XVI

Больше всех других своих генералов Карл любил Левенгаупта. Этот генерал был храбр и беззаветно предан своему королю. Но Карл никак не мог простить ему поражения у Лесной и последнее время почти не разговаривал с ним. Однако теперь, чувствуя скрытое недовольство со стороны многих соратников, он вновь стал приближать Левенгаупта.

Однажды ранним июньским утром, встретив генерала, король ласково предложил:

– Поедемте к реке, генерал. Я слышал, русские начали переправу…

Генерал охотно согласился. Они поехали верхами. Русские передовые посты, заметив их у реки, открыли стрельбу. Услышав первые выстрелы, король беспечно рассмеялся:

– Ого, я вижу, мы научили московитов военному искусству. Они могут уже заряжать свои мушкеты…

– Им нельзя отказать и в храбрости, ваше величество…

– Вы думаете, генерал? – улыбнулся Карл.

И, словно желая показать, что такое настоящая храбрость, он пришпорил коня и спустился к самому берегу.

Левенгаупт последовал за ним. Пули свистели. Король подвергал себя напрасной опасности. Генерал встревожился:

– Ваше величество, я прошу вас…

Он не договорил. Шальная пуля убила под ним коня.

– Ваше величество, – падая, закричал Левенгаупт, – ради бога оставьте это место…

– Bagatel! Вы получите другую лошадь, – отвечал Карл и, явно издеваясь над генералом, продолжал гарцевать под выстрелами.

Тут пуля раздробила королю ступню левой ноги. Из сапога просочилась кровь. Карл держался мужественно и даже не слез с лошади.

– Пустяки! – успокаивал он Левенгаупта. – Пуля застряла в ноге, я ее вырежу…

Он поехал к своим войскам, сделал несколько распоряжений генералам и только через час вернулся домой. Рана вызвала воспаление, причиняла жестокую боль. Король не кричал. Сам помогал доктору вынимать из ноги осколки раздробленной кости.

– Рана не опасна, – утешал он придворных, – скоро я опять буду на коне…

Все же ему пришлось лечь в постель.

Карл лежать не любил. Он нервничал. Его успокаивали только рассказы придворных о старых героических временах. Особенно нравилась ему сага о Рольфе Гетрэгсоне, славном рыцаре, покорителе русского волшебника на острове Ретузари.

Шведский король был еще очень молод и безрассуден…[38]

25 июня русские войска, подойдя к Полтаве, выстроились версты за полторы от шведов. Карлу донесли, будто царь ждет к себе на помощь несколько тысяч конницы с Поволжья. Чтобы не допустить усиления неприятеля, король решил немедленно дать русским генеральную баталию.

Весь следующий день обе стороны готовились к бою.

Больная нога не позволяла королю лично руководить войсками. Он назначил главнокомандующим фельдмаршала Реншильда, но заявил, что будет и сам принимать участие в битве.

Ему трудно было сидеть верхом на лошади. Шведы приготовили для короля носилки. Карлу такой способ передвижения не понравился. Ему казалось, что носилки делают его смешным. Придворные стали его ободрять:

– Наша победа над русскими, – говорили они, – будет казаться еще более величественной, когда мир узнает, что сражение выиграно раненым королем, передвигавшимся на носилках. Эти носилки войдут в историю, ваше величество. Потомство будет с завистью смотреть на них…

Доводы подействовали. Носилки короля уже не беспокоили, он даже находил их очень удобными.

… Царь Петр, собрав своих генералов, дал каждому точное указание о подготовке к бою. Осмотрел все редуты проверил пушки.

Объезжая войска, он остановился перед дивизией Аларта и сказал солдатам ободряющую речь:

– Король шведский и самозванец Лещинский, а также изменник Мазепа клятвенно утвердились отторгнуть Украину, учинив из оной княжество под властью того изменника. Льстясь такой надеждой, проклятый Мазепа уповал собрать двести тысяч казацких войск, подкупил Порту и крымского хана, а для исполнения сего злоумышления призвал сюда короля шведского со всеми его силами и Лещинского, поспешавшего к нему с двадцатью пятью тысячами поляков. Но, с помощью божьей, украинский народ и казаки остались нам верными, шведы через разные наши победы истребились до половины, войска Лещинского побиты и разогнаны, султан подтвердил с нами мир. Ныне против нас осталось тридцать четыре полка неприятельских войск, остается над сими довершить победу нашу. Порадейте, воины русские! Вера, церковь и отечество сего от вас требуют!..

Весь вечер в русском лагере царила торжественная тишина. Не слышалось песен, но не было и уныния. Все понимали, что завтра должна решиться судьба отечества, и готовились мужественно защищать его.

XVII

Несмотря на сильную боль в ноге и бессонную ночь, Карл с утра находился в отличном настроении.

Когда генерал Гилленкрок сообщил, что русские отбили большой обоз с продовольствием и армию нечем кормить, король рассмеялся:

– Нам нет нужды об этом заботиться. В московском стане всего много. Сегодня мы будем обедать в шатрах царя Петра…

И дал приказ пехоте атаковать русские редуты.

Этих редутов, укреплением которых руководил сам Петр, было десять. За ними стояла русская регулярная конница под командой князя Меншикова и генерала Рене. Дальше виднелась стоявшая в строю пехота. Влево, у леса, расположились резерв и казачьи полки гетмана Скоропадского. Одним из этих полков командовал старый Семен Палий, нетерпеливо ждавший встретить на бранном поле своего заклятого врага Мазепу. Здесь же стоял и отряд бывших булавинцев под начальством Петра Колодуба.

– А все-таки чудное дело вышло, братушки, – тихо сказал кто-то из булавинцев. – То мы с атаманом Кондратием супротив царя стояли, а то вроде за него в бой идем…

– За матку-отчизну, а не за царя! – сурово поправил Колодуб. – Ежели мы шведов и ляхов не осилим, они весь народ заполонят!..

– Гляди, гляди! Пошли шведы-то! – закричали казаки.

– О господи, сила их какая… великая…

Шведская пехота под начальством генералов Рооса и Спарре выполняла приказ короля. Русские не выдержали напора. Первый и второй редуты пали. Вступившая в дело русская конница генерала Рене была смята. Самого генерала, тяжело раненного в бок, насилу спасли от плена.

Заметив замешательство русских, граф Пипер, с позволения короля, двинул в помощь пехоте кавалерию генерала Крейца. Но главнокомандующий фельдмаршал Реншильд, враждовавший с графом, пришел в ярость от такого вмешательства и начал ссору с Пипером. В угоду фельдмаршалу король отменил приказ.

Царь Петр, зорко следивший за действиями неприятельских частей, увидев, что корпус генерала Рооса несколько оторвался от центра шведской армии, приказал Меншикову с десятью конными полками атаковать этот фланг.

И вот, развернувшись веером, дружно вынеслась стройная русская конница, охватывая с трех сторон растерявшихся от неожиданности шведов.

Меншиков скакал в первых рядах. Его рослая, статная фигура в зеленом генеральском мундире была хорошо приметна Петру, по озабоченному лицу которого скользнула усмешка:

– Бахвал… меры не знает…

Вдруг лошадь князя споткнулась. Зеленый мундир исчез из поля зрения. Лицо Петра передернулось легкой судорогой.

– Немедля пошли казачью сотню, – хрипло и отрывисто сказал он стоявшему рядом фельдмаршалу Шереметеву. – Накажи следить за князем… Ежели ранен, принесть сюда… Ежели жив, пусть держится опасливей… Ежели…

Но не успел Петр досказать свою мысль, как зеленое пятно генеральского мундира выплыло вновь.

Под князем убило лошадь. Отделавшись ушибом, Меншиков пересел на коня одного из драгун. Передняя цепь кавалерии, обогнав князя, уже рубила не успевших выстроиться шведов.

– К лесу тесни их, к лесу! – кричал Меншиков, врезаясь в гущу схватки.

– Ваше сиятельство… Ваше сиятельство… Сдаются они, – сказал кто-то сзади.

– Некогда возиться! Бей всех к чертовой матери! Пущай помнят!..

– Знатные персоны, ваше сиятельство, – произнес тот же голос.

Тут Меншиков заметил на опушке леса большую группу спешившихся шведских офицеров, выкинувших белый флаг.

Это генерал Шлиппенбах со всем своим штабом сдавался на милость победителей.

Отправив в тыл пленных и четырнадцать захваченных знамен, князь хотел двинуться в погоню за бежавшими к Полтаве остатками разбитого корпуса, но его остановил подъехавший ординарец:

– Вас требует государь. Остальное приказано довершить генералу Ренцелю.

Меншиков злобно выругался, но ослушаться не решился. Вернулся к Петру.

– Я бы их всех забрал, ваше величество, а мне ходу не дают, – досадливо ворчал князь. – Эх, мне бы еще пехоты тысяч пять. Ей-богу, я б их всех смял…

– Больше побеждает искусство и разум, нежели храбрость и пустословие, ваше сиятельство, – сурово оборвал его царь.

– Да я так только… к слову сказал… – смутился Меншиков.

– Ладно. Будешь со мной. Дела нынче всем хватит.

И, взглянув в глаза любимца, Петр не выдержал, расхохотался:

– Посмотри на кого похож. Весь в грязи да кровище. Морду обмой…

Было девять часов утра.

Русская пехота, выведенная за линию траншей, стояла в непосредственной близости от главных сил шведской армии.

Генерал Боуэр, назначенный на место раненого Рене, спешно приводил в порядок конницу. Генерал Брюс заканчивал осмотр артиллерии. Петр в сопровождении Меншикова, фельдмаршала Шереметева, генералов Аларта, Белинга и свиты объезжал войска, делая последние указания к генеральной баталии.

Лицо Петра дышало решимостью и отвагой. Круглые, чуть выпуклые, красивые глаза его глядели строго и торжественно.

У одного из полков Петр остановился.

– Воины! – раздался его далеко слышный голос. – Вот пришел час, который решит судьбу отечества. Вы должны помышлять, что сражаетесь не за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество… А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе для благосостояния вашего…

А перед шведскими полками, окруженный двенадцатью драбантами и двадцатью четырьмя гвардейцами, появился Карл. Носилки его везли лошади. Узнав о поражении войск генерала Рооса, король едва сдерживал душившую его злобу и, казалось, не мог понять важности минуты, не мог найти слов ободрения для своих войск. Он по-прежнему не верил в силу и мужество русских, считая поражение случайностью, но все же утренняя бодрость была потеряна. Сделав несколько незначительных указаний, король молча кивнул головой генералу Левенгаупту, давая знак начать наступление.

Войска сошлись. Генеральная баталия началась…

XVIII

Тем временем Мазепа, находившийся в королевском обозе, переживал ужасные минуты.

Надежда – схватить короля, выдать его Петру и новым предательством заслужить себе прощение – рухнула еще несколько дней назад, когда Чуйкевич, Лизогуб и ряд полковников, обещавших содействие в этом деле, неожиданно сбежали в петровский лагерь, уведя с собой несколько верных казачьих сотен. К тому же Карл, словно почуявший тайный умысел старого гетмана, внезапно переменил к нему отношение, не спрашивал, как бывало, его советов, часто отказывал в приеме, окружил старика своими гвардейцами, назначенными якобы для почетного караула.

Мазепа ясно понимал, над какой пропастью он стоит. Правда, закончись бой победой шведов, Мазепа мог еще рассчитывать на возврат былого могущества… Но какие там расчеты! Какая там победа! Разве не видел он разницы между умным упорством Петра и мальчишеской самонадеянностью Карла? Разве не отдавал себе отчета в том, что безрассудная храбрость шведов все равно, как бурная волна о скалу, разобьется о стойкое мужество народа, защищавшего свою отчизну?

– Отчизна… где теперь моя отчизна? – горько усмехнулся предатель.

С холма, где он находился, открывался чудесный вид. Красавица Ворскла, сделав некрутой излом у Полтавы, блеснув серебром своих вод, чуть-чуть отклонялась в сторону и, скрываясь в камышовых зарослях, убегала в лес, плотным полукольцом подходивший с севера. Правей, широко и необозримо, раскинулось желтое море поспевавших хлебов, лежали тучные земли Украины. Виднелись тополи у хуторов, и далекие церквушки, и застывшие мельницы-ветрянки… Хорошо знакомы старику эти богатые, красивые места. Вот и речка Коломак, воды которой были свидетелями торжества Мазепы. Здесь, предав своего благодетеля гетмана Самойловича, он получил булаву из рук подкупленного им Голицына… Вот там должна быть Диканька, хутор казненного Кочубея… Вот там… Нет, лучше не вспоминать. Душно от этих мыслей. А вот, вот это страшное поле, подернутое густыми слоями дыма, копоти и пыли. Только раскаты орудийных выстрелов и тяжелый сплошной гул доносятся до гетмана.

– Дядя! Надо отступать! – прервал думы старики подъехавший Андрий Войнаровский.

– Разве… уже… конец? – вздрогнул Мазепа. Лицо Андрия покрыто потом и пылью. В глазах явная неприязнь к дяде. Голос дрожит от обиды и скрытой злобы.

– Шведы не выдержат. Русские двинули казачью конницу… Здесь нам опасно…

– Да, опасно, опасно, – заторопился старик. – Надо скорей… укладывать… Прикажи запрягать багажные телеги.

Спотыкаясь и озираясь по сторонам, он побежал к шатру, где стояли десятки сундуков с золотом и дорогими вещами.

В это время из ближнего леса вылетела казачья сотня. Впереди, по-казацки пригнувшись к шее коня, дико гикая, мчался седобородый старик.

– Це Мазепа! Мазепа проклятый! – кричал он, – Живым его визмемо, хлопцы…

Но не доскакали казаки до шатра. Выбежавший из-за пригорка шведский батальон охраны встретил их огнем. Сбитый тремя пулями, обливаясь кровью, совсем недалеко от шатра упал старик. Собрав все силы, он приподнялся, и страшный, предсмертный хрип вырвался у него из груди:

– Хай от вика и до вика живе и славится, ридна отчизна… Хай на вик сгине род твой, Мазепа, и буде имя твое самым последним, бранным словом на земле, убийца, предатель и кат[39] народа!

Приподняв полотняный край шатра, дрожащий и жалкий, слушал эти слова Мазепа, и старая кровь его, казалось, совсем оледенела от страха и ужаса.

– Кто этот старик, дядя? – спросил вошедший в шатер Андрий.

– Казацкий батько… Семен Палий… – чуть слышно отозвался Мазепа.

Андрий отвернулся и, закрыв лицо руками, заплакал…

… А бой еще кипел.

Заметив в центре русской пехоты серые мундиры и полагая, что это полк рекрутов, король послал против них свою гвардию. Но он ошибся. В центре стояли не рекруты, а Новгородский пехотный полк, который стойко защищался.

Однако силы были неравны. Первый батальон новгородцев, не отступив ни шагу назад, погиб в жестокой штыковой схватке. Второй батальон дрогнул.

Шведы начали медленно продвигаться вперед…

Петр, руководивший боем под неприятельским огнем, сразу понял опасность. Поручив Меншикову и Боуэру двинуть с флангов конницу, он помчался к отступающим. Пуля пробила ему шляпу, другая застряла в седле, но он ничего не замечал.

– Ни шагу назад! Отечество требует! – соскочив с коня и задыхаясь от бешенства, закричал он новгородцам.

И, одной рукой схватив тяжелое полковое знамя, высоко поднял его и побежал вперед, увлекая за собой вновь воспрянувших духом стрелков.

– За мной, воины русские! Порадеем за отечество!

– Порадеем за отечество!.. Ур-ра!.. – дружно откликнулись войска, грозной, сокрушительной лавой обрушиваясь на шведов.

Теперь фортуна явно перешла на сторону русских.

Шведы смешались. Карл велел везти себя в самый огонь битвы, но скоро лошади были убиты. Гвардейцы понесли носилки короля на руках. Но и носильщики были перебиты, а ядро раздробило носилки. Король упал.

Думая, что он убит, шведы пришли в окончательное расстройство и в панике побежали.

– Шведы! Шведы! – преодолевая мучительную боль в ноге, поднявшись с земли, в ужасе закричал Карл.

Но его уже никто не слушал. Все бежали, все спасались.

– Наша пехота погибла, ваше величество! Фельдмаршал Реншильд взят в плен! – крикнул, подбегая к королю, генерал Левенгаупт. – Не оставляйте короля в беде, ребята, – обратился он к кучке солдат, окруживших Карла.

Капрал Гиерта посадил короля на свою лошадь.

С небольшой группой офицеров и солдат, случайно избегнув плена, Карл насилу догнал свой обоз, где и пересел в коляску Мазепы.

… К полудню бой окончился.

Полтавское поле густо покрыто трупами. Русские потеряли тысячу триста сорок два человека убитыми и три тысячи двести восемьдесят пять человек ранеными. Шведских трупов насчитано девять тысяч двести тридцать четыре. Победителям досталось сто тридцать семь шведских знамен и штандартов, четыре пушки, масса оружия и снаряжения, более двух миллионов золотых ефимков шведской казны и несколько тысяч пленных. Отслужив благодарственный молебен, Петр с непокрытой головой объехал свои войска, стоявшие в стройных колоннах, затем обратился к ним с речью:

– Здравствуйте, сыны отечества, чада возлюбленные! По?том трудов моих родил я вас; без вас государству, как телу без души, жить невозможно. Вы, имея любовь к богу, к вере православной, к отечеству, славе и ко мне, не щадили живота своего и на тысячу смертей устремлялись небоязненно. Храбрые дела ваши не будут забвенны у потомства!..

Затем в царских шатрах был устроен, пир, на который приглашены знатные пленники – генералы и полковники. Петр, приветливо поздоровавшись с фельдмаршалом Реншильдом, графом Пипером, генералами Шлиппенбахом, Роосом и другими, вернул им шпаги, отдал должное их мужеству.

– Я слышал, господа, – улыбнувшись, продолжал Петр, – что брат мой Карл приглашал вас на сегодня к обеду в шатрах моих, но он не сдержал своего королевского слова… Мы исполним сие за него и приглашаем вас с нами откушать…

Подняв заздравный кубок, он воскликнул:

– Здоровье брата моего Карла и наших учителей!

– Кто же эти учителя, ваше величество? – недоумевая, спросил Реншильд.

– Вы, господа шведы…

– Знатно же вы отблагодарили своих учителей, – заметил фельдмаршал.

Раздался пушечный залп. Загремела музыка. Начался пир.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ