- Странное дело, - задумчиво произнес Арамис, - мы во весь галоп несемся в Англию ...
      - Аллюр, - вставил Атос, который во всем любил точность. (Поговаривали, что за это ему как-то доверили произвести расчеты для строительства Пизанской башни.)
      - Можно я выскажу одну мысль, - неожиданно вклинился в разговор Портос.
      Мушкетеры внимательно посмотрели на Портоса - такая деликатность была ему совсем не свойственна, и даже противопоказана. У Портоса на этот счет даже была справка от личного стоматолога господина Де Тревиля, в которой сообщалось :
      "Податель сего, обладает потенциальной возможностью экспульсивного характера, что отличает его личность как неординарную и расположенную к бурным всплескам эмоций."
      Поэтому когда Портос во время вечеринки у маркизы Де Лякур выбросил в окно рояль и восемьдесят шесть предметов китайского фарфора, это не только сошло ему с рук, но даже приветствовалось.
      - Отображение внешнего мира, являет сущность нашего внутреннего мироздания и представляется уникальным для каждого отдельного индивида, сказал Портос.
      После этих слов Д'Артаньян залпом выпил стакан вина, а Арамис неуверенно проговорил :
      - Пойду проверю лошадей.
      Атос же не проявил ни малейших признаков беспокойства и с полным равнодушием смотрел куда-то в даль.
      - Развивая это высказывание, - продолжил Портос, - хотелось бы задать Вам несколько вопросов. Вы можете хранить полное молчание, ибо все сказанное Вами вылетит как воробей и может быть использовано в качестве наглядной иллюстрации для создания общего образа.
      - Что это за хреновину Вы несете? - послышался голос из-за соседнего столика.
      - Молчи, блаженный! - ласково ответил ему Портос.
      - Что-то я плохо улавливаю нить размышлений, - осторожно заметил Д'Артаньян.
      - Все дело в том, что существование чего-либо зависит от того насколько мы это ощущаем, - объяснил Портос, - возьмем к примеру эту бутылку вина. Что она есть из себя представляет? Только наше ее ощущение, как-то зрительное восприятие бутылки, осязание оной, равно как и обоняние со вкусом.
      - А Вы ничего не забыли? - спросил его Атос.
      - Как-то раз, - ответил Портос, - когда мне было пять лет я пошел в одно заведение и забыл снять штаны. Но это секрет и Вам я его рассказываю как моим друзьям. А если кто-нибудь другой узнает про этот случай, то я его насажу на шпагу как гуся на вертел.
      Все, кто был в этот момент в кабаке, на мгновение замолчали, а потом заговорили все разом и хором :
      - Мы ничего не слышали и ничего не знаем.
      А один голос уточнил:
      - Я тоже не слышал как господин мушкетер обделался, когда пошел в одно заведение и забыл снять штаны.
      - То-то же, - грозно сказал Портос и миролюбиво улыбнулся.
      Все радостно выдохнули, послышался смех, шутки и тот же самый голос громко произнес, обращаясь к Портосу :
      - Вы не расстраивайтесь, это с каждым может случится, особенно с похмелюги и от соленных огурцов.
      В это время вернулся Арамис.
      - Ну как там лошади? - спросил его Д'Артаньян.
      - Просили не беспокоиться и передают Вам привет.
      - Как это мило, - признался Д'Артаньян.
      - Это еще что?, - заспорил с ним Атос, - у меня Во время испанской кампании был арабский жеребец. Так я его научил приносить мне по утрам тапочки и воровать кур. Но он плохо кончил - однажды, на званном балу он нажрался как скотина и подрался с гусарами.
      - Да, - подтвердил Арамис, - я его хорошо знал. У него были пронзительные голубые глаза и монокль, который он носил на праздники.
      - Что-то мне немного нездоровиться, - заметил Д'Артаньян и пошел на свежий воздух.
      Мушкетеры с сожалением посмотрели ему вслед.
      - Он такой молодой и так мало знает, - вполголоса заметил Атос.
      - И наверняка еще не видел пингвинов - альпинистов, - поддержал его Портос.
      Д'Артаньян вышел на улицу и увидел удивительный пейзаж. Не теряя ни минуты, он взял в руки мольберт и стал торопливо делать наброски. С третьего броска у него получилось. В изображении гасконец узнал самого себя. "Вероятно это зеркало", - подумал Д'Артаньян, однако это была лужа.
      Из кабака вышли Атос и Арамис, их лица были суровы и серьезны. На предложение продолжить поездку в Англии Д'Артаньян ответил согласием, но спросил куда подевался Портос.
      - На него напало его второе я и Портос вызвал его на дуэль, - грустно ответил Атос.
      - Здесь не обошлось без вмешательства кардинала, - предположил Д'Артаньян.
      "Он безусловно очень умен", - подумал Атос.
      Они пустили лошадей в галоп и в один из моментов Арамис выскользнул из седла, но успел шпорой зацепиться за стремена и в таком положении проскакал примерно десять миль, после чего попал под колеса случайной кареты и выбыл из строя.
      На удаляющейся карете Д'Артаньян успел рассмотреть надпись :
      "От каждого по способностям, остальным по морде. Кардинал Ришелье."
      - Вот мы остались вдвоем, - заметил Д'Артаньян, - а до побережья еще восемь миль.
      - Нам надо бы объясниться, - вдруг сказал Атос.
      Гасконец с удивлением посмотрел на Атоса.
      - Только не надо меня прерывать, - сразу предупредил Атос, - до побережья доедешь только ты, а мне останется застрять где-то на полпути. Может быть я даже погибну.
      - К чему этот пессимизм, - переспросил Д'Артаньян.
      - Я читал сценарий, - объяснил Атос.
      - В таком случае пусть сейчас на нас нападет два десятка гвардейцев кардинала, я поскачу вперед, а ты примешь неравный бой, - предложил Д'Артаньян.
      - Два десятка - это чересчур, - засомневался Атос.
      - Ну тогда человек пять, - высказался гасконец.
      - Лучше один для ровного счета, - предложил Атос.
      - Итак, численный состав мы определили, - подытожил Д'Артаньян, осталось выбрать амуницию и внешний вид. Мое мнение - враг должен иметь шляпу с пером и быть вооруженным до зубов.
      - Побойся бога, - возразил Атос, - пусть он будет в шотландской юбке и в домашних тапочках, а из вооружения будет вполне достаточно перочинного ножа.
      - И что только не сделаешь для друга? - согласился Д'Артаньян.
      Тут внезапно из зарослей дикой смородины выскочил Рошфор с перочинным ножом и громко закричал :
      - Прошу прощения за мой дурацкий вид, но я Вас атакую.
      На что Атос с большим трудом, едва сдерживаясь от душившего его смеха произнес:
      - Скачи Д'Артаньян в Англию я его задержу.
      Д'Артаньян вынул пистолет и несколько раз выстрелил. Смех покачнулся и как-то неловко упал.
      - Больше он не будет тебя душить, - объяснил Д'Артаньян.
      Глава 10. Лондон.
      Волны лениво шлепались о борт шхуны. Д'Артаньян нетерпеливо стоял на носу судна и всматривался в сгустившийся туман. Наконец медленно, но неотвратимо стал вырисовываться контур большого города.
      Завидя на берегу какого-то человека Д'Артаньян спросил:
      - Это Лондон?
      - Нет мосье, - ответил человек, - это Бостон.
      Д'Артаньян резко обернулся к шкиперу и закричал:
      - Давай разворачивай, Англию мы уже проскочили!
      - Это не мудрено, - степенно ответил шкипер, - в таком тумане не то, что Англию, но и Гренландию не сразу отыщешь.
      Д'Артаньян кусал губы, ошибка шкипера задержала его на лишних двадцать минут, а время было дорого как никогда.
      Наконец стали причаливать, сначала шкипер отдал якорь, потом тельняшку и часы, и наконец пришлось отдать концы.
      Д'Артаньян схватил первую попавшуюся лошадь и поскакал к дворцу герцога Бэкингема. Д'Артаньян не знал английского языка, но он набросал на листке несколько слов и показывал его доверчивым жителям туманного Альбиона:
      - A transaction occurs when a simulated customer makes a deposit or withdrawal from an account through a teller.
      Англичане почему-то громко смеялись, показывали на Д'Артаньяна пальцем, но потом показывали дорогу и просили автограф на память.
      Д'Артаньян нашел герцога на охоте. Бегло прочитав письмо от королевы Бэкингем вспомнил ассоциацию со старинной шотландской песней, которую тут же и спел. В переводе песня звучала так:
      1 куплет:
      Один мой старый верный друг
      Скакал за дичью по лесам
      Но вдруг услышал сердца стук
      Как будто гром по небесам
      Припев:
      О моя дорогая возлюбленная - 2 раза
      Банголо-банголо-банголо-Пим - 2 раза
      Что ты забыла в далекой земле - 2 раза
      Тырыры-рым-Тырырым-Тырырым - 2 раза
      2 куплет:
      Он кликнул собаку свою из лесов
      На конь он тогда залезает
      Закрыл дверь свою на висячий засов
      И ветер в ушах завывает.
      Припев.
      3 куплет.
      Он не вернулся к родному костру
      Сгинул где-то в болоте
      Песня эта напомнила мне
      Сказание о Ланцелоте.
      Припев.
      - Ну как? - спросил Бекингем.
      - Хорошее сопрано, - согласился Д'Артаньян.
      - Кстати, о сапогах, - задумался Бэкингем, - мне будет жалко с ними расставаться: во-первых это подарок королевы, а во-вторых они мне ничуть не жмут. Согласитесь мой друг - трудно найти хорошую обувь. А эти сапоги кроме того почти не пачкаются, в них можно ходить часами и даже целыми днями, а потом протереть их влажной тряпочкой и сапоги как новые. Я их между нами даже на ночь не снимаю, и не потому, что боюсь как бы не сперли, а просто чувствую внутреннюю потребность быть всегда рядом с ними, смотреть на них, гладить их, обнимать. Некоторые называют это фетишизмом, однако я считаю что этот термин несколько не соответствует истине. Но с другой стороны называйте как хотите, только не приписывайте мне лишнего, например автоморфизма. Впрочем я заговорился. Идите за мной. Сейчас я отдам вам сапоги.
      Герцог провел Д'Артаньяна в залу, достал ларец, и вынул сапог.
      Осыпав его (сапог) поцелуями герцог с удивлением заметил, что второго сапога не хватает.
      - Булшот, - сказал герцог.
      - И что же теперь делать? Согласитесь герцог, что королева будет весьма глупо смотреться в одном сапоге.
      - Да Вы правы, - согласился Бекингем, - но с другой стороны это даже несколько пикантно и я бы даже сказал сексуально. В нашу эпоху длинных юбок, очень трудно что-либо подсмотреть, а иногда такая потребность возникает.
      Судя по всему герцог затронул жизненно важную для себя тему, поэтому Д'Артаньян поспешил перевести нить размышлений в другое русло.
      - А как быть с сапогом? - как бы между прочим спросил гасконец.
      - С каким сапогом? - герцог настолько предался собственным воспоминаниям, что не сразу понял о чем идет речь.
      - Я думаю, левым, - задумчиво сказал Д'Артаньян.
      - Ах да, - спохватился герцог, - эй сапожник, - крикнул он.
      На призыв прибежало человек двадцать и хором спросили:
      - В каком смысле?
      - В прямом, - ответил Бекингем.
      Восемнадцать облегченно вздохнули и отправились обратно. Из двоих оставшихся один был всамделешним королевским сапожником. Про него ходили всякие слухи, дескать для снятия мерки с ноги королевы сапожник заявил, что для полноты информации ему нужно узнать объем бедер. В тот раз мерку снимали минут тридцать, после чего оба выглядели счастливыми, хотя и немного уставшими, зато сапоги удались на славу.
      Вторым из оставшихся был некто Шумахер, который по рождению был немцем и абсолютно не понимал английского языка, но откликался на слово "Сапожник". Его быстренько спровадили и даже пообещали бесплатную путевку в Италию.
      ... А на следующий день Д'Артаньян уже скакал в Париж, сжимая в одной руке злополучные сапоги, а в другой эспандер.
      Глава 11. Бал.
      Наутро в Париже давали бал. Кареты с приглашенными гостями одна за другой подкатывали к ратуше. Вокруг них толпились случайные прохожие и незамужние девицы, выспрашивая лишний билетик.
      Король был явно не в духе и даже дважды показал королеве язык, кардинал же напротив, проявлял хорошее настроение и заигрывал с чужими женами.
      Ришелье с мерзкой улыбкой, временами превращающуюся (удивительно трудное слово для правописания. Прим Авт) в ухмылку, вальяжно подошел к королю.
      - Здорово! - сказал кардинал.
      - И тебе также и потому же месту! - ответил король.
      - Неплохой денек, не правда ли? - попытался завязать разговор Ришелье.
      - Это смотря, с какой стороны смотреть, - занервничал Людовик, - если с метеорологической то конечно, а если подходить с позиции внутреннего ощущения, то возможны варианты.
      - То-то я гляжу Вы плохо выглядите!
      - Что? Я очень бледный? - спросил король.
      - Да нет, ширинка расстегнута, - ответил кардинал.
      - Это шутка или намек? - переспросил Людовик.
      - Это намек, - спокойно сказал Ришелье.
      - Ну тогда будьте любезны застегнуть это маленькое упущение.
      - Это не входит в мои должностные обязанности, - надулся кардинал.
      - Вечно Вы из всего проблему делаете, сначала наябедничали, а теперь в кусты? - рассердился Людовик.
      - А знаете Вам так даже идет, - попытался успокоить его Ришелье, такое колоритное сочетание цветов Вам явно к лицу.
      - К чему? - нервно переспросил коробь.
      - К лицу, - подтвердил Ришелье.
      - Сменим тему, - предложил Людовик, - все что есть, то есть, а совсем не может быть.
      - Кстати, - заметил Ришелье.
      Король вздрогнул.
      - Когда Вы говорите "кстати" я всегда вздрагиваю, - объяснил Людовик.
      - Кстати, кстати, кстати, кстати, кстати, - пошутил Ришелье, - королева оденет зеленые сапоги, которые Ваше Величество подарили ей на праздник?
      - Ни слова больше, - перебил его Людовик , - вероятно это был праздник по случаю сбора урожая. Помните как весь урожай свезли в хранилище, а мы с Вами из хулиганских побуждений этот элеватор подожгли. А потом обвинили во всем гугенотов и отправились с ними воевать. А гугеноты накостыляли нам по первое число и нам пришлось бросить все пушки и королевскую казну. Очень веселое было время.
      - Нет, - сказал кардинал, - это был другой праздник.
      - Ну тогда, это было во время приезда папы римского в Париж. Вы тогда как раз обменивались опытом с кришнаитами и для пущего эффекта постриглись налысо. И для смеха мы с Де Тревилем натерли Вам голову фосфором. Папа тогда очень смеялся и подарил Вам свое благословение, а Вы в качестве ответного жеста сводили его в ночной клуб.
      - Нет, - это тоже не то.
      - Значит я подарил сапоги королеве на Вашей помолвке с мадам Де Ла Круа. Вы тогда заявили, что важнейшим из искусств для нас является стриптиз, а потом поспорили с епископом, кто быстрее выпрыгнет из окна. Епископ выиграл, и через три дня, мы устроили славную вечеринку на его поминках. Вы тогда помниться плясали джигу и пили на брудершафт с несовершеннолетними.
      - Нет, - перебил Людовика кардинал, - сапоги были подарены королеве на день рожденья. Вы тогда еще несли всякую ахинею, о том, что эти сапоги станут символом незыблемой дружбы между Вами и Ихнем величеством, а потом обожрались свининой и провели вечер в сортире.
      - Вероятно так и было, - холодно заметил Людовик и добавил, - королева сегодня оденет сапоги.
      - В таком случае, - сказал Ришелье протягивая королю сапог, который миледи сперла у Бэкингема, - покажите ей вот это.
      - Что это за сапог? - удивился Людовик.
      - Я думаю левый, - ответил кардинал.
      Чуть погодя начался балет. По этикету Людовик танцевал с женой мэра, который собственно и устроил вечеринку. Кардинал плясать отказался, под тем предлогом, что у него дескать голова кружится и дух захватывает, однако на самом деле Ришелье просто хотел посидеть с мужиками в баре, где по слухам разливали дармовое пиво.
      Едва дождавшись окончания балета, король подошел к королеве и протянул ей сапог.
      - Но у меня уже есть два? - изумилась Анна Австрийская.
      - Ну-ка подними юбку, - не поверил ей Людовик.
      Под юбкой было два сапога и еще кое-что.
      Людовик подозвал к себе кардинала и спросил:
      - Ну-с, и что это значит?
      Ришелье с ходу кинулся врать, что он мол хотел подарить сапог, но как-то не решался и тогда он прибегнул к этому средству, как единственной возможности найти выход из сложившегося положения.
      - Его высокопреосвященство вероятно считает, что у меня три ноги? спросила королева.
      - Из них две левых, - радостно добавил король.
      - Женщину ногами не испортишь, - по возможности любезно ответил кардинал.
      Эту сцену наблюдали все, но ее смысл был понятен немногим.
      Краткое отступление. (антология кардинала Ришелье)
      Д'Артаньян: В ту ночь я стоял на часах. Это были небольшие карманные часы, с серебрянной крышкой. Помню ко мне подошел тогда герцог Де Гиз и спросил меня, будем ли мы сегодня петь. Откровенно говоря особого желания у меня не было, но Атос сказал, что мы должны обязательно выйти на сцену.
      Портос: Мы как раз только что вернулись из Индии, где встречались с Далай Ламой и Кришной Харей. К этому времени у нас был готов новый альбом.
      Атос: Д'Артаньян тогда сказал, не хочу мол играть на бас-гитаре, вообщем возникли небольшие сложности. А я ему говорю, какие проблемы, садись за клавишные.
      Арамис: Мы сыграли несколько песен и на этом закончили. Все вокруг что-то кричали, временами мы сами себя не слышали.
      Атос: Помню прием сначала был не таким как обычно. Обычно мы играли перед молодежной аудиторией, а тут собралась вся знать и они подсознательно еще не были готовы к такой музыке.
      Портос: Королева и король были в хорошем расположении духа. Все время свистели и аплодировали. У Анны Австрийской был значок и на нем надпись "I love BekinGem". Ришелье напротив все время был хмурый и казалось не мог дождаться пока все закончится. Потом он попытался незаметно уйти, но мы со сцены все видели.
      Д'Артаньян: Про нас говорили - эти парни только что вернулись из Гамбурга и это было нам на руку - мы стали по настоящему знамениты.
      После концерта Д'Артаньян прошел за кулисы. Там его ждала Констанция, она бросилась к гасконцу со словами:
      - Люби меня как бронепоезд.
      "Ну что ж", - подумал Д'Артаньян, - "Пожалуй вечер удался!".
      А Кардинал тем временем кусал губы. Это были губы Рошфора и миледи.