Ведя локальные боевые действия и не встречая сильного сопротивления (главные силы турецкой армии сражались с русскими в Болгарии), сербы заняли города Ниш, Пирот и вышли на историческое Косово поле, где пятьсот лет назад решилась судьба Сербии.
      19 января было подписано соглашение о перемирии России с Турцией. Известие об этом всколыхнуло европейские столицы. В Вене поспешили заявить, что Австрия требует созыва международной конференции для обсуждения условий мира с Турцией и не будет считать действительными те положения будущего мирного договора, которые затронут интересы Австро-Венгрии. В подкрепление своей позиции Вена объявила частичную мобилизацию и концентрацию своих войск на границе с Россией. Австрийский министр иностранных дел граф Д. Андраши даже был готов к более решительным действиям, но главнокомандующий австро-венгерской армией эрцгерцог Альбрехт и генералы были против немедленной войны с Россией.
      В Лондоне премьер-министр Англии Дизраэли также потребовал созыва международной конференции. Английский флот демонстративно вошел в пролив Дарданеллы. В ответ правительство России известило турецкого султана, что русские войска намерены войти в Константинополь. Международная обстановка обострилась до предела.
      19 февраля 1878 года был подписан Сан-Стефанский прелиминарный мирный договор между Россией и Турцией. По этому договору провозглашалась полная независимость от Турции Сербии, Черногории и Румынии, а также Болгарии, территория которой распространялась и на всю Македонию вплоть до Албании. О независимости Албании речь пока не шла, но российская дипломатия ставила этот вопрос в числе задач следующего этапа. Большие приращения получала Черногория - ее территория увеличивалась в три раза. Что касается Сербии, то она по Сан-Стефанскому договору не получила всех тех земель, которые были освобождены сербскими войсками в ходе войны и на присоединение которых рассчитывали в Белграде.
      Почему так произошло? Некоторое время русская дипломатия полностью поддерживала сербского князя Михаила Обреновича и усиленно способствовала сближению сербов и болгар. Идея объединения сербов и болгар в одно федеративное государство при полном равенстве двух народностей выглядела вполне реальной, и болгарские представители даже начали переговоры с правительством Илии Гарашанина о создании сербо-болгарского южнославянского царства во главе с сербской династией Обреновичей. Однако эти переговоры были сорваны по инициативе Гарашанина. В планах "югославянской революции", "освобождения и объединения", предусмотренных в "Начертании", никакого равноправия для других славянских народов Балкан не предусматривалось. Гарашанин и другие сербские политики пренебрежительно считали болгар политически неспособными к развитию, лишенным государственных качеств и энергии для борьбы. А после отставки Гарашанина и полной переориентации сербских правящих кругов на Запад, Белград прекратил все контакты с болгарами.
      В Петербурге никогда не признавали права Сербии в одиночку решать национальные вопросы на Балканах. Во имя государственных интересов России русская дипломатия встала на сторону болгарского освободительного движения. Болгарам в силу специфики их положения не на кого было больше рассчитывать, кроме как на Россию. И в этой ситуации сильная и благодарная Болгария была гораздо более предпочтительным союзником на Балканах, чем "лукавая" "Великая Сербия", чьи правители откровенно рассматривали Россию как инструмент для обслуживания сербских интересов. "Наша внешняя политика всегда действовала против советов России, - признавал Никола Пашич, почти бессменный, с 1891 по 1926 год, премьер-министр Сербии, - и стремилась уверить европейские державы в том, что она слепо не следует этим советам, и искала симпатий и поддержки у Западной Европы. В конце концов, немудрено, что она потеряла симпатии России" (Шемякин, с. 195). Кроме того, через Болгарию лежал кратчайший путь в Средиземное море, к Константинополю и проливам Босфор и Дарданеллы. А именно это, а не счастье сербских революционеров, было главной целью внешней политики Российской империи на Балканах.
      "Болгария была нашим любимым детищем, а Сербия - забытой падчерицей", - отмечает в своих мемуарах русский посланник в Белграде князь С. Н. Трубецкой. "Сербия была нашим союзником, и мы не очень хорошо с нею обращались", - сказал в 1915 году император Николай II, как бы подводя итог всей русской политики в отношении Белграда (Дж. Бьюкенен. Мемуары дипломата. М., 1991, с. 150).
      Подобное отношение Петербурга вызвало в Сербии шок. Сан-Стефанский договор "как громом поразил сербские идеалы", писал Никола Пашич. Националистический угар сменился глубоким разочарованием.
      Впрочем, Сан-Стефанский договор вызвал разочарование не только в Сербии. Албанцы протестовали против планов включения в состав Болгарии части албанских территорий. Английские и австрийские агенты разжигали недовольство албанцев, стараясь направить его против славян и России.
      Усиление позиций России на Балканах вызвало в Англии и Австро-Венгрии в буквальном смысле слова истерику. В Вене особенно болезненно восприняли статьи Сан-Стефанского договора о предоставлении независимости славянским народам - это нарушало планы Австрии включить в зону своего влияния Сербию, Черногорию и Албанию. В Англии резкое недовольство вызвало получение Болгарией выхода к Эгейскому морю, предусмотренное условиями Сан-Стефанского договора. В результате Россия через своего союзника Болгарию получала выход в Средиземное море в обход черноморских проливов.
      Европа стояла на пороге войны. В Петербурге уже обсуждали "образ действия в случае новой войны с Англией и Австрией". Канцлер А. М. Горчаков, военный министр Д. А. Милютин, министр финансов М. Х. Рейтерн, министр внутренних дел С. И. Тимашев полагали, что войны надо избежать любой ценой. Представители дома Романовых - императрица, великий князь Николай Николаевич-старший, великий князь Александр Александрович настаивали на жесткой позиции, считая, что отказ от войны приведет к падению престижа России во всей Европе. Ради престижа мы, как известно, весь народ готовы на плаху положить - и командование русской армией на Балканах получило приказ занять Босфор и не допустить прорыва английской эскадры в Черное море. Одновременно в Вену был направлен русский дипломат граф Н. П. Игнатьев. Перед ним стояла сложная задача - убедить императора Франца Иосифа и министра иностранных дел Д. Андраши, главных сторонников "жесткого курса", в справедливости русских требований. Но переговоры зашли в тупик: в Вене уже видели Австро-Венгрию гегемоном на Балканах и ни о каком присутствии России в этом регионе не желали и слышать. Н. П. Игнатьев отклонил все претензии Вены. Переговоры были прерваны.
      В таком же ключе развивались отношения России с Англией. Премьер Дизраэли повел себя, по отзыву русских дипломатов, "с поразительной наглостью". Он объявил Сан-Стефанский договор "несовместимым с законными интересами Великобритании". Англия в открытую начала подготовку к войне. Английские войска, расквартированные на Мальте, получили приказ готовиться к десантной операции на Балканах, а английский флот в Эгейском море был спешно усилен.
      Накалившуюся обстановку разрядило предложение Бисмарка стать "честным маклером" в переговорах с конфликтующими сторонами. В этот период Германия не имела никаких военно-стратегических интересов на Балканах и ее позиция была подчеркнуто нейтральной. В начале декабря 1876 года Бисмарк, выступая в рейхстаге, заявил, что во всем Восточном вопросе он не видит интереса, "ради которого стоило бы пожертвовать костями хотя бы одного померанского мушкетера". Для Германии гораздо важнее было сохранение Союза трех императоров - Германии, Австро-Венгрии и России - и сохранение своего лидерства в этом союзе.
      При посредничестве Германии в Берлине был созван международный конгресс по Балканам. "Россия пошла в Берлин извиняться за свою победу", ядовито охарактеризовал позицию русской дипломатии на этом конгрессе А. А. Керсновский в своей "Истории русской армии". Впрочем, в Петербурге с самого начала понимали, что Сан-Стефанский мир - не окончательный, и с его условиями великие державы не согласятся, а воевать одновременно с Англией, Австро-Венгрией и Турцией реально мыслящие политики России не собирались. Сан-Стефанский договор, по существу, олицетворял программу-максимум русской политики на Балканах по состоянию на тот период. Реализовать полностью эту программу Россия не надеялась, да и не могла.
      Берлинский конгресс открылся 1 (13) июня 1878 года и проходил в условиях острой дипломатической борьбы. Австро-Венгрия и Англия требовали от России отказаться от планов создания "Великой Болгарии" и сократить территорию Болгарии до минимума. Эта позиция получила поддержку Сербии, политика которой со времени Берлинского конгресса и до начала ХХ века отличалась ярко выраженной проавстрийской ориентацией.
      Англия настаивала на разделении Болгарии на две части, при этом северная часть получала политическую автономию, а южная - административную автономию в составе Турции. Австрия также выступала против создания единой Болгарии. "Это означает смертный приговор болгарской национальности, заявлял в ответ глава русской дипломатии А. М. Горчаков, - честь и интересы России запрещают это категорически".
      Одновременно английская дипломатия сделала ставку на противопоставление Греции славянским народам Балкан, пытаясь превратить Грецию в плацдарм своей балканской политики. Англия удержала Грецию от вступления в войну с Турцией в 1877 году и теперь требовала для Греция территориальных приращений в Эпире и Фессалии. Фактически же целью Англии было поощрение греческого национализма и искусственное разжигание национальных противоречий на Балканах. Что же касается "любви" Англии к грекам, то министр иностранных дел Англии лорд Солсбери в 1877 году так характеризовал греков в частной беседе: "Эту расу... он полагает слишком уж недисциплинированной и чересчур пропитанной конституционными теориями, чтобы играть полезную роль среди примитивных народов Оттоманской империи".
      На конгресс в Берлин прибыла и албанская делегация, члены которой, встретившись с Бисмарком, просили включить албанский вопрос в повестку дня заседаний. "Албанской национальности не существует", - ответил Бисмарк. Его мнение совпадало с представлениями лидеров других западноевропейских государств. Объясняются эти представления не какой-то злонамеренностью, а элементарной убогостью мышления европейских руководителей, которые традиционно исповедуют доставшийся им еще со времен Римской империи стереотип: существует западная культуртрегерская "цивилизация" и прочий "мир варваров", людей второго сорта, которые все на одно лицо, и которых желательно "окультурить", привить им начала "цивилизации", а тех, кто сопротивляется - уничтожить. То, что могут существовать иные цивилизации, не похожие на западную, в рамки стереотипа не укладывается. Этот взгляд продолжает доминировать в сознании западных политиков до сего дня.
      Итогом Берлинского конгресса стало подписание Берлинского трактата, который изменил ряд положений Сан-Стефанского договора в ущерб интересам России и славянских народов Балкан. Черногория, Сербия и Румыния получали полную независимость. Северная часть Болгарии определялась как самостоятельное государство, вассальное по отношению к Турции и платящее ей дань. Территория Болгарии была сокращена до минимума. Ее южная часть превращалась в автономную провинцию Восточная Румелия в составе Турции. Македония оставалась под властью Турции.
      Англия "в награду" выторговала себе Кипр, Австро-Венгрия получила санкцию на оккупацию Боснии и Герцеговины. Албания же в документах конгресса фигурировала лишь как географическая область - потенциальный источник территориальных приращений соседних балканских государств.
      Берлинский конгресс стал рубежным моментом в истории Балкан. Сыграв определенную стабилизирующую роль, он одновременно заложил те фундаментальные балканские противоречия, которые на долгие годы, вплоть до сегодняшнего дня, закрепили за Балканами недобрую славу "порохового погреба Европы".
      Россия, несмотря на победоносную войну с Турцией, в результате оказалась в проигрыше. Русское общественное мнение, от крайних националистов до самых "красных" народников, горячо сочувствовало борьбе сербов, болгар и других народов Балкан за свою свободу. Но оказалось, что образование независимых славянских государств на Балканах создало для официального Петербурга постоянную головную боль - русская дипломатия теперь постоянно тонула в балканской трясине. Император Александр III был убежден, что его предшественник совершил большую ошибку, нарушив статус-кво на Балканах: "В 1876 и 1877 годах наше несчастье заключалось в том, что мы шли с народами, вместо того чтобы идти с правительствами. Российский император всегда должен идти только с правительствами". Признав тем самым, что российский император - явление антинародное, Александр III тем не менее четко обозначил проблему, вставшую перед всей Европой во второй половине XIX века: "правительствам" теперь приходилось иметь дело не только друг с другом, но и с "народами". Иными словами, социальные движения в Европе становились важным фактором европейской политики. Для Балкан, где этническая чересполосица являлась главной причиной конфликтов, социальный фактор усложнял все проблемы ровно вдвое: ведь каждый нация делилась на "правительство" и "народ", интересы которых совпадали очень редко.
      Болгария решениями Берлинского конгресса была глубоко оскорблена: болгарские земли расчленялись, а Македония отторгалась от Болгарии. Это больно ударило по национальным чувствам болгар. "Болгария в границах, предусмотренных Сан-Стефанским договором!" - так можно сформулировать цель внешней политики Болгарии после Берлинского конгресса. Македонский вопрос отныне стал камнем преткновения в болгаро-сербских отношениях. Идея конфедерации Сербии и Болгарии была окончательно похоронена, а соперничество между двумя странами в македонском вопросе становилось источником постоянной угрозы межславянской войны на Балканах.
      Решения конгресса обострили отношения Греции с Турцией. Переговоры о демаркации греко-турецкой границы, начавшиеся в 1878 году, завершились только в 1881 году благодаря активному вмешательству великих держав, оставив неудовлетворенными обе стороны. Греция готовилась силой разрешить территориальный спор и выжидала только удобного момента для этого.
      Отказ великих держав признать существование албанского вопроса способствовал росту национального движения албанцев. Албанская лига политический орган албанского населения Европейской Турции - взяла курс на независимость страны.
      Берлинский конгресс вызвал к жизни острые черногорско-албанские территориальные споры. Турция активно использовала искусственно созданные Берлинским конгрессом межнациональные противоречия, разжигая рознь между народами Балкан. При этом решения конгресса спровоцировали рост напряженности и усиления борьбы за национальное освобождение в этом регионе.
      Для Сербии итоги Восточного кризиса стали катастрофой. Рухнули надежды на скорое объединение всех сербских земель. Эпоха национального романтизма уходила в прошлое. Перед молодым сербским государством вставали новые, более приземленные задачи. Впервые сербским правящим кругам стало вполне ясно, что право окончательного голоса в решении балканских проблем принадлежит великим державам и "сербский вопрос" может быть решен только при их участии. Но в своих решениях великие державы руководствуются отнюдь не интересами народов Балкан! И этот горький урок также был усвоен сербскими политиками.
      Весьма характерным результатом стала и явно обозначившаяся внутренняя трансформация самих национальных движений в балканских странах: те, кто еще недавно выступали под лозунгами национально-освободительной революции, придя к власти, стремительно преображались в великодержавных шовинистов, угнетающих (а в дальнейшем - проводящих политику геноцида) другие народы. Эта трансформация характерна абсолютно для всех "революционных" движений не только Балкан, но и Европы, в том числе и России. Вероятно, это преображение отражает определенную внутреннюю суть "революционных" движений, рассмотрение которых выходит за рамки нашего повествования.
      Восточный кризис высветлил и еще одну проблему, которой суждено было оставаться ключевой в русско-сербских отношениях вплоть до конца ХХ века: должна ли Россия жертвовать своими стратегическими внешнеполитическими интересами во имя частных интересов Сербии? И должна ли Сербия поступаться своими интересами во имя интересов России? Существуют разные варианты ответов на эти вопросы.
      Подводя итог, отметим, что объективно Берлинский трактат стал выражением реального соотношения сил великих европейских держав в 1878 году. Это соотношение сложилось тогда не в пользу России и балканских народов.
      БОЛГАРСКИЙ КРИЗИС
      (1885-1886)
      Внешнеполитическая ситуация на Балканах после Берлинского конгресса очень изменилась. Сербия оказалась заключенной в полукольцо Австро-Венгрией. Все прежние планы и варианты освобождения и объединения сербских земель рухнули. Босния и Герцеговина были оккупированы Австро-Венгрией, которая отныне превратилась в главное препятствие на пути к цели, указанной "Начертанием". Одновременно Сербия была шокирована "предательством" России, явно оказывавшей предпочтение Болгарии. Фактически Петербург сам подтолкнул Сербию в сферу влияния Австро-Венгрии. Все это не могло не вызвать пересмотра сербской внешней политики.
      В свою очередь, в Вене рассматривали Сербию как жизненно важный плацдарм для обеспечения австрийских интересов на Балканах. Посол Австро-Венгрии в Петербурге граф Г. Кальноки писал: "Если Сербия будет подчинена нашему влиянию, или еще лучше, если мы будем хозяевами в Сербии, тогда мы легко сможем обеспечить наши интересы в Боснии и Герцеговине, а также наши позиции на Нижнем Дунае и в Румынии. Только тогда наше могущество на Балканах будет покоиться на прочной основе в соответствии с жизненными интересами монархии".
      Новая внешнеполитическая обстановка после Берлинского конгресса означала для Сербии вынужденный отказ от активной борьбы за создание объединенного сербского государства. Традиционная дружба с Россией была заменена политикой тесного союза с Веной.
      Уже в июне 1878 года Сербия заключила соглашение с Австро-Венгрией. В обмен на поддержку сербских территориальных притязаний в Македонии сербское правительство обязывалось предоставить Австро-Венгрии право на сооружение железнодорожной магистрали Белград-Ниш с ветками на Пирот и Вранье, соединенной с системой венгерских железных дорог мостом на реке Сава. Это был важный шаг на пути экономического проникновения Австро-Венгрии в Сербию, а английский посол в Белграде даже счел его первым шагом Австро-Венгрии к аннексии Сербии.
      К 1880 году князь Милан Обренович, в прошлом ярый русофил, твердо решил связать судьбу страны и династии с Австрией. Фактически этот шаг стал первым крупным внешнеполитическим шагом независимого Сербского княжества.
      В июне 1881 года Милан Обренович заключил тайную конвенцию с Австро-Венгрией, определившую направления внешней и внутренней политики Сербии вплоть до начала ХХ века. По условиям конвенции, Австро-Венгрия гарантировала сохранение династии Обреновичей. Кроме того, Австро-Венгрия признавала интересы Сербии в Македонии и право Сербии на присоединение македонских земель. В ответ Милан Обренович брал на себя обязательства "без предварительного соглашения с правительством Австро-Венгрии не вести переговоров и не заключать политических соглашений с каким бы то ни было другим государством и не предоставлять свою территорию для размещения иностранных войск, даже под видом добровольцев". Милан также официально подтверждал отказ Сербии от притязаний на Боснию и Герцеговину.
      По мере того как укреплялись позиции Австро-Венгрии в Сербии, возрастало и противодействие им. Значительная часть сербских политиков считала, что Милан Обренович предает сербские национальные интересы, препятствует выполнению исторической миссии Сербии по решению главной национальной задачи: освобождению и объединению остальных частей сербского народа. Зачем нужно это объединение, ради которого требуется ценой большой крови перекроить политическую карту Балкан? Это было неизвестно даже лидеру партии радикалов Николе Пашичу. "Национальная свобода всего сербского народа всегда была для меня большим идеалом, чем политическая свобода сербов в Королевстве (то есть в Сербии)", - писал он. Иными словами, неважно, как живет сербский народ, важно, чтобы все сербы жили в одном государстве, пусть даже это государство прозябает в нищете. Такое упорное желание поставить идеал над жизнью, втиснуть реальность в рамки собственных идей несет в себе огромный разрушительный потенциал - вспомним Ленина, Гитлера, других деятелей подобного рода... Собственно, Никола Пашич и его коллеги недалеко ушли от них. Когда Пашич заявляет о том, что "сербы стремятся к тому, чтобы объединить все сербские племена на основе традиций и ценностей исторического прошлого сербского народа, под водительством идеи... свободы, равенства и братства", то сразу вспоминается, что нечто подобное (только без слова "сербы") проповедовали Робеспьер, Дантон, Марат, русские декабристы, итальянские карбонарии и прочие тайные и явные поборники своеобразно понимаемого "гуманизма". И вероятно, не зря столь тесными были связи лидеров сербских националистов с Францией - страной, где идеи "свободы, равенства и братства" уже давно стали господствующими и где получали образование практически все сербские интеллектуалы. Что касается России, то премьер-министр Сербии Милан Пирочанац называл ее "варварской страной" и очень опасался, как бы "копыто казачьего коня не затоптало современную цивилизацию" (Шемякин, с. 264). Но в народной толще продолжали жить симпатии к России, которые возрастали по мере того, как в стране усиливалось австрийское присутствие.
      В таком состоянии сербское общество подошло к новому кризису на Балканах.
      Балканским народам, национально-освободительная борьба которых достигла кульминации в период Восточного кризиса 1870-х годов, из-за вмешательства великих держав не удалось довершить формирование национальных независимых государств на Балканах. Одновременно Берлинский конгресс создал новые исторические условия, при которых национальный вопрос на Балканах решался только с помощью политических комбинаций и войн. Играя на местных националистических и династических устремлениях, великие державы в своих интересах разжигали вражду между народами Балкан.
      В 1881 году был подписан секретный австро-германо-русский договор, направленный на достижение политического равновесия в Европе. Этот договор развязывал руки России в отношении болгарского вопроса: Австрия и Германия согласились не препятствовать воссоединению Восточной Румелии с Болгарией.
      За годы, прошедшие с момента провозглашения независимости Болгарии, Россия не оставляла своих намерений превратить Софию в своего надежного и постоянного союзника на Балканах. В стране существовало мощное русофильское движение, опиравшееся на искреннюю любовь к России самых широких народных слоев. Болгарские офицеры обучались в России, русские военные советники создавали болгарскую армию. Первым командующим военно-морскими силами Болгарии и фактическим их создателем был русский адмирал З. П. Рожественский - будущий командующий 2-й Тихоокеанской эскадры, с чьим именем связан Цусимский разгром.
      Но, помимо русофильской партии, в Болгарии существовали и германофильские круги, опиравшиеся прежде всего на князя Болгарии Александра Баттенберга. Положение самого князя было двусмысленным: он постоянно чувствовал себя игрушкой в руках петербургского МИДа и в попытках вести самостоятельную политику стремился опираться на австро-германскую дипломатию.
      Берлинский конгресс не решил проблему единства болгарских земель. Восточная Румелия оставалась в составе Турции. Хотя на Берлинском конгрессе она объявлена автономной, Турция всеми силами старалась изолировать эту территорию, фактически урезая ее и без того скромные права. Ситуация в Восточной Румелии не ускользнула от внимания великих держав: Австро-Венгрия и Англия негласно поощряли Стамбул, в то время как Россия добивалась от Турции реальной, а не на словах, автономизации Румелии.
      Болгария же шла еще дальше, стремясь добиться воссоединения земель.
      В сентябре 1885 года в Восточной Румелии вспыхнуло восстание, инспирированное из Софии. 8 сентября было провозглашено объединение Румелии с Болгарией. Русская дипломатия отнеслась к этому шагу двойственно: с одной стороны, это усиливало болгарского союзника, с другой - явная поспешность этого шага, а также тот факт, что Болгария решилась на него без консультаций с Россией, ставили Петербург перед лицом внезапной конфронтации со Стамбулом. Болгария явно собирались повторять сербский путь, и в Петербурге имели все основания быть недовольными своим балканским союзником.
      Русско-болгарские отношения ухудшились. Россия отозвала из Болгарии своих военных советников. Турция была готова ввести свои войска в Восточную Румелию и силой восстановить статус-кво. Россия и Англия удержали Стамбул от этого шага. Русский МИД предложил обсудить проблему Восточной Румелии на международной конференции. Франция и Англия поддержали Россию, Австро-Венгрия и Германия возражали. Пока в столицах европейских держав дипломаты искали пути для компромисса, Белград неожиданно заявил об ущемлении своих интересов.
      Сербский король Милан усмотрел в акте воссоединения болгарских земель нарушение равновесия сил на Балканах. Сильная Болгария представляла угрозу великосербской экспансии в Македонии. Правящие круги Болгарии и сербские эмигрантские организации, оппозиционные королевскому правительству, строили планы создания сербско-болгарского федеративного государства. Главным условием этого замысла являлось устранение короля Милана Обреновича. В Болгарии начали формироваться дружины сербских и черногорских добровольцев.
      Отношения Сербии и Болгарии обострились. Заявив, что воссоединение болгарских земель означает "попрание" постановлений Берлинского конгресса, сербское правительство начало мобилизацию. Королю Милану Обреновичу, чтобы укрепить свое пошатнувшееся положение в стране, нужна была победоносная война. Поэтому, не учитывая позиции великих держав и России, не считаясь с мнением Греции и Черногории, отрицательно относившимся к планам Сербии, король Милан, сославшись в качестве повода на вымышленный пограничный инцидент, 2 ноября 1885 года объявил войну Болгарии.
      Характерно, что накануне войны правительственная пропаганда распускала слухи о том, что армия мобилизуется, чтобы воевать с турками за освобождение Старой Сербии (Косова). И только когда война началась, сербские солдаты с удивлением и разочарованием узнали, что король посылает их против братьев-славян...
      "То, что не могло нам присниться и в страшном сне, случилось, - писал лидер сербских радикалов Н. Пашич. - Сербо-болгарская война стала фактом. Исполнилось желание врагов славянства" [цит. по: А. Л. Шемякин. Идеология Николы Пашича. Формирование и эволюция (1868-1891). М., 1998, с. 231].
      Такой поворот дела не прибавил боевого духа сербской армии, начавшей наступление на болгарский город Видин. Накануне войны главные силы небольшой по численности болгарской армии находились в Восточной Румелии, где болгары ожидали возможного турецкого нападения. На границе с Сербией располагалось только небольшое число войск. Вдобавок, болгарская армия была ослаблена и частично дезорганизована отзывом русских военных советников. Тем не менее главные силы болгарской армии, совершив стремительный форсированный марш из Восточной Румелии, сумели вовремя сосредоточиться на направлении главного удара сербской армии.
      В трехдневной битве у Сливницы 5-7 ноября сербы потерпели сокрушительное поражение. Перейдя в контрнаступление, болгары заняли сербский город Пирот и 15 ноября в новом сражении нанесли еще один удар сербской армии. На помощь разбитой Сербии пришли Австро-Венгрия и Россия. Вена предъявила Болгарии ультиматум с требованием немедленно остановить наступление на Белград, в случае отказа угрожая ввести в Сербию австрийские войска. Военные действия были прекращены, и 19 февраля 1886 года в Бухаресте был подписан мирный договор, восстановивший довоенное положение.
      9 августа 1885 года группа болгарских офицеров-русофилов совершила государственный переворот, низложив князя Александра Баттенберга. Через несколько дней новый переворот вернул князя Александра к власти. Болгария вступила в полосу нестабильности, в стране боролись две группировки русофилов и германофилов. После серии переворотов и контрпереворотов власть в стране перешла к регентскому совету, и в сентябре 1886 года Народное собрание Болгарии обратилось к русскому императору Александру III с просьбой взять болгарский народ под защиту. Неудачные шаги русской дипломатии и острейшая внутриполитическая борьба в стране в итоге привели к победе германофилов. Предложенный Россией кандидат на болгарский трон грузинский князь Мингрельский был отвергнут. В июне 1887 года князем Болгарии был избран принц Фердинанд Саксен-Кобург-Готский, офицер австрийской армии. Позиции германофильской партии в стране существенно усилились.
      Болгарский кризис резко обострил борьбу великих держав за позиции в Болгарии. Бисмарк, стремившийся к сохранению австро-германо-русского союза, предлагал, чтобы Австрия и Россия заключили между собой соглашение о разделе сфер влияния на Балканах, причем России доставалась бы Болгария, а Австро-Венгрии - Сербия. Он считал, что при политическом разрешении Болгарского кризиса Россия наделала столько ошибок, что теперь "чем больший простор будет у нее для действий, тем вернее выроет она себе там могилу". Но, несмотря на все усилия германской дипломатии, развязать новый узел, завязавшийся на Балканах, не удалось.
      В результате Болгарского кризиса Россия утратила ряд важных политических позиций в Болгарии. Одновременно произошла перегруппировка в стане великих держав: ухудшились отношения России с Австрией и Германией, одновременно произошло сближение России с Францией.