Библиотека Победы - Штрафной бой отряда имени Сталина

Отпустив наконец мертвеца в немецкой форме, Иван снова полез наверх. В его голове мелькнула мысль, что негоже оставлять останки этой падали рядом с телами замученных его, Ивана, братьев и сестер, это дерьмо в грязно-зеленой форме надо вытащить и кинуть подальше, но это позже. Позже. Крови этого задавленного немца было слишком мало для мести. Ничтожно мало.

Он выполз на поверхность ямы около стоящего одиноко немецкого мотоцикла со странной эмблемой разделенного вчетверо сине-белого круга, который ярко сиял на солнце. Прошла целая вечность, но Конкин понимал, что с момента убийства прошло совсем мало времени, и если вокруг есть еще немцы, они не успеют всполошиться. Впрочем, ему было уже все равно.

Четверо фашистов, сняв каски и положив автоматы на согнутые колени, сидели на земле, беспечно покуривая и потягивая из фляжек шнапс. Еще один, белобрысый, стоял на коленях поодаль, его шумно рвало. Сидящие на земле эсэсовцы вяло посмеивались над слабостью своего товарища. Помимо них, никаких источников шума вокруг не было.

Унтер-офицер, видимо, был неплохим боксером, это Конкин почувствовал по его последнему в жизни немца удару, который пришелся Ване в ухо. Вырвав клинок из впадинки в его груди, между ключицами, он повернулся к его соседу, который неподвижно застыл на земле рядом. Оцепеневший от ужаса, тот даже не попытался защититься, когда Конкин воткнул длинное и широкое лезвие кинжала ему прямо в глаз по самую гарду. Рядом Удальцов с дикой улыбкой, навалившись сверху, выдавливал глаза еще одному немцу, Степан душил четвертого.

Покончив с сидевшими на земле, они, не сговариваясь, повернули в сторону блевавшего. Казалось, тот ничего не видел, но тот внезапно поднял вверх заплаканное, измазанное собственной рвотой лицо и обреченно застыл на коленях.

Какое-то странное чувство на долю мгновения шевельнулось в груди Ивана, но он уже бил кулаком в это ненавистное лицо врага, плевал в эти пустые от ожидания смерти глаза. Чьи-то руки оторвали его от немца и тела его товарищей ринулись мимо, чтобы добить и растерзать.

Он оторвался от фляжки со шнапсом, не чувствуя опьянения, не чувствуя ничего. Рядом на яркой зеленой траве навзничь свалился Николай. Удальцов дышал хрипло и громко, он никак не мог вдоволь напиться свежего лесного воздуха. Он повернулся набок, и его шумно вырвало, после чего он вытер руки о траву.

– Вот так, только кровью очистимся, – произнес Степан, который стоял весь заляпанный грязью, и Конкин понял, что выглядит не лучше.

– Этого мало, – произнес он, не узнавая свой голос. Ваня с трудом разжал сведенные ненавистью зубы. Он почувствовал боль в щеках, это ныли жевательные мышцы. Конкин с трудом поднялся, разогнул спину и побрел к мотоциклу, чтобы снять с коляски немецкий ручной пулемет. – Вставай, Коля, мало поработали. Мы должны такую же яму наполнить. Немцами.

Удальцов поднялся. Они стали рядом, приходя в себя после яростной рукопашной схватки. Застывший вокруг мир снова ожил, проснулось обоняние, в воздухе столбом встало зловоние. Степан метнулся к трупам убитых немцев, собрал боеприпасы, выпотрошил рюкзаки в поисках еды, Удальцов собрал фляжки, открыл каждую по очереди, принюхался:

– Шнапс и коньяк! – он плюнул на трупы: – значит, тоже люди, не могут равнодушно на такое глядеть!..

Из-за ближайших деревьев послышался рев мотора, и на поляну, урча, въехал немецкий тентованный грузовик. Из пассажирского окна высунулся немецкий офицер и, широко улыбаясь, крикнул что-то Степану, стоящему высоко и прямо с немецким автоматом в руках. Тут Конкина осенило, на Степане была немецкая гимнастерка, значит, офицер принял его за своего и, не зная того, подарил им несколько секунд жизни. Конкин хладнокровно потянул за рычажок, поставив пулемет на боевой взвод, встал на одно колено, облокотив ствол на мотоцикл и, крепко ухватив рукоять, сдавил спусковой крючок. Он лупил по грузовику в упор, лента была длинной, а патронов Ваня не жалел, не зная, сколько фашистов скрыто тентом кузова. Рядом стрелял Степан, ставший ему навсегда теперь близким после битвы у ЯМЫ человек с великой фамилией Коловрат. Его автоматные выстрелы казались несерьезными рядом с пулеметным «ДУ-ДУ-ДУ-ДУТ» Конкина, но грели душу и радовали слух.

Внезапно из-под грузовика раздался оглушающий хлопок, взрыв такой силы, что тяжелую машину подбросило юзом. От нее пошел густой дым, но Конкин не перестал поливать, пока лента не закончилась. Наконец он поднялся, от ствола пулемета шел дым. Вместе с Коловратом он пошел к грузовику. Увиденное под тентом заставило сердце Вани биться быстрее.

Кузов грузовика был забит трупами эсэсовцев. Тела лежали вповалку, их было много, так много, что Ваня широко улыбнулся.

– С почином, брат! – он повернулся к Степану, но тот уже деловито карабкался в кузов. Подошел Николай.

– Хорошо я его гранатой, – растягивая звуки, проговорил он.

– Молодец, Колька! – довольно улыбнулся Конкин. – Но это только начало. Мы их должны убивать, пока сердца колотятся. Всех должны убить! И Гитлера поганого убить, я ему глотку перегрызу!

Из кузова вывалился туго набитый рюкзак, следом показался Степан Коловрат. Он выползал спиной, таща за ноги труп крупного эсэсовца. Вместе, пыхтя, они выкинули тело из грузовика, и Степан быстро начал раздевать его, то и дело тревожно оглядываясь по сторонам.

– Давайте-ка побыстрей собираться и делать ноги, – проговорил он звенящим от напряжения голосом. – Пошукайте фляжки, еду, боеприпас…

Встряхнувшись, Удальцов и Конкин бросились собираться. Еле слышный вдали рокот моторов нарастал. Удальцов бросился к кузову, выволок труп офицера, быстро обыскал карманы, содрал с того планшет с картой и бумагами, подбежал обратно к кузову. Подумав, схватил скатанную эсэсовскую куртку – может пригодиться в лесу.

Конкин открыл кузов, отогнул ручки, плоская дверца по дуге отвалилась вниз, удерживаемая петлями, заглянул внутрь. Там, на полу, накрытый трупами перебитых им немцев лежал большой зеленый ящик. Схватив ручку, Ваня стащил его на землю, хлопнул о почву, не пытаясь даже придержать. Быстро распахнул защелки. Вздрогнул, холодный пот заструился между лопаток.

Ящик был набит минами с ввинченными уже взрывателями, мины были готовы к использованию. Конкина схватила тугая дрожь, но Удальцов радостно вскрикнул и схватил в охапку несколько мин, больших, круглых, похожих на зеленые таблетки. Коля рванулся к поросшей травой колее, через которую к поляне пришел расстрелянный грузовик. Поняв его мысль, Ваня взял в руки несколько штук и рванул следом.

Они второпях разложили мины в колеях и рядом с дорогой, вытащили предохранительные скобы, поставив их на боевой взвод, затем Николая осенило, и он бросился к кустарнику. Наломал веток и наспех замаскировал мины. Шумело уже совсем рядом, метрах в пятистах, когда они наконец прибежали к нетерпеливо ожидавшему их Степану. Коля рванулся было к ящику с минами еще, но Коловрат предостерегающе крикнул:

– Не тронь! Я уже заминировал! – и сделал круглые глаза на перемазанном лице. – Все, парни, уходим отсюда!

Они не успели убежать далеко, когда сзади хлопнул взрыв, перекрывая его, донесся дикий крик и всполохи стрельбы из автоматического оружия. Затем послышался еще и еще один хлопок. Стрельба сзади нарастала. Коля невольно улыбнулся и, глянув на товарищей, увидел радость на их лицах. Они пробежали еще несколько сотен метров по лесу, когда их нагнал еще один звук разрыва, на этот раз куда более мощный.

– Ящик! – задыхаясь, торжествующе крикнул Степан. – Ящик с минами взяли, вот радость-то!..

Когда они, уже умытые, лежали на траве у ручья, переводя дыхание, Конкин уверенно сказал,

– Ночью нас искать не сунутся!

Водой напились под завязку, так, что в животе булькала и переливалась животворящая жидкость. Сладкая, она журчала в ручье, прогоняя страшные образы и мысли. Удальцов встал на колени. Лицо его было обращено в сторону алого горизонта, туда, где уже скрылось солнце беспощадного дня. Он размашисто перекрестился и начал вполголоса читать молитву. Конкин открыл было рот, чтобы укорить товарища – красного офицера-разведчика, но замер, натолкнувшись на предостерегающий взгляд Коловрата. Тот косо моргнул и отвернулся, утирая красное лицо.

Николай молился. Он четко и негромко произносил слова обращения к Богу, мерно вдыхая и осеняя себя крестным знамением. Его голова покачивалась вперед и назад. Глядящему на него Ване стало вдруг спокойно и благостно… Наконец Николай замолчал, перекрестился еще раз напоследок и поднялся.

– Пойдемте, ребята, – вполголоса произнес он. – Нам надо подальше уйти, наверное?

– Наоборот! – улыбнулся Иван, – наоборот…

* * *

Штурмгауптфюрер СС Иоахим Грубер морщился, глядя на забитый трупами овраг. Неподалеку от него блевал эсэсовец. Приступом рвоты он был обязан проницательности своего командира, который догадался, что мотоциклиста следует искать в яме, набитой останками расстрелянных славян, евреев и военнопленных – биологического мусора, не имевшего права на жизнь в Великом Рейхе. Памятуя о тяжелом кулаке штурмгауптфюрера, рядовой не упирался и послушно полез в яму, терпеливо разбрасывал тела, пока не добрался до растерзанного трупа мотоциклиста. Его заколотило.

Бросив еще один взгляд на растерзанный труп мотоциклиста с выдавленными глазами, Грубер наконец обратил взгляд на своего подчиненного. Нагнулся, потрепал его за плечо.

– Ладно, Петер, хватит, – он протянул ему плоскую блестящую фляжку. – Хлебни хорошего коньяку и возьми себя в руки наконец. Не будь тряпкой – ты элитный солдат! На, пей!..

Произошедшее у могилы под открытым небом понятным стало не сразу. Откуда взялись эти беспощадные и умелые убийцы, было непонятно. То, что они могли находиться в зловонной и чудовищной яме, набитой трупами, просто не укладывалось у Грубера в голове. Ни один человек в здравом уме физически не мог находиться рядом с этим оврагом. А потом непонятно, сколько их было, этих убийц? Десять? Двадцать?! Откуда они взялись?!

– Герр штурмгауптфюрер! – к Груберу подбежал рослый фельдфебель: – собаки взяли след! Будем преследовать?

Иоахим Грубер еще раз окинул взглядом разгромленную поляну, посмотрел на длинную серо-зеленую полосу уложенных в ряд трупов немецких солдат, всмотрелся в изрешеченный полусгоревший грузовик.

– Ночь подходит, – забормотал он себе под нос, зябко шевеля могучими плечами. Затем потянулся к нагрудному карману, достал оттуда серебряный портсигар, не спеша вытянул сигару. Откусил кончик, фельдфебель услужливо протянул ему зажженную зажигалку, Иоахим, не глядя, прикурил и, затянувшись, продолжил. – Ночь на дворе… русская ночь пришла, злая русская ночь…

– Герр штурмгауптфюрер, будем идти по следу? – переспросил фельдфебель. Он был молод и бодр, этот унтер-офицер, он еще ничего не видел. Он не знал, как может быть беспощаден русский лес. Грубер это знал настолько хорошо, что на мгновение его затрясло и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы подавить эту противную, хорошо знакомую ему дрожь.

– Какой след, фельдфебель?! – резко одернул он не в меру ретивого подчиненного. – Какой след ночью?! Кто пойдет? Ты пойдешь?! – Он схватил унтер-офицера за грудки, но вовремя успокоился и, вздохнув, четко проговорил:

– Собаки не взяли следа, ты понял?! Собаки не взяли следа! Я не буду гробить немецких мальчишек ночью в русском лесу…

Фельдфебель почтительно замолчал и отошел в сторону, поглядывая на штурмгауптфюрера с испугом. Он знал крутой нрав командира, знал и то, как тот, единственный оставшийся в живых после страшной бойни, получил Железный крест и преждевременные седые волосы. В звании его не повысили и в Германию не перевели. Но и под военно-полевой суд, к счастью, не отдали.

– Что будем делать, герр штурмгауптфюрер? – спросил подошедший пехотный майор. Он морщился и зажимал нос платочком. – Это настоящее поражение. Я потерял тридцать человек убитыми!

– Собаки не взяли след, – невозмутимо проговорил Грубер. Он уже успокоился и говорил ровным тихим голосом. – Надвигается ночь, майор. Собирайте тела погибших, и будем убираться отсюда. Или вы хотите провести ночь здесь?

Майора передернуло. Он повернулся и, сдерживая позывы к рвоте, криками принялся отдавать приказания. Солдаты принялись собирать тела своих товарищей, складывать их в кузов грузовика. Грубер встал рядом с грузовиком. Он внимательно рассматривал убитых эсэсовцев. У многих из них не хватало подсумков со снаряженными магазинами.

– Фельдфебель! – крикнул Грубер, – исследуйте рюкзаки и вещи убитых! Я хочу знать, чего у них не хватает!

У штурмгауптфюрера появилось странное ощущение. Ему показалось, что все это с ним уже происходило. И совсем недавно.

С проклятой поляны немцы смогли уехать только затемно. Очень много времени ушло на то, чтобы убрать с дороги вдребезги разорванный мощной противотанковой миной бронетранспортер…

* * *

Вода оказалась только в двух фляжках, остальные были заполнены или поганым немецким шнапсом или не менее поганым коньяком. Ваня хотел было вылить коньяк, но хозяйственный Степан не позволил. Впрочем, две фляжки с коньяком разведчики все-таки вылили – обработали спиртным все раны и царапины, протерли руки и лица, а затем щедро обрызгали свои следы. Удальцов к тому же распотрошил полную пачку немецких сигарет, протер сигареты между ладонями в труху. Он сыпал табачной крошкой на протяжении нескольких десятков метров, чтобы сбить собакам нюх. Для ночевки выбрали небольшой густо поросший кустарником холм, забрались туда уже в кромешной темноте.

Ваня прикинул, что от места боя и братской могилы они ушли километров на пятнадцать, так что непосредственная опасность им уже не угрожала. Сели в кружок, защищенные густым кустарником, замолчали. Коловрат вполголоса попросил покурить, его прикрыли курткой, Степан с наслаждением выкурил найденную Колей в кармане убитого немецкого офицера сигару. Молча, не сговариваясь, пустили сигару по кругу, затем Удальцов достал из-за пазухи плоскую металлическую флягу. Отвинтил, принюхался…

– Ой, как будто цветами пахнет, – он вслепую ткнул фляжку в руки Степану, – на, понюхай, ты вроде в этом деле неплохо разбираешься…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.