Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Денис Давыдов (Историческая хроника)

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Задонский Николай Алексеевич / Денис Давыдов (Историческая хроника) - Чтение (стр. 6)
Автор: Задонский Николай Алексеевич
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


– Ну, разумеется, – ответил он. – Вы еще сомневаетесь!

– Благодарю, ваше величество. Может быть, мне все-таки придется когда-нибудь воспользоваться вашим обещанием, – скромно сказала Мария Антоновна.

На другой день она очень сдержанна, не сообщая никаких подробностей, объявила Давыдову, что, к сожалению, ничего пока сделать не удалось.

– Не желают лишать меня изящного занятия равняться во фронте и драть горло перед взводом, – саркастически заметил Денис. – Что ж, судьба!

<p>XIV</p>

Еще два месяца назад, проверив сведения, сообщенные Четверттшеким, наведя необходимые справки, Денис точно выяснил, что брат Евдоким действительно находится в плену.

Вместе с командиром эскадрона князем Репниным и несколькими другими кавалергардами, раненными в Аустерлицком сражении, Евдоким был отправлен в Брюнн, где размещалась тогда главная квартира Бонапарта. Пленным оказали медицинскую помощь. Говорили, будто французский император лично посетил их в лазарете. Но когда они возвратятся в Россию, никто ничего толком не знал.

Появление Евдокима в Петербурге в середине декабря было поэтому приятной неожиданностью. И Денис, взяв трехдневный отпуск для свидания с братом, тотчас же отправился в столицу.

В новеньком, только что сшитом мундире Евдоким выглядел молодцом. Загорел, погрубел, стал шире в плечах. Денис застал его в кругу товарищей. Молодые кавалергарды, сидя за столом, уставленным наполовину пустыми бутылками, жарко обсуждали недавно полученные, не многим еще известные новости. Из армии один за другим прибыли два курьера. Первый привез известие о болезни и отъезде фельдмаршала Каменского из армии. Второй доставил радостное сообщение о победе над французами под Пултуском, одержанной генералом Беннигсеном.

Никаких подробностей никто не знал, поэтому кавалергарды строили всевозможные догадки, спорили, шумели, но, по существу, совсем напрасно.

Лишь самый юный из всех, стройный, румяный, с выразительными томными глазами корнет Павел Киселев высказал, как показалось Денису, здравую мысль:

– Мы не можем судить о том, чего не знаем, господа, но несомненно, на мой взгляд, одно: если победа при Пултуске подтвердится, то при сложившихся обстоятельствах генерал Беннигсен получит много шансов стать во главе всей армии.

– Что будет весьма печально! – вставил со вздохом маленький и толстенький поручик Ильин.

– Ну, господа, – с тонкой усмешкой отозвался Киселев, – не будем касаться вопроса о достоинствах человека, победившего французов… Следует считаться с обстоятельствами… Я лишь это хотел сказать!

– Дипломат! – с солдатской грубоватостью бросил Евдоким. – Тебе бы, Киселев, в иностранную коллегию!

– А разве военному запрещается быть немножко и дипломатом? – вежливо спросил Киселев.

– Э, ну вас всех с этой дипломатией, терпеть не могу, – перебил богатырь по виду, кавалергард Арапов, возвратившийся из плена вместе с Евдокимом. – Надо правде в глаза смотреть! Бонапарт – гениальный полководец, а мы против него выживших из ума старцев посылаем. Где это видано! Даже ежели старика заменим Беннигсеном, тоже плохо. Чем он себя прославил?

– А у нас, слава богу, Кутузов есть! Багратион! – произнес Евдоким.

– Имя Кутузова, говорят, при государе даже упоминать не принято, – вставил опять поручик Ильин.

– В том-то и беда наша! – отрезал Евдоким.

Разговор становился острым. Корнета Киселева, видимо, это обеспокоило.

– Право, господа, мы ведем бесцельный спор, и становится скучно, – вмешался он. – Вы бы, Арапов, лучше рассказали про встречу с Бонапартом. Вы так живо передаете!

– Нет уж, увольте, – отозвался Арапов и, неожиданно повернувшись к Денису, сказал ему: – Я издалека Бонапарта видел, а Евдоким имел честь разговаривать с ним.

– Разве? – живо заинтересовался Денис. – Где же это было, Евдоким?

– В лазарете.

– Ну? Что же он тебе сказал?

– Да ничего особенного, – спокойно ответил Евдоким. – Я тогда весь в бинтах лежал. Подошел он ко мне, остановился, собой маленький, толстенький… «Combien de blessures, monsieur?» – спрашивает меня. «Sept, sire», – oтвечаю. «Autant de marques d'honneur!»IV – сказал он и пошел дальше… Вот и все!11

– Autant de marques d'honneur! – медленно повторил Денис. – Надо сознаться, сказано неплохо.

– Бонапарту нельзя отказать во многих достоинствах, – сдержанно отозвался Киселев.

– Откажи попробуй! – насмешливо произнес Арапов и прибавил: – Нет, по-моему, Бонапарт во всех отношениях человек гениальнейший. Нам его никогда не осилить! Что вы там не говорите!

Дениса слова кавалергарда задели за живое. Подобно другим военным, он исключительно высоко ценил талант Бонапарта, восхищался его решительными действиями. Но вместе с тем Денис никак не склонен был объяснять все успехи французского полководца лишь одной его гениальностью или необыкновенным счастьем, как думали некоторые. Быстрый разгром Австрии и Пруссии сначала, как и всех, просто поразил Дениса, а затем, подумав, он нашел и довольно трезвую оценку событиям. Разгром был подготовлен прежде всего самой военной системой, существовавшей в австрийской и прусской армиях. Той самой системой, основанной на палочной дисциплине и бесполезной муштровке, над которой издевался Суворов и которая была ненавистна любому военному, разделявшему суворовские взгляды.

«Будь на месте Бонапарта кто-нибудь из наших полководцев – Суворов, Кутузов или даже Багратион, – размышлял Денис, – они, пожалуй, тоже столь же быстро управились бы с пруссаками…» Сравнение Бонапарта с любимым Суворовым против воли возникало в голове не раз, но эти мысли казались кощунственными. Суворов был великим полководцем, родным и близким. Бонапарт, этот величайший завоеватель, угрожал чести и независимости отечества, следовательно, являлся врагом, и врагом страшным. Денис никогда этого не забывал.

Вот почему слова Арапова, вернее его уверенный тон, вывели Дениса из себя.

– А я уверен, – вдруг бледнея, тонким голосом крикнул он, – я убежден, господин Арапов, ежели этот во всех отношениях гениальнейший человек, как вы утверждаете, посягнет на нас… на наше отечество… – Давыдов почти терял самообладание от какого-то все сильнее охватывающего злобного чувства. – Я уверен… здесь не Пруссия… Мы ему покажем кузькину мать!..

Выходка Дениса привела всех в недоумение. Арапов медленно поднялся. Запахло скандалом.

– Да ты что, брат? – попробовал вмешаться Евдоким. – Арапов и не думал утверждать…

– А я утверждаю, – запальчиво перебил Денис, – что восхвалять неумеренно предводителя войск, стоящих почти на рубежах наших, русскому офицеру непозволительно…

Арапов бросил на него сердитый взгляд, пожал плечами:

– Я не могу принять ваших слов на свой счет. Но если вам угодно…

– Подождите ссориться, господа, – прервал Киселев. – Между вами, на мой взгляд, простое недоразумение… Попробуем разобраться хладнокровно.

И юный корнет с такой ловкостью повел дело, что в конце концов все кончилось благополучно.

Денису из всех товарищей брата особенно понравился Киселев. Между ними завязалась крепкая дружба.

… На следующий день, вдоволь по душам наговорившись, братья отправились к Нарышкиным.

Евдоким, давно уже представленный Марии Антоновне, состоял в числе самых восторженных ее поклонников. Взгляды Евдокима ничем не отличались от взглядов людей, среди которых он вращался. Новое положение Марии Антоновны как фаворитки государя в глазах Евдокима не только не унизило ее, а, напротив, возвысило.

– Помилуй, Денис, – сказал он, – я считаю, нам теперь особенно следует дорожить ее расположением. Тем более, у Нарышкиных великолепно обо всем осведомлены! Это, брат, всегда пригодится!

С последним нельзя было не согласиться. Где же, как не у Нарышкиных, можно, например, узнать подробности последних новостей?

И верно… Там эти подробности никакой тайны не составляли. Фельдмаршал Каменский, вскрыв полученную из Петербурга почту, узнал, что некоторые окружающие его лица приняли на себя «благородную обязанность» о всех действиях главнокомандующего тайно уведомлять начальника военно-походной канцелярии его величества.

Каменский пришел в бешенство. Написал объяснение царю и, не дожидаясь ответа, самовольно уехал в свою деревню.

Александр назначил главнокомандующим генерала Буксгевдена Но в это время была получена реляция Беннигсена о победе над французами под Пултуском. Александра эта реляция, несколько преувеличившая значение победы, несказанно обрадовала. Он немедленно переменил решение. Главнокомандующим стал Беннигсен.

– А я могу вам сообщить под секретом еще одну новость, – обратившись к Денису, с обычной лукавостью в глазах сказала Мария Антоновна. – Командование авангардом нашей армии вверяется вашему герою… князю Петру Ивановичу…

– Как? Багратиону? – подскочил Денис, никак этого не ожидавший.

– Да… Князь недавно заезжал ко мне, – продолжала Мария Антоновна. – Он был очень любезен… Мы говорили о наших делах. И если вы, – она посмотрела с улыбкой на взволнованного Дениса, – приедете ко мне завтра обедать вместе с Борисом, то, возможно, узнаете и другие интересные новости…

Денис молча поклонился. Разговор одновременно и взволновал его и расстроил. И хотя Евдоким уверял, что последнюю фразу Мария Антоновна произнесла каким-то загадочным тоном, Денис, наученный горьким опытом, никаких планов не строил. После двух решительных отказов паря на что можно было надеяться? Повторить свою просьбу? Эта мысль не приходила в голову. Служить у Багратиона!.. О таком счастье он не смел и мечтать! Обещание Марии Антоновны понял в том смысле, что ожидаются какие-то важные известия, относящиеся к военным действиям, а никак не к его собственной судьбе.

Но на другой день, едва Денис и Борис переступили порог гостиной Марии Антоновны, она объявила:

– Я говорила вчера о вас с князем Багратионом… Сегодня получен ответ… Ты, Борис, – обратилась она к брату, – опять едешь с ним.

– А он? – перебивая, воскликнул Четвертинский, указывая на растерявшегося Дениса. – А он?

– Нет, опять отказ! – вздохнула Мария Антоновна. Но, увидев, какое впечатление произвели ее слова на Дениса – он стоял бледный как полотно, – поспешила добавить: – Виновата, виновата… я пошутила… И вы, Денис, едете!

Денис в восторге чуть не бросился к ней на шею.

… Мария Антоновна весьма кстати напомнила Александру про его обещание. Отказать снова – значит обнаружить свои истинные, враждебные чувства к «негодяю», как мысленно называл гусара-сочинителя царь. Нет, Александр всегда желал оставаться добрым рыцарем, особенно в глазах фаворитки. Назначение Давыдова адъютантом к Багратиону, опять против воли, было подписано. Чувства же императора остались неизменными.

Денис об этих закулисных делах ничего не знал. Да и думать не хотелось! Он горел одним желанием: как можно быстрее попасть в действующую армию. Говорят, Беннигсен опять готовится к сражению! В армии сейчас Ермолов, Кульнев, и, кажется, собирается туда Раевский. Не терпелось их обнять.

Четвертинский подговаривал провести в столице наступившие святки. Соблазн большой! И все же Денис отказался. Он выехал один, в почтовой кибитке. Но как ни торопился, а в Озерках, близ Вильно, сделал небольшую остановку. Там стоял недавно сформированный знакомым полковником Василием Федоровичем Шепелевым гусарский Гродненский полк, где служили теперь эскадронными командирами Кульнев и брат Александр Львович. Встреча с Кульневым была особенно приятна. Обняв Дениса, Яков Петрович даже прослезился. Тронула искренняя, дружеская привязанность молодого лейб-гусара, только что произведенного в штаб-ротмистры.

– Вот видишь, голубчик, – заметил с улыбкой Кульнев, – я же говорил, что встретимся… Подожди, и повоюем вместе! Скоро и наш полк трогается.

Через несколько дней, взволнованный и счастливый, Денис пересек прусскую границу. 15 января 1807 года ранним утром он был уже в Либштадте, где находилась главная квартира русской армии.

Глава вторая

Давыдов, пламенный боец,

Он вихрем – в бой кровавый;

Он в мире счастливый певец

Вина, любви и славы!

В. Жуковский
<p>I</p>

Генерал Беннигсен не принадлежал к числу искусных полководцев. Он мог, сидя в кабинете, найти иной раз верное решение военной задачи, составить неплохой план, но выполнить задуманное не хватало ни умения, ни решимости. И если войска, находившиеся под общим его командованием, успешно отражали натиск превосходящих сил неприятеля, то объяснялось это прежде всего опытностью, инициативностью командиров войсковых частей, беспримерной стойкостью и мужеством русских солдат. К тому же Беннигсен отличался крайней беспечностью. Армия, растянувшись на многие десятки верст, медленно двигалась в юго-западном направлении к Грауденцу и Торну на Висле12. Снабжение войск боевыми припасами и продовольствием было поставлено из рук вон плохо. Подвижные магазины отсутствовали. Солдатам из-за несвоевременного подвоза часто не выдавали даже сухарей. А главнокомандующий на справедливые требования войсковых командиров улучшить снабжение со вздохом отвечал:

– Что же поделаешь, господа. Надо терпеть. У меня за обедом тоже подают всего три блюда…

Дениса поразила беспечность и другого рода. Имея несколько пакетов для главнокомандующего, он немедленно представился Беннигсену. Комната, где тот находился, была переполнена генералами, офицерами, чиновниками. Русской речи не слышалось. Штаб в большинстве состоял из немцев и австрийцев. Многие из них занимали прежде командные должности в позорно капитулировавших перед Бонапартом своих армиях. Затем бежали в Россию. «Опозорились у себя, а сюда подсказывать слетелись», – мелькнула у Дениса неприязненная мысль. Тут же он заметил и несколько англичан, среди которых обращал на себя внимание важным видом и каменным лицом сэр Роберт Вильсон, английский военный агент, имевший особое влияние на главнокомандующего.

И никто из этих господ не остерегался высказывать открыто свое мнение о движении войск. Сам Беннигсен, худой и длинный, с рыжеватыми редкими волосами и болезненно желтым лицом, стоя у карты, пояснял какому-то немецкому генералу операционный план. «Ну, я не удивлюсь, если неприятель завтра же будет осведомлен об этом», – подумал Дениса В памяти невольно всплыл образ любимого Суворова. Разве допустил бы он голодание солдат или столь нескромные рассуждения о своих намерениях? Трудности предстоящего похода обрисовывались достаточно ясно. Даже знакомые по Петербургу штабные офицеры этого не скрывали.

– Черт тебя сюда занес! – откровенно говорили они Денису. – Мы бы дорого дали, чтобы возвратиться обратно. Проку никакого не видно. Условия здесь плохие. Ты еще в чаду, мы это видим, но погоди немного… то же скажешь!

– Нет, господа, не надейтесь, – возразил Денис. – Вижу сам, что условия неважные, да ведь я заранее знал, что война не похлебка на стерляжьем бульоне. Вы лучше посоветуйте, как побыстрее мне добраться до князя Багратиона.

– А вот смотри сюда, – сказал один из офицеров, раскрывая карту. – Главная квартира сейчас переезжает в Морунген, можешь устроиться с нами или с каким-нибудь из полков. Третьего дня у Морунгена произошла жаркая схватка авангардных частей генерала Маркова с войсками Бернадотта, который отступает, по всей видимости, к Торну. А от Багратиона получено известие, что он занял городок Лебау, значит, от Морунгена тебе придется проехать еще сотню верст. Ясно?

– Ясно. Покорно благодарю. А где Алексея Петровича Ермолова найти?

– Третьего дня, ночью, он был у нас. Прямо после боя под Морунгеном. Командовал там марковской артиллерией и здорово, говорят, отличился. А теперь назначен командовать всей артиллерией авангарда.

Денис от радости так и засиял:

– Следовательно, он у Багратиона? Вместе воевать придется! Вот не знал! Ну, спасибо!..

Через час, пристроившись к павлоградским гусарам, Денис уже находился на марше к Морунгену.

Картина, развернувшаяся перед ним, навсегда осталась в памяти. «Части пехоты, конницы и артиллерии, – вспоминал он впоследствии, – готовые к движению, облегали еще возвышения справа и слева, в то время как длинные полосы черных колонн изгибались уже по снежным холмам и равнинам. Стук пушечных колес, топот конницы, разговор, хохот или ропот пехоты, идущей по колено в снегу, скачки адъютантов по разным направлениям, генералов с их свитами, самая небрежность и неопрятность в одежде войск, два месяца не видавших крыш, закопченных дымом биваков и сражений, вид солдат с усами, покрытыми инеем, с простреленными киверами и плащами, – все это неизъяснимо электризовало, возвышало мою душу».

Ехавший рядом молоденький павлоградский гусар, поручик Степан Храповицкий, рассказывал:

– Любопытная, знаете ли, история случилась третьего дня в городе Морунгене… Бернадотт, расположивший там свой обоз, выдвинул войска вперед, построив их вон на тех высотах, – поручик указал на видневшиеся вдали покрытые кустарником холмы. – Наши части наступали от деревни Георгенталь, к которой сейчас подъедем… И вот, представьте, в сумерках, когда Марков вынужден был несколько отступить, а неприятельская кавалерия намеревалась преследовать его, господин Бернадотт услышал выстрелы в тылу. Что такое? Он послал в Морунген адъютантов и узнал страшную новость: город занят русскими, его обоз и канцелярия в их руках!

– Как же это получилось? – заинтересовался Денис.

– А вы послушайте дальше, – улыбнулся Храповицкий. – Бернадотт, разумеется, преследовать нас уже не решился, а поспешил с кавалерией назад, в Морунген, и… никаких русских там не обнаружил! Своего обоза тоже не нашел. На улицах увидел несколько поломанных повозок и груды разорванных бумаг…

– Позвольте, – перебил Денис, – я полагаю, был же все-таки оставлен в городе какой-то французский отряд прикрытия?

– Совершенно верно. От этого отряда уцелели весьма немногие… Они, вероятно, и поведали про необычайное происшествие огорченному Бернадотту.

– Да не томите, ради бога, Храповицкий! – воскликнул Денис. – Ведь не дьявол же в маске напал на город!

Довольный произведенным на спутника впечатлением, Храповицкий нарочно помедлил, поправился в седле, подкрутил маленькие рыжие усики, потом продолжил:

– Дело-то, собственно говоря, объясняется просто… Командир одной из наших кавалерийских дивизий, не зная ничего о происходящем сражении, послал в разведку несколько эскадронов гусар. Они приблизились к Морунгену с другой стороны и, узнав от жителей, что в городе стоит обоз Бернадотта, охраняемый небольшим прикрытием, решили на свой риск произвести нападение. И, как видите, этот смелый кавалерийский рейд кончился для нас с большой пользой… Согласитесь, происшествие выходит из ряда обычных военных историй.

– Да, да, вполне согласен, – сказал Денис. – Дело более чем любопытное!

Между тем, миновав Георгенталь, павлоградцы выехали на морунгенскую равнину, где происходило сражение. И здесь открылось зрелище, от которого Денис невольно содрогнулся. Тысячи обезображенных трупов лежали на снежном поле в самом неприглядном виде. Все же любопытство военного оказалось сильнее неприятного, беспокоящего чувства новичка. Когда подъехали знакомые штабные офицеры, Денис не упустил возможности отправиться вместе с ними для осмотра русской и неприятельской позиций.

У небольшой, совершенно разрушенной деревушки, занятой во время сражения французской пехотой, неприятельские трупы лежали особенно густо, целыми рядами.

– Ермоловская работка! – сказал один из офицеров. – Обратите внимание, господа, Ермолов постоянно сосредоточивает огонь всех своих полевых орудий на каком-нибудь одном известном пункте.

– Разве эта мысль нова? – спросил Денис.

– Мысль, может быть, не нова, но у нас, к сожалению, применяется подобный метод еще не так часто… Молодец Ермолов!

Эта похвала приятно подействовала на Дениса. Он-то никогда в брате Алексее Петровиче не сомневался!

В Морунгене, куда добрались к вечеру, Денис задерживаться не стал. Купил лошадь, получил в главной квартире пакеты для Багратиона и в сопровождении одного казака на другой же день отправился дальше, к авангарду.

… Никто, конечно, не знал, что в то самое время, как Денис подъезжал к деревне Биберсвальд, где находился Багратион, судьба русской армии подвергалась страшной опасности. Получив в Варшаве известие о наступлении русских, Бонапарт решил обойти их с фланга, отрезать от сообщения с Россией, прижать и уничтожить в районе нижней Вислы. План Беннигсена, двигавшего армию к Грауденцу и Торну, как нельзя лучше способствовал замыслу французского императора.. Не сомневаясь в успехе, Бонапарт сам выехал к войскам, быстро совершавшим обходное движение. Французы имели значительный перевес в силах, были превосходно снабжены всем необходимым. 19 января, прибыв в Вилленберг, Бонапарт послал секретное предписание маршалу Бернадотту. Ему приказывалось: скрытно обойдя русскую армию, перебросить свой двадцатитысячный корпус к Алленштейну, юго-восточнее Морунгена, откуда уходили последние русские войска. В то же время Бернадотту предписывалось оставить на месте аванпостные части. Отступая к Торну, они должны были заманивать за собой русских. Бонапарт извещал маршала, что сам он с основными силами в Алленштейне будет через три дня.

Но на страже русской армии стоял генерал Багратион. Авангард, командование над которым он только что принял, состоял из трех основных колонн, находившихся под начальством генерал-майоров Маркова, Багговута и Барклая де Толли.

Поспешный отход войска Бернадотта от Морунгена, а также довольно сбивчивые показания «языков», захваченных казаками, наводили на мысль о том, что Бонапарт что-то замышляет. Багратион на всякий случай распорядился: силы авангарда не распылять, а полковнику Юрковскому, начальнику аванпостов, усилить разведку.

… Денис, основательно прозябший, приехал в Биберсвальд ночью. Несмотря на позднее время, в просторной избе прусского поселянина, где квартировал Багратион, никто спать не собирался. У князя совещались командиры. А в соседней небольшой комнатушке, тускло освещенной сальными свечами, молодые адъютанты и ординарцы, прихлебывая чай из железных кружек, развлекались веселыми рассказами.

Дениса встретили восторженно. Не успел он снять шинель и прийти в себя, как со всех сторон его забросали вопросами. Один из адъютантов князя, Офросимов, гвардейский офицер, с которым Денис был знаком, представляя его товарищам, заявил:

– Держите ухо востро, господа! Помимо прочих достоинств, сей гусар имеет звание сочинителя, попадетесь на зубок – не помилует!

– Да перестань ты дурачиться, право, – смущаясь, сказал Денис. – Про стихи и думать давно забыл!

– Вот это уж напрасно! – возразил другой адъютант князя, Грабовский. – Я ваши послания Бурцеву наизусть помню… Прелесть какие стихи!

– Вы бы нам, Давыдов, новенькое что-нибудь прочитали, – попросил третий адъютант. – Мы же все почитатели вашего таланта…

– Нет, в самом деле, господа, ничего не пишу, – ответил Денис, чувствуя, что польщен общим вниманием. – Да и на ум сейчас не идут стихи… Дайте прежде согреться и оглядеться.

Едва он успел привести себя в порядок, как дверь из горницы князя открылась. Вошел Ермолов. Молоденький адъютант его, краснощекий прапорщик, поднялся навстречу. Ермолов, очевидно, хотел что-то передать ему, но, увидев Дениса, остановился, густые брови его поднялись вверх.

– Денис?

Не зная, как держать себя с Ермоловым при адъютантах, Денис, взволнованный и довольный, стоял в щегольском красном ментике, вытянувшись по-военному. Ермолов сам раскрыл объятия.

– Да что же ты словно чурбан? Сколько времени не виделись! Дай хоть расцеловать тебя. – И оживленно продолжал: – Ты когда же приехал? Мне князь говорил, да я, признаться, погрешил – думал, что святки в столице отгуляешь… Ну, чего же мы здесь стоим? Пойдем, князь тебя ждет. Наверно, новостишки из главной квартиры привез? Весьма кстати…

В горнице, куда они вошли, обстановка была самая простая: стол, несколько скамеек, хозяйская деревянная узкая кровать.

Багратион в мундирном сюртуке, с озабоченным лицом, расхаживал из угла в угол и, как показалось Денису, отчитывал молодого, с хитроватыми глазами, генерала Маркова, сидевшего в почтительной позе на длинной скамье у окна, рядом с двумя полковниками. У стола склонился над картами высокий большелобый генерал Михаил Богданович Барклай де Толли. Рядом сидел круглолицый и веселый здоровяк Багговут.

Приветливо поздоровавшись с Денисом, князь нетерпеливо распечатал переданные ему пакеты. И по мере того как читал, лицо его становилось все суровей.

– Вот, можете прочитать, господа, секретов нет, – бросив пакеты на стол, сердито сказал Багратион и опять зашагал по комнате. – Предписывается движение вперед! Армия за нами следом! Наступать, разбивать – отлично! Кто же против? Сам люблю! Назад – гнусно! Вперед – слава! Да нужно, чтоб с толком! Прежде силы неприятельские и намерения ихние разведав! Я вот о чем толкую, Евгений Иванович, – обратился он к Маркову. – А вы свое твердите!

– Пока намерения Бонапарта не ясны, всякое удаление наших частей вглубь не есть необходимо, – поднявшись, медленно и холодно произнес Барклай. – Я вполне разделяю мнение князя…

– Да, господа, нельзя иначе. – Багратион несколько секунд помедлил, затем, перейдя на более мягкий тон, продолжил: – Помню, в итальянскую кампанию австриец Мелас благодетеля моего графа Суворова, стоявшего за быстрые наступательные действия, назвал как-то генералом «Вперед»… А знаете, что Суворов ответствовал? «Полно, папаша Мелас, вперед – мое любимое правило, но я и назад оглядываюсь…» – И князь с неожиданной доброй улыбкой подошел к Маркову и, положив ему руку на плечо, добавил: – Так-то, душа моя, Евгений Иванович!

Командиры вскоре разошлись. Ермолов и Денис остались. Багратион, слегка прищурив круглые глаза, посмотрел на Дениса, спросил:

– Где же Четвертинский? Разве не вместе приехали?

– Четвертинский задержался по болезни, ваше сиятельство, – чувствуя неловкость, ответил Денис.

– Что ж, придется в таком случае с тебя пока за двоих спрашивать… Работы много. Я наперед говорю: здесь не гвардия. Парадиры не нужны. В авангарде служить – спокойну не быть! У меня служить – того хуже!

– Я тем себя на всю жизнь довольным почитаю, – дрогнувшим от волнения голосом, глядя в глаза князю, произнес Денис, – что под командой вашего сиятельства состою…

– Смотри ж, чтоб на меня не пенять, – уже более мягко отозвался Багратион и, еще раз поглядев на Дениса, усмехнулся: – А ментик-фертик сними, душа моя… Больно с французскими мундирами схож. Не ровен час, свои же подстрелят!

– Я уже об этом подумал, – заметил Ермолов. – В десятом гусарском у Бернадотта точь-в-точь такие же носят.

– Ну, хорошо, – сказал Багратион, – идите отдыхать…

И, немного помедлив, обращаясь к Ермолову, добавил:

– Артиллерию твою завтра посмотрим. Коней всех прикажи перековать. Признаюсь, более всего на маршах за лошадей опасаюсь. От них всё… – Багратион не договорил фразу, посмотрел на Ермолова и вдруг неудержимо захлебнулся смехом: – Ох, прости, прости, друг Алексей Петрович! Вспомнился твой разговор с графом Аракчеевым, прямо сил никаких нет… Значит, осмотрел он в Вильно твою конную роту и… как дальше-то было? Одолжи, поведай…

– Да ничего особенного не произошло, ваше сиятельство, – блеснув лукаво глазами и сейчас же приняв равнодушный вид, ответил Ермолов. – Подходит Аракчеев ко мне и говорит: «Вы знаете, что вся ваша репутация зависит от лошадей?» – «Точно так, ваше превосходительство, – отвечаю я, – к сожалению, наша репутация слишком часто зависит от скотов».

– От скотов? Аракчееву-то! – сквозь смех произнес Багратион. – Ну и язычок у тебя… Нет, уж я лучше о лошадях с тобой говорить поостерегусь! Баста!

<p>II</p>

В следующий вечер, ознакомившись со всем, что надлежит знать адъютантам, Денис вместе с Офросимовым дежурил в квартире Багратиона. Как обычно, князь с раннего утра поехал в войсковые части. Его сопровождал Грабовский. Возвратился Багратион поздно, сердитый и, кажется, немного простуженный. Выпил рюмку мадеры и стакан чаю, не раздеваясь, прилег на кровать, быстро и крепко заснул.

На дворе поднималась метель. Ветер завывал в трубах, хлопал ставнями. Офросимов дремал, сидя у жарко натопленной печки. Потом улегся на скамье, захрапел.

Внезапно входная дверь с шумом распахнулась. В комнату ворвался какой-то военный, небольшого роста, в бурке и казацкой папахе. Он весь был залеплен снегом. Сверкали лишь живые черные глазки. Следом два пожилых бородатых казака втащили что-то тяжелое, завернутое в огромный овчинный тулуп.

– Подождите здесь, хузары! Снежок с тулупа стряхнуть! – скомандовал человек в бурке резким, с сильным акцентом голосом. – Князь у себя? – обратился он к Денису.

– Как прикажете доложить? – загораживая незнакомцу дорогу, спросил тот.

– О, мати господа! – воскликнул, сделав шаг назад, незнакомец. – Да вы сами-то кто такой?

– Дежурный адъютант штаб-ротмистр Давыдов…

– А я полковник Юрковский! Командир аванпостов! Спешное дело!

Офросимов проснулся, вскочил как встрепанный.

– Добрый вечер, полковник! Сейчас князя разбужу…

– Да, братец, хотя и жалко, а придется будить… Сделай милость!

Но Багратиона, спавшего необыкновенно чутко, будить не пришлось. Он стоял уже на пороге.

– Ну, с чем пожаловал, любезный Юрковский?

– С казацким подарком, князь…

Юрковский, венгерец по происхождению, порывистым движением сбросил папаху, расстегнул бурку и, повернувшись к казакам, коротко приказал:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50