Этот безумный, безумный, безумный мир...

Руководствуясь со времен Петра I имперскими замашками, Россия тоже обрадовалась грузинскому предложению. Она всегда была рада расширить свои границы на дармовщинку. И тут же вошла в дружбу с Грузией своей армией и погранзаставами, а Грузия в ответ внесла в этот новый союз чувство благодарности и клятву в вечной преданности. Естественно, не подозревая, что когда-нибудь во главе ее будет стоять Шеварднадзе.

Все это было б полбеды, если бы в это время не попросился в состав России еще и Азербайджан. Видимо, азербайджанцы услышали, насколько после объединения веселее запели в горах грузины, и тут же сообразили, как это выгодно дружить с соседом, который верит заверениям и клятвам.

И все в этой трехсторонней дружбе было бы хорошо! Кроме одного… Вернее, кроме множества кавказских племен и народцев, которые этакой невыбиваемой прокладкой засели в горах между подружившимися, а сами дружить дружно отказывались. А на унизительные предложения построить им в будущем театры, музеи, школы и, самое страшное, завести когда-нибудь свою консерваторию, с радостью выбросили топор войны!

На выброшенный топор Россия ответила: ей дешевле насильно усыновить толпу беспризорных племен, чем в отсутствие авиации дружить через них. Россия всегда считала войну самым дешевым способом разрешения исторических проблем. Ведь для российских правителей единственная бесконечная величина — это российский народ. Так началась первая Кавказская война.

Обе стороны были втайне довольны новому этапу развития «добрососедских» отношений. Во-первых, и те, и другие делали богоугодное дело — боролись с неверными. Во-вторых, у мужской части кавказского населения, наконец, на долгие годы появилось настоящее мужское занятие, а у России еще одно место, куда можно было ссылать зарвавшихся в своей дерзости после победы над Наполеоном офицеров и расхулиганившихся поэтов.

Поэтому возглавить всю эту кавказскую мясорубку было поручено одному из самых дерзких генералов, герою Отечественной войны 1812 года Ермолову. Мало того, что во время Бородинского сражения без соизволения высшего руководства он повел в атаку солдат, спасая бригаду Раевского, он еще и надерзил самому государю. Когда царь, желая наградить отличившихся в войне офицеров, спросил у Ермолова, какую награду он хотел бы получить, Ермолов ответил: «Государь, произведите меня в немцы». Смелость в бою есть отвага, смелость в свете — дерзость. Царь принял ответ как насмешку над всем, к тому времени полнокровно немецким родом Романовых, и наказал генерала, назначив его губернатором всего кавказского неповиновения.

До сих пор при воспоминании о Ермолове чеченцы готовы выкалывать глаза на его портретах, предавать шариату его бюсты и отрезать уши от его памятников. С ним было очень неудобно воевать. Его офицеры не подрабатывали продажей оружия на сторону, не выдавали противнику маршруты движения армейских колонн. Сам генерал, воспитанник Суворова, не строил в Подмосковье дачу из привезенного с войны кавказского известняка. Более того, он сначала думал, потом действовал, что для русского штабиста было очень необычным.

Ермолов очень быстро понял, что карательные экспедиции вглубь гор, которыми до сих пор «грешила» Россия, только разжигают темперамент противника, умеющего всегда вовремя улизнуть от так называемой нынче «зачистки» в так называемую «зеленку». Поэтому генерал приступил к делу по-суворовски непредсказуемо. Он начал планомерное продвижение в глубь гор с одновременной «зачисткой» не только противника, но и самой «зеленки», вырубая в лесах широченные просеки, с которых леса просвечивались словно рентгеном. Ермоловская тактика поршнем выдавливала горцев из лесов и гор на прозрачные равнины, где те просто вынуждены были жить по немилым их сердцу российским законам и заниматься тягостным для них земледелием. Первыми выдавились и согласились на окультуривание и даже на свой краеведческий музей не столь кровожадные ингуши и еще несколько племен.

Чтобы усыновленным впредь не захотелось вернуться к своим общинно-родовым манерам, Ермолов построил три крепости с угрожающими названиями: «Внезапная», «Бурная» и «Грозная». Особенно пугала всех последняя. Тогда никто не предполагал, что она станет столицей Чечни с нефтеперерабатывающим заводом. За что сегодня чеченцы должны были бы извиниться перед памятниками Ермолову, и все отколотые ранее уши и носы аккуратно прилепить на прежнее место.

Наверное, война вскоре закончилась бы полной зачисткой неприятеля, и вырубкой лесов. А если бы у Ермолова была современная техника, то и выравниванием горных хребтов. Но славный защитник природы, следующий государь Николай I, вовремя отозвал опального генерала. За все содеянное для Отечества наказал почетной пожизненной пенсией и усадьбой в Подмосковье.

Интересно, что как только следующие за Ермоловым губернаторы и главнокомандующие отказались от его плана и, щадя леса, вернулись к карательным мерам, горцы начали одерживать одну победу за другой, словно доказывая, что бороться с ними можно только ермоловским поршнем.

Уже отшумели декабристы, сменилось два царя, началась и закончилась Крымская война, был подписан унизительный для России Брестский мирный договор, а Кавказская война все продолжалась, унося жизни все новых и новых солдат, офицеров и опальных литераторов. Как ни пыталась русская армия поймать главного бунтаря, предводителя мюзитов (первых мусульманских экстремистов, объединенных общей идеей уничтожения иноверцев) имама Шамиля, ей это никак не удавалось. Шамиль стал народным кавказским героем. О нем рассказывали легенды даже среди русских.

Казалось бы, история повторяется. Опять неуловимый Шамиль. Но нет, они очень разные, эти Шамили. Тот Шамиль не прятался за беременных женщин, не прикрывался младенцами и не считал геройством изнасилование.

О плане Ермолова вспомнил, наконец, Александр II, который очень не хотел быть похожим на своих родителей с их ошибками. Переброшенными с Крымской войны армейскими корпусами стала медленно, по-ермоловски, сжиматься петля вокруг Шамиля. Есть легенда, что его брали в одном из аулов, и что русские солдаты появились в этом ауле так же неожиданно, как когда-то Суворов во Франции, съехав на копчике с гор.

Конечно, не обошлось и без подкупа близлежащего окружения и охраны Шамиля. Как сказал когда-то римский император Август, любую крепость может взять любой осел, если осла правильно нагрузить золотом. Война длиною в два поколения, наконец, закончилась. Царь лично принял плененного Шамиля, как достойного противника, и отправил на поселение в Калугу, выделив ему дом с садом и огородом и наказал мирно доживать свой век, разводя цветы в саду и выращивая редиску в огороде. Такая пытка для Шамиля не могла долго продолжаться, и он вскоре скончался. Успев, правда, написать завещание, в котором наказал чеченцам и дагестанцам никогда впредь не воевать с Россией. И даже, говорят, в конце сделал приписку, что нет ничего страшнее, чем смерть на садово-огородном участке.

Царь же в знак примирения набрал себе в гвардию отъявленных чеченских головорезов, красиво их одел, превратив в парадных секьюрити, наивно полагая, что таким образом навсегда решил чеченскую проблему.

Довольно надолго в истощенном войной крае наступило затишье. Кавказу требовалось время, чтобы нарожать новых сыновей и внуков.

* * *

Самим племенам поначалу даже понравилось в составе России. Во-первых, их стали называть народами. Во-вторых, от полууправляемой богатой ископаемыми России им всегда что-то перепадало… Появились такие диковинки как школы, музей, театр, магазины, деньги, часы, железная дорога с расписным пестрым железнодорожным вокзалом и даже придавшие степному пейзажу некую изюминку нефтяные вышки, с которых всегда можно было умыкнуть пару ведер шлягерной уже в то время жидкости.

Казакам тоже постепенно становилось не до горцев. Россия решила их приручить. Отныне казаки боролись за максимальную выгоду от этого приручения, превращаясь из нарушителей в усмирителей. Их конно-нагаечные ряды стройнели, усы пышнели и еще лихастее подвинчивались к небу, щеки наливались холестерином, прикормленные государством животы начинали выпадать из седел, станицы наполнялись добром. В конце XIX века выкрик в толпе: «Казаки!» означал — спасайся, кто может, а то прольется кровь. Наконец-то казачество нашло выход своей генетической энергии удали и буйства в рамках государственного законодательства. После Кровавого воскресенья, подавления восстания рабочих 1905 года, мятежей в Прибалтике, Польше и Финляндии и множества еврейских погромов в народе появились выражения: «Казак — орудие производства гробовщиков» и «Казаки лежачих не бьют, они их добивают».

Особую ненависть и презрение у казаков вызывали пролетариат и евреи (хотя одно с другим казалось несовместимым). Пролетарии, скорее всего — тем, что работали, а евреи тем, что они якобы пользовались результатами этой работы. Порой создавалось впечатление, что мечтой казаков было вымарать и тех и других навсегда из истории России. Они, словно ясновидящие, предчувствовали, что когда-нибудь и те и другие объединятся в своей закомплексованности и сведут с ними счеты. Действительно, пришедшие вскоре к власти и те и другие решили, что разгром казаков в гражданскую войну был явно недостаточным, и что гораздо спокойнее будет на свете, если вообще стереть их, как резинкой, не только из истории, но и из географии России.

Особенно преуспел в этом деле будущий «отец всех народов». Заодно с казацким сословием он решил вымарать из генетики и народную тягу к воле по всей России от самых южных гор до северных морей. В три недели «отец» выселил и без того обессиленных казаков с их земель, растворил в общей банке «братских народов», прибавив тем самым еще один ген вечного буйства к хромосомному набору будущих российских поколений. Не веря в генетику, он оказался величайшим генетиком. До сих пор почти в каждом русском по пьянке в ресторанах, саунах, на презентациях, дискотеках и лесных полянах, оживают гены казаков, которые многие, не зная истории, опрометчиво принимают за гены гусар.

Но величайший генетик, «отец всех народов», был еще и величайшим мастером пытки. Причем не только физической, но и психологической. Чтобы никого из казаков впредь не тянула к себе память земли, он решил эту память подредактировать, и подарил исконно казацкие земли их исконным врагам — горцам. Новый лоскуток на карте назвал автономией, присвоив ему самое дорогое для чеченцев — свой цвет на карте. Бывшую крепость Грозную, ставшую к тому времени городом, назначил работать столицей лоскутка. И одним росчерком пера решил затянувшийся спор племен-народов, какую письменность им, наконец, выбрать для их будущего — арабскую или латынь, подарив лично от себя с грузинским великодушием русский алфавит.

Надо сказать, от природы мысли у горцев быстры, как их кони и реки. Они сразу же сообразили, что такому подарку лучше обрадоваться. И обрадовались. Из последних сил. Поняли — иначе «отец» и их растворит в этом же многонациональном растворе. Они своим общинно-родовым чутьем людей природы почувствовали в нем своего. То есть даже не отца, а пахана всех народов. Потому что он не уговаривал их дружить. Он им дружить приказал.

Все-таки Сталин был романтиком! Он верил в воплощаемость своих невоплощаемых идей. Я думаю, что и Сталин, и Гитлер, и Наполеон, и Македонский — все были романтиками. И даже Нерон! Они все верили, что могут изменять законы природы. И все любили об этом мечтать. У них была очень мощная энергия мечты. Просто их мечты были со знаком «минус». Я всех романтиков делю по-Евтушенковски на романтиков-«светильников» и романтиков-«гасильников». Они были романтиками-«гасильниками». Однако, как и подобает любым романтикам, они наверняка тоже мечтали перед сном. Только о завоеваниях, уничтожении народов, о власти над миром, душами…

Пахан всех народов был одним из самых ярких и мощных романтиков-«гасильников». Он романтично верил в то, что с выселением казаков на их земле навсегда наступит спокойствие. Верил, что с открытием отдела атеизма в краеведческом музее чеченцы тут же сменят веру в Аллаха на веру в социализм с человеческим лицом. Что во вновь открытых библиотеках чеченцы будут учить наизусть стихи Багрицкого и Демьяна Бедного, петь овцам в горах песни Лебедева-Кумача, а по вечерам танцевать в парусиновых брюках и соломенных шляпах под духовой оркестр на танцплощадках домов отдыха, а потом на кухнях за чаем под музыку Дунаевского обсуждать его новую Конституцию.

Среди чеченцев он назначил не только секретарей партячеек, комендантов, заведующих складами, но и драматургов, композиторов, писателей, поэтов. Приставил к ним переводчиков, которые по приказу партии научились переводить три запева с чеченского в девять-двенадцать поэм на русском. Наконец, пытаясь выиграть в споре с генетикой, снял фильм о любви русской барышни-свинарки и чеченского джентльмена-пастуха, который заканчивался хеппиэндовским поцелуем на ВДНХ, а начинался шагающим стадом коров с гор под песню «Шагай вперед, комсомольское племя». Говорят, когда в аулах фильм показывали чеченцам, те хохотали, думая, что это комедия.

Он был романтиком-монстром. Он верил в дружбу народов, которые будут дружить, если из них периодически выстригать тех, кто дружить не хочет. Единственное, во что он не верил, это в генетику — в этого самого мощного режиссера истории, поэтому и стал главным минёром нашего будущего, объединив и замкнув в общих границах немало самовоспламеняющихся смесей.

Однако у всех романтиков-«гасильников» есть нечто общее. Они все относятся к людскому роду, как к послушному им министерству, которому можно ежедневно спускать инструкции. Они даже считают, что могут гасить генные коды какого-либо народа или всего человечества, ссылая, расстреливая и сжигая. Но ни одному из них это не удалось, потому что огонь генетики — единственный вечный огонь. Если он затаится хоть в одной хромосомке, он все равно когда-нибудь оживет. Так произошло и с «вечным чеченским огнем». Во время Второй мировой войны откуда-то из глубины множества спиралек ДНК вдруг дала о себе знать мирно дремавшая до подхода немцев к Грозному спиралька, обиженная еще Ермоловым. Множество чеченцев перешли на сторону немцев, полагая, что уж немцы-то точно помогут им провести вендетту ермоловским потомкам, которые столько лет унижали их школами, алфавитом, библиотеками, музеями, консерваториями, планетарием и прочими ужасами.

Правда, Грозный так и не попал в руки немцев. На этот раз они не учли огня в генетике русского солдата, у которого неизвестно, что откуда порой берется. А пахан народов тоже знал основы вендетты, поскольку тоже был истинным горцем. Он был далек от философии непротивления злу насилием. И очень не любил подставлять правую щеку, когда ударят по левой. Уже в 1944 году Сталин выделил из действующей армии более ста тысяч солдат и офицеров. Несмотря на жесточайшие бои на фронте, ввел в Чечню отборные силы НКВД, и в те же, уже традиционные три недели, «растворил» чеченцев вслед за казаками по закоулкам своей империи. Правда, превратившись за многие годы из мастера психологической пытки в художника этого дела, сохранил за ними те земли, которые сам же им подарил. Мол, они — ваши, но любить их будете отныне издали. Так строгий отец дарит непослушному сыночку новую игрушку и тут же прячет ее в шкаф. Мол, она твоя, но не отдам, пока не поумнеешь.

Несмотря на то, что монстр становился с годами все циничнее, он все-таки оставался романтиком. На этот раз он поверил, что «растворенные» чеченцы никогда уже не вернутся на подаренные им земли, что история будет развиваться по его инструкциям. Он даже в страшном предсмертном сне не мог предположить, что когда-нибудь начнется перестройка созданного им «министерства» и следующие за ним отцы-романтики, как саперы-самоучки, начнут разминировать заложенные им мины, по очереди наступая на каждую из них!

Надо отдать должное чеченцам. На чужбине они не стали растворяться, как казаки, прибавляя к хромосомной коллекции русского народа еще одно несочетание. Несмотря на долгие годы в изгнании, они постарались сохранить свое самосознание по различным мафиозным структурам. Это им удалось настолько, что даже в те жесткие годы майоров Прониных в различных уголках России многие родители говорили своим детям: «В тот дом вечером не ходи. Там живут чеченцы!».

Интересно, что самое спокойное время на беспокойном чеченском лоскутке наступило после того, как с этого лоскутка выселили и чеченцев и казаков. А тех, кто остался жить, просто не хватало для образования взрывной критической массы. Нельзя же разжечь костер из одних спичек.

* * *

Есть люди, которые понимают только силу. Они считают, что если ты в чем-то идешь им навстречу, делаешь уступки или вообще что-то хорошее, значит ты или дурак, или нездоров, или у тебя не хватает сил, чтобы диктовать свои условия.

Многие считают, что сила — основная черта мусульманского мира. Мол, даже в Коране приветствуется убийство иноверца. Неправда. Пророк Мухаммед сформулировал такую же нравственную религию, как и все остальные пророки. Мусульмане, в частности, наши татары, которые живут по Корану, могут быть примером для многих сегодняшних христиан. Они чистоплотны, почитают своих родителей, старших, соблюдают посты, молитвы, помогают бедным… Пророк Мухаммед запрещал алкоголь, азартные игры, призывал строго карать за измену, воровство и убийство. В мусульманской религии, как у самой поздней из религий, другая беда. К тому времени, как появился на свет Мухаммед, христианство и буддизм не приняли те народы, которые не были готовы к вере в одного бога, задержались в язычестве. Сознание многих из этих народов не могло понять учения нового пророка. Были среди них и такие, которые приняли мусульманство лишь потому, что оно разрешало многоженство. Они приняли удобную для них обрядовость, не вдумываясь в смысл проповедей Мухаммеда. Поэтому в мусульманском мире так скоро развился экстремизм, вакхабизм и другие секты. Между экстремизмом и мусульманством такая же разница, как между христианством и инквизицией. Любой мусульманин, признающий кровную месть, не мусульманин, а экстремист, поскольку пророк мусульманства Мухаммед кровную месть категорически отрицал.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.