На настоящем этапе как для Греции, так и для Турции характерна примерно следующая логика: мы не хотим с ними ссориться, но они ведут против нас информационную войну, предъявляют нам территориальные претензии, настраивают против нас другие страны, увеличивают свой военный арсенал и проводят модернизацию своих вооружений, не соблюдают наш государственный суверенитет и осуществляют политику прямого и опосредованного вмешательства в наши внутренние дела. Такая философия отношений только способствует наращиванию военных арсеналов и создает условия, которые подменяют перспективы мирного урегулирования споров силовым равновесием.
      Следовательно, чтобы добиться взаимоприемлемых решений спорных вопросов, необходимо посмотреть на конфликтную ситуацию другими глазами, под другим углом. Для этого нужно оценить свои интересы и существующие противоречия не с антагонистической позиции, а критически и прагматически. В условиях существующих реалий - границы, философские, религиозные, культурные, политические и экономические различия - надо, чтобы каждый переосмыслил то, что является угрозой для национальной безопасности и территориальной целостности страны, и приложил максимум усилий, чтобы освободиться от мифологических предрассудков и найти общее в ценностной системе другого.
      Новая политическая ситуация требует, чтобы концепция национальной безопасности предусматривала не только превентивные меры по укреплению обороноспособности, но и наличие политических механизмов урегулирования и предотвращения конфликтов. В Греции и Турции понимают всю сложность современной ситуации. С одной стороны, пересматриваются роль и функции НАТО, а с другой - других гарантий национальной безопасности, которые ожидаются от внеблоковых балканских и общеевропейских структур, пока не существует, и этот факт порождает определенную неуверенность.
      В развитии ситуации на Балканах наблюдается определенная закономерность. Так, после окончания европейских и мировых войн, ведущихся великими державами, на передний план международных отношений на Балканах каждый раз выходят этнические и территориальные проблемы, ибо они уже не сдерживаются опасностями глобального уровня. После окончания холодной войны опять на Балканах усиливаются националистические настроения, обостряются этнические и территориальные проблемы. При том, что до сих пор так и не выработана формула мира и стабильности для региона, не найдены оптимальные пути разрешения спорных вопросов между государствами.
      ЮГОСЛАВИЯ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ: ПОСТРОЕНИЕ СОЦИАЛИЗМА ИЛИ ЭТАПЫ РАСПАДА ГОСУДАРСТВА?
      Упомянутая выше идея всебалканской федерации или федерации славянских народов как способа разрешения балканского вопроса реализовалась только частично в виде Федеративной Народной Республики Югославии. Причем это государство провозгласило курс на построение социалистического общества, которому, как предполагалось, будут чужды националистические предрассудки.
      Изначально Югославия, несмотря на сильное давление со стороны СССР, стремилась осуществлять собственный независимый курс развития. Вскоре отказавшись от советской модели социализма, югославское руководство разработала концепцию самоуправленческого социализма, которая подразумевала децентрализацию политической и экономической жизни в том смысле, что центр предоставил большие полномочия субъектам федерации и трудовым коллективам.
      Конституционные изменения 1968 года непосредственно распространили самоуправленческие принципы на федеративные отношения, то есть полнее и четче были сформулированы конституционные начала статуса республики, автономного края и федерации, а также принципы их взаимоотношений по вертикали и горизонтали. Было дано определение республики как государства, основанного на суверенитете народа и на власти и самоуправлении рабочего класса и всех трудящихся. Особо подчеркивалось, что республика является также социалистическим самоуправленческим демократическим содружеством трудящихся и граждан, равноправных народов и народностей. Автономные национальные края Воеводино и Косово теперь считались элементами югославского федерализма. Федерация уже определялась только как общий инструмент республик и автономных краев для решения точно зафиксированных в Конституции общих интересов. Изменения в Конституции явились реакцией на неожиданно обострившийся национальный вопрос в Югославии. Первоначально предполагалось, что в процессе утверждения социализма в стране, исчезновения эксплуататорских классов национальный вопрос будет решен и образуется единая югославская нация. Реально же оказалось, что при социализме национальная проблема по-прежнему не потеряла своей остроты. Причиной этого югославские лидеры посчитали теоретические недоработки национального вопроса и национальной политики и недостаточное внимание к межнациональным отношениям, а также слепое подражание советскому опыту построения социализма. С обычным для коммунистической бюрократии пафосом один из авторов конституционных поправок писал: произошло "окончательное освобождение" общества от пут советской модели и в области межнациональных отношений, и теперь Югославия уже не является "федерацией в классическом смысле этого слова, а специфическим содружеством самоуправленческих народов и народностей". * Позже оказалось, что принцип самоуправления республик и автономных краев, напротив, способствовал росту националистических настроений и амбиций местных элит.
      В конце 1970-х годов Югославия начала вползать в экономический и политический кризис. Стала расти инфляция, обострились межнациональные отношения, начались взаимные упреки республики и края, обвиняли друг друга в причинах кризиса и спорили о том, кто за чей счет живет, упрекали в колониальной политике и т. д. Периодически и до этого возникали споры о союзе югославян. Так, еще 1960-е годы поднимался вопрос о замене федеративного устройства конфедеративным. Лишь авторитет Тито, его характер были способны удержать политический процесс и межнациональные отношения в определенных рамках. Этому способствовало особое международное положение Югославии.
      После смерти общепризнанного национального лидера Тито различий в понимании перспектив развития Югославии стало еще больше. Стоит отметить, что этого ожидали. В 1983 году хорватский историк Душан Бибер, выступая перед группой ученых в Загребе, заявил, что, если наблюдающиеся центробежные процессы в рамках федерации будут продолжаться, "мы превратимся во второй Ливан". Приблизительно в то же время известный эксперт по Югославии Сабрина Петра Рамет, опираясь, в частности, на мнение упомянутого Д. Бибера, в своем исследовании по Югославии отмечала, что противоречия между двумя основными республиками югославской федерации настолько напряженны, что вопрос заключается лишь в том, сколько времени осталось до начала нового кровопролития между сербами и хорватами. *
      Причиной обострения межэтнических противоречий являлись не только взаимные старые и новые обиды и предубеждения, но и различные социокультурные и политические ориентации республиканских элит. В Югославии возникло движение "Хорватская весна", которое выступало за либерализацию социальных и экономических отношений в стране. Это движение практически совпало по времени и целям с подобным в Чехословакии, что свидетельствовало еще и о наличии в республиках особых подходов к социальному устройству. И не случайно более близкая к Европе Хорватия стала инициатором либерализации политической жизни в Югославии.
      Прологом распада СФРЮ стали дискуссии, начавшиеся в 1980-х годах между сторонниками углубления федерализации государства и его противниками по вопросу Конституции 1974 года. Сербские политики считали, что Конституция 1974 года способствовала юридическому и фактическому обособлению двух автономных образований в составе Сербии - краев Воеводины и Косово. Другой лагерь представляли политики из Словении и Хорватии, которые приветствовали новую Конституцию. Она, по их мнению, создавала условия перераспределения власти в пользу республик и краев и способствовала сдерживанию "сербского гегемонизма" в Югославии.
      Спор о Конституции 1974 года лишь частная иллюстрация того, как трудно и болезненно складывались и развивались отношения между народами этой страны.
      Югославский опыт показал, что опора на местные групповые интересы так же опасна, как жесткая централизация государства по советскому варианту. Последующая практика инициаторов советской перестройки, решивших перераспределить власть в СССР по вертикали и предоставить большие возможности союзным республиками, а фактически их национальным элитам, свидетельствует, что неизбежным результатом этого является распад государства. При таком перераспределении власти, когда интересы личности опять подавляются интересами группы, социально-политическая система остается малоподвижной и предрасположенной к воспроизведению внутренних межгрупповых конфликтов.
      В середине 1980-х годов ситуация в Югославии была еще сравнительно спокойная. Разногласия между республиками по тем или иным вопросам еще не приобрели ожесточенный характер, а экономический кризис и инфляцию удалось более или менее благополучно пережить. Удалось скоординировать и внешнеэкономическую деятельность по включению СФРЮ в интеграционные процессы в Европе. И это в то время, когда в странах Восточной Европы и СССР обстановка накалялась с каждым годом. Но то, что началось в странах социалистического лагеря, очевидно, не могло не затронуть и Югославию. Так и произошло: социально-политический кризис в многонациональном государстве подстегнул развитие национализма.
      Во второй половине 1980-х годов маховик сепаратизма в СФРЮ уже набрал большие обороты. Как правило, началом распада СФРЮ считают действия Словении и Хорватии. Но недовольство своим положением в Югославии высказывали и сербы. Первые говорили о гегемонии сербов в федерации, а вторые - об экономическом превосходстве Хорватии и Словении и их национальном эгоизме. Предпринимались различные попытки разрешить противоречия между республиками. Но, в конце концов, практически все пришли к выводу, что лучшим вариантом является независимость и самостоятельное развитие каждой республики. Лозунги типа "Все сербы в одной стране" или "Самостоятельная Словения или Хорватия" не сходили со страниц республиканских газет, скандировались на многолюдных митингах. Национализм в Словении и Хорватии причудливо переплетался с антикоммунизмом или становился подмогой в защите идей социализма в Сербии. В Сербии обращали внимание на то, что в послевоенный период реализация утопической идеи югославянской федерации была осуществлена за счет сербского народа. Главное, что он оказался разделенным.
      Обиды и подозрения народов Югославии носили взаимный характер. Каждый находил свои аргументы, чтобы приступить к вытеснению представителей других национальностей из "своей" республики. Мусульмане Боснии и Герцеговины пытались создать свое этнически чистое государство. Албанцы в Косово и Македонии готовы были создать свое государство или объединиться с Албанией. Хорваты, словенцы, сербы стремились войти в состав одноименных республик. Республики все чаще упрекали друг друга в национализме и шовинизме. 28 июня 1989 года сербы собрались в Косово на празднование 600-й годовщины Косовской битвы. Празднование широко освещалось в прессе и по телевидению. Причем для описания героизма сербов и их предводителя не жалели красок, хотя на Косовом поле вместе с сербами сражались и другие югославские народы. Это стало поводом для того, чтобы хорватская пресса обвинила Белград в националистической истерии. В свою очередь, в столице Хорватии в Загребе в этом же году торжественно возвратили на прежнее место памятник хорватскому национальному герою бану Елачичу, который боролся за создание автономии хорватов в Автро-Венгерской империи. Этот памятник был демонтирован в 1974 году коммунистическими властями под предлогом того, что Елачич в составе имперской армии участвовал в подавлении венгерской революции 1848 года. В этом же году в Хорватии отметили 900-летнюю годовщину последнего короля хорватского средневекового государства Звонимира. Для хорватов это было особенно важно, так как сербская историография или отрицала исторический факт существования хорватской государственности или замалчивала его.
      Информационная война способствовала возбуждению массового сознания. Начались общественные беспорядки, и направлены они были не только против официальной власти. Стихийные и организованные многотысячные митинги и собрания проходили уже под этническими лозунгами. На футбольных матчах между сербскими и хорватскими болельщиками случались ожесточенные стычки. На курортах Хорватии отдыхающих сербов хулиганы нередко забрасывали камнями, угрожали физической расправой, выбивали стекла в автомашинах и автобусах с сербскими номерами. Драки между сербскими и хорватскими отдыхающими стали настолько обычным явлением, что газеты стали выходить с заголовками подобно такому: "Национализм не берет отпуск".
      Одновременно в каждой этнической общине и в каждой республике шла борьба за власть. Национальная карта была наиболее выигрышной в критике оппонентов и привлечении на свою сторону электората.
      В самой Сербии вызрела идея объединения под своей крышей всех балканских сербов. Существовали подозрения, что к этому был причастен С. Милошевич. Вполне возможно - ведь таким способом он стремился сохранить свою власть. Ради этого он, как и многие другие бывшие коммунисты бывшей Югославии, стал национал-патриотом и готов был с помощью оружия отстаивать национальную идею точно так же, как готовился защищать социалистическую федерацию.
      Такая возможность вскоре представилась. В 1991 году после поспешного признания Ватиканом и Германией независимости Словении и Хорватии и попыток Югославской народной армии удержать их силой началась война между славянскими республиками. По своей ожесточенности и игнорированию всяких международных норм и правил, она сопоставима, пожалуй, только с гражданской войной в России.
      Наверное, югославское федеративное государство просуществовало бы дольше. Следует отметить, что Югославия Тито являлась своеобразным буфером между двумя военно-политическими блоками в балкано-карпатском регионе. В какой-то степени она выступала в роли своеобразного диссидента-медиатора, связывающего звена между двумя находящимися в конфликте системами. Но поражение социализма в "холодной войне" и сопровождавшей ее гонки вооружений, привело к распаду социалистического блока и объективно поставило под вопрос геополитическую необходимость существования объединенного югославянского государства.
      РАСПАД ЮГОСЛАВИИ: ВОЙНА ВСЕХ ПРОТИВ ВСЕХ
      Окончательный, второй по счету распад Югославии произошел в 1991-1992 годы. О первом уже говорилось выше - он произошел в 1941 году и явился результатом поражения югославского королевства в начале Второй мировой войны. Второй был связан не только с кризисом социально-политического строя Югославии и ее федеративного устройства, но и с кризисом югославянского национального самосознания. Так, если объединение югославян проистекало из-за их неуверенности, что, находясь во враждебном окружении, они не смогут выстоять и самоутвердиться как самодостаточные нации, то второй распад явился результатом этого самоутверждения, которое, надо признать, произошло именно благодаря существованию федеративного государства. В то же время опыт 1945-1991 годов показал и то, что ставка на коллективистские интересы даже в мягком режиме югославского социализма не оправдала себя. Хотя рядом в Альпах основанное на других принципах швейцарское многонациональное общество смогло добиться большего как в плане межнационального консенсуса, так и экономического процветания.
      Тот факт, что в Югославии особенно ожесточенное противостояние имело место именно между сербским и хорватским народами, говорящими, как считалось, на одном языке, называвшемся долгое время сербо-хорватским, заставляет задуматься о том, почему религия оказалась сильнее родственных этнических корней и практически общего языка. Не удержали их вместе и общие "классовые" интересы рабочих и крестьян. Коммунистические лидеры социалистической федеративной Югославии, увлекшись социалистическим экспериментом и абсолютной властью, не видели очевидного - история уже давно развела всех славян. Так, долгое время одни славяне входили в состав европейских государств и приняли в большей степени западную культуру, были католиками или протестантами. Другие оставались не только под сенью ортодоксального православного христианства, но и в значительной степени заимствовали культуру Востока.
      Очевидно, не случайно в однин - 1991 год - республики Хорватия и Словения, территории которых ранее в основном входили в состав Австро-Венгрии, объявили о своем выходе из югославской федерации и провозгласили свою независимость. Не случайно и то, что все двенадцать государств Европейского сообщества признали и поддержали их суверенитет. Знаменательно, что первыми же были Ватикан и Германия. В 1992 году только что признанные Хорватия и Словения стали членами ОБСЕ, а в 1993 году Словения была принята в Совет Европы без обычных для этой организации проволочек.
      Хотя определенное противостояние самых различных этнических общин в Югославии имело место всегда, а в Косово к концу 1980-х годов сербско-албанское противостояние достигло уже своего опасного придела, война в Югославии началась между славянами. Не согласившись с фактом одностороннего объявления суверенитета, Белград послал в Словению своих таможенников, подразделения министерства внутренних дел и югославской армии. Но словенцы оказали сопротивление, и Белград быстро уступил. Однако не только это было причиной того, что Белград смирился с независимостью Словении. Очевидно, эта республика всегда жила особняком, отличалась от других тем, что была более близка по своей культуре к соседней Австрии. Ситуация в какой-то степени напоминает события в советской Прибалтике в последние годы существования СССР.
      Другой характер приобрел процесс обретения независимости Хорватией и Боснией и Герцеговиной. На него повлиял не только, как бы сказали этнопсихологи, комплекс малых различий, когда подсознательное игнорирование сербами особенностей хорватов и босняков, пренебрежительное отношение к мусульманам Боснии и Герцеговины вызывало у них ответную реакцию, но и наличие в этих республиках значительного числа сербов, которые не готовы были смириться с новой политической реальностью. Не говоря уже о том, что это были особые сербы. Например, Сербская Краина в Хорватии заселялась теми, кто вынужден был спасаться от притеснений со стороны османского режима. Пограничный характер их расселения определил их этнические особенности. Иногда краинских сербов сравнивают с казаками юга России.
      Война между хорватами и сербами была особенно ожесточенной. Речь шла не только о границах или борьбе за ресурсы тех или иных территорий. Причины взаимной жестокости надо искать в умах и психологии этих двух народов, характере балканских горцев, прошедших через множество войн и столкновений, неоднократно притесняемых и изгоняемых. Видно, мало они имели возможности пожить мирно и сытно, чтобы наконец-то самоутвердиться по отношению друг к другу настолько, чтобы свои обиды и переживания оставить лишь историкам, писателям и поэтам. Поэтому малейшее нарушение равновесия в отношениях между балканскими народами возбуждало их память и создавало среду для появления таких лидеров, которые поднимали их опять на очередную междоусобицу. Одним из них был Слободан Милошевич.
      Пожалуй, из политических деятелей Югославии XX века, в памяти народов останутся только два человека - И. Броз Тито и Слободан Милошевич. Если Тито прославился тем, что возглавил партизанскую войну против фашистской Германии и своими усилиями по созданию югославской федерации, то Милошевич запомнится своей жесткой позицией по отношению к албанцам Косово и неуступчивостью перед НАТО и западными политиками, фактически вставшими на сторону косовских албанцев.
      Положение Милошевича после того, как Запад объявил ему ультиматум, пригрозив бомбардировками, было крайне сложным. Эмиссары из западных столиц прибывали один за другим. Россия, выражая свое сочувствие Югославии, на официальном уровне рекомендовала Милошевичу пойти на компромисс. Югославская оппозиция, хотя, как и все сербы, возмущалась поведением албанцев и их западных союзников, не изменила своей негативной позиции по отношению к режиму Милошевича. Тем не менее несмотря ни на что упрямый югославский лидер стоял на своем. Даже начавшиеся бомбардировки и ракетные удары по Югославии не сломили его дух. У одних он вызывал еще большую ненависть, у других - восхищение, а третьи ударились в психоанализ, пытаясь объяснить неадекватное поведение Слободана его трудным детством и нездоровой наследственностью.
      Слободан Милошевич родился в 1941 году в оккупированной немцами Югославии недалеко от Белграда. Он закончил гимназию, а затем юридический факультет Белградского университета. Вступив еще в гимназии в компартию, он рано начал работать в партийных учреждениях. Женитьба на Миряне Маркович, дочери высокопоставленного югославского чиновника, способствовала его карьере. Слободан Милошевич обрастал связями и стал сначала генеральным директором большой фирмы, а через некоторое время возглавил один из крупных югославских банков в Белграде. Какое-то время он стажировался в американских банках, когда правящая партия Союз коммунистов Югославии взяла курс на развитие рыночного социализма в стране.
      Возвратился он уже в другую страну - "Югославию без Тито", в которой отсутствие равноценного ему авторитарного вождя создало благоприятную почву для бюрократических интриг и подковерных игр. В результате одной из них "американец" Милошевич с поста Белградского горкома партии удачно переместился на пост руководителя Компартии Сербии. А вскоре стал президентом Югославии, объединявшей, правда, теперь лишь Сербию и Черногорию. И в этом ему активно помогала Миряна Маркович не только как супруга, но и как активный политический деятель. Она как руководитель партии коммунистического толка во многом подыгрывала мужу. Возможно также, что в Слободане заговорили черногорские корни.
      Как известно, родители Милошевича были родом из Черногории. Тот факт, что в составе Югославии эта республика занимала в иерархии других субъектов Федерации далеко не первое место, что сербские элиты снисходительно относились к самосознанию черногорцев, считая их теми же сербами, но с некоторыми этнографическими особенностями, не могло не задевать гордых горцев. Отдаленность от политических, промышленных и культурных центров государства стимулировала черногорцев искать счастье за пределами своей родины.
      Особенностью черногорцев является их малое отличие от сербов. Последние даже не признают их культурную оригинальность, считая, что их язык практически не отличается от сербского, а черногорцы это сербы, проживающие в Черногории. Черногорцев это обижает, и они настаивают на своем праве называть свой язык черногорским, а себя черногорцами, но не сербами. Не говоря уже о том, что до 1878 года Черногория являлась единственным независимым государством на Балканах.
      С точки зрения социально-психологической стратификации, черногорцев можно причислить к маргинальной группе, то есть находящейся на границе сербского этноса. Для маргиналов характерно повышенное упорство в отстаивании своих интересов. Стимулом для этого является преодоление ими своего комплекса неполноценности. В результате многие из них становятся лидерами. Так, например, большинство командиров в партизанской армии Тито были черногорцами.
      Очевидно, у Милошевича также было сильное стремление к самоутверждению: перед "настоящими" сербами партийцами и женой большого начальника. Его настойчивость и амбиции свидетельствуют, что в его жилах действительно течет кровь черногорца.
      Запомнят и хорваты своего первого президента Франьо Туджмана. Обилием орденов и звезд и своим золотом расшитом маршальским мундиром он напоминает своего соотечественника маршала Иосипа Броз Тито. Туджман не только отстоял независимость и земли Хорватии перед лицом сторонников Великой Сербии, но и взял курс на присоединение хорватской части Боснии и Герцеговины. Ради этого он все годы независимости не жалел ни своих сил, ни жизни тысяч хорватов.
      На территории Республики Босния и Герцеговина издавна проживали совместно мусульмане, хорваты и сербы. Хотя здесь периодически и возникали конфликты местного значения, в целом в республике сложился какой-то баланс межэтнических отношений. Власть же старалась поддерживать равновесие обычными для империи средствами. Так, например, для умиротворения сербов, албанцев и других народов Балкан практиковалось их насильственное переселение. Когда же в XIX веке речь зашла о создании новых государств и проведении их государственных границ, то внутренние проблемы империи стали межгосударственными. В частности, территории Боснии и Герцеговины часто становились предметом спора между государствами именно потому, что здесь проживали представители разных национальностей. Соответственно каждое государство могло высказать свои претензии на соответствующую часть Боснии, где проживало этнически родственное ему население. Могли быть и чисто геополитические устремления. Стоит еще раз напомнить, что Австро-Венгрия, в которой проживали и хорваты, в 1908 году осуществила аннексию Боснии и Герцеговины, что впоследствии стало причиной сербско-австрийского конфликта, а затем одной из причин начала Первой мировой войны.
      История повторилась в конце XX века. В 1990-е годы уже независимая Хорватия заявила о своих претензиях на территории, где проживало хорватское население Боснии и Герцеговины, а Сербия - на территории проживания сербов. В свою очередь, это подвигло мусульман-боснийцев заявить о себе. Ведь их положение было весьма непростым. Они считались инородным элементом на Балканах, остатком османского прошлого, и всегда объектом экспансии, причем не только территориальной, но и культурной. Например, сербы считали, что это мусульманское население, говорящее на сербском языке (или сербско-хорватском?) - исламизированные турками исторические сербы (или также и хорваты?). Но ожесточенность, с которой бывшие ли сербы, или боснийцы, или просто мусульмане стали отстаивать свое право быть теми, кем они считали себя сами, говорило, что в православное или католическое прошлое уже вряд ли их можно вернуть.
      Длительная и ожесточенная война всех против всех, неустойчивый союз хорватов-католиков с боснийцами-мусульманами в их борьбе против православных сербов в конечном итоге при внешнем давлении западных держав привели к окончанию войны и началу переговоров. В ноябре 1995 года было достигнуто непростое соглашение - сохранить Республику Босния и Герцеговина в ее границах в составе бывшей федеративной Югославии, несмотря на предложения о присоединении части ее территории соответственно к Сербии и Хорватии. Таким образом, Республика Босния и Герцеговина осталась полиэтничным образованием, имеющим в своем составе хорвато-мусульманскую федерацию и Республику Сербскую. Насколько прочным окажется такое государственное образование, покажет время, если хорваты и мусульмане пропитаны ненавистью к сербам, а у первых нет особого желания жить вместе. Не говоря уже, что границы прошли не только по полям и лесам, городским улицам - война провела границы и через души людей. В таком случае федерация, построенная опять на этническом принципе, таит в себе такую же опасность, что и прежняя Югославия.
      Распад Югославии актуализировал старые стереотипы и реанимировал старые противоречия. Возникли опять споры по государственным границам. Проблема границ естественным образом вытекала из проблемы межэтнических отношений: взаимной настороженности и предубежденности народов. Иначе говоря, каждый народ трепетно относится к своей безопасности. Так, между Хорватией и Словенией возник спор по поводу границ в акватории Пиранского залива в Адриатическом море. Словения посчитала, что залив необходимо поделить пополам, ибо ее возможности выхода к морю ограничивались лишь 45-ю километрами побережья. Хорватия настаивала на своей полной юрисдикции. Напомним, что после окончания Второй мировой войны именно хорват Тито и его ближайший соратник словенец Э. Кардель, ведшие переговоры с державами победителями, настаивали на том, чтобы Словения обязательно имела свой выход к морю. По словам Карделя, советского министра иностранных дел Молотова это очень раздражало. Он произнес тогда следующие слова: "Неужели Вы думаете, что все уезды страны должны иметь свои выходы к морю?".
      Между Хорватией и Словенией существовали и другие спорные вопросы. Так, в 1994 году парламент Словении принял решение о присоединении к своему государству четырех хорватских сел, находившихся на словенско-хорватской границе в районе полуострова Истрии. Дело в том, что их население считает себя словенцами и имеет тесные связи со Словенией. Эти селяне, являясь теперь гражданами независимой Хорватии, по-прежнему работают и учатся в Словении, пользуются услугами почты, телеграфа и телефона, расположенными в этом государстве, получают оттуда же и электроэнергию. Ранее, когда эти республики были в составе единой Югославии, эти факты воспринимались вполне естественно. Теперь же решение словенского парламента вызвало протест со стороны Хорватии.
      Попутно можно отметить, что территории Истрии, расположенные на самом севере Адриатического моря, где балканский берег сопрягается с итальянским, всегда были предметом спора. До Первой мировой войны Истрия принадлежала Австро-Венгрии. Затем она перешла к Италии, а после Второй мировой войны, благодаря усилиям Сталина и Молотова югославяне получили эту территорию, хотя она была заселена и итальянцами. Причем, если бы не Сталин, вставший на сторону югославян, между партизанской армией Тито и итальянскими войсками из-за этой земли произошло бы военное столкновение, а может быть, и началась Третья мировая война, ибо Италия уже воевала в составе англо-американских союзнических войск. Тогда-то эти земли и покинули 350 тысяч итальянцев, часть из них или их наследников потребовала уже от независимой Словении компенсации за потерю своей собственности или настаивает на праве выкупить ее.
      Утверждение суверенитета Хорватии и Словении происходило фактически по имперскому сценарию - за счет национальных меньшинств. Последние одновременно становились ответчиками за все исторические ошибки и обиды. Естественно, что прежде всего ими стали сербы и мусульмане. Одни отвечали за прошлое социалистической Югославии, другие - за исламское прошлое Оттоманской империи.