировали акцию комиссии семнадцати - убийство землянина. В это время Эллиса вызвал министр.
      - Ознакомьтесь, - он протянул докладную Крауфа, - автор уже арестован. Думаю, не стоит тянуть с этим делом. Но неудобно расстреливать на месте. Все-таки он был одним из лучших агентов. Придется судить по старинке. Сегодня же и казним.
      Лицо Эллиса выразило недоумение. Министр зевнул:
      - Вы полагаете, возможен иной приговор? Да, вот что, - министр потянулся в кресле, - что это за белиберда? Бред наших газетчиков заходит слишком далеко. - Он протянул Эллису номер газеты "Производственный континент". - К шумихе мы привыкли. Но это уже чересчур. Я-то знаю, что землянин жив-здоров. - Эллису стало жарко. До него с трудом дошли следующие слова министра: - Займитесь редактором и издателями этого листка. Продумайте время суда над Крауфом. И кстати, это мнимое убийство тоже припишите Крауфу. Дайте сводку по суду над Крауфом прессе. Опровергать убийство землянина не нужно.
      Эллис механически собрал со стола министра документацию и словно во сне отправился к себе.
      ... Ему удалось многое - он загнал Гончарова в тупик, лишил электромобиля, прострелив шины, заставил прятаться среди стройматериалов. Эллис видел, как землянин залез в жерло готовой к установке канализационной трубы, как выскочил из нее, когда Эллис выстрелил в раструб, как спрятался в другую. Эллис опять стрелял, землянин снова прятался, потом затих. Напоследок, чтобы не было сомнений, Эллис расстрелял всю обойму в пустоту раструбов. Было все так же тихо. И Эллису стало по-мальчишески интересно: где, в какой трубе он уложил властителя Вселенной? Но трупа землянина Эллис не нашел...
      С растерянностью Эллис справился быстро: так ли уж все потеряно, если землянин жив? Сегодня каждый беанец знает, что из-за произвола правительства комиссия убила землянина. Сегодня еще люди негодуют и ропщут. Убит человек, чьи моральные качества вне сомнений!
      Условным кодом он связался с Оуном. Нужно теперь только дождаться суда над Крауфом. Тут Эллис продумал все детали.
      В зале были министры, тот, кого назначили в комиссию на место Крауфа, подсудимый и Эллис.
      Крауф держался спокойно.
      - Каким образом, - спросил Верховный министр подсудимого, - вы, будучи привлечены к выполнению величайшей акции правительства, могли прийти к выводу, что ваше правительство заблуждается?
      - К этому меня подвели действия правительства, моих коллег по комиссии и мои собственные действия.
      - Вы уничтожили тридцать граждан. Неужели вы считаете, что во всех тридцати случаях действовали несправедливо?
      - Да.
      Эллис попросил слова.
      - Разве вы не согласны, что новый закон - это воспитательная мера, которая наиболее радикальна, наиболее действенна, чем любая другая для нравственного возрождения нашего общества?
      - Новая акция обострила низменные чувства в беанцах.
      Со своего места поднялся преемник Крауфа по комиссии Это был Дрибл.
      - Крауф...
      - Называйте его подсудимым, - поправил Верховный.
      - Итак, подсудимый, - Крауф внимательно смотрел на своего бывшего "подопечного" и чувствовал, как во рту собирается горечь. - Мы поняли, что вы хотели выразить своей докладной, но хотелось бы знать, что побудило вас написать ее. Возможно, какой-то конкретный импульс или просто разочарование в своей деятельности? В последнем случае, что послужило источником разочарования? - От продавца газет не осталось и следа. Перед Крауфом стоял холодный, умный, собранный, расчетливый и властный противник
      - Покушение на жизнь землянина, - голос Крауфа звучал твердо.
      Эллис вздрогнул. Значит, и Крауфу известно, где прячется Гончаров? Он спросил:
      - Что вы можете сказать об участи землянина? Где вы прячете его? Или его труп?
      - Я? - Крауф недоуменно улыбнулся.
      - Вы знаете, - с нажимом произнес Эллис, - где землянин. Откуда у вас сведения, что было произведено только покушение, что убийства не совершилось? Вы настаиваете на истинности этих сведений? Суд требует ответа.
      - Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
      Эллис собрался задать следующий вопрос, но неожиданно двери с предупреждающей табличкой "Вход только для министров Верховного ведомства" распахнулись. На пороге стояло несколько человек. Они были вооружены.
      [Image06.tif]
      ... А потом Эллис, распорядившись об аресте Верховных, перешагнул порог кабинета министра, чтобы самому сквитаться с бывшим руководителем.
      Тот поднял голову - ему уже объявили об аресте - и с иронией сказал:
      - По нестройному топоту ног в коридоре я понял, что правительство отправилось в свой последний путь? Вы, Эллис, добились своего... Не случайно я никогда не мог понять вас. Вы - человек с двойным дном. Этого я, увы, не знал. Скажите, под вашим вторым днищем нет третьего? Я не верю, что вы в заговоре с чернью. Насколько мне известно, вы человек брезгливый. Ну, ладно. Ответьте мне: а на Беане сохранен закон о последнем желании приговоренных к казни?
      Эллис, заранее отрепетировавший все, что он скажет министру и как потребует от него списки и адреса членов комиссии семнадцати, не ожидал, что человек, перед которым он недавно опускал голову, а теперь мог бы лично расстрелять, будет держаться с таким достоинством и заставит его испытывать вместо превосходства унижение и беспомощность.
      - Да, - тихо сказал Эллис, - но тут же взял себя в руки и уселся перед министром в непринужденной позе.
      - А вы не удовлетворены, Эллис. Поэтому решили переговорить со мной. Вы желаете знать, как можно познакомиться с членами комиссии?
      Этого Эллис и вовсе не ожидал. Ответил вызывающе:
      - Разумеется, вы интересуете меня как человек, имеющий прямые связи с государственными преступниками. Я обязан найти и уничтожить их. Итак?
      - Что? - министр недоуменно поднял бровь.
      - Ключ от сейфа, где хранятся документы.
      - Позвольте, Эллис, я вскипячу молока? Это последнее желание обреченного. Тем более сейчас время моего второго завтрака. Кстати, в сейфе ничего нет. Ключ я отдам. Там хранятся документы совсем иного характера вы будете разочарованы.
      Эллис сказал устало:
      - Вы же понимаете, сопротивление бесполезно. Я все равно найду документы. Кстати, в архиве я уже обнаружил перфокарту, составленную неким программистом Чваем. Там расчет... И итоги. Да, скажите, что за результат вычислил программист? Точнее, его машина. Я не понял.
      - Весь обсчет - блеф. Вы правда ничего не поняли? Значит, мы вас переоценили. Вы оказались рядовой личностью. Но я вам объясняю. После введения нового закона люди стали думать не о том, довольны ли они своей жизнью и своим правительством или нет, а о том, что каждый из них грешник. - Министр сделал паузу, тщательно собрал крошки со стола в пухлую квадратную ладонь, бросил их в корзину для бумаг. - Мы-то с вами знаем, что все грешники, не так ли? Только в разной степени. Так вот, люди начали думать не о том, как жить получше, а о том, как остаться в живых. Теперь вам, надеюсь, ясно, что было незачем вести учет бесконтрольной и аморальной акции? Разве дело в том, чтобы отправить на тот свет десяток хулиганов? Нет, не об этом мы думали. А хорошее прикрытие для борьбы с чернью "борьба за нравственное оздоровление населения?" Поэтому мы не привлекали к акции вас, наш обиженный дружок, исключительно зная ваше служебное рвение. Как видите, в чем-то мы недооценили вас, а в чем-то явно переоценили.
      Эллис растерянно спросил:
      - Но ведь комиссия посылала отчеты?
      - Посылала. Я их в глаза не видел. Их тут же уничтожали. Зачем лишняя писанина?
      - А принцип подбора комиссии? Там же был специальный подбор!
      - Это я однажды решил развлечься. - Министр засмеялся. - Я пригласил учителей младшей школы. Они страшно тряслись, бедные старушки, когда сидели в этом кабинете. А я попросил их рассказать об их учениках, которые им запомнились необычайностью поведения и характера. Так вот, одна рассказала о девочке, плакавшей от чужих обид, другая - о мальчугане, которого называли совестью школы. Он был не по годам совестлив. Третья - о мальчике, беспощадном даже к себе. И так далее. Потом я нашел этих детей, уже выросших. Было интересно проследить за их судьбами. Сравнить, какой был ребенок и что из него вышло.
      - Но какое отношение...
      - Эх, Эллис, Эллис! Вы в одной ситуации видите семь вариантов семи поступков, а эти люди видели только по одному. В экстремальных условиях, в которых постоянно пребывали члены комиссии, налет условности, привычек, традиций, мироощущений пропадает. Люди возвращаются к мироощущению своего детства. Они жалки, но одновременно страшны, эти взрослые дети. Кстати, у меня есть один человек, который непосредственно занимается комиссией семнадцати. И непосредственно занимается персонально вами, Эллис.