Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Морской цикл (№4) - Гонконг

ModernLib.Net / Историческая проза / Задорнов Николай Павлович / Гонконг - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Задорнов Николай Павлович
Жанр: Историческая проза
Серия: Морской цикл

 

 


Шхуну «Хэда», построенную в Японии, как и представил Путятин, послать в подарок императору Японии. Заплатить тринадцать тысяч за содержание посольства и команды погибшего фрегата «Диана». Материалы, закупленные у японцев для постройки шхуны, не оплачивать, поскольку шхуна, как было на такой случай договорено с бакуфу[6], передается Японии. Быть по сему! Вернуться к этому, чтобы окончательно завершить дела после войны. Представить соображения и все подготовить об отношениях с японским правительством, о доставке в Японию ратификации, о назначении нашего консула, о преподавании японского языка в петербургском университете и о японском словаре. Представить все карты. Вернуться в будущем к делу о границе на Сахалине... Велено будет канцлеру Нессельроде написать обо всем японскому правительству и отправить письмо с ратификацией.

– Но как же так... Путятин, – спросил Александр, подводя адмирала к столу с бумагами, – говорят, что твои офицеры при дешевизне в Японии потратили большие деньги не только на дело? И будто бы все это японцы записали мне в счет, хотя и не упомянули за что?

Путятин смешался, ссутулился, покраснел, стал слабым, старым и жалким. На высочайшее имя тайные доносы доставлялись прежде докладных записок. Как же можно? Во время войны? – как бы говорил молодой укоряющий взор.

Александр взял адмирала за локоть и продолжал со строгостью:

– Скажи, Путятин, своему государю, неужели уж так хороши японки? Впрочем, пусть будет все, как ты просишь! Как и все остальное, что ты предлагаешь... Быть по сему.

Через день в газетах был напечатан указ о возведении Евфимия Васильевича Путятина в графское достоинство. Граф Путятин и графиня Мария Васильевна Путятина получили приглашение в Зимний к высочайшему обеду.

В английской газете, полученной с опозданием через Берлин, Путятин прочел: «Корабли английской эскадры под командованием адмирала Стирлинга захватили в Тихом океане в плен адмирала Путятина и его посольство, возвращающееся из Японии на бременской, шхуне «Грета»...»

«Меня в плен взяли?» – испуганно подумал Евфимий Васильевич, в первый миг по привычке веря английской газете. Он всю жизнь считал, что все английские газеты, как «Таймс» – Gazetteer of the world – «газета газет», или «всемирный справочник», как ее называют, печатают лишь достоверные сведения...

Но, видно, что-то все же случилось. Нет дыма без огня! Как же и что все-таки там произошло минувшим, летом?

Глава 2

БРЕМЕНСКИЙ БРИГ «ГРЕТА»

Большая часть международных бед происходит... оттого, что народы слишком мало знают друг друга.

Н. Чернышевский, «Рассказ о Крымской войне (по Кинглеку)»

Налетал ветерок, паруса слабо заполнялись и тут же провисали. Судно едва двигалось. По левому борту, на траверсе, видна щетинистая возвышенность северной оконечности острова Сахалин. В море военный пароход, он быстро приближается. На мачте виден Полосатый Джек. С парохода сделали два выстрела. Бриг лег в дрейф.

Лейтенант Алексей Сибирцев надеется, что вид его не выдает; в двадцать два года, кажется, пора научиться владеть собой. За время перехода из Японии его тяготил не голод, не грязь и теснота...

Есть пословица: кто чего боится, то с тем и случится!

Жаль было уходить из Японии. Но раз ушли, то ушли. Как и все, он желал скорей к своим берегам. Возвращение к родному гнезду лечит и заглушает впечатления от того, что осталось за кормой.

Когда завиделись горы Сахалина, Алексей словно увидел отца и мать, боль и тоска по далекому еще дому дали знать себя с новой силой. Невесте он расскажет обо всем прямо и открыто. До Петербурга еще не близко...

И вдруг этот английский крейсер!

– Немедленно спускайтесь все в трюм! – кричал, бегая по палубе, шкипер бременского брига Тауло, шедшего под американским флагом, обращаясь ко множеству русских моряков, собравшихся в этот солнечный час наверху. Кричал яростно на обескураженных людей, и они невольно повиновались.

Странно, впрочем, что даже в этот горький час у Алексея сохранился интерес к происходящему.

Все офицеры нервничали. У всех дома семьи или невесты. Все истосковались по России и, наверно, гораздо больше, чем Алексей. Ведь им не жаль было уходить из Японии.

Матросы поглядывают на офицеров, словно хотят спросить, что же будет приказано – дать сдачи или сдаваться? В плен никому не хотелось.

– Только бы подойти к ним, Алексей Николаевич, – сказал Маслов, рослый и плечистый детина с толстой шеей, по приказу адмирала произведенный в Японии в унтера, – мы бы им, сволочам...

Офицеры не выказывали никакого желания драться. Алексей удивлялся, что все подчиняются нелепым требованиям Тауло.

Но остаются мгновения.

– Неужели нельзя взять пароход? – вслух подумал Маслов. – Нас триста. Нет, никому и в голову не приходит. Неужели нельзя заставить немца и подойти к ним, обмануть...

Приказано всем спускаться в трюм. Маслов знал, что хорошим признаком характера представляется офицерам умение с достоинством подчиняться обстоятельствам, посчитаться с силой вовремя.

Плотными рядами улеглись и уселись на настиле в трюме триста человек матросов и офицеров. Здесь же все вещи. У немногих оружие.

Штурманский поручик Петр Елкин прикреплял к кожаной сумке тяжелую гирю. Не меньшая тяжесть и на душе. Три года вел гидрографические заметки, снимал карты. В этой сумке дело всей жизни: плавания, описи, открытия. Надо решиться и расстаться со всем навсегда.

– Господа! Вот мне действительно можно впасть в отчаяние! Вам-то что! Просидите в плену, и все. А у меня отберут все мои описи. Все наши секреты не в ваших глупейших канцелярских бумагах и рапортах, а у меня на картах...

– Куда, зачем они всюду идут? Кто их тут просит, – говорил Янка Берзинь.

– Придут с досмотром, – сказал белокурый матрос-татарин Махмутов, – сразу схватить и дать предупреждение на пароход, что всем головы отрежем, если хоть раз выстрелят. Пусть пропустят в Россию. Пообещаем, что там отдадим всех живыми!

Пароход приблизился, но не подходил, словно его капитан угадывал мысли путятинских матросов. Отвалила шлюпка с вооруженной командой. По выброшенному штормтрапу поднялся офицер и за ним матросы с ружьями и кинжалами.

Шкипер Тауло – рослый немец с лысиной во всю голову – поздоровался, сделал вид, что удивился, зло ощерился и пригласил офицера в рубку. Курс проложен на карте, на штурманском столе.

– Национальность судна?

– Какой груз?

– Пожалуйста, документы. Почему пытались уйти? Почему под американским флагом?

Тауло надел очки, подал бумаги, объясняя, что идет в поисках американских китобойных судов, по просьбе их консула в Японии, для продажи продовольствия, полагал, что американский флаг гарантирует безопасность.

– Есть ли на судне люди кроме команды?

– Нет...

Матрос Тунчжинг – гонконгский китаец, считавший себя англичанином и произносивший свою фамилию на английский лад, молча стоял в дверях рубки позади Тауло и уже несколько раз подмигивал офицеру, как бы показывая при этом куда-то вниз, словно желал сказать, что там кто-то есть.

– Откройте люки! – велел офицер, выйдя из рубки и обращаясь к своим людям.

Тунчжинг удовлетворенно кивнул головой и отошел в сторону.

Матросы подняли крышку. Офицер заглянул в люк.

– Эу! – неподдельно изумился матрос с нашивками и, отступив шаг, перекинул карабин на руку.

– Так вот кто здесь! – воскликнул офицер и взглянул на растерянного Тауло.

По палубному настилу в трюме сплошной массой теснились люди. Матросы навели ружья на люк.

– А ну, выходите все! Кам, кам аут! – сказал английский матрос с нашивками на плече, смотревший и сам испуганно.

Матросы стали подыматься из трюма на палубу. Они жмурились от солнца.

– Кладите оружие! – предупредили по-русски. Есть у них переводчик.

Но оружия ни у кого не было – все брошено в трюме; все подымались разоруженными.

Офицеров просили отходить в сторону. Матрос с нашивками считал и записывал. Люди все шли и шли.

Поодаль, наведя карабины на пленных, стоял целый строй британских матросов.

«Первый враг, которого я вижу в эту войну!» – печально подумал Алексей Сибирцев.

– Ваше оружие, – обратились к нему.

– Я не имею.

– Что вам? – обернулся офицер к подошедшему лейтенанту Мусину-Пушкину.

– Я командую экипажем погибшего корабля «Диана», – заговорил Пушкин на французском. – Согласно международной конвенции о терпящих бедствие на море, вы не вправе задерживать нас. Вы видите – мои люди безоружны...

Английский лейтенант с жесткими русыми усами на сильно загоревшем с редкими морщинами лице молчал – кажется, не понимал французскую речь.

Николай Шиллинг перевел по-английски.

– Я не веду никаких переговоров, – ответил офицер. – С этого момента вы пленные.

– В таком случае я должен говорить с вашим командиром, – сказал Пушкин.

– Ждите.

– Сто пятьдесят шесть... сто пятьдесят семь... – считал матрос у трапа.

Поднялся Петр Елкин, красный как рак, решительно и быстро прошагал к борту, вздохнул и с размаха выбросил в море кожаную сумку с грузом, как персидскую княжну. К нему кинулись двое английских матросов.

– Полегче, полегче, – запальчиво заметил Елкин, показывая взглядом на свои офицерские эполеты.

– Что он выбросил? – с беспокойством спросил офицер. Он приостановил движение у люка. – Что вы выбросили?

«Чего они боятся?» – раздраженно подумал Сибирцев.

– What is the matter to you? – со злом и насмешкой ответил он. – The letters of his sweetheart![7]

Лейтенант вгляделся в Алексея и отошел. Можно было понять как совет или предупреждение не осложнять дело дерзостями.

Уже двести! Сколько их еще там? Каков груз продовольствия доставлял немец под чужим флагом.

Когда трюм опустел и вся масса матросов столпилась на палубе, лейтенант переписал фамилии офицеров и Гошкевича.

Старшие матросы осматривали трюм, ощупали некоторые, из тюков, велели поднять наверх ящики Гошкевича и Елкина. Лейтенант попросил открыть их. Потом, обращаясь к Шиллингу, сказал, что шлюпка сейчас отходит. Пушкин взял с собой Сибирцева и Шиллинга.

«Барракута», с ее большими пушками на носу и корме и с высокой трубой, выглядела все значительнее по мере того, как приближалась. У борта большого парохода еще более чувствуешь свое униженное положение. Быстрая и опасная, как хищная рыба барракута, виденная не раз в южноамериканских аквариумах, – так сейчас представлялось неприятельское судно до смерти уставшему Алексею. Все эти дни на «Грете» офицеры спали в одной каюте вповалку. Матросы – в трюме и на палубе, где по ночам начинало веять холодом еще не согревшегося северного моря; ели кое-как, всухомятку; у Тауло не было порядочного камбуза, на бриге не хватало воды.

Командир «Барракуты» лейтенант Артур Стирлинг оказался очень молодым человеком при палаше, кажется, сверстник Алексея. Он с короткими усами и коротким козырьком форменной фуражки, посаженной как по ватерпасу, похож на лейтенанта Гибсона, производившего досмотр и взявшего «Грету».

– Я – старший офицер фрегата «Диана», – представился Пушкин. Он все объяснил.

Во время его рассказа Стирлинг на мгновение понурился, но тут же поднял голову, лицо его приняло серьезное выражение.

– Идемте! – ответил он по-французски и, взглянув на «Грету» в дрейфе, пошел вперед.

Алексей подумал, что еще может обойтись, не поторопился ли Елкин выбросить сумку. Все чуть оживились.

В небольшом салоне Пушкин повторил свои доводы. Стирлинг перестал смотреть ему в лицо.

– Я иду в Хакодате... Там можете передать свои претензии командующему эскадрой адмиралу, – сказал он.

До некоторой степени Алексей понимал, что Стирлинг по-своему прав. «Но мне-то не легче». Когда завидели пароход в море, Сибирцев сам полагал, зачем же прятаться в трюм. Надо всем быть на обычных местах и твердо сказать при опросе, что не считаем себя военнопленными, мы безоружны, потерпели кораблекрушение и с нами не воюют. С толку сбил проклятый Тауло, накинувшись с криками: «Поспешней, как можно поспешней, все в трюм! Я знаю, что им сказать!» Разве боялся, что с парохода начнут стрелять по «Грете», если увидят на ней русских моряков в форме? Спрятались, хотя и унизительно! В общем-то, все равно, хрен редьки не слаще; все устали! Что же теперь? Из рук вон плохо! Если в плен, то уж долго никуда не вырвемся. Какие бы доводы ни приводили, нас уже некуда будет девать, кроме как держать в плену. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

С аффектацией, свойственной его французской речи, Пушкин повторил свои доводы.

– Мы заявляем решительный протест против нарушения международного права, – заявил Шиллинг.

Все волновались, и это выгодно подчеркивало англичанам их хладнокровие.

– Вы сами отказались от статута потерпевших кораблекрушение! – резко возразил Стирлинг.

– У нас больные в команде, в том числе заразные, – в тон ему продолжал Шиллинг. – Зачем же транспортировать их в Хакодате? Экипаж полгода жил после катастрофы в Японии. Какой смысл вам доставлять больных в Хакодате, когда рядом Аян и Охотск? Вы в первую очередь обязаны свезти их на берег. – Он говорил не только как лейтенант с лейтенантом, он говорил как барон.

На эскадрах южных морей заразными болезнями никого не удивишь.

– Вы говорите по-английски? – обратился Стирлинг к Сибирцеву.

– Немного.

– Было ли вами в японском борту Симода совершено нападение на французское судно?

– Нападения на французское судно не было.

– А что же было?

– Предполагаю, что опасения высказывались находившимися в Японии одновременно с нами американцами, будто мы можем напасть на зашедшего в Симоду французского китобоя. Французское судно сразу ушло, узнав от американцев, что мы в Японии.

– Где вы были в Японии?

– В порту Симода.

Стирлинг слушал внимательно, глядя глаза в глаза.

– Вы пережили там катастрофу?

– Да.

– Ужасное происшествие. Много слышал!

– Вы не говорите по-английски? – обратился Стерлинг к Мусину-Пушкину.

– Ответьте ему, Николай Александрович, что я говорю на трех языках с детства, но по-английски не говорю и говорить не хочу на этом языке.

– Лейтенант Пушкин не говорит по-английски, – перевел Шиллинг.

Офицеры уже знали от взявшего их в плен лейтенанта Гибсона, что командир парохода Артур Стерлинг – сын командующего флотом адмирала Джеймса Стирлинга, который сейчас находится в Хакодате, и что «Барракута» была в Аяне и в те дни там стояла плохая погода и был снег.

– Какой же смысл, капитан, когда Аян рядом, доставлять нас в Хакодате, чтобы потом отправлять в Россию? – заговорил Сибирцев.

– Вы уверены, что так будет?

– Да, вполне. Мы все уверены, что это лишь недоразумение.

«Может быть, они по-своему правы, но отпускать нельзя», – полагал Стирлинг.

Неожиданно подали, как говорят у них, «освежение», и довольно обильное. Отказываться не надо, тем более что не считаем себя пленниками, да и голодны, чего нельзя, однако, показать. При виде мяса, вина и фруктов скулы сводит.

Стирлинг, подымая бокал, сказал:

– То absent friends[8].

Попросил рассказать про кораблекрушение. Заговорил Шиллинг. Сибирцев иногда добавлял. Все слушали с возрастающим интересом.

Когда дошла очередь до сорока оборотов, которые сделала «Диана» на своих якорных канатах, проносясь у подножья скал вместе с крутящейся водой бухты, старший офицер, до того совершенно немой как рыба, что-то закричал и вскочил, подняв обе руки со сжатыми кулаками. Все хладнокровие с них как ветром сдуло. Стали расспрашивать...

Алешу грызла мысль, что все это не поможет; к делу никакого отношения... А матросы наши про нас сказали бы: «Ну, жруть!»

– А где адмирал Путятин? – спросил старший лейтенант. Он высок и худощав, с большим носом и маленькими усами.

– Ушел из Японии ранней весной и теперь находится в России, – ответил Пушкин. – На корабле, который мы построили в Японии.

Про корабль не стали спрашивать.

Гибсон спросил про Гошкевича и про коллекции, где он набрал такие прекрасные экземпляры, кто набивал чучела птиц и рыб.

Стирлинг заметил, что хотел бы видеть коллекцию, сказал, что отдает приказание идти в Аян.

– Там коммодор Эллиот – командующий отрядом кораблей.

Ясно. Все должно решиться начальством. Аян близок, а до Хакодате далеко.

– Но я прошу вас, господин Пушкин, дать мне честное слово, – сказал Стирлинг по-французски, – что вами и вашими офицерами и людьми не будет предпринято никакой попытки к освобождению силой или к какому-либо сопротивлению. В противном случае я должен буду принять меры строгости.

– Я даю вам честное слово, капитан Стирлинг, что ни я, ни мои офицеры и матросы не позволят себе никакой попытки к насилию, чтобы добиться освобождения. По прибытии в Аян я надеюсь выручить свою команду, убедив коммодора освободить нас на законном основании.

Стирлинг подумал, что лейтенант, не зная языка, не знает и английских морских правил. «У нас нет закона, на который он мог бы рассчитывать».

– Пожалуйста, лейтенант Пушкин, можете остаться с офицерами на пароходе. Вам предоставим каюты.

– Благодарим вас, капитан. В настоящем положении не могу воспользоваться вашей любезностью. Мы должны разделить участь с нашими людьми.

Пошли садиться в шлюпку. Взаимные вежливости соблюдены. На душе скребут кошки. Надежда, как полагал Алексей, слаба...

Если до сих пор лично к офицерам неприятельского флота он не испытывал неприязни, то сейчас, когда сходил в шлюпку, они показались ему тюремщиками, которые втолкнули его обратно в камеру. Он почувствовал, что теряет самообладание и нервничает, ум его в тупике, сердце глохнет; он не в силах даже придумать что-то спасительное.

Среди чужих невольно рисуешься, но, оставшись в одиночестве, впадаешь в отчаяние. Тюрьмы построены ими по всему свету, всюду подавляют восстания и все ради торговли, как говорил Гончаров... Что еще можно обидного для них вспомнить?

Лейтенант Гибсон, производивший досмотр на «Грете», сопровождал пленных офицеров.

...Артур Стирлинг у себя в салоне обратился к старшему лейтенанту:

– Поезжайте на «Грету». Смените Гибсона. Возьмите с собой сорок матросов. Подайте на «Грету» два цепных каната. Возьмите ее на буксир. На ночь поставьте сильный караул к буксирам, к рубке и к люкам на палубе. Людей разделите на две вахты.

– Да, сэр!

Когда старший офицер принял «Грету», все предосторожности были взяты и цепные канаты закреплены, лейтенант Гибсон возвратился на «Барракуту».

– Благодарю вас, Роберт! – сказал Стирлинг. – Поздравляю вас. Ваш второй приз в эту кампанию.

– Благодарю вас, – почтительно ответил Гибсон. За несколько дней перед этим он догнал и захватил шлюпку русского брига в лимане Амура. А само русское судно было сожжено его же командой.

Гибсон – ирландец. Никто не присылал Артуру Стирлингу распоряжений предоставлять возможности отличиться офицерам-ирландцам. Он сам все понимает. Во всех случаях, где возможно, ирландцев поощряют, так как в Ирландии сильное недовольство зависимым положением, еще не забыты подавленные восстания. При таких обстоятельствах, возвышая честных ирландцев-офицеров и поощряя матросов, даешь понять, что они равны с нами вполне, такие же британцы.

– Что говорят ваши люди?

– Сержант Джонсон сказал, что все пленные вполне дисциплинированные, хорошего физического сложения, но голодны и многие нездоровы. Некоторые довольно серьезно. Доктор подал рапорт, что заразных нет.

– Сказали офицерам, что им предстоит в Аяне встреча с французским кораблем «Константин», который был в Симоде?

– Да, сэр.

– Как они приняли?

– Они устали и безразличны ко всему.

– Янки уверяют, что русские приняли их корабль «Поухаттан» за француза, напали, но поняли, что нарвались, и вовремя ушли.

Артур на месте Путятина и его офицеров, может быть, поступил бы так же, но постарался бы тщательно рассчитать и взвесить все, хотя, однако, времени у них не было, приходилось решать мгновенно. Их можно, можно понять.

«Отличные коллекции натуралистов, книги, множество японских прекрасных предметов рекомендовали умственные интересы пленников, как и вывезенный ими ученый молодой японец, как и знание ими языков, – думал Стирлинг. – Судить о людях, об их привычках и воспитании можно за столом. Также по умению обращаться с вещами и по отношению к животным».

Кампания этого года была не очень удачной. Отец командует флотом из двадцати семи вымпелов. Его консорт – французский адмирал – четырнадцатью...


Что же произошло с «Барракутой» до встречи с русскими, возвращавшимися из Японии?

Ранней весной соединенный флот из двух союзных эскадр под командованием адмирала Брюса вошел в Авачинскую бухту. Этот флот был усилен отрядом кораблей, откомандированных из Хакодате из эскадры адмирала Стирлинга. В составе отряда находилась «Барракута». В Петропавловске русского флота не оказалось: город эвакуирован.

«Барракута» и фрегат «Пик» под командованием капитана Никольсена 1 июня 1855 года были отряжены в Охотское море на поиски русского фрегата «Аврора». А сам адмирал Брюс ушел в погоню за исчезнувшей «Авророй» со своей эскадрой в Русскую Америку.

При тяжелых штормах и встречных ветрах «Пик» и «Барракута» достигли мыса Лопатки 15-го и на другой день под берегом острова Парамушир вошли в Курильский пролив. Разведя пары, «Барракута» проследовала в сплошном тумане в Охотское море. «Пик» открылся снова лишь 25-го, капитан Никольсен сообщил, что был у берега Сахалина, встретил американского китолова, у которого на борту якобы побывал офицер с русского фрегата «Аврора». Русский лейтенант впал в глубочайшую ярость, когда выяснил, что судно не английское. С досады разорвал в клочья американские судовые документы. Про эту «Аврору» все только и толковали, и всем слухам невозможно верить; кажется, шкипер мог приплести «Аврору» из-за того, что корабельные документы не были в порядке... Теперь все можно свалить на «Аврору»!

Китобой рассказывал басни про «Аврору». Как и все американцы! На прощанье выложил:

– Well sir, I trust you don’t believe in all we say; if you do, sir, you have strong digestion, I do say[9].

Зная нрав Никольсена, можно представить, как он это выслушивал, скрывая свое бешенство.

Янки знали, над чем посмеяться. Давно нет свежей пищи. Матросы питаются солониной и сухарями, многие страдают запорами. Офицеры тем более: неподвижность и плохое настроение. Будь рабарбар[10], все поправились бы и ожили.

Встреча американца с «Авророй» якобы произошла в 70 милях от северной оконечности острова Сахалина у Мыса Елизаветы. Шкипер уверял, что в тумане сама «Аврора» не была видна.

15 июля «Пик» и «Барракута» ушли из Аяна, и на другой день в открытом море завиделась эскадра. Друзья или враги? К величайшей радости офицеров и «синих жакетов», оказался отряд из четырех кораблей под командованием коммодора Чарльза Эллиота.

Опять невероятные новости. Оказалось, что коммодор нашел «Аврору». Она совсем не в Америке! «Аврора» обнаружена была в заливе Де-Кастри, черт знает как далеко они успели уйти. Залив Де-Кастри напротив западного берега Сахалина, южней устья Амура... Коммодор надеялся ее захватить, послал к адмиралу Стерлингу за подкреплением, но тем временем «Аврора» ушла. Залив Де-Кастри опустел.

Куда ушла «Аврора»? Единственно возможный путь – в Амур, через северный Амурский залив, где есть вход в реку. Ведь, как известно, с юга нет входа, там перешеек, точнее – обсыхающие мели, как доказал Крузенштерн.

Коммодор, обойдя Сахалин, намеревался войти в Амур с севера в поисках скрывшейся русской эскадры. Эллиот слышать не хотел о передвигающихся мелях, непроходимых лабиринтах и погибших судах.

– Мне нужна «Аврора»! – заявил он. Коммодор принял команду над соединенной эскадрой.

Матросы «Барракуты», кажется, неохотно возвращаются из-за пленных к берегам Сибири. В Гонконге давно отцвел миндаль. Уже есть молодая красная китайская картошка, очень вкусная, любимое кушанье «синих жакетов». Уже есть персики. Всюду в Южном Китае, в Кантоне, на Жемчужной и в колонии – абрикосы, ягоды. Все это должно быть и в Японии! А в Аяне? Старая, проросшая картошка в подпольях сладкая, как перезрелые бананы. Когда расклеивали прокламации к русскому населению, призывающие возвращаться, то в одном из домиков нашли глиняную корчагу с соленой черемшой...

«Барракута» вела захваченный бриг через дожди и туманы на север. У рубки вооруженные английские матросы. Лейтенант на мостике отдает распоряжения шкиперу Тауло. Иногда обращается к Шиллингу, просит отдать приказание, чтобы пленные помогли, и тогда русские матросы подымаются на мачты.

...Вокруг «Греты» английские корабли. На фрегате коммодорский флаг. Видно французское парусное судно. У берега целый флот американских китобойных судов.

Оставляя «Грету», английский лейтенант предупредил офицеров и Гошкевича, что здесь бриг «Константин», который, как известно в Гонконге и Шанхае, защитил в Японии и спас в бою гигантский китобойный корабль «Наполеон III».

– От кого? – спросил Сибирцев.

– Мы в жизни не видели в глаза «Константина», – добавил Гошкевич.


– Как изменился пейзаж: холмы и долины теперь, в середине лета, свободны от снега, – говорил за столом молодой лейтенант Тронсон, только что возвратившись на «Барракуту» с берега. – Деревья оделись густой листвой, и все лужайки сплошь покрыты прекрасными цветами.

– Здесь отличная порода камчатских собак, – заметил старший офицер с нафабренными усами.

– Порода совершенно не та, что на Камчатке. Это коммодорские собаки. С Коммодорских островов.

– Вы ошибаетесь!

– Как можно не отличить! Удивляюсь!

– Сразу заметно?

– Я поражен, господа, вашей совершенной неосведомленности! Как здесь оказаться могут коммодорские собаки! Здесь охотская порода собак. Это сибирский хантер.

Вся кают-компания вовлечена в горячий спор.

Вино придавало горячности. Раздавались голоса, что необходимо добросовестное научное исследование новых пород, открытых на сибирских побережьях океана.

– И справочники с рисунками. Это долг эскадры!

– Наши «синие жакеты» уже обогнали своих офицеров, в палубах есть собаки всех местных пород.

– И с Охотского побережья?

– Да!

– Но «синие жакеты» их портят! Они перекармливают своих любимцев и этим лишают их качества. Их собаки – прообраз будущей демократии пьянства и обжорства.

– При чем тут пьянство? Вы заговариваетесь...

– Нет, это доказательное сравнение, и я его рекомендую, – заявил штурманский офицер Френсис Мэй.

Глава 3

БИЗНЕСМЕНЫ

– Почему у вас часовой и всюду джеки? – спросил курчавый калифорниец.

Тауло пожал плечами, как будто сам не знал, почему такое недоразумение.

– Капитан, это мои клиенты. Они пили у меня в Японии на моем плавучем грогхаузе. Русские очень надежны в этом отношении... Алекс! Николас! А вот за мной идет мистер Рид. Наш консул в Японии! О-о! Мы все собрались здесь! Тут много наших судов. Вот видите, мы пришли торговать. Пожалуйте ко мне в грогхауз на берег!

– Ба-а, так это наши старые друзья по храму Гекусенди!

– Мистер Рид? Это вы? – удивился Сибирцев.

– Я! Да, я временно оккупировал Аян! Так вы думаете? Японцы не давали мне открыть кабак ни на суше, ни на море. Американское посольство в Японии избрало Аян резиденцией и как рынок для продажи виски.

Мистер Рид, который в Симоде выдавал себя за американского консула и безуспешно требовал от японцев признанья, каким-то образом оказался тут. Он радушно тряс всем руки.

– Вот видите, – подвел офицеров к борту курчавый хозяин грогхауза, – тут собрался наш китобойный флот. А я это сразу учуял. Я был уже здесь вблизи, на море. Я привел в Аян мой плавучий ресторан... С виски, с винами! С пивом! Где это видано, чтобы пиво везли через океан! Эль! Наш общий друг – Джон-Ячменное зерно! Идемте... но я торгую теперь не на судне. Видите, видите, вон американский флаг над складом вашей компании! Это я. Это мой бар! У меня зал с музыкой; жаль, нет женщин. Если бы удалось заполучить хотя бы тунгусок!

– Где ваш бар? – переспросил Сибирцев.

– Смотрите, вот! Флаг Штатов развевается над пустым складом. Над соседним помещением также звездный флаг. Это торгует мистер Рид – наш уважаемый дипломат и мой коллега. У его превосходительства в Аяне американский магазин.

– Здесь также ваш старый друг мистер Шарпер, знакомый адмирала Завойко, адмирала Невельского и генерала Муравьева, – добавил дипломат.

– Сейчас рано, а в пять, после полудня, в моем грогхаузе будет полно моряков со всех китобоев и военных кораблей: английские и французские. Милости прошу и вас! Я рад, что нахожусь в вашей великой стране!

– Но мы, к сожалению, не можем к вам ехать, – сказал Шиллинг. – У нас нет денег! К тому же мы – пленные.

– Вы пленные? Кто вас взял в плен?

– Лейтенант Стирлинг. И пока нас не отпустят, мы не приедем к вам.

– Ну, в таком случае я с вами незнаком! – приподняв шляпу, шутливо ответил американец.

Сказал, что идет на «Сибилл», хочет нанести визит прибывшему английскому коммодору и пригласить его в бар. Любезно попрощался со шкипером и офицерами и удалился на вельботе.

Рид крикнул ему:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5