Задохин А. Г., Низовский А. Ю.
      Пороховой погреб Европы
      ВВЕДЕНИЕ
      События на Балканах в конце ХХ столетия и война НАТО против Сербии и сербов открыла новую очередную страницу в мировой истории. Закончился краткий период "после холодной войны", начинается новый, пока еще трудно сказать, какой он будет. Но некоторые контуры наметились. Знаменательно, что это произошло опять на Балканах - "пороховом погребе Европы". Трагично, что опять здесь пролилась кровь и не малая. Более того, некоторые аналитики заговорили о том, что война на Балканах может перерасти если не в Третью мировую, то, по крайней мере, - во вторую холодную войну. Очевидно, не случайно политики прозвали этот регион "пороховым погребом". Ведь неоднократно на протяжении прошедшего века он взрывался не только по злому умыслу "поджигателя", но и от случайной искры благодетеля, начинавшего проводить в этот горный край свет цивилизации.
      Балканы являются местом переплетения опасных и насильственных конфликтов уже в силу того, что этот регион формируется как особая контактная зона* - пространство, где на пересечении трансконтинентальных коммуникаций вошли в прямое соприкосновение региональные системы Ближнего Востока, Евразии и Европы, где вступили в сопряжение и религиозные системы ислама и христианства, православия и католицизма. Это предопределило состояние, которое российскими учеными Н. Данилевским, а вслед за ним и П. Сорокиным охарактеризовано как противостояние двух культур или цивилизаций. Уже в наше время американский социолог С. Хантингтон назвал это "столкновением цивилизаций"*. Оно наиболее выразительно проявляется, по мнению некоторых исследователей, именно на перифериях региональных пространств,** где происходит это упомянутое "столкновение". ***
      В эпоху экспансии европейской капиталистической экономики в восточном направлении Балканы приобретают важное геостратегическое значение, когда усиливается борьба между ведущими европейскими государствами за возможность контролировать региональные и мировые коммуникации, рынки сырьевых и промышленных товаров. В настоящее время действия европейских государств также определяются геостратегической значимостью балканского региона. Кроме того, в балканской политике Запада есть и иррациональный аспект. А именно постоянно проявляется традиционный для европейцев эгоцентризм, самонадеянность, амбициозность и мессианство, которые мешали и мешают разобраться в сложностях взаимоотношений в этом регионе и выработать подходы, которые бы предусматривали возможность действительно парализовать источники конфликтов и обеспечить мир и стабильность на этом пространстве. Более того, в действиях таких западных государств можно было проследить сознательное или подсознательное (по привычке) стремление использовать ту или иную кризисную или конфликтную ситуацию на Балканах прежде всего в своих интересах, не особенно сообразуясь с интересами и чувствами других стран и народов.
      Балканы всегда занимали важное место и во внешней политике России, причем внимание уделялось не только вопросам геостратегического характера, но и исполнения определенной миссии. Это - миссия защиты "братских славянских народов", которая хотя породила массу иллюзий и последующих разочарований как в самой России, так и у балканских стран, но была значима для самоидентификации и самоутверждения. Другое дело, что односторонняя ставка России на "славянский фактор" являлась одной из причин неоднократного ослабления ее позиций на Балканах, что, в свою очередь, вело к нарушению культурного и политического равновесия в системе балканских международных отношений, обострению тех или иных нерешенных проблем.
      В то же время Россия не прилагала достаточных усилий по упрочению своего места в регионе путем проведения эффективной внешнеэкономической политики, как это делали европейские державы. Поэтому каждый раз, когда Россия была вынуждена по внутренним и внешним причинам сокращать свое военное присутствие на Балканах или военную поддержку тех или иных балканских стран, ее позиции ослабевали, а "братья-славяне" переориентировались на Запад.
      ИСТОРИЯ НАРОДОВ ЮГОСЛАВИИ
      Словенцы
      Территорию нынешней Словении населяли в разные времена самые разные народы: кельты, норики, иллирийцы, венеты. Земледельцы-славяне пришли сюда, на склоны Восточных Альп, после 500 года, пройдя через Моравию. Самоназвание "словенцы" традиционно для окраинных славянских народов. Как считают многие исследователи, таким образом люди одного языка ("словене" "говорящие", от "слово") отличали себя от соседних народов, говорящих на иных языках - это были "не говорящие", "немые" - немцы, "чудные" - "чудь". Этноним с корнем "слов-" встречается только на периферии славянского мира (словенцы, словаки, словене ильменские) и никогда - в его толще.
      Между тем известно другое, более раннее самоназвание словенцев "хорутане" или "карантане". Так они называли себя до прихода на край славянского мира. Под названием "хорутане" словенцы известны русским летописям. А земля, на которой поселились хорутане-словенцы, получила название Карантании (ныне Каринтия, одна из административных единиц современной Австрии).
      Территория, которую занимали словенцы (карантанцы), простиралась от Триеста на Адриатике до Тироля, Дуная и озера Балатон (по-словенски Blatno jezero, Болотистое озеро), захватывая всю нынешнюю Австрию.
      Еще в ходе расселения и освоения новой территории карантанцы-словенцы попали под власть Аварского каганата. Карантанцы приняли активное участие в восстании покоренных аварами славянских племен во главе с Само (622-626). В ходе этого восстания возникло одно из первых государственных образований славян, западную часть которого к 630 году занимало княжество Карантания.
      Княжество Карантания просуществовало до начала IX века. Его столицей был Крнски Град, основанный во второй половины VII века на священном для карантанцев Госпосветском поле (ныне - район Клагенфурта, Австрия). Здесь, на Госпосветском поле, до начала XV века проводилась торжественная церемония возведения на престол карантанского князя (правда, с IX века ими уже являлись немецкие герцоги, но об этом ниже). На Госпосветском поле высился так называемый Княжий камень. По традиции, новый князь должен был прийти к нему пешком, в простой крестьянской одежде, ведя одной рукой под уздцы кобылу, а другой рукой - быка. На Княжьем камне восседал старейший по возрасту косез - так назывались словенские феодалы, аналог русских бояр. Вокруг стояли косезы, воины и народ.
      Старейший косез задавал князю несколько ритуальных вопросов, потом принимал из его рук быка и кобылу и уступал ему место на Княжьем камне. Сидя на камне, князь торжественно приносил присягу народу и косезам.
      Около 745 года карантанский князь Борут, не будучи в силах отразить особенно жестокий набег аваров, отдал себя и свою страну под покровительство Баварии. Так началось постепенное подчинение словенцев германскому владычеству. Но вплоть до начала IX века Карантания сохраняла свою автономию, и преемники князя Борута - его сын Горазд и племянник Хотимир - были еще вполне самостоятельными владетелями. И только в 820 году Карантания была окончательно покорена франками.
      Несколько ранее, к 800 году, карантанцы-словенцы в основном приняли христианство, которому ожесточенно сопротивлялись на протяжении почти полувека, несмотря на то что их князь Хотимир еще в 745 году был окрещен Зальцбургским архиепископом. И дело было не в какой-то особой привязанности карантанцев к язычеству. Просто словенцы ясно понимали, что, принимая новую веру из рук зальцбургских епископов, они тем самым попадают в духовную зависимость к чужому народу, к немцам, и противились этому всеми доступными средствами. Эта борьба на многие столетия определила историческую судьбу словенского народа.
      На протяжении почти тысячи лет словенцы, находившиеся на крайнем юго-западе славянского мира, противостояли непрерывному немецкому давлению. Несмотря на то, что национальная территория словенцев сократилась почти на две трети (сегодняшняя Австрия занимает исключительно бывшие земли славян-карантанцев), они сохранили свой язык, свою самобытную славянскую культуру. Напрямую бороться с немцами было заведомо бесполезно: силы были слишком неравны. И "линия фронта" словенского сопротивления пролегла в области языка и культуры. Словенцы боролись за славянский язык, за славянскую школу, за славянскую книгу, и эту борьбу на протяжении веков возглавляли не полководцы, а деятели культуры и просветители, среди которых были и протестантские, и католические священники, и светские люди, и политические лидеры: не вероисповедание, не социальное положение, а обостренное национальное самосознание и чувство собственного национального достоинства сплачивали словенцев в единую нацию. Выдающимися деятелями словенской культуры были первопечатник Примож Трубар (1508-1586), издавший первые книги на словенском языке - "Абецедарий", "Катехизис" и "Словенский календарь", Адам Бохорич (1520-1598) - создатель словенской азбуки (на основе латинской графики), издатель первой словенской грамматики, Юрий Далматин (1547-1589) - первый переводчик Библии на словенский язык, епископ Люблянский Томаш Хрен, создавший на рубеже XVI-XVII веков кружок словенских просветителей, педагогов и проповедников, историк и писатель Антон Томаш Линхарт (1756-1795), написавший первую историю словенского народа, поэт Валентин Водник (1758-1819).
      В своих многочисленных трудах словенские культурные деятели постоянно подчеркивали, что словенцы являются частью великого славянского племени. Идея славянского единства и попытки установить культурные связи с Россией характерны для многих словенских деятелей. Словенский просветитель Блажа Кумердей (1738-1805) одним из первых установил связи с Российской Академией наук, направив в 1780 году в Петербург свое "Сочинение о языкознании славян и русских".
      Создателем современного словенского литературного языка считают Франце Прешерна (1800-1849) - поэта общеславянского значения. Его знаменитая "Здравица", в которой поэт воспел дружбу славянских народов, стала сегодня гимном независимой Словении.
      Словенцем был и Сигизмунд Герберштейн (1486-1566) - посол австрийского императора, побывавший в России в 1517 и 1526 годах и оставивший свои знаменитые "Записки о Московии" (1549).
      Пройдя через многие и многие испытания, словенский народ победил в многовековой борьбе с онемечиванием, сохранив себя как нация. В 1910 году в тогдашней Австро-Венгрии словенцами считали себя 1,4 миллиона человек. Словенские промышленники, банкиры и торговцы играли важную роль в экономике Австро-Венгерской империи. К 1910 году экономическое развитие словенских земель находилось на довольно высоком уровне. Здесь действовало несколько крупных металлургических предприятий, в основном принадлежавших "Краинской промышленной компании", химические, деревообрабатывающие и пищевые производства, угольные шахты. Словенские Люблянский кредитный банк и Союз югославянских сберегательных касс являлись одними из крупнейших кредитно-финансовых учреждений Австро-Венгрии.
      Однако засилье австрийских шовинистов и пангерманистов тормозило дальнейшее развитие нации. Особую тревогу у словенцев вызывало явно обозначившееся на рубеже 1860-1870-х годов стремление пангерманистов к созданию общегерманского государства в центре Европы, возникшее на волне объединения Германии. Пангерманисты считали своей первоочередной миссией полную германизацию Словении ввиду ее чрезвычайно важного географического положения: через словенские земли лежал выход Австрии и Германии к Адриатическому морю. А "лоскутная" Австро-Венгрия грозила вот-вот развалиться, и тогда земли, населенные словенцами, попали бы под власть Германии. Была и другая опасность: на западные словенские земли претендовала объединившаяся Италия.
      С одной стороны, такая ситуация подталкивала многих словенцев к защите целостности империи Габсбургов, но наряду с этим усиливалась и другая тенденция: стремление к укреплению межславянских связей, связей с Россией и землями южных славян. Именно на конец XIX века приходится пик интереса словенцев к русской культуре. Очень много в этом направлении сделали словенские литераторы Фран Целестин, Иван Хрибар, Богумил Вошняк, Иван Приятель, трудами которых на словенский язык переведены многие русские писатели-классики, опубликованы исследования и эссе о русской культуре и русской литературе.
      Чрезвычайно важным событием, ставшим катализатором процесса югославянского объединения, явилась конституционная реформа 1867 года, в результате которой вместо единой Австрийской империи была создана "дуалистическая" монархия - Австро-Венгрия под скипетром австрийского монарха. Обе части Австро-Венгрии отныне имели собственные парламент и правительств. Официальным языком в Австрии оставался немецкий, в Венгрии им становился венгерский. При этом в состав Австрии входили населенные славянами Чехия, Моравия, Галиция, Буковина, Словения и Далмация, в состав Венгрии - Хорватия и ряд областей, населенных сербами.
      Все острее вставал вопрос об объединении всех южных славян, находящихся под властью Габсбургов. Первым крупным шагом в этом направлении стало объединенное совещание политических и общественных деятелей Австро-Венгрии - словенцев, хорватов и сербов, состоявшееся в Любляне в 1870 году. Собрание опубликовало декларацию о единстве всех "югославян" Австро-Венгрии. Из этой декларации берет свое начало идея Югославянской федерации - прообраза будущей Югославии.
      По мере усиления пангерманистских тенденций, усиливалась борьба словенцев за югославянскую солидарность. На рубеже XIX-XX веков на эти позиции перешли даже словенские католические организации, до той поры выступавшие с консервативных позиций. Окончательную форму идея единства славян Австро-Венгрии обрела в так называемой концепции триализма, которая должна была заменить "дуалистическую" Австро-Венгерскую монархию: по замыслу ее авторов-славян, все земли Австро-Венгрии, населенные южными славянами, должны были быть объединены в автономную единицу, которая станет самостоятельным в государственно-правовом отношении организмом под скипетром габсбургской династии, и Австро-Венгрия превратится в Австро-Венгро-Югославию.
      Идея триализма господствовала в умах словенских политиков вплоть до последнего года Первой мировой войны. Казалось, что эта идея может быть плодотворной, и вероятно, ее реализация на какое-то время задержала бы распад империи Габсбургов, но в Вене и особенно в Будапеште доминировали совсем другие взгляды. Твердолобые националисты просто отвергали саму мысль о возможности какой-либо славянской автономии, а более трезвые умы понимали, что ситуация на самом деле гораздо сложнее: ведь в состав Австро-Венгрии входили еще Чехия, Словакия, Южная Польша, Галиция, Буковина и Трансильвания, и шаг навстречу требованиям югославян означал, что Вене придется тогда иметь дело с аналогичными претензиями и других народов, в первую очередь чехов, которые параллельно с югославянами предлагали свое видение триализма: Австро-Венгро-Чехия. Но тогда империя просто развалится!
      Ситуация явно вела в тупик. И выходом из этого тупика неожиданно стала Первая мировая война, к которой Европа последовательно двигалась начиная с 1870-х годов...
      Хорваты
      На плодородных землях бассейна рек Савы и Дравы славяне поселились в VI веке. Славянское племя, осевшее на этих землях, принесло с собой древнее название "хорватов" - hrvati. Подобно этнонимам "русь" и "сербы", этноним "хорваты" - иранского (сарматского) происхождения и означает "страж скота", "пастух". Часть хорватских племен осела в междуречье Дравы и Савы, а другая прошла к Адриатике, в Далмацию, заселив обширные приморские территории.
      Их исторические судьбы оказались различны. Поселившиеся в Далмации хорваты попали в струю сильного итальянского влияния, там возникла славянская купеческая Дубровницкая республика. "Книжная" культура Италии повлияла на культуру далматинских хорватов. Дубровник (Рагузу) в средние века именовали "славянскими Афинами", подчеркивая таким образом, что Дубровник - центр славянского просвещения. Ученые, писатели, художники, архитекторы из Дубровника и городов Далмации внесли огромный вклад в развитие славянской культуры. Именно здесь впервые прозвучала мысль о всеславянском единстве.
      Ценнейшими трудами по ранней истории славянства являются сочинения Винко Прибоевича из далматинского города Хвар, который в своей работе "О происхождении и истории славян" (1532) впервые высказал гипотезу о том, что этноним "славяне" происходит от "слава", и сочинение дубровчанина Мауро (Мавро) Орбини "Славянское царство" (1611). Ранние далматинские историки сформулировали и начали распространять идею об этническом и языковом родстве славянских народов, об их славном прошлом и великом будущем.
      Хорваты - выходцы из Далмации оказали большое влияние на развитие русско-хорватских связей. Среди далматинских моряков Петр I набирал специалистов для молодого русского флота. Выходцем из Дубровника был знаменитый Савва Рагузинский (ок. 1670-1738 гг.) - соратник Петра I, видный русский дипломат и государственный деятель.
      Главным городом хорватов, осевших на берегах Савы и Дравы, стал Загреб - древняя столица хорватских князей и королей. Два центра старого Загреба - Горний град и Каптол - разделяет Долац, торговая площадь. Каптол с Надбискупским двором и вознесшимся в небо огромным готическим собором средоточие власти духовной. Горний град со зданиями Сабора и Банского двора - средоточие власти светской. А очень древняя церковь Святого Марка в центре Горнего града помнит еще 1241 год, когда Загреб был взят и сожжен Батыем, тем самым, который взял и сжег Москву и Киев.
      Одна из улиц Горнего града носит имена Кирилла и Мефодия, учителей славянских - Чирило-Методска улица, по имени расположенного на ней католического храма во имя святых Кирилла и Мефодия. Созданной Кириллом и Мефодием азбукой - глаголицей - хорваты пользовались дольше других славянских народов. Для средневековой Хорватии, вошедшей с начала XII столетия в состав Венгерского королевства, глаголица стала символом национального языка и культуры - ведь официальным государственным языком и языком католической церкви был язык латинский. Хорватские священники - их называли "глаголяши" - противопоставили ему славянский язык и глаголическую традицию, и еще в XV веке глаголица была распространена в хорватском Приморье и на островах Адриатики.
      Хорваты вели героическую борьбу против турецкого нашествия, фактически своими телами закрыв Европу от азиатских орд. Во всех европейских столицах с изумлением и восторгом называли имя Николы Зринского - хорватского князя (бана), с гарнизоном в 600 человек в 1566 году в течение месяца оборонявшего крепость Сигет от 100-тысячной армии турецкого султана. Защитив от турок земли Австрии, хорваты в итоге перешли в подданство к австрийскому императору, а граница Хорватии и Боснии стала границей между Австрийской империей и Оттоманской Портой. Для несения пограничной службы еще в конце XVI века имперские власти создали в пограничной области Славонско-Хорватской Краине - особую автономную военно-административную единицу: Военную Границу. Ее поселенцы - по-хорватски "граничары", или по-немецки "гренцеры", по своему статусу чем-то напоминали русских казаков: за земельные и прочие казенные пожалования они обязывались пожизненно нести "цесарскую" службу, защищая границу от турецких набегов. Первоначальными поселенцами Военной Границы были хорваты и влахи, но в XVII-XVIII веках сюда, спасаясь от турецких погромов, переселилось большое число сербов. В результате в Краине образовалась крупная прослойка сербского населения.
      Заброшенные волею судеб на окраину славянского мира, хорваты всегда ощущали свою причастность к нему. Проповедником идеи политического и культурного союза славян под покровительством России был хорватский книжник Юрай Крижанич (1618-1683), приехавший в Москву в 1659 году. Его идеалом было всеславянское государство, способное противостоять немецкой экспансии на восток. Интересно, что для пропаганды своих идей Крижанич изобрел "всеславянский" язык - смесь русского, хорватского и старославянского.
      Хорватия - родина иллиризма, своеобразного культурно-общественного течения середины XIX века. В его основе лежала мысль об этническом родстве всех славянских народов, общности их языков и исторических судеб. Последователи иллиризма - хорватские ученые, писатели, общественные деятели, - борясь с германизацией и мадьяризацией хорватов, несли в народ сознание того, что хорваты принадлежат к великому и могущественному славянскому племени. Проповедником славянского мессианизма, идеи об особом призвании славянских народов был хорватский поэт Петр Прерадович (1818-1872). Именно писатели-иллиры - Векослав Бабукич, Станко Враз, Янко Драшкович, братья Антун и Иван Мажураничи, Людевит Вукотинович и признанный лидер иллиризма Людевит Гай создали хорватский литературный язык и хорватскую литературу. На хорватский язык были переведены Пушкин, Лермонтов, Веневитинов. На страницах хорватских литературных журналов регулярно помещались статьи о русской литературе, музыке и театре, о Пушкине, Крылове, Гоголе, Лермонтове.
      В 1840 году Россию посетил Людевит Гай. Он встретил восторженный прием в Москве, особенно в славянофильских кругах. Идея славянского единения получала новое подкрепление: оказывается, границы славянского мира не ограничиваются Белградом и Варшавой! И вероятно, недаром строки из появившегося в те годы и ставшего чрезвычайно популярным русского вальса "На Драву, Мораву, на дальнюю Саву, на тихий и синий Дунай" удивительным образом перекликаются с текстом хорватского гимна: "Тече Драво, Саво тече, нит'ти Дунав силу губи".
      Русские славянофилы оказали хорватским иллирам материальную помощь в размере 25 тысяч рублей для создания Национального хорватского музея и на продолжение издания газеты "Даница" и журнала "Коло". В свою очередь, посетившие в начале 1840-х годов Загреб русские ученые и общественные деятели И. И. Срезневский и П. И. Прейс встретили теплый прием в Хорватии.
      Всерьез обеспокоенная ростом панславистских настроений среди хорватов Вена в 1843 году запретила публично употреблять слово "иллир" и установила строгую цензуру хорватской печати.
      Революция 1848 года явилась серьезнейшим испытанием для Австрийской империи. Трон Габсбургов висел на волоске. Бои шли на улицах Вены, вся Венгрия восстала, требуя независимости. Для Хорватии, административно входившей в состав венгерских земель, это было бы национальной катастрофой: им была уготована судьба стать национальным меньшинством в независимом Венгерском королевстве, националистические круги которого открыто выступали за "мадьяризацию" хорватов. Национальный герой Венгрии, руководитель венгерского восстания Лайош Кошут, публично заявил, что ему неизвестна такая нация - хорваты.
      И тогда хорваты, вняв слезным мольбам императорского двора, выбрали из двух зол меньшее: выступили на защиту австрийской короны и целостности империи. Бан (королевский наместник) Хорватии Йосип Елачич во главе армии, набранной из хорватов, выступил на подавление венгерской революции. Навстречу ему шли русские войска, вошедшие в Венгрию по просьбе венского двора. Революция была подавлена, и молодой император Франц Иосиф в апреле 1850 года утвердил политическую независимость Хорватии от Венгрии. В память об этих событиях на центральной площади Загреба сегодня высится памятник бану Елачичу - на вздыбившемся коне, саблей указывающий в направлении Будапешта. А мысли хорватского полководца о национальном самоопределении славян и сегодня не утратили своей актуальности:
      "Я бы предпочел видеть мой народ под турецким игом, чем под полным контролем его образованных соседей... Просвещенные народы требуют от тех, кем они правят, их душу, то есть, говоря иначе, их национальную принадлежность". Да, когда "просвещенные" народы весной 1999 года бомбили Югославию, многие из нас, вероятно, думали о том же самом, о том, какова может быть цена этого "просвещения". Да и "просвещения" ли? Впрочем, из этого вовсе не вытекает, что "турецкое" (татарское, монгольское, казахское, китайское, индийское и т. п.) иго чем-то лучше. Славянский мир - мир, волею судеб сформировавшийся на стыке Европы и Азии, но он не европейский и не азиатский. Он вполне самодостаточен и имеет право на самостоятельное существование без какого бы то ни было участия "просвещенных" и "непросвещенных" соседей...
      ...Несмотря на, казалось бы, полный успех хорватов, управление Хорватией перешло в руки австрийских чиновников, назначавшихся из Вены. Официальным языком стал немецкий. А в 1868 году, в результате долгой закулисной борьбы, Хорватия снова стала частью Венгрии.
      1868 год стал переломным в истории Хорватии. Соглашение 1868 года полностью блокировало любую возможность изменения ее статуса в составе Австро-Венгрии: пересмотр соглашения мог быть осуществлен только с согласия парламента Венгрии, и всем было ясно, что Венгрия никогда на это не пойдет. Так начался долгий и противоречивый путь Хорватии к национальному самоопределению...
      Хорватские политические деятели искали союзников. Лидер Хорватской Партии права Евген Кватерник побывал в России, во Франции. Своим союзником хорваты считали и православную Сербию, где жили их единокровные братья-славяне. Именно в Хорватии впервые прозвучало слово "Югославия", под которой здесь понимали федерацию южных славян, освободившихся от ига "просвещенных" и "непросвещенных" соседей.
      Глава хорватской католической церкви, епископ Йосип Штросмайер, выдающийся славянский политический деятель и просветитель, основал в 1867 году в Загребе Югославскую академию. Прекрасно понимая, что разница в вероисповедании может стать главным препятствием в деле объединения славян, он ставил своей целью добиться на славянских землях духовного примирения православной и католических церквей: вероисповедание не может служить причиной разделения братских народов. Й. Штросмайер выступал против некоторых догматов католицизма, способных оскорбить чувство православных верующих, в частности против догмата о непогрешимости римского папы. Штросмайер и его сторонники поддерживали контакты с Сербией и были готовы в подходящий момент выступить за отделение Хорватии от Австрии, за создание единого югославянского государства.
      Огромный энтузиазм вызвали в Хорватии вступление русской армии на Балканы в ходе начавшейся русско-турецкой войны 1877-1878 годов и победы русского оружия в Болгарии. Хорваты ждали от России помощи в национальном освобождении, и казалось, что долгожданный "момент" вот-вот наступит...
      Но параллельно с ростом национально-освободительных настроений в хорватском обществе набирал силу и другой процесс. Хорватский национализм, вышедший из темных углов сознания мистически настроенной части хорватской интеллигенции и охотно подхваченный австрийскими и венгерскими властями, видевшими в национализме средство разобщения славянских народов, зародился на рубеже 1860-1870-х годов. "Отцом" хорватских националистов считается философ и публицист Антун Старчевич. В молодости он увлекался идеалами иллиризма, но затем постепенно отошел от идей славянского единства. Увлекшись раннесредневековой историей Хорватии, он пошел по тому пути, который повторяли и продолжают повторять сотни "любителей истории" фашистского толка: по пути фальсификации истории на основе создания собственной мифологии, собственного "нового взгляда на историю". Старчевич попытался доказать, что хорваты - не славяне, а германцы, потомки готов, принявших славянский язык. Эти "хорватоготы" якобы завоевали Балканы и покорили славян, которые стали их рабами. "Раб" по-латыни звучит как "servus", "серв", и отсюда-то, утверждал Старчевич, и произошел якобы этноним "серб". Значит, делал вывод Старчевич, сербы - исторические, "исконные" рабы хорватов, нация неполноценная, "недочеловеки". Практически то же самое, как мы помним, говорил обо всех славянах вообще Гитлер: вероятно, и у Старчевича, и у Гитлера были одни и те же духовные учителя.
      Старчевич освоил тот образ "скромного народного вождя", которому потом интуитивно следовали все фюреры мира: вел скромный образ жизни, старался быть "ближе к народу", в своих публицистических выступлениях обличал власти и заступался за "простой народ", говорил об угнетении хорватов "инородцами": сербами и венграми. Вместе с Евгеном Кватерником Старчевич создал Партию права, однако вскоре отделился от нее, создав свою "Чистую Партию права" (ну как же обойтись без деления на "чистых" и "нечистых"!).
      После смерти Старчевича лидером "чистых" стал Йосип Франк. Националисты выступали за создание Великой Хорватии, которая должна была объединить все населенные хорватами земли и стать равноправным автономным с Австрией и Венгрией образованием в составе империи Габсбургов: "дуалистическая" Австро-Венгрия должна была превратиться в "триалистическую" Австро-Венгро-Хорватию. При этом ни о каком выходе Хорватии из состава империи Габсбургов речь не шла: "чистые" хорватские националисты являлись надежными союзниками Вены и яростными противниками Сербии и сербов. Хорватия же, по замыслу националистов, должна была включать в себя Хорватию, Боснию и Герцеговину, часть Словении и именоваться "Великой Хорватией".
      Но гораздо большее влияние, чем националисты типа Старчевича, имели в Хорватии сторонники епископа Штросмайера и Евгена Кватерника. Идея союза югославянских народов преобладала в общественном сознании хорватов. Сторонники федерализма выступали за создание Югославии как объединения живущих в Австро-Венгрии сербов, хорватов и словенцев и за преобразование Австро-Венгрии в Австро-Венгро-Югославию. В этом федералистски настроенные хорватские деятели находили поддержку у словенцев, у сербов, но только не у своих "чистых" националистов, которых негласно поддерживала официальная Вена. Здесь давно поняли, что австрийская монархия может выжить, лишь сталкивая лбами народы Австро-Венгрии. Чехов натравливали на венгров, венгров - на хорватов, хорватов - на сербов. Но сохранить единство монархии, постоянно балансируя на взаимном недовольстве разных народов, правящие круги Австрии не могли - рано или поздно это недовольство должно было обратиться против самой монархии.
      Сербы
      Проникновение славян на Балканский полуостров началось в середине I тысячелетия нашей эры, достигнув своего пика во второй половине VI - первой половине VII веков. Славяне распространились по всему Балканскому полуострову, включая Грецию, оказав серьезное влияние на судьбу Восточной Римской империи - Византии. Среди пришедших на Балканы славянских племен были и сербы. Этноним "сербы" - явный иранизм сарматского или аланского происхождения. Основной массив сербского населения осел в междуречье Дрины и Моравы, на юго-западе современной Сербии, и уже вскоре началась его постепенная христианизация, в основном завершившаяся к концу IX века.
      Несколько ранее, на рубеже VIII-IX веков, у сербов начали складываться ранние государственные образования. Процесс формирования сербского государства шел тяжело и медленно, сербам приходилось вести борьбу за самостоятельность с Византией и Болгарией. После упорной борьбы значительная часть сербских земель в 924 году ненадолго вошла в состав Болгарского царства.
      Византия, всерьез опасаясь объединения балканских славян, вела искусную политическую игру, заключая союзы с одним славянским народом против другого. Опираясь на помощь Византии, сербам удалось восстановить независимость, и в дальнейшем византийцы использовали сербов в качестве противовеса по отношению к болгарам и хорватам. В борьбе, развернувшейся на рубеже X-XI веков между Византией и Болгарией, сербы играли роль разменной монеты и в результате снова подпали под власть болгар. На западе продолжало существовать союзное Византии сербское Дуклянское государство, несколько обособленное от прочих сербских земель.
      Только в конце XII века сложились условия, благоприятные для развития сербской государственности. Один из сербских правителей (жупанов), Стефан Неманя, сумел объединить значительную часть сербских земель. Заключив союз с Болгарией и Венецианской Республикой, Неманя добился независимости от Византии. Этому во многом способствовал Третий крестовый поход, который возглавлял германский император Фридрих Барбаросса. Когда крестоносцы вступили на сербские земли, Неманя встретил императора с богатыми подарками и предложил заключить союз против Византии. И хотя этот союз не состоялся, сложная внешнеполитическая обстановка, в которую попала Византия в результате Третьего крестового похода, облегчила достижение сербами государственной независимости.
      Стефан Неманя скончался в 1196 году и после смерти был причислен к лику святых. Он стал основателем сербской средневековой королевской династии Неманичей. Его сын, Стефан Первовенчанный, в 1217 году принял из рук римского папы Гонория III королевскую корону, став первым королем Сербии. Играя на противоречиях между католической и православной церквами и между православными Никейским патриархом и Охридским архиепископом, сербы добились и создания автокефальной Сербской православной церкви во главе с братом короля, архиепископом Саввой.
      Наивысшего расцвета сербское королевство достигло при короле Стефане Душане (1331-1355). В этот период его границы простирались до берегов Эгейского и Ионического морей, захватывая территории Албании, Северной Греции, Македонии и Герцеговины. Стефан Душан провозгласил себя "царем сербов и греков" и уже мысленно примерял на себя корону византийских императоров. Но захваченные в качестве военной добычи греческие и албанские территории были слабо связаны с другими землями государства Стефана Душана, и уже вскоре после смерти короля начался быстрый распад сербо-греческого царства. Страна вступила в затяжной период междоусобиц. А тем временем над Балканами нависла грозная опасность: турки-османы.
      В 1352 году турки, к тому времени захватившие почти всю Малую Азию, переправились через пролив Дарданеллы и вступили на Балканы. К 1360 году они овладели Фракией, к началу 1370-х годов - Македонией. С начала 1380-х годов турки все чаще стали совершать нападения на Сербию.
      В июне 1389 года армия турецкого султана Мурада I двинулась на Сербию. Правитель Сербии князь Лазарь выступил ему навстречу. В состав его объединенного войска входили сербские отряды, отряд боснийцев во главе с воеводой Влатко Вуковичем, отряды мелких албанских феодалов. В день Святого Вида (Видов дан) на Косовом поле неподалеку от Приштины состоялась историческая битва, решившая судьбу Сербии. "Ход этой битвы затемнен поэтическими преданиями и народным самолюбием, - комментирует это событие Леопольд Ранке (Л. Ранке. История Сербии. М., 1878) - Верно одно: с этого дня Сербии не стало".
      Несколько столетий турецкого владычества оказали большое влияние на создание этнической чересполосицы на Балканском полуострове. Ряд местностей был колонизован турецкими переселенцами. Началась широкая исламизация местного населения, в первую очередь в городах, при этом многие из славян, принявших ислам (их называли "потурченцы"), перенимали и турецкую культуру, образ жизни и даже язык. Спасаясь от турок, славянское население частично переместилось в труднодоступные горные районы, частично - в соседние христианские государства - Австрию, Венгрию, на принадлежавшее Венецианской Республике побережье Далмации. В XVIII веке сербы переселились даже на Украину, в Харьковскую губернию, образовав там район компактного проживания (Славяносербию).
      В условиях турецкого ига единственным институтом, способным сохранить сербский народ и сербский язык, стала православная церковь. Благодаря ей поддерживались связи Сербии с Россией и другими славянскими народами. Полтысячелетия церковь поддерживала в сербах веру в то, что рано или поздно Россия непременно поможет своим православным братьям сбросить ненавистное иго. Эту веру с полным правом можно назвать мистической.
      Сербские священники и епископы часто посещали Москву, Киев, Петербург, привозя оттуда денежные пожертвования, богослужебные книги и утварь. Впрочем, эти отношения не были исключительной прерогативой сербов: и болгары, и греки, и румыны, и другие православные народы Балкан, попавшие под власть турок, также связывали с Россией свои надежды на освобождение. Еще в 1576 году венецианский посланник в Турции Яков Соранцо писал:
      "Московца опасается султан, ибо великий русский князь исповедует православную веру, подобно народам Болгарии, Сербии, Мореи и Греции. По этой причине они весьма преданы его имени, и, как все остальные, принадлежащие к той же православной вере, они вполне готовы взяться за оружие и подчиниться его воле". Этим надеждам суждено было сбыться не скоро.
      В январе 1804 года турки устроили очередную резню сербского населения. Долго тлевший огонь сопротивления прорвался разом, и в Сербии вспыхнуло восстание, которое возглавил Георгий Петрович, по прозвищу Черный. "Черный" по-турецки - "кара", отсюда и происходит Карагеоргий - "Черный Георгий". Ведя успешные боевые действия, восставшие одновременно обратились за помощью к Австрии и России. До 1806 года Россия, связанная многими внешнеполитическими проблемами, могла оказывать сербам только дипломатическую помощь, но в декабре 1806 года началась русско-турецкая война, и в этих условиях сербские повстанцы стали естественными союзниками русских войск.
      Весть о том, что русские перешли Днестр и движутся к Дунаю, вызвала в Сербии взрыв ликования, повстанцы единодушно присягали "сражаться за одну с русскими веру, честной крест и православного российского краля". А в Сербию вступил русский отряд под началом генерал-майора И. И. Исаева (один батальон Олонецкого пехотного полка, казачий полк и команда арнаутов, при четырех орудиях - всего 1500 человек). Русский отряд был торжественно встречен сербскими повстанцами и населением, однако малочисленность отряда вызвала у Карагеоргия и других руководителей повстанцев недовольство. Впрочем, они скоро убедились, что "не количество сволочи, но храбрость образованного воинства и доброе предводительство начальника побеждают неприятеля" (из донесения главнокомандующего Дунайской армией И. И. Михельсона императору Александру I).
      Русско-турецкая война 1806-1812 годов и практически синхронное с ней сербское восстание (1804-1813) привели в итоге к созданию автономного Сербского княжества в составе Турции, однако вторжение Наполеона отвлекло внимание России от балканских проблем, и судьба Сербии снова повисла на волоске. Турки оккупировали освобожденные сербские территории и начали резню православного населения. Карагеоргий и руководители повстанцев бежали из страны. Сербы фактически были поставлены перед выбором: или продолжать борьбу, или они все будут вырезаны.
      В 1815 году началось Второе сербское восстание. В события на Балканах вмешалась Россия, жестко потребовавшая от турок выполнения статьи Бухарестского мира 1812 года, предусматривавшей создание автономной Сербии. В 1815 году с Россией в Европе считались - ведь русские войска еще были в Париже - и туркам пришлось пойти на попятную.
      Окончательно вопрос об автономии Сербии был решен в результате русско-турецкой войны 1828-1829 годов. К тому времени князем сербов уже был Милош Обренович, один из руководителей сербского восстания. Идя к единоличной власти, он не выбирал средств: по его приказу были убиты вождь сербов Карагеоргий (1817), председатель Народной канцелярии Петр Молер (1816), епископ Мелентий Никшич (1816), воеводы Сима Маркович и Павле Цукич (1817). С 1817 года Милош Обренович стал фактическим главой Сербии.
      С каждым годом его власть усиливалась. Попутно Милош Обренович установил личный монопольный контроль над основными экономическими ресурсами страны: соляной торговлей, торговлей свиньями, щетиной и крупным рогатым скотом (скотоводство было ведущей отраслью сельского хозяйства Сербии), захватил обширные земли и вскоре стал самым богатым человеком Сербии. Страна фактически стала его собственностью, которой он распоряжался по своему усмотрению, а государственные чиновники превратились в приказчиков Милоша. Современники свидетельствуют, что Милош простодушно был убежден, что князь и не может поступать иначе: "Разве я не властитель и не могу делать, что мне угодно?" Только узкий круг приближенных к Милошу лиц имел привилегии и монопольные права в экономике страны.
      Спекулируя на угрозе "турецкой опасности", сплачивавшей сербское общество, Милошу удалось установить режим личной власти. Но уже в начале 1830-х годов начался кризис. Сформировалась мощная оппозиция, которую возглавил ряд крупных торговцев, народных старейшин и высших чиновников. Милош был вынужден уступить их требованиям, и в феврале 1835 года впервые после долгого перерыва была созвана народная скупщина, принявшая первую конституцию ("устав") страны. На базе этой конституции сплотилась и оформилась первая политическая партия Сербии - уставобранители ("Защитники конституции").
      Борьба уставобранителей с Милошем Обреновичем окончилось его отречением от престола в 1839 году в пользу сына Михаила Обреновича. Через три года он был свергнут уставобранителями, и народная скупщина 1842 года избрала сербским князем Александра Карагеоргиевича - сына Карагеоргия.
      Правление Александра I Карагеоргиевича (1842-1858) примечательно тем, что в эти годы впервые была сформулирована внешнеполитическая программа Сербии, получившая названия "Начертание". Ее автором является Илия Гарашанин (1812-1879) - видный деятель партии уставобранителей, министр внутренних дел Сербии, а позднее глава правительства.
      "Начертание" было разработано им в тесном контакте с Михаилом Чайковским и Франьо Захом - балканскими агентами старого, мудрого князя Адама Чарторыйского. Некогда друг юности императора Александра I, выходец их тех же кругов, что организовали убийство Павла I, князь Адам Чарторыйский одно время был министром иностранных дел России, затем, во время Польского восстания 1830-1831 годов - главой Национального правительства Польши. Остаток дней своих (он умер в 1861 году) Чарторыйский прожил в Париже, в отеле Ламбер, живо интересуясь европейской политикой и вместе со своими французскими друзьями принимая в ней посильное участие.
      "Начертание" Гарашанина провозглашало целью сербской внешней политики освобождение югославянских народов от иноземного ига и создание на освобожденных землях великого государства южных славян во главе с сербской правящей династией - Великой Сербии.
      Исходные посылки "Начертания" были таковы: Турецкая империя обречена; она падет от своей внутренней слабости и под ударами сильных внешних противников. Будут войны, жестокие и кровавые, и Сербия не должна оставаться от этих событий в стороне. Только Сербия способна объединить земли южных славян. Она призвана играть ту же роль, какую сыграло Пьемонтское королевство в деле объединения Италии.
      Путь к объединению - революционная война против отсталой феодальной Турции. Ведя революционные войны, Сербия постепенно расширит свою территорию, присоединив все земли, населенные южными славянами, восстановит великую державу Стефана Душана и станет самым большим и сильным государством на Балканах.
      "Начертание" Илии Гарашанина - документ крайне любопытный и местами странный. Это - умозрительная идея, в которую Гарашанин и его советники решили втиснуть политические реалии второй половины XIX века. "Начертание" абсолютно не учитывало те изменения, которые произошли в этническом составе населения Балканского полуострова за пятьсот лет, прошедшие со дня смерти короля Стефана Душана. В Косово, которое Гарашанин назвал Старой Сербией, к тому времени наряду с сербским уже жила значительная часть албанского населения, а в Северной Албании, которую Гарашанин также видел в составе будущей Великой Сербии, сербов почти не было. Но творцов великосербской идеи это не интересовало.
      Идейные корни "Начертания" видны невооруженным глазом. Это - идеи "революционной войны", провозглашенные деятелями Великой Французской революции. Они получили свое развитие в деятельности тайных обществ этеристов в Греции и карбонариев в Италии. В Сербии также существовало несколько законспирированных групп, оказывавших большое влияние на внешнюю и внутреннюю политику страны. К концу XIX века они частично вышли на свет в виде тайных обществ "Объединение или смерть" ("Черная рука") и "Белая рука". Первому из этих обществ суждено было сыграть важную роль в провоцировании Первой мировой войны. Именно "Черная рука" организовала убийство в Сараеве эрцгерцога Франца-Фердинанда.
      В Сербии были и сторонники другого мнения относительно внешнеполитического курса страны. Никто не отвергал идею объединения югославян, но принципы этого объединения вызывали вопрос: объединение должно состояться по воле народов, по воле монархов или по воле великих держав?
      Известный сербский политический деятель Светозар Маркович, основатель партии радикалов, был убежден, что решение сербского вопроса с точки зрения "национального развития сербского народа состоит в следующем - революция в Турции и федерация на Балканском полуострове". Но до того времени, когда партия радикалов станет ведущей партией Сербии, было еще далеко. Впрочем, к моменту прихода к власти взгляды радикалов существенно изменились.
      Возведя великосербские устремления в ранг государственной политики, "Начертание" тем самым фактически является документом, направленным против славянства в целом. Этот неожиданный акцент, появившийся в сербской внешней политике, не противоречил и политике уставобранителей: в их правление произошел поворот Сербии в сторону Турции и Франции. "В целом же за время своего правления уставобранители проводили антирусскую политику" ("История Югославии", т. 1, с. 338). Враждебная России позиция Сербии привела даже к тому, что с началом Крымской войны (1853-1856) русский консул в Белграде был вынужден покинуть Сербию.
      Непросто складывались и отношения уставобранителей и с князем Александром Карагеоргиевичем - сторонником ориентации на Австрию. Его проавстрийская политика раздражала как уставобранителей - поборников "революционной войны", так и те широкие слои населения, в которых жила идея союза с Россией. В результате в ноябре 1858 года князь Александр был свергнут, и на сербский княжеский престол после 20-летнего изгнания взошел старый Милош Обренович. Единственное, что он успел за краткое время своего второго правления - это отстранить от власти уставобранителей. Осколок патриархальной Сербии, он скончался в 1860 году, унеся с собой в могилу целую эпоху, в которой ярчайшие примеры героизма и жертвенности смешались с не менее яркими примерами грязнейших преступлений и подлости.
      Сын и преемник Милоша Михаил Обренович, также во второй раз взошедший на сербский престол, был сторонником сильной самодержавной власти. "Начертание" Гарашанина в принципе нашло у него поддержку, а самого Гарашанина он вернул в политику и назначил министром иностранных дел. Князь Михаил понимал, что лидером балканских славян может стать только Сербия, сильная в военном отношении, способная начать войну с Турцией. Главное начать, а Россия поможет, были убеждены в Сербии. То, что у России имеются собственные внешнеполитические проблемы и приоритеты, в расчет не принималось: причем здесь интересы России, когда речь идет о "высшем призвании" Сербии?
      Князь Михаил провел важные законодательные реформы, была введена всеобщая воинская повинность, создан массовый резерв армии - Народное войско. Военные расходы росли непропорционально с расходами на развитие производительных сил и просвещение. Известный сербский экономист Владимир Карич в 1887 году писал: "...наше государство и не пыталось с помощью средств, полученных от народа, решать те же экономические задачи, которые стоят перед каждой современной страной, а именно - способствовать повышению его благосостояния". Расходы на "государственное строительство" приняли гипертрофированные формы и не соответствовали ограниченным финансовым возможностям страны.
      В соответствии с "Начертанием" Гарашанина еще в 1845-1846 годы Белград создал широкую сеть сербской агентуры во всех областях Турецкой империи, населенных южными славянами, и в югославянских землях Австрии. Белград начал оказывать ежегодную помощь черногорским митрополитам в размере 1 тысяч золотых дукатов в год. Во Франции, а затем в Белграде был создан комитет по руководству освободительным движением югославян. Став министром иностранных дел, Гарашанин активизировал усилия по созданию сети сербской агентуры в Турции и Австрии. Деятельность тайных, подпольных организаций была связана с политикой белградского правительства.
      В этот период особенно тесным было сербско-хорватское сотрудничество, в Загребе даже был основан комитет для совместных действий сербов и хорватов. В Белграде формировались повстанческие отряды герцеговинцев, здесь же был создан Болгарский легион, в который вступил добровольцем великий поэт Болгарии Христо Ботев.
      В результате этих целенаправленных действий обстановка на Балканах постепенно накалялась. В сентябре 1862 года в Белграде произошло столкновение между сербами и турками. К границам Сербии стягивались турецкие войска. В 1866 году был заключен сербско-черногорский военный союз. С болгарской эмиграцией велись переговоры о создании конфедеративного государства Болгаро-Сербия или Сербо-Болгария. В ноябре 1867 года Сербия подписала договор о союзе с Грецией, в январе 1868 года - договор о дружбе с Румынией. Война, долгожданная война, определенная в "Начертании" Гарашанина как главное средство сербской внешней политики, вот-вот должна была грянуть, но... Князь Михаил Обренович - этот нерешительный трус отправляет в отставку Гарашанина. Он и военный министр Миливое Блазнавац не хотят воевать и склоняются к союзу с Австро-Венгрией! Проделана такая титаническая работа - и все летит к черту!
      29 мая 1868 года князь Михаил Обренович был убит в своей резиденции Топчидер близ Белграда неким молодым человеком - сербом, воспитанником Константиновского кадетского корпуса в Санкт-Петербурге.
      Прямого наследника не было. Лидер влиятельной политической группировки военный министр Блазнавац провозгласил князем Сербии малолетнего Милана Обреновича - племянника убитого князя. Задачи создания Великой Сербии отходили на задний план. Во главу угла правительство пришедших к власти либералов поставило развитие сельского хозяйства и торговли, во внешней политике стержнем стало лавирование между Австро-Венгрией и Россией. Народы Балкан, ждавшие освобождения, начали разочаровываться в Сербии, ее авторитет - падать...
      Но еще был жив старый Илия Гарашанин, по-прежнему держали руку на пульсе сербских событий его французские друзья. Тайная сербская агентура в Боснии, Герцеговине и Македонии продолжала действовать.
      Летом 1875 года восстание вспыхнуло в Герцеговине, в апреле 1876 года - в Болгарии.
      Время пришло...
      Черногорцы
      "Черногорцы? Что такое?
      Бонапарте вопросил.
      Правда ль: это племя злое,
      Не боится наших сил?"
      А. С. Пушкин.
      Бонапарт и черногорцы
      О храбрости черногорцев в Европе ходили легенды. За всю многовековую историю этого маленького народа никому не удавалось его покорить. Тех, кто пытался это сделать, ждала, как правило, печальная участь, и не раз главная площадь древней черногорской столицы Цетинье украшалась шестом с отрубленной головой очередного турецкого полководца, пытавшегося исполнить безрассудное повеление султана...
      Черногория - осколок средневековой сербской державы, распавшейся в конце XIV столетия под ударами турок. В середине XV века Стефан Черноевич, владетель Верхней Зеты - горной области, расположенной к западу от реки Морачи, оставшись фактически один на один с турками, признал себя вассалом Венецианской Республики. Опираясь на помощь Венеции, Стефан Черноевич и его сын и преемник Иван Черноевич полвека вели борьбу с турками и в результате смогли отстоять свободу того крохотного клочка бывшего сербского государства, который с середины XV века все чаще именовали Черногорией (по-итальянски - Монтенегро). Резиденцией правителей Черногории и центром Зетской митрополии стал основанный Иваном Черноевичем монастырь Цетинье главный духовный и политический центр Черногории.
      Укрывшись в труднодоступных горах, черногорцы за-платили за свою свободу низким уровнем общественного развития. До начала XIX века здесь сохранялся родоплеменной строй. Во главе племен стояли старейшины - кнезы, и военные вожди - воеводы и сердары. Все вопросы войны и мира решало общенародное собрание - збор. Несмотря на существование этого общеплеменного органа, племена черногорцев были разобщены и между ними не прекращались распри. Единственной объединяющей силой служила православная церковь, и митрополит Черногории являлся фактическим главой государства.
      В конце XV века Черногория признала вассальную зависимость от Турции, но зависимость эта была весьма слабой и сводилась только к уплате ежегодной дани - харача - турецкому султану. Туркам так и не удалось, несмотря на многочисленные попытки, укрепить свою власть в Черногории: путь в лежащую под облаками страну был труднодоступен, а горцы - отважны и воинственны.
      Занимаясь скотоводством, обрабатывая мизерные клочки земли, отвоеванные у гор, черногорцы не могли удовлетворить даже самых необходимых жизненных потребностей, и зачастую жестоко страдали от голода. В то же время им приходилось постоянно защищать свою землю от нападений турецких войск. Это воспитало в черногорцах хорошие боевые качества и сделало военное дело профессией практически всех мужчин Черногории.
      Затерянное в горах маленькое славянское государство издавна стремилось установить связи с Россией, в которой черногорцы видели свою надежду и опору в борьбе с турками. В свою очередь, в России Черногорию считали базой национально-освободительного движения порабощенных турками народов Балкан. На протяжении многих десятилетий Черногория являлась единственным государством - стратегическим союзником России не только на Балканах, но и во всей Европе. Да, этот союзник был мал - не зря черногорцы смеялись: "Нас и русов - двеста милиона, нас без русов - пола-камиона!" ("Нас и русских двести миллионов, нас без русских - полфургона!") Но в надежности этого союзника сомневаться не приходилось.
      Россия, насколько возможно, всегда помогала маленькой стране. Петр I, направивший в 1711 году первое русское посольство в Черногорию, установил ежегодную субсидию Цетинскому монастырю, впоследствии ставшую регулярной. И эта помощь была как нельзя кстати: ведь именно с вершин Черной Горы, возвышавшихся над волнами турецкого потопа, началось освобождение земель южных славян.
      1688 год - битва при Крусах; 1712 год - битва у Царева Лаза; 1796 год - вторая битва при Крусах; 1832 год - битва у Мартиничей; 1858 год побоище у Грахова... Этот список выдающихся побед черногорцев над турками можно продолжать и продолжать. В результате к 1796 году Черногория де-факто стала независимым государством, а ее территория увеличилась в два раза. Но и цена, которую платили черногорцы за свою свободу и за свободу других славянских народов была высока. Русский инженер Е. П. Ковалевский, побывавший в Черногории в 1838 году, подсчитал, что каждый месяц (!) черногорцы имели 6-7 вооруженных столкновений и битв с турками, 2/5 населения страны погибало на поле боя, еще 1/5 умирала от ран, полученных в боях и только менее 2/5 черногорцев умирало естественной смертью.
      В 1806 году черногорцы впервые воевали плечом к плечу с русскими братьями. Совместно с русским экспедиционным корпусом, высадившимся на побережье Адриатики, они разгромили вторгшиеся в южные области Далмации наполеоновские войска - это именно тогда "Бонапарте" заинтересовался боевыми качествами черногорского войска. Увы, рассказать ему об этом смогли немногие - большинство французов пало в боях под меткими выстрелами черногорцев...
      Авторитет Черногории в славянском мире был исключительно высок. Лидеры хорватских иллиров Людевит Гай и Антон Мажуранич видели в Черногории ядро будущего Югославянского государства, они приезжали в Цетинье и вели переговоры с черногорским митрополитом Петром II Негошем. Восставшая Сербия искала помощи у своих черногорских братьев. Выдвигались планы создания на Балканах славяно-сербского царства во главе с черногорским митрополитом. Сербия и Черногория вели переговоры о создании единого федеративного государства и о совместной борьбе против турок. Но все же старейшее славянское государство Балканского полуострова было слишком мало, и это значительно снижало вес Черногории на Балканах. Претендовать на роль лидера было ей явно не по плечу.
      Македонцы
      Древняя Македония - это, конечно, прежде всего Александр Македонский и Македонское царство, одно из самых знаменитых государств античности. Пережив периоды расцвета и упадка, во II веке до н. э. Македония была завоевана римлянами и стала провинцией Римской империи со смешанным греко-фракийским населением. Появившиеся здесь в VI веке славяне плотно заселили Македонию и север Греции. Спустя сто лет из-за Дуная на Балканы двинулась орда болгар - тюрков во главе с ханом Аспарухом. Подчинив себе славянские племена, жившие на востоке Балканского полуострова, и создав здесь Болгарское государство, болгары довольно быстро смешались со славянским населением, перейдя на славянский язык и оставив в память о себе только свое имя. Земли Македонии в результате длительных войн были поделены между Болгарией и Византией.
      Славяне Македонии были христианизированы, очевидно, еще в VIII столетии. В IX веке Македония стала центром славянского просвещения. Из Солуни (Фессалоник), южномакедонского города на побережье Эгейского моря, вышли великие учителя славян Кирилл и Мефодий. С Македонией связана жизнь и деятельность выдающегося славянского просветителя св. Климента Охридского. Св. Климент основал в Македонии Охридский монастырь, который стал одним из крупнейших центров славянской книжности и просвещения. В Македонии трудились и проповедовали и два других славянских подвижника-просветителя: Наум Охридский и Константин Пресвитер. Можно без преувеличения сказать, что Македония стала колыбелью славянской культуры.
      До конца XII века Македония оставалась в составе Византийской империи. За эту населенную славянами область вели борьбу два соседних славянских государства: Сербия и Болгария. В конце XII века болгарам удалось завоевать Македонию, но в 1261 году восстановившаяся после разгрома крестоносцами Византийская империя снова объединила все македонские земли. Спустя двадцать лет окрепшая Сербия начала наступление на византийские владения и к началу XIV века полностью овладела всей Македонией.
      Македония одной из первых славянских земель попала под власть турок и фактически превратилась в базу для расширения турецкого владычества на Балканах. Чтобы прочней закрепиться в Македонии, турецкие султаны вели политику, фактически направленную на деславянизацию Македонии. После упразднения Охридской архиепископии (1767) были серьезно подорваны позиции православной церкви. Турецкие власти активно способствовали притоку в Македонию мусульманского населения (турок и албанцев). Прослойка славян, принявших ислам (в Македонии их называли помаками), была не очень велика.
      К началу XIX века Македония отличалась исключительной этнической пестротой. Преобладающим по численности было славянское население, говорящее на западноболгарском диалекте, на которое в итоге и распространился этноним "македонцы". Близость македонского языка к болгарскому вызывала и продолжает вызывать претензии болгарских националистов на Македонию. И сегодня часть болгарских ученых не признает факта существования самостоятельной македонской нации и македонского языка, считая македонцев западными болгарами.
      При этом собственно болгарское население в XIX веке проживало в восточных районах Македонии. Северо-западные области были населены сербами, на юге славянские поселения перемежались с греческими, на западе - с албанскими. В центральных областях страны проживало много турок. В городах Македонии важную роль играла прослойка богатых греческих торговцев, и греческий язык являлся, по существу, языком межнационального общения. На греческом языке велось и богослужение в православных храмах Македонии. Македонские дети учились в греческих школах, македонская молодежь уезжала продолжать образование в Грецию.
      Процесс развития национального самосознания македонцев шел медленно и трудно: ведь, по существу, они находились в зависимости не столько от турок, сколько от своих "братьев по вере" - греков и "братьев по языку" болгар, и попытки деятелей национального просвещения создать македонский литературный язык, народную школу, македонское книгопечатание, ввести богослужение на македонском языке наталкивались на искреннее непонимание: какой македонский язык? Ведь есть же болгарский! Какое богослужение на македонском языке? Ведь наши предки со времен Византии молились по-гречески!
      Македонские просветители, считая Македонию частью славянского, а не греческого мира, начали свою деятельность с создания народных школ. В них преподавали учителя, получившие образование в Сербии, Болгарии, России. Первым из македонцев в Россию в 1842 году приехал Парфений Зографский, выдающийся деятель македонского просвещения. Македонцы получали помощь и в других славянских землях. В частности, один из первых сборников македонских народных песен был издан при активном участии хорватского епископа Йосипа Штросмайера.
      В первых македонских школах использовался в основном старославянский (церковнославянский) язык. Начиная с 1850-х годов и до начала ХХ века в македонской школе преобладал болгарский язык. Собственно македонский литературный язык, создателем которого считается Гёрги Пулевский (1838-1894), появился только на рубеже 1860-1870-х годов.
      Рост национального сознания македонцев вызвал резкое противодействие в греческих кругах. Влиятельная греческая община, тесно связанная с метрополией в Афинах, являлась, по существу, проводником влияния Греции в Македонии. В умах правящих кругов Греции, где господствовали идейные наследники "этеристов" - членов тайной организации "Филики этерия", революционных борцов за свободу Греции в 1820-х годах, жила панэллинская "Мегали идеа" - "Великая идея" создания "Великой Греции", выдвинутая афинскими идеологами в 1840-х годах. "Великая Греция" должна была включать в себя Албанию, Македонию, острова Эгейского моря и западное побережье Малой Азии.
      В Афинах ясно понимали, что Османская империя клонится к закату и очень скоро на повестку дня встанет вопрос раздела турецких владений. Тогда эллинизированная Македония станет естественной частью Великой Греции, которая имеет "исторические права" на эту область еще со времен Александра Македонского. Поэтому попытки славян, населяющих Македонию, представить себя самостоятельной нацией следовало пресечь в зародыше.
      Глаза и уши турецких чиновников открывались только после волшебного слова "бакшиш", но греческие торговцы в Македонии были весьма состоятельными людьми. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1860-х годах турецкие власти начали гонения на деятелей македонского просвещения. Македонских учителей избивали и бросали в застенки, школы закрывали. В турецких тюрьмах погибли выдающиеся деятели македонского просвещения братья Димитр и Константин Миладиновы, учившиеся в России.
      Но набравший силу процесс уже нельзя было остановить. Учреждение в 1870 году, после длительной греко-болгарской церковной распри, Болгарского православного экзархата, независимого от Константинопольской патриархии, нанесло сильнейший удар по позициям Греции в Македонии. Это был важный и принципиальный шаг, так как "назначенные патриархом (Константинопольским. Прим. авт.) епископы занимаются коррупцией и в союзе с местной турецкой властью грабят и угнетают население, преследуют все болгарское" - так писали в Петербург русские консулы в Пловдиве и Битоле. Греческие националисты утверждали, что раз православные христиане в Македонии относятся к юрисдикции Константинопольской патриархии, значит, все они греки. Константинопольская патриархия являлась одним из главных орудий эллинизации Македонии. Создание в 1870 году Болгарского экзархата позволило македонским церковным общинам выйти из юридического подчинения греческой церкви (фактически они порвали с ней уже к концу 1860-х годов).
      По мере ослабления греческих позиций в Македонии стало набирать силу влияние Сербии и Болгарии. Сербское правительство даже создало специальный комитет для распространения сербского просвещения в Македонии, но его деятельность была малоуспешной.
      Болгарские позиции были гораздо прочнее: македонцы - "западные болгары", они говорят на "западноболгарском" языке, они подчиняются Болгарской церкви, их дети учатся в школах по болгарским учебникам. О какой "македонской" нации может идти речь? Да и среди самих македонских деятелей единого мнения не было - многие из них считали себя частью болгарского национального движения.
      Казалось, что судьба Македонии предрешена, и только-только начавшая оформляться славянская народность так и растворится, не успев сложиться, в родственной болгарской среде. Но судьба, увы, распорядилась иначе, и Македонии на многие годы уготовано было стать яблоком раздора, детонатором в "пороховом погребе Европы"...
      Народы Боснии и Герцеговины
      Обширная горная область к западу от реки Дрин, в бассейне рек Босна и Врбас, была освоена славянами в VI-VII веках, но довольно долгое время ее население было немногочисленно: по природе земледельцы, славяне не очень охотно поднимались в горы. В Боснии на первых порах их привлекали только речные долины, в одной из которых - по реке Неретве - поселилось славянское племя неретвлян. Заселенная смешанными сербско-хорватскими племенами, Босния до XII века не имела политической самостоятельности, хотя являлась автономной территориальной единицей, входившей в состав раннесербских государственных образований.
      Византийский император и историк Константин Багрянородный (середине Х века) упоминает о существовании в Боснии двух городов. Горный рельеф страны, способствовал определенной изоляции Боснии от других областей Сербии. И многие исторические процессы в силу этого же обстоятельства в Боснии шли медленнее. Христианство здесь распространилось только к концу IX века, и его влияние было слабым, во многих областях Боснии уже крещеное, казалось, население нередко вновь обращалось к язычеству. Эта общая отсталость и изолированность Боснии привела к тому, что во второй половине XII века здесь начала распространяться богомильская ересь - разновидность манихейства, имеющая только отчасти внешнее сходство с христианством, а по существу - глубоко антихристианское вероучение. Несмотря на все попытки католической и православной церквей, боровшихся за влияние в Боснии, искоренить богомильство (в 1232 году сюда был послан даже специальный папский легат), ересь настолько окрепла в Боснии, что приобрела свою организацию: так называемую боснийскую церковь, а правильнее - антицерковь. До середины XV века антицерковь господствовала в Боснии, разлагая нравы и общество и нанеся огромный урон общественному развитию страны.
      Причины популярности богомильства в Боснии лежали на поверхности: боснийские славяне не желали посредством принятия христианства попасть в политическую зависимость от Рима, немцев или Византии (коллизия, хорошо знакомая и другим славянским народам). Спекулируя на этом нежелании, проповедники богомильства утверждали, что, избрав своей религией антицерковное учение, боснийцы тем самым якобы сохранят свою национальную самобытность. Что же из этого получилось?
      В Боснии так и не возникло сколько-нибудь значимой государственной власти. Наоборот, антицерковь всячески поддерживала сепаратизм отдельных феодалов - кнезов и разжигала междоусобные конфликты. Формально во главе страны стоял бан - таким был титул боснийского правителя, но его власть была слабой и постоянно оспаривалась кнезами. Калейдоскоп междоусобных войн и крестовых походов против еретиков, реки крови, экономическая и культурная отсталость, нищета - такой представляется нам история Боснии XIII-XV веков. И удивительно ли, что, когда началось турецкое нашествие, Босния ничего не смогла противопоставить завоевателям?
      Боснийских королей и кнезов не спасли ни высокие горные хребты, ни изолированные речные долины - их единственная надежда, так как рассчитывать на разложенный антицерковью народ без веры и отечества они уже не могли. Последние короли Боснии - Твртко II (1421-1443) и Степан Томаш (1443-1461) в отчаянии обращались за помощью к римскому папе и даже пытались преследовать сторонников боснийской антицеркви, но их начинания встретили ожесточенное сопротивление со стороны богомилов.
      Финалом боснийской драмы стали события 1463 года. Последний король Боснии Степан Томашевич (1461-1463) и ряд влиятельных кнезов в отчаянии воззвали к Риму с просьбой о помощи. Папа Пий II начал сплачивать коалицию христианских государств, готовых выступить на помощь Боснии. Но султан Мехмед II уже шел с огромным войском в глубь страны, предавая все огню и мечу. Король Степан Томашевич был взят в плен турками во время штурма города Ключ и зверски казнен. Поход Мехмеда II в Боснию длился всего полтора месяца...
      "Ни одной балканской страной турки не овладели так легко и быстро, отмечают авторы двухтомной "Истории Югославии" (М.,1963). - Причина этого крылась прежде всего в полном экономическом и политическом упадке Боснийского государства, раздираемого социальной и религиозной борьбой". Падение Боснийского государства - один из самых ярких примеров гибели общества, разложенного антицерковным учением. Его последователи "даже не защищались от турок, - пишет немецкий историк (Л. Ранке. История Сербии. М., 1876), - в течение 8 дней они передали им 70 крепостей своих".
      Оказавшись под властью Османской империи, вчерашние манихеи стремительно начали превращаться в "потурченцев" - так в Сербии называли славян, принявших мусульманство. И если в покоренных турками Сербии, Македонии, Герцеговине случаи перехода в ислам отмечались в основном среди городских жителей, то в Боснии добровольное принятие ислама имело массовый характер, охватив все слои населения страны. Босния превратилась в опорную базу Османской империи в Европе, в плацдарм для расширения турецкого владычества.
      Из Боснии вышли многие крупные военачальники и чиновники Османской империи, по происхождению - славяне. Но славяне Балканского полуострова все чаще именовали боснийцев просто "мусульманами", и к ХХ веку это конфессиональное имя превратилось фактически в этноним, в название целого народа - мусульмане. Мусульмане, говорящие на сербском языке, использующие при письме латинскую графику и почти полностью утратившие свое чувство сопричастности со славянским миром...
      На протяжении многих лет очагом сопротивления турецкому владычеству оставалась Герцеговина - южная часть Боснии, населенная по преимуществу католиками-хорватами и православными сербами. Повстанческое движение в Герцеговине, то вспыхивая, то затухая, продолжалось около полутора столетий. Партизанские отряды герцеговинских повстанцев - четников (от "чета" - отряд) неизменно вступали в борьбу, когда начиналась очередная русско-турецкая война. В свою очередь, Россия помогала герцеговинским повстанцам оружием и деньгами, в партизанских четах сражались против турок русские добровольцы.
      Наиболее крупной победой повстанцев явилась трехдневная битва у Грахова (28 апреля - 1 мая 1858 года), когда соединенные отряды герцеговинских повстанцев и черногорская армия разгромили турецкий экспедиционный корпус. После этой победы часть южной Герцеговины отошла от Турции к Черногории.
      Освободительная борьба герцеговинцев имела широкий международный резонанс. Комитеты в поддержку четников Герцеговины возникали в Сербии, Хорватии, Словении, России, Англии, Италии, Швейцарии. В 1875 году в Париже был создан Международный комитет помощи герцеговинским повстанцам. Его возглавил сербский православный митрополит Михаил, а заместителем его стал хорватский католический епископ Йосип Штросмайер.
      Со второй половины XIX века наиболее значительную роль в освободительном движении Боснии начали играть сербские организации, представлявшие православное население северо-восточной Боснии. Их деятельность поддерживалась из Белграда, где Боснию и Герцеговину рассматривали как главный объект сербской экспансии. В 1860 году в Белграде был создан Сербско-боснийский комитет, ставивший задачу подготовки освобождения сербов Боснии. Значительную финансовую помощь комитету оказали русские жертвователи.
      Таким образом, Босния и Герцеговина превратились в постоянный очаг напряженности на Балканах. Тогда многим казалось, что это и есть тот самый гордиев узел, развязав или разрубив который можно разом лишить Турцию ее господства на Балканах. Но природа, как известно, не терпит пустоты - кто заполнит в этом случае "вакуум силы"? И вот тут мнения заинтересованных сторон, увы, совершенно не совпадали...
      Албанцы
      Албанцы - один из древнейших народов Европы. Они являются потомками иллирийцев - народности, рано (приблизительно около середины II тысячелетия до н. э.) оторвавшейся от общего индоевропейского массива и заселившей восточное побережье Адриатического и Ионического морей. Иллирийцы наряду с греками, македонцами и фракийцами являлись одним из главных народов, населявших в эпоху античности Балканский полуостров. Иллирийцем был знаменитый Пирр, царь Эпирский, одержавший в 280 году до н. э. свою знаменитую победу над римлянами, которая стоила ему огромных потерь и практически была равнозначна поражению - отсюда появилась крылатая фраза "пиррова победа".
      В I-IV веках нашей эры Иллирия входила в состав Римской империи, а с IV века - в состав Византийской империи. С середины I тысячелетия нашей эры на Балканский полуостров начали проникать славяне, на рубеже VI-VII веков появившиеся на территории современной Албании и длительное время жившие бок о бок с иллирийцами. До сих пор в албанском языке можно встретить многие славянские слова-заимствования. Но само происхождение албанского языка до сих пор вызывает споры: нет пока общего мнения о том, к какому из древних языков восходит его основа: к иллирийскому или фракийскому? Современные албанские ученые считают, что в основу все же лег язык древних иллирийцев, но с заметным фракийским влиянием. Наряду с этим в албанском языке присутствует много элементов так называемой народной латыни - основного языка провинций Римской империи.
      Раннеалбанский язык в основном сформировался к VI веку нашей эры и был уже распространен к началу славянского расселения. А о народе "албанцы" ("албаны") впервые упоминает древнегреческий географ Птолемей во II веке нашей эры. Византийские географы и историки писали о народе "алвани", "арвани", "арваниты", "албани", "арбаниты", русским летописцам албанцы известны как "арбанаси", а пришедшие позже турки называли албанцев арнаутами - отсюда произошло название знаменитых Большой и Малой Арнаутской улиц в Одессе.
      Сами албанцы называют себя шкиптарами или шчиптарами - в зависимости от диалекта. "Shqip", "shqiptoj" по-албански означает "выговаривать", "говорить", так что смысл самоназвания албанцев аналогичен этнониму "словене", "славяне" - "говорящие". Иногда можно встретить еще утверждение, что самоназвание албанцев произошло от слова "shqipe" - горный орел, но это не более чем красивая легенда.
      Подобно другим древним народам Балкан, нивелированным сначала римским, а затем византийским влиянием, албанцы пережили длительный переходный этап от разложения прежней (иллирийской) общности до формирования на ее основе новой, албанской народности. Через этот же путь прошли и греки, а македонцы и фракийцы растворились в море хлынувших на Балканы славян. Так что греки и албанцы на сегодня являются самыми древними народами Балкан.
      Находясь в составе Византийской империи, албанцы приняли христианство. Это произошло не позднее IX века. До сих пор в Албании существуют многие ранневизантийские памятники христианской культуры, а византийские каноны живописи сохранялись в албанской иконографии вплоть до ХХ века.
      После раскола христианства на восточное и западное албанские земли оказались в сфере борьбы за влияние между католицизмом и православием. Главными проводниками католицизма на албанских землях являлись венецианцы, чье влияние было весьма ощутимым в портовых городах Шкодере (Шкодре, Скутари) и Дурресе (Драче, Диррахии).
      До XIV века самостоятельных албанских государственных образований не существовало. В разное время Венеция, Сербия, Болгария, Византия оспаривали албанские земли, за них велись междоусобные войны, албанских феодалов с их дружинами можно было встретить и на службе венецианского дожа, и у сербского короля. Албанские порты, контролировавшиеся Венецией, играли важную роль в адриатической морской торговле. В горах существовало несколько албанских княжеств, которые после разгрома Византии крестоносцами в 1202 году на какое-то время получили самостоятельность, но рано или поздно их правители становились вассалами соседних владык.
      Все изменилось с началом турецкого нашествия. В 1389 году албанские отряды вместе с сербами, болгарами и боснийцами сражались на Косовом поле, а уже к началу XV века большинство территории Албании было подчинено турками. Знамя национального сопротивления поднял князь Георг Кастриоти, по прозванию Скандербег. В течение четверти века, с 1443 по 1468 год, он вел ожесточенную борьбу с турками, одержав множество выдающихся побед.
      После падения Константинополя (1453) албанское княжество Скандербега оставалось последним оплотом христианства на Балканах. Борьба Скандербега имела широкий международный резонанс, за ней внимательно следили и в Москве.
      Спустя 350 лет потомок Скандербега, князь Георгий Кастриоти Дрекалович-Скандербег, в чине майора Ахтырского гусарского полка сражался на Бородинском поле, защищая Россию от нашествия наполеоновских "двунадесяти язык".... Воистину, неисповедимы пути истории!
      Для албанского народа Скандербег стал национальным героем, а знамя рода Кастриоти - красное полотнище с черным двуглавым орлом - национальным флагом албанцев.
      Несмотря на то что все земли, населенные албанцами, оказались под турецким владычеством, исторические судьбы албанцев разных областей сложились по-разному. Эти различия обусловили формирование в рамках единой албанской нации нескольких этнических групп, испытавших на себе влияние различных культур, иногда прямо противоположных друг другу. Несмотря на то что с 1912 года значительная часть албанцев проживает в рамках единого государства, эти различия продолжают сохраняться и проявляться в переломные моменты истории страны.
      На территории современной Албании основными этническими группами являются геги и тоски. Соответственно существуют два диалекта албанского языка: гегский (северная Албания) и тоскский (южная Албания). За основу албанского литературного языка принято наречие центральных и восточных районов Албании - так называемый эльбасанский диалект, который является переходным к тоскскому наречию.
      На севере Албании находился крупнейший албанский город и порт Шкодер (Шкодра), ставший одним из очагов албанской культуры. К востоку от него начинались суровые, почти неприступные горы. В этих северных горных районах основным занятием населения являлось скотоводство, в то время как на юге преобладало земледелие. В горах севера основная масса крестьянских хозяйств была чрезвычайно слабо связана с рынком, фактически живя в условиях натурального хозяйства, в то время как на юге крестьяне производили избыточный продукт специально для продажи и постоянно были связаны с рынком. Здесь же, на юге, находилась основная масса крупных помещичьих хозяйств и существовал значительный слой торговцев, чиновников, ремесленников.
      Среди жителей горных районов севера традиционно господствовало так называемое обычное право - "закон гор", допускавший и поощрявший кровную месть, убийства в спину, абсолютное послушание старейшинам и главам родов и племен - байрактарам. Североалбанский горец - это воин, "джигит". Из горцев Северной Албании турецкие султаны вербовали наемные войска, известные под наименованием "арнаутов". На севере никогда не было помещичьих хозяйств, и североалбанские горцы всегда были свободными земледельцами.
      В условиях относительной изоляции в Северной Албании произошла консервация родоплеменных отношений. Между североалбанскими родами ("фисами") и племенами (байраками") еще до недавнего времени существовала строгая иерархия, имевшая старшие и младшие роды и четкую регламентацию, членам каких фисов и байраков нельзя соединяться родственными узами. Племенная знать - байрактары - вплоть до 1944 года сохраняла главенствующее влияние на общественную жизнь страны.
      В отличие от "законсервировавшегося" севера, Южная Албания прошла полный цикл исторической эволюции. Здесь, на Юге, зародилось национально-культурное, а затем и национально-освободительное движение албанцев. Практически все значительные политические деятели Албании (в том числе и многолетний коммунистический лидер страны Энвер Ходжа) были выходцами с юга.
      Исламизация Албании наиболее интенсивно проводилась во второй половине XVI-XVII веках. В результате к началу ХХ века не менее половины албанцев уже были мусульманами. Остальная часть населения почти поровну делилась на католиков и православных. Основную массу католиков составляли североалбанские горцы, а православная церковь господствовала в Южной Албании, где сказывалось влияние православной Греции. Характерно, что на севере католическими священниками всегда являлись либо итальянцы, либо албанцы, получившие образование в Италии или Австрии. На юге же и мусульманское, и православное духовенство было местное, албанское. Здесь же, на юге, в XVIII веке возникли и начали свое распространение албанский литературный язык, албанская школа, здесь был создан албанский алфавит на основе латинской графики.
      В 1945 году 70% населения Албании составляли мусульмане, 20% православные, 10% - католики.
      Когда албанцы появились в Косово? Предки албанцев, иллирийцы, жили там еще в античные времена. Пришедшие на Балканы славяне частично вобрали в себя, частично оттеснили туземное население, к которому, кроме албанцев, относились и влахи (куцовлахи, цинцары) - остатки романизированного в эпоху римского владычества населения Балкан, народ, близкий румынам, говорящий на языке, произошедшем из так называемой народной латыни. По многочисленным письменным источникам влахи известны до начала ХХ века. Рассеянный по всему Балканскому полуострову, этот народ в результате растворился в иноязычной среде, так и не сумев обособиться и создать собственное национальное образование.
      Влахи составляли основную часть населения средневекового Косова. Известно, например, что в XII веке во владении сербского Дечанского монастыря было 266 дворов влахов, а во владении Призренского Архангельского монастыря - 500 дворов влахов. Влахи, по существу, и являлись коренным населением этой области.
      По крайней мере до середины XIX века вопрос о разграничении славянских и албанских земель не вставал: и те, и другие равно находились под властью Османской империи. Турецкие власти, стремясь разобщить покоренные народы, создавали административно-территориальные единицы (эялеты, позже вилайеты) таким образом, чтобы в составе одного эялета проживало смешанное население: албанцы, греки, влахи, сербы, болгары. По такому же принципу был создан в 1836 году и Косовский эялет. Северо-восточные области Косова в большей степени были заселены сербами, юго-западные - в большей степени албанцами.
      Крупными центрами албанской культуры и просвещения стали косовские города Призрен и Джаковица (Дьяково). Призрен с населением в 20 тысяч жителей в 1830-х годах являлся вторым по величине албанским городом после Шкодера. Именно Призрен с середины XIX века стал центром национально-освободительной борьбы албанцев. Созванный здесь в июне 1878 года Национальный кувенд (совет) албанцев основал Призренскую лигу - первую общеалбанскую политическую организацию.
      "ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС"
      "Войны присущи природе капитализма, - писал Карл Маркс. - Они просто прекратятся, когда будет отменена экономика капитализма". Это положение Маркса нередко замалчивается, но мало кем оспаривается на Западе, где марксизм остается одним из ведущих общественных течений. В нашей же стране, где марксизм, не успев пустить глубокие корни, был быстро подменен ленинизмом, а затем сталинизмом, в общественном сознании продолжает господствовать убеждение, что все события вокруг основаны на "чуде, тайне и авторитете" (выражение Достоевского). Поэтому практически любое явление получает у нас иррациональное объяснение, основанное скорее на вере и эмоциях, чем на знании и разуме.
      Не является исключением и вопрос межнациональных отношений, которому нередко пытаются придать мистическую окраску. Впрочем, такие же поверхностные суждения звучат и на Западе. Например, английский литератор Ричард Уэст, автор книги "Иосип Броз Тито: власть силы" (Смоленск, 1997) категорично утверждает, что "любой, кто рассматривает события в Югославии вне ее религиозной истории, подобен, как говорится в испанской пословице, цыпленку, желающему понять, что такое лестница". Мы можем так же категорично заявить в ответ, что цыпленок, пытающийся понять, что такое лестница, подобен г-ну Уэсту, пытающемуся объяснить межнациональные процессы в Югославии с позиций ее религиозной истории.
      Балканский полуостров исторически являлся контактной зоной Европы и Ближнего Востока. Такое положение Балкан вызвало к жизни целый клубок сложнейших противоречий и проблем, получивших в совокупности наименование Восточного вопроса.
      Впервые термин "Восточный вопрос" появился на Веронском конгрессе Священного союза (1822) и был связан с освободительной войной греческого народа за независимость. Кстати, "греческий проект" - план создания независимого Греческого государства, союзного России - был самым ранним русским стратегическим планом на Балканах, его сформулировала еще Екатерина II. Позже его сменил "сербский проект", а в годы Восточного кризиса 1875-1878 годов Россия уже предпочитала опираться на Болгарию.
      Главными составляющими Восточного вопроса являлись: отношения России с Турцией и с великими державами по поводу турецких владений на Балканах и контроля над проливами; политика России и других великих держав в отношении "контактных зон" - территорий, где владения Турции соприкасались с владениями великих держав; национально-освободительная борьба балканских народов.
      Порабощенные турками народы Балкан вступали на путь национального освобождения последовательно. На первом этапе образовались полуавтономные, а затем автономные Черногория и Сербия, а затем Валахия и Молдавия, позднее объединившиеся в Румынию. В 1830 году независимость завоевала Греция. В результате Восточного кризиса 1875-1878 годов независимость получили Сербия, Черногория и Румыния и было образовано автономное Болгарское княжество, ставшее с 1909 года независимым. В 1912 году добилась независимости Албания. Наконец, в результате Первой мировой войны образовалось государство южных славян - Югославия.
      Нетрудно заметить, что разные народы Балкан в разное время становились на путь создания национального государства и в разное время достигали полной независимости. Это заведомо ставило одни балканские народы в условия, неравные с другими. История наглядно показывает, как по мере "вырастания" любого балканского государства соседние народы начинают рассматриваться им уже не как союзники в общей борьбе, а как потенциальные соперники. Такая трансформация взглядов характерна и закономерна прежде всего для правящих элит балканских государств. Но шовинистическая государственная пропаганда со временем меняла картину мира и в сознании широких слоев населения этих стран, способствуя формированию устойчивых националистических мифологем.
      Правящие круги тех балканских государств, которые добились независимости ранее и тем самым раньше стали субъектами международного права, неизменно начинали проводить политику территориальной экспансии, борясь за политическое и экономическое лидерство на Балканах. Идеологическим обоснованием этой экспансии неизменно являлись лозунги создания "Великой Сербии (Греции, Румынии, Болгарии)". При этом ущемлялись права других народов Балкан, не успевших создать собственное государство, что вело к национальной розни. Долгим и сложным был путь создания Болгарского государства. Только в результате длительной и напряженной борьбы собственное государство удалось создать албанцам. Македонцы так и оказались растоптанными своими соседями, и независимое македонское государство появилось на карте Европы только в конце ХХ столетия.
      Интересно, что еще в самом начале существования сербской государственности русские политики прекрасно видели последствия, к которым приведет независимость Сербии:
      "Какие от установления сербского царства родятся новые последствия?
      Для увеличения и распространения владычества своего, конечно, начали бы они (сербы. - Прим. авт.) тотчас возмущать соседних своих единоверцев, как то: австрийских сербов (число коих до 2 миллионов простирается), герцеговинцев, черногорцев, боснийских христиан, далматинцев, албанцев, болгар и так далее, дабы отторгнуть возмущениями от настоящих их владельцев и присоединить к своему царству.
      Сие возродило бы паки новые и беспрерывные для России, приявшей на себя покровительство Сербии, ссоры и даже войны с соседями, и государь император в необходимости нашелся бы отрещись от того покровительства" (из письма главнокомандующего русской Дунайской армией князя Прозоровского товарищу министра иностранных дел графу Салтыкову от 23 февраля 1809 года). Предсказание князя Прозоровского сбылось на сто процентов!
      Вопрос о лидерстве на Балканах существенно осложнял Восточный вопрос. Взаимное недоверие правящих кругов балканских государств служило постоянным препятствием для осуществления ими единых действий. Например, князь Черногории в 1870 году, ратуя за Балканский союз, полагал, что лидером этого союза должна быть Румыния - потому, что если им станет Греция, то это вызовет подозрения славян, а если Сербия - то греки будут считать, что славяне объединяются против них.
      Внутрибалканские противоречия умело разыгрывались великими державами, боровшимися за сферы влияния в Юго-Восточной Европе.
      Одной из составляющих Восточного вопроса являлось стремление России к выходу в Черное море, а в дальнейшем - к контролю над проливами Босфор и Дарданеллы, обеспечивающими русской торговле выход в Средиземное море и на Ближний Восток. С конца XVII века Россия начала наращивать усилия в борьбе с Турцией за выход к Черному морю. В этой борьбе естественными союзниками России являлись балканские народы. Тот факт, что они либо были славянами, либо исповедовали православную веру, создавали мощное идеологическое обоснование усилиям России - на первый план выдвигалась идея борьбы единокровных и единоверных народов с поработителями-турками. Неоднократно менявшаяся расстановка сил в Европе меняла направленность российской политики, но не меняла ее стратегического курса в целом.
      Россия фактически обеспечила независимость всех ныне существующих балканских государств и всемерно способствовала их укреплению. Другое дело, что сам факт образования этих государств в Петербурге воспринимали неоднозначно.
      Дело в том, что существовало два пути разрешения Восточного вопроса. Первый путь, указанный французскими революционерами 1789 года и проложенный русскими декабристами, греческими этеристами, сербскими уставобранителями, итальянскими карбонариями - это путь революционной войны, путь национальной революции, путь, горячими сторонниками которого были русские революционные народники, сербские радикалы, болгарские и македонские революционеры. Этот путь не приветствовался ни в Петербурге, ни тем более в других европейских столицах. Его альтернативой был путь эволюционный, которого традиционно старалась придерживаться русская дипломатия. В Петербурге гораздо более предпочтительным считалось иметь "слабого соседа" - Турцию, чем конгломерат кипящих революционными страстями маленьких, но амбициозных государств. Что касается освобождения народов, то в России предпочитали достичь его путем внутренних реформ в Османской империи и постоянно добивались от Турции проведения этих реформ и улучшения положения балканских народов. Принципом этих реформ должно было стать "самостоятельное существование христиан и мусульман" под верховной властью Турции.
      По этой причине до середины XIX века Россия отвергала, например, настойчивые просьбы болгар оказать им помощь в восстановлении болгарского государства хотя бы в виде автономного княжества, наподобие Сербии.
      С середины XIX века Восточный вопрос начал занимать все более и более важное место в европейской политике. Поражение России в Крымской войне (1854-1856) привело к усилению англо-французского влияния на Балканах. Если до 1856 года Россия обладала исключительным правом покровительства Сербии, то Парижский мирный договор установил коллективную гарантию сербской автономии со стороны европейских государств. И сам Восточный вопрос находился отныне под опекой пяти великих держав.
      На этом этапе Англия, Франция и Австрия были заинтересованы в сохранении статус-кво на Балканах и рассматривали национальные движения порабощенных турками народов как нежелательный фактор, нарушающий равновесие сил в Юго-Восточной Европе. Западноевропейские страны добивались от Турции проведения внутриполитических реформ, и в первую очередь провозглашения равенства христиан с мусульманами. В Лондоне, Париже и Вене полагали, что этот шаг позволит лишить Россию права и возможности единолично представлять интересы православного населения Европейской Турции и вмешиваться в турецкие дела под предлогом защиты православного населения.
      Текст Парижского договора 1856 года содержал упоминание об обязательствах Турции предоставить христианам Османской империи равные права с мусульманами. Опираясь на положения Парижского договора, западноевропейские державы фактически получили право легально вмешиваться во внутренние дела Турции под предлогом защиты христиан. При этом Англия, Франция, Австро-Венгрия и Россия вели на Балканах борьбу за преобладающее влияние среди христианского населения. В 1860-е годы Франция активно поддерживала план создания в Северной Албании автономного католического княжества, объединившего бы албанцев-католиков. Этот план поддерживала Италия. Против выступали Англия и Россия, полагавшие, что реализация этого плана приведет к усилению влияния Франции на Балканах.
      В свою очередь, Турция, стремясь сохранить свои европейские владения, вела целенаправленную политику по разжиганию межнациональной розни на Балканах и натравливанию одних народов на другие. Пытаясь опереться на лидеров балканских народов и этнических групп, исповедовавших ислам босняков, албанцев, помаков и других, турецкие правящие круги в конце 1860-х годов рассматривали планы создания моноэтнического албанского округа (вилайета) с центром в Призрене (Косово). По мысли турецких правящих кругов, албанцы, большинство из которых исповедовало ислам, должны были стать противовесом освободительным устремлениям балканских славян.
      Поставленная после поражения в Крымской войне в жесткие рамки Парижского мирного договора Россия проводила свою внешнюю политику умеренно и осторожно. На Балканах русская дипломатия поставила задачу прежде всего способствовать культурному развитию балканских народов, обеспечить себе моральный авторитет на Балканах и не допускать вовлечения России в опасные для нее конфликты, которые могли привести к созданию новой антирусской коалиции западных государств.
      Политика России на Балканах имела стратегической целью предупреждение или ограничение любых конфликтов, которые могли возникнуть между жившими под властью турок балканскими народами, так как все без исключения эти народы являлись потенциальными союзниками России. Ей было гораздо выгоднее эволюционное развитие событий на Балканах, когда положение дружественных народов улучшалось бы путем реформ в Турецкой империи, и русское правительство прилагало большие усилия в этом направлении. Эта последовательно проводившаяся политика, отличавшаяся гибкостью и реализмом, способствовала росту авторитета России на Балканах, в которой балканские народы видели покровителя и арбитра.
      Иначе смотрели на будущее Балкан сербские правящие круги. "Нам... ясно и несомненно представляется величавая картина того, как могущественная и великая Россия соберет около себя своих... младших сестер, обнимет и окружит своей крепкой защитой и сильным мечом, - писал лидер сербских радикалов Никола Пашич. - Мы не скрываем, что нам хотелось бы увидеть Сербию в этой будущей величавой картине стоящей сразу после России". Иными словами, Сербия претендовала на второе место после России в славянском мире. С чего бы вдруг Белграду понадобилось ранжировать славянские народы? И как это желание должны воспринимать другие славянские народы Балкан? Как это соотносится с принципом равноправия народов? Насколько такое ранжирование способствует славянскому единству? Вопросов много, и ответов на них нет до сих пор.
      Отчасти на эти вопросы ответил сам Никола Пашич: "Мало есть людей, которые твердо уверены в том, что спасение славянских племен лежит в братском согласии и сообществе этих племен. И это наше большое несчастье. Но еще большим несчастьем для славянского сообщества является то, что каждое племя не может получить свое, что у одного из них забирают его же и передают другому". Эти слова ясно показывают, что на первом месте для Пашича всегда были интересы его собственного "племени", естественно, в том виде, как он их понимал [Шемякин А. Л. Идеология Николы Пашича. Формирование и эволюция (1868-1891). М., 1998, с. 362]. Но раз интересы собственного "племени" стоят выше общеславянских, то получается, что ради собственных интересов возможно предательство интересов общеславянских. И как при этом можно всерьез претендовать на второе место в славянском мире? Или все же никаких общеславянских интересов нет, и тогда каждый волен выбирать себе союзников сам? Но тогда грош цена мессианским претензиям Сербии на особую роль в славянском мире.
      Впрочем, эти претензии никто никогда всерьез не принимал, за исключением небольшой группы профессиональных кликуш. А что касается славянского единства, то его принципы хорошо сформулировал сербский патриот Живоин Жуевич еще в 1867 году:
      "Я не верю в возможность осуществления панславизма в смысле московских славянофилов, но что панславизм в смысле сознательного морального единства, покуда ни одному славянскому народу не грозит никакая внешняя опасность, и в смысле политического единства под условием предводительства России, в минуту опасности, хотя малейшему славянскому народу, что, говорю, такой панславизм возможен и крайне нужен для всех славян одинаково, и не только славян, но и для человечества вообще, в этом вряд ли возможно основательное сомнение"* ("Санкт-Петербургские ведомости", 1867, № 128).
      Надо отдать должное русской дипломатии - в отношениях с Сербией она практически всегда четко и последовательно отстаивала интересы России. "Вождям сербских партий следует иметь в виду, - писал в 1889 году директор Азиатского департамента МИДа И. А. Зиновьев русскому посланнику в Сербии А. И. Персиани, - что Россия как великая держава имеет свое призвание, и она не может дать себя отвлечь от своего пути балканскими событиями, когда ее собственные интересы обязывают твердо держаться национальной политики".
      Суть национальной политики России по отношению к Сербии сформулировал еще в 1809 году главнокомандующий Дунайской армией князь Прозоровский:
      "Вкоренение влияния Российского в Сербии будет чрезвычайно важным, особливо во время войны между Россией и Австрией, и послужит всегда к обузданию последней державы, к удержанию ее даже от начинания войны. Турция же будет, так сказать, под распоряжением Российского государства". То есть Сербия должна была служить противовесом Австрии, прикрывая правый фланг главного направления русской экспансии - к черноморским проливам.
      Это положение на 100 лет стало официальной программой русской дипломатии по отношению к австрийским притязаниям на Балканах. При этом, не желая ненужных для нее осложнений, Россия целенаправленно блокировала любые сербские авантюры, чреватые непредсказуемыми внешнеполитическими последствиями. Не вмешиваясь прямо в сербские дела, Петербург внимательно наблюдал за развитием внутриполитической ситуации в Сербии, ища и находя силы, на которые Россия могла бы опереться и которые могли бы стать опорой для русской дипломатии на Балканах.
      В конце 1860-х годов при участии российской дипломатии был урегулирован сербско-албанский спор, и в начале 1868 года в Белграде был заключен договор о совместной войне сербов и вождей Северной Албании против турок. Под покровительством России правительства Сербии, Греции, Черногории и Румынии провели переговоры и подписали договоры о союзе и взаимной помощи. Так к 1868 году окончательно оформился Балканский союз. Русская дипломатия предполагала включить в состав союза и представителей Болгарии. Одновременно с этим, обратив внимание европейских держав на отсутствие в Европейской Турции реформ, обещанных Стамбулом, Петербург предложил свой проект решения Восточного вопроса, предусматривающий предоставление автономии угнетенным народам Европейской Турции. Англия и Франция этот проект не приняли.
      Возникновение в конце 1860-х годов в центре Европы объединенной Германии и франко-германская война 1870 года, ознаменовавшая собой появление нового фактора силы в Европе, во многом стали переломными событиями. Соперничество великих держав неизбежно вело к переделу мира. В 1881 году Бисмарк добился создания под эгидой Берлина союза трех держав Германии, Австро-Венгрии и Италии, получившего название Тройственного союза. На протяжении почти сорока лет Тройственный союз оставался дипломатическим образованием, которое работало на войну, а не на мир. Создание этого союза, направленного в первую очередь против Франции, стало катализатором тех внешнеполитических действий и контрдействий европейских стран, цепь которых привела в итоге к мировой катастрофе 1914 года.
      Восточный вопрос вплоть до Первой мировой войны оставался одной из болевых точек европейской политики. Владения ослабевшей, одряхлевшей, отсталой военно-феодальной Османской империи потенциально являлись одной из тех "шкур неубитого медведя", которые предстояло поделить между великими державами. Все хотели получить что-то за счет Турции - "больного человека на Босфоре", как называл ее Бисмарк.
      Для внешней политики России на этом направлении ключевым вопросом был вопрос о черноморских проливах и выходе в Средиземное море. При этом стремление России открыть путь к Средиземному морю неизменно наталкивалось на противодействие Англии. Наличие на Балканском полуострове славянских народов и неславянских, исповедующих православие, облегчало России задачу и позволяло создать лояльную опору. На первых порах в Петербурге рассматривали в качестве такой опоры автономные, а затем независимые Сербию и Черногорию, а также Румынию и Грецию. Сербия и Черногория выглядели тем не менее предпочтительней, так как были населены славянами.
      Сближение России с Сербией обостряло русско-австрийские отношения. Еще в первой половине XIX столетия австрийский канцлер Меттерних заявил: "Сербия должна быть либо турецкой, либо австрийской", недвусмысленно дав понять тем самым, что Вена считает Сербию сферой своих стратегических интересов. "Будущее Австро-Венгрии - на Балканах!" - любил повторять начальник Генерального штаба императорской армии фельдмаршал Конрад фон Гетцендорф. Балканы являлись важным рынком для австрийских промышленных товаров. "Экономическое освоение балканского плацдарма" являлось одной из внешнеполитических задач империи. Специально созданный в структуре МИДа Австро-Венгрии торгово-политический отдел занимался вопросами политического обеспечения и расширения австро-венгерской экономической деятельности на Балканах. Важное место в балканской политике Вены занимали вопрос о режиме международного судоходства по Дунаю и проблема торгового выхода Австрии через порт Салоники в Эгейское море и оттуда - на Ближний Восток.
      В правящих кругах Вены и Будапешта существовало довольно влиятельное течение, выступавшие за расширение границ империи путем экспансии на юго-восток. Война, по мысли венских политиков, должна была открыть путь на Ближний и Средний Восток и в итоге обеспечить экономическое и политическое преобладание австро-германского блока над другими великими державами.
      На пути этих планов стояла только одна страна: Сербия. И Сербию требовалось устранить с дороги, либо включив ее в сферу австрийского влияния, либо ликвидировав ее "как фактор силы на Балканах". Кроме того, победоносная война с Сербией должна была ослабить панславистские настроения среди славян Австро-Венгрии, что явилось бы средством спасения самой Австро-Венгрии - славянское национальное движение грозило распадом империи. Покончив с Сербией, монархия Габсбургов могла рассчитывать на свое укрепление.
      Таким образом, в Восточном вопросе за внутрибалканскими противоречиями фактически скрывалась борьба за наследство Османской империи и за сферы влияния, в которой сталкивались интересы России, Австро-Венгрии, Италии, Германии, Англии и Франции. Наивысшей точкой этой борьбы стала русско-турецкая война 1877-1878 годов.
      ВОСТОЧНЫЙ КРИЗИС (1875-1878)
      В июне 1875 года в Герцеговине вспыхнуло стихийное массовое восстание, спровоцированное начавшейся массовой резней турками христианского населения. Все народы Балкан восприняли эту весть как свидетельство того, что пробил час освобождения. В Боснии, Болгарии, Албании, Македонии стремительно поднималась волна национально-освободительных движений. Балканский кризис грозил перерасти в общеевропейский.
      Восстания на Балканах явились для всех без исключения европейских государств полной неожиданностью. В начале кризиса великие державы отрицательно смотрели на начавшиеся волнения на Балканах. Сообщения о турецких зверствах в Герцеговине и Болгарии, заполнявшие страницы европейской прессы, волновали больше общественное мнение, чем политиков. Лидеры европейских держав были склоны к сохранению Османской империи. Яркой иллюстрацией позиции Европы в отношении Балканского кризиса могут служить строки из письма английского посла в Стамбуле Г. Эллиота. Английская политика на Ближнем Востоке, писал Эллиот в Лондон, не должна изменяться в зависимости от того, будет ли убито 10 или 20 тысяч болгар. В задачу Англии по-прежнему должна входить поддержка Турции, так как ее неконтролируемый распад грозил для ближневосточной политики Англии непредсказуемыми последствиями. Стоя на этой позиции, Англия была склонна преуменьшать размах национально-освободительной борьбы на Балканах и приписывать его "подстрекательству" иностранных агентов.
      Гораздо больше национально-освободительная борьба народов Балкан волновала Австро-Венгрию - ведь события развивались в непосредственной близости от ее границ. Австрийское правительство опасалось роста освободительных настроений у славянского населения империи - хорватов, чехов, поляков и др. Поэтому в Вене были заинтересованы в сохранении турецкого владычества над славянскими народами. Берлинская газета "Националь Цайтунг" писала в августе 1875 года, что венские националисты питают враждебность к "славянскому национальному элементу", а австрийская пресса "проповедует дикую ненависть к христианским народам Турции". Вместе с тем в правящих кругах Австрии существовало течение сторонников "триединой" империи, которое считало необходимым воспользоваться слабостью Османской империи и начавшимся восстанием славян для захвата этих территорий.
      Франция на начальном этапе Восточного кризиса ставила своей целью предотвращение войны между Россией и Турцией. Эта война могла привести к развалу Османской империи, и французские финансисты, считавшие турецкий рынок зоной своих интересов, не желали такого поворота событий. Кроме того, стратегической целью французской дипломатии после 1871 года являлось вовлечение России в союз с Францией против Германии, и в Париже не желали, чтобы Россия переключала свое внимание с центральноевропейского направления на балканское. Вместе с тем Франция была ослаблена войной с Германией и наряду с недавно объединившейся Италией еще не могла вести активную внешнюю политику великой державы.
      Германия, наоборот, подталкивала Россию к войне с Турцией, желая на время отвлечь Петербург от решения европейских проблем. Бисмарк прямо пообещал русскому правительству помощь в борьбе с Турцией, если Россия, как писал русский военный министр Д. А. Милютин, предоставит Германии возможность "беспрепятственно расправиться с Францией". Русское правительство ответило Берлину отказом: в Петербурге считали, что Германия обязана поддержать действия России на Балканах без всяких оговорок - в качестве компенсации за русский нейтралитет во время франко-германской войны 1870-1871 годов.
      Что касается отношения России к балканской проблеме, то оно было двойственным. С одной стороны, все понимали, что сложившаяся ситуация дает России шанс, поддержав освободительное движение балканских народов, утвердиться на Балканах и, возможно, даже овладеть проливами. С другой стороны, в Петербурге отдавали себе отчет, что армия к войне не готова, финансы страны расстроены, а западные державы не намерены спокойно смотреть на то, как Россия будет утверждаться на Балканах - нарушить европейский статус-кво ей никто не позволит. Значит, надо либо ограничиться дипломатическими комбинациями, либо... либо воевать со всей Европой.
      С самого начала кризиса русская дипломатия развила активную деятельность. Российское правительство стремилось всеми силами удержать от вооруженных выступлений руководителей повстанцев Боснии, Герцеговины и Болгарии. Такие же действия русские дипломаты предпринимали в Черногории и Сербии.
      Между тем общественность и политические круги Сербии восприняли восстание в Герцеговине как начало долгожданной "национальной революции", в результате которой Босния и Герцеговина будут освобождены от турецкого владычества и объединятся с Сербией.
      Масла в огонь подлило Апрельское восстание 1876 года в Болгарии. Князь Милан Обренович еще колебался: вступать или не вступать в войну с Турцией, но давление общественного мнения нарастало с каждым днем. Князь фактически оказался перед выбором: или трон, или война. Русские военные специалисты в Белграде предупреждали: армия к войне не готова. Впрочем, Милан Обренович и сам это видел. Тем не менее 18 (30) июня 1876 года Сербия объявила войну Турции. В союзе с Сербией против турок выступила Черногория.
      "Возникает законный вопрос: на что же надеялся сербский монарх? задает вопрос В. Г. Карасев (В. Г. Карасев. Буржуазно-национальные революции балканских народов, восточный кризис середины 70-х годов XIX в. и русско-турецкая война 1877-1878 гг. - В сб.: "100 лет освобождения балканских народов от османского ига". - М., 1979, с. 178). - Ответ может быть только один - на помощь и заступничество России. Многолетний исторический опыт укрепил в сербах уверенность в том, что русский народ не оставит их в беде".
      Русская дипломатия была категорически против этого шага. Но сербы упрямо игнорировали официальную позицию Петербурга, считая, что Россия должна действовать в ущерб своим собственным интересам, лишь бы помочь сербам осуществить их "высшее призвание". Русское общественное мнение было на стороне сербского народа, и в Белграде рассчитывали, что под давлением общественности официальный Петербург кинется таскать из огня каштаны для Сербии.
      Этого не случилось. Русская общественность, целиком будучи на стороне Сербии, гораздо в большей степени была на стороне собственной страны. Это общее мнение очень хорошо выразил в те дни известный русский политический деятель князь П. А. Вяземский:
      "Все, что делается по Восточному вопросу - настоящий и головоломный кошмар, - писал он. - Война теперь может быть для нас не только вред, но и гибель. Она может натолкнуться на государственное банкротство... Сербы сербами, а русские - русскими. В том-то и главная погрешность, главное недоразумение ныне, что мы считаем себя более славянами, чем русскими... Все это - недостойно величия России" (Татищев С. С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. СПб., 1868, т. 2., с. 312-313).
      Необходимо подчеркнуть, что чувства и поступки русских людей XIX века обусловливались не ущербными националистическими представлениями, а нравственной потребностью православных христиан быть рядом с тем, кому сейчас трудно, кто нуждается в помощи и поддержке. "К чести России, - писал Н. Серно-Соловьевич, - следует сказать, что истинно просвещенная часть народа движима в первую очередь гуманными чувствами. Для нее не существует обрядовых, национальных, кастовых предрассудков. Когда она видит страдания и несчастья людей, она прежде, чем узнать, кто эти люди, говорит: торжествует несправедливость, страдают люди. Вот почему ее сочувствие распространяется как на христианина, стонущего под турецким господством, так и на любую человеческую личность" (Н. Серно-Соловьевич. Россия и Восточный вопрос. Париж, 1860).
      В Сербию прибыло около 4 тысяч русских добровольцев во главе с генералом М. Г. Черняевым, который занял пост командующего сербской армией. Русский Красный Крест прислал в Сербию врачей и фельдшеров, Тульский оружейный завод - целую оружейную мастерскую со штатом рабочих и мастеров.
      Русские добровольцы сражались и в рядах герцеговинских и болгарских повстанцев. В числе добровольцев было более двухсот русских революционеров-народников, в том числе из числа политэмигрантов. Среди них были известный писатель С. И. Степняк-Кравчинский, Н. К. Судзиловский, А. И. Лепешинский, Д. Клеменц, М. П. Сажин - участник Парижской коммунны. Русские революционеры, которые считали, что "очень важно понюхать пороху, хотя бы в национальном восстании" (слова А. Л. Линева, одного из добровольцев) в дальнейшем рассчитывали использовать полученный боевой опыт уже в России. В Одессе вербовкой добровольцев в Сербию и Герцеговину руководил А. Желябов - один из главных организаторов убийства императора Александра II. Сражаясь с турками в рядах сербской армии и герцеговинских повстанцев, погибли такие русские добровольцы-революционеры, как Д. Гольдштейн, Е. Бальзам, А. Ерошенко и др.
      Присутствие большого числа русских и болгарских революционеров, как, впрочем, и революционеров из других стран, включая итальянских гарибальдийцев, в рядах сербской армии и герцеговинских повстанцев дало повод европейской прессе активно обсуждать тему сговора Интернационала с "южнославянскими агитаторами", тайные махинации которых, по примеру Парижской коммунны, были направлены "на уничтожение современных европейских государств и существующего социального строя вообще". Тесная связь сербских, болгарских и русских революционеров сохранялась и в 1880-х годах [подробнее см.: Шемякин А. Л. Идеология Николы Пашича. Формирование и эволюция (1868-1891). М., 1998].
      Через две недели после начала войны сербское наступление захлебнулось. Турки остановили плохо обученное Народное войско на всех направлениях. После серии побед над сербами турки 18 (29) октября 1876 года прорвали сербский фронт у Джуниса, и всем стало ясно, что война через день-два закончится. Генерал Черняев телеграфировал Милану Обреновичу, что дальнейшее сопротивление безнадежно.
      Тексты правительственных телеграмм, посылаемых из Белграда в Петербург, мгновенно приобрели панический характер:
      "Отечество в величайшей опасности! - телеграфировал сербский министр иностранных дел Йован Ристич. - Если перемирие не последует в течение 24 часов, турки, опустошив все в десять дней, возьмут и сам Белград... Необходимо остановить неприятельские действия, иначе катастрофа неизбежна! Не теряйте ни минуты!"
      Россия спасла Сербию от катастрофы. Несмотря на неготовность нашей страны к войне, император Александр II был вынужден выступить с заявлением о том, что Россия защитит движение славян на Балканах. 19 (31) октября русский посол в Стамбуле граф Н. П. Игнатьев передал турецкому правительству ультиматум России с требованием в 48 часов прекратить военные действия и пойти на перемирие, в противном случае угрожая отозвать русского посла из Константинополя. Турция была вынуждена уступить. Только на черногорском фронте продолжались, то разгораясь, то затухая, военные действия, в целом успешные для черногорцев.
      Для урегулирования кризиса в Константинополе была созвана конференция послов великих держав, но прийти к согласию не удалось. Россия была вынуждена начать подготовку к войне. Тем временем разгромленная Сербия подписала с Турцией мирный договор на условиях довоенного статус-кво. Все жертвы сербского народа оказались напрасными, а Россия фактически лишилась союзника в будущей войне. Болгарское восстание было со зверской жестокостью подавлено турками, поголовно вырезавших несколько районов страны. 12 тысяч болгар погибли в этой резне. Только Черногория, не сложившая оружия, еще продолжала в одиночку сражаться с турками, поддерживаемая симпатиями всего славянского мира. Русский Красный Крест отправил в Черногорию несколько санитарных отрядов и развернул там несколько полевых лазаретов. Главным врачом госпиталя в Цетинье стал известный русский медик, профессор Н. В. Склифосовский. Русский медицинский персонал излечил более 40 тысяч раненых черногорцев, герцеговинцев, боснийцев и албанцев. Н. В. Склифосовский и ряд русских врачей были награждены высшими орденами Черногории.
      В конце 1876 года началось восстание в Северной Албании. Его руководитель Пренк Биб Дода предложил черногорскому князю Николаю политический и военный союз при условии сохранения автономии Албании. Идея черногорско-албанского союза получила поддержку России. Только энергичные действия турецких властей, бросивших против албанцев крупные военные силы и утопивших восстание в крови, помешали осуществить этот план.
      Между тем все усилия европейских держав урегулировать положение на Балканах не привели к успеху. Ситуация продолжала оставаться взрывоопасной. Турция, поддерживаемая Англией, отказывалась идти на любые уступки подвластным ей народам, а национально-освободительному движению на Балканах грозило полное поражение. Это могло серьезно ослабить позиции России. Когда все средства мирного урегулирования были исчерпаны, в России начали готовиться к войне.
      В Петербурге понимали, что нельзя начинать военные действия, не урегулировав отношения с Австро-Венгрией. Переговоры с ней начались еще летом 1876 года. Сторонам удалось достичь согласия по многим вопросам. Австро-Венгрия поддержала претензии России на возвращение последней Южной Бессарабии, утерянной в результате Крымской войны. Петербург и Вена обязались не допустить образования на Балканах в случае поражения Турции большого славянского государства. Максимум на что они могли пойти - это "добиваться некоторых территориальных приращений для Сербии и Черногории". Позиция России относительно предоставления автономии Боснии и Герцеговины поддержки у Вены не нашла.
      3 (15) января 1877 года в Будапеште Россия подписала с Австро-Венгрией секретное соглашение: Австро-Венгрия обязалась соблюдать нейтралитет в будущей русско-турецкой войне, взамен Россия соглашалась с притязаниями Австро-Венгрии на Боснию и Герцеговину - то есть на те земли, которые должны были стать частью "Великой Сербии" и из-за которых и разгорелся Восточный кризис. Одна из статей Будапештского соглашения предусматривала, что "в случае территориальных изменений или распадения Оттоманской империи образование большого сплоченного славянского или иного государства исключается; напротив, Болгария, Албания и остальная Румелия могли бы стать независимыми государствами". Иными словами, Россия отказывалась способствовать планам создания "Великой Сербии" и делала ставку на независимость Болгарии. Но в Белграде об этом пока не знали.
      12 апреля 1877 года Россия объявила Турции войну. Начался беспримерный по трудности и героизму поход русской армии за Дунай, навеки покрывший русское оружие славой Плевны и Шейнова, Шипки и Филиппополя. 314 дней и ночей продолжался освободительный поход. В боях за освобождение Болгарии пало более 50 тысяч русских солдат.
      "8 января 1878 года в наш город Хасково прибыли братушки, - записывал в памятной тетради житель болгарского города Хасково Апостол Стратиев. Великая Россия освободила нас, я пишу это, потому что об этом нужно помнить всегда, на веки вечные".
      Вступление русских войск на Балканы вызвало новую волну национально-освободительной борьбы порабощенных Турцией народов. Румыния провозгласила свою полную независимость от Турции, и румынская армия приняла участие в освобождении Болгарии. По всей Болгарии формировались отряды народного ополчения, присоединявшиеся к русским войскам. Черногорцы в упорном девятидневном бою ("девять кровавых дней" со 2 по 11 июня 1877 года) устояли перед султанской армией и перешли в контрнаступление. В Боснии, Герцеговине и Македонии усилилось повстанческое движение.
      После долгих раздумий 1 декабря 1877 года Сербия решилась присоединиться к общеславянскому движению. Падение Плевны оказало решающее влияние на колебания Белграда. Король Милан Обренович объявил войну Турции, не забыв сообщить сербскому народу, что главные задачи в борьбе с турками уже решены другими: "Мы найдем на поле боя покрывшую себя героической славой храбрую русскую армию; братьев черногорцев и наших смелых соседей румын, которые, перейдя Дунай, борются за независимость и свободу порабощенных христиан".
      Ведя локальные боевые действия и не встречая сильного сопротивления (главные силы турецкой армии сражались с русскими в Болгарии), сербы заняли города Ниш, Пирот и вышли на историческое Косово поле, где пятьсот лет назад решилась судьба Сербии.
      19 января было подписано соглашение о перемирии России с Турцией. Известие об этом всколыхнуло европейские столицы. В Вене поспешили заявить, что Австрия требует созыва международной конференции для обсуждения условий мира с Турцией и не будет считать действительными те положения будущего мирного договора, которые затронут интересы Австро-Венгрии. В подкрепление своей позиции Вена объявила частичную мобилизацию и концентрацию своих войск на границе с Россией. Австрийский министр иностранных дел граф Д. Андраши даже был готов к более решительным действиям, но главнокомандующий австро-венгерской армией эрцгерцог Альбрехт и генералы были против немедленной войны с Россией.
      В Лондоне премьер-министр Англии Дизраэли также потребовал созыва международной конференции. Английский флот демонстративно вошел в пролив Дарданеллы. В ответ правительство России известило турецкого султана, что русские войска намерены войти в Константинополь. Международная обстановка обострилась до предела.
      19 февраля 1878 года был подписан Сан-Стефанский прелиминарный мирный договор между Россией и Турцией. По этому договору провозглашалась полная независимость от Турции Сербии, Черногории и Румынии, а также Болгарии, территория которой распространялась и на всю Македонию вплоть до Албании. О независимости Албании речь пока не шла, но российская дипломатия ставила этот вопрос в числе задач следующего этапа. Большие приращения получала Черногория - ее территория увеличивалась в три раза. Что касается Сербии, то она по Сан-Стефанскому договору не получила всех тех земель, которые были освобождены сербскими войсками в ходе войны и на присоединение которых рассчитывали в Белграде.
      Почему так произошло? Некоторое время русская дипломатия полностью поддерживала сербского князя Михаила Обреновича и усиленно способствовала сближению сербов и болгар. Идея объединения сербов и болгар в одно федеративное государство при полном равенстве двух народностей выглядела вполне реальной, и болгарские представители даже начали переговоры с правительством Илии Гарашанина о создании сербо-болгарского южнославянского царства во главе с сербской династией Обреновичей. Однако эти переговоры были сорваны по инициативе Гарашанина. В планах "югославянской революции", "освобождения и объединения", предусмотренных в "Начертании", никакого равноправия для других славянских народов Балкан не предусматривалось. Гарашанин и другие сербские политики пренебрежительно считали болгар политически неспособными к развитию, лишенным государственных качеств и энергии для борьбы. А после отставки Гарашанина и полной переориентации сербских правящих кругов на Запад, Белград прекратил все контакты с болгарами.
      В Петербурге никогда не признавали права Сербии в одиночку решать национальные вопросы на Балканах. Во имя государственных интересов России русская дипломатия встала на сторону болгарского освободительного движения. Болгарам в силу специфики их положения не на кого было больше рассчитывать, кроме как на Россию. И в этой ситуации сильная и благодарная Болгария была гораздо более предпочтительным союзником на Балканах, чем "лукавая" "Великая Сербия", чьи правители откровенно рассматривали Россию как инструмент для обслуживания сербских интересов. "Наша внешняя политика всегда действовала против советов России, - признавал Никола Пашич, почти бессменный, с 1891 по 1926 год, премьер-министр Сербии, - и стремилась уверить европейские державы в том, что она слепо не следует этим советам, и искала симпатий и поддержки у Западной Европы. В конце концов, немудрено, что она потеряла симпатии России" (Шемякин, с. 195). Кроме того, через Болгарию лежал кратчайший путь в Средиземное море, к Константинополю и проливам Босфор и Дарданеллы. А именно это, а не счастье сербских революционеров, было главной целью внешней политики Российской империи на Балканах.
      "Болгария была нашим любимым детищем, а Сербия - забытой падчерицей", - отмечает в своих мемуарах русский посланник в Белграде князь С. Н. Трубецкой. "Сербия была нашим союзником, и мы не очень хорошо с нею обращались", - сказал в 1915 году император Николай II, как бы подводя итог всей русской политики в отношении Белграда (Дж. Бьюкенен. Мемуары дипломата. М., 1991, с. 150).
      Подобное отношение Петербурга вызвало в Сербии шок. Сан-Стефанский договор "как громом поразил сербские идеалы", писал Никола Пашич. Националистический угар сменился глубоким разочарованием.
      Впрочем, Сан-Стефанский договор вызвал разочарование не только в Сербии. Албанцы протестовали против планов включения в состав Болгарии части албанских территорий. Английские и австрийские агенты разжигали недовольство албанцев, стараясь направить его против славян и России.
      Усиление позиций России на Балканах вызвало в Англии и Австро-Венгрии в буквальном смысле слова истерику. В Вене особенно болезненно восприняли статьи Сан-Стефанского договора о предоставлении независимости славянским народам - это нарушало планы Австрии включить в зону своего влияния Сербию, Черногорию и Албанию. В Англии резкое недовольство вызвало получение Болгарией выхода к Эгейскому морю, предусмотренное условиями Сан-Стефанского договора. В результате Россия через своего союзника Болгарию получала выход в Средиземное море в обход черноморских проливов.
      Европа стояла на пороге войны. В Петербурге уже обсуждали "образ действия в случае новой войны с Англией и Австрией". Канцлер А. М. Горчаков, военный министр Д. А. Милютин, министр финансов М. Х. Рейтерн, министр внутренних дел С. И. Тимашев полагали, что войны надо избежать любой ценой. Представители дома Романовых - императрица, великий князь Николай Николаевич-старший, великий князь Александр Александрович настаивали на жесткой позиции, считая, что отказ от войны приведет к падению престижа России во всей Европе. Ради престижа мы, как известно, весь народ готовы на плаху положить - и командование русской армией на Балканах получило приказ занять Босфор и не допустить прорыва английской эскадры в Черное море. Одновременно в Вену был направлен русский дипломат граф Н. П. Игнатьев. Перед ним стояла сложная задача - убедить императора Франца Иосифа и министра иностранных дел Д. Андраши, главных сторонников "жесткого курса", в справедливости русских требований. Но переговоры зашли в тупик: в Вене уже видели Австро-Венгрию гегемоном на Балканах и ни о каком присутствии России в этом регионе не желали и слышать. Н. П. Игнатьев отклонил все претензии Вены. Переговоры были прерваны.
      В таком же ключе развивались отношения России с Англией. Премьер Дизраэли повел себя, по отзыву русских дипломатов, "с поразительной наглостью". Он объявил Сан-Стефанский договор "несовместимым с законными интересами Великобритании". Англия в открытую начала подготовку к войне. Английские войска, расквартированные на Мальте, получили приказ готовиться к десантной операции на Балканах, а английский флот в Эгейском море был спешно усилен.
      Накалившуюся обстановку разрядило предложение Бисмарка стать "честным маклером" в переговорах с конфликтующими сторонами. В этот период Германия не имела никаких военно-стратегических интересов на Балканах и ее позиция была подчеркнуто нейтральной. В начале декабря 1876 года Бисмарк, выступая в рейхстаге, заявил, что во всем Восточном вопросе он не видит интереса, "ради которого стоило бы пожертвовать костями хотя бы одного померанского мушкетера". Для Германии гораздо важнее было сохранение Союза трех императоров - Германии, Австро-Венгрии и России - и сохранение своего лидерства в этом союзе.
      При посредничестве Германии в Берлине был созван международный конгресс по Балканам. "Россия пошла в Берлин извиняться за свою победу", ядовито охарактеризовал позицию русской дипломатии на этом конгрессе А. А. Керсновский в своей "Истории русской армии". Впрочем, в Петербурге с самого начала понимали, что Сан-Стефанский мир - не окончательный, и с его условиями великие державы не согласятся, а воевать одновременно с Англией, Австро-Венгрией и Турцией реально мыслящие политики России не собирались. Сан-Стефанский договор, по существу, олицетворял программу-максимум русской политики на Балканах по состоянию на тот период. Реализовать полностью эту программу Россия не надеялась, да и не могла.
      Берлинский конгресс открылся 1 (13) июня 1878 года и проходил в условиях острой дипломатической борьбы. Австро-Венгрия и Англия требовали от России отказаться от планов создания "Великой Болгарии" и сократить территорию Болгарии до минимума. Эта позиция получила поддержку Сербии, политика которой со времени Берлинского конгресса и до начала ХХ века отличалась ярко выраженной проавстрийской ориентацией.
      Англия настаивала на разделении Болгарии на две части, при этом северная часть получала политическую автономию, а южная - административную автономию в составе Турции. Австрия также выступала против создания единой Болгарии. "Это означает смертный приговор болгарской национальности, заявлял в ответ глава русской дипломатии А. М. Горчаков, - честь и интересы России запрещают это категорически".
      Одновременно английская дипломатия сделала ставку на противопоставление Греции славянским народам Балкан, пытаясь превратить Грецию в плацдарм своей балканской политики. Англия удержала Грецию от вступления в войну с Турцией в 1877 году и теперь требовала для Греция территориальных приращений в Эпире и Фессалии. Фактически же целью Англии было поощрение греческого национализма и искусственное разжигание национальных противоречий на Балканах. Что же касается "любви" Англии к грекам, то министр иностранных дел Англии лорд Солсбери в 1877 году так характеризовал греков в частной беседе: "Эту расу... он полагает слишком уж недисциплинированной и чересчур пропитанной конституционными теориями, чтобы играть полезную роль среди примитивных народов Оттоманской империи".
      На конгресс в Берлин прибыла и албанская делегация, члены которой, встретившись с Бисмарком, просили включить албанский вопрос в повестку дня заседаний. "Албанской национальности не существует", - ответил Бисмарк. Его мнение совпадало с представлениями лидеров других западноевропейских государств. Объясняются эти представления не какой-то злонамеренностью, а элементарной убогостью мышления европейских руководителей, которые традиционно исповедуют доставшийся им еще со времен Римской империи стереотип: существует западная культуртрегерская "цивилизация" и прочий "мир варваров", людей второго сорта, которые все на одно лицо, и которых желательно "окультурить", привить им начала "цивилизации", а тех, кто сопротивляется - уничтожить. То, что могут существовать иные цивилизации, не похожие на западную, в рамки стереотипа не укладывается. Этот взгляд продолжает доминировать в сознании западных политиков до сего дня.
      Итогом Берлинского конгресса стало подписание Берлинского трактата, который изменил ряд положений Сан-Стефанского договора в ущерб интересам России и славянских народов Балкан. Черногория, Сербия и Румыния получали полную независимость. Северная часть Болгарии определялась как самостоятельное государство, вассальное по отношению к Турции и платящее ей дань. Территория Болгарии была сокращена до минимума. Ее южная часть превращалась в автономную провинцию Восточная Румелия в составе Турции. Македония оставалась под властью Турции.
      Англия "в награду" выторговала себе Кипр, Австро-Венгрия получила санкцию на оккупацию Боснии и Герцеговины. Албания же в документах конгресса фигурировала лишь как географическая область - потенциальный источник территориальных приращений соседних балканских государств.
      Берлинский конгресс стал рубежным моментом в истории Балкан. Сыграв определенную стабилизирующую роль, он одновременно заложил те фундаментальные балканские противоречия, которые на долгие годы, вплоть до сегодняшнего дня, закрепили за Балканами недобрую славу "порохового погреба Европы".
      Россия, несмотря на победоносную войну с Турцией, в результате оказалась в проигрыше. Русское общественное мнение, от крайних националистов до самых "красных" народников, горячо сочувствовало борьбе сербов, болгар и других народов Балкан за свою свободу. Но оказалось, что образование независимых славянских государств на Балканах создало для официального Петербурга постоянную головную боль - русская дипломатия теперь постоянно тонула в балканской трясине. Император Александр III был убежден, что его предшественник совершил большую ошибку, нарушив статус-кво на Балканах: "В 1876 и 1877 годах наше несчастье заключалось в том, что мы шли с народами, вместо того чтобы идти с правительствами. Российский император всегда должен идти только с правительствами". Признав тем самым, что российский император - явление антинародное, Александр III тем не менее четко обозначил проблему, вставшую перед всей Европой во второй половине XIX века: "правительствам" теперь приходилось иметь дело не только друг с другом, но и с "народами". Иными словами, социальные движения в Европе становились важным фактором европейской политики. Для Балкан, где этническая чересполосица являлась главной причиной конфликтов, социальный фактор усложнял все проблемы ровно вдвое: ведь каждый нация делилась на "правительство" и "народ", интересы которых совпадали очень редко.
      Болгария решениями Берлинского конгресса была глубоко оскорблена: болгарские земли расчленялись, а Македония отторгалась от Болгарии. Это больно ударило по национальным чувствам болгар. "Болгария в границах, предусмотренных Сан-Стефанским договором!" - так можно сформулировать цель внешней политики Болгарии после Берлинского конгресса. Македонский вопрос отныне стал камнем преткновения в болгаро-сербских отношениях. Идея конфедерации Сербии и Болгарии была окончательно похоронена, а соперничество между двумя странами в македонском вопросе становилось источником постоянной угрозы межславянской войны на Балканах.
      Решения конгресса обострили отношения Греции с Турцией. Переговоры о демаркации греко-турецкой границы, начавшиеся в 1878 году, завершились только в 1881 году благодаря активному вмешательству великих держав, оставив неудовлетворенными обе стороны. Греция готовилась силой разрешить территориальный спор и выжидала только удобного момента для этого.
      Отказ великих держав признать существование албанского вопроса способствовал росту национального движения албанцев. Албанская лига политический орган албанского населения Европейской Турции - взяла курс на независимость страны.
      Берлинский конгресс вызвал к жизни острые черногорско-албанские территориальные споры. Турция активно использовала искусственно созданные Берлинским конгрессом межнациональные противоречия, разжигая рознь между народами Балкан. При этом решения конгресса спровоцировали рост напряженности и усиления борьбы за национальное освобождение в этом регионе.
      Для Сербии итоги Восточного кризиса стали катастрофой. Рухнули надежды на скорое объединение всех сербских земель. Эпоха национального романтизма уходила в прошлое. Перед молодым сербским государством вставали новые, более приземленные задачи. Впервые сербским правящим кругам стало вполне ясно, что право окончательного голоса в решении балканских проблем принадлежит великим державам и "сербский вопрос" может быть решен только при их участии. Но в своих решениях великие державы руководствуются отнюдь не интересами народов Балкан! И этот горький урок также был усвоен сербскими политиками.
      Весьма характерным результатом стала и явно обозначившаяся внутренняя трансформация самих национальных движений в балканских странах: те, кто еще недавно выступали под лозунгами национально-освободительной революции, придя к власти, стремительно преображались в великодержавных шовинистов, угнетающих (а в дальнейшем - проводящих политику геноцида) другие народы. Эта трансформация характерна абсолютно для всех "революционных" движений не только Балкан, но и Европы, в том числе и России. Вероятно, это преображение отражает определенную внутреннюю суть "революционных" движений, рассмотрение которых выходит за рамки нашего повествования.
      Восточный кризис высветлил и еще одну проблему, которой суждено было оставаться ключевой в русско-сербских отношениях вплоть до конца ХХ века: должна ли Россия жертвовать своими стратегическими внешнеполитическими интересами во имя частных интересов Сербии? И должна ли Сербия поступаться своими интересами во имя интересов России? Существуют разные варианты ответов на эти вопросы.
      Подводя итог, отметим, что объективно Берлинский трактат стал выражением реального соотношения сил великих европейских держав в 1878 году. Это соотношение сложилось тогда не в пользу России и балканских народов.
      БОЛГАРСКИЙ КРИЗИС
      (1885-1886)
      Внешнеполитическая ситуация на Балканах после Берлинского конгресса очень изменилась. Сербия оказалась заключенной в полукольцо Австро-Венгрией. Все прежние планы и варианты освобождения и объединения сербских земель рухнули. Босния и Герцеговина были оккупированы Австро-Венгрией, которая отныне превратилась в главное препятствие на пути к цели, указанной "Начертанием". Одновременно Сербия была шокирована "предательством" России, явно оказывавшей предпочтение Болгарии. Фактически Петербург сам подтолкнул Сербию в сферу влияния Австро-Венгрии. Все это не могло не вызвать пересмотра сербской внешней политики.
      В свою очередь, в Вене рассматривали Сербию как жизненно важный плацдарм для обеспечения австрийских интересов на Балканах. Посол Австро-Венгрии в Петербурге граф Г. Кальноки писал: "Если Сербия будет подчинена нашему влиянию, или еще лучше, если мы будем хозяевами в Сербии, тогда мы легко сможем обеспечить наши интересы в Боснии и Герцеговине, а также наши позиции на Нижнем Дунае и в Румынии. Только тогда наше могущество на Балканах будет покоиться на прочной основе в соответствии с жизненными интересами монархии".
      Новая внешнеполитическая обстановка после Берлинского конгресса означала для Сербии вынужденный отказ от активной борьбы за создание объединенного сербского государства. Традиционная дружба с Россией была заменена политикой тесного союза с Веной.
      Уже в июне 1878 года Сербия заключила соглашение с Австро-Венгрией. В обмен на поддержку сербских территориальных притязаний в Македонии сербское правительство обязывалось предоставить Австро-Венгрии право на сооружение железнодорожной магистрали Белград-Ниш с ветками на Пирот и Вранье, соединенной с системой венгерских железных дорог мостом на реке Сава. Это был важный шаг на пути экономического проникновения Австро-Венгрии в Сербию, а английский посол в Белграде даже счел его первым шагом Австро-Венгрии к аннексии Сербии.
      К 1880 году князь Милан Обренович, в прошлом ярый русофил, твердо решил связать судьбу страны и династии с Австрией. Фактически этот шаг стал первым крупным внешнеполитическим шагом независимого Сербского княжества.
      В июне 1881 года Милан Обренович заключил тайную конвенцию с Австро-Венгрией, определившую направления внешней и внутренней политики Сербии вплоть до начала ХХ века. По условиям конвенции, Австро-Венгрия гарантировала сохранение династии Обреновичей. Кроме того, Австро-Венгрия признавала интересы Сербии в Македонии и право Сербии на присоединение македонских земель. В ответ Милан Обренович брал на себя обязательства "без предварительного соглашения с правительством Австро-Венгрии не вести переговоров и не заключать политических соглашений с каким бы то ни было другим государством и не предоставлять свою территорию для размещения иностранных войск, даже под видом добровольцев". Милан также официально подтверждал отказ Сербии от притязаний на Боснию и Герцеговину.
      По мере того как укреплялись позиции Австро-Венгрии в Сербии, возрастало и противодействие им. Значительная часть сербских политиков считала, что Милан Обренович предает сербские национальные интересы, препятствует выполнению исторической миссии Сербии по решению главной национальной задачи: освобождению и объединению остальных частей сербского народа. Зачем нужно это объединение, ради которого требуется ценой большой крови перекроить политическую карту Балкан? Это было неизвестно даже лидеру партии радикалов Николе Пашичу. "Национальная свобода всего сербского народа всегда была для меня большим идеалом, чем политическая свобода сербов в Королевстве (то есть в Сербии)", - писал он. Иными словами, неважно, как живет сербский народ, важно, чтобы все сербы жили в одном государстве, пусть даже это государство прозябает в нищете. Такое упорное желание поставить идеал над жизнью, втиснуть реальность в рамки собственных идей несет в себе огромный разрушительный потенциал - вспомним Ленина, Гитлера, других деятелей подобного рода... Собственно, Никола Пашич и его коллеги недалеко ушли от них. Когда Пашич заявляет о том, что "сербы стремятся к тому, чтобы объединить все сербские племена на основе традиций и ценностей исторического прошлого сербского народа, под водительством идеи... свободы, равенства и братства", то сразу вспоминается, что нечто подобное (только без слова "сербы") проповедовали Робеспьер, Дантон, Марат, русские декабристы, итальянские карбонарии и прочие тайные и явные поборники своеобразно понимаемого "гуманизма". И вероятно, не зря столь тесными были связи лидеров сербских националистов с Францией - страной, где идеи "свободы, равенства и братства" уже давно стали господствующими и где получали образование практически все сербские интеллектуалы. Что касается России, то премьер-министр Сербии Милан Пирочанац называл ее "варварской страной" и очень опасался, как бы "копыто казачьего коня не затоптало современную цивилизацию" (Шемякин, с. 264). Но в народной толще продолжали жить симпатии к России, которые возрастали по мере того, как в стране усиливалось австрийское присутствие.
      В таком состоянии сербское общество подошло к новому кризису на Балканах.
      Балканским народам, национально-освободительная борьба которых достигла кульминации в период Восточного кризиса 1870-х годов, из-за вмешательства великих держав не удалось довершить формирование национальных независимых государств на Балканах. Одновременно Берлинский конгресс создал новые исторические условия, при которых национальный вопрос на Балканах решался только с помощью политических комбинаций и войн. Играя на местных националистических и династических устремлениях, великие державы в своих интересах разжигали вражду между народами Балкан.
      В 1881 году был подписан секретный австро-германо-русский договор, направленный на достижение политического равновесия в Европе. Этот договор развязывал руки России в отношении болгарского вопроса: Австрия и Германия согласились не препятствовать воссоединению Восточной Румелии с Болгарией.
      За годы, прошедшие с момента провозглашения независимости Болгарии, Россия не оставляла своих намерений превратить Софию в своего надежного и постоянного союзника на Балканах. В стране существовало мощное русофильское движение, опиравшееся на искреннюю любовь к России самых широких народных слоев. Болгарские офицеры обучались в России, русские военные советники создавали болгарскую армию. Первым командующим военно-морскими силами Болгарии и фактическим их создателем был русский адмирал З. П. Рожественский - будущий командующий 2-й Тихоокеанской эскадры, с чьим именем связан Цусимский разгром.
      Но, помимо русофильской партии, в Болгарии существовали и германофильские круги, опиравшиеся прежде всего на князя Болгарии Александра Баттенберга. Положение самого князя было двусмысленным: он постоянно чувствовал себя игрушкой в руках петербургского МИДа и в попытках вести самостоятельную политику стремился опираться на австро-германскую дипломатию.
      Берлинский конгресс не решил проблему единства болгарских земель. Восточная Румелия оставалась в составе Турции. Хотя на Берлинском конгрессе она объявлена автономной, Турция всеми силами старалась изолировать эту территорию, фактически урезая ее и без того скромные права. Ситуация в Восточной Румелии не ускользнула от внимания великих держав: Австро-Венгрия и Англия негласно поощряли Стамбул, в то время как Россия добивалась от Турции реальной, а не на словах, автономизации Румелии.
      Болгария же шла еще дальше, стремясь добиться воссоединения земель.
      В сентябре 1885 года в Восточной Румелии вспыхнуло восстание, инспирированное из Софии. 8 сентября было провозглашено объединение Румелии с Болгарией. Русская дипломатия отнеслась к этому шагу двойственно: с одной стороны, это усиливало болгарского союзника, с другой - явная поспешность этого шага, а также тот факт, что Болгария решилась на него без консультаций с Россией, ставили Петербург перед лицом внезапной конфронтации со Стамбулом. Болгария явно собирались повторять сербский путь, и в Петербурге имели все основания быть недовольными своим балканским союзником.
      Русско-болгарские отношения ухудшились. Россия отозвала из Болгарии своих военных советников. Турция была готова ввести свои войска в Восточную Румелию и силой восстановить статус-кво. Россия и Англия удержали Стамбул от этого шага. Русский МИД предложил обсудить проблему Восточной Румелии на международной конференции. Франция и Англия поддержали Россию, Австро-Венгрия и Германия возражали. Пока в столицах европейских держав дипломаты искали пути для компромисса, Белград неожиданно заявил об ущемлении своих интересов.
      Сербский король Милан усмотрел в акте воссоединения болгарских земель нарушение равновесия сил на Балканах. Сильная Болгария представляла угрозу великосербской экспансии в Македонии. Правящие круги Болгарии и сербские эмигрантские организации, оппозиционные королевскому правительству, строили планы создания сербско-болгарского федеративного государства. Главным условием этого замысла являлось устранение короля Милана Обреновича. В Болгарии начали формироваться дружины сербских и черногорских добровольцев.
      Отношения Сербии и Болгарии обострились. Заявив, что воссоединение болгарских земель означает "попрание" постановлений Берлинского конгресса, сербское правительство начало мобилизацию. Королю Милану Обреновичу, чтобы укрепить свое пошатнувшееся положение в стране, нужна была победоносная война. Поэтому, не учитывая позиции великих держав и России, не считаясь с мнением Греции и Черногории, отрицательно относившимся к планам Сербии, король Милан, сославшись в качестве повода на вымышленный пограничный инцидент, 2 ноября 1885 года объявил войну Болгарии.
      Характерно, что накануне войны правительственная пропаганда распускала слухи о том, что армия мобилизуется, чтобы воевать с турками за освобождение Старой Сербии (Косова). И только когда война началась, сербские солдаты с удивлением и разочарованием узнали, что король посылает их против братьев-славян...
      "То, что не могло нам присниться и в страшном сне, случилось, - писал лидер сербских радикалов Н. Пашич. - Сербо-болгарская война стала фактом. Исполнилось желание врагов славянства" [цит. по: А. Л. Шемякин. Идеология Николы Пашича. Формирование и эволюция (1868-1891). М., 1998, с. 231].
      Такой поворот дела не прибавил боевого духа сербской армии, начавшей наступление на болгарский город Видин. Накануне войны главные силы небольшой по численности болгарской армии находились в Восточной Румелии, где болгары ожидали возможного турецкого нападения. На границе с Сербией располагалось только небольшое число войск. Вдобавок, болгарская армия была ослаблена и частично дезорганизована отзывом русских военных советников. Тем не менее главные силы болгарской армии, совершив стремительный форсированный марш из Восточной Румелии, сумели вовремя сосредоточиться на направлении главного удара сербской армии.
      В трехдневной битве у Сливницы 5-7 ноября сербы потерпели сокрушительное поражение. Перейдя в контрнаступление, болгары заняли сербский город Пирот и 15 ноября в новом сражении нанесли еще один удар сербской армии. На помощь разбитой Сербии пришли Австро-Венгрия и Россия. Вена предъявила Болгарии ультиматум с требованием немедленно остановить наступление на Белград, в случае отказа угрожая ввести в Сербию австрийские войска. Военные действия были прекращены, и 19 февраля 1886 года в Бухаресте был подписан мирный договор, восстановивший довоенное положение.
      9 августа 1885 года группа болгарских офицеров-русофилов совершила государственный переворот, низложив князя Александра Баттенберга. Через несколько дней новый переворот вернул князя Александра к власти. Болгария вступила в полосу нестабильности, в стране боролись две группировки русофилов и германофилов. После серии переворотов и контрпереворотов власть в стране перешла к регентскому совету, и в сентябре 1886 года Народное собрание Болгарии обратилось к русскому императору Александру III с просьбой взять болгарский народ под защиту. Неудачные шаги русской дипломатии и острейшая внутриполитическая борьба в стране в итоге привели к победе германофилов. Предложенный Россией кандидат на болгарский трон грузинский князь Мингрельский был отвергнут. В июне 1887 года князем Болгарии был избран принц Фердинанд Саксен-Кобург-Готский, офицер австрийской армии. Позиции германофильской партии в стране существенно усилились.
      Болгарский кризис резко обострил борьбу великих держав за позиции в Болгарии. Бисмарк, стремившийся к сохранению австро-германо-русского союза, предлагал, чтобы Австрия и Россия заключили между собой соглашение о разделе сфер влияния на Балканах, причем России доставалась бы Болгария, а Австро-Венгрии - Сербия. Он считал, что при политическом разрешении Болгарского кризиса Россия наделала столько ошибок, что теперь "чем больший простор будет у нее для действий, тем вернее выроет она себе там могилу". Но, несмотря на все усилия германской дипломатии, развязать новый узел, завязавшийся на Балканах, не удалось.
      В результате Болгарского кризиса Россия утратила ряд важных политических позиций в Болгарии. Одновременно произошла перегруппировка в стане великих держав: ухудшились отношения России с Австрией и Германией, одновременно произошло сближение России с Францией.
      Воссоединение Болгарии и поражение сербской армии реанимировали "македонский вопрос". Призрак Сан-Стефанской Болгарии будоражил умы софийских политиков. Восточная Румелия вошла в состав Болгарии - следующей будет Македония!
      В Белграде же смотрели на "македонский вопрос" совершенно иначе...
      Провал внешней политики Милана Обреновича исчерпал доверие сербской элиты к королю, и тот вынужден был уйти с политической авансцены. Продлив срок действия тайной австро-сербской конвенции, Милан Обренович 22 февраля 1889 года отрекся от престола в пользу своего 12-летнего сына Александра и покинул страну. При малолетнем короле до его совершеннолетия был образован регентский совет. К власти пришло правительство радикалов, которое решительно взяло курс на сближение Сербии с Францией и Россией. В 1891 году король Александр и ведущие политики Сербии Н. Пашич и Й. Ристич посетили Петербург. Одновременно радикалы провели ряд преобразований во внутренней политике, экономике, финансовой системе, в области народного образования и в армии.
      При радикалах началась активизация сербской деятельности на подлежащих "освобождению и объединению" балканских территориях. Еще в 1886 году в Белграде было основано общество Св. Саввы, которое руководило сербской пропагандой в Македонии. Теперь эти функции целиком взяло на себя правительство Сербии. Сербские консульства были открыты в Скопье, Приштине, Салониках.
      Приход к власти радикалов, ориентированных на Францию и Россию, вызвал ответную реакцию со стороны сербских австрофильских кругов. В августе 1892 года правительство радикалов заменил кабинет либералов - австрофильской партии. А 1 апреля 1893 года король Александр Обренович, действуя совместно со своим отцом Миланом, ушедшим с престола, но не ушедшим из политики, распустил регентский совет и взял на себя всю власть в стране. Милан Обренович вернулся в Сербию, и Александр назначил отца главнокомандующим сербской армией.
      1890-е годы для Сербии стали годами борьбы франкофилов (и соответственно русофилов) и австрофилов за власть. И за теми, и за другими явственно были видны интересы великих держав: Европа катилась к мировой войне, и закулисная борьба за сферы влияния уже шла вовсю. Партия радикалов во главе с Николой Пашичем ориентировалась на Францию и Россию. Народная партия (либералы) придерживалась проавстрийской ориентации. Либералов называли "друзьями Вены". Их активно использовала австро-германская дипломатия, которая старалась всеми силами обострить противоречия между Сербией и Болгарией и расколоть наметившийся Балканский союз. Либералы считали, что основным объектом устремлений Сербии должна являться Македония, и при этом Сербия не должна останавливаться даже перед угрозой войны с Болгарией.
      В конце 1880-х годов в Сербии начали создаваться (или просто выходить на свет) тайные заговорщицкие организации преимущественно из числа шовинистически настроенных офицеров. Заговорщики установили контакт с проживавшим во Франции Петром Карагеоргиевичем - наследным принцем династии Карагеоргиевичей, внука легендарного Карагеоргия и зятя черногорского князя Николая Негоша.
      В 1899 году на Милана Обреновича было совершено покушение. Экс-король остался жив, но срок, отмеренный ему судьбой, явно подходил к концу, и в январе 1901 года Милан скончался. А в ночь на 29 мая 1903 года группа офицеров-заговорщиков во главе с полковником Драгутином Димитриевичем по кличке Апис ворвалась в королевский дворец и устроила резню. Король Александр Обренович, королева Драга и несколько их приближенных были убиты.
      Майский переворот 1903 года положил начало политики, в результате которой Сербия превратилась в "детонатор мировой войны", по образному выражению одного из французских политиков.
      Созданное заговорщиками Временное правительство немедленно созвало скупщину, которая избрала на сербский престол Петра Карагеоргиевича. К власти пришло правительство радикалов - ярых противников Австро-Венгрии и поборников "национальной миссии" - то есть "освобождения и объединения". В стране был фактически установлен однопартийный режим радикальной партии.
      "У радикалов имеется две программы, - писал в 1903 году австро-венгерскй посланник в Сербии К. Думба. - Одна из них открытая, предназначенная для всех и, естественно, не полная. Другая же тайная - с ней знакомы только крайние элементы, которые и призваны реализовать планы радикальной эмиграции, разработанные после 1883 года".
      Взяв за образец объединение Италии, осуществленное при активном участии тайных организаций карбонариев, правящие круги Белграда объявили Сербию "югославянским Пьемонтом" и начали создавать сеть тайных организаций в Македонии, Косово и в Боснии. Так как "национальная миссия" не могла быть осуществлена иначе, как посредством войны, внутри страны правительство радикалов взяло курс на ускоренный подъем экономики, а во внешней политике избрало тесный союз с Францией и Россией. Длительная конкуренция между немецким производителем оружия Круппом и французскими военными заводами Шнейдер-Крезо на Балканах закончилась в пользу последних. Поставки французского оружия в Сербию начались практически сразу после прихода к власти династии Карагеоргиевичей и радикалов. Для его приобретения Франция предоставила Сербии кредит в размере 94,5 миллиона франков. А оружие было "вторым хлебом" для маленькой страны, вожди которой возложили на себя осуществление "национальной миссии".
      Новый курс Сербии не мог не вызвать обострения ее отношений с Австро-Венгрией. С 1906 года Австро-Венгрия закрыла свою границу для сербского экспорта. В ответ Сербия запретила ввоз австрийских товаров. Началась пятилетняя (до 1911 года) австро-сербская торговая война, которая вскоре чуть-чуть не переросла в горячую...
      ИЛИНДЕНСКОЕ ВОССТАНИЕ (1903)
      Русско-турецкая война 1877-1878 годов и Сан-Стефанский мирный договор, по которому Македония становилась частью независимой Болгарии, вызвали в Македонии небывалый общественный подъем: неужели ненавистному турецкому игу пришел конец? И какое же разочарование вызвали итоги Берлинского конгресса: великие державы Европы отказались предоставить свободу Македонии! По условиям Берлинского договора турецкое правительство формально обязывалось "со временем", когда-нибудь, ввести в Македонии особое административное устройство.
      Разочарование и гнев, вызванные берлинскими решениями, толкнули македонцев на восстание. Несколько лет в горах гремели выстрелы македонские четники отчаянно пытались привлечь к себе внимание Европы. Но Европе было на Македонию глубоко наплевать, и к началу 1880-х годов четническая борьба была подавлена турецкими карателями.
      Надо ли говорить, что никого не обязывающие решения Берлинского конгресса турецким правительством выполнены не были и никакое "особое административное устройство" в Македонии введено не было? Но вот положение Македонии после Берлинского конгресса существенно осложнилось. На карте Европы появились новые независимые государства, хоть и сильно урезанные берлинскими постановлениями. Все они имели программы "национального освобождения", и все эти программы содержали пункт о присоединении Македонии...
      Болгария, опираясь на положения Сан-Стефанского договора, считала Македонию частью "Великой Болгарии", своей законной территорией, отторгнутой в результате интриг великих держав: Македония - это Западная Болгария, а македонцы - западные болгары.
      Сербия видела в Македонии одну из территорий, которую в соответствии с задачами "национальной миссии" требовалось освободить и объединить в границах "Великой Сербии". В Белграде не жалели средств на создание сербской агентуры в Македонии - "колыбели сербства". В 1887 году были открыты сербские консульства в Салониках и Скопье, в 1888 году - в Битоле.
      В Афинах хорошо помнили, что Македония - часть Греции еще со времен Александра Македонского, и задачи создания "Великой Греции" не позволяли уступать эту провинцию сербам и болгарам. То, что в Македонии вот уже тысячу лет живут славяне, никого не смущало: не захотят говорить по-гречески - значит не будут жить...
      Но в этом споре была еще одна сторона, которая хотела иметь свой собственный голос. "Македония - для македонцев!" - был ее лозунг. И сторонники этого лозунга - Даме Груев, Христо Татарчев, Петр Попарсов, Гоце Делчев - создали в 1893 году Внутреннюю македонскую революционную организацию (ВМРО) - первую партию, поставившую своей целью автономию Македонии.
      Создатели ВМРО не обольщались по поводу сербских, болгарских и прочих "друзей" Македонии и ставили своей целью всеобщее вооруженное восстание македонцев против турецкого владычества. Любое вмешательство доброхотов извне грозило Македонии новым рабством.
      "Спасение Македонии - во внутреннем восстании. Кто думает иначе, тот лжет себе и другим", - говорил Гоце Делчев. Устав ВМРО, принятый на съезде в Салониках, помимо подготовки восстания предусматривал борьбу против любой шовинистической пропаганды - сербской, греческой и прочей, борьбу с национальным разделением и распрями и сплочение всего народа Македонии. Устав ВМРО фактически заложил политическое будущее нации.
      Неустанная подпольная деятельность ВМРО привела в итоге к тому, что к 1903 году организация имела разветвленную конспиративную сеть в Македонии и отделения в Софии, Стамбуле и Афинах. С 1900 года началась вооруженная партизанская борьба македонских повстанцев. Болгарское правительство негласно поощряло деятельность ВМРО. Также негласно македонские революционеры поощрялись русскими дипломатическими агентами на Балканах. Вместе с тем посетивший в декабре 1902 года Софию министр иностранных дел России граф Ламсдорф ясно дал понять, что Россия не позволит македонским революционным комитетам втянуть себя в вооруженную борьбу с Турцией. Вместо этого Ламсдорф предложил план создания автономной Македонии под управлением турецкого паши.
      Партизанская борьба в Македонии вылилась в массовое Илинденское восстание 1903 года.
      Поводом к восстанию стала резня христианского населения Салоник и Битоля, устроенная турками. 15 июля главный штаб ВМРО обратился к великим державам с декларацией, в которой говорилось, что македонский народ начинает борьбу и не сложит оружия до тех пор, пока не добьется освобождения. Начало восстания было назначено на Ильин день - 20 июля.
      20 июля началась беспримерная борьба македонцев с турецкими войсками. Бои шли до ноября 1903 года. Восставшим удалось освободить часть территории страны с городом Крушево.
      Никто из балканских государств не выступил на помощь македонцам. Болгария не могла в одиночку воевать с Турцией и не собиралась разрывать отношения с Константинополем, зная, что Россия ее в этом не поддержит. Мнения российских дипломатов разделились: русский посол в Софии настаивал на немедленной помощи Македонии, а русский посол в Стамбуле - на суровом подавлении македонского восстания. Англия, Россия и Австро-Венгрия выступили с планом урегулирования македонской проблемы путем осуществления реформ. Турции предлагалось создать автономную македонскую область под управлением турецкой администрации, разрешить назначение в эту область русского и австрийского гражданских агентов, реорганизовать местную жандармерию и допустить присутствие на территории Македонии иностранных военных наблюдателей, провести реформу юридических учреждений, вернуть македонских беженцев и оказать им финансовую помощь. Переговоры о реформах в Македонии затянулись до начала 1904 года, когда началась русско-японская война и внимание России переключилось на восток. Болгария, оставшись без русской поддержки и опасаясь, что Австро-Венгрия, воспользовавшись случаем, введет свои войска в Северную Македонию, поспешила урегулировать свои отношения с Турцией в одностороннем порядке.
      Илинденское восстание вызвало отклик во всей Европе. Славянское благотворительное общество в Петербурге выделило в помощь народу Македонии 10 тысяч рублей. Русский Красный Крест начал сбор пожертвований для нужд македонцев. Кампания в защиту Македонии развернулась во всех славянских странах, в Англии, Италии, Франции. Но никакой вооруженной помощи македонцы не получили.
      Силы повстанцев, оставшихся в одиночестве, были на исходе. 2 октября 1903 года главный штаб принял решение прекратить борьбу, но в отдельных районах бои велись вплоть до начала ноября. Турецкие каратели устроили массовую резню македонцев, более 20 тысяч беженцев вынуждены были искать спасения в Болгарии, Сербии, Черногории. В южных областях Македонии банды греческих шовинистов, нанятых на Крите и в материковой Греции, развязали настоящий геноцид по отношению к македонскому населению. Весной 1904 года вся Европа была потрясена известием об уничтожении православными греками-шовинистами македонской деревни Загоричани, все население которой православные славяне-македонцы - было вырезано со страшной жестокостью. Это преступление вызвало взрыв антигреческих настроений в Болгарии. Болгарское правительство распорядилось немедленно ликвидировать на территории все церковные приходы, подведомственные Константинопольской православной церкви.
      Жертвы македонцев были огромны. Спустя полвека над Охридским озером поднялся памятник павшим в дни Илинденского восстания - стилизованное корневище огромного дуба, лишившегося всех своих ветвей...
      Разгром Илинденского восстания обескровил ВМРО. Иллюзии, что македонцы в одиночку смогут добиться освобождения, рухнули. Оставалось ждать освободителей. Вот только что они принесут с собой?
      БОСНИЙСКИЙ КРИЗИС (1908 -1909)
      В начале ХХ века Балканы продолжали оставаться ареной ожесточенной борьбы великих держав за сферы влияния. Албания и Черногория попали в зону столкновения интересов Австро-Венгрии - "часового Германии на Балканах", по выражению Бисмарка - и Италии. Одновременно в Южной Албании продолжалась экспансия Греции, которая рассматривала эту территорию как часть будущей "Великой Греции".
      Перед лицом нового фактора силы в Европе - Германии - Англия и Франция, несмотря на существовавшие между ними противоречия, вынуждены были объединиться. 8 апреля 1904 года между двумя странами был подписан договор "о сердечном согласии" - "l'Entente cordiale", который в просторечии стал именоваться Антантой - "Согласием". Так было положено начало второму военно-политическому блоку в Европе. Англо-русские отношения, на протяжении всей второй половины XIX века остававшиеся напряженными, после 1904 года начали улучшаться. Так как Россия имела дружественные связи с Францией, Англия перед лицом надвигающейся германской опасности могла попросту оказаться в изоляции. И, взвесив все "за" и "против", пошла на союз с Россией.
      Европейское противостояние вступило в новую стадию. Мировую войну считали неотвратимой и шли ей навстречу. Сегодня может показаться странным, но перед 1914 годом никто из руководителей великих держав не опасался общеевропейской войны. Никто не представлял себе, каких масштабов могут достичь человеческие и материальные потери в этой войне. Политики и военные мыслили категориями игры в оловянные солдатики - "обмануть, перехитрить, опередить, маршировать туда и сюда, быстро победить, союз с тем, вражда с этим, и все будет легко и прекрасно" (Д. М. Проэктор. Мировые войны и судьбы человечества. М., 1986, с. 50). В результате все ведущие страны Европы пассивно позволили вовлечь себя в водоворот событий, прежде чем с ужасом обнаружили, что случилась катастрофа и ситуация стала неуправляемой.
      В июле 1908 года в Стамбуле произошла революция "младотурок". Понимая, в каком глубоком кризисе находится империя, младотурки пошли на широкие реформы, предусматривавшие предоставление равных прав всем народам и исповеданиям Османской империи. Эти лозунги привлекли боровшееся за свои права население Албании и Македонии и на время ослабили напряженность в Европейской Турции. Однако уже летом 1909 года стамбульское правительство усилило национальный гнет. Пытаясь сплотить разваливавшуюся империю на базе исламских ценностей, младотурки настойчиво разжигали религиозную вражду между мусульманами и христианами, противопоставляя их друг другу. Эта денационализаторская политика вызвала обратную реакцию - весной 1910 года началось восстание албанцев в Косово. Восстания в разных областях Албании не прекращались до 1912 года.
      В результате младотурецкой революции перед великими державами вновь остро встал Восточный вопрос, вопрос о судьбе турецких владений в Европе.
      В Вене решили, что появилась возможность официально присоединить к Австро-Венгрии оккупированную австрийскими войсками еще в 1878 году Боснию и Герцеговину - формально они продолжали считаться владением Турции. Такое решение прямо противоречило постановлениям Берлинского конгресса, но министр иностранных дел Австрии А. Эренталь полагал, что эта смелая инициатива наглядно продемонстрирует всей Европе, что империя достаточно сильна, чтобы проводить активную внешнюю политику, а разговоры о ее скором распаде и о ее зависимости от Германии не более, чем злонамеренные слухи.
      Со своим союзником - Германией - в Вене вопрос об аннексии Боснии обсуждать не стали (как оказалось, напрасно - Берлин был возмущен этим неожиданным актом). Зондаж намерений России выявил, что русский МИД в целом "готов с пониманием отнестись к действиям Австрии". Русское правительство сознавало, что пока Россия не восстановит свои вооруженные силы после проигранной русско-японской войны 1904-1905 годов, она не будет в состоянии предпринять эффективные действия в случае нарушения статус-кво на Балканах. Поэтому русская дипломатия пошла навстречу австро-венгерским притязаниям с условием компенсаций для России: за свой нейтралитет Петербург требовал от Австрии поддержать требования о пересмотре условий международных договоров о режиме черноморских проливов в пользу России: проливы должны были стать открытыми для прохода русских военных кораблей.
      Эренталь и российский министр иностранных дел Извольский достигли по этому поводу устного "джентльменского соглашения". Но Эренталь, поспешив объявить на весь мир об аннексии, фактически нарушил условия этого соглашения. Извольский негодовал - это был удар по его личному престижу. Отношения Петербурга с Веной резко ухудшились.
      Аннексия Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией была расценена в Белграде как тяжелейший удар по национальным устремлениям. Правительства Сербии и Черногории выступили с совместным заявлением, в котором выражался протест против действий Австро-Венгрии. Белград захлестнула шовинистическая истерия - "национальная миссия" в опасности! Экстремисты из кругов сербской военщины требовали немедленной войны.
      Только Сербская социал-демократическая партия выступила со взвешенным и спокойным заявлением: народ Боснии и Герцеговины должен сам решать свою судьбу - оставаться ли ему в составе Австро-Венгрии, или присоединиться к Сербии, или создать собственный дом - свое самостоятельное государство.
      Мир в Европе повис на волоске. Министр иностранных дел Сербии Милован Милованович поспешил в Париж: хотим воевать с австрияками, какие будут указания? Австро-Венгрия начала сосредоточивать свои вооруженные силы более миллиона штыков - у границ Сербии. Германия твердо заявила о своей поддержке Австрии: аннексия должна быть признана всеми великими державами! Специально для России Берлин повторил это требование в ультимативной форме: требуем признать аннексию и ждем незамедлительного ответа. Если ответ будет отрицательный, то австро-венгерская армия немедленно нанесет удар по Сербии.
      Россия, обманутая австро-венгерской дипломатией, не готовая к войне, уступила и 24 марта 1909 года признала аннексию Боснии и Герцеговины. Через семь дней то же самое сделало и сербское правительство, временно отказавшись от своих претензий на Боснию и Герцеговину.
      Аннексия вызвала протест у самых широких слоев населения Боснии и Герцеговины, независимо от национальности и вероисповедания. За годы, прошедшие со дня начала австрийской оккупации, жители Боснии убедились, что австрийцы относятся к ним не как к освобожденному народу, а "как к низшей расе" - по словам британского очевидца, сэра Артура Эванса. Сербская и Мусульманская народные организации совместно опубликовали заявление против аннексии, призывая в то же время население к лояльности. Впрочем, через несколько месяцев обе организации признали аннексию и выразили желание сотрудничать с австрийским правительством.
      "Боснийский кризис" резко обострил отношения России с Германией и Австро-Венгрией. Одновременно усилилось противостояние Австро-Венгрии и Сербии. Фактически этим кризисом начался период подготовки Европы к мировой войне.
      Младотурецкая революция подтолкнула Болгарию на борьбу за достижение полной независимости от Турции. По условиям Берлинского конгресса, Болгария продолжала платить феодальную дань Турции, а Стамбул никогда не упускал возможности дать понять Болгарии, что не считает ее самостоятельным государством. Зная о планах Австро-Венгрии осуществить аннексию Боснии и Герцеговины, в Софии решили приурочить свои действия к этому событию. 4 октября Болгария торжественно объявила о своей независимости, а князь Болгарии Фердинанд был провозглашен царем Болгарии. В Турции это вызвало всплеск эмоций, в воздухе явно запахло войной, и только благодаря вмешательству стран Антанты мир был сохранен. Переговоры Болгарии с Турцией, начавшиеся в январе 1909 года, шли очень сложно, и ситуация то и дело повисала на волоске, грозившем вот-вот оборваться. Под давлением России и Англии 19 апреля 1909 года был подписан турецко-болгарский договор о признании независимости Болгарии.
      Аннексия Боснии и Герцеговины вызвала рост численности националистических кружков и организаций, в среде которых активно действовала сербская агентура. Под ее влиянием значительная часть этих организаций стояла на экстремистских позициях. Среди боснийской молодежи были весьма популярны и идеи русских анархистов и народовольцев, Бакунина и Нечаева - (по Достоевскому - "бесов"). Террор считался важнейшим средством подготовки революции. В 1913 году была создана террористическая организация "Млада Босна" ("Молодая Босния"), избравшая тактику индивидуального террора. Ее членом стал никому тогда не известный сараевский школяр Гаврило Принцип.
      ПЕРВАЯ БАЛКАНСКАЯ ВОЙНА (1912)
      К началу 1910-х годов Балканы превратились в один из основных объектов борьбы великих держав. Помимо соперничества двух враждующих коалиций Антанты и будущего союза Центральных держав, помимо соперничества отдельных государств, входящих в эти коалиции, за лидерство на Балканах соперничали и сами балканские государства. Правящие клики Сербии, Черногории, Болгарии и Греции стремились использовать очевидное ослабление Османской империи в своих интересах. Прикрываясь целью "освобождения и объединения", каждая из этих клик стремилась к созданию собственного варианта "Великой (Сербии, Греции, Болгарии - нужное подчеркнуть)", то есть к максимальному расширению собственной территории и утверждению себя в роли балканского лидера.
      Но и с одряхлевшей Турцией ни одно из балканских государств в одиночку справиться не могло. Приходилось идти на вынужденный союз. Внутрибалканские противоречия до поры отодвигались на задний план.
      Толчком к быстрой кристаллизации Балканского союза стала начавшаяся в октябре 1911 года итало-турецкая война, наглядно выявившая военную слабость Турции. С осени 1911 года при посредничестве русской дипломатии начались интенсивные сербо-болгарские переговоры, в итоге завершившиеся подписанием 13 марта 1912 года договора о дружбе и союзе между двумя странами. Договор предусматривал взаимную помощь в случае военного нападения Турции на одну из сторон, и совместные действия Сербии и Болгарии в случае, если некая "великая держава" попытается захватить балканские владения Турции. Под "великой державой" понималась Австро-Венгрия.
      Вместе с договором было подписано и секретное приложение к нему. Это приложение было чрезвычайно важным: в нем оговаривался порядок раздела территорий, которые будут совместно отвоеваны Сербией и Болгарией у Турции. По протоколу Сербия признавала права Болгарии на Фракию. Болгария признавала права Сербии на Косово и Новипазарский санджак. Что же касается Македонии, то она стала камнем преткновения. Формально, чисто в пропагандистских целях, обе стороны заявили, что они якобы будут бороться за автономию Македонии. Но ведь именно македонские земли являлись тем желанным приращением территории, после которого можно было уже говорить об "освобождении и объединении", о создании "Великой (Сербии, Болгарии, Греции)"! И статья II секретного приложения предусматривала, что если "договаривающиеся стороны убедятся, что организация этой территории в одну автономную область являлась бы невозможной", то Болгария и Сербия прибегнут к процедуре раздела Македонии. При этом Сербия признавала права Болгарии на всю юго-восточную Македонию вплоть до Охридского озера. Северо-западную Македонию решено было передать Сербии, но с существенной оговоркой: границы этой зоны (она получила название "спорной") будут уточнены при участии международного арбитра - России.
      Сербо-болгарский договор дополняли военная конвенция и соглашение между генеральными штабами вооруженных сил обеих стран.
      Спустя два месяца, 29 мая 1912 года, был подписан союзный договор и военная конвенция между Болгарией и Грецией. При этом стороны вообще не сумели прийти к соглашению о территориальном размежевании в Македонии: Греция желала иметь все или ничего.
      К осени 1912 года контуры Балканского союза окончательно оформились. В октябре к нему присоединилась Черногория.
      Активное участие в создании Балканского союза приняла антантовская дипломатия, причем не только Франция и Россия. Впервые здесь проявилась и роль США. Американская миссия в Греции и Черногории, действуя втайне даже от правительств стран Антанты, сыграла немаловажную роль в процессе заключения болгаро-греческого и сербско-черногорского соглашений.
      О создании Балканского союза, направленного против Турции, в Стамбуле знали. Но по привычке еще считали балканские страны слабыми противниками, а Турцию - "великой державой". Ослепление было слишком велико.
      Летом 1912 года в ряде балканских владений Турции началась очередная резня христианского населения. В Сербии, Черногории, Болгарии это было воспринято как сигнал к началу развертывания мощной антитурецкой пропаганды. Начались интенсивные военные приготовления. Две европейские державы, наиболее заинтересованные в сохранении статус-кво на Балканах и ревниво следившие друг за другом, - Россия и Австро-Венгрия - предпринимали отчаянные усилия, чтобы воспрепятствовать войне на Балканах, которая могла перерасти в общеевропейскую. В сентябре 1912 года Россия официально заявила болгарскому правительству, что в случае выступления Болгарии против Турции Россия будет считать свою историческую миссию законченной и предоставит Болгарию своей судьбе. Одновременно русская дипломатия усилила давление на Стамбул, требуя от Турции немедленного начала широких внутриполитических реформ.
      В ответ 24 сентября Турция объявила мобилизацию на своих европейских территориях.
      Великие державы направили в Стамбул ноту с требованием немедленного прекращения мобилизации и проведения реформ в европейских владениях Турции. Стамбул ответил отказом. Перед лицом фактически начавшейся войны в России решили оказать помощь государствам Балканского союза.
      В Сербии, Болгарии, Черногории и Греции началась мобилизация. А 9 октября 1912 года черногорская армия вторглась на территорию Турции. Черногорцы подошли к главному городу Северной Албании - Шкодеру (Скутари), где были сосредоточены крупные турецкие силы, и начали его осаду.
      Спустя девять дней, 18 октября, военные действия начали Сербия, Болгария и Греция.
      На долю болгарской армии выпала наиболее трудная задача. Ей противостояла крупная турецкая группировка, сосредоточенная в Восточной Фракии и прикрывавшая Стамбульское направление. Отразив первый натиск болгар, турки перешли в контрнаступление.
      В ожесточенном встречном сражении у Кирк-Килисе (Лозенграда) болгарская армия нанесла туркам сокрушительное поражение и обратилf их в бегство. Преследуя отступавшие турецкие войска, болгары осадили Адрианополь (Эдирне). Перегруппировав силы, турки перешли в контрнаступление и на линии фронта Люле-Бургаз - Бунар-Хиссар начались ожесточенные бои, в которых турецкие войска потерпели поражение. Преследуя бегущих турок, болгарская армия вышла на Чаталджинские высоты в нескольких километрах от Стамбула.
      Болгарские офицеры в бинокли рассматривали кварталы Стамбула и Святую Софию, обращенную турками в мечеть. В Софии даже были готовы взять штурмом Стамбул и предложить его России как дар признательности за освобождение Болгарии от турецкого ига. Но русские дипломаты дали болгарам понять, что Россия не может принять такого подарка.
      Основные силы сербской армии действовали в Македонии. Разбив крупные турецкие силы в двухдневном (23-24 октября) бою у Куманова, сербы заняли Скопье, Велес и Призрен. Весь ноябрь в Македонии шли бои. Одержав победы у Бакарно Гумно и Битоля, сербы к концу ноября практически без сопротивления овладели северо-западной, западной и центральной Македонией и вступили в Албанию, заняв Эльбасан.
      Вспомогательный Ибарский корпус сербской армии занял Новипазарский санджак и соединился с черногорской армией. Совместные силы сербов и черногорцев двинулись в Албанию и в конце ноября вошли в Тирану и Дуррес.
      Греческая армия наступала по двум главным направлениям: северо-западном (Эпирском) и северо-восточном (Фессалийском). В Эпире греки осадили сильно укрепленную крепость Янина, в которой находился крупный турецкий гарнизон. Греческие десанты высаживались на островах Эгейского моря. Фессалийская армия, разбив турок в двухдневном (2-3 ноября) сражении у Енидже, подошла к Салоникам (Солуни). Одновременно с севера на город наступала 7-я болгарская пехотная дивизия. Турецкий гарнизон, оказав сопротивление болгарам, без боя сдал крепость грекам - по замыслу турецкого командования, этот прием должен был поссорить союзников.
      Активную помощь войскам государств Балканского союза оказывали македонские повстанцы, которые вели партизанскую борьбу на коммуникациях турецких войск, а также действовали совместно с сербскими и болгарскими войсками. Отряды македонского ополчения принимали участие в осаде Адрианополя и в боях в Восточной Фракии.
      Победы союзников над турками вызвали национальный подъем во всех странах славянского мира. В России, Чехии, Хорватии, Словении проводился сбор денежных пожертвований. Сотни добровольцев из югославянских областей Австро-Венгрии и России сражались против турок в рядах сербской, черногорской и болгарской армий. В Хорватии, Словении, Боснии и Герцеговине прокатились волны массовых выступлений югославян под лозунгами "Балканы балканским народам!". Вновь ожила идея Балканской федерации славянских народов, в Хорватии открыто звучали речи о том, что после поражения Турции придет конец и венгерскому господству в Хорватии. В июне и в октябре 1912 года в Загребе было совершено два неудачных покушения на венгерского королевского комиссара в Хорватии Цувая, пользовавшегося особой ненавистью у хорватов. В Словении известный писатель Иван Цанкар выступил в аудитории рабочего союза "Взаимность" с публичной лекцией "Словенцы и югославяне", в которой призвал к национальному объединению югославян в рамках свободной федеративной республики на началах полного равноправия всех составляющих ее стран. За это выступление Цанкар был обвинен в "нарушении общественного порядка" и осужден на неделю тюремного заключения, а рабочий союз, организовавший выступление писателя, был распущен.
      Победы союзников активизировали албанское национально-освободительное движение. В Северной Албании в Косово албанские вооруженные отряды действовали совместно с сербскими и черногорскими войсками. Однако в планы правящих кругов балканских стран не входило освобождение Албании, наоборот - ее территория с благословения великих держав рассматривалась как объект дележа. Стремясь "гарантировать албанскому народу его этническое и политическое существование", 28 ноября 1912 года всеалбанский конгресс во Влёре провозгласил независимость Албании.
      К исходу ноября все европейские владения Турции, за исключением осажденных крепостей Скутари, Янины и Адрианополя, были очищены от турецких войск. Разгром Турции стал свершившимся фактом. Турецкое правительство запросило мира. 3 декабря 1912 года было заключено перемирие.
      Между тем образование Балканского союза и успехи союзников в борьбе с Турцией вызвали в Берлине и Вене бешенство: вся австро-германская политика на Балканах рушилась, баланс сил явно склонялся в пользу России. Австро-Венгрия немедленно объявила о мобилизации половины резервистов и начала сосредоточивать войска на границе с Россией. Россия в ответ задержала демобилизацию 350 тысяч военнослужащих срочной службы. Из Берлина запросили Петербург: что означает этот шаг? Россия собирается произвести "пробу сил" (Kraftprobe)? Но тогда меряться силами придется и с Германией, которая своего союзника не оставит.
      Россия отступила. Наши вооруженные силы еще не были готовы к большой войне, кроме того, в Петербурге не были уверены в прочности Балканского союза. Российский МИД, чтобы не обострять отношения с Австро-Венгрией, рекомендовал Сербии быть умереннее в своих территориальных претензиях.
      6 декабря в Лондоне начались мирные переговоры между балканскими союзниками и Турцией. Одновременно была созвана конференция послов великих держав: Германии, Австро-Венгрии, Италии, Англии, России и Франции. Фактическая роль конференции заключалась в том, чтобы направлять и контролировать ход мирных переговоров в интересах великих держав.
      Дипломатическая борьба в Лондоне продолжалась восемь месяцев и была необыкновенно ожесточенной. Напомним - Европа уже стояла на пороге мировой войны, и противоречия между великими державами были обострены до предела. В этих условиях русская дипломатия вынуждена была действовать с большой осторожностью, с одной стороны, поддерживая требования балканских союзников, с другой - стремясь избежать осложнений в отношениях с Германией и Австро-Венгрией. Параллельно с участием в конференции послов, Россия вела переговоры с Австро-Венгрией, стремясь к устранению противоречий в русско-австрийских отношениях. В результате удалось уменьшить напряженность на австро-русской границе, прийти к соглашению по вопросу о предоставлении независимости Албании, достичь взаимопонимания по ряду других вопросов.
      17 декабря конференция послов приняла решение о создании автономной Албании под контролем шести европейских держав и с учетом особых интересов Австро-Венгрии и Италии. Появление этого нового субъекта международного права еще больше осложнило политическую ситуацию на Балканах. Сербия, Греция и Италия открыто претендовали на албанские территории, а король Черногории Николай планировал создать черногорско-албанское государство и возглавить его. Австрия желала максимального расширения границ независимой Албании, рассчитывая, что она станет противовесом Сербии. Эту позицию поддерживала Италия, но по другим соображениям: Албания рассматривалась в Риме как неоспоримая сфера влияния Италии.
      Россия выступала за максимальное расширение Сербии и Черногории, желая усилить своих потенциальных союзников. Вместе с тем Петербург оказывал жесткое давление на Черногорию, пытаясь заставить черногорского короля отказаться от намерения захватить албанский город Скутари. Император Николай II в личном письме черногорскому королю писал, что претензии Черногории на Скутари необоснованны, что Черногория не имела права предпринимать военные действия без разрешения России и что в этих условиях Россия не сможет оказать поддержки Черногории. Черногорский король ответил, что он готов освободить Россию от всех ее обязательств по отношению к Черногории. Подобный высокомерный тон правителя маленькой страны, которая самим фактом своего существования была целиком обязана России, для 1912 года был вполне объясним - военные успехи опьянили балканских правителей.
      Вдохновленные своими блестящими победами, они вели переговоры с турками предельно жестко: Турция должна полностью отказаться от всех своих европейских владений! Турки отчаянно сопротивлялись, но, оставшись в дипломатической изоляции, вынуждены были согласиться на все основные требования союзников.
      23 января 1913 года в Стамбуле произошел государственный переворот. Пришедшее к власти правительство "младотурок", ориентировавшееся на Германию, прервало мирные переговоры в Лондоне. 3 февраля 1913 года военные действия на Балканах возобновились.
      Вторая фаза войны носила позиционный характер. Болгары перестреливались с турками во Фракии. Греки после долгой осады взяли, наконец, 5 марта крепость Янину. Две сербские дивизии были переброшены под осажденный болгарами Адрианополь. 26 марта после ожесточенного трехдневного штурма Адрианополь был взят болгарскими и сербскими войсками. Весь гарнизон крепости во главе с ее комендантом Шукри-пашой сдался в плен.
      Победа под Адрианополем снова поставила Турцию перед угрозой катастрофы. 23 апреля 1913 года переговоры в Лондоне были возобновлены. В этот же день пала последняя турецкая крепость в Европе - Скутари (Шкодер). Ее гарнизон капитулировал перед черногорской армией.
      Возобновившиеся переговоры в Лондоне шли еще труднее, чем до перерыва. Международная обстановка в Европе была накалена. Ожесточенные споры вызывали все вопросы: о границах Албании, о независимости Македонии, о выходе Сербии к Адриатическому морю, о границах Болгарии, об островах Эгейского моря, о претензиях Румынии, о территориальной принадлежности Скутари (Шкодера). Противоречия между балканскими государствами накладывались на противоречия между великими державами. Подписание договора с Турцией затягивалось.
      Тогда министр иностранных дел Англии Эдвард Грей от имени конференции послов великих держав в ультимативном тоне заявил уполномоченным стран Балканского союза, что договор с Турцией необходимо подписать в том виде, в каком он предложен дипломатами великих держав. Кто откажется подписать его, пусть пеняет на себя, предупредил Грей. В результате давления великих держав 30 мая 1913 года в Лондоне был подписан прелиминарный мирный договор с Турцией. Османская империя теряла все свои владения в Европе за исключением небольшой территории к востоку от линии Энос-Мидия. Сербия не получила выхода к морю, а Черногория - Шкодера, в борьбе за который черногорские войска пролили столько крови. Территория Косово, где преобладало албанское население, была разделена между Сербией и Черногорией. Вопрос о границах Албании и вопрос о судьбе занятых греческими войсками островов в Эгейском море было поручено решить комиссии из представителей великих держав. Македонии было отказано в независимости, и страна оказалась фактически расчлененной между Сербией, Грецией и Болгарией.
      Решения Лондонской конференции, существенно повлиявшие на территориальное устройство Балкан, в целом были ущербными. Они явились источником одного из самых конфликтных вопросов на Балканах - так называемого албанского вопроса. Представители великих держав - участники Лондонской конференции позже признавались, что при определении границ Албании они руководствовались прежде всего стремлением избежать конфликта между двумя военно-политическими блоками - Антантой и Центральными державами, а интересы балканских народов были в очередной раз принесены в жертву интересам великих держав. Министр иностранных дел Англии Эдвард Грей так охарактеризовал эту ситуацию: "Я не сомневаюсь, что когда положение о границах Албании будет оглашено полностью, оно вызовет немало нареканий со стороны лиц, хорошо знакомых с местными албанскими условиями... Следует помнить, что при выработке этого соглашения важнее всего было сохранить согласие между самими великими державами". Как мы теперь знаем, согласие сохранить не удалось, и великие державы через год после подписания Лондонского соглашения начали мировую бойню. Тем не менее решения Лондонской конференции в отношении границ Албании до сих пор сохраняют свою силу.
      ВТОРАЯ БАЛКАНСКАЯ ВОЙНА (1913)
      Османская империя была повержена. Славянская реконкиста, начавшаяся в 1804 году Первым сербским восстанием, завершилась полным освобождением Балкан от турецкого ига. Победителям оставалось разделить захваченную добычу. Тут и прорвались давно копившиеся противоречия между балканскими союзниками.
      Яблоком раздора стала Македония.
      Уже в январе 1913 года сербские газеты, принадлежавшие австрофильской партии либералов и шовинистической тайной организации сербской военщины "Черная рука", развернули кампанию против сербо-болгарского союза. Правительство Пашича упрекали в излишней уступчивости болгарам в территориальном вопросе. Поток "патриотической" пропаганды нарастал с каждым днем. Такая же волна поднялась и в Болгарии. С обеих сторон выдвигались обвинения, псевдоисторические обоснования "исконных" прав, претензии на обладание Македонией.
      Эта полемика подогревалась Австро-Венгрией и Германией: развал Балканского союза являлся одной из главных текущих внешнеполитических задач этих государств. В беседах с сербскими высокопоставленными лицами австро-венгерские и германские дипломаты, поддерживая стремление Сербии получить выход к морю, настоятельно указывали путь не к Адриатике, а к Эгейскому морю - через Македонию и Салоники. Этот путь неизбежно толкал Сербию на конфликт с Болгарией.
      Аналогичная работа активно велась австро-венграми и немцами и в Софии. Болгарскому правительству советовали не уступать на переговорах с сербами и обещали всяческую поддержку Болгарии со стороны Австро-Венгрии и Германии. Но официальная позиция болгарского правительства оставалась неизменной: Болгария настаивала на точном соблюдении условий сербо-болгарского союзного договора 1912 года.
      Такая позиция Сербию не устраивала. 26 мая 1913 года сербское правительство специальным меморандумом потребовало от Болгарии пересмотра условий соглашения 1912 года, а через два дня, 28 мая, премьер-министр Сербии Н. Пашич выступил в скупщине с заявлением о том, что Сербия должна иметь общую границу с Грецией и поэтому договор с Болгарией должен быть пересмотрен в пользу Сербии. При этом Пашич фактически повторил слова своих австро-венгерских советников: Сербия, не получив выхода в Адриатику (кстати, прежде всего из-за противодействия той же Австро-Венгрии), может обеспечить себе торговый путь в Эгейское море через Македонию и греческий порт Салоники.
      Позиция Сербии нашла понимание в Греции. Во-первых, Афины не устраивал возможный переход всей Македонии под болгарскую юрисдикцию, а во-вторых, превращение Салоник в главную перевалочную базу сербской внешней торговли сулил немалые барыши. Сближение позиций двух государств привело к подписанию 1 июня 1913 года сербо-греческого союзного договора и военной конвенции, направленных против Болгарии. В Софии и в европейских дипломатических кругах эти документы однозначно расценили как антиболгарскую провокацию. Договор предусматривал раздел Македонии между Сербией и Грецией и установление общей границы между двумя государствами, а секретное приложение к договору - раздел Албании на сферы влияния Сербии и Греции.
      После подписания сербо-греческого договора скорая война с Болгарией фактически стала делом решенным. Политики, пресса, придворные круги, военщина, - все в один голос отвергали любые компромиссы в отношениях с Болгарией и требовали, чтобы сербская армия силой добилась решения "национальных задач". Только сербские социал-демократы выступили против братоубийственной межславянской войны, за объединение балканских народов в федерацию. Но сила была не на их стороне.
      В конце мая наследник престола Александр Карагеоргиевич посетил сербские войска, дислоцировавшиеся в Македонии. Выступая перед офицерами и солдатами с речами, он требовал немедленного решения спора с Болгарией. В освобожденных районах Косова и Македонии, в северной Албании сербские военные начали политику насильственной "сербизации". "Патриотическая" пресса обвиняла правительство Пашича в измене. Шовинистическая истерия в Сербии достигла максимального накала.
      Пашич медлил с решением. Будучи уже прочно связанным во внешней политике с Францией и Россией, сербское правительство радикалов было вынуждено считаться с мнением своих стратегических союзников.
      Между тем Россия не желала распада Балканского союза. Его создание было большим дипломатическим успехом Петербурга: союз славянских государств мог противостоять как Турции, так и Австро-Венгрии, и, опираясь на него, Россия могла бы эффективно обеспечивать свои интересы на Балканах, прежде всего в вопросе о черноморских проливах. В Петербурге стремились к урегулированию спора между Болгарией и Сербией мирным путем. Русская дипломатия искала пути решения проблемы. Признавая, что притязания Болгарии на Македонию имеют под собой географические и этнографические основания, Россия вместе с тем советовала болгарам пойти на уступки. Российский МИД предлагал немедленно созвать конференцию премьер-министров стран Балканского союза (Сербии, Черногории, Болгарии и Греции) и при посредничестве и арбитраже России (кстати, предусмотренном сербо-болгарским союзным договором 1912 года) найти выход из сложившегося положения, способный устроить все заинтересованные стороны. Беда, однако, была в том, что этих заинтересованных сторон было слишком много.
      Австро-Венгрию и Германию такое решение не устраивало. Политика этих государств была прямо направлена на разрушение Балканского союза, и рычаги влияния на ситуацию в Белграде, Софии и Афинах у них имелись.
      Англия и Франция, хотя и были заинтересованы в Балканском союзе как в барьере против австро-германской экспансии на Балканах, в то же время считали, что этот союз объективно способствует усилению влияния России.
      Российская дипломатия оказала жесткое давление на правительства Сербии и Болгарии. Император Николай II обратился к правителям Сербии и Болгарии с личным посланием, в котором предупреждал, что если они начнут братоубийственную войну, Россия сохранит за собой полную свободу действий, независимо от исхода конфликта. Сербский король Петр ответил, что требования Сербии не могут быть ограничены сербо-болгарским договором 1912 года. Болгарский царь Фердинанд обвинил Сербию в том, что она пытается лишить Болгарию плодов ее побед.
      Российский МИД требовал от сербского правительства немедленно принять предложение Петербурга о созыве конференции. Такие же усилия российские дипломаты предпринимали и в Софии. Но одновременно Австро-Венгрия заверила правительство Болгарии в том, что окажет поддержку его территориальным претензиям в Македонии. Болгария отклонила предложение России о созыве конференции премьер-министров стран Балканского союза и еще раз официально заявила, что продолжает настаивать на точном соблюдении условий сербо-болгарского соглашения 1912 года о разделе Македонии. Так как часть македонских территорий, которые по договору 1912 года должны были отойти к Болгарии, занимали сербские и греческие войска, Болгария потребовала немедленно пропустить ее войска в занятые сербами и греками районы юго-западной и южной Македонии.
      Сербия ответила отказом. Болгария срочно отозвала своего посла из Белграда. В России этот шаг сочли равносильным объявлению войны и изменой славянскому делу.
      29 июня командующий болгарской армией генерал Савов отдал войскам приказ о наступлении. В ночь на 30 июня 1913 года болгарские войска без объявления войны напали на сербские части, дислоцированные в Македонии.
      Так началась Вторая Балканская война. "Болгария была ответственна за открытие враждебных действий, - писал в своих мемуарах известный британский дипломат Дж. Бьюкенен. - Греция и Сербия вполне заслужили обвинение в преднамеренной провокации". (Дж. Бьюкенен. Мемуары дипломата. М., 1991, с. 109).
      Болгарская армия в первые дни войны терпела неудачи. Сербские и греческие войска оказали упорное сопротивление, и в Софии уже склонялись к тому, чтобы отвести армию из Македонии и объявить все случившееся пограничным инцидентом. Но в Белграде и Афинах восприняли действия Болгарии как манну небесную - наконец-то началась долгожданная драка, а теперь можно было изобразить себя "мучениками" и "страдальцами"! И Сербия, Греция, а затем и Черногория без колебаний официально объявили Болгарии войну.
      Оказавшись в исключительно тяжелом положении, с трех сторон отражая наступление союзников, болгарская армия отходила к старой границе. Практически все войска, которыми располагала Болгария, были брошены на фронт. И тут в дело вмешалась новая сила.
      В Румынии давно и пристально наблюдали за событиями, происходившими по ту сторону Дуная. Как и другие балканские государства той поры, она тоже бредила идеей создания великой державы - "Великой Румынии". Румыния имела территориальные претензии ко всем своим соседям - России, Австро-Венгрии и Болгарии. Но поскольку две первые страны были великими европейскими державами и могли легко поставить "Великую Румынию" на место, о претензиях к ним в Бухаресте до поры до времени предпочитали помалкивать. А вот Болгария считалась противником равновесным, но и тут румынское правительство действовало с осторожностью.
      Румыния благоразумно не стала ввязываться в Первую Балканскую войну: пусть сербы с болгарами дерутся с турками, а мы посмотрим, чья возьмет. Когда Турция была разгромлена, румынская депутация на Лондонской конференции заявила, что Румыния тоже внесла лепту в это дело, и потребовала учесть ее интересы. Румынам недвусмысленно указали на дверь... Тогда не выгорело - но уж сейчас-то игра беспроигрышная!
      Рассудив таким образом, Бухарест объявил войну Софии. Румынская армия навела переправы на Дунае и 14 июля 1913 года бодрым маршем двинулась в глубь Болгарии, абсолютно незащищенной с севера...
      Спустя несколько дней войну Болгарии объявила разбитая Турция - у нее появилась возможность взять реванш за разгром!
      Болгарские войска, окруженные со всех сторон, яростно сопротивлялись. Им удалось остановить наступление сербов на Софию и искусным маневром поставить в сложнейшее положение греков. Но с севера на Софию шла румынская армия, а турецкие войска взяли Адрианополь и всю Восточную Фракию...
      Болгария запросила мира. При посредничестве России 31 июля 1913 года было заключено перемирие, а через десять дней в Бухаресте завершились мирные переговоры. Болгария утратила практически все свои приобретения, завоеванные в Первой Балканской войне кровью тысяч болгарских солдат и офицеров. Македония была поделена между Сербией и Грецией. Турция вернула себе большую часть Восточной Фракии с Адрианополем. Так вовремя нанесшая удар в спину Болгарии Румыния прихватила Южную Добруджу - 8 тысяч квадратных километров болгарской территории.
      В Белграде могли торжествовать. В результате двух войн территория Сербии увеличилась с 48,3 до 87,3 тысяч квадратных километров, население с 2,9 до 4,4 миллиона человек. Главный соперник Сербии на Балканах - такая же православная и славянская Болгария - задвинута в угол. Правда, разрушен Балканский союз, но ведь он кроме России и Болгарии никому и не был нужен. Балканы теперь фактически были разделены на сферы влияния, усилились позиции Франции, Австро-Венгрии и Германии, а позиции России ослабли - но Россия-то здесь при чем? Когда она понадобится - тогда ее и позовем - пусть нас защищает, рассуждали в Белграде. Впрочем, более трезвые головы понимали, что звать Россию на помощь придется очень скоро: теперь Сербия лицом к лицу, фактически в одиночку, стояла перед могущественной Австро-Венгрией...
      ВЫСТРЕЛ В САРАЕВО (июнь 1914 года)
      Первые предчувствия большой войны в Европе появились, вероятно, сразу после поражения Франции в войне с Германией Бисмарка в 1871 году. Было очевидно, что борьба между Францией и Германией за гегемонию в Европе не закончилась. Было очевидно, что Франция не смирится с национальным позором, с утратой территорий, с усилением Германии. Страны Европы постепенно притягивались к разным полюсам. На одном из них стояла Франция, на другом Германия. И в Берлине, и в Париже плелись дипломатические интриги, главной целью которых являлось приобретение союзников и ресурсов для ведения войны. И подготовка реванша началась задолго до выстрела, прозвучавшего в Сараево июньским утром 1914 года....
      ...На 28 июня 1914 года был назначен визит в Сараево, столицу Боснии и Герцеговины, наследника австрийского трона эрцгерцога Франца Фердинанда. Уже накануне по городу поползли слухи, что во время визита эрцгерцога "должно что-то случиться".
      Прибыл поезд. Эрцгерцог с супругой, герцогиней Софией Гогенберг, урожденной графиней Хойтек, уселись в автомобиль. Приехавшие тем же поездом агенты охраны остались - неизвестно почему - на вокзале. Кортеж двинулся по улицам Сараево, впереди шла машина бургомистра. Ярко светило солнце, весь город утопал в цветах, черно-желтых флагах Габсбургов и красно-желтых боснийских. Из окон домов свисали яркие ковры, на каждом шагу виднелись портреты Франца Фердинанда, горожане в праздничных костюмах приветствовали наследника престола...
      Внезапно шофер эрцгерцога Лойка боковым зрением увидел, как одетый в черное человек (это был член "Молодой Боснии" серб Неделько Габринович) бросил в их направлении какой-то предмет. Лойка мгновенно нажал педаль газа, и машина рванулась вперед. Предмет упал на свернутую крышу автомобиля позади эрцгерцога, а затем скатился на мостовую. Оглушительный взрыв прогремел под колесами следующего автомобиля, в котором ехали высшие офицеры.
      - Стой! Стой! - закричал эрцгерцог, но Лойка помчался дальше и остановился только в безопасном, по его мнению, месте - у ратуши. Там, в окружении войск, построенных в каре, была назначена первая торжественная встреча с "отцами города". Не обращая внимания на окружающих и не отвечая на вопросы, Лойка сошел со своего места, чтобы осмотреть автомобиль. Несколько осколков попали в верхнюю часть бензобака, но не пробили его; другие - в левую половину кузова и свернутый верх.
      Эрцгерцог вполуха выслушал приветствие бургомистра и спросил иронически:
      - Как вы думаете, будет сегодня еще одно покушение на меня?
      Кортеж двинулся дальше. До сегодняшнего дня неясно, почему ведущая машина колонны, ехавшей с максимальной скоростью, на углу улицы Франца Иосифа неожиданно свернула вправо. Впоследствии шофер бургомистра объяснил это непониманием маршрута.
      - Стой! Не туда! Поезжай прямо! Скорее! - закричали Лойке находившиеся в машине генерал Потиорек, граф Гаррах и эрцгерцог.
      Растерявшийся шофер нажал на тормоз и остановился...
      "...Автомобиль эрцгерцога неожиданно остановился почти напротив нашей группы, - вспоминала в 1994 году 102-летняя чешка Хелена Навратилова-Плешутова. - Мы были изумлены. В нескольких шагах от нас молодой человек в темной одежде вынул из кармана револьвер и начал стрелять в направлении автомобиля. Наступило общее замешательство, люди с криками побежали в разные стороны. Никогда не забуду все увеличивавшегося кровавого пятна на белом платье эрцгерцогини. И свой ужас...
      Я видела, как полицейские волокли по земле покушавшегося. Его лицо было бледным.
      Вечером я боялась выйти из дома. По улицам ездили патрули конной полиции, весь город был охвачен страхом. Звонили колокола всех церквей. Мусульмане и хорваты вышли на улицы с портретами убитого Франца Фердинанда, кричали: "Долой сербов! Долой банду убийц!"
      Пуля пробила воротник мундира эрцгерцога, шейную артерию и застряла в позвоночнике. Вторая пуля пробила кузов и плотный корсет эрцгерцогини на правом боку. Эрцгерцогиня умерла первой. Эрцгерцог, которому пуля перебила шейную артерию, прожил на десять минут дольше.
      Убийцей оказался чахоточный боснийский серб Гаврила Принцип, член террористической группы "Молодая Босния". Полиция обнаружила свидетельства того, что пистолеты и бомбы группа заговорщиков получила от белградской тайной организации "Черная рука". Впрочем, резюме правительственной комиссии, организованной для расследования обстоятельства покушения, было кратким: "Охрана организована была из рук вон плохо. Правильнее сказать, ее вообще не было".
      Следы организаторов сараевского убийства прямо вели в Белград. Эта пугающая прямота и однозначность до такой степени бросались в глаза, что практически сразу вызвала у многих вопрос: а в Белград ли? Кто реально являлся вдохновителем сараевского убийства? Кто "заказал" Франца Фердинада? Париж? Берлин? Вена? Будапешт? Белград?
      На этот вопрос однозначного ответа нет до сих пор....
      ...Белград?
      В результате переворота и цареубийства 1903 года значительное влияния в Сербии получила шовинистическая организация "Народна Одбрана". Но и ее ультрарадикальный "сербизм" для некоторых ее членов был недостаточен. В 1910 году эти экстремисты создали тайную офицерскую организацию фашистского толка "Объединение или смерть" ("Черная рука"), во главе с полковником Драгутином Дмитриевичем-Аписом. Свое зловещее название "Черная рука" получила по своей символике: на печати организации была изображена мускулистая рука черного цвета, держащая знамя. В центре знамени - череп со скрещенными костями, по краям - нож, бомба и флакон с ядом.
      Организация имела жесткое конспиративное устройство - "тройки", "пятерки", Верховную управу.... "В "Бесах" Достоевского мечты Верховенского о пятерках и тройках, которыми нужно засыпать всю Россию, звучат жутким бредом. Сербская военщина сумела воплотить этот бред в жизнь", - пишет Н. П. Полетика (Н. П. Полетика. Сараевское убийство. М., 1930).
      Членами Верховной центральной управы "Черной руки" являлись:
      полковник Илья Радивоевич, шеф Белградской жандармерии (убит в 1913 году);
      полковник Драгутин Димитриевич, шеф военной разведки Генштаба;
      полковник Милан Милованович, помощник начальника Генштаба;
      полковник Илия Йованович;
      полковник Радое Лазич;
      полковник Чедомир Попович;
      полковник Велемир Велич;
      майор Вуйо Танкосич (именно он передал убийцам эрцгерцога Франца-Фердинанда оружие и бомбы);
      майор Милан Васич (руководитель подпольной школы диверсантов);
      Богдан Раденкович, вице-консул Сербии в Салониках;
      Люба Йованович, главный редактор газеты "Пьемонт".
      К началу 1914 года в рядах "Черной руки" насчитывалось более 2000 членов, в их числе - начальник Генерального штаба воевода Радомир Путник и 9 генералов.
      "Черная рука" сразу же начала создавать сеть тайных просербских организаций на Балканах. Одной из таких организаций стала "Молодая Босния" ("Млада Босна"). Ее деятельность направлял из Белграда умелой рукой полковник Драгутин Димитриевич-Апис, шеф сербской военной разведки.
      В результате двух Балканских войн, обе из которых завершились победой Сербии, влияние экстремистски настроенных "черных полковников" чрезвычайно возросло. "Создалась "ситуация безответственных факторов", - пишет Н. П. Полетика, - когда страной правили не те, кто официально стоял у кормила власти, а всюду, во всех областях государственной жизни, во всех винтиках государственного аппарата всем руководила тайная организация, направлявшая внешнюю и внутреннюю политику государства, не считаясь с конституцией и парламентом, в интересах избранных кругов военщины, находившейся в личной дружбе с сербским престолонаследником Александром" (Н. П. Полетика. Сараевское убийство. М., 1930, с. 167).
      Офицеры-шовинисты потребовали для армии права на управление завоеванными территориями в Македонии и протестовали против создания там гражданских властей. Это военное "управление", а по существу - жесточайший оккупационный режим, привело к тому, что осенью 1913 года в западных областях Македонии и в Косово вспыхнуло восстание против политики насильственной "сербизации". Напряженность между военными и гражданскими властями в Сербии росла.
      Лидер "Черной руки" полковник Дмитриевич, враждебно относившийся к премьер-министру Николе Пашичу, направил свои действия на разжигание войны на Балканах. В Боснию из Сербии тайно доставлялось оружие, на ее территории создавалась агентурная сеть. Многочисленные сербские тайные организации вели шовинистическую пропаганду и готовили провокации. В итоге эта деятельность слабо повлияла на "освобождение и объединение", зато способствовала росту национальной вражды между югославянскими народами Австро-Венгрии.
      "Черные полковники" упорно толкали Сербию к новой войне. Газета "Пьемонт", печатный орган "Черной руки", писала еще в 1912 году: "Война между Сербией и Австро-Венгрией неизбежна. Если Сербия желает сохранить свою честь, она может сделать это только через войну. Это война наших традиций и нашей культуры. Эта война происходит из долга нашего народа..." ("Долг народа"... Народ, заметим, никогда никому ничего не должен - это ему все должны: и премьеры, и офицеры, и чиновники.)
      По инициативе "черных полковников" в июне 1914 года 70-летний король Петр был вынужден передать власть принцу-регенту Александру. В июле 1914 года начальник Генштаба сербской армии Путник потребовал от короля отставки премьер-министра Николы Пашича, чей курс уже казался экстремистам недостаточно "сербским". Только вмешательство российской дипломатии и заступничество принца-регента Александра сохранило кабинет Пашича.
      Авантюристы были убеждены: начнем войну, за нас заступится Россия, а за спиной России мы непобедимы! Но мозги первых лиц государства, к счастью, подобная горячка не поразила: в Сербии ясно отдавали себе отчет, что армия ослаблена двухлетними Балканскими войнами 1912-1913 годов, запасы снарядов расстреляны. Сербское правительство даже предостерегло Вену относительно поездки эрцгерцога в Сараево, но на это предостережение там не обратили внимания. Однако официальный Белград не осудил убийство и не выразил соболезнования австрийскому двору, а белградские газеты откровенно злорадствовали по поводу гибели Фердинанда...
      Знал ли Пашич о готовящемся покушении на Франца Фердинанда? Споры об этом ведутся давно. Но ведь известно, что как в Сербии, так и за ее пределами существовали силы, желавшие бросить тень на сербского премьера. Вряд ли Пашич знал о том, что затевают заговорщики. Все (или почти все) о сараевском убийстве знал, скорее всего, только "черный полковник" Апис. Он, пожалуй, знал даже слишком много, а такие люди редко доживают до старости.
      В декабре 1916 года принц-регент Александр, опираясь на тайную организацию "Белая рука" во главе с полковником Петром Живковичем, арестовал Димитриевича. Между тем французское правительство начало секретные переговоры с Австро-Венгрией о заключении сепаратного мира. Против этого ничего не имело и сербское правительство, которое решило сделать "жест доброй воли": в конце мая - начале июня 1917 года военный суд в Салониках приговорил полковника Димитриевича-Аписа и других непосредственных организаторов сараевского убийства к расстрелу. (Подробнее об этом см.: Живанович М. Пуковник Апис. Солунски процес хильаду девесто седамнаесте. Београд, 1955; Нешкович Б. Истина о Солунском процесу. Београд, 1953.)
      ...Вена?
      В 1914 году императору Франц Иосифу шел 86-й год. Он был дряхл физически и умственно. Уже 66 лет он стоял во главе империи, вступив на престол в 1848 году. Наследником Франца Иосифа должен был стать Франц Фердинанд.
      Многие исследователи отмечают, что день визита эрцгерцога в Сараево 28 июня - для Сербов был "Видов даном", памятным и трагическим днем в истории сербского народа - именно в этот день состоялась битва на Косовом поле. Торжества в Сараево по случаю визита эрцгерцога, устроенные именно в день национальной скорби, в этой ситуации выглядели как явная провокация. Кто же это придумал? Ведь лучшего повода для сербских националистов было трудно найти!
      Нет сомнения, что некоторые круги в Вене мечтали об устранении эрцгерцога - по многим причинам его восшествие на престол после кончины Франца Иосифа I было нежелательно. Но легальными, правовыми способами это сделать было невозможно. Многие влиятельные лица при дворе ненавидели Франца Фердинанда и его морганатическую супругу. Сам престарелый император, Франц Иосиф, тоже не переносил наследника трона. Эрцгерцог, имевший должность генерального инспектора армии, с явным нетерпением ожидал ухода императора с политической сцены. В своем замке Конопиште он организовал собственную военную канцелярию, скомплектовал "теневой кабинет", все серьезнее включался в иностранную политику, проталкивал своих людей на ключевые посты.
      Некоторые весьма влиятельные круги в Вене желали войны с Сербией и искали только повода для этого. "Ну, теперь мы сведем счеты с Сербией!" радостно воскликнул министр иностранных дел Австрии граф Бертхольд, узнав об убийстве Франца-Фердинанда. С таким же энтузиазмом эту весть восприняли и в Берлине. Это лишний раз показывает, насколько безответственны были европейские политики образца 1914 года и до какой степени они не представляли себе всей глубины открывшейся перед ними пропасти. Любопытно, что и в наше время, в начале XXI века, в среде европейских лидеров, похоже, снова появилась генерация подобных недоумков. Во всяком случае, агрессия НАТО против Югославии в 1999 году заставила об этом всерьез задуматься.
      ...Будапешт?
      Убийство эрцгерцога вызвало в Будапеште взрыв ликования. Исчез наиболее одиозный политический деятель, так ненавидевший венгров!
      Будучи автономным государством в составе австро-венгерской "дуалистической монархии", Венгрия имела собственные парламент и правительство. Ее правящие круги крайне опасались преобразования "дуалистической" Австро-Венгрии в "триалистическую" Австро-Венгро-Югославию. Идея триализма имела немало сторонников, ее вполне разделял и наследник Франц Фердинанд. Его восшествие на престол грозило Венгрии утратой ее гегемонии в Хорватии и других славянских землях.
      Существовали и внешнеполитические причины, которые толкали радикальных венгерских деятелей на обострение международной обстановки. Эти деятели открыто требовали уничтожения Сербии, "мешавшей дышать" Венгрии. Убийство эрцгерцога давало возможность раз и навсегда покончить с ненавистной Сербией. Венгерский лидер граф Тиса, опытный и беспринципный политик, был душой "военной партии" в Австро-Венгрии.
      Желание Венгрии совпадало с интересами Германии. Судьба последней зависела от поставок нефти с Ближнего Востока, и Германия очень хотела, чтобы стратегическая железнодорожная магистраль Берлин - Багдад находилась полностью под ее контролем. Сербия была нежелательным препятствием на Балканах, которое надо было убрать. А при натянутых австро-сербских отношениях можно легко спровоцировать инцидент и раздуть его...
      ...Берлин?
      Вопрос о "предупредительной войне" для Германии с каждым годом становился все более актуальным. Во-первых, время работало на ее противников - Россия становилась все более сильной. Во-вторых, Германия стремилась к экспансии на Ближний Восток, осью которой являлась железная дорога Берлин - Багдад, проходившая через территорию Сербии. В этих условиях Сербия попадала в сферу стратегических интересов Германии, и контроль за ней должен был быть установлен любой ценой. В-третьих, австрийскому императору Францу Иосифу уже стукнуло 85 лет. Сколько он еще протянет? А после его смерти наследником станет Франц Фердинанд, женатый на чешке. Известно, что Франц Фердинанд симпатизирует славянам, зато ненавидит венгров, евреев и итальянцев, а главное - холодно относится к Германии. Можно ли рассчитывать, что такой император Австрии останется союзником Германии? А в одиночку Германии с Антантой не справиться...
      ...Париж?
      В 1913 году президентом Франции стал Раймон Пуанкаре. Он был уроженцем Лотарингии - французской провинции, которая после войны 1870-1871 годов отошла к Германии. Те, кто еще надеялся на невозможность "всеевропейского безумия", горестно опустили головы - оголтелый милитарист, Пуанкаре имел прозвище "Пуанкаре-война". Для этого фанатичного человека мечта о войне с Германией превратилась в манию, и он готов был развязать ее любой ценой.
      Логика Пуанкаре выглядела достаточно прямолинейно: если между Россией и Германией начнется война, то у Франции появится возможность вернуть себе Эльзас и Лотарингию. Избрание Пуанкаре означало жесткую линию по отношению к Германии, активизацию борьбы за гегемонию Франции в Европе, разворачивание широкой пропаганды войны и рост шовинистических настроений. Пуанкаре немедленно реорганизовал министерство иностранных дел, установил жесткий личный контроль за внешней политикой Франции, приступил к усилению армии и укреплению франко-русского союза.
      В Париже знали, что германский генштаб в случае войны планирует моментально разбить Францию, а затем сосредоточить все силы против России. Поэтому французы постоянно убеждали Петербург в необходимости разработки наступательной стратегии, чтобы Россия смогла максимально быстро провести мобилизацию и нанести решающий удар немцам еще до того, как те разгромят французскую армию. Как мы помним, эта "наступательная стратегия" по-французски завершилась гибелью русской армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии в августе 1914 года.
      Весной 1914 года Франция, по оценкам ее военных специалистов, "достигла предела своего военного могущества". Пора было начинать войну. Но как добиться поставленной задачи? В Париже хорошо понимали, что если Франция начнет войну, то она навсегда войдет в историю с клеймом агрессора. Против нее обратится общественное мнение всех стран Европы, в том числе и французов. Моральные издержки будут колоссальны, кроме того, все может кончиться революцией - Парижскую коммуну 1871 года никто еще не забыл. Значит, Германию надо было спровоцировать на войну, но так, чтобы при этом в войну неизбежно была бы вовлечена Россия. Без России воевать смысла не было, своих сил у Франции не хватит. Население Франции увеличивалось гораздо медленнее, чем в Германии, поэтому для Парижа союз с Петербургом был жизненно необходим: Россию рассматривали главным поставщиком пушечного мяса во имя интересов Франции.
      Как гарантированно втянуть Россию в войну? За Францию и за ее интересы Россия воевать не будет, общественное мнение России такую войну не примет. А вот за свои интересы на Балканах и за братскую Сербию она обязательно будет воевать: отзывчивое русское сердце непременно тронет красивая легенда о "маленькой бедной и невинной Сербии, которую хотело пожрать империалистическое чудовище - Австро-Венгрия" (Н. П. Полетика. Сараевское убийство. М., 1930, с. 43). Да и где еще можно найти повод к войне, как не на Балканах? Тем более что там много друзей Франции. Например, некий полковник - шеф сербской военной разведки (о том, как и через какие организации осуществлялась связь сербских экстремистов с их парижскими "братьями" см.: Н. П. Полетика. Сараевское убийство. М., 1930, с. 176-177). Кроме того, к 1914 году французское влияние в Сербии достигло таких размеров, что страна оказалась полностью зависимой от Франции в финансовом отношении.
      Когда говорят об ответственности за развязывание Первой мировой войны, то обычно высказываются различные мнения. Часто главным виновником называют Германию. Гораздо правильнее мнение о том, что в развязывании войны повинны все великие державы - каждый внес свою лепту. Но похоже, что именно Франция в наибольшей степени была заинтересована в этой катастрофе.
      ...И еще одно
      Эрцгерцог Франц Фердинад был обречен. Он знал об этом еще тогда, когда 28 июня 1914 года выходил на перрон сараевского вокзала, он знал об этом и гораздо ранее....
      "Эрцгерцог боялся покушений... Он даже застраховал от покушения свою жизнь.... Он знал, что масонские организации приговорили его как главу воинствующей католической партии к смерти и даже читал этот свой смертный приговор:
      "Эрцгерцог не будет царствовать... Он умрет на ступеньках трона"". (Н. П. Полетика. Сараевское убийство. М., 1930, с. 11).
      ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА (1914-1918)
      "Если в Европе начнется война, - сказал как-то Бисмарк, - то она начнется из-за какой-нибудь проклятой глупости на Балканах". И вот долгожданная "проклятая глупость" случилась. Убийство в Сараеве стало поводом для развязывания мировой войны, к которой Европа последовательно и неукоснительно шла с 1870-х годов.
      23 июля 1914 года правительство Австро-Венгрии объявило Сербии ультиматум, часть требований которого были заведомо неприемлемы для Сербии. В частности, Белграду предлагалось прекратить массированную антиавстрийскую пропаганду, распустить националистическую организацию "Народна Одбрана", уволить с официальных постов организаторов антиавстрийской пропаганды, арестовать офицеров-организаторов убийства Франца Фердинанда и допустить официальных представителей Австро-Венгрии на территорию Сербии для расследования обстоятельств подготовки покушения на эрцгерцога.
      Для ответа на ультиматум давалось 48 часов. Одновременно правительство Австро-Венгрии начало подготовку ко всеобщей мобилизации.
      В Белграде поняли, что игры в "национальную революцию" зашли слишком далеко и пришла пора отвечать за свои слова и дела. Сербское правительство заметалось. Принц-регент Александр обратился к своему дяде - королю Италии, прося его выступить в роли посредника по урегулированию конфликта. Одновременно сербское правительство связалось с Петербургом. "Мы не можем защититься сами, - писал принц-регент Александр в своем личном обращении к Николаю II, - поэтому умоляем Ваше величество оказать нам помощь как можно скорее. Ваше величество столько раз раньше уверяло в своей доброй воле, и мы тайно надеемся, что это обращение найдет отклик в вашем благородном славянском сердце". Вероятно, в Петербурге в каком-нибудь благородном славянском сердце все же возник вопрос - если вы не можете защититься сами, то тогда зачем вы провоцировали войну? Но времени для дискуссий не было срок, отведенный Веной для раздумий, неумолимо истекал...
      На экстренном заседании русского правительства было решено оказать Сербии всестороннюю дипломатическую помощь. По совету России сербы пошли на уступки. Из десяти требований австрийского ультиматума Белград безоговорочно принял восемь, одно - с оговорками. Однако Сербия отказалась удовлетворить совсем неслыханное в международной практике требование: допустить представителей Австро-Венгрии к расследованию на территории Сербии обстоятельств покушения на эрцгерцога Фердинанда. Сербское правительство предложило рассмотреть этот спорный вопрос в международном суде в Гааге.
      25 июля, через 30 минут после получения сербского ответа посол Австро-Венгрии в Белграде барон Гизль фон Гизлингер заявил, что этот ответ неудовлетворителен и дипломатическая миссия Австро-Венгрии вынуждена в полном составе покинуть Белград: отношения разорваны...
      Последние часы мира в Европе истекают. Сербское правительство ведет постоянные консультации с Петербургом. Русский министр иностранных дел Сазонов обсуждает с французским послом Морисом Палеологом и английским послом Джорджем Бьюкененом текст австрийского ультиматума Сербии. "Это европейская война", - говорит Сазонов. Только что в Петербурге побывал французский премьер Раймон Пуанкаре. Этот визит продемонстрировал полное единство взглядов Парижа и Петербурга на все европейские проблемы. Обе стороны торжественно подтвердили свои обязательства друг перед другом. Иными словами, Франция и Россия в поддержке Сербии готовы не останавливаться перед европейской войной. Впрочем, если Антанта проявит твердость - войны не будет: германцы побоятся... Англия солидарна с этой позицией: "Если мы будем твердо стоять на позиции поддержки Франции и России - войны не будет, так как Германия сразу смягчит свои позиции".
      Из Петербурга в Белград летит телеграмма: начинайте мобилизацию, проявите твердость - помощь будет...
      "Твердость"! Это слово витало в умах всех европейских лидеров, забывших, что есть еще и слово "ответственность". "Слабость по отношению к Германии всегда приводит к проблемам, и единственный путь избежать опасности - проявить твердость", - заявлял Пуанкаре. Между тем в Вене "твердые" политики были убеждены, что никакой помощи сербам не будет. "Австрия намеревается предпринять решительные шаги по отношению к Сербии, полагая, что Россия ограничится словесным протестом и не предпримет силовых мер по защите Сербии", - сообщал посол Италии в России. "Россия только угрожает, поэтому мы не должны отказываться от наших действий против Сербии", - полагал начальник австрийского генштаба Конрад фон Гетцендорф.
      Германский кайзер и его ближайшие советники активно подталкивали Вену к решительным действиям, уверяя, что Россия к войне не готова: "Для Австрии наступило время, когда решается ее судьба... Мы согласны на любые меры, которые должны быть предприняты, даже перед угрозой войны с Россией... Сербы - азиаты, лживые люди... Австрия должна оккупировать Белград, взять его в залог, чтобы сербы могли выполнить свои обещания".
      Венгерский премьер-министр граф Иштван Тиса топал ногами: "Монархия должна принять энергичные решения и продемонстрировать свою способность выживать и положить конец невыносимым условиям на юго-востоке". На юго-востоке была Сербия...
      По всем крупным городам Австро-Венгрии прокатилась волна массовых антисербских манифестаций. Сербов именовали не иначе, как "бандой убийц". В Вене толпа демонстрантов сожгла сербский флаг и чуть было не разгромила посольство Сербии. В некоторых городах Боснии и Герцеговины, Хорватии, Воеводины начались сербские погромы. В Боснии при покровительстве правительства создавались добровольческие отряды из числа мусульман, которые устроили настоящий террор по отношению к сербскому населению. Все сербские общества и объединения - культурные, спортивные, просветительские (многие из которых создавались при активном участии сербской разведки и на деньги Белграда) были распущены, а их имущество конфисковано.
      28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В ночь с 28 на 29 июля австрийская дальнобойная артиллерия и мониторы Дунайской флотилии начали обстрел Белграда. 1 августа в войну вступили Германия и Россия, 3 августа Франция, 4 августа - Англия, 5 августа - Черногория. Так началась Первая мировая война - одна из величайших социальных катастроф ХХ века.
      "Подавляющее большинство народов сами по себе миролюбивы, но события вышли из-под контроля и камень покатился", - развел руками германский канцлер Бетман-Гольвег - один из тех "твердых", а точнее, твердолобых, политиков, которые только что сами столкнули этот камень с горы, а теперь растерянно наблюдали за вызванной этим камнем лавиной...
      12 августа австрийские войска под командованием генерала Потиорека начали широкомасштабное наступление на Белград. Сербская армия во главе с воеводой Радомиром Путником упорно оборонялась. 16 августа произошло кровопролитное сражение на Церском хребте. Австрийцы были остановлены. После четырех дней ожесточенных боев сербы перешли в контрнаступление и к 24 августа отбросили австро-венгров на исходные рубежи.
      Потери австрийцев в Церском сражении были столь ощутимы, а победа сербов столь ошеломляюща, что несколько месяцев австро-венгерское командование не решалось предпринимать никаких попыток перейти в новое наступление. До осени 1914 года военные действия на сербском фронте носили позиционный характер. В начале ноября сербские и черногорские войска попытались начать наступление на Сараево. Легко отбив его, австрийцы перешли в наступление. К этому времени сербская армия уже испытывала острейший недостаток боеприпасов - все стратегические ресурсы страны были исчерпаны в годы балканских войн, и за те десять месяцев, которые были у Сербии до начала Первой мировой войны, существенно восполнить убыль боеприпасов и снаряжения было невозможно. В результате уже в ноябре 1914 года на 100 артиллерийских выстрелов австрийцев сербы отвечали одним.
      2 декабря австрийцы вошли в Белград. Сербская армия продолжала отступать, и от катастрофы ее спасли только вовремя подоспевшие грузы снарядов и боеприпасов, доставленные из России судами по Дунаю и из Франции через греческий порт Салоники. 3-5 декабря на правом берегу реки Колубара разыгралось решающее сражение, в ходе которого сербы нанесли сокрушительное поражение австро-венгерским войскам. Преследуя разбитого противника, сербская армия освободила Белград и полностью очистила территорию страны от войск противника, остановившись на рубеже австро-сербской границы.
      Два крупных поражения подряд и огромные потери (в 1914 году на сербском фронте австрийцы потеряли 227 тысяч человек), которые понесли австрийцы на сербском фронте в течение 1914 года, надолго стабилизировали положение. На время отказавшись от активных действий против Сербии, австрийцы направили часть своих сил отсюда на русский фронт. Сербия получила небольшую передышку.
      7 декабря 1914 года сербское правительство опубликовало так называемую Нишскую декларацию, в которой заявило о целях войны: Сербия ведет борьбу "за освобождение и объединение всех наших порабощенных братьев сербов, хорватов и словенцев". О принципах объединения в декларации не говорилось совершенно сознательно: ведь речь шла о создании "Великой Сербии" во главе с династией Карагеоргиевичей, а не о федерации югославянских народов, и в Белграде прекрасно понимали, что эта идея восторга у братьев хорватов и словенцев не вызовет. Приходилось до поры до времени обходить этот острый вопрос.
      Из всех политических сил Сербии только социал-демократы продолжали выступать за Балканскую федерацию равноправных демократических республик.
      Пока на австро-сербском фронте наблюдалось затишье, а русские войска вели ожесточенные бои в Карпатах с переброшенными из Сербии австро-венгерскими частями, сербское правительство приступило к реализации давно вынашиваемых планов по созданию зоны сербского влияния в Албании. Оно настойчиво добивалось от союзников по Антанте санкций на оккупацию "стратегических пунктов" на территории формально независимой Албании. В июне 1915 года сербские войска вошли в Албанию и заняли ее столицу Тирану. Одновременно в Северную Албанию вошли черногорские войска, занявшие Скутари (Шкодер) и бассейн реки Бояны (Буны). При этом из-за раздела сфер оккупации дело едва не дошло до вооруженного столкновения между сербскими и черногорскими частями.
      Эти успехи в решении "национальных задач" были достигнуты на фоне чудовищного разрушения экономики страны. В армию было призвано практически все мужское население Сербии, был реквизирован весь тягловый скот. Посевная 1914 года фактически была сорвана, и уже осенью 1914 года в стране начал ощущаться недостаток продовольствия. К началу 1915 года цены на хлеб выросли в пять раз. Особенно страдало от этого городское население. Города были заполнены беженцами из западных районов страны. Начались эпидемии, к лету 1915 года от болезней умерло около 130 тысяч человек. Впрочем, тяготы военного времени мало касались тех "патриотических" кругов Сербии, которые приложили немало усилий для развязывания войны - здесь вовсю скирдовали деньги, вырученные от военных поставок. Скандал вызвала крупная афера с поставками в армию гнилой обуви, организованная миллионерами-"патриотами" братьями Иличами. Другую группу патриотов-хлеботорговцев за поставки армии гнилой муки только после вмешательства скупщины удалось отдать под суд. (Подробнее об этом см.: Т. Кацлерович. Милитаризам у Србиjи. Афере и скандали. Београд, 1953.)
      Населением Македонии война рассматривалась исключительно как сербское дело. Македонцы массово уклонялись от мобилизации, а призванные в армию дезертировали при каждом удобном случае или сдавались в плен. Сербское военное командование считало македонцев настолько ненадежными солдатами, что использовало их в основном для несения тыловой службы.
      Дезертиры-македонцы уходили в горы либо бежали в Болгарию. Активизировалась деятельность Внутренней македонской революционной организации (ВМРО). ВМРО создавала в горах вооруженные партизанские отряды, которые нападали на сербских жандармов. При этом часть деятелей ВМРО добивалась образования автономной Македонии, в то время как другая стремилась к объединению Македонии с Болгарией. С молчаливого согласия болгарских властей это крыло ВМРО создало базу на территории Болгарии, откуда македонские партизаны совершали диверсионные вылазки в Македонию.
      Болгария медлила с вступлением в войну. Поражение во Второй Балканской войне и национальное унижение, которому подверглась страна со стороны бывших союзников, не были забыты и прощены болгарским обществом. Царь Болгарии Фердинанд после подписания Бухарестского мира, завершившего Вторую Балканскую войну, мрачно изрек: "Ma vengence sera terrible!" ("Моя месть будет ужасна!"). Время мести, казалось, пришло, но кидаться в гущу общеевропейской драки во имя германских интересов болгары не спешили.
      Несмотря на разгром 1913 года и большие человеческие и материальные потери, Болгария оставалась важным фактором балканской политики. От ее позиции фактически зависела судьба Балкан. Понимая это, дипломатия Антанты и центральных государств развернула небывалую по активности деятельность. Понимая уязвимую сторону болгар, Антанта настойчиво добивалась от сербского правительства уступок в македонском вопросе в пользу Болгарии (как будто это нельзя было сделать год назад!). Сербия должна была вернуться к положениям сербо-болгарского договора 1912 года и вернуть Болгарии предусмотренные этим договором македонские территории. Взамен Антанта предлагала сербам в качестве компенсации территории Боснии и Герцеговины и выход на Адриатику.
      Правительство радикалов колебалось. Созвав 16 августа 1915 года заседание скупщины, Пашич ознакомил депутатов с ходом переговоров с Антантой по вопросу о Македонии. При обсуждении этого вопроса даже крайние националисты пошли на попятную, и правительству была предоставлена полная свобода рук. Но и после этого сербские представители на переговорах с Антантой продолжали упираться и мелочно торговаться буквально из-за каждого сантиметра македонской территории.
      Пока дипломаты стран Антанты пытались переупрямить сербов, представители Центральных держав вели гораздо более успешные и плодотворные переговоры с Болгарией. Умело играя на национальных чувствах болгар, Германия предложила болгарам не часть, а всю Македонию, и вдобавок - часть сербской территории. К тому времени ситуация на фронтах складывалась вполне благоприятно для Центральных держав: Россия потерпела летом 1915 года поражение, Франция вела изнурительную позиционную войну. Италия, вступив в апреле 1915 года в войну на стороне Антанты, тут же потерпела ряд сокрушительных поражений от австрийцев. Чаша весов, казалось, склонялась в пользу Берлина и Вены. К тому же французские банки еще летом 1914 года отказали Болгарии в финансовой помощи, на чем настаивала Россия, и этот шаг не замедлил отразиться на позиции Софии. Болгария решилась...
      6 сентября 1915 года был подписан договор о союзе между Германией и Болгарией. 5 октября австро-венгерские войска под командованием генерала Макензена, прервав долгое затишье, начали наступление на Белград. Спустя несколько дней болгарская армия вторглась в Сербию и Македонию.
      Через две недели боев сопротивление сербской армии было сломлено на всех участках фронта. Англо-французский экспедиционный корпус, попытавшийся из Салоник пробиться на помощь сербам, был разгромлен болгарскими войсками и отброшен. К началу ноября Сербии фактически не существовало. Огромные массы населения превратились в кочующих по разоренной стране беженцев, пытавшихся укрыться от надвигавшихся с трех сторон вражеских войск. Правительство металось из одного города в другой и, наконец, перебралось в Черногорию, а оттуда - в Албанию. Зимой 1915-1916 годов остатки разбитой сербской армии ценой неимоверных усилий перебрались через заснеженные албанские горы и были эвакуированы кораблями союзников на греческий остров Корфу. Здесь собралось 120 тысяч сербских солдат и офицеров - все, что уцелело от 500-тысячной армии.
      Оставшаяся без союзника Черногория обратилась к Австро-Венгрии с предложением мира. В ответ Вена выдвинула требование полной капитуляции Черногории. Черногорский король Николай, не решившись на этот шаг и не видя возможности продолжать сопротивление, покинул страну вместе с частью правительства и военного командования. Деморализованная армия разошлась по домам, часть солдат попала в плен к австрийцам. В январе - феврале 1916 года Черногория была полностью оккупирована австро-венгерскими войсками.
      Военная катастрофа вызвала серьезную политическую перегруппировку в сербских правящих кругах. Принц-регент Александр Карагеоргиевич, опираясь на своих приверженцев - тайную офицерскую организацию "Белая рука" полностью сменил командование армией во главе с Радомиром Путником.
      В 1916 году реформированная сербская армия была переброшена в Северную Грецию, где греческие, французские и русские войска совместно с сербами образовали так называемый Салоникский фронт. Позиционная борьба на Салоникском фронте продолжалась до осени 1918 года. 14 сентября союзные войска прорвали Салоникский фронт и начали преследование отступающей и деморализованной австро-венгерской армии. 1 ноября сербские войска вступили в Белград.
      Спустя три дня Австро-Венгрия капитулировала.
      Последствия пяти лет войны для Сербии были катастрофичными. Из 800 тысяч мобилизованных в армию мужчин погибли 369 818, то есть почти половина. Общие потери Сербии в войне с учетом потерь гражданского населения составили 1 миллион человек - при том, что перед войной население страны насчитывало 4,4 миллиона человек. Экономика была разрушена, более половины промышленных предприятий вышли из строя. Общий ущерб Сербии, нанесенный войной, превысил 6 миллиардов французских франков.
      НА ПУТИ К ЮГОСЛАВИИ (1918-1920)
      С самого начала Первой мировой войны часть словенских и хорватских политических деятелей сделала ставку на победу Антанты. Вынужденные в условиях войны бежать из Австро-Венгрии, они создали в Риме (Италия) и Нише (Сербия) два политических центра югославянской эмиграции. В январе 1915 года на базе римского центра был создан Югославянский комитет, в который вошли крупные политические деятели Хорватии, Далмации, Боснии и Герцеговины, Словении.
      Перебравшись в Лондон, Югославянский комитет развернул активную политическую деятельность. От имени югославянских народов Австро-Венгрии он вел переговоры с правительствами стран Антанты, с правительством Сербии, устанавливал связи с югославянской диаспорой в США и Южной Америке, содействовал вербовке добровольцев в сербскую армию и сбору средств для Сербии и Черногории. Филиалы Югославянского комитета были открыты в Петрограде, Париже, Женеве, Вашингтоне.
      Деятельность Югославянского комитета вызвала самый живой отклик у югославянских народов Австро-Венгрии. С его деятельностью солидаризировались все крупнейшие политические партии Хорватии и Словении.
      Несмотря на существовавшие различия во взглядах на послевоенное будущее югославянских земель, лидерам комитета сообща удалось разработать программу создания государства южных славян на принципах федерации. Идея федеративной Югославии была выдвинута в противовес идее "Великой Сербии", которой придерживались правящие националистические круги Белграда.
      Естественно, что Югославия могла быть создана только при условии распада Австро-Венгрии. Но эта перспектива не устраивала финансовые круги Парижа и Лондона, тесно связанные с банкирскими домами Вены. Находившиеся под их влиянием правительства Англии и Франции также не допускали возможности распада "лоскутной монархии". Другим аргументом против создания Югославии были опасения Англии и Франции, что это укрепит позиции России на Балканах. Самым же решительным противником создания Югославии являлась Италия, справедливо опасавшаяся возникновения сильного конкурента на Адриатике.
      В ходе войны при участии Югославянского комитета в России началось формирование добровольческих частей из числа попавших в плен югославян бывших военнослужащих австро-венгерской армии. Первоначально военнопленные хорваты и словенцы, изъявившие желание сражаться против Австро-Венгрии, отправлялись из России в сербскую или черногорскую армии. Весной 1916 года, после поражения Сербии и Черногории, в Одессе из числа военнопленных начала формироваться 1-я добровольческая сербская дивизия, а некоторое время спустя - 2-я добровольческая дивизия, образовавшая вместе с 1-й Сербский добровольческий корпус. Части этого корпуса совместно с русскими войсками сражались в Добрудже.
      В среде Югославянского корпуса впервые проявились те противоречия, которые в последствии привели к распаду единой Югославии. Дело в том, что солдаты - бывшие военнопленные из числа хорватов и словенцев преимущественно являлись сторонниками Югославянской федерации. Офицерский же состав был прислан с Корфу и почти целиком состоял из великосербских шовинистов. В результате начался конфликт, особенно обострившийся после Февральской революции в России. Весной 1917 года представители солдат хорватов и словенцев - и части офицеров корпуса обратились к русским властям с декларацией, в которой осуждался великосербский шовинизм и заявлялось, что личный состав корпуса воюет "за создание Югославии, основанной на принципах демократии и равноправия всех трех народностей". В ответ сербское командование корпуса начало репрессии. Тогда значительная часть солдат и офицеров-добровольцев вышла из состава корпуса и вступила в русскую армию. Перед угрозой полной деморализации и развала командование пошло на формальные уступки: Сербский добровольческий корпус был переименован в Добровольческий корпус сербов, хорватов и словенцев.
      Впоследствии часть солдат и офицеров корпуса вступила в Красную гвардию и приняла активное участие в гражданской войне в России на стороне красных. Известны имена красных командиров-сербов и хорватов Олеко Дундича, Данилы Сердича, Августа Барабаша и других. В 1918 году в составе Красной Армии действовало около 20 югославянских воинских подразделений. Впрочем, другая часть бывших военнослужащих корпуса сражалась на стороне белых. Подразделения "белых" сербов и хорватов воевали под Мурманском, Архангельском, Царицыным, Астраханью, Казанью.
      В ноябре 1916 года скончался престарелый австрийский император Франц Иосиф. Австро-Венгрия к этому моменту находилась в тяжелом положении. Кампания 1916 года на русском фронте была проиграна, материальные ресурсы страны истощены. 1917 год, четвертый год войны, принес новые бедствия. Остро не хватало продовольствия, голодало не только население страны, но и армия на фронте. Слабость империи была очевидна.
      Новый император Карл I перед лицом явно обозначившейся катастрофы начал искать пути заключения сепаратного мира с Антантой. Был отправлен в отставку одиозный венгерский премьер-министр граф Иштван Тиса. В своей тронной речи в парламенте (рейхсрате) 30 мая 1917 года император Карл заявил о необходимости реформ. Вслед за ним выступали лидеры национальных движений Австро-Венгрии. От имени фракции югославян (Югославянского клуба) с речью, получившей наименование Майской декларации, выступил словенский депутат Антон Корошец. Он провозгласил необходимость объединения в единый государственный организм всех югославянских земель, входивших в состав Австро-Венгрии. О выходе из состава империи и создании Югославии в декларации не говорилось, но ее обнародование вызвало широкий отклик. Декларацию поддержала католическая церковь в Словении и Хорватии, сербский митрополит Сараева, ряд югославянских партий и организаций.
      С обнародования Майской декларации фактически начался завершающий период борьбы двух течений. Оба эти течения выступали за объединение всех югославянских земель Австро-Венгрии в единое государственно-административное образование, но при этом одни политики видели это образование в составе Австро-Венгрии, другие - в составе федеративной Югославии. Пик борьбы этих течений пришелся на 1917-1918 годы, когда империя Габсбургов уже приближалась к гибели.
      Сложные процессы протекали и в другой части югославянского политического мира - в правительстве Сербии в эмиграции. Февральская революция в России сильно подорвала позиции Сербии в лагере Антанты. Сербия лишилась своей традиционной внешнеполитической опоры в лице царского правительства. А последующий октябрьский переворот в Петрограде и захват власти большевиками фактически оставил Сербию один на один со всей Европой.
      В этой ситуации сербские правящие круги пошли на серьезные переговоры с эмигрантским Югославянским комитетом. В середине июня 1917 года на острове Корфу состоялась встреча премьер-министра Николы Пашича с лидерами Югославянского комитета. Исходные позиции сторон на переговорах принципиально отличались: Пашич и другие сербские националисты стояли за "Великую Сербию", Югославянский комитет - за федеративную Югославию. Но внешнеполитическая ситуация настоятельно диктовала необходимость компромисса: никто в мире больше не собирался радеть за интересы южных славян, и рассчитывать им приходилось только на самих себя.
      Долгие и трудные переговоры завершились подписанием 20 июля 1917 года Корфской декларации - политической программы создания независимого единого югославянского государства. Предусматривалось, что будущее государство Королевство сербов, хорватов и словенцев - будет включать в себя все югославянские земли Австро-Венгрии, Сербию и Черногорию. Конституцию страны должно будет выработать специально созванное Учредительное собрание, однако заведомо было решено, что новое государство будет конституционной монархией во главе с династией Карагеоргиевичей, а не федерацией.
      Компромиссный характер Корфской декларации объясняется неравным и шатким положением, в котором находились обе стороны: изгнанное из оккупированной страны сербское правительство располагало армией, Югославянский комитет - определенными финансовыми ресурсами и поддержкой эмиграции и части югославянских политиков Австро-Венгрии. Однако обе стороны были буквально подвешены в воздухе - война продолжалась, и ее итог еще не был ясен - и поэтому нуждались друг в друге. Но равновесными эти отношения не были - все же позиции сербской стороны были сильнее. Ведь правительство Сербии, хотя и в изгнании, было признано государствами Антанты в качестве полноправного союзника и имело реальную военную силу. Поэтому в Корфской декларации перевес получили великосербские тенденции - и это отразилось впоследствии на всей истории межвоенной Югославии.
      Несмотря на все эти недостатки, обнародование Корфской декларации вызвало волну энтузиазма среди всех югославянских народов. В проигрыше оказалась только черногорская королевская династия - отныне король Черногории Николай оставался королем без королевства. Еще в марте 1917 года в Париже был создан эмигрантский Черногорский комитет национального объединения, который от имени народа Черногории выразил солидарность с принципами Корфской декларации. Черногорский комитет установил тесные контакты с Югославянским комитетом и сербским правительством. В ответ король Николай и эмигрантское правительство Черногории объявили всех черногорцев - сторонников Корфской декларации "изменниками".
      Начало 1918 года ознаменовалось вступлением в войну США. Перевес Антанты стал очевидным для всех. Не сомневаясь в победе, американский президент В. Вильсон 8 января 1918 года направил конгрессу США свое ставшее знаменитым послание из 14 пунктов, в котором излагалась концепция послевоенного переустройства Европы. Пункт 10-й гласил: "Народам Австро-Венгрии... должна быть предоставлена наиболее свободная и благоприятная возможность для автономного развития". Так на международном уровне был сделан первый шаг к автономии югославянских народов Австро-Венгрии. При этом речь о распаде империи еще не шла. "В это время мы не имели в виду полного распада Австрийской монархии, - писал в своих мемуарах английский премьер-министр Ллойд Джордж, - а стремились, скорее, к тому, чтобы в ее границах было создано несколько свободных автономных государств по образцу Британской империи".
      9 января 1918 года Ллойд Джордж, выступая в английском парламенте, заявил, что "в задачи английской политики не входит разрушение Австро-Венгрии". При этом державы Антанты собирались держать руку на пульсе австро-венгерских событий и направлять их по своему усмотрению: "Необходимо разжигать недовольство наций в Австро-Венгерской монархии, - говорилось в меморандуме международной Комиссии экспертов по изучению условий мира от 22 декабря 1917 года, - но наряду с этим чинить препятствия далеко идущим последствиям, порождаемым этим недовольством и могущим привести к распаду Австро-Венгерской монархии".
      Эти планы Антанты явно шли в разрез с устремлениями южных славян. Югославянский комитет сразу же после заявления Ллойд Джорджа выразил свое несогласие с английским премьером, отметив, что английский план противоречит принципам Корфской декларации.
      Между тем правительство Австро-Венгрии предпринимало отчаянные усилия по выходу из войны. В Вене уже поняли, что в случае поражения события в стране станут неуправляемыми. Втайне от Германии венские дипломаты вели сепаратные переговоры с Антантой. Особое внимание уделялось переговорам в Брест-Литовске, начавшимся 22 декабря 1917 года. Здесь представители Германии и Австро-Венгрии обсуждали с представителями советской России условия заключения мира. Глава австрийской делегации на переговорах граф Отокар Чернин практически ежедневно получал из Вены телеграммы-напоминания: "От успеха переговоров зависит судьба империи", - писал Чернину император Карл. "Общественность страны ни о чем другом не думает, кроме как о мире", - телеграфировал премьер-министр Австрии Зейдлер. И когда глава советской делегации на переговорах Троцкий произнес свою историческую фразу: "Ни мира, ни войны, а армию распустить" и стало ясно, что переговоры сорвались, в Австро-Венгрии началась невиданная по размаху всеобщая политическая забастовка. Восстали матросы австрийского флота. Начались бунты в армейских частях, по стране прокатилась волна массовых демонстраций и митингов. В середине июня началась вторая всеобщая забастовка. Она совпала по времени с очередным крупным поражением австрийской армии на Итальянском фронте, после чего началась массовая деморализация армии. С фронта дезертировали целые части.
      Осенью 1918 года началась агония. 14-15 сентября сербские и французские войска прорвали Салоникский фронт и начали наступление в Македонии. 29 сентября капитулировала Болгария. 4 октября правительство Австро-Венгрия направило державам Антанты ноту, в которой предлагало начать мирные переговоры. 5 октября началось массированное наступление войск Антанты на Итальянском фронте.
      Это был конец империи. Практически вся территория страны уже вышла из-под контроля Вены. 6 октября в Загребе было образовано Народное вече югославянских народов, в которое вошли представители Хорватии, Словении и Боснии и Герцеговины. 16 октября император Карл издал запоздалый манифест о реорганизации монархии, но этот акт только ускорил распад империи. Народное вече начало формирование собственных органов власти и провозгласило свою программу, целью которой объявлялось "объединение всех словенцев, хорватов и сербов в народное, свободное и независимое государство, созданное на демократических началах". Объединение югославянского населения должно было осуществиться "на всей его этнографической территории, независимо от областных или государственных границ, в пределах которых оно в настоящее время проживает". В конце октября начались массовые восстания югославянских частей австро-венгерской армии. А 29 октября Народное вече в Загребе приняло резолюции о разрыве с Австро-Венгрией, отделении от нее всех югославянских провинций и создании самостоятельного Государства словенцев, хорватов и сербов.
      4 ноября Австро-Венгрия капитулировала.
      Сразу же после провозглашения независимости Народное вече объявило о прекращении войны с Антантой и потребовало предоставить новому государству право участвовать в мирной конференции. Представлять интересы нового государства на международной арене Народное вече уполномочило Югославянский комитет в Лондоне, имевший свои представительства в других столицах стран Антанты. Внутри страны началось формирование органов местной власти и собственных вооруженных сил - Народной гвардии. Необходимость в собственной армии настоятельно диктовалась сложным международным положением, в котором оказалась страна. Через ее территорию отступали с Салоникского фронта, из Сербии и Черногории массы деморализованных австро-германских войск, занимавшихся по дороге грабежами и мародерством. Банды дезертиров терроризировали население. В ряде городов происходили волнения. Анархия грозила захлестнуть всю страну. В условиях распада Австро-Венгрии и полной дезорганизации ее государственных институтов, итальянская армия оккупировала все побережье Адриатики с городами Триест, Риека, Сплит, Дубровник. В этих условиях Народное вече было вынуждено призвать на территорию страны войска Антанты.
      Оккупация Италией обширной приморской зоны вызвала тревогу у Франции и Сербии. Обе страны не были заинтересованы в усилении позиций Италии на Балканах. Поэтому Париж немедленно предпринял энергичный дипломатический демарш против действия Италии, а военное командование Антанты ввело на территорию Государства словенцев, хорватов и сербов французские и сербские войска.
      Сербское правительство до 1 ноября 1918 года оставалось на острове Корфу, откуда внимательно наблюдало за событиями на Балканах. 1 ноября сербские войска освободили Белград, а 13 ноября между Сербией и Венгрией было заключено перемирие. Премьер-министр Сербии Никола Пашич на совещании руководителей государств Антанты в Париже потребовал для своей страны территориальных компенсаций за причиненный ей австро-венгерской оккупацией ущерб. Но о присоединении к Сербии всех бывших территорий Австро-Венгрии, населенных югославянами, речь вообще не шла.
      Руководство великих держав просчитывало варианты действий. С окончанием мировой войны геополитическая ситуация в Европе существенным образом изменилась. Как фактор европейской политики исчезли Россия, Германия и Австро-Венгрия. Новый расклад сил порождал новые противоречия. Стратегическая важность Балкан заключалась в их близости к Турции и арабскому Востоку, отсюда можно было контролировать всю восточную часть Средиземноморья. Но теперь фактическим гегемоном на Балканах становилась Франция. Недовольные этим Англия и США стремились ограничить французское влияние. Именно при их поддержке началась итальянская оккупация Балкан. Впрочем, санкционировав этот шаг, Лондон и Вашингтон вскоре забеспокоились, что итальянцы хапнут слишком много, а чрезмерное усиление Италии не входило в их планы. В итоге английские и американские войска начали высадку в югославских портах, захваченных итальянцами.
      Сложившаяся ситуация настоятельно требовала обеспечить баланс сил на Балканах. Единственным противовесом Италии могло стать крупное государство южных славян, находящееся в тесных союзнических отношениях с Антантой. Это устраивало бы всех, кроме Италии, но о ней в данном контексте речь и не шла. Кроме того, новое государство на Балканах, по замыслу Антанты, должно было стать важным элементом "санитарного кордона" вокруг пораженной чумой большевизма России.
      Ни Народное вече Государства словенцев, хорватов и сербов, ни правительство Сербии не возражали против объединения. Но политические партии, группировки и движения имели различные, зачастую диаметрально противоположные взгляды на принципы устройства будущего государства.
      Югославянские социал-демократические круги выступали за республиканскую форму правления, за равенство всех народов Югославии и за федерацию демократических республик. Ведущие хорватские политические партии настаивали на автономии Хорватии в едином югославянском государстве. Сербские националисты рассматривали создание единой Югославии как закономерный "военный приз" для Сербии. Население Македонии выступало за автономию или полную независимость страны. В Черногории и вокруг нее шла острая борьба между сторонниками независимости страны и сторонниками объединения со всеми югославянскими народами. Находившиеся в эмиграции черногорский король Николай и королевское правительство пользовались поддержкой Италии, которая рассчитывала сохранить самостоятельное черногорское королевство и использовать его как плацдарм для расширений своего влияния на Балканах.
      Этим планам активно препятствовала Франция. К тому времени Парижу удалось полностью подчинить своему влиянию сербский королевский двор, сербское правительство и генералитет, а при помощи военных кредитов - и финансы Сербии. В планах Франции Сербия должна была стать главным проводником французского влияния на Балканах, объединив вокруг себя все югославянские народы.
      Намерения Франции не одобрялись США и Англией. Их гораздо больше устроило бы, если бы на Балканах существовало несколько слабых государств, которые было бы легко держать под контролем. Поэтому в черногорском вопросе США и Англия поддерживали сторонников короля Николая. Президент США В. Вильсон даже в случае создания объединенной Югославии предлагал сохранить автономную Черногорию под управлением черногорской королевской династии. Борьба вокруг "черногорского вопроса" продолжалась до самой смерти короля Николая в 1921 году. В январе 1919 года сторонники черногорского короля даже подняли вооруженный мятеж, который был подавлен сербскими войсками.
      6 ноября 1918 года в Женеве открылось совещание представителей сербского правительства, Югославянского комитета и Народного веча Государства словенцев, хорватов и сербов по согласованию позиций. После трудных переговоров удалось принять декларацию о необходимости объединения югославянских земель в единое государство.
      24 ноября 1918 года Народное вече вынесло решение об объединении Государства словенцев, хорватов и сербов с Сербией и Черногорией. 26 ноября решение об объединении с Сербией приняла Народная скупщина Черногории. А 1 декабря 1918 года от имени короля принц-регент Александр Карагеоргиевич объявил об образовании единого государства югославян - Королевства сербов, хорватов и словенцев. Эта дата и считается датой создания Югославии.
      КРУШЕНИЕ ИЛЛЮЗИЙ (Национальные проблемы в межвоенной Югославии, 1920-1941 годы)
      Созданное в декабре 1918 года Королевство сербов, хорватов и словенцев было крупным европейским государством. Его площадь составляла 248 тысяч квадратных километров, население - 12 миллионов человек. Самым большим по численности народом многонационального королевства были сербы, составлявшие 39% населения. Второй по численности этнической группой были хорваты, третьей - словенцы. Кроме этого, в Королевстве проживали венгры, албанцы, македонцы, боснийские мусульмане, цыгане, евреи, влахи, турки, болгары, немцы, итальянцы, румыны. Каждый из этих народов имел собственную историю, культуру, язык, традиции, много веков эти народы жили раздельно и в разных условиях, каждый из них за свою многовековую историю испытал различные политические, культурные, экономические, социальные влияния, каждый находился на своем уровне экономического развития.
      Одной из главных черт югославской экономики являлась большая неравномерность в промышленном развитии отдельных областей страны. Наиболее развитыми в экономическом отношении были бывшие территории Австро-Венгрии Словения, Хорватия и Воеводина. Главные города этих областей - Загреб, Осиек, Любляна, Марибор - являлись крупными промышленными центрами. Сербия оставалась отсталой аграрной страной, к тому же разоренной трехлетней австрийской оккупацией. Промышленность была развита слабо, зато большую роль в Сербии играл местный торгово-ростовщический капитал. Черногория, Македония, Босния и Герцеговина были еще более слаборазвитыми территориями, в Черногории даже сохранялись остатки родоплеменного уклада. Эта неравномерность экономического развития с учетом фактора многонациональности объективно являлась миной замедленного действия, заложенной под фундамент югославской государственности.
      Другой миной стало то, что Королевство сербов, хорватов и словенцев было образовано недемократическим путем. Созданное фактически в условиях внешне- и внутриполитического цейтнота, королевство не являлось объединением равноправных народов, и уже на начальном этапе существования Югославского государства существовала большая разница между формальными и фактическими правами населявших его народов. Несмотря на "трехименное" название страны, хорваты и словенцы не пользовались равноправием с сербами, а македонцы, черногорцы, албанцы и мусульмане вообще не принимались в расчет. Вся реальная власть в государстве принадлежала сербской финансовой и политической элите. В результате благое и, несомненно, плодотворное дело создания единого государства южных славян попало в заведомо неблагоприятные условия.
      Состоящая из разных по экономическому уровню развития и укладу областей страна не имела на первых порах единого рынка, практически отсутствовал внутренний товарообмен. Не было и единой денежной системы - в стране параллельно обращались несколько валют - сербская, черногорская, австрийская. При этом экономика Сербии и Черногории сильно пострадала от войны и оккупации, а экономика бывших австро-венгерских земель, вошедших в состав Государства сербов, хорватов и словенцев, была дезорганизована. Экономическую базу нового государства фактически предстояло создавать заново. И уже первые годы его существования показали, что способности правящей элиты не соответствуют масштабам государственных задач.
      Первым и наиболее острым вопросом, который стоял перед многонациональной страной, был вопрос о национальном равноправии. В Словении и особенно в Хорватии, где были сильны республиканские настроения, вызвал большое недоумение манифест принца-регента Александра Карагеоргиевича, которым провозглашалось создание Королевства сербов, хорватов и словенцев. В этом манифесте ни слова не говорилось о национальных правах народов, вошедших в единое югославское государство. Для охваченной революционным брожением страны это было равносильно спичке, брошенной в бензин.
      Практически на следующий день в Загребе и по всей Хорватии начались стихийные акции протеста, участники которых требовали предоставления Хорватии независимости. Это движение возглавила Хорватская народная крестьянская партия и ее лидер Степан Радич. Крестьянская партия организовала кампанию по сбору подписей под петицией о предоставлении независимости Хорватии. Было собрано почти 167 тысяч подписей, и хорватские представители вручили ее в Версале президенту США Вильсону и министру иностранных дел Франции Пишону. Но великие державы проигнорировали югославские проблемы - когда речь шла о переделе мира, будущее балканских народов никого не интересовало.
      Между тем лидеры Хорватской крестьянской партии продолжали требовать предоставления Хорватии права на самоопределение. На партийной конференции 2 февраля 1919 года Степан Радич заявил, что его партия выступает за самостоятельную, республиканскую конституцию Хорватии, за провозглашение "миролюбивой крестьянской республики" в составе единой Югославии, пусть и монархической. О выходе Хорватии из состава единого югославского государства речь не шла.
      Национальное движение в Хорватии на рубеже 1910-1920-х годов было неоднородным. За полную независимость страны выступала только незначительная тогда еще группа экстремистски настроенных хорватских националистов, объединенных идеями Старчевича-Франка (см. главу 1), из которых впоследствии было создано фашистское усташское движение. Эту группа пользовалась поддержкой Италии, которая поощряла вообще все сепаратистские движения в Югославии.
      Более популярной была идея вхождения Хорватии в состав единого югославского государства. Но разные слои хорватского общества по-разному к ней относились. Среди широких народных масс, революционизированных процессами распада империи Габсбургов, звучали призывы к созданию автономной демократической республики. За автономию Хорватии выступали и различные круги хорватской политической и экономической элиты, которые в принципе не возражали против единой Югославии, но опасались "белградского гегемонизма". Во всяком случае, существовала вполне реальная почва для обстоятельных переговоров между Белградом и Загребом, которые при наличии доброй воли с обеих сторон имели все шансы на успех. Но в Белграде ни о каких компромиссах и думать не желали. Сербская правящая верхушка рассматривала все югославянские территории, вошедшие в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев, как "военный приз", полученный Сербией за ее участие в войне, благодаря которому Сербия наконец стала Великой Сербией.
      Эта националистическая узколобость в итоге привела к тому, что государственное образование югославян так и не смогло интегрироваться в единый организм. Великодержавная политика Белграда вызвала протест у всех без исключения народов, входивших в состав королевства. Не была исключением даже Черногория. Уже в январе 1919 года командующий сербскими войсками в Черногории полковник Д. Милутинович доносил в Белград: "Недовольство Сербией всеобщее, так как обмануты все надежды: и политические, и экономические..." ("История Югославии", М., 1963, т. 2, с. 44).
      Население Македонии, где ВМРО продолжала сохранять сильные политические позиции, выступало за автономию страны. Ряд видных деятелей ВМРО обратился к великим державам с требованием решить, наконец, македонский вопрос и предоставить Македонии автономию. Лидеры ВМРО видели свою страну в качестве автономной республики в составе федерации югославянских народов. "Вместо балканского национализма, - писали они, обращаясь к руководству держав Антанты, - который вследствие стремления к захватам и господству над чужими землями и народами привел к разгрому часть за частью всего Балканского полуострова, мы поднимаем старое знамя македонской автономии, знамя балканского объединения и будущего балканского братства".
      На почве недовольства политикой правящих сербских кругов среди народов Югославии началось широкое распространение национализма. Ненависть к правящему сербскому режиму на бытовом уровне переносилась на сербский народ, который более чем кто-либо претерпел от идиотской политики своих руководителей. Проявления национализма со стороны других народов, фактически спровоцированные Белградом, плюс великосербская шовинистическая пропаганда, которой на протяжении десятилетий оболванивали сербов белградские правители, - все это привело к тому, что в сознании рядовых сербов сформировался устойчивый стереотип, своеобразный комплекс неполноценности: "все против нас", "нас все ненавидят", "мы народ-мученик". Между сербами и другими народами Югославии образовалась трещина, а затем пропасть отчуждения, и пропаганда великодержавного шовинизма находила у простых сербов вполне сочувственный отклик: раз "они" ненавидят "наших", значит, мы будем платить им тем же. В результате сам сербский народ становился заложником той антиславянской политики, которую проводила сербская правящая клика, поддерживаемая державами Антанты. Ненависть порождала ненависть - так югославские народы попали в замкнутый круг, из которого не могут выбраться до сих пор.
      Парадокс состоял и состоит еще в том, что и сербы, и хорваты, и словенцы, и черногорцы, и македонцы являются христианами, хотя и принадлежащими к двум разным христианским конфессиям, и христианская церковь, казалось бы, должна была сыграть положительную миротворческую роль, выступив как объединяющая, нравственная сила, несущая проповедь милосердия. Но и служители церкви - тоже люди, ничто человеческое им не чуждо, поэтому нравственный уровень церковных деятелей, как правило, соответствует нравственному состоянию общества. И нет ничего удивительного в том, что и сербская православная церковь, и хорватская католическая церковь выступали в числе главных сил, разжигавших межнациональную рознь в Югославии.
      В начале апреля 1921 года начало свою работу Учредительное собрание, которому предстояло обсудить проект конституции страны. В состав Учредительного собрания входило 92 депутата от Сербской демократической партии, 91 - от Сербской радикальной партии, 50 - от Хорватской крестьянской партии, 39 - от Союза земледельцев, 24 - от Югославянской мусульманской организации, 27 - от Словенской народной партии и 58 Коммунистической партии Югославии. Созданная в 1919 году, эта партия всего два года действовала легально и была запрещена в августе 1921 года.
      Пестрота состава Учредительного собрания отражала пестроту этнического состава королевства и такую же пестроту взглядов на будущее страны. Старейшая к тому времени Сербская радикальная партия представляла интересы политической элиты старой, довоенной Сербии и стояла на великодержавных позициях. Сербская демократическая партия была создана в 1919 году представителями сербского населения, проживавшего на бывших территориях Австро-Венгрии, и имела свой взгляд на будущее устройство страны, который, однако, являлся только вариантом великосербских устремлений. Представители Хорватии и Словении требовали автономии в составе единой Югославии. Высказывались даже идеи создания федеративного государства под властью династии Карагеоргиевичей. Хорватская крестьянская партия и компартия выступали за республиканскую форму правления.
      Наличие столь разных позиций по такому принципиальному вопросу, как будущее устройство страны, очевидно, требовало длительной дискуссии и терпеливого поиска компромисса хотя бы между главными политическими силами. Но не таких взглядов придерживались в Белграде и не так смотрели на судьбу Югославии великие державы. "Все мы согласны, что сильное и справедливое правительство в Сербии необходимо, - еще в 1918 году заявлял мистер Морли, эксперт английской делегации на Парижской мирной конференции, - но еще более необходимо, чтобы это правительство было сильным, чем чтобы оно было справедливым". И сербские правящие круги, опираясь на эту позицию Антанты, изо всех сил старались быть "сильными".
      В результате работа Учредительного собрания зашла в тупик. Последней каплей стало предложение правительства принять коллективную клятву на верность королю Александру Карагеоргиевичу. Перед голосованием текста клятвы сторонники республиканской формы правления - депутаты от Хорватской крестьянской партии Степана Радича и Коммунистической партии - в знак протеста демонстративно покинули зал заседаний, при этом коммунисты скандировали: "Да здравствует социалистическая Югославия!"
      В условиях бойкота со стороны левой оппозиции правительству удалось провести через Учредительное собрание свой проект конституции. Она была принята 28 июня 1921 года, в памятный для сербов "Видов дан" - день битвы на Косовом поле, и поэтому получила название "Видовданской конституции". За ее принятие проголосовали 223 депутата из 419.
      Новая конституция узаконивала неравноправное положение народов королевства в унитарном государстве. Сербское меньшинство становилось господствующей нацией. Права несербов, которые составляли почти 60% населения страны, полностью игнорировались, конституционно закреплялось неравноправное положение Македонии и Черногории. Страна искусственно разделялась на 33 административно-территориальных единицы без учета их национального состава, в каждую из которых король назначал губернатора (жупана). Никаких органов местного национального самоуправления не предусматривалось.
      Подобная конституция, вероятно, была бы уместна в государстве, где основная нация составляла хотя бы половину его населения. Для Югославии же эта узаконенная дискриминация большинства населения фактически предрешала скорый и неизбежный распад страны. Более того, Видовданская конституция дискредитировала идею единого славянского государства на Балканах, то есть шла вразрез с принципами славянского единства и тем самым имела ярко выраженную антиславянскую направленность. На этом бесспорном факте активно спекулировали хорватские националисты, чья пропаганда настойчиво внедряла в сознание хорватов мысль о том, что Видовданская конституция и сама Югославия навязаны хорватам иностранными державами исключительно для блага сербов.
      Видовданская конституция была дополнена принятым скупщиной 2 августа 1921 года "Законом о защите безопасности и порядка в государстве", который объявлял вне закона Коммунистическую партию. В стране развернулась кампания массовых репрессий против левой оппозиции. Одновременно правительство приступило к реализации курса на сербизацию "освобожденных" территорий. В национальных областях искусственно создавались препятствия росту экономики, развитию национальной культуры и просвещения. В школах и учреждениях вводился сербский язык. Сербы составляли большинство среди армейских и полицейских офицеров, гражданских чиновников. Правительство стремилось усилить экономические позиции Сербии за счет других областей. Национальный банк направлял основной поток кредитов для развития экономики Сербии. Так, в 1926-1927 годы Сербия получила 49% всех кредитов, выданных Национальным банком, Хорватия - 23%, Словения - 11,5%, Босния и Герцеговина - 8%. Македония не получала кредитов вообще. Четыре пятых всей транспортной инфраструктуры - железных дорог, шоссе, мостов и др., сооруженных в 1919-1929 годы, приходилось на Сербию. Из Хорватии и Словении многие промышленные предприятия и банки в административном порядке переводились в Сербию. Взамен из Сербии присылались учителя, судьи, полицейские, чиновники и даже священники.
      Особенно страдало от политики сербизации население Македонии, которую власти переименовали в Южную Сербию. На III конференции Коммунистической партии Югославии, состоявшейся подпольно в январе 1924 года в Белграде, отмечалось, что "сербская буржуазия установила в Македонии свирепый террористический режим, уничтожает или вынуждает к переселению сознательную часть болгарского, турецкого и албанского населения, а на его место доставляет переселенцев из других областей Югославии. Она угнетает все несербские народности, закрывает их церкви и школы, запрещает их печать и преследует их язык. На всякий акт возмущения и протеста доведенного до отчаяния населения сербские власти отвечают кровавыми репрессиями".
      В рамках политики насильственной сербизации белградское правительство переселяло в Македонию ветеранов сербской армии, полиции, жандармерии, а также русских белогвардейцев-эмигрантов. Для них выделялись лучшие земли, которые отнимались у местных крестьян. Попытки протеста со стороны македонцев подавлялись карательными отрядами. Такую же политику белградское правительство проводило и в Косово, где большинство населения составляли албанцы. Подобные действия провоцировали межнациональные конфликты в стране.
      Ответом на политику сербизации со стороны местного населения стало движение комитаджиев. Так назывались бойцы небольших повстанческих отрядов, которые в 1923-1926 годы развернули партизанскую борьбу в Македонии и Косово. Комитаджиев поддерживали все слои населения этих областей. В Македонии повстанческое движение возглавила Объединенная внутренняя македонская революционная организация (Объединенная ВМРО), в руководство которой вошли и представители компартии Югославии. Объединенная ВМРО ставила своей целью добиться автономии Македонии и преобразования Королевства сербов, хорватов и словенцев в федерацию балканских республик. Карательные меры, предпринятые Белградом против македонцев, только обострили положение. "Белградские правители все еще продолжают упорствовать в своих колонизаторских планах, - писала в августе 1927 года газета "Македонско дело", орган Объединенной ВМРО, - для них это большой политический вопрос: речь идет о сербизации и ассимилировании Македонии".
      Практические результаты "освобождения и объединения" вызвали большое разочарование и в Черногории. На одном из заседаний скупщины просербски настроенный депутат так характеризовал настроения черногорцев: "В Черногории продолжается анархия. Люди с оружием в руках массами уходят в горы, в том числе те, кто раньше выступал за наше национальное воссоединение с Сербией. Они хотят избежать террора и притеснений со стороны новых органов власти".
      Наибольшую остроту в межвоенной Югославии приобрел хорватский вопрос. В 1920-е годы лидером большинства хорватов являлся Степан Радич - глава Хорватской республиканской крестьянской партии (ХРКП), политик-популист, придерживавшийся левой ориентации. Его партия регулярно завоевывала второе место на выборах в скупщину (после Сербской радикальной партии) и образовывала вторую по численности парламентскую фракцию. Радич и его партия последовательно выступали за автономию Хорватии, за преобразование Югославии в федерацию равноправных территорий под властью династии Карагеоргиевичей.
      Степан Радич первым из ведущих югославских политиков побывал в СССР, в котором он и его соратники видели союзника в борьбе за равноправие югославских народов. Еще в 1922 году орган Хорватской крестьянской партии газета "Дом", комментируя позицию советской делегации на Генуэзской конференции по хорватскому вопросу, отмечала, что "советская делегация знает в деталях хорватский вопрос и выступает в качестве непримиримого противника белградского деспотизма". А в 1924 году Радич приехал вместе с делегацией ХРКП в Москву, чтобы оформить присоединение Хорватской крестьянской партии к Крестьянскому Интернационалу. В своей статье в "Известиях" 2 августа 1924 года Радич отмечал, что большинство хорватов одобряет этот шаг своего лидера: "Моя поездка в Москву настолько усилила Хорватскую республиканскую партию, что на выборах в скупщину мы могли бы получить большинство голосов".
      Возвращение Радича из Москвы в Загреб сопровождалось массовой манифестацией. Многотысячные толпы хорватов, приветствуя Радича, скандировали: "Да здравствует народная Хорватия!" "Да здравствует Советский Союз!" Популярность партии Радича настолько возросла, что только к концу 1924 года в ее ряды влилось более 300 тысяч новых членов. Сербские власти постоянно обвиняли ХРКП и Радича в связях с Москвой, на что Радич отвечал: "Я - за то, чтобы эти связи поддерживать, так как это вопрос нашей (то есть югославской. - Прим. авт.) жизни, а то, что мы делаем - это безумие".
      За сотрудничество с Советским Союзом выступали не только широкие демократические круги, но и хорватская политическая и экономическая элита. Газета "Обзор", орган хорватских торгово-промышленных кругов, писала в 1926 году: "Югославия ничего не выигрывает от своей антисоветской политики, а лишь теряет... Интересы Югославии найдут защиту только со стороны Советского Союза. Позиция, занимаемая ныне по отношению к СССР - большая государственная ошибка". В таком же духе высказывалась респектабельная хорватская газета "Югословенски Ллойд": "Югославия должна искать дружбы с Россией. Путь к этому лежит через восстановление дипломатических отношений".
      Правящие круги Белграда вынуждены были считаться с хорватскими политиками, а особенно - с партией Радича. С Хорватской крестьянской партией и заигрывали и запрещали, ее лидера бросали в тюрьму, но игнорировать настроения хорватов было невозможно, и ХРКП оставалась важным элементом политической жизни королевства. При участии депутатов от ХРКП был вскрыт ряд крупных злоупотреблений в правительстве, к которым оказался косвенно причастен и признанный лидер сербских националистов, премьер-министр Никола Пашич - его сын активно разворовывал государственную казну. В результате Пашич был вынужден подать в отставку.
      Деятельность ХРКП и ее лидера к середине 1920-х годов перешагнула рамки Хорватии. Фактически ХРКП являлась ведущей легальной оппозиционной партией в стране. Ответом властей явилась кампания травли Степана Радича и его партии, которая велась на протяжении нескольких лет.
      20 июня 1928 года произошло событие, ставшее переломным моментом в истории межвоенной Югославии. В этот день сербский шовинист Пуниша Рачич, член тайной офицерской организации "Белая рука", прямо в зале заседаний скупщины во время парламентских дебатов выстрелами в упор смертельно ранил Степана Радича и убил еще двух хорватских депутатов.
      Никогда в истории Европы не случалось ничего подобного. Этот дикий акт по существу означал развязывание войны между сербами и хорватами. Хорватский народ получил публичный плевок в лицо, и с этого момента настроения широких слоев населения Хорватии стали приобретать совершенно иное направление. Надежды на создание федерации братских народов рухнули, верх взяли сепаратистские настроения. И эти настроения были очень грамотно использованы хорватскими фашистами - усташами.
      Убийство в скупщине хорватских депутатов вызвало широкий международный резонанс. "Убийца Пуниша Рачич был агентом касты руководителей, а покушение в скупщине явилось отражением невыносимых трудностей Югославии" - писала газета французских коммунистов "Юманите". Георгий Димитров, один из руководителей Коминтерна, заявил, что "дерзкое убийство передовых вождей Хорватской крестьянской партии в скупщине ясно иллюстрирует ожесточенность господствующей сербской буржуазии по отношению к растущему недовольству угнетенных провинций против сербской гегемонии и господствующего национального гнета".
      В самой Хорватии произошли серьезные волнения и столкновения с жандармерией. Правительство Югославии подало в отставку. Попытка создать новое правительство с участием оппозиционных партий не удалась, так как их лидеры отказались приехать в Белград.
      Кризис в стране нарастал. Король Александр Карагеоргиевич спешно выехал в Париж за инструкциями. Лидеры Франции популярно объяснили ему, что если в Югославии не будет обеспечен "прочный режим", то франко-югославский договор о дружбе потеряет всякий смысл. Так как Франция являлась главным союзником королевства, то эта угроза, по существу, означала конец "Великой Сербии"...
      В 1920-х годах ни Франция, ни Англия, ни США не были заинтересованы в распаде королевства сербов, хорватов и словенцев. Расклад сил в Европе в то время требовал существования на Балканах крупного государства, находящегося под контролем держав Антанты, которое являлось бы, во-первых, фактором стабильности на Балканах, во-вторых, служило бы противовесом Италии, в-третьих, сдерживало бы реваншистские устремления Венгрии и Болгарии и, в-четвертых, обеспечивало "санитарный кордон" вдоль границ СССР. Сербская правящая верхушка, полностью ориентированная на Антанту, была вполне способна обеспечить все эти четыре условия и, следовательно, вполне удовлетворяла Париж и Лондон. А судьба каких-то там хорватов или македонцев их не волновала - они были отданы на откуп сербским шовинистам, и ни о какой "гуманитарной катастрофе" никто в столицах великих держав тогда и не заикался. Ну, режут славяне друг друга - так они же дикари, им так положено...
      6 января 1929 года король Александр совершил в стране государственный переворот. Было объявлено чрезвычайное положение, скупщина распущена, к власти пришло правительство во главе с генералом Петром Живковичем, руководителем тайной организации "Белая рука".
      Переворот в Югославии с большим удовлетворением восприняли во Франции и Англии. "Трудно найти какую-либо ошибку в действиях Александра или представить себе другой выход из положения", - писала лондонская "Таймс". В Париже и Лондоне переворот признали "сильнодействующим лекарством", которое, однако, было необходимо "как в интересах Югославии, так и вообще в интересах мира на Балканах". Более глубоко в будущее, однако, смотрела советская газета "Правда", писавшая: "Несомненно, реакция отныне с еще большей силой обрушится на трудящиеся массы, а автономистским стремлениям национальных меньшинств, в частности хорватов, будет объявлена беспощадная война".
      Через несколько месяцев после переворота были проведены административные реформы. Прежнее название страны - Королевство сербов, хорватов и словенцев - упразднялось. Отныне страна получила официальное название Королевство Югославия. По новому административно-территориальному делению она разделялась на 9 провинций (бановин) и столичный округ. Границы провинций в основном соответствовали историческим областям Югославии.
      3 сентября 1931 года была опубликована новая конституция Югославии. От предыдущей она отличалась только расширением полномочий короля, страна по сути превращалась в абсолютную монархию. В отношении национальных прав народов Югославии ничего не изменилось. В стране продолжались убийства противников режима, в основном коммунистов и хорватских политических дейтелей.
      После убийства Степана Радича и переворота 1929 года межнациональные отношения в Югославии вступили в новую фазу. Начало стремительно набирать силу новое политическое движение - усташи. В 1931 году усташи окончательно оформились в самостоятельную организацию. Ее лидером ("поглавником") стал Анте Павелич. Штаб-квартира движения располагалась в Италии, которая оказывала усташам всемерное содействие. Усташи пользовались сочувствием и в среде легальных хорватских политических партий. Хорватская элита к этому времени уже утратила все иллюзии прежних лет и надежды на свое равноправное с сербами положение в Югославии. И хотя часть деятелей хорватской оппозиции еще продолжала выступать за переустройство Югославии на началах федерации, сепаратистские настроения завоевывали в среде хорватов все больше сторонников.
      Убийство короля Александра в 1934 году (об этом см. следующую главу) вызвало перегруппировку политических сил в стране. Укрепились позиции сербской оппозиции, представители которой предпринимали попытки найти общий язык с хорватскими политиками. В свою очередь, правящие круги, напуганные ростом хорватского национализма, пытались привлечь на свою сторону умеренных хорватских политиков. Результатом перегруппировки сил стало пришедшее к власти в 1935 году правительство М. Стоядиновича - бывшего министра финансов, председателя белградской фондовой биржи. Стоядиновичу удалось привлечь к сотрудничеству Мусульманскую партию и Словенскую клерикальную партию, представители которой вошли в правительство. Представители Хорватской крестьянской партии войти в правительство Стоядиновича отказались. Партия сербских националистов - Югославская национальная партия - вынуждена была перейти в оппозицию.
      Видя реальную опасность распада страны, правительство Стоядиновича искало компромисса с хорватами. Лидер ведущей политической силы Хорватии Хорватской крестьянской партии, В. Мачек, занявший этот пост после гибели Степана Радича, требовал от Белграда признания за Хорватией права на самостоятельное устройство, пересмотра конституции и предоставления хорватам равных с сербами прав не на словах, а на деле. Личные переговоры Стоядиновича с Мачеком успехом не увенчались. Тогда югославский премьер попытался найти поддержку у хорватской католической церкви. Летом 1935 года Югославия заключила с Ватиканом соглашение - конкордат, по которому существенно расширялись права католической церкви в Югославии. Тем самым белградское правительство рассчитывало снизить национальную напряженность в Хорватии и Словении и снять с себя обвинения в религиозном притеснении национальных меньшинств. Кроме того, преследовались и внешнеполитические цели - подписывая конкордат, югославское правительство рассчитывало, что это будет способствовать улучшению итало-югославских отношений.
      Однако подписание конкордата вызвало резкий протест у сербских шовинистов и у Сербской православной церкви, являвшейся одним из оплотов сербского национализма. Сербское духовенство вступило в открытую полемику с правительством. 19 июля 1937 года, в канун ратификации конкордата в скупщине, в Белграде состоялся массовый крестный ход, организованный Сербской православной церковью. Жандармы начали разгонять процессию, завязалась драка. 23 июля скупщина, несмотря на протесты националистов, большинством голосов ратифицировала конкордат. Престарелый сербский патриарх Варнава на другой день скончался. По Белграду поползли слухи, что патриарха отравили. Это еще больше обострило отношения власти с сербскими националистами и вызвало взрыв религиозного фанатизма. Похороны патриарха вылились в массовую антиправительственную демонстрацию. Сербская православная церковь предала анафеме и отлучила от церкви премьера Стоядиновича и всех министров и депутатов православного вероисповедания, голосовавших за ратификацию конкордата. В итоге противостояние правительства и православной церкви завершилось фактической отменой конкордата. Попытка урегулировать межнациональные отношения в стране провалилась. В результате католическая церковь, оттесненная на обочину политической жизни, стала прибежищем сепаратистских сил, разжигавших национальную рознь в стране. Для Югославии, где католики составляли более трети населения, это было очень опасно.
      В канун начала Второй мировой войны, 4 февраля 1939 года, правительство М. Стоядиновича ушло в отставку. Новый премьер-министр Драгиша Цветкович в очередной раз попытался консолидировать югославское общество перед лицом обострившейся международной обстановки. Развал Чехословакии наглядно продемонстрировал югославскому руководству, как будет осуществляться развал Югославии. Самым слабым местом во внутренней политике являлся хорватский вопрос, и правительство Цветковича приложило максимум усилий, чтобы успеть разрешить его.
      К этому времени влияние Италии в Хорватии достигло опасного уровня. Помимо поддержки усташей, Рим установил контакты с лидером Хорватской крестьянской партии В. Мачеком. Полностью поддерживая идею хорватской независимости, Италия была готова поддержать восстание в Хорватии и финансами и войсками. В Белграде об этом знали и любой ценой стремились предотвратить такое развитие событий.
      Трудные переговоры Белграда и Загреба продолжались в течение всего лета 1939 года. Наконец, 26 августа было подписано соглашение между правительством и коалицией хорватских политических партий, предусматривавшее переустройство государства: Хорватия выделялась в автономную Хорватскую бановину, получавшую собственные органы власти Хорватский сабор (парламент) и королевского наместника - бана. Законодательные и исполнительные органы Хорватской бановины получали широкие полномочия. Кроме того, В. Мачек становился заместителем премьер-министра Югославии.
      Это был крупный, но, увы, явно запоздалый успех Белграда. Если бы подобная схема была реализована в начале 1920-х годов, то, возможно, межвоенной Югославии удалось бы избежать многих проблем в межнациональных отношениях, которые в итоге и привели к распаду страны и сотням тысячам человеческих жертв. Почти двадцать лет потребовалось, чтобы в Белграде сформировалась генерация более или менее ответственных политиков, сумевших понять или хотя бы приблизиться к пониманию роли межнациональных отношений в судьбе многонациональной страны, где ни одна нация не составляет к тому же большинства.
      Кроме того, автономизация Хорватии создала прецедент, вызвавший ответную реакцию других национальных движений. Словенские политики потребовали предоставить Словении такие же права, какие получила Хорватия. Оскорбленные сербские националисты заявили, что после разрешения "хорватского вопроса" в стране возник "сербский вопрос", и начали кампанию по "защите сербства", требуя предоставления автономии Сербии. В результате национальные противоречия в Югославии после создания Хорватской бановины усилились.
      После подписания сербо-хорватского соглашения в Хорватию вернулась часть лидеров усташской эмиграции, которые развернули широкую националистическую пропаганду. Усташи убеждали население в том, что только создание "независимого хорватского государства" сможет улучшить положение хорватского народа. В свою очередь, сербские националисты заявляли, что в результате предоставления автономии Хорватии экономическое единство Югославии нарушилось и этим объясняется тяжелое экономическое положение страны.
      Таким образом, в межвоенный период национальный вопрос в Югославии разрешить не удалось, наоборот - межнациональные отношения в стране серьезно обострились. Это явилось главной причиной слабости югославского государства, к 1941 году оказавшемуся на пороге новой войны.
      ОТ МАЛОЙ АНТАНТЫ К ТРОЙСТВЕННОМУ ПАКТУ (внешняя политика Югославии в 1920-1941 годы)
      Мирный договор, подписанный в Версале в июне 1919 года, создавал такую систему международных отношений, при которой малые страны Европы попадали в политическую зависимость от великих держав - Англии, Франции и США. Таким образом в Европе возникла однополярная политическая система, в которой доминировали победившие державы Антанты; фактически они монопольно вершили судьбы континента, в том числе и судьбы Балкан.
      В состав созданного в конце 1918 года Королевства сербов, хорватов и словенцев вошли не все территории, населенные югославянами. Новое государство имело территориальные претензии ко всем своим соседям, кроме Греции. Нерешенными были споры с Венгрией, Румынией, Албанией и Болгарией (македонский вопрос никто с повестки дня не снимал).
      Наиболее острыми были итало-югославские и австро-югославские противоречия. Италия, основываясь на секретных статьях Лондонского договора 1915 года, оккупировала часть Далмации, Истрию и Триест. В составе Австрии остались исторические словенские земли - Каринтия и Южная Штирия. Урегулирование этих споров было одной из главных забот внешней политики молодого государства.
      Решение их во многом осложнялось позицией держав Антанты. Англия, Франция и США не торопились с признанием югославского государства. На Парижской мирной конференции делегация Королевства сербов, хорватов и словенцев пыталась поднять вопрос об урегулировании территориальных споров с Австрией и Италией, но поддержки не получила.
      Вопрос о государственных границах Королевства сербов, хорватов и словенцев был частично урегулирован только в сентябре на международной конференции, созванной в связи с подписанием мирного договора с Австрией. Тогда была решена проблема демаркации австро-югославской границы, а окончательно территориальный спор королевства с Австрией был урегулирован в 1920 году, когда в Словенской Каринтии, на которую претендовало королевство, под контролем представителей Антанты был проведен плебисцит по вопросу о ее государственной принадлежности. Большинство населения этой зоны, где преобладали словенцы, высказалось все же за сохранение Каринтии в составе Австрии.
      27 ноября 1919 года страны Антанты подписали Нейиский мирный договор с Болгарией. По этому договору была установлена граница Королевства сербов, хорватов и словенцев с Болгарией, причем к королевству отошла часть болгарской территории площадью 2566 квадратных километров, на которой преобладало болгарское население.
      В течение 1919-1920 годов королевство урегулировало пограничные споры с Грецией и Румынией. Гораздо труднее разрешился итало-югославский спор. Только под давлением Англии, Франции и США Королевство сербов, хорватов и словенцев пошло на переговоры с Римом. 12 ноября 1920 года в Рапалло был подписан итало-югославский договор, по которому Италия отказывалась от своих претензий на Далмацию. В то же время в состав Италии вошли города Триест, Пула, полуостров Истрия и несколько островов на Адриатике территории, которые югославы считали своими. Относительно хорватского города-порта Риеки (Фиуме), оккупированного Италией, стороны пошли на компромисс, признав Фиуме с округой независимым государством. Эти условия Раппальского договора, фактически навязанные великими державами, не удовлетворили ни Италию, ни Югославию - и спорные вопросы, формально решенные, продолжали осложнять итало-югославские отношения.
      Территориальные споры Королевства с Венгрией были урегулированы в рамках Трианонского договора 1920 года, которым, в частности, определялась венгеро-югославская граница.
      В 1920 году Югославия, Чехословакия и Румыния образовали военно-политический блок, получивший название Малой Антанты. Формально новый блок был направлен против Венгрии, но Франция, которая стояла за спиной Малой Антанты, рассматривала этот военный блок как важный инструмент своего влияния на Балканах. В результате Малая Антанта приобрела ярко выраженную антисоветскую направленность.
      Политическая зависимость Югославии от стран Антанты, и прежде всего Франции, дополнялась зависимостью экономической. С начала 1920-х годов Франция, Англия и США установили контроль над рядом секторов югославской экономики, прежде всего финансовым и сырьевым.
      Отношение единого югославянского государства, которым управляла сербская олигархия, к Советскому Союзу было подчеркнуто враждебным. Добившись "объединения и освобождения", сербская правящая верхушка утратила интерес к своему некогда великому союзнику. К тому же правящие круги королевства опасались экспорта революции из России, тем более что почва под революционными настроениями в Югославии была, и весьма солидная. Поэтому королевское правительство в межвоенный период воздерживалось от любых контактов с СССР. Дипломатические отношения с Советским Союзом Югославия установила последней из стран Европы - только в июне 1940 года.
      Зато в Югославии нашли приют множество эмигрантов из России, среди которых было большое количество научной интеллигенции. Этот шаг Белграда был во многом вызван сугубо прагматичными интересами: нищая, разоренная войной Сербия, в которой человек с высшим образованием был редкостью, получила в свое распоряжение ценнейшие научные кадры Российской империи. Благодаря этому в короткий срок Югославии удалось добиться существенного укрепления высшей школы, где русские приват-доценты и профессора готовили для Югославии высококвалифицированных специалистов.
      Таким образом, до 1933 года Югославия не имела никакой внешнеполитической альтернативы союзу с Францией. Связка Белград - Париж стала еще прочнее после подписания в ноябре 1927 года договора о дружбе между Югославией и Францией. Но внешнеполитических позиций Югославии этот договор отнюдь не усилил, а лишь продемонстрировал возросшую зависимость югославской политики от Франции. Военная мощь Югославии почти целиком зависела от поставок французского оружия и от французских кредитов.
      Италия считала Югославию своим главным соперником на Балканах и целью ее политики в отношении Югославии было расчленение страны на несколько слабых и желательно зависимых от Италии государств. Рим принял самое активное участие в формировании и становлении движения усташей - хорватских фашистов. Используя противоречия в отношениях Югославии с Болгарией, Венгрией и Грецией, Италии удалось серьезно осложнить внешнеполитическое положение Югославии и фактически поставить ее на грань изоляции на Балканах - даже союзники Югославии по Малой Антанте, Румыния и Чехословакия, отказались гарантировать ей помощь в случае начала итало-югославской войны. А установив в Албании полностью зависимый от Италии режим, Рим получил плацдарм для дальнейшей экспансии на Балканах.
      В ноябре 1926 года был подписан итало-албанский пакт о дружбе и безопасности, в результате чего Албания фактически превращалась в итальянский протекторат. Позиции Италии улучшились, а позиции Югославии, раздираемой внутренними противоречиями, существенно ухудшились. Югославская дипломатия активно пыталась урегулировать отношения с Италией, но узел противоречий был завязан слишком туго. В феврале 1934 года в Афинах был подписан пакт о создании нового военно-политического блока - Балканской Антанты, в которую вошли Югославия, Турция, Греция и Румыния. Этот блок был явно направлен против Италии. В ответ Италия пошла на сближение с Австрией и Венгрией, создав тем самым противовес Балканской Антанте. Идея воссоздания монархии Габсбургов, которую активно поддерживала Италия, для Белграда была постоянным внешнеполитическим кошмаром.
      В поисках союзника страны Центральной и Юго-Восточной Европы все чаще обращали свои взоры на восток, в сторону Советского Союза. В январе 1934 года Постоянный совет Малой Антанты высказался в пользу нормализации отношений с СССР. Следуя этому решению, правительства Чехословакии и Румынии в июне 1934 года установили дипломатические отношения с СССР. Однако Югославия отказалась последовать примеру своих союзников. Югославское правительство не вняло и убеждениям французского министра иностранных дел Луи Барту, который в конце июня 1934 года специально приехал в Белград, чтобы уговорить сербские правящие круги установить дипломатические отношения с СССР. Это было маленькой сенсацией - Белград впервые не пошел покорно вслед за Парижем. И на это имелись весьма серьезные причины.
      1933 год стал переломным в судьбе межвоенной Европы: в Германии к власти пришел Гитлер. Берлин взял курс на пересмотр Версальского мира мира, на котором фактически зиждилась вся послевоенная Европа и была построена Югославия.
      Этот подкоп под фундамент, на котором стояла Югославия, не мог не повлиять на югославскую внешнюю политику. В Белграде, и не только в Белграде, достаточно быстро поняли, что в монополярной до того Европе появился новый фактор силы. В среде малых европейских государств началась перегруппировка.
      Югославия одной из первых стран Европы поспешила на сближение с Германией. Уже в марте 1934 года между этими государствами начались переговоры о заключении нового торгового договора. Обсуждение условий этого договора в скупщине фактически вылилось в поток прогерманской пропаганды. "Между Германией и Югославией нет ни политических, ни экономических противоречий, - заявляли сербские депутаты. - Мы искренне желаем германо-югославского сближения". К весне 1934 года в политических кругах Белграда уже сложилась мощная прогерманская группировка. Германофилы возлагали большие надежды на помощь Берлина в урегулировании итало-югославских противоречий. Кроме того, в Белграде нашли полную поддержку требования Гитлера присоединить Австрию к Германии. Сербские правящие круги считали, что "аншлюсс" (присоединение Австрии к Германии) является меньшим злом для Югославии, чем существование независимой Австрии.
      Появление с приходом Гитлера очага новой войны в Европе потребовало перегруппировки и в стане великих держав. Франция начала активно искать сближения с Италией. В Белграде это вызвало панику: за союз с Римом французы могут расплатиться югославскими территориями! Эти шаги Парижа привели к росту прогерманских настроений у сербских властей. Король Александр немедленно отправился во Францию: требовалось добиться от союзника ясности в отношениях.
      В Марселе короля встречал министр иностранных дел Франции Луи Барту. Оба политика сели в открытый автомобиль, и кортеж двинулся по улицам Марселя, приветствуемый толпами горожан. И вдруг раздались выстрелы...
      Король Александр и Луи Барту были убиты группой хорватских усташей. Если бы король остался жив, он, вероятно, очень удивился бы, узнав, что "заказал" его Берлин - тот самый Берлин, на который в Белграде возлагали такие надежды. В Германии видели в профранцузски настроенном Александре препятствие для сближения Югославии с Берлином, хотя главной мишенью все же являлся не он, а энергичный министр иностранных дел Франции Луи Барту.
      Преемником короля Александра стал его 11-летний сын Петр. До совершеннолетия короля от его имени правил регентский совет, который возглавил принц-регент Павел, тяготевший к германофильству. В руках его была сосредоточена королевская власть - напомним, что Югославия по конституции 1931 года фактически была абсолютной монархией.
      Убийство короля Александра чрезвычайно обострило итало-югославские и венгеро-югославские отношения. Обе страны фактически являлись базами для деятельности хорватских усташей, из числа которых и были завербованы убийцы короля. А рассмотрение жалобы Югославии на Италию и Венгрию только ухудшило югославо-французские и югославо-английские отношения: обе великие державы были гораздо больше заинтересованы в сближении с Италией, чем в удовлетворении притязаний своего второсортного союзника, который и так никуда не денется. И в Белграде, где издавна привыкли лавировать между разными полюсами силы в Европе, вероятно, в который раз с горечью пожалели о том, что России больше нет... Впрочем, был Советский Союз, но с ним Югославия не желала иметь ничего общего. Оставался Берлин...
      "Югославия не следует чьей-либо политике, а идет своим собственным путем и руководствуется лишь своими интересами". Эти гордые слова премьер-министра и одновременно министра иностранных дел Югославии Стоядиновича в реальности маскировали начавшееся с 1935 года стремительное сближение Югославии с фашистской Германией.
      До 1936 года в экономике Югославии доминировали Франция и Англия. В конце 1936 года в общем объеме иностранных инвестиций в Югославии доля Франции составляла 17%, Англии - 14%, Чехословакии - 12%, Германии - 0,88%. Но уже через два года Германия вышла на первое место в югославской внешней торговле и на третье - по объему инвестиций. Югославские военно-воздушные силы заменяли устаревшие "фарманы" на современные "мессершмитты". Югославские сырьевые продукты, в первую очередь цветные металлы, были очень нужны возрождающейся германской военной промышленности. А лидирующая роль Югославии на Балканах облегчала Германии задачу развала системы военно-политических пактов между государствами Центральной и Юго-Восточной Европы, которую успела создать Франция.
      Ослаблению позиций Франции на Балканах вообще и в Югославии в частности во многом способствовал мировой экономический кризис начала 1930-х годов. Зато Англии удалось сохранить и даже упрочить свое влияние в Югославии. И с середины 1930-х годов определяющую роль в югославской политике стало играть уже англо-германское противостояние.
      В сербских политических кругах существовала достаточно сильная проанглийская прослойка. В первую очередь к ней относилась Сербская земледельческая партия, а также часть сербских радикалов. На Англию ориентировалось и левое крыло Хорватской крестьянской партии. Многие ведущие политики страны - члены королевской семьи, министры, высшие чиновники - были тесно связаны с международной финансовой олигархией, с англо-французским капиталом.
      Англия поддерживала Югославию в итало-югославском споре. Это давало Белграду возможность лавировать между Лондоном и Берлином, опираясь одновременно на поддержку тех и других.
      Франция к этому времени сблизилась с Италией и поддерживала ее планы реставрации в Австрии монархии Габсбургов для создания противовеса возрастающей мощи Германии. В Югославии считали, что этот шаг угрожает территориальной целостности страны и приведет к восстановлению враждебной Австро-Венгерской империи. Поэтому для Белграда более привлекательным был "аншлюсс", в результате которого Австрия вообще исчезла бы с карты Европы, а Югославия получила бы общую границу с дружественной Германией. Эта позиция Белграда способствовала дальнейшему германо-югославскому сближению.
      В январе 1937 года при активном участии германской дипломатии был заключен Договор о вечной дружбе между Болгарией и Югославией. Тем самым фашистская Германия выступила в роли "поборника дружбы двух славянских народов", а система созданных Францией пактов на Балканах получила первый серьезный удар - ведь эти пакты заключались в том числе и против Болгарии! Этот шаг Белграда привел к охлаждению его отношений с недавними союзниками - Румынией и Грецией.
      Посредничество германской дипломатии позволило Югославии урегулировать свои отношения и с главным вероятным противником - Италией. Длительные переговоры, которые долго держались в секрете, привели в результате к тому, что 25 марта 1937 года в Белграде был подписан пакет итало-югославских соглашений о дружбе, нейтралитете, торговле и мореплавании. Этот договор стал большим успехом югославской дипломатии. Италия отказывалась от территориальных претензий к Югославии, обязывалась прекратить деятельность на своей территории хорватских усташей, улучшить положение югославских национальных меньшинств в Италии, развивать итало-югославскую торговлю на выгодных для Югославии условиях. И этот успех был достигнут с помощью Германии - новой европейской силы, на которую в Белграде отныне возлагали большие надежды.
      В мае 1937 года в Белград прибыл Герман Геринг. Он встретился с принцем-регентом Павлом и премьер-министром Стоядиновичем. Через месяц югославскую столицу с официальным визитом посетил министр иностранных дел Германии фон Нейрат, который зондировал почву для заключения договора о дружбе между Германией и Югославией. Но белградское правительство, которое теперь имело возможность лавирования между центрами силы в Европе, не спешило идти на этот шаг.
      В октябре 1937 года премьер-министр Стоядинович посетил Париж и Лондон. В Париже он подписал соглашение о продлении франко-югославского договора о дружбе, но отказался подписывать с Францией пакт о взаимной помощи в случае агрессии Германии.
      Из Лондона югославский премьер отправился в Берлин, где встретился с Гитлером, и в беседе с ним еще раз подтвердил, что Югославия считает возможный "аншлюсс" Австрии чисто внутригерманским делом и не собирается этому препятствовать. Более того, Югославия намерена всемерно развивать отношения с Германией. "Ничто так не отдаляло Югославию от Германии, как французские очки, - заявил Стоядинович. - Югославия теперь сбросила эти очки".
      Через два месяца, 13 марта 1938 года, немецкие войска вступили в Австрию. "Сбросившая очки" Югославия увидела гитлеровские войска у своих границ, но ничего, кроме одобрения у Белграда это не вызвало. 14 марта югославское правительство опубликовало заявление, в котором говорилось, что "аншлюсс" - "чисто внутреннее дело немецкого народа", а Югославия будет и далее проводить дружественную политику по отношению к Германии.
      "Аншлюсс" Австрии вызвал обострение англо-германской борьбы за влияние на Балканах. Германия продолжала целенаправленно разрушать систему послевоенных пактов. Под ее давлением и при лояльной позиции Югославии страны Малой Антанты признали за Венгрией равные права на вооружение и 23 августа 1938 года отменили соответствующие статьи Трианонского договора. Но к сближению Югославии с Венгрией это не привело. А через месяц, 29 сентября, великие державы подписали Мюнхенские соглашения о расчленении Чехословакии, и Малая Антанта прекратила свое существование.
      Сближение Югославии с Германией продолжалось. Воевать с югославами в Берлине не собирались, и вся политика Германии на Балканах была нацелена на экономическое подчинение стран этого региона и использование их ресурсов в военных целях. В частности, с этой целью германские спецслужбы и созданное в Белграде при их активном участии Югославо-Германское общество способствовали распространению в Югославии прогерманских настроений. В стране функционировали организации немецкого "Культурбунда" ("Культурного союза"), активно действовавшего в среде этнических немцев-граждан Югославии (таких насчитывалось более 500 тысяч). Под крышей этого союза почти открыто работали агенты германских спецслужб, создавшие широкую шпионскую сеть в югославской армии и кругах политической элиты, формировавшие "пятую колонну" внутри страны. Под видом спортивных организаций действовали школы боевиков, где германские инструкторы готовили из числа этнических немцев диверсионные группы для будущей войны. Штат германского посольства был увеличен на 500 человек. Большинство этих "дипломатов" имели к дипломатии самое отдаленное отношение.
      Европа уверенно шла ко Второй мировой войне. В марте 1939 года Германия оккупировала остатки Чехословакии. В апреле того же года Италия захватила Албанию. В ответ на эти действия Англия заключила договор о взаимной помощи с Турцией.
      Летом 1939 года германская дипломатия развернула энергичные действия по развалу Балканской Антанты и созданию вместо него прогерманского военного блока в составе Югославии, Болгарии и Венгрии. В июне принц-регент Павел посетил Берлин, где вел переговоры с Гитлером. Затем Павел в традициях югославской политики лавирования отправился в Лондон, чем навлек на себя гнев немцев. Германия демонстративно отложила подписание соглашения о поставках в Югославию немецкого оружия и военных материалов.
      1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война - гитлеровская Германия напала на Польшу.
      В ответ Англия и Франция объявили Германии войну. Югославия заявила о своей нейтральной позиции. В народе говорили: "Принц-регент у нас за Англию, правительство - за Германию, армия - за Францию, а мы - за Россию!" Но как раз с Россией правящие круги Югославии не желали иметь ничего общего.
      Фактически экономика страны с самых первых дней войны работала на Германию. Внешняя торговля Югославии практически полностью переориентировалась на германский рынок. Резко возросший спрос на металлы (медь, хром, свинец), уголь, сельскохозяйственную продукцию оживил эти отрасли югославской экономики. Одновременно война вызвала глубокий кризис в ряде других отраслей, особенно работавших на привозном сырье и материалах.
      С началом войны началась и ожесточенная дипломатическая борьба. Воюющие державы активно пытались расширить свои сферы влияния в Европе и привлечь на свою сторону новых союзников. Югославская дипломатия продолжала политику лавирования, стараясь извлечь максимум выгод из своего положения.
      Германия к осени 1939 года имела в Югославии прочные позиции. Ячейки "Культурбунда", разветвленная сеть агентов влияния в среде югославских политиков и офицерства, сербская националистическая организация "Збор", хорватские усташи, несколько резидентур германской военной и политической разведки в совокупности образовывали сеть, пронизывавшую все структуры югославского государства. Одновременно в Югославии, особенно в Сербии, сохраняли свое влияние те круги, которые традиционно ориентировались на Францию и Англию. Однако их позиции резко ослабели после разгрома Франции в мае 1940 года.
      Поражение Франции коренным образом изменило военно-политическую обстановку в Европе. Только Англия в одиночестве продолжала вооруженную борьбу с Германией. Польша, Франция, Дания, Бельгия, Нидерланды, Норвегия были оккупированы. В континентальной Европе оставалось лишь одно государство, способное противостоять Германии - Советский Союз. Но СССР был связан с Германией пактом о ненападении, и советско-германские отношения внешне выглядели вполне благополучными. Взвесив все "за" и "против", в Белграде сделали осторожный шаг, который, по большому счету, ни к чему его и не обязывал: в июне 1940 года Югославия установила дипломатические отношения с СССР.
      Дальнейшего сближения между двумя странами это не вызвало. Югославское правительство даже запретило "Общество друзей СССР", созданное группой левых политиков.
      27 сентября 1940 года в Берлине был подписан пакт "трех держав" Германии, Италии и Японии, что явилось организационным закреплением оси "Берлин - Рим - Токио". 20 ноября к державам "оси" присоединилась Венгрия, 23 ноября - Румыния. Несколько ранее, в октябре 1940 года, ограниченный контингент германских войск по соглашению с румынским правительством вошел в Румынию - согласно директиве Гитлера, это позволяло "обеспечить решающее воздействие на отношения Германии с другими балканскими странами, с Италией и особенно с Советской Россией".
      28 октября Италия напала на Грецию, но неожиданно получила сокрушительный отпор. Разгромленные итальянские войска, преследуемые греками, сумели закрепиться только в албанских горах. Война вплотную приблизилась к границам Югославии.
      В Берлине Югославию рассматривали как "ненадежного нейтрала" и считали, что ее следовало либо прочно привязать к Тройственному пакту, либо уничтожить. В ноябре 1940 года начались интенсивные переговоры югославских лидеров с представителями держав "оси". За свое присоединение к Тройственному пакту Югославия требовала себе греческий порт Салоники (это при том, что сражающаяся Греция формально оставалась союзником Югославии). Германия в принципе не возражала, но Италия была категорически против. Чтобы несколько привести в чувство Белград, Муссолини отдал приказ о бомбардировке югославской территории. Налет итальянских бомбардировщиков на город Битоль в Македонии несколько убавил претензии югославских политиков.
      Параллельно с усилиями Германии в Белграде активно действовала англо-американская дипломатия. В ее планах Югославии совместно с Грецией отводилась роль "балканского плацдарма", который должен был отвлечь Германию от высадки в Англии. Уинстон Черчилль направил югославскому премьеру Драгише Цветковичу личное письмо, в котором предупреждал, что присоединение Югославии к Тройственному союзу сделает распад страны неизбежным. В середине марта 1941 года посол Англии в Белграде встретился с лидерами национальных движений в Югославии и убеждал их оказать давление на правительство и удержать его от присоединения к Тройственному пакту. С начала 1941 года английское посольство в Белграде превратилось в штаб антигерманской оппозиции в Югославии.
      В январе 1941 года Белград посетил личный представитель президента Рузвельта, один из руководителей американской разведки полковник Уильям Донован. Он встретился с принцем-регентом Павлом, премьером Цветковичем и хорватским лидером Мачеком, установил личные контакты с высокопоставленными югославскими офицерами (в том числе с командующим ВВС генералом Душаном Симовичем) и довел до них официальную позицию США: если Югославия выступит против немцев, то она получит помощь от США. В случае же присоединения Югославии к "оси", она не переживет конца войны и более не сможет рассчитывать на помощь западных держав. Аналогичные предупреждения содержались в личном послании президента Рузвельта принцу-регенту Павлу.
      Параллельно с дипломатическим давлением британская разведка начала подготовку военного переворота в Югославии, опираясь на проанглийски настроенные круги югославского офицерства. Действия дипломатии и разведки координировал английский министр иностранных дел Антони Иден.
      1 марта 1941 года к Тройственному пакту присоединилась Болгария. На ее территорию вошли германские войска. Югославия оказалась в кольце стран членов "оси".
      19 марта в Белграде состоялось заседание Коронного совета. Принц-регент Павел и почти все ведущие политики страны высказались за присоединение Югославии к Тройственному пакту. 20 марта этот вопрос рассматривал Совет Министров. Из 18 членов правительства 10 высказались за присоединение к "оси", 5 - воздержались, трое выступили против и в знак протеста подали в отставку. Но это уже ничего не могло изменить.
      25 марта 1941 года югославская делегация во главе с премьер-министром Д. Цветковичем подписала в Вене протокол о присоединении Югославии к Тройственному пакту. Отныне страна становилась союзником фашистской Германии.
      БЛИЦКРИГ (АПРЕЛЬ 1941 ГОДА)
      "Лучше война, чем пакт!"
      Массовые демонстрации под этим лозунгом охватили всю Югославию, как только ее граждане узнали о присоединении к Тройственному союзу. Обстановка обострялась с каждым часом. Сербский патриарх Гавриил выступил по радио с осуждением пакта с немцами.
      В ночь с 26 на 27 марта 1941 года группа высших офицеров югославской армии, тесно связанных с Лондоном, которую возглавил командующий ВВС Югославии генерал Душан Симович, совершила военный переворот. Заговорщики действовали от имени несовершеннолетнего короля Петра II. Принц-регент Павел и правительство Цветковича, подписавшее пакт с державами "оси", было свергнуто.
      Утром 27 марта Белград ликовал. Массовые митинги и демонстрации сотрясали югославскую столицу. На улицы вышли более 100 тысяч человек. Демонстранты перебили камнями стекла в германских представительствах, жгли флаги со свастикой. Патриотические манифестации прошли во всех крупных городах страны. Компартия вышла из подполья. Участники митингов требовали от нового правительства разрыва с Германией, принятия немедленных мер по обороне страны, чистки государственных структур от профашистских элементов.
      В тот же день было образовано новое правительство. Его возглавил генерал Д. Симович, его заместителями стали лидер Сербского клуба профессор Слободан Йованович и хорватский лидер В. Мачек. Новое правительство состояло в основном из проанглийски настроенных деятелей.
      "Сегодня Югославия вновь обрела свою душу!" - заявил в Лондоне Черчилль.
      Но неожиданно оказалось, что вся энергия лидеров переворота была растрачена в первые же сутки. Что делать дальше? Этого новое правительство страны явно не знало.
      Югославия посылала отчаянные сигналы Германии и Италии, пытаясь убедить их, что переворот вызван исключительно внутриполитическими причинами, что Югославия не отказывается от своего участия в Тройственном пакте, что она готова выполнять все принятые на себя перед Германией и Италией обязательства. Но все уже было напрасно.
      Печать Англии, США и нейтральных стран расценила переворот в Белграде как "плевок в лицо Гитлеру". Точно так же, только более серьезно, оценили югославский переворот в Берлине.
      27 марта в ставке Гитлера состоялось экстренное совещание командования вермахта. Гитлер констатировал: "Югославия была неопределенным фактором.... Сербы и славяне никогда не были прогермански настроены. Если бы правительственный переворот произошел во время мероприятий "Барбароссы" (то есть во время нападения Германии на СССР. - Прим. авт.), то последствия для нас, по-видимому, были бы значительно серьезнее". В результате "фюрер решил, не ожидая возможной декларации о лояльности нового правительства, сделать все приготовления для того, чтобы уничтожить Югославию в военном отношении и как национальную единицу".
      В тот же день Гитлер издал "Директиву № 025", в которой констатировал, что "военный путч в Югославии изменил политическую обстановку на Балканах". Декларация предписывала командованию вермахта рассматривать Югославию, независимо от возможных проявлений лояльности, как врага и начать подготовку к вторжению.
      Плана войны против Югославии у генерального штаба вермахта не существовало. Весной 1941 года германские войска готовились к операции "Марита" - вторжению в Грецию с территории Болгарии. Присутствие германских войск в Болгарии позволяло перенацелить часть сил из этой группировки на Югославию. Другая группировка развертывалась в Австрии, на югославо-германской границе. К нападению на Югославию была привлечена и Италия.
      Проблемой оставалась позиция Венгрии. Германия рассчитывала, что Венгрия как член Тройственного пакта пропустит через свою территорию германские войска. Но неожиданно в этом вопросе Берлин натолкнулся на упрямую позицию венгерского премьер-министра Пала Телеки. За четыре месяца до этого Венгрия заключила с Югославией договор о дружбе, и Телеки полагал, что Венгрия не вправе так нагло попирать его. Но руководство Венгрии во главе с адмиралом Хорти придерживалось иного мнения, и в Венгрию вошли германские войска.... Узнав об этом, Телеки застрелился.
      За несколько дней Германия развернула на югославских границах 32 дивизии, не считая союзных итальянских, венгерских и болгарских войск, объединенных под общим командованием фельдмаршала В. Листа в три основные группировки: в Австрии (район Граца), Венгрии и Болгарии.
      Югославская армия не располагала достаточными силами для отражения агрессии. Кадровая армия на 27 марта 1941 года насчитывала около 600 тысяч человек. Оборонительный план R-41, разработанный югославским генеральным штабом в феврале 1941 года, предусматривал, что в случае войны в армию дополнительно будет мобилизовано 1,7 миллиона человек, из которых предстояло сформировать 28 пехотных и 3 кавалерийских дивизии. Руководствуясь устаревшими представлениями о характере войны, генеральный штаб Югославии предполагал завершить мобилизацию и стратегическое развертывание армии за 12 дней - как будто кто-то собирался дать ему эти 12 дней!
      Всего Югославия могла противопоставить агрессору около 40 дивизий при протяженности сухопутных границ 2500 километров.
      В техническом отношении югославская армия количественно значительно уступала германской, хотя ее боевая техника по своим качествам соответствовала той, которая использовалась немцами. Основу ВВС составляли немецкие истребители "мессершмитт-109" (около 200), которые являлись базовым истребителем ВВС Германии. На вооружении немногочисленных бронетанковых частей состояли 200 чехословацких легких танков LT-35 [германское обозначение - 35 (t)] образца 1935 года, точно таких же, какие находились на вооружении 6-й немецкой танковой дивизии.
      План R-41 предусматривал, что в случае нападения Германии югославская армия должна была, ведя оборонительные бои на севере, вторгнуться в Албанию и во взаимодействии с греческими вооруженными силами разгромить итальянскую группировку в Албании, обеспечив тем самым отход главных сил югославской армии на юг. Здесь совместно с греками и англичанами югославы должны были образовать устойчивый фронт борьбы. По существу, это было повторение варианта Салоникского фронта во время Первой мировой войны.
      Сооружение укрепрайонов на границах Югославии началось еще в конце 1930-х годов, но строились они исходя из того положения, что главным вероятным противником страны является Италия. На границах же с Болгарией и Румынией никаких укреплений вообще не было.
      Германофильская политика правящих кругов страны и активная деятельность германской разведки в Югославии привели в результате к тому, что ряд высших постов в армии и государстве в канун войны занимали агенты абвера. Все "секретные" и "строго секретные" документы югославского генштаба, включая мобилизационный план, уже через несколько часов после своего появления на свет ложились на стол германскому резиденту в Белграде.
      Война стояла на пороге, но правительство не предпринимало никаких серьезных мер. 30 марта в Югославии началась частичная мобилизация резервистов. Генштаб практически бездействовал. В Греции уже высадился английский экспедиционный корпус, но ни с ним, ни с генштабом греческой армии - своим союзником - никаких переговоров об организации совместных действий не велось.
      Буквально стоя на пороге войны, правящие круги Югославии решились на шаг, которого давно требовала общественность страны: 5 апреля в Москве был подписан договор о дружбе и ненападении между Югославией и СССР. Стороны брали на себя обязательства уважать независимость, суверенные права и территориальную целостность друг друга. 2-я статья договора предусматривала, что "в случае, если одна из Договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, другая Договаривающаяся сторона обязуется соблюдать политику дружественных отношений к ней". Таким образом, договор с СССР являлся только моральной поддержкой Югославии - о военной помощи речь не шла. Для Белграда этот договор являлся уступкой общественному мнению страны и желанием найти моральную опору перед лицом фашистской агрессии. Поощряя это стремление югославов, Москва рассчитывала, что Гитлер втянется в затяжную войну на Балканах. Тем самым сроки германо-советской войны, которая была неизбежна, неминуемо отодвинулись бы, что было крайне желательно для СССР.
      Накануне нападения на Югославию германская военная разведка активизировала всю свою агентурную сеть в стране. Основной ее задачей являлось моральное разложение армии и общества, срыв мобилизации. Хорватские усташи, к которым тайно перебрасывались подкрепления из Италии, готовились развязать террор в тылу югославской армии.
      На рассвете 6 апреля, в православное Вербное воскресенье, германская авиация нарушила воздушное пространство Югославии. Особенно ожесточенной бомбардировке подвергся Белград - в соответствии с директивой Гитлера: "Белград должен быть уничтожен непрерывными дневными и ночными налетами авиации". Ковровые бомбардировки югославской столицы играли прежде всего психологическую роль: это был ответ Гитлера на "плевок в лицо" и одновременно акт устрашения для тех государств, которые еще раздумывали, связывать ли им свою судьбу с Англией - в частности, для Турции.
      В этот же день германские войска вторглись на югославскую территорию.
      Югославская армия к началу военных действия не успела подготовиться и выдвинуться на исходные позиции. Генеральный штаб с первых часов войны утратил управление войсками. Всеобщая мобилизация была объявлена только на второй день войны, 7 апреля, когда германские механизированные части уже глубоко вторглись на территорию страны.
      План действий вермахта был разработан с учетом положений югославского оборонительного плана R-41, хорошо известного германской разведке. Главный удар немецкие войска наносили из Болгарии, стремясь отсечь Югославию от Греции и тем самым перерезать пути отхода югославской армии на юг. Вечером 7 апреля немцы вошли в Скопье, 9 апреля - в Ниш. На севере 10 апреля немцы почти без сопротивления заняли Загреб.
      К исходу 10 апреля, на четвертый день войны, югославская армия перестала существовать как организованная сила. Часть югославских сил в разных местах оказывала упорное очаговое сопротивление. В Албании, действуя по плану R-41, югославские части перешли в наступление против итальянских войск. Вместе с тем значительная часть растянутых вдоль границ югославских дивизий была деморализована. Хорваты, словенцы и македонцы дезертировали массами. Утром 13 апреля немцы вошли в Белград. 15 апреля югославское правительство покинуло территорию страны, король Петр II и министры на самолете вылетели в Грецию, а оттуда в Египет. 17 апреля в Белграде был подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции югославской армии.
      "СМЕРТЬ ФАШИЗМУ - СВОБОДУ НАРОДУ!" (1941-1945)
      Развал Югославии начался уже в первые дни гитлеровской агрессии. 10 апреля в Загребе усташи провозгласили создание Независимого Хорватского Государства (НХГ), в состав которого вошли Хорватия и Босния и Герцеговина. Формально главой НХГ стал итальянский герцог Сполетто, но он за все время войны так и не удосужился появиться в Загребе, и реально во главе страны стоял "поглавник" Анте Павелич, лидер усташей. Под управление итальянской военной администрации перешло все Адриатическое побережье Хорватии. Итальянские войска оккупировали Черногорию и южную часть Словении. Северная часть Словении отошла к Германии, восточная - к Венгрии. Венгрия получила также Воеводину, Болгария - Македонию, а Албания - Косово. В Сербии, оккупированной Германией, было создано правительство из сербских политиков-германофилов, с собственными вооруженными силами, набранными из числа сербских фашистов. Правительство Сербии возглавил бывший военный министр Югославии Милан Недич. Во время нападения Германии на Югославию он командовал одной из югославских полевых армий и своими действиями фактически открыл фронт немцам.
      Вся территория Югославии была разделена на сферы влияния между Германией и Италией. При этом итальянская администрация - и это с оговорками и без признают все без исключения - была значительно мягче германской. В соответствии с расовой теорией Гитлера все славяне рассматривались как низшая раса. Немцам, проживавшим на территории довоенной Югославии, были предоставлены особые права, все прочее было объявлено "пространством", которое следовало преобразовать в соответствии с ценностями "арийской цивилизации". Начались этнические чистки: с югославянских территорий, присоединенных к Германии, изгонялись коренные жители, а их земли отдавались германским колонистам. Экономика страны была поставлена на службу военным потребностям Германии, из Югославии вывозились стратегические ресурсы и сельскохозяйственная продукция, а также рабочая сила. Тысячи военнопленных солдат югославской армии и гражданских лиц были вывезены на принудительную работу в Германию. Патриарх сербской православной церкви Гавриил был отправлен в немецкий концлагерь Дахау. Закрывались славянские школы и культурные учреждения, насаждался немецкий язык. Параллельно разжигалась национальная рознь между славянами.
      Наиболее драматично развивались события в Хорватии. Пришедшие к власти усташи начали неслыханный в истории Европы геноцид в отношении сербов, цыган и евреев. По своим зверствам и масштабам этот геноцид сопоставим только с преступлениями турок против христиан, совершенными во второй половине XIX - начале XX века. Объектом геноцида стали два миллиона нехорватов, проживавших на территории НХГ - в первую очередь сербы. При этом свою ненависть усташи вымещали не на белградских жандармах или чиновниках, а на своих соседях-сербах, бывших "граничарах" (см. главу 1), с которыми хорваты жили бок о бок более трехсот лет и которые буквально врасплох были застигнуты этой внезапной ненавистью.
      Зверства усташей в отношении сербского населения потрясли даже их союзников - немцев и итальянцев. Казалось, что "просвещенная" Европа получила новое доказательство того, что славяне - дикари, низшая раса, которую надо либо уничтожить, либо "цивилизовать".
      Надо отметить, что в 1941 году подавляющее большинство хорватов поддерживало создание НХГ. Лидер Хорватской крестьянской партии Влатко Мачек сразу после прихода к власти усташей заявил: "Призываю весь хорватский народ подчиниться новой власти. Призываю всех сторонников Хорватской крестьянской партии, занимающих административные посты, искренне сотрудничать с новой властью". Но очень скоро Мачек оказался в лагере смерти Ясеновац, созданном усташами в первую очередь для массового уничтожения сербов, евреев и цыган. В своих мемуарах Мачек пишет, что он увидел, как один из лагерных охранников-усташей, который целый день убивал людей, постоянно крестится перед сном. "Я спросил его - не боится ли он Божьей кары? - "Лучше не говорите об этом - ответил он, - я прекрасно понимаю, что меня ожидает. За все мои прошлые, нынешние и будущие прегрешения я буду гореть в аду. Но я буду гореть в аду ради Хорватии!""
      Что ж, ответ исчерпывающий. Если человек, называющий себя христианином - будь он хоть патриархом, митрополитом или архиепископом ставит Хорватию, Сербию, или что-то еще выше Христа и его заповедей, то он - не христианин (не католик и не православный), даже если он весь обвешается крестами, разобьет себе лоб в молитвах и запостится до дистрофии.
      Католическая церковь Хорватии сыграла самую недостойную (мягко скажем) роль в событиях Второй мировой войны. Геноцид сербов осуществлялся с ее фактического благословения. Из всех хорватских иерархов только епископ Мостарский Алоизие Мишич выступил с осуждением резни и запретил своим священникам отпускать грехи тем католикам, которые запятнали себя человекоубийством. Это был единственный истинно христианский поступок церковного деятеля - остальные одиннадцать епископов Хорватии и сам архиепископ Степинац не нашли в действиях усташей ничего предосудительного, либо закрыв уши и глаза, либо тайно и явно подстрекая усташей к новым убийствам.
      После оккупации и распада Югославии оставались только две реальные силы, выступавшие за восстановление единства страны: королевское правительство, бежавшее из страны, и компартия, сохранившая, несмотря на террор оккупационных властей, свою организационную структуру на всей ее территории.
      Эмигрантское правительство Югославии во главе с генералом Душаном Симовичем, обосновавшееся в Каире, поддерживали Англия и США. В отличие, например, от эмигрантского правительства Польши, собственных вооруженных сил и собственной разветвленной сети подпольных организаций в стране югославское правительство не имело. Вся его деятельность по организации сопротивления на первых порах сводилась к передачам по английскому радио, в которых народу Югославии предлагалось "погодить" до лучших времен.
      Другой влиятельной политической силой, выступавшей за единство Югославии, была Коммунистическая партия Югославии (КПЮ). Ее лидером с 1937 года являлся Иосип Броз, более известный под партийным псевдонимом Тито один из самых выдающихся политических деятелей ХХ века.
      Сын хорвата и словенки, Иосип Броз Тито родился в мае 1892 года в селе Кумровац неподалеку от Загреба. В годы Первой мировой войны он был призван в австро-венгерскую армию, в 1915 году попал в плен на русском фронте и до 1920 года оставался в России. Вернувшись в Югославию, он вступил в компартию Югославии, несколько раз подвергался арестам, а в 1937 году был избран Первым секретарем ЦК КПЮ.
      Коммунистическое партизанское движение в Югославии начало разворачиваться летом 1941 года. Между тем еще с апреля в Сербии, в районе Равной Горы, действовала небольшая группа сербских офицеров во главе с полковником Драголюбом Михайловичем. После капитуляции армии эта группа не сложила оружия и, уйдя в горы, приступила к организации партизанских отрядов на территории Сербии. По традиции, сохранившейся еще со времен борьбы против турок, сербские партизаны называли себя четниками (от "чета" - отряд). Михайлович установил связь с эмигрантским правительством, но избегал любых военных действий против оккупантов. Идеологически и организационно связанные с режимом, правившим в межвоенной Югославии, четники Михайловича стояли на узконациональных великосербских позициях. "Мои враги - хорваты, мусульмане и коммунисты", - любил повторять Михайлович.
      С конца мая компартия Югославии начала формирование партизанских групп на территории Сербии. Первоначально их численность была невелика. Когда в мае 1941 года хорватские фашисты начали зверски истреблять сербское население, тысячи сербов, спасаясь от резни, бежали в горы. Там и появились первые партизанские отряды, объединенные, по сути, одним-единственным стремлением - к самозащите, а вовсе не какой-либо идеологией. Эти люди стояли лицом к лицу с озверевшими от безнаказанности фашистами и не собирались становиться покорными баранами. Вооруженные охотничьими ружьями, косами и вилами они готовились защищать свою жизнь. Именно здесь, в горах Боснии, впервые прозвучал лозунг, который затем стал лозунгом всей народно-освободительной борьбы югославских патриотов: "Смерть фашизму свободу народу!".
      Единственной югославской территорией, где сопротивление фашистам сразу приобрело характер организованного движения, стала Словения. Уже 27 апреля в Любляне состоялось подпольное совещание всех ведущих политических и общественных движений Словении, включая компартию, на котором было решено создать единую антифашистскую организацию - Освободительный фронт Словении.
      Нападение фашистской Германии на СССР 22 июня 1941 года создало новую военно-политическую обстановку в Европе. Независимо от того, как развивалась предвоенная ситуация, теперь Советский Союз оказался вовлеченным в общую антифашистскую борьбу, которую вели Англия, ее союзники и порабощенные Гитлером народы Европы. Вступление СССР в войну с фашизмом дало новый импульс югославскому сопротивлению. Этому объективно способствовало и традиционно доброе отношение к России, которое, несмотря на все выверты югославской государственной политики, сохранялось в народной среде.
      27 июня 1941 года Центральный комитет Коммунистической партии Югославии принял решение создать Главный штаб партизанского движения во главе с Тито. В июле был разработан план расширения партизанских операций в Сербии, в первую очередь предусматривавший увеличение численности партизанских групп и переход к активным действиям. Но действительность опрокинула эти расчеты: уже 7 июля в Западной Сербии, а затем в Черногории началось массовое восстание против оккупантов. Только в Черногории численность повстанцев достигла 32 тысячи человек. 22 июля началась вооруженная партизанская борьба в Словении, 27 июля - в Хорватии, где на первых порах действовали партизанские отряды, состоящие из сербов, спасавшихся от геноцида. В октябре 1941 года партизаны начали действовать в Македонии.
      В Боснии и Герцеговине в ответ на действия партизан усташи начали новую резню сербов. Средневековые зверства хорватских фашистов вызвали возмущение даже у командования итальянских оккупационных войск, которое вынуждено было ввести свои войска в Герцеговину для защиты сербского населения. Этот шаг на время утихомирил страсти, и партизанские выступления в Герцеговине практически прекратились.
      К октябрю 1941 года на территории Югославии действовало около 70 тысяч партизан. В Западной Сербии образовалась обширная освобожденная зона. Сюда перебазировался Главный штаб партизанского движения. Здесь же началось формирование органов новой власти - Народно-освободительных комитетов.
      Появление в оккупированной Югославии новой реальной силы партизанского движения, руководимого коммунистами, - создало новую ситуацию в стране. Первой проблемой стало отношение партизан к Тито и четникам Дражи Михайловича. Обе стороны на словах выражали готовность к совместным действиям. Но внутренняя логика развития событий неизбежно разводила партизан и четников по разные стороны баррикады.
      Дело в том, что освободительная война народов Югославии против фашистских оккупантов являлась одновременно гражданской войной в многонациональной стране, отягощенной застарелыми межнациональными проблемами. В стране существовали силы, не желавшие восстановления единой Югославии, а те, кто выступал за ее единство, имели разный подход к принципам этого объединения. Так на новом витке истории опять, но уже в новой форме, столкнулись две старые идеи: федерализм и централизм, идея федерации югославянских народов и идея "Великой Сербии". На этот раз перевес был на стороне приверженцев федерализма - что представляет из себя "Великая Сербия", народы Югославии уже знали не понаслышке, а испытали это на собственной шкуре. Носителями же идеи федерализма теперь являлись не хорваты и словенцы, а коммунисты, сторонники социального переустройства мира. Поэтому с самого начала федералистское крыло национально-освободительн ого движения приобрело "красный" цвет, а коммунистические идеи, брошенные в котел югославских страстей, породили новые проблемы и оказали решающее влияние на итоговую расстановку сил (впрочем, надо подчеркнуть, что коммунизм Тито имел ряд коренных отличий от "коммунизма" ленинско-сталинского).
      Единую, федеративную, стабильную, процветающую, неприсоединившуюся и пользующуюся заслуженным авторитетом в мире Югославию, ту Югославию, которая до 1989 года являлась главным фактором стабильности на Балканах, создали коммунисты. Этот исторический факт сегодня можно замалчивать, высмеивать, вертеть так-сяк и наперекосяк, пытаться умалить более или менее глупыми комментариями, но этот факт нельзя игнорировать. Не национальная, а социальная революция привела в итоге к созданию стабильной федеративной Югославии. Не принцип солидарности национальных элит, а принцип солидарности народов, поднявшихся на борьбу с фашизмом не во имя высосанных из пальца идей "Великой Сербии" или "Великой Хорватии", а во имя сохранения себя и своей культуры, оказался единственной плодотворной идеей, способной сцементировать многонациональное югославское государство.
      Борьба различных политических сил в Югославии не осталась без внимания союзников по антигитлеровской коалиции. Ни для кого не было секретом, что их объединяла только борьба против Гитлера - во всех прочих вопросах союзники имели собственные, как правило, диаметрально противоположные взгляды. В глазах Англии четническое движение в Сербии являлось органическим продолжением той антигитлеровской и пробританской политики, которую пыталось проводить правительство Симовича, пришедшее к власти в результате военного переворота 27 марта 1941 года. В свою очередь, правительство Симовича являлось продолжателем традиционной прозападной, "антантовской" политики, которую проводила Сербия начиная с 1903 года. Поэтому четники рассматривались в Лондоне как естественные союзники Англии. Что касается партизан Тито, то коммунистические идеи их лидеров и явно промосковская направленность, естественно, никакого восторга у англичан вызвать не могли. Официальный Лондон по дипломатическим каналам постоянно оказывал давление на Москву, стараясь убедить Сталина в том, что только Михайлович может считаться истинным руководителем югославского сопротивления и именно его следует рассматривать в качестве партнера по антигитлеровской коалиции. От Москвы требовали повлиять на партизанское руководство, чтобы четники и партизаны "оставили в стороне свои разногласия и образовали единый фронт". Посол Британии в Москве Криппс, обращаясь к Молотову, высказал от имени официального Лондона пожелание: "Советское правительство, возможно, будет склонно убедить коммунистические элементы в Югославии предоставить себя в военном отношении в распоряжение Михайловича, как национального вождя".
      В октябре в штаб Дражи Михайловича, которого эмигрантское королевское правительство назначило военным министром, прибыл представитель британского военного командования на Ближнем Востоке капитан Хадсон. Он привез с собой послание, в котором англичане настоятельно рекомендовали Михайловичу не допустить, чтобы югославское сопротивление "превратилось в восстание коммунистов в пользу Советской России". Впрочем, Михайлович в таких рекомендациях не нуждался, так как он уже давно и последовательно действовал в этом направлении. Еще в начале сентября 1941 года он с ведома гитлеровского командования заключил соглашение с профашистским белградским правительством Милана Недича о совместной борьбе против партизан Тито. 13 ноября Михайлович лично встречался с представителями германского командования и обсуждал вопросы совместной борьбы четников и фашистов против партизан. "С коммунистами-партизанами не может быть никакого сотрудничества, - говорилось в инструкции Михайловича командирам четнических подразделений, - так как они борются против династии, за осуществление социальной революции, что никогда не может быть нашей целью, так как мы единственно и исключительно только солдаты и борцы за короля и отечество". В официальных документах союзников четники часто именовались "королевской армией" и "братьями по оружию".
      Впрочем, в каких-то военных операциях против оккупантов "королевская армия" замечена не была. Четники занимались в основном тем, что устраивали массовые убийства безоружных мусульман Боснии - эта резня ничем не отличалась от действий усташей в отношении сербов. Дража Михайлович одним из первых на Балканах произнес фразу "этническая чистка". В своем приказе командирам четнических подразделений от 20 декабря 1941 года Михайлович так сформулировал стоящие перед ними задачи:
      "...Создать Великую Югославию и внутри ее Великую Сербию, этнически чистую в границах Сербии, Черногории, Боснии-Герцеговины...
      Провести чистку государственной территории от всех национальных меньшинств и чуждых элементов... Очистить Боснию от мусульманского и хорватского населения".
      Вероятно, и на основе такой программы можно решать "национальные задачи". Тогда возникает вопрос: вправе ли "национальные меньшинства и чуждые элементы" в ответ на "чистку государственной территории" браться за оружие и "мочить" носителей "национальной идеи"? И вправе ли церковь благословлять подобные действия? Впрочем, вопросов много. И югославские события 1990-х годов ясно показали, что они по-прежнему не разрешены.
      Отношение Советского Союза к югославскому движению сопротивления на первых порах можно назвать выжидательным. В Москве фигура Дражи Михайловича восторга вызывать не могла, но вот насколько верны уверения англичан, что партизаны Тито не пользуются поддержкой народа, а за Михайловичем идут чуть ли не миллионы? Какова реальная расстановка сил в югославском сопротивлении? Насколько управляем Тито и в какой степени он может соответствовать интересам Москвы?
      Несмотря на постоянно демонстрируемую партизанскими руководителями солидарность с СССР, окончательное решение в Москве приняли только к началу 1942 года. "Советское правительство не расположено участвовать вместе с Правительством Его Величества в попытке обуздать деятельность партизан". Эти слова посла СССР в Лондоне Майского окончательно провели границу между советской и английской позициями в югославском вопросе.
      Вооруженная борьба четников с партизанами началась в октябре 1941 года и продолжалась до конца войны. Этот факт лишний раз подчеркивает, что народно-освободительная борьба в Югославии носила одновременно характер гражданской войны. Партизанам Тито противостояли немецкие, итальянские, болгарские и венгерские оккупационные войска, хорватские усташи и домобраны, вооруженные формирования белградского правительства Милана Недича, четники Дражи Михайловича, отряды албанских националистов баллистов. К этому надо добавить и дивизию русских казаков генерала Краснова, сформированную из числа бывших белогвардейцев и советских военнопленных, присягнувших на верность Гитлеру. Русская казачья дивизия воевала с партизанами вплоть до мая 1945 года.
      Если говорить об этническом составе партизан, то на протяжении всей войны доминирующими национальными элементами в их рядах являлись боснийские сербы, черногорцы, далматинские и герцеговинские хорваты, словенцы. Более консервативные жители коренных сербских областей были склонны поддерживать четников, хорваты - националистов-усташей. Перелом в настроениях обозначился только в 1943-1944 годах, когда партизаны превратились в доминирующую силу югославского сопротивления, а четники и особенно усташи окончательно скомпрометировали себя. Следует отметить и разницу в социальном составе враждующих сторон: среди партизан было много горожан рабочих, студентов, ремесленников, в то время как четников и усташей поддерживали преимущественно малограмотные крестьяне и небольшие группы шовинистически настроенных интеллектуалов: "Четники... являлись скопищем сербских либеральных националистов, запуганных крестьянских масс, сербских шовинистов и фашистов... Они имели корни в традициях прошлого, в сельской жизни, в национальных и религиозных мифах" (Милован Джилас. Время войны. Нью-Йорк, 1977, с. 244).
      Ситуация начала меняться с 1943 года. Так, например, в августе 1943 года в двух партизанских отрядах, действовавших на территории Хорватии и насчитывавших в совокупности 781 бойца, 445 партизан были хорватами, 329 сербами, 7 - других национальностей. Социальный состав этих отрядов был следующим: 414 рабочих, 243 крестьянина, 91 ремесленник, 21 служащий, 9 работников умственного труда, 3 военных и полицейских ("История Югославии", т. 2, М., 1963, с. 222).
      В рядах Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ) действовало много национальных формирований, созданных из числа перешедших на сторону партизан солдат и офицеров оккупационных войск и бывших военнопленных. Вместе с югославами против фашистов сражались итальянская партизанская дивизия имени Гарибальди, болгарская партизанская бригада имени Георгия Димитрова, советский партизанский батальон, в марте 1945 года переформированный в 1-ю Советскую ударную бригаду, чехословацкий ударный батальон имени Яна Жижки, венгерский батальон имени Шандора Петефи, польский батальон имени Тадеуша Костюшко, немецкая коммунистическая рота имени Эрнста Тельмана.
      Англо-американское командование, сделавшее ставку на четников, снабжало их оружием, боеприпасами, снаряжением, средствами связи, деньгами. Партизанам было гораздо труднее - им приходилось воевать только тем оружием, которое удавалось отбить у врага. Тем не менее уже в декабре 1941 года из партизанских отрядов началось формирование регулярной Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ). 21 декабря 1941 года было создано первое воинское соединение НОАЮ - 1-я Пролетарская бригада, костяк которой составили сербские и черногорские рабочие. В марте 1942 года была создана 2-я Пролетарская бригада, в июне 1942 года - 3-я, 4-я и 5-я. К концу 1942 года НОАЮ имела в своем составе 2 армейских корпуса, 8 дивизий, 31 бригаду и 36 партизанских отрядов - всего более 150 тысяч человек.
      Летом 1942 года массированное наступление немцев, итальянцев и сербских четников заставило главные силы партизан с боями уйти в Западную Боснию. С этого момента в пользу партизан начали меняться настроения среди хорватов: к ноябрю 1942 года в Хорватии уже действовало более 18 тысяч партизан. Партизанское движение в Словении развивалось в некоторой изоляции от других районов страны в силу чисто географических причин и имеет собственную историю взлетов и падений. В октябре 1942 года началась партизанская борьба в Косово.
      Югославские партизаны имели тесные связи с партизанами Албании. По партийной линии связь с албанскими коммунистами обеспечивал секретарь областного комитета КПЮ по Косово и Метохии Миладин Попович. Влиянием югославских партизан во многом объясняется определенная унификация методов политической и вооруженной борьбы албанских партизан. Подобно югославам, албанские коммунисты поднимали народ на борьбу под лозунгом "Смерть фашизму - свободу народу!". Народно-освободительная армия Албании строилась на принципах, принятых в НОАЮ. В строительстве Народно-освободительной армии Албании принимали участие югославские военные советники. И проблемы, с которыми сталкивались албанские партизаны, были схожи с теми, с которыми приходилось сталкиваться партизанам Тито. Роль четников в Албании выполняли албанские националисты, объединенные в организацию "Балли комбетар" Национальный фронт. Баллисты выступали под лозунгами создания "этнической Албании", "Великой Албании от долины Вардара до берегов Адриатики". Как и сербские четники, албанские баллисты поддерживали тесные контакты с фашистами. Опорой баллистов являлись отсталые районы Северной Албании, населенные католиками, и Косово, где проживали албанцы-мусульмане. Из них, в частности, была сформирована дивизия СС "Скандербег", солдаты которой сражались с югославскими и албанскими партизанами и не щадили ни сербов, ни албанцев. Начальник штаба 1-го ударного корпуса Национально-освободительной армии Албании Дали Ндреу и комиссар корпуса Хюсни Капо в конце 1944 года так характеризовали позицию косовских албанцев во время войны: "Гнусно обманутая пропагандой немецких захватчиков большая часть народа Косово поставила себя на службу германской армии, вступила в ряды предателей и боролась с оружием в руках против национально-освободительных Югославской и Албанской армий. Косовские банды обрушились на албанское население Южной Албании, безжалостно жгли, грабили, убивали, насильничали. И сегодня, когда для всех стало ясным, что Германия стоит на пороге капитуляции, а национально-освободительные войска Тито и Энвера борются за свободу народов, значительная часть косоваров продолжает бороться в рядах немцев и предателей против этих войск" ("Краткая история Албании". М., 1992, с. 378). Этот факт, как и все развитие событий на Балканах в годы Второй мировой войны, ясно показывает, что любой великодержавный шовинизм сербский, албанский, хорватский, германский и т. п. в итоге приводит к фашизму, а фашизм - к деградации и распаду самой нации.
      Кроме того, совершенно очевидно, что в годы второй войны народы Балканского полуострова разделились не столько по национальному, сколько по социальному признаку, что в итоге и привело к победе коммунистического движения в Югославии.
      К концу 1942 года 1/5 территории Югославии контролировалась партизанами. Параллельно с расширением вооруженной борьбы Верховный штаб партизанского движения создавал сеть местных органов власти на освобожденных территориях. А 26 ноября 1942 года в городе Бихач (Западная Босния) открылось заседание Учредительного собрания, в котором приняли участие представители всех антифашистских групп, действовавших в Югославии. Собрание избрало высший общеюгославский политический орган - Антифашистское вече народного освобождения Югославии (АВНОЮ). Исполнительный комитет АВНОЮ возглавил известный политический деятель межвоенной Югославии Иван Рибар. По иронии судьбы, именно он в 1921 году запрещал компартию Югославии. Теперь, в 1942 году, он стоял плечом к плечу с коммунистами (и не он один), хоть и не разделял их взгляды. Партизан Тито поддерживали самые разные люди, независимо от социального происхождения, национальности и вероисповедания. Далматинские крестьянки - хорватки и католички выкрикивали на митингах: "Да здравствует Дева Мария и коммунистическая партия!"
      Первая половина 1943 года стала для югославских партизан периодом наиболее тяжелых испытаний. Ожесточенные бои на реке Неретве (февраль март) и на реке Сутьеске (май) ознаменовали собой начало перелома в партизанской войне. Несмотря на большие потери, понесенные частями НОАЮ, оккупантам даже ценой максимального напряжения сил (в битве на Сутьеске численность немецко-итальянских войск составляла 115 тысяч против 18 тысяч партизан) не удалось разгромить главные силы НОАЮ. Основной очаг партизанского движения переместился в Восточную Боснию.
      Рост влияния НОАЮ и падение популярности четников вызывали возрастающее беспокойство в Лондоне. Английское правительство оказывало постоянное давление на Москву, добиваясь признания ею четников Дражи Михайловича в качестве одной из составляющих сил югославского сопротивления. Зная о связях Михайловича с итало-германским командованием и реальное соотношение сил в Югославии, советское правительство отказывалось признавать четников в качестве "сил сопротивления", сделав однозначный выбор в пользу партизан Тито. В мае 1943 года английское правительство перед лицом реальных фактов вынуждено было признать, что партизаны являются ведущей силой антифашистской борьбы в Югославии. В конце мая в штаб Тито прибыла английская военная миссия. При этом англичане продолжали поддерживать четников, способствуя разжиганию гражданской войны. "Уничтожайте партизан", - советовал Драже Михайловичу английский военный советник полковник Бейли. И четники уничтожали, как могли, но под ударами партизан к осени 1943 года зона их влияния сократилась до нескольких районов Сербии.
      8 сентября 1943 года произошло событие, оказавшее большое влияние на дальнейшее развитие событий в Югославии: капитулировала Италия. 15 итальянских дивизий, воевавших против партизан, вышли из войны, а их оружие и снаряжение попало в руки НОАЮ. Это позволило увеличить ряды партизан на 80 тысяч бойцов. На освобожденных территориях началось формирование областных органов власти. В июне 1943 года было создано Краевое антифашистское вече народного освобождения Хорватии, в октябре - Словенский Народно-освободительный комитет, в ноябре - Краевое антифашистское вече народного освобождения Боснии и Герцеговины. А 29-30 ноября в боснийском городе Яйце состоялась вторая сессия Антифашистского веча народного освобождения Югославии (АВНОЮ), которая приняла ряд важных решений, касающихся послевоенного устройства Югославии. АВНОЮ запретило королю Петру II Карагеоргиевичу возвращаться в страну и лишило эмигрантское королевское правительство прав законной власти. Верховным органом в Югославии на время войны стал Национальный комитет освобождения Югославии. Одновременно сессия определила принципы строительства будущей Югославии:
      "Чтобы осуществить принцип суверенности народов Югославии, чтобы Югославия превратилась в подлинное отечество для всех своих народов и никогда больше не стала вотчиной каких бы то ни было господствующих клик, Югославия строится и будет построена на федеративной основе, которая обеспечит полное равноправие сербам, хорватам, словенцам, македонцам и черногорцам, всем народам Сербии, Хорватии, Словении, Македонии, Черногории, Боснии и Герцеговины".
      29 ноября 1943 года, дата открытия второй сессии АВНОЮ, стала датой рождения новой Югославии.
      Решения второй сессии АВНОЮ, по существу, ставили крест на планах Англии в отношении Югославии. Но в Лондоне не считали положение безнадежным и предприняли новую серию дипломатических шагов по разрешению "югославского вопроса". На Тегеранской конференции "большой тройки" (Сталин, Рузвельт, Черчилль) югославский вопрос обсуждался наряду с другими военными проблемами. Рузвельт вообще считал, что сербы и хорваты уже не смогут больше жить в одном государстве и Хорватии лучше предоставить независимость.
      Англичане подняли вопрос о высадке англо-американских войск на Балканах в рамках открытия "второго фронта" в Европе. Пытаясь игнорировать факт создания верховного органа власти новой Югославии, в декабре 1943 года по подсказке Лондона королевское эмигрантское правительство Югославии обратилось к правительству СССР с предложением заключить советско-югославский договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. СССР это предложение отклонил, отказавшись признать за королевским правительством право представлять кого-либо, кроме себя самого.
      Английские и американские офицеры, находившиеся в Югославии в составе военных миссий, информировали Лондон и Вашингтон о росте популярности партизан Тито, о резком сокращении влияния четников, о сотрудничестве Дражи Михайловича с фашистами. И уже в январе 1944 года Черчилль вынужден был направить на имя Тито письмо: "Британское правительство не будет в дальнейшем оказывать никакой военной помощи Михайловичу и будет оказывать помощь только Вам..." Хотя с осени 1943 года английские самолеты, действительно, начали регулярно доставлять партизанам оружие и снаряжение, Черчиль, по своему обычаю, лукавил. Несмотря на то что в феврале 1944 года английские офицеры были отозваны из штаба Михайловича, помощь четникам Англия и США продолжали оказывать до последних дней войны. Не прекращалась и дипломатическая борьба вокруг "югославского вопроса". Сербские националисты в лице четников Михайловича и эмигрантского правительства в Лондоне и Вашингтоне рассматривались как главная опора англо-американскому влиянию на Балканах. В Лондоне и Вашингтоне рассчитывали, что четники сумеют сохранить влияние в послевоенной Югославии и предпринимали все усилия в этом направлении. Одновременно англо-американская авиация несколько раз подвергала массированным бомбардировкам югославские города, таким образом "участвуя в борьбе с фашизмом". Весной 1944 года, в канун православной Пасхи авиация союзников четыре дня бомбила Белград. Спустя несколько дней авианалетам подвергся Загреб.
      В августе 1944 года к Михайловичу была переброшена военная миссия США во главе с полковником Макдауэллом. "Германия проиграла войну, - сказал Макдауэлл Михайловичу. - Ваша борьба с немцами нас не интересует. Ваша задача - удержаться в народе. Я прибыл, чтобы помочь вам в этом". К этому времени в рядах четников насчитывалось около 30 тысяч человек, в рядах партизан - более 350 тысяч. План западных держав состоял в том, чтобы объединить эмигрантское правительство с Народным комитетом освобождения Югославии, четников - с партизанами, вернуть в страну короля Петра II, а затем с помощью союзников или без оттеснить партизан от власти и в итоге ликвидировать их как политическую силу. Этот план был успешно реализован англичанами в Греции. Подобный план разрабатывался и для Албании. Но реализовать его ни в Югославии, ни в Албании не удалось.
      "Изменения в югославском правительстве, - говорилось в заявлении советского правительства от 22 апреля 1944 года, адресованного Лондону если они не будут пользоваться соответствующей поддержкой маршала Тито и Народно-освободительной армии Югославии, вряд ли могут принести какую-либо пользу. Следовало бы добиться по этому вопросу соглашения с маршалом Тито, у которого действительно имеются реальные силы в Югославии".
      Дипломатическая поддержка СССР сыграла большую роль в становлении новой Югославии. С 1944 года началось и интенсивное советско-югославское военное сотрудничество. 23 февраля 1944 года в Югославию прибыла советская военная миссия во главе с генерал-лейтенантом Н. В. Корнеевым, а в апреле в Москву - югославская военная миссия во главе с генерал-лейтенантом НОАЮ В. Терзичем. Советские самолеты доставляли в Югославию оружие, снаряжение, медикаменты. Всего за весь 1944 год югославы получили около 3 тысяч тонн советских военных грузов. В Югославию прибыла группа советских военных медиков. На территории СССР из числа добровольцев-югославов, в основном из числа военнопленных, была сформирована отдельная добровольческая югославская пехотная бригада, которая принимала участие в боях за освобождение Югославии.
      В сентябре 1944 года Советская Армия вступила в Болгарию. К власти в Болгарии пришло правительство Отечественного фронта, присоединившееся к антигитлеровской коалиции. Советские и болгарские войска стояли на границах Югославии.
      21 сентября Иосип Броз Тито прилетел в Москву, где встретился со Сталиным и другими советскими руководителями. Во время переговоров в Москве было достигнуто соглашение о том, что советские войска вступят на территорию Югославии для выполнения ограниченной задачи - части 3-го Украинского фронта совместно с частями НОАЮ должны были освободить Белград и Восточную Сербию. После этого советские войска должны были покинуть Югославию.
      Это соглашение в значительной степени отражало страх Тито и других югославских руководителей перед возможной оккупацией Югославии советскими войсками и прямым вмешательством Москвы в югославские дела. Взаимное недоверие Тито и Сталина, впервые явно проявившееся во время московских переговоров, впоследствии переросло в открытую вражду. А ограниченное участие советских войск в освобождении Югославии впоследствии позволило югославам говорить о том, что они сами, без Сталина и СССР, добились своего освобождения - те, кто бывал в Югославии в 1970-х годах, эти заявления, вероятно, помнят.
      28 сентября 1944 года войска 3-го Украинского фронта под командованием маршала Ф. И. Толбухина пересекли югославскую границу. Вместе с ними на территорию Югославии вступили части 1-й, 2-й и 4-й болгарских армий. Совместно с 1-м Пролетарским корпусом и 12-м Ударным корпусом НОАЮ советские и болгарские войска приняли участие в освобождении Сербии и Македонии. 14 октября начались бои за Белград. 20 октября югославская столица была освобождена. Германской группировке в Югославии было нанесено поражение, фашистские формирования сербского правительства Милана Недича прекратили свое существование, четники Михайловича оказались дезорганизованы.
      В ноябре 1944 года по соглашению партизанского командования НОАЮ и Народно-освободительной армии Албании на территорию Югославии вступили несколько бригад албанских партизан. Совместно с частями НОАЮ и 5-й болгарской дивизией они принимали участие в освобождении Косово. В этих боях погибли 350 албанских партизан. В своем обращении к Генеральному штабу Народно-освободительной армии Албании Иосип Броз Тито писал:
      "Ваша борьба послужила маяком для всех порабощенных народов Европы и была огромной помощью народам порабощенных Балкан. Мы никогда не оставались без вашей помощи, о которой наш народ знает и за которую благодарен, Братство по оружию наших народов скреплено совместной борьбой, и пролитая кровь сцементировала эту дружбу, которую ничто не может разрушить". Увы, пройдет полвека, и новая пролитая кровь уже будет не цементировать, а разделять братские народы...
      В начале ноября 1944 года советские войска вышли из Югославии. В составе югославских воинских частей осталось много советских военных специалистов, которым предстояло подготовить кадры для армии новой Югославии. СССР передал частям НОАЮ большое количество стрелкового и тяжелого вооружения, самолетов, бронетехники, средств связи и ПВО.
      Борьба за освобождение Югославии завершилась только 15 мая 1945 года, через неделю после капитуляции Германии. Это объясняется тем, что остатки немецких войск и их союзников - хорватских усташей, русских казаков Краснова и других коллаборационистов - пытались пробиться в Австрию, чтобы там сдаться англо-американским войскам. Благодаря этому многим лидерам усташей - организаторам геноцида сербов удалось спастись. Что касается казаков, то они поголовно были выданы англичанами советскому командованию.
      По мере приближения часа полного освобождения Югославии все более нервозный и активный характер приобретала англо-американская дипломатия. Борьба за Югославию шла до последнего момента. Англия продолжала настаивать, чтобы партизаны и югославское эмигрантское правительство объединились и создали бы единое правительство Югославии. В свою очередь, в эмигрантских кругах требовали, чтобы Англия перестала церемониться с партизанами и высадила свои войска на Балканах. На этой позиции, в частности, стоял король Петр II Карагеоргиевич. Более трезво оценивавший ситуацию на Балканах Черчилль порекомендовал королю не рассчитывать на высадку союзников в Югославии. Единственным выходом из ситуации могли бы стать переговоры эмигрантского правительства с партизанской властью.
      Переговоры Тито с премьер-министром королевского правительства и переговоры Англии с СССР в итоге привели к достижению согласия: "внутренние трудности" Югославии было решено преодолеть "путем объединения Королевского Югославского правительства и Национального освободительного движения", как говорилось в совместном англо-советском коммюнике. Идя на этот шаг, в Москве не желали обострять отношения со своим союзником, и в то же время не собирались выпускать Югославию из-под контроля. 2 ноября 1944 года в Белграде представители партизан и королевского правительства договорились о создании единого югославского правительства. Вопрос об окончательном государственном устройстве Югославии откладывался на послевоенное время, до решения Учредительного собрания. До этого момента королю Петру запрещалось возвращаться в страну.
      Последнее положение вызвало резкое недовольство короля, и он отказался утверждать ноябрьское соглашение. "Своевольный молодой человек!" отозвался о югославском короле Черчилль. А Национальный комитет освобождения Югославии заявил, что создаст временное правительство страны и без согласия короля. 7 марта 1945 года И. Броз Тито сформировал Временное народное правительство Демократической Федеративной Югославии, в которое вошли в том числе и представители эмигрантских кругов. Новое правительство Югославии было почти сразу признано всеми государствами антигитлеровской коалиции. 11 апреля в Москве был подписан Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Югославией.
      Узнав об этом, "своевольный" король Петр, вероятно, впервые осознал, в каком направлении реально развиваются события, и поделился своими тревогами с Черчиллем. "Видите ли, ваше величество, - ответил Черчилль, - многое из того, что происходит в Югославии, мне тоже не по душе, но я не в состоянии ничего предотвратить".
      Последним шансом для вторжения союзников в Югославию стали триестские события. 2 мая 1945 года части НОАЮ освободили Триест - югославский порт на Адриатике, отошедший в 1920 году по Раппальскому договору к Италии. Англо-американские союзники потребовали, чтобы югославы немедленно очистили итальянские территории. Югославы отказались. Триестский кризис грозил вот-вот превратиться в военное столкновение между НОАЮ и американскими и английскими войсками. Советский Союз 22 мая выступил с заявлением в поддержку Югославии: "Было бы несправедливым и явилось бы незаслуженной обидой для югославской армии и югославского народа отказывать Югославии в праве на оккупацию территории, отвоеванной от врага, после того как югославский народ принес столько жертв в борьбе за национальные права Югославии и за общее дело Объединенных наций". В результате кризис удалось урегулировать мирным путем - югославские войска отошли за так называемую линию Моргана, а дальнейшую судьбу Триеста предстояло определить после войны (ныне Триест принадлежит Италии. - Прим. авт.).
      Вклад народов Югославии в победу над фашизмом был одним из самых значительных. До 1944 года Народно-освободительная армия Югославии четвертая по численности союзническая армия после армий СССР, США и Англии - фактически в одиночку держала "второй фронт" в Европе, в разное время сковывая от 12 до 15 германских дивизий, не считая итальянских, венгерских, болгарских, хорватских соединений и вооруженных националистических формирований. Во Второй мировой войне Югославия понесла огромные потери - 1,7 миллиона человек. Погиб каждый десятый житель довоенной Югославии. НОАЮ потеряла в боях 305 тысяч человек.
      Завершение войны выдвинуло на первый план задачу политического закрепления фактической победы коммунистов во главе с Тито. Эту задачу существенно облегчало то обстоятельство, что большинство владельцев крупных промышленных предприятий и банков в период оккупации сотрудничало с гитлеровцами или националистическими правительствами Хорватии, Сербии и других территорий. Это позволяло осуществить конфискацию и национализацию их имущества в соответствии с практикой, принятой во всех государствах Европы по отношению к коллаборационистам. Другим обстоятельством, облегчавшим задачу коммунистам, являлось то, что практически все их противники за четыре года оккупации скомпрометировали себя в глазах народа как явные пособники фашистов. Немногие прозападно настроенные деятели, связанные с кругами эмиграции, не имели политического влияния в стране.
      Учредительная скупщина, открывшаяся 29 ноября 1945 года в Белграде, приняла декларацию о провозглашении Федеративной Народной Республики Югославия (ФНРЮ). "Федеративная Народная Республика Югославия, - говорилось в декларации, - является союзным народным государством с республиканской формой правления, содружеством равноправных народов, свободно выразивших свою волю остаться объединенными в Югославии".
      В истории народов Балканского полуострова начался новый этап.
      СЛАВЯНСКАЯ ИМПЕРИЯ ИЛИ БАЛКАНСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ?
      Идея балканской федерации возникла в начале ХХ столетия в ожидании всебалканской войны, когда молодые, только что-то образовавшиеся балканские государства выдвигали свои воинственные претензии территориального, политического и другого характера не только к Оттоманской империи, но и друг к другу. В такой ситуации выходом из нее, как казалось некоторым политикам, могло бы быть образование единого федеративного государства балканских народов. Предполагалось, что в эту федерацию войдет и Румыния, возможно, и Греция.
      Параллельно разрабатывался вариант федеративного устройства отдельно для территорий историко-географической Македонии, где проживали самые различные народы, наиболее многочисленным из которых предполагалось предоставить территориально-национальную автономию, чтобы нейтрализовать взаимные притязания Болгарии, Греции и Сербии на ту или иную часть этой страны. Что касается географической Македонии, то в отношении этнической идентификации ее славянского населения и населения, исповедующего ислам, высказывались совершенно различные точки зрения. Так, в отношении славян существовало три точки зрения: 1) они есть самодостаточная македонская национальность; 2) они - болгары; 3) они - сербы. В отношении мусульманского населения велись споры: являются ли они турками или исламизированными сербами, болгарами, греками и т. д. Собственно говоря, федеративное устройство можно было бы предложить любому балканскому государству, ибо все они были полиэтничны по своему составу.
      Особым вариантом был проект федерации, объединяющей в одном государстве только славянские народы. Эта концепция проистекает, с одной стороны, из давней идеи единения славян, а с другой - из идеи образования федерации балканских народов, стран, государств. Если первая идея питалась славянским национализмом, явившимся реакцией на внешнюю экспансию и имперские поползновения европейских держав, то идея балканской федерации была заимствована из опыта американской федерации как ответ на чисто балканские вызовы. Последние выражались в том, что между самими народами и государствами Балкан сложились весьма непростые отношения, явившиеся результатом исторического развития балканских народов и внешнего влияния. Обе идеи часто сопрягались, питая друг друга как формой, так и содержанием.
      Идея славянского союза была особенно популярна в XIX веке России и среди славянских народов, входивших в составе Австро-Венгрии и Османской империи. Единение славянских народов рассматривалось тогда как средство борьбы за свою независимость и самоутверждения России перед лицом Европы. В частности, А. И. Герцен отмечал, что славянофильские и панславистские идеи утверждались в России больше под влиянием извне, когда возросло значение "национального принципа" в европейских международных отношениях в связи с наполеоновскими войнами: "чешский панславизм подзадорил славянофильские сочувствия в России"*. Правда, еще раньше, в XVII веке, идею единения славян под началом России высказывал хорват Юрий Крижанич, приехавший в Москву из Австро-Венгерской империи. Известный публицист того времени активно культивировал в политических кругах Москвы идею объединения всех славян против латино-немецкой экспансии. Причем этническое он ставил выше религиозного различия, существовавшего между некоторыми славянскими народами. Это противоречие он предполагал разрешить через церковную унию, что как раз и вызвало репрессии по отношению к этому хорвату со стороны российских правителей, для которых было абсолютно не приемлемо объединение православных с католиками. И это, несмотря на то что центральное место в доктрине Крижанича отводилось России. Причем не только как стране, вокруг которой могут сплотиться все славянские и православные народы, но и как государству-освободителю.
      В XIX веке сторонники панславистской доктрины пошли дальше. Они выступили за создание политического союза и даже объединенного государства всех славян и православных. Известный русский поэт и дипломат XIX века Ф. И. Тютчев в одном из своих стихотворений призывает: "Cлавянский мир, сомкнись тесней...". А в письме к княгине Е. Э. Трубецкой Ф. И. Тютчев даже настаивал на "историческом праве" России объединяться с тяготеющими к ней славянскими народами*. В стихотворении "Пророчество", написанном в 1850 году, Ф. И. Тютчев уже призывал российского царя начать создание славянской империи в связи с предстоящей четырехсотлетней годовщиной взятия турками-османами Константинополя.
      Четвертый век уж на исходе,
      свершится он - и грянет час!
      И своды древние Софии,
      В возобновленной Византии,
      вновь осенит Христов алтарь.
      Пади пред ним, о царь России,
      И встань как всеславянский царь.
      Это была реакция на начавшийся в Европе процесс унификации культур, который "неизбежно сопровождается ростом национального самосознания". Последнее же "при дефиците культуры недихотомической солидарности может осуществляться только через групповое противопоставление, питаясь массовым социально-психологическим комплексом неполноценности, который (по законам личностной защиты) рационализируется на уровне идеологического сознания концепциями панславизма, негрютида и прочими и находит выход в агрессивных настроениях, деструктивных действиях"** против группы чужой культуры.
      Стоит отметить, что до какого-то времени официальный Петербург не поддерживал панславистскую идею, но это не означало, что бродившая в российском обществе идея не оказывала влияния на внешнюю политику государства. Русско-турецкая война в 1877-1878 годов уже велась под лозунгом освобождения братьев-славян. Идея славянского братства захватила общество. Оно жило ею. Тысячи добровольцев - и известных, как художник-баталист В. Верещагин, и безызвестных - отправлялись на помощь сербам и болгарам. Вспомним хотя бы героев Льва Толстого: на Балканы отправляется князь Вронский, в романе "Анна Каренина", солдатом-добровольцем - православный отшельник отец Сергий.
      Но не только чувство крови и исторического родства звали россиян на Балканы. Трагический разрыв с обществом князя Вронского и внутренний разлад бывшего гвардейского офицера отшельника Сергия бросают их под турецкие пули. Допустим, это лишь творческий полет мысли Толстого. Но тогда почему другой русский человек, тогда еще никому неизвестный, В. С. Гаршин бросает учебу в институте и отправляется в 1877 году добровольцем на русско-турецкую войну? Ответ можно найти у самого Гаршина. Во время военных действий на Балканах он написал первый свой рассказ "Четыре дня", который можно поставить в один ряд с "Севастопольскими рассказами" выше названного классика. Произведения Гаршина о войне на Балканах помогают понять мотивацию россиян XIX века. Так, в рассказе "Из воспоминаний рядового Иванова" он описывает свои ощущения: "Было неотвратимое побуждение идти вперед во что бы то ни стало, и мысль о том, что нужно делать во время боя, не выразилась бы словами: нужно убить, а скорее нужно умереть". Гаршин помогает нам понять, почему русские люди ХIХ века готовы были идти "за тысячи верст умереть на чужих полях". Это не пробуждение "кровавых инстинктов и желание убить иноверца", а подспудное желание обрести свободу в смерти в бою за чужое счастье и свободу.
      Победа России над Турцией и освобождение славян не привели к ожидаемому их объединению с русским народом, что несколько охладило чувства последователей славянского ирредентизма. Правда, не надолго. И одной из причин этого явился внутренний кризис и революция 1905 года. В начале XX века идеи славянофилов прошлого столетия возродились в неославизме. Опять речь шла о возобновлении славянских съездов и о новых попытках создания союза славянских государств и народов. В российском обществе активно обсуждались внешнеполитические вопросы. В ряде статей газет "Речь", "Новое время", "Голос Москвы" и других проводилась мысль о том, что Россия в своей внешней политике должна руководствоваться прежде всего тем, что она славянская страна. Подчеркивалось, что интересы славянства должны стать приоритетом в российской дипломатии. Во имя этого предлагалось даже не затрагивать в различных переговорах важную в стратегическом плане для России проблему проливов Босфора и Дарданелл. * "Для России, - отмечалось в редакционной статье "Голоса Москвы", - как славянской державы единственно правильный путь политики - это создание такого положения, при котором все славянские народы чувствовали бы, что в тяжкую минуту они встретят у нее поддержку..."**
      Но были и скептики, так как развитие международной ситуации на Балканах продолжало расходиться со сложившимися представлениями российского общества. Вражда балканских государств и обозначившаяся их прозападная ориентация стали вызывать сомнения по поводу правильности панславистской доктрины внешней политики России. В частности, философ К. Н. Леонтьев обращал внимание на существование серьезных противоречий между славянскими народами и был против близкого сближения с ними. *** Более того, он считал вполне возможным союз России с Турцией и даже с мусульманством вообще.
      Взгляды К. Н. Леонтьева не были исключением. Так, известный политический деятель России и впоследствии министр иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюков также высказывал сомнение в отношение возможности объединения славян. В частности, он обращал внимание на определенное несовпадение славянофильской трактовки национальной идеи и реальной действительности. Он отмечал, что "все более обнаруживалась многолетняя борьба между христианскими национальностями". *
      Для части российских элит, в том числе для П. Н. Милюкова, было очевидно, что роль России в славянском вопросе изменяется. Балканские народы в ходе балканских войн "освободились сами, без помощи России и даже вопреки ее политике" и постепенно отходят от традиционной "русской опеки". П. Н. Милюков подчеркивал, что теперь каждое "славянское государство" идет своим путем и охраняет свои интересы как находит нужным. Россия также по отношению к славянам должна руководиться собственными интересами. Воевать из-за славян Россия не должна".
      Журнал "Гражданин" в ответ на целую серию просербских статей в московской и петербургской прессе призывал более сдержанно относиться к "балканским делам", а идею балканского союза оценивал как "иллюзию", и советовал правительству больше внимания уделять "задачам самовозрождения страны". ** Прослеживается нарастание разочарования как в идеях панславизма, так и миссии России на Балканах. Газета "Русская земля" писала: "Народности, населяющие Балканы, не оправдали забот и жертв, понесенных за них Россией... России теперь впору заниматься только собой". ***
      Развитие рыночных отношений в России способствовало формированию прагматических подходов и к "славянскому вопросу". Так, "Новое время", отдавая обычную для нее дань критике внешней политики правительства, писало: "Корень зла нашей ближневосточной политики заключался всегда в том, что мы, освобождая единоверные и единоплеменные народы Балканского полуострова... не принимали никаких мер в экономической области и отдавали тем самым освобожденных в зависимость к германскому капиталу". * В итоге газета призывала "русских фабрикантов" осваивать новые рынки на Балканах. ** В "Новом времени" настойчиво проводилась мысль о необходимости изменить принципы формирования внешнеполитического курса, откорректировать устоявшиеся стереотипы восприятия международных отношений России. Так, газета одобряет создание Славянской торговой палаты для поддержки торговли на Балканах и подчеркивает, что "необходимо исправить ошибки внешней политики 70-80-х годов, когда все внимание было уделено "военным комбинациям", и утверждает: "Нынешняя славянская политика России должна быть основана... на началах экономики..."***
      П. Струве, известный своими экономическими работами, признавая особую значимость для российской внешней политики исторической ориентации на Ближний Восток и Балканы, говорил о необходимости активизации экономической деятельности в этих регионах. Это, по его мнению, соответствует не только интересам развития страны, но и обеспечит наиболее эффективно культурное лидерство здесь. А значит - будет продолжать и развивать национальную традицию. ****
      Действительно, отношения между славянскими народами с момента их прихода на Балканы, а также их всех вместе и в отдельности с автохонным населением - греками, албанцами и румынами - всегда были сложными и конфликтными. Об этом нельзя было не знать. Но российское общество старалось не замечать этот исторический факт, полностью растворяясь в национальном мифе. Чем сильнее нарастали внутренние противоречия в России и в ее отношениях с окружающим миром, тем упорнее общество обращалось к национальному мифу, находя в нем спасение от тягостей и серости российской действительности. Вспомним еще раз о причине отъезда на Балканы упомянутого князя Вронского. Но если общественные круги в этом мифе находили возможность реализовать свою мечту о свободе, то правящие круги надеялись, что славянский национализм напротив отвлечет общество от этой идеи. Как отметил П. Н. Милюков в своих воспоминаниях, "неосведомленность и сомнение темного национализма распространялись на всю правящую верхушку". *
      Идея славянского союза или государства была популярна не только в России и на Балканах, но и в Австро-Венгерской империи, в состав которой входило не меньше, если не больше славянских народов. Особенно активно вопрос о славянском единстве обсуждался в канун Первой мировой войны. В мае 1914 года один из влиятельных чешских политиков К. Крамарж опубликовал свой меморандум "Устав Славянской империи применительно к Deutsche Bundesakte". В этом документе излагается план создания Славянского Союза, в который должны войти Чехия, Польша, Болгария, Сербия, Черногория, а также Россия. Во главе Союза предполагалось поставить российского императора. Он мог бы утверждать имперскую Думу и Имперский совет - высшие общесоюзные органы перечисленных славянских стран. Но у К. Крамаржа был оппонентом другой известный политик Т. Г. Масарик, который рассматривал идею союза лишь как средство получения независимости для Чехии. В его программе упоминалась, в частности, возможность Унии независимой Чехии с будущей Великой Сербией. Причем Масарик включал в состав обоих будущих государств целый ряд территорий, что свидетельствовало о его довольно смелых планах. Если еще было можно как-то понять, что само собой разумеющимся он считал нахождение в составе Чехии Словакии и Моравии, то его планы включения в ее состав западных земель Венгрии и Закарпатья, где проживало славянское население русины и украинцы - уже напоминали экспансионистские планы соседней Германии.
      Официальный Петербург всегда настороженно относился к различного рода проектам своих и зарубежных славянофилов и русофилов. Но в ходе Первой мировой войны уже рассматривались проекты создания тех или иных объединенных славянских государств. При этом в России никак не могли ни выработать собственный вариант, ни принять чужой. В частности, высказывались сомнения относительно того, смогут ли в едином государстве сосуществовать православные и католики, учитывая, что российская трактовка славянского союза все же предполагала доминирование православия в нем.
      В ходе Первой мировой войны были и другие планы объединенного славянского государства. Находившийся в Лондоне Югославянский комитет поставил своею целью выделение из состава Австро-Венгрии югославянских провинций и объединение их с Сербией и Черногорией. Комитет пропагандировал идею единства южных славян и создания их общего федеративного государства. Предполагалось, что оно будет иметь демократические принципы правления при полном равенстве составляющих его национальных элементов. Этот подход противоречил взглядам сторонников воссоздания Великой Сербии, которые трактовали идею единства всех югославян как присоединение к Сербии или образование государства под ее началом. Интересны различия в подходах о будущих границах единого государства. Всеславянский комитет особо оговаривал вопрос о территориях, прилегающих к Адриатике. Сербия считала, что восточная граница государства должна иметь выход к Эгейскому морю: подразумевалось включение в югославянское государство территорий Македонии как естественной части Сербии. Комитет же исключал возможность включения в состав единого государства территорий Македонии, предполагая, что это вызовет сопротивление Болгарии и Греции. В 1918 году комитет опубликовал карту Балкан, на которой Македония находилась в составе Болгарии.
      Таким образом, обозначились два подхода, определяемые в общем-то различными цивилизационными характеристиками славянских народов или ориентациями их элит. Кроме того, у самих югославянских народов не было единой точки зрения в определении своей идентификации. Первоначально существовала точка зрения, что южные славяне есть единый народ, проживающий в Хорватии, Словении, Боснии, Герцеговине, Далмации, Черногории и Болгарии, имеющий лишь различные имена. В другой трактовке речь шла о едином народе, состоящем из различных племен. Частные мнения касались единства сербов и хорватов. Их деление объявлялось искусственным, ибо они говорят на одном языке, лишь с некоторыми диалектическими особенностями.
      Разногласия югославян привели к тому, что Хорватия и Словении охладели к проекту объединения с Сербией и создания общего государства с ней. В мае 1917 года в парламенте Австро-Венгрии депутаты-славяне выступили с декларацией, в которой предложили разрешить славянский вопрос в империи путем предоставления славянским народам или автономии, или же через введение федеративных принципов организации австро-венгерского государства. Примечательно, что среди этих парламентариев были и сербы.
      Сербское правительство, не согласившись с таким поворотом событий, вступило в переговоры с Югославянским комитетом, которые состоялись в июле 1917 года на острове Корфу. В результате была подписана совместная декларация. В ней говорилось, что "государство сербов, хорватов и словенцев, известных под именем южные славяне или югославяне, будет свободным и независимым королевством с общей территорией и общим гражданством. Оно будет конституционной, демократической и парламентской монархией во главе с династией Карагеоргиевичей". В декларации подчеркивается равенство трех народов, наличие двух письменностей (кириллицы и латиницы), трех знамен и наименований народов. Но, подписав декларацию, сербская сторона заявила, что у нее не было другого выхода, как согласиться с таким вариантом, а в начале 1918 года - что упомянутая декларация не к чему не обязывает.
      В конце Первой мировой войны стало очевидным, что распад Австро-Венгрии неизбежен. В октябре 1918 года в Загребе состоялся съезд всех югославянских народов Габсбургской империи. Затем Хорватский собор провозгласил создание независимого государства сербов, хорватов и словенцев на югославянских землях Австро-Венгрии. 1 декабря Народное вече нового государства приняло решение о присоединении его к Сербии и Черногории. Оно было признано державами как Королевство сербов, хорватов и словенцев. В него вошли и те территории Македонии, которые являлись частью Сербии по Бухарестскому договору 1913 года. Безусловно, к созданию югославянского государства приложили руку европейские державы и США, сделавшие ставку на Сербию.
      В Сербии объединение югославян в таком варианте было принято с большим энтузиазмом, посчитав это победой их политической линии. Но противоречия между двумя югославянскими "партиями" сохранились. Одна ориентировалась на унитарные принципы государственного устройства, другая - на федеральные. Унитаристы, являясь в основном представителями сербских элит, выдвигали лозунг "один народ, одно государство", федералисты, представлявшие югославян Австро-Венгрии, выступали за многонациональную федерацию. В то же время по существу оба течения имели националистический характер и преследовали свои цели. Объединение лишь было средством их реализации. Одни мечтали о Великой Сербии от моря до моря, другие под защитой федеративного государства предполагали лишь пройти начальный период самоутверждения.
      Левые социал-демократы подходили к балканскому вопросу с классовых позиций, предлагая положить в основу федеративного союза солидарность трудящихся. Они считали, что феодально-буржуазные правительства балканских государств не способны разрешить исторические противоречия, причиной которых являются сталкивающиеся экспансионистские устремления именно эксплуататорских классов феодалов и капиталистов. Следовательно, их вывод был таков: балканская федерация может оправдать возлагаемые на нее надежды только как союз демократических республик. Причем, по мнению В. И. Ленина, - лишь после победы революции в России.
      Как известно, революция 1917 года в России и приход к власти большевиков не стали прологом мировой революции, в том числе и на Балканах. Но это не означало, что идея социалистической федерации умерла. Она жила в умах деятелей Коммунистического интернационала. Когда исход Второй мировой войны стал очевиден, в Москве в Кремле и Исполнительном Комитете Коминтерна стали разрабатываться модели будущего мироустройства. Они основывались, в частности, на том, что после окончания войны в ряде стран, где особенно были сильны компартии и руководимые ими партизанские движения, вполне реально создать правительства социалистической ориентации. А значит, создать и союз рабоче-крестьянских республик. Наиболее подходящим регионом для этого, как казалось авторам подобных проектов, были Балканы. Здесь действовали мощные партизанские движения и подполье, находившиеся под сильным влиянием компартий. Не маловажным было и то, что эти компартии имели своих представителей в Москве и пользовались ее опекой.
      Идея единения славян присутствовала и во внешней политике СССР. Она была востребована в период Второй мировой войны. Тогда опять были созданы всеславянские комитеты и в очередной раз разрабатывался проект балканской федерации для объединения славян. В советско-болгарских отношениях со стороны Москвы особое значение уделялось культивированию идей близости и родства двух стран. В постсоветский период в России вновь возросла популярность панславистской традиции. В центре ее стоит все та же идея миссии поддержки "братского сербского народа" перед лицом экспансии западных государств. Панславистская традиция и мессианство нашли свое проявление в создании СНГ, когда был первоначально заключен Союз трех "славянских" республик, а затем и в создании союза России и Белоруссии.
      Войны между славянскими государствами, их экономическое и политическое тяготение к Европе, союзы со стратегическими соперниками России (например, Болгарии с Германией в двух мировых войнах) и периодическое обострение или охлаждение отношений то с одной, то с другой балканской страной, наконец, достаточно сложные отношения с украинским государством - все должно было несколько изменить характер российской политики, сделать ее более прагматичной. Но менялись только конкретные государства, их названия и режимы, на которые делалась внешнеполитическая ставка России, а постоянным являлось извечное стремление россиян реализовать себя в своем национальном мифе.
      В практической плоскости идея создания балканской федерации обсуждалась Сталиным с Г. Димитровым и И. Броз Тито в сентябре 1944 года. Именно Сталин заговорил о возможности реализации старого проекта федерации на Балканах. * Тогда, после революции в Болгарии и ее выхода из союза с Германией и объявлении ей войны, неизбежно вставал вопрос об участии СССР в освобождении Югославии. В октябре было заключено соглашение между правительством теперь уже болгарской республики и прокоммунистическими силами Югославии, еще находящейся под оккупацией. В этом соглашении речь шла о сотрудничестве в военных действиях против немецкой армии на Балканах. Кроме того, стороны представили друг другу свои проекты создания югославско-болгарской федерации. К этому времени из-за сложной обстановки в Греции и вокруг нее пришлось отказаться от идеи всебалканской федерации и остановиться на чисто славянском варианте. *
      Предполагалось, что федерация балканских славян будет образована в короткие сроки. Тито в своей телеграмме правительству Болгарии высказал пожелание югославской стороны о том, чтобы 1945 год стал годом ее создания. Но давние разногласия, существовавшие между руководителями компартий по частным и общим вопросам федерации, создали препятствия для реализации продекларированного сторонами своего стремления к единению. Югославы считали, что болгаро-югославское государство должно состоять из семи федеральных субъектов. Болгария должна была, по их мнению, быть одной из республик. Болгары настаивали на дуалистической федерации, опасаясь, что при югославском варианте доминировать будут югославяне. Здесь сыграли роль и давние исторические предубеждения и обиды. Оставался предметом разногласий двух сторон и македонский вопрос.
      Кроме того, за тем, как развивались отношения двух балканских компартий, внимательно следила Москва. Тень Сталина зримо и незримо осеняла переговоры, где бы они не проходили, направляя в ту или иную сторону. Стоит отметить, что болгарское правительство в значительной степени было сформировано в Москве из иммигрантов-коммунистов. Как это происходило, можно догадываться. Например, после знаменитого разоблачения культа личности Сталина, когда стали открыто говорить о тех методах, которые он использовал для "перестановки кадров", среди болгарских коммунистов возникли подозрения, что взрыв самолета в 1944 году с членами ЦК болгарской компартии, поднявшегося с аэродрома в Смоленске и взявшего курс на Болгарию, где уже произошла революция, дело рук Сталина. Они также считали, что Сталин не отпускал Г. Димитрова в Болгарию, держа его практически под негласным арестом. Были и подозрения, что его скоротечная смерть после прибытия в Болгарию связана с теми же "особенностями" Сталина.
      В январе 1945 года в Москве состоялись консультации по созданию федерации. В них участвовал непосредственно Сталин и представители двух компартий. Причем Г. Димитров фактически представлял государство, югослав же М. Пьяде - пока только определенные политические силы Югославии. Таким образом, консультации шли при неравнозначности сторон. Кроме того, Болгария была уже республикой, а вопрос о будущем строе Югославии был еще в процесс обсуждения. Югославская компартия, опираясь на мощь партизанской армии и надеясь на поддержку Кремля, рассчитывала возглавить правительство освобожденной Югославии как республики. Но Сталин считал, что Югославия должна оставаться по-прежнему королевством, поэтому коммунистам рекомендовали сотрудничать с югославским королем и правительством в изгнании, другими политическими силами страны. Не говоря уже о том, что вопрос о будущем Болгарии и Югославии и в целом Балкан являлся еще предметом переговоров трех союзных держав СССР, США и Великобритании.
      Со своей стороны, Тито и его соратники проявляли балканский характер в отношениях со всеми участниками. Они не шли на соглашение с эмигрантским правительством и руководителем сербских отрядов четников Д. Михайловичем, несмотря на нажим со стороны Великобритании. Когда же они были не согласны со Сталиным, то они косвенно давали ему об этом понять.
      Все же 7 марта 1945 года, как и рекомендовала Ялтинская конференция союзников, было образовано Временное народное правительство Демократической Федеративной Югославии. Во главе правительства стал Тито. Он же занял пост министра обороны. В целом абсолютное большинство постов в правительстве было у коммунистов, что и соответствовало реальному раскладу сил в стране. Первое заявление Временного правительства вызвало неудовольствие товарища Сталина. По его мнению, изложенному в его письмах к Броз Тито и его сподвижникам, в Заявлении недостаточно отражается освободительная миссия СССР во Второй мировой войне, нет четкой позиции по вопросу сближения со славянскими странами. В письмах также высказывались упреки в том, что югославские коммунисты поддались давлению Великобритании и США. В этой связи встает вопрос: случайно ли югославы поддались давлению западных союзников и не расписали ли в красках освободительную миссию СССР. А может быть, это лишь маниакальные подозрения Сталина. Очевидно, и то, и другое. Последующее поведение Иосифа и Иосипа подтверждают это.
      Москва отреагировала немедленно. Было выслано приглашение Тито посетить Москву. 5 апреля 1945 года состоялся первый визит Тито как государственного лица - главы правительства Югославии. Выступая на приеме во Всеславянском комитете 13 апреля, Тито сказал, что он сделает все, чтобы между славянскими народами была не только дружба, но и постепенно были бы созданы условия для более тесного их сплочения. * Во время визита его участники могли заметить скрытую внутреннюю напряженность в отношении Тито к Сталину. Он, по свидетельству члена делегации одного из его близких в то время сподвижников М. Джиласа, сдерживал себя с большим трудом, когда Сталин пытался в обычной его манере подшучивать над своим собеседником. ** Известно, что Сталин играл на давних исторических противоречиях, существовавших между Сербией и Болгарией. В личных беседах Сталин говорил Г. Димитрову, что югославы хотят поглотить Болгарию, взять и греческую Македонию и даже Албанию, а также части Венгрии и Австрии. * И это при том, что на переговорах он говорил о значении славянской солидарности. По воспоминаниям М. Джиласа, Сталин затронул эту тему в таком контексте: при единстве и солидарности славян никто в будущем не сможет пошевелить даже пальцем. ** В то же время болгарские военные и политические советники (а среди них могли быть и советские граждане) участвовали в гражданской войне в Греции в 1940-е годы. Во главе греческого партизанского движения стояла компартия, которая имела финансовую поддержку Москвы. Это настораживало югославское руководство. Известно, что оно не дало санкцию на проход через югославскую территорию болгарских "добровольцев" с целью помощи греческим партизанам. В 1949 году резко ухудшились отношения между Болгарией и Югославией. Случались инциденты на болгаро-югославской границе, сократился аппарат дипломатических представительств. Отношения ухудшились в связи с продолжающимся спором о национальной принадлежности славянского населения Македонии и взаимными историческими претензиями Болгарии и Сербии на эту территорию Балкан.
      Проект болгаро-югославской федерации или федерации всех славянских народов так и не реализовался. Зато в пику ли югославским руководителям или подражая Советскому Союзу, в Болгарии была образована автономия мусульман в юго-восточной части страны. Была признана и македонская идентичность в Пиринском крае.
      Любопытно, что Г. Димитров сам имел македонские корни. В социалистической Болгарии не любили говорить и скрывали тот факт, что мемориальная "къшта" в Пиринском крае вовсе не тот дом, где родился "великий сын болгарского народа", а реконструкция того, который находился на территории Македонии, отошедшей к Сербии. Очевидно, македонское происхождение Г. Димитрова и было причиной того, почему он неоднократно менял свое отношение к вопросу о национальности славян Македонии. Первый руководитель Народной Республики Болгарии то отрицал македонцев как самостоятельный народ, то признавал его. За что после смерти Димитрова постоянно упрекали.
      Автономия болгарских мусульман просуществовала недолго, а македонцев опять переименовали в болгар. Официальная точка зрения остановилась на отрицании существования самодостаточного македонского народа как в Болгарии, так и в соседней Югославии.
      Первые годы существования югославянской федерации были омрачены не только отношениями с соседней Болгарией. По инициативе Сталина Югославия и югославские коммунисты были подвергнуты остракизму со стороны практически всех просоветских режимов стран Восточной Европы и их компартий. Югославское руководство обвинили в предательстве дела социализма и сотрудничестве с империалистическими режимами Запада. Попутно начались преследования политических деятелей в восточноевропейских странах под предлогом их сотрудничества с югославскими ревизионистами. Резко ухудшились советско-югославские отношения. Покинули Москву и Белград не только послы, но и временные поверенные обеих стран.
      Ухудшение советско-югославских отношений нельзя объяснить только непростыми личными отношениями Сталина и Тито. Гонениям на Югославию предшествовала активизация после окончания Второй мировой войны прямых связей между всеми компартиями, хотя раньше они осуществлялись в основном под опекой Кремля и в рамках Коминтерна. Такая самодеятельность не приветствовалась Сталиным. Например, за то, что Г. Димитров как-то высказал мысль о возможности образования федерации государств Восточной Европы, он получил "выговор" от Хозяина. Таким образом, можно предположить, что, раскручивая тему о югославском ревизионизме, Сталин препятствовал такому развитию ситуации в Восточной Европе, которая могла бы привести к созданию здесь какого-либо крупного государства (например, болгаро-югославской федерации или федерации славянских народов) или союза государств, претендующего на независимую политику от СССР.
      БАЛКАНЫ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ СТОЛЕТИЯ
      Первая и Вторая мировые войны принесли много бед балканским государствам. После их завершения державы победительницы, решая вопросы будущего мироустройства, попытались вновь решить и проблемы международных отношений на Балканах, снять спорные вопросы по территориям, развести враждующие государства и установить более или менее их удовлетворяющие границы. Кроме старых проблем после войн возникли и новые, которые и по сей день затрудняют нормальное развитие международных отношений во всех областях: политической, военной, экономической, гуманитарной. По-прежнему с особой настороженностью каждое балканское государство следит за действиями другого, принимаются долгосрочные дорогостоящие меры для поддержания баланса сил в регионе.
      После окончания Второй мировой войны, когда Центральная Европа начала залечивать раны и восстанавливать разрушенное, на Балканах продолжали греметь выстрелы. В Греции шла гражданская война. Она началась еще в 1944 году после того, как британские войска, находившиеся на Балканах, не позволили прийти к власти греческой компартии, которая за годы Второй мировой войны не только усилила свои позиции в обществе, но обрела опыт вооруженной партизанской борьбы. Гражданская война закончилась только в конце 1940-х годов, когда на помощь правым силам пришли теперь уже американцы, силой оружия подавившие партизанские отряды компартии.
      Определенную роль в разгроме греческих коммунистов сыграло то, что в это же время резко ухудшились отношения между СССР и Югославией. Они настолько осложнились, что в 1947-1948 годы бывшие союзники уже больше походили на непримиримых врагов. Как уже говорилось, Белград не дал возможности Москве и Софии оказать греческим коммунистам помощь, закрыв свою границу с Грецией и Болгарией.
      Приблизительно в эти же годы началась холодная война двух сверхдержав - Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. Оба государства заявили о своих претензиях на мировое лидерство. Тень холодной войны накрыла и Балканы. В ответ на создание в 1949 году США и их европейскими союзниками Североатлантического союза в 1955 году Москва вместе с восточноевропейскими государствами создает Организацию Варшавского Договора. Так, Балканы оказались разделенными между двумя военно-политическими блоками. Греция и Турция вошли в блок НАТО, а Албания, Болгария и Румыния - в ОВД. Югославия, не войдя ни в один из названных союзов, стала играть роль стратегического буфера между двумя враждебными лагерями.
      Несмотря на жесткое противостояние между НАТО и ОВД и политические кризисы в странах Восточной Европы, приводившие к неоднократным обострениям международной обстановки, противоборствующие стороны смогли избежать военного конфликта. Не было конфликтов и на Балканах. Исключением можно было бы считать отношения Греции и Турции, которые, состоя даже в одной военно-политической организации НАТО и при наличии потенциальной угрозы со стороны ОВД, демонстрировали свои намерения силой оружия защищать свои интересы и ценности.
      Конечно, на самом деле не только Греция и Турция готовы были взяться за оружие, фактически все балканские государства находились в состоянии войны. Но она проходила не наяву, а в их национальной памяти.
      ВОЙНЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПАМЯТИ И ПРОБЛЕМА ЭТНИЧЕСКИХ "МЕНЬШИНСТВ" НА БАЛКАНАХ
      История Балкан ХХ века началась с войн между балканскими народами. Закончилась - политическими потрясениями, революциями и, наконец - Третьей Балканской войной между республиками бывшей Югославии. Причина этих конфликтов в значительной степени заключается в том, что представители большинства населения того или иного государства сделали этническое меньшинство ответчиком за прошлое. Как правило, власти, представляя этническое большинство населения государства, пытается ограничить этническое меньшинство в политических и экономических правах и в культурном самовыражении, оспаривают их самоидентификацию. Бывают случаи и прямого физического насилия.
      Понятие национального (этнического) или религиозного "меньшинства" было неизвестно до ХVII века. Появление различных религиозных течений и общин в Европе постепенно привело к необходимости юридической защиты их прав, что в конце концов нашло свое отражение в международных договорах XVII века. Впервые вопрос о положении национальных меньшинств на Балканах был поднят в договоре, подписанном в 1615 году в Житватороге между Австро-Венгерской и Оттоманской империями. В нем говорилось, что иностранцы - католики и мусульмане пользуются свободами в этом регионе. * Безусловно, это был первый важный шаг в защиту прав меньшинств на свободу вероисповедания. В XVIII веке Россия смогла добиться от Оттоманской Порты права на покровительство и защиту православного населения этой империи, что было зафиксировано в документах Кучук-Кайнарджийского трактата. Несмотря на названные договоры реально положение христиан в Османской империи не изменилось. В какой-то степени это можно объяснить непоследовательностью европейских политиков, которые естественное чувство солидарности с единоверцами использовали и для своего вмешательства во внутренние дела Оттоманской империи, что не способствовало действительной защите прав меньшинств, а напротив, приводило к ужесточению политики в их отношении. С другой стороны, все обращения, настоятельные требования и пожелания европейских держав к Оттоманской империи провести реформы законодательства и изменить политику в отношении христианского населения не принимались ею в расчет. В этом можно было увидеть и особенности имперского мышления власти как таковой, и того, что сами мусульмане искренне считали христиан людьми "второго сорта". И все же, несмотря на отсутствие результата, важен сам факт постановки вопроса о меньшинствах в международной политике.
      Парижская мирная конференция 1856 года ознаменовала начало новой эры в международных отношениях на Балканах. Под давлением великих держав султан указом от 18 февраля 1856 года объявил свободу всем христианским вероисповеданиям. Затем был заключен ряд многосторонних договоров, обеспечивавших защиту прав национальных меньшинств. Эти договоры подписывались, с одной стороны, Османской империей, на территории которой находилось национальное меньшинство, и Великими державами - с другой. Великие державы, включая и Россию, выступали гарантами этих договоров. Такая практика была распространена затем и на молодые государства на Балканах, которые выделились из Оттоманской империи, но сохранили в своем составе мусульманское население.
      Рассматривая проблему национального меньшинства в аспекте признанного за ним права на самоопределение, следует уделить внимание и способам его достижения. Как известно, в советской историографии национально-освободительное движение трактовалось как естественное стремление к свободе и независимости угнетенных народов колоний западных государств и Российской империи. В настоящее время подход изменился, ибо заявки на самоопределение рассматриваются как угроза целостности России. Теперь движение за национально-территориальное самоопределение стало трактоваться как сепаратистское, ведущее к нарушению целостности государства. Действительно, такая опасность существует. Причем это угрожает не только целостности государства, но и может привести к дестабилизации сложившейся системы международных отношений как в отдельном регионе, так и мирового порядка в целом.
      В этой связи следует учитывать, что вопрос о национальном самоопределении имеет два аспекта. Один касается культурной самореализации и самоидентификации личности - ее естественного права быть самим собой, вести привычный образ жизни, то есть говорить на родном языке, свободно исповедовать определенную религию и т. д. Исторически это осознается первоначально через групповую этническую и религиозную консолидацию как реакцию на внешнее давление или ассимиляцию, что и нашло свое юридическое оформление в праве национального меньшинства на свое самоопределение. Но, когда в международных договорах и соглашениях речь идет о равных правах национальных и религиозных меньшинств, отдельная личность с ее правом на самореализацию неизбежно становится вторичной, ибо подчиняется иерархии межнациональных отношений. Второй аспект касается национального самоопределения как политического явления. Он отражает процесс перераспределения власти между определенными элитами. Результатом этого перераспределения может быть достижение той или иной этнической группой ограниченной или полной территориальной автономии. А это, в свою очередь, приводит к тому, что в этой автономии представители большинства, или "господствующего" этноса превращаются в угнетаемое меньшинство, которое, в конце концов, также может поставить вопрос о самоопределении.
      Пожалуй, наиболее болезненной проблемой на Балканах в течение всего ХХ века является положение мусульманского и тюркоязычного меньшинства. Это население воспринималось подавляющим большинством балканских народов (за исключением Турции) как чуждое и инородное на Балканах и как напоминание об османской деспотии и национальном угнетении. Турки и мусульмане после распада Османской империи подвергались жесточайшим гонениям, большая их часть покинула Балканы как в соответствии с международными договорами, так и из-за притеснений со стороны администрации и населения новых балканских государств. Оставшиеся продолжали подвергаться различного рода притеснениям, на что неоднократно отвечали восстаниями и волнениями вплоть до начала Второй мировой войны. С началом ее на Балканах действовала "добровольческая" горнострелковая дивизия СС Боснии и Герцеговины.
      После распада Османской империи численность тюркоязычного и мусульманского населения сначала уменьшилась, но потом начала расти, что вызвало беспокойство в государствах, где оно проживает. В настоящее время компактно тюркоязычное меньшинство проживает на территории Восточной части Балкан, которая сегодня поделена между Болгарией, Грецией и Турцией. Мусульманское население включает в себя не только тюркоязычное, но и группы балканских народов, принявших в свое время ислам. Это - албанцы (большинство), болгары, греки, сербы, цыгане, черкесы и т. д.
      В Западной Фракии (северо-восточная Греция) насчитывается более 100 тысяч турок-мусульман, в юго-восточной Болгарии проживало, по разным сведениям, от 500 до 900 тысяч. В то же время исторические источники средних веков свидетельствуют, что население этих районов было в основном славянским. Правда, в Греции опровергают это, утверждая, что здесь преобладало греческое население. В период османского правления турки постепенно заселяли юго-восточные Балканы, происходили также исламизация и отуречивание славянского и греческого населения.
      Турко-мусульманское население в Болгарии и Греции образуют самое большое национальное меньшинство. Его положение в этих и других государствах было приблизительно одинаково, о чем было сказано выше, хотя на какое-то короткое время в Болгарии турко-мусульманскому меньшинству было предоставлено право на национально-территориальную автономию и в начальных школах велось преподавание на турецком языке. В начале 1980-х годов коммунистический режим Болгарии попытался осуществить натурализацию этого населения, поскольку стал подозревать его в сепаратистских намерениях. Тогда в короткое время все турецкие и мусульманские имена в юго-восточной Болгарии были заменены на болгарские без согласия людей. В ответ начался исход тюркоязычного населения в Турцию. В Югославии мусульмане были признаны как особая этническая группа.
      В настоящее время международно-политический статус мусульманских групп в балканских странах повысился. В Болгарии тюркоязычные мусульмане образовали свое движение. А их деловая активность, связи с соседней Турцией составляют значительный фактор в экономике Болгарии. То же самое можно сказать об албанских мусульманах Македонии. Поддержка Западом мусульман Боснии и Албании, а также сепаратистского движения албанских мусульман Косово в Югославии может принципиально изменить общую ситуацию на Балканах, если учесть, что эти мусульманские группы еще опекаются Турцией и рядом арабских государств и исламских организаций. В любом случае можно констатировать, что балканские мусульмане уже не представляют как прежде "вещь в себе". Они, как показывает опыт Болгарии и всей бывшей Югославии, консолидируются на политическом уровне, имеют свои программы и институты выражения и защиты своих интересов. Так что перед всеми балканскими государствами стоит вопрос о признании нового статуса мусульман и установлении с ними таких отношений, которые позволили бы интегрировать их в политические и международные процессы на новом уровне. Сохранение стабильности на Балканах требует особых усилий по организации мирного и продуктивного диалога и взаимодействия религиозных конфессий, чтобы живущие рядом и практически говорящие на одном языке народы больше не убивали друг друга только потому, что принадлежали к разным религиям.
      Проблема положения национальных меньшинств на Балканах тесно связана с проблемой безопасности государств. Примером является динамика греко-турецких отношений. Но прежде всего следует поставить такой вопрос: допустимо ли создание политической партии на религиозно-этнической основе?
      Запрет на создание политических партий на религиозно-этнической основе в Греции и Турции обусловлен задачей безопасности государства, в этих странах разработаны механизмы, не допускающие или ограничивающие деятельность таких партий или движений. В Греции существует закон, запрещающий образование политических партий на религиозной или этнической основе. Там были предотвращены все попытки создания партии мусульман Западной Фракии. Но накануне парламентских выборов в 1989 году в качестве предвыборных объединений были зарегистрированы движение "Доверие" в округе Родопи и движение независимых мусульман "Судьба" в городе Ксанти. Они и способствовали выбору двух независимых депутатов-мусульман в греческий парламент. В Турции конституция, закон о политических партиях и избирательный закон также не допускают создания политических партий и движений на этнической или религиозной основе. Турецкие граждане курдского, арабского, армянского, греческого происхождения, выходцы с Кавказа (черкесы) и другие могут принимать участие в выборах только в качестве представителя турецкой политической партии, официально зарегистрированной с правом участия в выборах. Депутаты нетурецкого происхождения не могут объединяться в отдельные парламентские фракции, они могут осуществлять в парламенте свою деятельность только в качестве представителя соответствующей турецкой политической партии. В связи с этим особое внимание заслуживает статья 14 конституции, где говорится, что ни одно из основных прав и свобод не может быть использовано в целях нарушения неделимости государства, его территории и населения.
      Рассматривать положение греко-православного меньшинства в Стамбуле и турецко-мусульманского в Западной Фракии на настоящем этапе только в свете политики официальных властей в отношении этих меньшинств было бы не вполне обоснованно. На самом деле существует множество факторов, которые влияют на формирование условий жизни этих этнических общин. Поэтому, делая сравнительный анализ положения меньшинств, надо учитывать их комплекс, а не только политику правящих кругов Греции и Турции.
      Исторически сложилось так, что представители греческого меньшинства в Стамбуле в основном являются преуспевающими коммерсантами, в отличие от представителей турецкого меньшинства в Западной Фракии, которые остаются крестьянами. Западная Фракия не может сравниться по уровню жизни со Стамбулом, одним из самых больших городов Турции. Соответственно и уровень образования названых меньшинств не одинаков. Стамбульские греки, столкнувшись с трудностями при получении образования, обусловленными принципом взаимного ответного препятствия к самовыражению меньшинств в Греции и Турции, всегда могут продолжить свое образование в американских, английских или французских колледжах.
      Даже беглого ретроспективного взгляда на проблему меньшинств в Греции и Турции, а также других странах достаточно, чтобы воспроизвести довольно неприглядную картину политики этих стран в отношении этой части населения.
      Никогда раньше этнические противоречия не вызывали такую большую тревогу, как в настоящий период развития Балкан. Более того, политическая ситуация в регионе постоянно выводит на политическую арену экстремистские силы. Периодическое разжигание националистических страстей приводит к тому, что национальное меньшинство не может жить в гармонии с остальным населением, а остальное население не может терпимо относиться к меньшинству.
      Конечно, нет государства на Балканах, которое без определенной доли настороженности относилось бы к тем или иным меньшинствам. Но если государство, призванное относиться лояльно ко всем своим гражданам, рассматривает какое-то меньшинство как абсолютное зло, которое должно быть устранено оперативным путем, внутренний конфликт неизбежен. В таких условиях легко могут разгореться радикальные националистические и сепаратистские настроения. Более того, они могут вызвать обострение отношений двух соседних государств или перерасти в международный конфликт, так как меньшинство вполне может ориентироваться в достижении своих целей на помощь соседнего этнически родственного государства, с которым связано религиозными или культурными традициями. Неоднократно проблема национального меньшинства становилась причиной ухудшения международных отношений. Это происходило: между Грецией и Турцией, Албанией и Югославией, Албанией и Грецией, Болгарией и Турцией.
      В свою очередь, ухудшение отношений между балканскими государствами отрицательно сказывается на положении национальных меньшинств. Так, для греко-турецких отношений второй половины ХХ века характерно, что все случаи их обострения непосредственно отражались на жизни греческого меньшинства в Турции. Например, увеличивалось число провокаций и угроз в адрес греческого населения, а также количество вооруженных нападений и убийств представителей этого меньшинства. Так было в 1955, 1964, 1974 годах. Во время греко-турецкого кризиса 1974 года на островах Имброс и Тенедос греческое меньшинство подверглось грабежам и насилию. В это же время в Греции в Западной Фракии можно было увидеть сгоревшие мечети, угрожающие надписи на стенах домов мусульман, представители мусульманских общин также нередко подвергались насилию.
      В значительной степени взаимная психологическая нетерпимость создает проблему национального меньшинства и является одной из причин возникновения конфликта. Сложная история Балкан, оставившая в памяти их народов не одну зарубку, сформировала противоречивую систему взаимовосприятий, стереотипов представлений друг о друге.
      Пожалуй, общим для большинства балканских народов была память об османском прошлом и негативное восприятие Турции как наследницы Оттоманской империи. В этом они абсолютно солидарны. Конечно, актуализация памяти происходит у каждого народа по своему. Для Греции это связано с территориальным спором и соперничеством с Турцией в Эгейском море, а также военной поддержкой Анкарой де-факто раздела Кипра. В Болгарии так же есть те, кто считают, что территории Западной Фракии могли бы принадлежать болгарскому государству. В период вхождения Болгарии в Организацию Варшавского Договора Турция рассматривалась как основной ее вероятный противник.
      Отношение балканских государств к Турции определяется не только их претензиями на ее территорию и озабоченностью по поводу своей безопасности. В своих негативных стереотипах по отношению к туркам балканские народы самоутверждаются, выстраивая удобную для себя иерархию оценок: "мы лучше, чем они". Так, Турция и турки воспринимаются как олицетворение азиатчины, восточного деспотизма и коварности, верный союзник Запада, сателлит США. * В негативном отношении к Турции есть и скрываемое чувство если не зависти, то неудовольствия тем, что Америка так опекает эту азиатскую страну, не имеющую права называться европейской. Соответственно Турция воспринимается как враг. В настоящее время обращается особое внимание на различного рода радикальные высказывания турецких политических и общественных деятелей, которые истолковываются однозначно как стремление Анкары к реваншу, воссозданию Османской империи или реализации идей пантюркизма и панисламизма.
      Другой страной, традиционно воспринимаемой негативно рядом балканских государств, является Греция. Это связано с византийским периодом истории балканских народов, когда могущественная империя решала их судьбы по собственному усмотрению. В греческой ретроспективе соседние балканские народы видят потенциальную угрозу их целостности и безопасности. И если на государственном уровне вопрос о границах не поднимается, то в общественных кругах Албании и Болгарии оспаривается принадлежность ряда северных районов Греции и идентификация его населения. Турция же претендует на острова в Эгейском море, находящиеся в непосредственной близости от ее западного побережья, принадлежащие Греции. В памяти турок осталась и последняя греко-турецкая война, когда ослабленная в ходе Первой мировой войны Турция подверглась агрессии со стороны соседнего государства.
      Естественно, что у Турции и Греции есть свои восприятия. Традиционно говорится о "славянской угрозе", попытках некоторых соседних государств расширить свои границы "от моря до моря", ассимилировать соответственно турецкое и греческое население. Анкарой и Афинами высказывается озабоченность и по поводу положения мусульманского населения и греческой церкви.
      Далее в иерархии "врагов" и "угроз" на Балканах после Турции и Греции следует Сербия. Когда-то сильное средневековое государство Великая Сербия доставила массу проблем всем балканским народам. В новое время, когда устанавливались границы независимых балканских государств, у Сербии возник спор сразу со всеми ее соседями. Причем они видели в Сербии агрессора, стремящегося создать империю от Адриатики до Эгейского моря. После Второй мировой войны Югославия, несмотря на свой федеративный строй и многонациональный состав, продолжает отождествляться с Сербией, которой и приписывали создание этого мощного государства на Балканах. Греция к тому же видела в ней еще и "коммунистическую угрозу". Негативное восприятие Сербии во многом способствовало тому, что скоротечный распад югославской федерации прошел при молчаливом согласии соседей. Только позднее опасность расползания войны на все Балканы, вмешательство США и НАТО в балканские дела изменили отношение к Сербии. С сочувствием к ней стали относиться в Греции, в меньшей мере в Болгарии и Румынии. Сербия видится общественностью или ее частью жертвой сепаратистов, поддержанных Западом и Турцией. Особую лояльность проявляет теперь Греция, ибо македонский вопрос в ее отношениях с Сербией был исчерпан после возникновения независимой Македонии. Теперь греческое общественное мнение рассматривает Сербию как жертву экспансии Запада и католической церкви и ислама, а также видит в ней потенциального союзником в решении тех или иных вопросов своей безопасности, в частности как сдерживающий фактор в отношении Турции.
      Болгарское общество с большим предубеждением относится к сербам, что проистекает из исторического соперничества этих двух славянских государств. Только один раз они были союзниками - в 1912 году, когда в Первой Балканской войне все государства этого региона воевали против Турции. До того и после Болгария и Сербия всегда были по разные стороны фронтов, в том числе во время Первой и Второй мировых войн. Интересно отметить, что одновременно Россия ни разу не поддерживала оба славянских государства. После Второй мировой войны Болгарии, как члену организации Варшавского договора, отводилась значительная роль как в сдерживании натовской Турции и Греции, так и титовской Югославии. После падения коммунистического режима Болгария изменила свою геополитическую ориентацию и стремилась войти в НАТО. А до этого она поддержала операцию НАТО против Югославии и заявила о возможности размещения военных баз этого военно-политического союза на своей территории. Так ее исторические антисербские представления соединились с новыми амбициями.
      Взаимовосприятия балканских народов не всегда были связаны с международными отношениями. Часто актуализация негативных стереотипов имела чисто внутренние причины. В частности, наряду со стереотипами отражения внешнего мира существуют аутостереотипы (то есть устойчивое представление о своем коллективном Я), выраженные в соответствующих национальных идеях и мифах, воздействующих на характер отношений того или иного народа с внешним миром и определяющих иерархию этих отношений.
      Великое прошлое античной Греции и средневековой Византии, их бесспорно определяющий вклад в развитие культуры европейских и балканских народов питают амбиции современной греческой элиты, которая считает свою страну колыбелью западной цивилизации и лидером на Балканах.
      Другим культурным полюсом национальных амбиций на Балканах является Румыния. Для румын значимо, что они являются автохтонным (как и греки) народом - потомками древних даков. Эта нация претендует в какой-то степени на римское наследие и гордится тем, что название государства и язык имеют римские корни, что, по ее мнению, дает основание считать себя частью западного мира, на культурное развитие которой отрицательно сказались длительное пребывание под гнетом Османской империи и соседство с Российской империей и Советским Союзом.
      Бытующее в России представление о Болгарии и болгарах как братской славянской стране не полностью совпадает с представлениями болгар о себе. Их самовосприятие абсорбирует из исторического прошлого все то, что позволяет выделить себя из внешней среды, а не отождествлять себя с ней. Болгары гордятся тем, что их легендарные сонародцы Кирилл и Мефодий создали славянскую письменность. Но славянские корни являются не единственным ориентиром в болгарском сознании. Официально болгарская государственность началась с прихода болгар из степей Северного Крыма на Балканы их тюркских предков. Тюркофильство культивировалось в 30-х, а затем в начале 80-х годах ХХ столетия. Третьей составляющей основой болгарской культуры считается автохтонный фракийский элемент. * Последнее особенно важно для болгарского самолюбия и его соперничества с греками и румынами: находящиеся на территории Болгарии археологические памятники, идентичные культуре Великой Трои, дают им основание претендовать даже на ее наследство. ** Болгарский аутостереотип также основан на ценностной интерпретации своего прошлого как истории, того, что нация не смогла реализоваться полностью в силу внешних причин. Прежде всего упоминается тяжелое наследие 500-летнего османского ига, которое не только отрицательно сказалось на культурном развитии нации, но и существенно снизило его демографический потенциал. Некоторые болгарские элиты считали в прошлом и считают в настоящее время, что одной из причин национального застоя является однобокая пророссийская ориентация Болгарии и навязанная ей Москвой коммунистическая модель развития.
      Сербское национальное сознание определяет свою нацию не только как абсолютно славянскую по корням, но и как сумевшую сохранить свою чистоту, несмотря на все исторические перипетии. Это и центральное положение в мире южных славян позволяет Сербии заявить о своем праве на югославянское лидерство и считать себя оплотом борьбы с как с восточной, так и западной экспансией. Оба эти народа явно не удовлетворены своим положением на Балканах.
      Но другие народы - македонцы и черногорцы - оспаривают у сербов право на славянскую чистоту. Македонцы определяют себя как центр всеславянского сопротивления и подчеркивают, что в последней войне они освободились абсолютно самостоятельно от фашистских захватчиков и ни один союзный солдат не участвовал в этом.
      В соперничающем пространстве национальных греческих и славянских амбиций практически не остается места на Баканах албанскому национальному самосознанию. Единственной опорой его является бесспорная автохтонность и образ "народа жертвы", в течение веков подвергающегося экспансии более сильных государств, но все же выжившего.
      Турция всем своим интересом к балканским событиям и подчеркнутой озабоченностью судьбами мусульман и тюркоязычного населения полуострова показывает, что она не собирается отказываться от своего прошлого. Напротив, она претендует и на античное наследство, на определенный вклад османской культуры в развитие Балкан. Кроме того, в Турции считают, что, потеряв значительную часть территории Османской империи, страна не смогла за сравнительно короткий срок продвинуться в своем развитии и стать в один ряд с европейскими народами. И только предвзятость и проволочки европейской бюрократии и интриги Афин мешают занять ей достойное место в европейском сообществе.
      Если же говорить о самовосприятиях хорватов и словенцев, то они взяли курс на интеграцию своего прошлого, настоящего и будущего в европейскую культуру и старательно дистанцируются от балканской и югославской истории, считая этот период лишь драматическим курьезом. В свою очередь, австро-венгерский период рассматривается как более близкий их идентичности. В подтверждение этого обращается внимание на католический элемент их национальной культуры, латинскую письменность и т. д., то есть все то, что позволяет их отнести к среднеевропейскому типу государства.
      Дополнительные проблемы в межэтнические отношения вносит вопрос об идентификации национальных меньшинств. Этот вопрос весьма сложен, ибо идентификация и самоидентификация ряда этнических групп - помаков, чаков, боснийских мусульман, македонцев-славян и др. - противоречива и неоднозначна.
      Не утихают споры об этнических корнях балканских мусульман, говорящих на турецком языке или на языке одного из балканских народов. Каждое государство, где проживают мусульмане, считает их частью титульной нации, в прошлом подвергнутой насильственной исламизации. В какой-то степени так оно и было. Хотя нельзя отрицать факта, что все же часть турок не покинула Балканы после крушения Османской империи и Балканских войн. Не говоря уже о том, что среди общей массы тюркоязычных народов затерялись где-то потомки половцев и татар.
      В восточной части Балкан проживает особая этническая группа помаков. В религиозном отношении они - мусульмане, которые говорят на болгарском языке. Идентификация этой группы населения оспаривается Болгарией, Грецией и Турцией. В Болгарии считают это население исламизированными болгарами. В Греции - потомками эллинистических македонцев, которые первоначально были ассимилированы славянами, а затем турками. Турецкая сторона считает это население однозначно турками. Сами же помаки не считают себя ни греками, ни турками. Язык помаков близок к болгарскому (является его диалектом). Но несмотря на это для них продолжает оставаться значимой их принадлежность к исламской культуре. И в этом плане они дистанцируются от болгар. Также оспаривается в Албании и Греции идентичность чамов, проживающих на Северо-западе Греции. В Албании их считают албанцами, а в Греции - греками.
      Вопрос идентификации ряда этнических групп на Балканах не так сложен с научной точки зрения, как политизирован. Какие бы исторические корни не имела та или иная этническая группа, важнее ее собственная самоидентификация и возможность ее сохранения и реализации в конкретном государстве. Последнее же весьма затруднительно, так как практически все государства Балкан проводили или проводят активную или пассивную ассимиляторскую политику по отношению к национальным меньшинствам. Например, не разрешается говорить и печататься на родном языке, не открываются или закрываются школы для меньшинств. Национальная история, преподаваемая в школах и вузах, замалчивает или интерпретирует соответствующим образом факты проживания на территории государства предков национальных меньшинств и т. д. Например, в Румынии и Греции игнорируется факт проживания на этой территории славян. Более того, их выселяли из приграничных территорий, соседствующих с Болгарией и Сербией.
      Процесс самоидентификации и консолидации балканских обществ еще продолжается. Вековой срок слишком мал, чтобы эти государства сформировались как гражданские нации. Да и бесконечная череда войн, конфликтов и интриги великих держав этому мешали. Кроме того, всем балканским государствам присущи в той или иной мере черты традиционного общества, имеющего, в частности, склонность к изоляционизму, а значит, преодолению внутренних противоречий через актуализацию образа внешнего врага.
      К сожалению, следует констатировать, что проблему национальных меньшинств на Балканах полностью решить ни международное право, ни практика международных отношений оказались не в состоянии. Это являлось одной из причин всех войн на Балканах, а также Первой мировой войны. Не дала ответы на многие болезненные исторические и этнографических вопросы и наука. А потребность в разработке единой целостной концепции, соответствующей общему процессу гуманизации в Европе и охватывающей все аспекты - этнические, культурные, вопросы эмиграции, межгосударственные проблемы и т. д. - очень велика.
      ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЙ ВОПРОС НА БАЛКАНАХ
      Проблема национального меньшинства на Балканах тесно связана с вопросом о территориальных границах балканских государств. Последние являются не только пространством власти тех или иных балканских элит и режимов, но и отождествляются народами с определенными опасностями и несправедливым к ним отношением в прошлом и настоящем. Иначе говоря, являются важнейшей системой самоидентификации и фактором их этнической мобилизации. Острота территориального вопроса определяется еще и тем, какие государства и народы он затрагивает, чью этническую память возбуждает. Государственные границы на Балканах перекраивались неоднократно, так же, как неоднократно менялся состав населения тех или иных районов. В связи с этим возникло много спорных территориальных вопросов. Кроме того, границы проводились еще и с учетом интересов великих держав, которые видели в том или ином балканском государстве или своего союзника или союзника своего противника. Иначе говоря, на Балканах нет ни одной государственной границы, которую два соседних государства могли бы считать справедливой. Скорее всего, все границы являются или компромиссом сторон, или результатом отсутствия выбора у одной из них.
      Следует выделить три района Балкан, с которыми связаны взаимные территориальные претензии и споры, в конечном итоге приводившие или к войнам, или к конфликтам. Это - Западная Фракия, Македония и Косово. Все эти территории имеют важное геополитическое значение, одновременно представляя собой зону контакта народов и культур. Здесь пересекаются интересы великих держав и балканских государств. И здесь, где проживает смешанное в этническом плане население, сталкиваются ценности балканских народов и мировых цивилизаций.
      Территории Западной Фракии и острова Эгейского моря стали камнем преткновения как в ввиду их геополитической значимости, так и из-за того, что в разное время здесь преобладало славянское, греческое и турецкой население. Спор этот, в общем-то, так и не закончился. Во всяком случае, если не за столом официальных переговоров, то в умах ученых историков и политиков, в чувствах и переживаниях национальной интеллигенции он продолжается.
      В момент государственно-территориального размежевания Турции с Болгарией и Грецией в начале ХХ столетия было крайне сложно определиться с будущей принадлежностью территорий Западной Фракии, ибо население этого района Балкан представляло собой конгломерат народов различных национальностей и религий, история появления которых уходила корнями в далекое прошлое. Так как в основу создания государств на Балканах были положены этнический принцип и принцип их исторической преемственности, процедура демаркации границ столкнулась с большими трудностями. Прежде всего необходимо было определить национальный состав населения, но до 1912 года точных статистических данных об этом не собиралось - турецкие переписи фиксировали лишь религиозную принадлежность населения. Поэтому в 1919 году французская военная администрация провела свои исследования, чтобы определить национальную принадлежность групп населения, проживающих в Западной Фракии. По французским данным выходило, что население на оккупированной территории Западной Фракии насчитывало 219 723 человека. Из них: 77 276 турок, 101 776 болгар, 81 457 христиан и 29 309 мусульман, 32 553 грека, 3066 евреев, 3369 армян и более 2000 жителей других национальностей. * Согласно исследованию болгарских специалистов по Западной Фракии П. Милетича, Ст. Н. Шишкова и Т. Карайовова, до начала первой Балканской войны здесь жили: 120 тысяч турок, 180 тысяч болгар, из которых 100 тысяч христиан и 80 тысяч мусульман, около 63 тысяч греков. В 1914 году болгарские власти подготовили подробные статистические данные о Западной Фракии: всего - 351 221 человек, из них 170 285 турок, 149 503 болгарина, 86 363 христианина и 63 167 мусульман, 32 319 греков, 1763 еврея и 3319 жителей других национальностей. ** Некоторые турецкие исследователи территориальных проблем Западной Фракии считают, что накануне Лозаннской мирной конференции в этой области жили 129 120 турок, которые владели 84% земли, 33 910 греков, владевших 5% земли и 26 226 болгар, владевших 10% земли. ***
      Расхождение в цифрах и такой, вплоть до единицы, скрупулезный подсчет населения свидетельствуют, что вопрос о принадлежности территории решался далеко не просто. Не говоря уже о том, что численность населения и его соотношение по национальным группам менялись в зависимости от военно-политической обстановки в регионе и его отдельных районах. Так, после отхода Западной Фракии к Греции начинается выселение (или принуждение к нему) болгар и турок. В этот период Греция стремится изменить демографический состав в свою пользу. Александр Люцканов, представитель болгарского правительства в арбитражном суде в Лондоне, сообщает в своем письме, адресованном мировому сообществу, что только в мае 1920 года, когда из Западной Фракии уходили французские оккупационные войска, в Болгарию и Турцию переселились 35 000 человек. А. Люцканов также отмечает, что "положение в мае 1920 года уже с трудом могло контролироваться. Бегством болгар и турок воспользовались греческие и армянские спекулянты, которые покупали у беженцев дома и домашний скот за бесценок", а "греческие вооруженные банды нападали на караваны беженцев и грабили их, устраивали вооруженные налеты на болгарские и турецкие поселения". * Так возникли встречные потоки беженцев и переселенцев, которые крайне запутали этнодемографическую ситуацию Балкан.
      Собственно говоря, никто из держав-победительниц в Первой мировой войне не захотел считаться со статистическими данными и сделать политические выводы в связи с действиями Афин, очевидно, жаждавших восстановления "исторической справедливости". На Лозаннской мирной конференции 1923 года турецкая сторона внесла предложение о проведении референдума в Западной Фракии по вопросу о самоопределении области. Великие силы категорически отвергли это предложение.
      Тот факт, что территории Западной Фракии по решению Антанты отошли к Греции, не означал, что с этим согласились Болгария и Турция. И если на официальном уровне проблема спорных территорий Восточных Балкан как международная была закрыта, то в памяти народов и политиков война за эти земли продолжалась. Жертвами этой войны стали национальные меньшинства, о чем говорилось выше.
      По другому сценарию продолжался спор между Грецией и Турцией по поводу принадлежности целого ряда островов в Эгейском море. Здесь переплелись проблемы безопасности и экономические интересы, сочувствие и солидарность по отношению к греческому или турецкому населению островов, болезненные воспоминания о прошлом. Поводом для ухудшения отношений могло быть и то, что турки, по мнению греческой стороны, не достаточно уважительно или бережно относятся к памятникам античной культуры и распродают их в зарубежные коллекции.
      С тех пор как Греция провозгласила свою независимость, в повестку дня греко-турецких отношений непрерывно ставился вопрос о разделении морских пространств Эгейского моря. Согласно Лондонскому протоколу от 3 февраля 1830 года, подписанному Францией, Великобританией и Россией, с одной стороны, и Оттоманской империей - с другой, острова, расположенные в восточной части Эгейского моря, принадлежат Греции.
      В конце XIX - начале XX века Турция теряет одну за другой свои провинции, а вместе с ними и контроль над Эгейскими островами. Во время первой Балканской войны Греция оккупирует множество островов в северо-восточной и центральной части Эгейского моря. Первая попытка узаконить это положение выразилась в подписании Лондонского договора 1913 года, согласно которому Турция уступала остров Крит, а вопрос о других турецких островах в Эгейском море передавался на рассмотрение великих держав. Афинский мирный договор 1914 года, предотвративший едва не возникшую войну между Грецией и Турцией из-за Эгейских островов, подтвердил статью 5 Лондонского договора 1913 года, по которой вопрос о принадлежности спорных островов передавался на рассмотрение великих держав. Поражение Турции в Первой мировой войне и ее тяжелое экономическое, политическое и военное положение были использованы державами Антанты для окончательного раздела бывшей Оттоманской империи.
      Согласно Севрскому мирному договору 1920 года, Восточная Фракия с Эдирне (Адрианополем), европейский берег Дарданелл и весь Галлипольский полуостров, а также Измир (Смирна) отходили к Греции. Успехи турецких национально-освободительных сил в борьбе с англо-греческой интервенцией и упрочение международного положения Турции вынудили ряд держав Антанты согласиться на пересмотр договора. Вопрос о разделении островов и морского пространства Эгейского моря частично был решен Лозаннским мирным договором 1923 года.
      Греции в настоящее время принадлежат около 2500 островов, а под суверенитетом Турции находятся около шестидесяти островов, расположенных в шести милях от Анатолийского берега. Такое распределение островов Эгейского моря является одной из причин греко-турецкого конфликта, в котором можно выделить четыре основных предмета спора: морское пространство; континентальный шельф; воздушное пространство; юридический статус островов.
      Напряженный характер греко-турецких отношений обострил вопрос о демилитаризации восточных островов Эгейского моря и в соответствии с Лозаннским договором 1923 года эти острова были демилитаризованы. В статье 13 этого договора говорится, что "в видах обеспечения сохранения мира, Эллинское правительство обязуется соблюдать следующие меры на островах Митилена, Хиос, Самос и Никерия:
      1. Никакие морские базы и никакие укрепления не будут устраиваться на названных островах.
      2. Греческой военной авиации будет воспрещено летать над территорией Анатолийского побережья, а турецкое правительство воспретит своей военной авиации летать над названными островами.
      3. Эллинские военные силы на названных островах будут ограничены призванным для военной службы нормальным контингентом, который может обучаться на месте, а также численным составом жандармерии и полиции, пропорциональным численному составу жандармерии и полиции, существующему на всей в целом эллинской территории".
      На основании статьи 12 принцип демилитаризации распространяется на все греческие острова - Лемнос, Самофракия, Митилена, Хиос, Самос и Никерия. В соответствии со статьями 4 и 6, касающимися проливов, устанавливается демилитаризованный статус островов, расположенных у входа в Дарданеллы. После Второй мировой войны юго-восточные острова Эгейского моря Додеканезские, в силу Парижского договора 1947 года отошли к Греции, и для них был устанавлен режим демилитаризации. Однако в начале 1960-х годов Греция постепенно приступила к ремилитаризации своих восточных островов. Турция с беспокойством следила за нарушениями международных договоров. Только за период 1970-1980 годов турецкая сторона направила более пятидесяти нот протеста по этому поводу, обеспокоенная безопасностью своих восточных границ. Первоначально греческая сторона отрицала тот факт, что проводится милитаризация. С середины 1970-х годов Греция заявила, что она имеет право укреплять в военном отношении свою восточную границу, поскольку обстоятельства, при которых были подписаны Лозаннский и Парижский договоры, изменились коренным образом. По мнению Афин, существует несколько причин, которые не позволяют Греции соблюдать эти договоры.
      Во-первых, тот факт, что со времен Анкарского договора 1930 года двусторонние отношения претерпели большую эволюцию и отсутствуют обстоятельства, которые в то время требовали демилитаризации островов.
      Во-вторых, ремилитаризация зоны проливов по Конвенции 1936 года, подписанной в Монтре, отменяет статьи Лозаннской конвенции 1923 года, предусматривающие демилитаризацию островов в восточной части Эгейского моря.
      В целом же Греция считает, что находится под постоянной и усиливающейся угрозой со стороны Турции, которая стремится отобрать у нее некоторые острова. Исходя из этого, Греция имеет суверенное право на самооборону. Она должна укрепить свою восточную границу, чтобы защищаться от турецких притязаний. В Афинах болезненно внимательно наблюдают за тем, что происходит в Турции, и отмечают малейшие нюансы ее внутренней и внешней политики
      Например, греческая сторона считает, что ремилитаризация Турцией своих островов Имброс и Тенедос дает право Греции в качестве ответной меры приступить к милитаризации островов Лемнос и Самофракии, расположенных у Дарданелл.
      В свою очередь, турецкая сторона обвиняет Афины в нарушении международных договоров. При этом турецкие юристы отмечают, что существует большая разница между тем, почему произошла ремилитаризация зоны проливов и почему это делает греческое правительство. Ремилитаризация зоны проливов явилась следствием многостороннего международного договора, в то время как для ремилитаризации греческих островов существуют причины политического и военно-стратегического характера, но она не обоснована с юридической точки зрения. Что касается островов Имброс и Тенедос, то надо отметить, что они расположены гораздо ближе к проливу, и поэтому в преамбуле Конвенции 1936 года говорится об их ремилитаризации. Государства, подписавшие эту конвенцию, руководствовались положением, что в случае участия Турции в войне ей представляется право разрешать или запрещать проход через проливы, а если Турция не участвует в войне, проливы должны быть закрыты для прохода военных судов любой воюющей державы. Турецкое правительство получило право ввести такое положение и в том случае, если оно решит, что Турция находится под непосредственной угрозой войны. Следовательно, в целях обеспечения национальной безопасности Турция получила в 1936 году право ремилитаризировать зону проливов и двух островов. Итак, Конвенция 1936 года отменяет режим, установленный Лозаннской конвенцией 1923 года, только в отношении островов Имброс и Тенедос. Все положения, в том числе статья 4/3 и статья 6 Лозаннской конвенции относительно греческих островов Лемнос и Самофракии, которые не входят в противоречие с Конвенцией 1936 года, будут действовать.
      Турецкая сторона категорически не согласна с греческими утверждениями о том, что с милитаризацией турецких островов нарушилось военное равновесие в регионе. Наоборот, считает она, это способствует политической стабильности.
      Такая пикировка между членами одной военно-политической организации, отличающейся высокой степенью солидарности, могла бы удивить, если бы речь не шла о балканских странах. Причем и Анкара, и Афины стремились использовать эту организацию с целью получения односторонних преимуществ и давления на соседа. Это создавало не только дополнительные проблемы для натовского руководства, но и являлось одной из причин периодического обострения греко-турецких отношений. Так, например, было в 1974 году, когда Греция вышла из военной организации Североатлантического союза в знак протеста против позиции, занятой им во время военной интервенции Турции на Кипре. В 1983 году Греция предоставила остров Лемнос в распоряжение НАТО. Турецкая сторона сразу отрицательно отреагировала на это предложение. Анкара увидела в этом попытку Афин продолжить милитаризацию острова и узаконить это положение вопреки статьи 4 Лозаннской конвенции 1923 года. В 1984 году история вновь повторилась. Турция опять выступила против, заявив при этом, что будет бойкотировать работу Комитета по планам обороны НАТО. Инициатива Брюсселя провести модернизацию военных объектов на острове была заблокирована Анкарой. В свою очередь, Греция использовала свое право вето в отношении применения турецких вооруженных сил в рамках НАТО.
      Фракия и Эгейское море являются районами острого и длительного противостояния различных социально-политических сил, связанного с многочисленными территориальными спорами и взаимными претензиями, подогреваемыми неудовлетворенными политическими амбициями. Это обстоятельство используется различными силами для провоцирования здесь кризисных ситуаций. Периодически в треугольнике Греция - Турция - Кипр возникают военно-политические конфликты, которые потрясают систему региональных отношений, а также угрожают всеобщему миру.
      Другой территорией, принадлежность которой оспаривают также три государства, является Македония. Это историко-географическая область Балкан, расположенная на сопряжении границ современных Болгарии, Греции и Сербии. Население Македонии полиэтнично. Наиболее многочисленными группами являются греки, славяне-македонцы и албанцы. Есть также турки, влахи, цыгане и др. Смешанный состав населения и принадлежность их в разное время к трем соседним государствам давали последним повод претендовать на эти территории в той или иной их части. Не углубляясь особенно в древнюю историю Балкан, необходимо констатировать, что первоначально Македония являлась частью империи Александра Македонского, которую можно назвать одним из государств, предшественников Греции. Причем именно с этим государством греки связывают пик своего исторического величия. Позже в первые века прошлого тысячелетия Македонию, входившую тогда в состав Византийской империи, заселяли славянские племена. Но в тот период еще не возникло каких-либо устойчивых социально-политических образований, которые могли бы быть однозначно названы предшественниками современных славянских народов, а тем более государств. Хотя те славяне, которые называют себя македонцами, отмечают, что македонский царь Самуил (976-1014) объединил под своею властью большую частью Сербии, Болгарии, Эпира и Албании. *
      Так или иначе, но процесс самоидентификации славянского населения шел медленно и противоречиво, так как был затруднен тем, что территории Македонии постоянно переходили от одного феодального правителя к другому. Язык и культура славянского населения Македонии хотя и имеют определенные особенности, но близки всем славянским соседям. В этой связи были бы интересны рассуждения одного из деятелей македонского национального движения начала ХХ столетия и автора первого македонско-русского словаря и краткой грамматики македонского языка Дмитрия Чуповского. Заочно отвечая болгарским и сербским оппонентам, он приводил доказательства того, что македонский язык существует, хотя процесс его оформления еще не завершен.
      Прежде всего Д. Чуповский отмечал, что при создании сербского литературного языка в начале XIX века не было обращено внимание на славянские диалекты Восточной Сербии, Западной Болгарии и Македонии, поэтому принятие герцеговинского говора в качестве литературного языка не удовлетворяло потребности славян перечисленных территорий. При образовании же болгарского литературного языка, по его мнению, в основу которого легло восточно-болгарское наречие, также мало внимания было уделено наречиям западных болгар, восточных сербов и всех славян-македонцев. Славянские наречия Македонии, по мнению Д. Чуповского, представляет собой среднее между говорами Болгарии и Сербии. Таким образом, он делает вывод о том, что именно такой односторонний подход способствовал разделению славян Балканского полуострова на два лагеря, которые враждуют между собой на почве наречий, совмещающих особенности как болгарского, так и сербского языков. Между тем если бы при образовании того или иного литературного языка был возведен в степень один из центральных говоров Балканского полуострова, тогда можно было бы избежать антагонизма между южными славянами и соединить их в одно национально-культурное целое. По мнению Д. Чуповского, возведение одного из них в ранг литературного македонского языка способствовало бы устранению притязаний Сербии и Болгарии на Македонию и консолидации македонцев-славян на их землях. *
      В религиозном отношении большинство населения Македонии было православным, но одновременно являлось объектом соперничества Болгарской, Греческой и Сербской церквей. Вопрос об утверждении автокефальности Македонской православной церкви имел и имеет важное значение в самоидентификации македонцев-славян. Как и в других национальных движениях на Балканах, этот вопрос был краеугольным камнем в национальной программе македонского национального движения.
      В связи с определением границ воссоздаваемых славянских государств Болгарии и Сербии - между ними и Грецией разгорелся спор о принадлежности к ним той или иной части Македонии. В разрешении этого спора участвовали и великие державы. Каждая из них при этом преследовала и свои интересы. В 1913 году этот спор стал одной из причин начала Второй Балканской войны, в которой против Болгарии воевали все балканские государства. И после Первой, и после Второй мировых войн этот вопрос оставался на повестке дня мировой политики. Известно, что Сталин и Тито, Сталин и Димитров в 1944-1947 годы неоднократно обсуждали вопрос о принадлежности территорий Македонии и идентичности ее населения. Позднее - в период противостояния двух военно-политических блоков на Балканах - казалось, что стороны смирились со сложившимся положением вещей, хотя и продолжали заочную дискуссию об историческом праве на ту или иную часть Македонии и спорили об этнической принадлежности его населения. Так, в Болгарии не признавали самобытность македонцев-славян, считая их болгарами. В Сербии, напротив, утверждали обратное. В Греции говорили о том, что Македония не справедливо отторгнута от общего эллинского культурного и политического пространства.
      Македонская тема вновь стала политически актуальной после распада СФРЮ, когда союзная югославская Республика Македония заявила о своей независимости. Но никто из соседних государств не захотел воспользоваться этой ситуацией, чтобы попытаться заявить претензии на какую-то часть территорий нового, еще не признанного мировым сообществом государства. Все понимали, что это может привести к новой всебалканской войне. Каждое соседнее государство стало с опаской наблюдать за формированием внешнеполитического курса нового независимого государства, подозревая его в экспансионистских намерениях. Поводом для этого, как считалось, могли быть прежние споры по поводу этнического происхождения славянского населения Македонии и даже само наименование государства. Особенно беспокоилась Греция, хотя в свое время Афины постарались отселить из своих северных территорий славян, а вместо них поселить выехавших из других балканских государств греков. В Греции также считают, что признание названия нового независимого государства автоматически ставит проблему принадлежности ее северных территорий, тем более что в Конституции Республики Македонии не констатировался факт признания ныне существующих ее границ. Более того, вдохновленные неожиданно свалившейся независимостью радикальные националисты уже строили планы о будущей Великой Македонии.
      Европа под давлением Греции долго не признавала независимость бывшей югославской республики под прежним наименованием. Казалось естественным, что это сделали Турция, Болгария, Хорватия и Словения. Неожиданным явилось признание Москвой независимости Республики Македонии, ведь первоначально позиция российского МИДа в отношении этого была весьма сдержанной. Во всяком случае, Россия не стремилась быть среди первых. Российская дипломатия, безусловно, отдавала себе отчет, насколько сложен и болезнен македонский вопрос. Но президент России Б. Ельцин решил не вдаваться в исторические детали и во время своего визита в Болгарию в 1992 году на итоговой пресс-конференции заявил о признании независимого государства Македонии. Это было шоком не только для Греции, но и для самих российских дипломатов. Последним пришлось улаживать международный скандал. * Это удалось, так как интересы Российской Федерации и Греции по ряду важнейших вопросов международных отношений на Балканах совпадали. Причем каждая сторона надеялась на взаимную помощь в их решении.
      В настоящее время София и Белград более или менее спокойно относятся к вопросу о названии соседнего государства, считая, что дружественные отношения с ним и его внутренняя стабильность являются более значимым фактором, особенно в связи с теми процессами, которые происходят на соседних с Македонией территориях Косово, которые расположены в западной части Балкан. Земли Косово оспариваются двумя этническими группами: албанцами и сербами. Каждая считает, что имеет право на эту территорию. Об этом здесь можно сказать кратко, так как проблема Косово во всех аспектах будет рассмотрена специально. Каждая сторона утверждает, что она первой заселила Косово. Албанцы считают, что они, являясь потомками иллирийцев возможно, самого древнего народа Балкан, проживали издавна на этой территории, а славянские племена пришли на эту территорию значительно позже, в VI-VII веках н. э. Сербы, не углубляясь в древнюю историю, настаивают на том, что их государственность, культура и религия образовались на территориях, неотъемлемой частью которых является и Косово. Причем в то время, когда албанцев здесь не было. Последние появились здесь уже в период Османской империи как результат ее политики умиротворения непокорных сербов.
      В настоящее время вопрос о пересмотре государственных границ официальными властями балканских государств не поднимается. Но в то же время в общественных и научных кругах не перестают обсуждать несправедливость договоров и соглашений по государственным границам, заключенным после окончания Первой мировой войны, а затем после Второй мировой войны, когда державы победительницы фактически навязали их балканским народам. Например, в некоторых болгарских средствах массовой информации положительно восприняли реакцию Германии и Венгрии на торжества в Париже, проходившие в связи с 80-летием окончания Первой мировой войны, на которых отсутствовал канцлер Г. Шредер. Затем положительную реакцию прессы вызвало заявление премьер-министра Венгрии В. Орбана (во время визита в Будапешт его болгарского коллеги И. Костова) о том, что границы венгерского государства не совпадают с границами венгерской нации. В болгарской прессе отмечалось, что вхождение в объединенную Европу не исключает сохранения национального достоинства и поддержания исторической памяти. Следует напомнить, что в Первой мировой войне Венгрия вместе с Германией и Болгарией (в составе дуалистической Австро-Венгерской империи) входили в один военно-политический блок.
      ГРЕКО-ТУРЕЦКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО В ЭГЕЙСКОМ МОРЕ
      После окончания Второй мировой войны отношения Греции и Турции временами настолько обострялись, что казалось - военный конфликт неизбежен. Почти все международные форумы и организации, в работе которых принимали участие Греция и Турция, превращались в арену столкновения двух национальных доктрин, в значительной степени выражающих несогласие с настоящим и желание исторического реванша по отношению друг к другу. Во время встреч с руководителями других стран, в том числе и балканских, греческие и турецкие руководители стремятся получить хотя бы морально-политическую поддержку от них.
      Взаимные претензии Греции и Турции типичны для балканских государств. Это - положение национальных меньшинств, споры о принадлежности тех или иных территорий и по поводу идентификации их населения. Все это проходило на фоне крайне обостренного чувства взаимного недоверия и подозрения. 13 мая 1984 года на пленуме одной из ведущих политических партий левой ориентации ПАСОК ее лидер А. Папандреу заявил, что Греция находится под усиливающейся угрозой со стороны своего восточного соседа, который стремится отобрать у нее некоторые Эгейские острова и другие территории. Между Грецией и Турцией, заявил он, не существует вопросов, требующих разрешения, существуют лишь "турецкие претензии", поэтому начать переговоры, о которых заранее известно, что они испортят еще более наши отношения, означало бы поддаться политическому и военному шантажу. Это нельзя назвать диалогом. Нечто подобное можно было услышать и от турецкой стороны.
      Неоднократно, с помощью Вашингтона и НАТО, Греция и Турция пытались отрегулировать и нормализовать свои отношения, но период относительного потепления заканчивался очередным кризисом. Они резко ухудшаились в 1974 году в момент раздела островного государства Кипр на турецкую и греческую части и самопровозглашения на северных территориях нового государства, так как именно Анкара оказала в этом политическую и военную поддержку туркам-киприотам. В конце 1970-х - начале 1980-х годов наметившиеся перспективы улучшения отношений между Грецией и Турцией опять сменились усилением конфронтации, что привело к новому кризису в 1986-1987 годах, когда оба натовских союзника оказались на грани войны.
      В конце мая - начале июня 1986 года с новой силой разгорелись споры о воздушном пространстве над Эгейским морем и о континентальном шельфе. Имели место и провокационные действия со стороны Турции. Газета "Ризоспастис" 26 июня 1986 года сообщила, что во время учений греческих вооружениях сил "Диас-86" только за два дня турецкие ВВС 24 раза нарушили Лозаннский договор 1923 года, в том числе и вторглись в воздушное пространство Греции. Вслед за учениями греческой армии последовали учения турецкой. Тогда в греческой печати появились сообщения и о нарушениях территориальных вод Греции, совершенных турецкими боевыми кораблями.
      Визит Т. Озала в 1986 году в турецкую часть Кипра и встреча с лидерами самопровозглашенной "Турецкой Республики Северного Кипра" были расценены греческой стороной как провокационные, и реакция последовала незамедлительно. По этому поводу в заявлении греческого правительства говорилось, что правительство и лично премьер-министр Турции стремятся довести градус напряженности греко-турецких отношений до максимальной степени. Затем Афины вынесли вопрос о греко-турецких отношениях на обсуждение очередной сессии НАТО. Логическим окончанием этого периода конфронтации явился пограничный инцидент, имевший место у реки Марица. Вследствие турецкой провокации погибли один греческий и два турецких солдата.
      Период 1986-1987 годов является одним из самых драматичных в истории греко-турецких отношений со времен турецкой интервенции на Кипре. Военно-политическое противостояние и отсутствие готовности к компромиссу по нерешенным проблемам явились предпосылками для достижения кульминационной точки Эгейского кризиса в марте 1987 года.
      Появившееся сообщение о том, что греческое правительство собирается скупить акции иностранного нефтяного консорциума НЕПК и возобновить поисковые работы вне признанной Турцией шестимильной зоны острова Тасос, было воспринято турецким правительством как подходящий повод для очередного выдвижения своих претензий. Турецкое правительство дало разрешение акционерному обществу "Турецкая нефть" на проведение новых поисковых работ в Эгейском море в непосредственной близости от территориальных вод островов Лемнос, Тасос и Самофракии, где без разрешения греческих властей и появилось турецкое исследовательское судно "Пири Рейс". Самолеты турецких ВВС неоднократно нарушали греческое воздушное пространство. 26 марта 1987 года подразделения первой и четвертой армии были приведены в состояние повышенной боевой готовности. 28 марта судно "Сизмик-1" покинуло порт Чанаккале и в сопровождении турецких военных кораблей и самолетов ВМС Турции направилось в спорные воды с целью поиска нефти. Греческая сторона заявила, что ВМС Греции не допустят его появления в ее территориальных водах. Напряженность достигла в этот момент своей кульминационной точки.
      Реальная опасность выхода ситуации из-под контроля встревожила руководящие круги НАТО и заставила их принять спешные меры, чтобы остановить дальнейшее обострение греко-турецких отношений. В результате обе стороны вернулись на исходные позиции.
      Эгейский кризис 1987 года положил начало новому этапу греко-турецких переговоров по спорным вопросам. Но искренность выраженного турецкой стороной желания начать диалог вызвала сомнения в правящих кругах Греции. Совместные турецко-пакистанские военно-морские учения, которые проводились в Эгейском море с 8 по 23 августа, снова поставили под угрозу хрупкий мир.
      Осенью 1987 года началось постепенное улучшение политического климата между двумя странами. Этому способствовала и встреча в декабре министров иностранных дел в рамках очередной сессии НАТО в Брюсселе, а затем переговоры высших руководителей двух стран Т. Озала и А. Папандреу.
      Через девять месяцев после того, как над Эгейским морем отзвучало эхо вооруженного кризиса, они встретились в Давосе. Переговоры, призванные определить дальнейшее развитие отношений между двумя странами, проходили в условиях глубокого недоверия друг к другу. Но Анкара надеялась, что этот диалог позволит смягчить негативное отношение Греции к вопросу о приеме Турции в Европейского сообщество, и заявила, что готова отменить вызывающий критику Афин закон 1964 года, ограничивающий права собственности лиц греческой национальности, проживающих в Турции. На встрече в Давосе рассматривались также вопросы развития туризма, торговли и т. д., но что касается Эгейского конфликта и кипрской проблемы, позиции сторон остались неизменными. В практическом плане не было достигнуто ничего.
      В интервью греческой газете "Едевтеротипия" А. Папандреу заявил: "Что касается основных вопросов, не верю, что в Давосе случилось что-то новое, иными словами, мы не решили абсолютно никакой проблемы и не пытались решить что-нибудь на этой встрече. Уже с первого момента я понял, что нам не предстоит разрешить что-то существенное, и каждый изложил основные принципы, на которых до сегодняшнего дня строилась политика его государства". Но все же позитивным итогом встреч и переговоров руководства двух соседних балканских стран явились взаимный отказ от войны как средства разрешения спорных вопросов, что создавало условия для открытия нового периода в греко-турецких отношениях, а также создание комиссии по политическому диалогу и экономическому сотрудничеству. Турция упразднила закон, согласно которому греческие граждане лишались права распоряжаться и продавать свое имущество в Турции. В ответ на это Греция поставила свою подпись под протоколом об ассоциации Турции в ЕЭС, что было оценено в Анкаре как значительный шаг вперед по пути европейской интеграции. Но вскоре после этого стало известно о том, что после упразднения турецкого закона об имуществе греческих граждан каждый конкретный случай стал рассматриваться в судебном порядке. В Афинах это было воспринято как очередной шантаж со стороны Турции.
      Вскоре Турция сумела обеспечить себе право проводить военные учения в международном воздушном и морском пространстве Эгейского моря. Характерной чертой внешней политики Турции этого периода являлось непризнание десятимильного воздушного пространства Греции и его систематическое нарушение. Анкара сохраняла в неизменном виде все свои претензии в районе Эгейского моря. Она продолжала отклонять предложения греческой стороны о передаче спора о делимитации континентального шельфа в Международный Суд в Гааге. Турция вновь поднимала вопрос о соблюдении прав турецкого меньшинства в Западной Фракии.
      Она оставалась глухой ко всем призывам Афин о выводе, хотя бы частичном, турецких оккупационных войск с Кипра, находящихся там с 1974 года. Греческое предложение о демилитаризации восточных островов Эгейского моря с целью достижения прочного и справедливого урегулирования кипрской проблемы тоже осталось без ответа. Так, на страницах официальных газет Турции появилась географическая карта, где Эгейское море и Кипр были разделены пополам. Было очевидно, что разговор на разных языках продолжается даже после встречи в Давосе и установления прямой телефонной связи между правительственными кабинетами в целях предотвращения или хотя бы установления контроля над критической ситуацией, которая может возникнуть в двусторонних отношениях.
      Очередной виток греко-турецких противоречий начался после окончания холодной войны. Теперь, как могло показаться, уже ни одна сторона не могла сослаться на фактор угрозы с севера. Исчезли также идеологические разногласия между Российской Федерацией и Грецией и Турцией. Каждая сторона этого геополитического треугольника стала чисто прагматически определять направления двусторонних отношений, но именно это и внесло в греко-турецкие отношения нечто новое.
      Так, в Москве начали прорабатывать возможность поставок военной техники как в Турцию, так и Грецию. Тяжелое экономическое положение российского ВПК заставляло Москву искать новых партнеров на Баканах и Ближнем Востоке. Наиболее перспективным представлялась именно Греция. Последняя же увидела в военно-техническом сотрудничестве с Россией возможность укрепить оборону своих восточных островов в Эгейском море. В одном из интервью министр обороны Греции А. А. Цохадзопулос заявил, что его страна заинтересована "в приобретении оружия ПВО как малых, так и больших радиусов действия, военной авиации, скоростных кораблей для перевозки крупных воинских контингентов...". При этом министр заметил, что эти корабли "нужны для перевозки войск на острова Эгейского моря". *
      Такие перспективы греко-российского военно-технического сотрудничества стали беспокоить Турцию, особенно после заключения в 1997 году между Россией и Кипром контракта на поставку на остров зенитно-ракетного комплекса С-300 ПМУ-1. Кипр, устанавливая связи с российским ВПК, получал дополнительную опору и одновременно оказывал поддержку Греции, которая не могла вести себя так свободно, так как имела определенные обязательства перед НАТО.
      Вокруг этого контракта развернулась сложная и многоходовая политическая игра, в которой были задействованы не только подписавшие его государства. Как известно, в северной части Кипра находится воинский турецкий контингент (более 30 тысяч человек), который был введен туда в июле 1974 года с целью защиты турков-киприотов. В свою очередь, Афины неоднократно заявляли, что они гарантируют безопасность Кипрской Республики. По словам упомянутого министра обороны Греции, "любое турецкое нападение на Кипр означает состояние войны между Турцией и Грецией". Это соответствовало и обнародованной Афинами концепции "единого оборонного пространства эллинизма", интегрирующей оборонные усилия Греции и Кипра с целью противодействия турецкой угрозе.
      Турция начала активно противодействовать реализации контракта по всем возможным направлениям. Напряжение нарастало по мере приближения срока поставок на Кипр комплекса С-300. Причем каждая сторона стремилась получить выгоду не только от подписания контракта и, наоборот, от его срыва, но и от самой возникшей ситуации вокруг него. Интрига принимала еще более запутанный характер. Поговаривали, что Анкара ввела в торг даже лидера турецких курдов А. Оджалана.
      В конечном итоге всем пришлось пойти на компромисс. Контракт не был сорван, но комплекс было решено разместить не на Кипре, а на греческом острове Крит. Транспортировка С-300 велась в обстановке строгой секретности, ибо не исключалась возможность противодействия этому со стороны турецких силовых структур.
      После размещения комплекса С-300 Греция выразила желание приобрести дополнительное количество мобильных зенитных ракетных комплексов (ЗРК) ближнего действия "Тор-М1" для их прикрытия. Такая закупка позволит создать на Крите эффективную эшелонированную оборону, в том числе с учетом противодействия низколетящим целям и высокоточному авиационному оружию, которое эффективно проявило себя в Югославии. Как известно, российский ВПК активно продвигал этот заказ. Он заинтересован в этом как с экономической стороны, так и с военно-политической.
      Сложность греко-турецких отношений обусловлена еще и тем, что оба государства занимают разное положение в НАТО и Европе. Турция выступает как основная военная сила сдерживания на кавказском и южном направлениях. Можно также говорить об особых американо-турецких военно-политических отношениях, сложившихся после Второй мировой войны. Но Анкара не удовлетворяется ролью азиатского союзника НАТО. Турецкое государство, территориально расположенное и в Европе (Западная Фракия), претендует на идентичность, тождественную европейцам. Попытки Турции вступить в Европейское сообщество всякий раз встречают сопротивление Афин. ЕС высказывает Анкаре большие претензии в отношении прав человека в стране. В ответ Турция ставит вопрос о положении турецкого и мусульманского меньшинства на Балканах, в частности и в Греции.
      Греция играет пассивную роль геостратегического плацдарма НАТО в регионе Восточного Средиземноморья и Балкан. Кроме того, внешняя политика Афин хотя на первоначальном этапе (от вступления в НАТО до свержения афинской хунты в 1974 году) и характеризовалась американской ориентацией, затем - после ослабления угрозы со стороны ее северных балканских соседей демонстрировала усиление независимых тенденций. Афины начинают все больше подозревать американцев в неискренности. За последние двадцать лет кризисные ситуации в греко-турецких отношениях, которые не раз угрожали перейти в вооруженные конфликты, показали Греции, что США и НАТО в этом регионе не могут дать надежные гарантии сохранения мира в Эгейском море и способствовать разрешению действительно важных и острых проблем ее отношений с Турцией так, как это понимают греки. В связи с этим Греция берет курс на укрепление связей с Европой, а сотрудничество с ЕЭС вносит новые элементы во внешнюю политику страны. Афины, считая себя колыбелью европейской цивилизации, стремятся на равных вести диалог с европейцами, одновременно претендуя на активную и самостоятельную политику на Балканах.
      В конце 80-х годов ХХ века, когда в рамках СБСЕ развернулось балканское сотрудничество и была распущена организация Варшавского Договора, Греция также расширила свои связи с СССР, а затем с Россией. Причем теперь Афины рассчитывали, что сотрудничество с Москвой даст ей дополнительные гарантии безопасности на ее восточных границах, ибо Грецию беспокоил тот факт, что турецкая армия все еще оставалась одной из самых больших не только на Ближнем Востоке, но и на Балканах. К этому надо добавить, что эта армия хорошо обучена и вооружена современными образцами военной техники. Кроме того, Турция, которая в период войны в Персидском заливе сыграла немаловажную роль в достижении целей антииракской коалиции, продолжает оставаться более привилегированным союзником США, по сравнению с Грецией. В период конфронтации двух военно-политических блоков с таким положением еще как-то можно было мириться, а большая ответственность Анкары даже устраивала Афины. Сейчас ситуация изменилась и греко-турецкие противоречия имеют другое измерение. Сложное положение России на Кавказе и ее слабые позиции на Балканах уже не создают автоматически того необходимого Афинам баланса в греко-турецких отношениях, в то время как большинство потенциальных угроз для безопасности Греции все еще существует.
      Озабоченность Греции своей безопасностью вызвана тем, что она окружена странами и районами, где у тюркоязычного и мусульманского населения исторически доминируют или весьма значительны протурецкие настроения. Это юго-восточная Болгарии, Македония, югославскок Косово и Албания. Причем ряд этих территорий примыкает непосредственно к границам Греции. Если же говорить о том, что НАТО фактически поддержало албанских сепаратистов, а ранее оказало поддержку боснийским мусульманам, то перспектива для Афин выстраивается не очень-то благоприятная.
      Что касается будущего греко-турецких противоречий, то оно зависит от того, какая тенденция - на сближение или разобщение - возобладает в конечном счете, будут ли преодолены сложившиеся стереотипы и смогут ли Афины и Анкара реалистически подойти к устранению своих разногласий. Сама история развития Эгейского кризиса, греко-турецких противоречий в Западной Фракии и на Кипре показала, что первичным является не только реальное столкновение интересов. Греция и Турция строят свою политику в отношении друг друга в значительной степени на основе стереотипов, которые складывались в течение длительного исторического времени.
      На настоящем этапе как для Греции, так и для Турции характерна примерно следующая логика: мы не хотим с ними ссориться, но они ведут против нас информационную войну, предъявляют нам территориальные претензии, настраивают против нас другие страны, увеличивают свой военный арсенал и проводят модернизацию своих вооружений, не соблюдают наш государственный суверенитет и осуществляют политику прямого и опосредованного вмешательства в наши внутренние дела. Такая философия отношений только способствует наращиванию военных арсеналов и создает условия, которые подменяют перспективы мирного урегулирования споров силовым равновесием.
      Следовательно, чтобы добиться взаимоприемлемых решений спорных вопросов, необходимо посмотреть на конфликтную ситуацию другими глазами, под другим углом. Для этого нужно оценить свои интересы и существующие противоречия не с антагонистической позиции, а критически и прагматически. В условиях существующих реалий - границы, философские, религиозные, культурные, политические и экономические различия - надо, чтобы каждый переосмыслил то, что является угрозой для национальной безопасности и территориальной целостности страны, и приложил максимум усилий, чтобы освободиться от мифологических предрассудков и найти общее в ценностной системе другого.
      Новая политическая ситуация требует, чтобы концепция национальной безопасности предусматривала не только превентивные меры по укреплению обороноспособности, но и наличие политических механизмов урегулирования и предотвращения конфликтов. В Греции и Турции понимают всю сложность современной ситуации. С одной стороны, пересматриваются роль и функции НАТО, а с другой - других гарантий национальной безопасности, которые ожидаются от внеблоковых балканских и общеевропейских структур, пока не существует, и этот факт порождает определенную неуверенность.
      В развитии ситуации на Балканах наблюдается определенная закономерность. Так, после окончания европейских и мировых войн, ведущихся великими державами, на передний план международных отношений на Балканах каждый раз выходят этнические и территориальные проблемы, ибо они уже не сдерживаются опасностями глобального уровня. После окончания холодной войны опять на Балканах усиливаются националистические настроения, обостряются этнические и территориальные проблемы. При том, что до сих пор так и не выработана формула мира и стабильности для региона, не найдены оптимальные пути разрешения спорных вопросов между государствами.
      ЮГОСЛАВИЯ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ: ПОСТРОЕНИЕ СОЦИАЛИЗМА ИЛИ ЭТАПЫ РАСПАДА ГОСУДАРСТВА?
      Упомянутая выше идея всебалканской федерации или федерации славянских народов как способа разрешения балканского вопроса реализовалась только частично в виде Федеративной Народной Республики Югославии. Причем это государство провозгласило курс на построение социалистического общества, которому, как предполагалось, будут чужды националистические предрассудки.
      Изначально Югославия, несмотря на сильное давление со стороны СССР, стремилась осуществлять собственный независимый курс развития. Вскоре отказавшись от советской модели социализма, югославское руководство разработала концепцию самоуправленческого социализма, которая подразумевала децентрализацию политической и экономической жизни в том смысле, что центр предоставил большие полномочия субъектам федерации и трудовым коллективам.
      Конституционные изменения 1968 года непосредственно распространили самоуправленческие принципы на федеративные отношения, то есть полнее и четче были сформулированы конституционные начала статуса республики, автономного края и федерации, а также принципы их взаимоотношений по вертикали и горизонтали. Было дано определение республики как государства, основанного на суверенитете народа и на власти и самоуправлении рабочего класса и всех трудящихся. Особо подчеркивалось, что республика является также социалистическим самоуправленческим демократическим содружеством трудящихся и граждан, равноправных народов и народностей. Автономные национальные края Воеводино и Косово теперь считались элементами югославского федерализма. Федерация уже определялась только как общий инструмент республик и автономных краев для решения точно зафиксированных в Конституции общих интересов. Изменения в Конституции явились реакцией на неожиданно обострившийся национальный вопрос в Югославии. Первоначально предполагалось, что в процессе утверждения социализма в стране, исчезновения эксплуататорских классов национальный вопрос будет решен и образуется единая югославская нация. Реально же оказалось, что при социализме национальная проблема по-прежнему не потеряла своей остроты. Причиной этого югославские лидеры посчитали теоретические недоработки национального вопроса и национальной политики и недостаточное внимание к межнациональным отношениям, а также слепое подражание советскому опыту построения социализма. С обычным для коммунистической бюрократии пафосом один из авторов конституционных поправок писал: произошло "окончательное освобождение" общества от пут советской модели и в области межнациональных отношений, и теперь Югославия уже не является "федерацией в классическом смысле этого слова, а специфическим содружеством самоуправленческих народов и народностей". * Позже оказалось, что принцип самоуправления республик и автономных краев, напротив, способствовал росту националистических настроений и амбиций местных элит.
      В конце 1970-х годов Югославия начала вползать в экономический и политический кризис. Стала расти инфляция, обострились межнациональные отношения, начались взаимные упреки республики и края, обвиняли друг друга в причинах кризиса и спорили о том, кто за чей счет живет, упрекали в колониальной политике и т. д. Периодически и до этого возникали споры о союзе югославян. Так, еще 1960-е годы поднимался вопрос о замене федеративного устройства конфедеративным. Лишь авторитет Тито, его характер были способны удержать политический процесс и межнациональные отношения в определенных рамках. Этому способствовало особое международное положение Югославии.
      После смерти общепризнанного национального лидера Тито различий в понимании перспектив развития Югославии стало еще больше. Стоит отметить, что этого ожидали. В 1983 году хорватский историк Душан Бибер, выступая перед группой ученых в Загребе, заявил, что, если наблюдающиеся центробежные процессы в рамках федерации будут продолжаться, "мы превратимся во второй Ливан". Приблизительно в то же время известный эксперт по Югославии Сабрина Петра Рамет, опираясь, в частности, на мнение упомянутого Д. Бибера, в своем исследовании по Югославии отмечала, что противоречия между двумя основными республиками югославской федерации настолько напряженны, что вопрос заключается лишь в том, сколько времени осталось до начала нового кровопролития между сербами и хорватами. *
      Причиной обострения межэтнических противоречий являлись не только взаимные старые и новые обиды и предубеждения, но и различные социокультурные и политические ориентации республиканских элит. В Югославии возникло движение "Хорватская весна", которое выступало за либерализацию социальных и экономических отношений в стране. Это движение практически совпало по времени и целям с подобным в Чехословакии, что свидетельствовало еще и о наличии в республиках особых подходов к социальному устройству. И не случайно более близкая к Европе Хорватия стала инициатором либерализации политической жизни в Югославии.
      Прологом распада СФРЮ стали дискуссии, начавшиеся в 1980-х годах между сторонниками углубления федерализации государства и его противниками по вопросу Конституции 1974 года. Сербские политики считали, что Конституция 1974 года способствовала юридическому и фактическому обособлению двух автономных образований в составе Сербии - краев Воеводины и Косово. Другой лагерь представляли политики из Словении и Хорватии, которые приветствовали новую Конституцию. Она, по их мнению, создавала условия перераспределения власти в пользу республик и краев и способствовала сдерживанию "сербского гегемонизма" в Югославии.
      Спор о Конституции 1974 года лишь частная иллюстрация того, как трудно и болезненно складывались и развивались отношения между народами этой страны.
      Югославский опыт показал, что опора на местные групповые интересы так же опасна, как жесткая централизация государства по советскому варианту. Последующая практика инициаторов советской перестройки, решивших перераспределить власть в СССР по вертикали и предоставить большие возможности союзным республиками, а фактически их национальным элитам, свидетельствует, что неизбежным результатом этого является распад государства. При таком перераспределении власти, когда интересы личности опять подавляются интересами группы, социально-политическая система остается малоподвижной и предрасположенной к воспроизведению внутренних межгрупповых конфликтов.
      В середине 1980-х годов ситуация в Югославии была еще сравнительно спокойная. Разногласия между республиками по тем или иным вопросам еще не приобрели ожесточенный характер, а экономический кризис и инфляцию удалось более или менее благополучно пережить. Удалось скоординировать и внешнеэкономическую деятельность по включению СФРЮ в интеграционные процессы в Европе. И это в то время, когда в странах Восточной Европы и СССР обстановка накалялась с каждым годом. Но то, что началось в странах социалистического лагеря, очевидно, не могло не затронуть и Югославию. Так и произошло: социально-политический кризис в многонациональном государстве подстегнул развитие национализма.
      Во второй половине 1980-х годов маховик сепаратизма в СФРЮ уже набрал большие обороты. Как правило, началом распада СФРЮ считают действия Словении и Хорватии. Но недовольство своим положением в Югославии высказывали и сербы. Первые говорили о гегемонии сербов в федерации, а вторые - об экономическом превосходстве Хорватии и Словении и их национальном эгоизме. Предпринимались различные попытки разрешить противоречия между республиками. Но, в конце концов, практически все пришли к выводу, что лучшим вариантом является независимость и самостоятельное развитие каждой республики. Лозунги типа "Все сербы в одной стране" или "Самостоятельная Словения или Хорватия" не сходили со страниц республиканских газет, скандировались на многолюдных митингах. Национализм в Словении и Хорватии причудливо переплетался с антикоммунизмом или становился подмогой в защите идей социализма в Сербии. В Сербии обращали внимание на то, что в послевоенный период реализация утопической идеи югославянской федерации была осуществлена за счет сербского народа. Главное, что он оказался разделенным.
      Обиды и подозрения народов Югославии носили взаимный характер. Каждый находил свои аргументы, чтобы приступить к вытеснению представителей других национальностей из "своей" республики. Мусульмане Боснии и Герцеговины пытались создать свое этнически чистое государство. Албанцы в Косово и Македонии готовы были создать свое государство или объединиться с Албанией. Хорваты, словенцы, сербы стремились войти в состав одноименных республик. Республики все чаще упрекали друг друга в национализме и шовинизме. 28 июня 1989 года сербы собрались в Косово на празднование 600-й годовщины Косовской битвы. Празднование широко освещалось в прессе и по телевидению. Причем для описания героизма сербов и их предводителя не жалели красок, хотя на Косовом поле вместе с сербами сражались и другие югославские народы. Это стало поводом для того, чтобы хорватская пресса обвинила Белград в националистической истерии. В свою очередь, в столице Хорватии в Загребе в этом же году торжественно возвратили на прежнее место памятник хорватскому национальному герою бану Елачичу, который боролся за создание автономии хорватов в Автро-Венгерской империи. Этот памятник был демонтирован в 1974 году коммунистическими властями под предлогом того, что Елачич в составе имперской армии участвовал в подавлении венгерской революции 1848 года. В этом же году в Хорватии отметили 900-летнюю годовщину последнего короля хорватского средневекового государства Звонимира. Для хорватов это было особенно важно, так как сербская историография или отрицала исторический факт существования хорватской государственности или замалчивала его.
      Информационная война способствовала возбуждению массового сознания. Начались общественные беспорядки, и направлены они были не только против официальной власти. Стихийные и организованные многотысячные митинги и собрания проходили уже под этническими лозунгами. На футбольных матчах между сербскими и хорватскими болельщиками случались ожесточенные стычки. На курортах Хорватии отдыхающих сербов хулиганы нередко забрасывали камнями, угрожали физической расправой, выбивали стекла в автомашинах и автобусах с сербскими номерами. Драки между сербскими и хорватскими отдыхающими стали настолько обычным явлением, что газеты стали выходить с заголовками подобно такому: "Национализм не берет отпуск".
      Одновременно в каждой этнической общине и в каждой республике шла борьба за власть. Национальная карта была наиболее выигрышной в критике оппонентов и привлечении на свою сторону электората.
      В самой Сербии вызрела идея объединения под своей крышей всех балканских сербов. Существовали подозрения, что к этому был причастен С. Милошевич. Вполне возможно - ведь таким способом он стремился сохранить свою власть. Ради этого он, как и многие другие бывшие коммунисты бывшей Югославии, стал национал-патриотом и готов был с помощью оружия отстаивать национальную идею точно так же, как готовился защищать социалистическую федерацию.
      Такая возможность вскоре представилась. В 1991 году после поспешного признания Ватиканом и Германией независимости Словении и Хорватии и попыток Югославской народной армии удержать их силой началась война между славянскими республиками. По своей ожесточенности и игнорированию всяких международных норм и правил, она сопоставима, пожалуй, только с гражданской войной в России.
      Наверное, югославское федеративное государство просуществовало бы дольше. Следует отметить, что Югославия Тито являлась своеобразным буфером между двумя военно-политическими блоками в балкано-карпатском регионе. В какой-то степени она выступала в роли своеобразного диссидента-медиатора, связывающего звена между двумя находящимися в конфликте системами. Но поражение социализма в "холодной войне" и сопровождавшей ее гонки вооружений, привело к распаду социалистического блока и объективно поставило под вопрос геополитическую необходимость существования объединенного югославянского государства.
      РАСПАД ЮГОСЛАВИИ: ВОЙНА ВСЕХ ПРОТИВ ВСЕХ
      Окончательный, второй по счету распад Югославии произошел в 1991-1992 годы. О первом уже говорилось выше - он произошел в 1941 году и явился результатом поражения югославского королевства в начале Второй мировой войны. Второй был связан не только с кризисом социально-политического строя Югославии и ее федеративного устройства, но и с кризисом югославянского национального самосознания. Так, если объединение югославян проистекало из-за их неуверенности, что, находясь во враждебном окружении, они не смогут выстоять и самоутвердиться как самодостаточные нации, то второй распад явился результатом этого самоутверждения, которое, надо признать, произошло именно благодаря существованию федеративного государства. В то же время опыт 1945-1991 годов показал и то, что ставка на коллективистские интересы даже в мягком режиме югославского социализма не оправдала себя. Хотя рядом в Альпах основанное на других принципах швейцарское многонациональное общество смогло добиться большего как в плане межнационального консенсуса, так и экономического процветания.
      Тот факт, что в Югославии особенно ожесточенное противостояние имело место именно между сербским и хорватским народами, говорящими, как считалось, на одном языке, называвшемся долгое время сербо-хорватским, заставляет задуматься о том, почему религия оказалась сильнее родственных этнических корней и практически общего языка. Не удержали их вместе и общие "классовые" интересы рабочих и крестьян. Коммунистические лидеры социалистической федеративной Югославии, увлекшись социалистическим экспериментом и абсолютной властью, не видели очевидного - история уже давно развела всех славян. Так, долгое время одни славяне входили в состав европейских государств и приняли в большей степени западную культуру, были католиками или протестантами. Другие оставались не только под сенью ортодоксального православного христианства, но и в значительной степени заимствовали культуру Востока.
      Очевидно, не случайно в однин - 1991 год - республики Хорватия и Словения, территории которых ранее в основном входили в состав Австро-Венгрии, объявили о своем выходе из югославской федерации и провозгласили свою независимость. Не случайно и то, что все двенадцать государств Европейского сообщества признали и поддержали их суверенитет. Знаменательно, что первыми же были Ватикан и Германия. В 1992 году только что признанные Хорватия и Словения стали членами ОБСЕ, а в 1993 году Словения была принята в Совет Европы без обычных для этой организации проволочек.
      Хотя определенное противостояние самых различных этнических общин в Югославии имело место всегда, а в Косово к концу 1980-х годов сербско-албанское противостояние достигло уже своего опасного придела, война в Югославии началась между славянами. Не согласившись с фактом одностороннего объявления суверенитета, Белград послал в Словению своих таможенников, подразделения министерства внутренних дел и югославской армии. Но словенцы оказали сопротивление, и Белград быстро уступил. Однако не только это было причиной того, что Белград смирился с независимостью Словении. Очевидно, эта республика всегда жила особняком, отличалась от других тем, что была более близка по своей культуре к соседней Австрии. Ситуация в какой-то степени напоминает события в советской Прибалтике в последние годы существования СССР.
      Другой характер приобрел процесс обретения независимости Хорватией и Боснией и Герцеговиной. На него повлиял не только, как бы сказали этнопсихологи, комплекс малых различий, когда подсознательное игнорирование сербами особенностей хорватов и босняков, пренебрежительное отношение к мусульманам Боснии и Герцеговины вызывало у них ответную реакцию, но и наличие в этих республиках значительного числа сербов, которые не готовы были смириться с новой политической реальностью. Не говоря уже о том, что это были особые сербы. Например, Сербская Краина в Хорватии заселялась теми, кто вынужден был спасаться от притеснений со стороны османского режима. Пограничный характер их расселения определил их этнические особенности. Иногда краинских сербов сравнивают с казаками юга России.
      Война между хорватами и сербами была особенно ожесточенной. Речь шла не только о границах или борьбе за ресурсы тех или иных территорий. Причины взаимной жестокости надо искать в умах и психологии этих двух народов, характере балканских горцев, прошедших через множество войн и столкновений, неоднократно притесняемых и изгоняемых. Видно, мало они имели возможности пожить мирно и сытно, чтобы наконец-то самоутвердиться по отношению друг к другу настолько, чтобы свои обиды и переживания оставить лишь историкам, писателям и поэтам. Поэтому малейшее нарушение равновесия в отношениях между балканскими народами возбуждало их память и создавало среду для появления таких лидеров, которые поднимали их опять на очередную междоусобицу. Одним из них был Слободан Милошевич.
      Пожалуй, из политических деятелей Югославии XX века, в памяти народов останутся только два человека - И. Броз Тито и Слободан Милошевич. Если Тито прославился тем, что возглавил партизанскую войну против фашистской Германии и своими усилиями по созданию югославской федерации, то Милошевич запомнится своей жесткой позицией по отношению к албанцам Косово и неуступчивостью перед НАТО и западными политиками, фактически вставшими на сторону косовских албанцев.
      Положение Милошевича после того, как Запад объявил ему ультиматум, пригрозив бомбардировками, было крайне сложным. Эмиссары из западных столиц прибывали один за другим. Россия, выражая свое сочувствие Югославии, на официальном уровне рекомендовала Милошевичу пойти на компромисс. Югославская оппозиция, хотя, как и все сербы, возмущалась поведением албанцев и их западных союзников, не изменила своей негативной позиции по отношению к режиму Милошевича. Тем не менее несмотря ни на что упрямый югославский лидер стоял на своем. Даже начавшиеся бомбардировки и ракетные удары по Югославии не сломили его дух. У одних он вызывал еще большую ненависть, у других - восхищение, а третьи ударились в психоанализ, пытаясь объяснить неадекватное поведение Слободана его трудным детством и нездоровой наследственностью.
      Слободан Милошевич родился в 1941 году в оккупированной немцами Югославии недалеко от Белграда. Он закончил гимназию, а затем юридический факультет Белградского университета. Вступив еще в гимназии в компартию, он рано начал работать в партийных учреждениях. Женитьба на Миряне Маркович, дочери высокопоставленного югославского чиновника, способствовала его карьере. Слободан Милошевич обрастал связями и стал сначала генеральным директором большой фирмы, а через некоторое время возглавил один из крупных югославских банков в Белграде. Какое-то время он стажировался в американских банках, когда правящая партия Союз коммунистов Югославии взяла курс на развитие рыночного социализма в стране.
      Возвратился он уже в другую страну - "Югославию без Тито", в которой отсутствие равноценного ему авторитарного вождя создало благоприятную почву для бюрократических интриг и подковерных игр. В результате одной из них "американец" Милошевич с поста Белградского горкома партии удачно переместился на пост руководителя Компартии Сербии. А вскоре стал президентом Югославии, объединявшей, правда, теперь лишь Сербию и Черногорию. И в этом ему активно помогала Миряна Маркович не только как супруга, но и как активный политический деятель. Она как руководитель партии коммунистического толка во многом подыгрывала мужу. Возможно также, что в Слободане заговорили черногорские корни.
      Как известно, родители Милошевича были родом из Черногории. Тот факт, что в составе Югославии эта республика занимала в иерархии других субъектов Федерации далеко не первое место, что сербские элиты снисходительно относились к самосознанию черногорцев, считая их теми же сербами, но с некоторыми этнографическими особенностями, не могло не задевать гордых горцев. Отдаленность от политических, промышленных и культурных центров государства стимулировала черногорцев искать счастье за пределами своей родины.
      Особенностью черногорцев является их малое отличие от сербов. Последние даже не признают их культурную оригинальность, считая, что их язык практически не отличается от сербского, а черногорцы это сербы, проживающие в Черногории. Черногорцев это обижает, и они настаивают на своем праве называть свой язык черногорским, а себя черногорцами, но не сербами. Не говоря уже о том, что до 1878 года Черногория являлась единственным независимым государством на Балканах.
      С точки зрения социально-психологической стратификации, черногорцев можно причислить к маргинальной группе, то есть находящейся на границе сербского этноса. Для маргиналов характерно повышенное упорство в отстаивании своих интересов. Стимулом для этого является преодоление ими своего комплекса неполноценности. В результате многие из них становятся лидерами. Так, например, большинство командиров в партизанской армии Тито были черногорцами.
      Очевидно, у Милошевича также было сильное стремление к самоутверждению: перед "настоящими" сербами партийцами и женой большого начальника. Его настойчивость и амбиции свидетельствуют, что в его жилах действительно течет кровь черногорца.
      Запомнят и хорваты своего первого президента Франьо Туджмана. Обилием орденов и звезд и своим золотом расшитом маршальским мундиром он напоминает своего соотечественника маршала Иосипа Броз Тито. Туджман не только отстоял независимость и земли Хорватии перед лицом сторонников Великой Сербии, но и взял курс на присоединение хорватской части Боснии и Герцеговины. Ради этого он все годы независимости не жалел ни своих сил, ни жизни тысяч хорватов.
      На территории Республики Босния и Герцеговина издавна проживали совместно мусульмане, хорваты и сербы. Хотя здесь периодически и возникали конфликты местного значения, в целом в республике сложился какой-то баланс межэтнических отношений. Власть же старалась поддерживать равновесие обычными для империи средствами. Так, например, для умиротворения сербов, албанцев и других народов Балкан практиковалось их насильственное переселение. Когда же в XIX веке речь зашла о создании новых государств и проведении их государственных границ, то внутренние проблемы империи стали межгосударственными. В частности, территории Боснии и Герцеговины часто становились предметом спора между государствами именно потому, что здесь проживали представители разных национальностей. Соответственно каждое государство могло высказать свои претензии на соответствующую часть Боснии, где проживало этнически родственное ему население. Могли быть и чисто геополитические устремления. Стоит еще раз напомнить, что Австро-Венгрия, в которой проживали и хорваты, в 1908 году осуществила аннексию Боснии и Герцеговины, что впоследствии стало причиной сербско-австрийского конфликта, а затем одной из причин начала Первой мировой войны.
      История повторилась в конце XX века. В 1990-е годы уже независимая Хорватия заявила о своих претензиях на территории, где проживало хорватское население Боснии и Герцеговины, а Сербия - на территории проживания сербов. В свою очередь, это подвигло мусульман-боснийцев заявить о себе. Ведь их положение было весьма непростым. Они считались инородным элементом на Балканах, остатком османского прошлого, и всегда объектом экспансии, причем не только территориальной, но и культурной. Например, сербы считали, что это мусульманское население, говорящее на сербском языке (или сербско-хорватском?) - исламизированные турками исторические сербы (или также и хорваты?). Но ожесточенность, с которой бывшие ли сербы, или боснийцы, или просто мусульмане стали отстаивать свое право быть теми, кем они считали себя сами, говорило, что в православное или католическое прошлое уже вряд ли их можно вернуть.
      Длительная и ожесточенная война всех против всех, неустойчивый союз хорватов-католиков с боснийцами-мусульманами в их борьбе против православных сербов в конечном итоге при внешнем давлении западных держав привели к окончанию войны и началу переговоров. В ноябре 1995 года было достигнуто непростое соглашение - сохранить Республику Босния и Герцеговина в ее границах в составе бывшей федеративной Югославии, несмотря на предложения о присоединении части ее территории соответственно к Сербии и Хорватии. Таким образом, Республика Босния и Герцеговина осталась полиэтничным образованием, имеющим в своем составе хорвато-мусульманскую федерацию и Республику Сербскую. Насколько прочным окажется такое государственное образование, покажет время, если хорваты и мусульмане пропитаны ненавистью к сербам, а у первых нет особого желания жить вместе. Не говоря уже, что границы прошли не только по полям и лесам, городским улицам - война провела границы и через души людей. В таком случае федерация, построенная опять на этническом принципе, таит в себе такую же опасность, что и прежняя Югославия.
      Распад Югославии актуализировал старые стереотипы и реанимировал старые противоречия. Возникли опять споры по государственным границам. Проблема границ естественным образом вытекала из проблемы межэтнических отношений: взаимной настороженности и предубежденности народов. Иначе говоря, каждый народ трепетно относится к своей безопасности. Так, между Хорватией и Словенией возник спор по поводу границ в акватории Пиранского залива в Адриатическом море. Словения посчитала, что залив необходимо поделить пополам, ибо ее возможности выхода к морю ограничивались лишь 45-ю километрами побережья. Хорватия настаивала на своей полной юрисдикции. Напомним, что после окончания Второй мировой войны именно хорват Тито и его ближайший соратник словенец Э. Кардель, ведшие переговоры с державами победителями, настаивали на том, чтобы Словения обязательно имела свой выход к морю. По словам Карделя, советского министра иностранных дел Молотова это очень раздражало. Он произнес тогда следующие слова: "Неужели Вы думаете, что все уезды страны должны иметь свои выходы к морю?".
      Между Хорватией и Словенией существовали и другие спорные вопросы. Так, в 1994 году парламент Словении принял решение о присоединении к своему государству четырех хорватских сел, находившихся на словенско-хорватской границе в районе полуострова Истрии. Дело в том, что их население считает себя словенцами и имеет тесные связи со Словенией. Эти селяне, являясь теперь гражданами независимой Хорватии, по-прежнему работают и учатся в Словении, пользуются услугами почты, телеграфа и телефона, расположенными в этом государстве, получают оттуда же и электроэнергию. Ранее, когда эти республики были в составе единой Югославии, эти факты воспринимались вполне естественно. Теперь же решение словенского парламента вызвало протест со стороны Хорватии.
      Попутно можно отметить, что территории Истрии, расположенные на самом севере Адриатического моря, где балканский берег сопрягается с итальянским, всегда были предметом спора. До Первой мировой войны Истрия принадлежала Австро-Венгрии. Затем она перешла к Италии, а после Второй мировой войны, благодаря усилиям Сталина и Молотова югославяне получили эту территорию, хотя она была заселена и итальянцами. Причем, если бы не Сталин, вставший на сторону югославян, между партизанской армией Тито и итальянскими войсками из-за этой земли произошло бы военное столкновение, а может быть, и началась Третья мировая война, ибо Италия уже воевала в составе англо-американских союзнических войск. Тогда-то эти земли и покинули 350 тысяч итальянцев, часть из них или их наследников потребовала уже от независимой Словении компенсации за потерю своей собственности или настаивает на праве выкупить ее.
      Утверждение суверенитета Хорватии и Словении происходило фактически по имперскому сценарию - за счет национальных меньшинств. Последние одновременно становились ответчиками за все исторические ошибки и обиды. Естественно, что прежде всего ими стали сербы и мусульмане. Одни отвечали за прошлое социалистической Югославии, другие - за исламское прошлое Оттоманской империи.
      Даже сравнительно в этнически однородной Словении, где подавляющее большинство населения словенцы, более близкие к европейской, чем балканской, культуре, отношение к национальному меньшинству строилось иерархически. Так, на низшей ступеньке оказались так называемые иммигранты, население происходящее из бывших югославских республик. В отношении этой группы оговаривалось ее право на получение словенского гражданства. Например, условием его получения являлась лояльность к словенскому государству. Не надо быть политологом или специалистом по Балканам, чтобы не догадаться, что прежде всего подразумевались все те же сербы. В то же время приток беженцев действительно создал ряд политических, экономических и культурных проблем. Это и активизация националистических элементов, рост безработицы и преступности и т. д.
      ИСТОРИЯ СЕРБСКО-АЛБАНСКОГО КОНФЛИКТА, ИЛИ БИТВЫ НА КОСОВОМ ПОЛЕ
      Косовский кризис и война НАТО против Югославии стал кульминацией XX столетия и истории второго тысячелетия со дня рождества Христова. Причем его начало совпало с юбилейной датой - с 600-летием со дня битвы балканских народов на Косовом поле.
      Так получилось, что первое и второе сражения на Косовом поле вошли в разряд знаковых событий мировой истории. Первое сражение не только предопределило спустя столетие падение Константинополя - второй столицы христианства, но и течение европейской и даже мировой политики на шесть последующих веков. 15 июня 1389 года на Косовом поле сошлись войска турок-османов и объединенные войска ряда балканских княжеств. Последние потерпели поражение и вынуждены были войти в состав Османской империи. Сама же битва обросла мифами и стала знаковым ориентиром в национальной самоидентификации сербов (и не только сербов): символом их борьбы за свободу, за самоутверждение.
      В XIX веке для претендовавшей на покровительство православным балканским народам России битва на Косовом поле стала значимой вехой в ее национальном сознании наряду со сражениями на поле Куликовом и под Бородино. Ф. И. Тютчев в 1867 году посвятил этой битве стихотворение, где есть такие слова:
      И то, что длилося веками,
      Не истощилось и поднесь
      И тяготеет и над нами
      Над нами, собранными здесь...
      Еще болит от старых болей
      Вся современная пора...
      Не тронуто Косово поле....
      К этому времени подзабылся факт участия в битве на Косовом поле, помимо сербов и боснийцев, албанцев (тогда еще православных), а также то, что приходу османских полчищ на Балканы способствовали сами балканские государства - Византия, Сербия, Болгария и Босния. Они не только враждовали между собой, но и призывали себе на помощь османские войска. Постепенно османские правители закрепились на Балканах и начали их завоевание, которое сопровождалось насильственным обращением христиан в ислам. Тогда-то на первое место вышло религиозное противостояние христиан и мусульман. Таким образом, событие в общем-то локального характера приобрело знаковый характер.
      Потом уже после распада Великой Порты на рубеже XIX и XX веков в период воссоздания независимых балканских государств возобновилось соперничество между ними, и начался спор по поводу принадлежности тех или иных территорий, который и привел к новой битве на Косовом поле.
      И не случайно именно в 1989 году в Косово обострилось межэтническое противостояние. Повторение трагических событий в этом крае в конце XX века свидетельствует, что память народов остается мощнейшим фактором международных отношений, способным поколебать созданные с таким трудом цивилизационные устои и ввергнуть народы в состояние дикого варварства.
      Парадоксом явилось же то, что к "варварству" подтолкнули те государства, которые были абсолютно уверены, что именно они являются лидерами человеческой цивилизации и ее столпами. В конце XX столетия идет новая "битва на Косовом поле". Здесь опять сошлись христиане и мусульмане. Практически вся Европа выступила в защиту мусульман. На стороне Сербии оказалась только Россия. Но, как представляется, вопрос заключается не в том, какие народы явились участниками конфликта в Косово и какие государства их поддерживали. Речь шла о столкновении между не до конца осознанным прошлым и неизвестным будущем. Албанцы лишь оказались в эпицентре цивилизационного взрыва. Такова судьба этого народа и судьба Косова поля. Первоначально Византия принудила албанцев принять христианство. Позднее насильственная политика Стамбула по исламизации населения Балкан привела к тому, что большая часть албанцев стала мусульманами, а некоторые полностью отуречились. Правда, будучи мусульманами, они заняли привилегированное положение в Османской империи. Положение изменилось, когда Османская империя начала распадаться. Теперь те, кого угнетали столетиями, восстановив свои государства, начали притеснять мусульман и турок. Сотни тысяч мусульман покинули Сербию и Болгарию в конце XIX и начале XX века, они оказались изгоями в новых государствах, где большинство представляли христиане.
      В наиболее тяжелом положении оказались албанцы. Тот факт, что большинство из них были мусульманами, негативно отразился на их отношениях с другими народами. Им дольше всех не удавалось создать свое государство. Но и после его создания, часть из них оказалась в положении людей "второго сорта", проживая на территориях других балканских государств. В настоящее время эта одна из сложнейших политических проблем на Балканах.
      Во второй половине ХIХ века в ходе распада Османской империи начался необратимый процесс выделения из ее состава целого ряда новых независимых государств и их взаимного территориального размежевания. Последнее создало предпосылки для значительных международных осложнений, ибо общим для Балкан являлось и является до сих пор размытость этнических границ и дисперсность проживания этнических групп, а также их острое психологическое взаимное неприятие.
      Постоянными участникоми культурных и политических процессов на Балканах являлись также великие державы. И хотя они способствовали в какой-то мере разрешению внутрибалканских проблем и сдерживанию взаимного антагонизма, между ними самими, однако, существовали собственные противоречия, что не могло не сказываться на международных отношениях данного региона.
      ИСТОКИ АЛБАНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА
      Как уже отмечалось, албанцы, один из древнейших народов Балканского полуострова, изначально проживали в его западной части и находились в составе Римской и Византийской империй. Впоследствии, когда на Балканы проникли славянские этнические группы (V-VI века н. э.), албанцы были частично уничтожены или ассимилированы, а частично выселены или выдавлены с ряда своих земель. В османский период истории Балкан албанцы неоднократно мигрировали (в XIV, XV, XVI и XVIII веках), а также их переселяли насильственно. В настоящее время албанцы проживают компактными группами на территориях Албании, Греции, Македонии, Югославии. И если в Албании их численность составляет 3,5 миллиона, то на сопредельных территориях названных государств - более 2 миллионов. Именно в перечисленных государствах наиболее активны в настоящее время движения за пересмотр нынешнего положения албанцев и государственных границ на Балканах, а также за создание новых албанских государств, либо единого государства Великой Албании.
      Албанцы заимствовали много от культур других народов. Албанский язык, принадлежащий к индоевропейской группе, испытал влияние греческого, латинского (и итальянского), славянского и тюркского языков. В религиозном отношении они делятся на христиан католиков (северные районы) и православных (южные районы), что определяет и их ориентацию соответственно на Римскую и Греческую церкви. 3/4 албанцев - мусульмане (исламизация произошла только в XVII веке).
      Сохранилось в какой-то степени и внутреннее деление албанцев на особые этнические группы. В частности, это проявляется в современной Албании, где выделяют северных албанцев и южных. В целом этническая консолидация албанцев была слабой и проявлялась только под воздействием внешних факторов (давление османской администрации или сербского националистического экстремизма).
      В социокультурном плане албанская этническая группа и в настоящее время близка к обществу так называемого закрытого традиционалистского типа, для которого характерна замедленная реакция на изменяющуюся реальность, чередующаяся резким ростом стихийной активности в кризисных ситуациях.
      Вместе с сербами они участвовали в исторической битве на Косовом поле против Османской империи (XIV век), впоследствии неоднократно поднимали вооруженные восстания против османского ига. В XVIII веке в ходе одного из таких восстаний были объединены значительные территории, где проживали албанцы. В 1843 году восстание албанцев охватило также часть территорий Восточных Балкан. В период Второй мировой войны они активно участвовали в антифашистском, антиоккупационном движении, в том числе и вооруженного характера. Однако для мирового сообщества характерна явно заниженная и нередко предвзятая внешняя оценка роли и места албанцев в политической истории Балканского полуострова.
      Албанское национальное движение - это проявление общих тенденций развития европейского региона. Они выражались в том, что дальнейшая социальная и культурная дифференциация требовала иных форм организации социальных отношений и отношений между народами. Империи с их жесткой вертикальной системой управления все более демонстрировали неспособность справляться с возрастающим разнообразием мира.
      Начавшийся в XIX веке распад османского государства простимулировал дальнейший рост национального самосознания албанцев и их этническую консолидацию. Целью албанского национального движения являлось создание собственного государства на территориях исторического проживания албанцев; ориентир - модель государства-нации, уже опробованная в Европе. Наиболее наглядным и привлекательным примером для албанцев и других балканских народов служили соседние итальянское и германское государства. Они возникли в результате объединения разрозненных итальянских и немецких земель. В то же время ирредентизм был лишь призмой, через которую проходила этнически окрашенная идея суверенитета народа или нации, его право жить на своей территории, устанавливать на ней свой порядок и иметь собственное государство.
      Идея национального государства восходит к эпохе Просвещения и связана с именами таких мыслителей, как Локк, Гроций, де Ваттель и Руссо. В европейских странах в условиях кризиса монархического абсолютизма пытались обосновать "суверенитет народа" через теорию "естественного права". При этом под "суверенитетом народа" подразумевался суверенитет граждан, проживающих в государстве. Именно в таком контексте идеи перечисленных авторов легли в основу французской конституции 1791 года. В ней, в частности, было записано, что "источник суверенитета зиждется, по существу, в нации". * Немного раньше идея самоопределения была закреплена в Декларации независимости Североамериканских штатов Америки, в которой также говорилось о праве народа изменять или уничтожать форму правления, если та стала гибельной для обеспечения "неотчуждаемых прав", "дарованных Создателем". **
      C начала ХIХ века в Европе ряд народов, входивших в состав полиэтничных государств стал, выступать за предоставление им национальной автономии или за выход и создание своего независимого государства. За право иметь собственное государство боролись поляки, славянское население Османской и Австро-Венгерской империй. На Апеннинах возникло мощное национально-революционное движение за объединение всех итальянских земель, а в Центральной Европе Пруссия силой оружия создавала единую Германию. Во всех перечисленных случаях в решении проблемы самоопределения народов принимали участие другие государства, так или иначе связанные с этой проблемой своими интересами или международными обязательствами.
      В международно-правовом аспекте проблема национального самоопределения была сформулирована в 1878 году на Берлинском конгрессе, на котором и был поставлен вопрос о создания новых независимых государств на Балканах Болгарии, Румынии и Сербии. Однако Берлинский конгресс ограничился лишь согласием на предоставление автономии некоторым территориям исторической Болгарии и Сербии. Но балканская реальность отличалась от европейской тем, что балканские народы имели низкую степень социальной консолидации, отсутствовали даже зачатки гражданского общества или гражданской культуры. Поэтому идея суверенитета народа рассматривалась только в аспекте территориально-этнического размежевания и фактически как перераспределение власти между различными этническими элитами. * Правда, в 90-х годах ХIХ века идея народного суверенитета стала истолковываться и как право населения определенных территорий самим решать, под властью какого государства им жить.
      Впоследствии проблема "национального самоопределения народов" была более детально разработана в международно-правовом и политологическом отношении: Конвенция Монтевидео (1936), Атлантическая хартия (1941), Устав ООН, резолюция 637 (VII) "Право народов и наций на самоопределение", Резолюция ГА ООН 2625 (XXV) от 24 октября 1970 года. И все же нельзя утверждать, что в правовом, политическом и даже в теоретическом отношении проблема национального самоопределения окончательно изучена. Более того, постоянно возникают новые ситуации, которые ставят проблему не только для теоретиков, но для правительств.
      Началом процесса государственного строительства албанцев можно считать образование под эгидой Османской империи в 1878 году Албанской лиги. Порта предполагала, что преобладание в Лиге представителей албанцев-мусульман обеспечит ее лояльность к империи. Однако вскоре Лига заявила, что ее целью является борьба за создание национального албанского государства, поэтому она и была распущена турками в 1880 году.
      В 1879 году северные общины албанцев отказались признать решения Берлинского конгресса (1878) о включении части географической Албании в состав Сербии и Черногории. Позднее, в 1888 году, великие державы условились, что - в случае распада Османской империи или нарушения статус-кво на Балканах (прежде всего на побережье Адриатического моря) албанцам будет предоставлена возможность создать свое национально-территориальное образование на правах автономии.
      В период первой Балканской войны 1912 года территории Албании стали театром военных действий балканских государств против Турции. После ее окончания союзники намеревались поделить Албанию между собой, но натолкнулись на сопротивление Австро-Венгрии и Италии, ибо последние понимали, что это усилит позиции России на Балканах.
      Идею создания собственного государства албанцы смогли реализовать только на некоторых территориях. В состав государства Албании вошли лишь области, примыкающие к Адриатическому морю. Этому предшествовало национальное восстание 1912 года, которое привело к самопровозглашению независимого государства Албании. Оно было признано в 1913 году на Лондонской конференции послов, но только на правах автономии в рамках Османской империи. Гарантами независимости объявлялись великие европейские державы, включая, естественно, и Россию.
      В ходе Первой мировой войны суверенитет Албании и ее целостность, несмотря на объявленный нейтралитет, были поставлены под вопрос. Некоторые балканские государства пытались разрешить свои противоречия за счет Албании. * Более того, Албания была оккупирована и освободилась от сербских и итальянских войск в 1922 году после продолжительной вооруженной борьбы. По соглашению Великобритании, Франции и России предполагалось, что после войны над центральной частью Албании будет установлен протекторат Италии, а северная и южная части отойдут к Греции, Сербии и Черногории. В 1919 году Греция и Италия заключили соглашение о взаимной поддержке территориальных претензий к Албании.
      В 1924 году во главе независимой Албании встал король Ахмет Зогу. После Первой мировой войны и до начала Второй албанцы еще продолжали в какой-то мере ориентироваться на Турцию. Это можно объяснить тем, что первоначально "все кадры официального" молодого албанского государства когда-то составляли одну из влиятельнейших элит Порты, проживавших на европейском берегу Босфора. ** Кроме того, многовековая историческая общность судьбы не могла быть так легко стерта двадцатилетним разделением. В этом плане символично, что албанский король Ахмет Зогу решил выдать одну из своих сестер за сына бывшего турецкого султана известного Абдул-Хамида, что вызвало тогда сильное возмущение в европейских столицах. *
      Ностальгия по прошлому, которое, как свидетельствовал турецкий дипломат Якуб Кадри Караосманоглу, простым албанцам казалось лучшим, чем послевоенное время, была связана и с тем, что им пришлось испытать в начале ХХ столетия не только бедствия трех войн, но и репрессии и репатриации.
      Разрушение османского государства, контролировавшего пространство Ближнего Востока, включая Балканский полуостров (Балканы в ХIХ веке включались в понятие "Ближний Восток". - А. З.), и возникновение новых национальных государств дестабилизировали имперскую идентичность, которая являлась одним из важнейших факторов социально-политического и культурного равновесия на Балканах. ** В результате начался затяжной кризис идентичности балканских народов, в частности, проявившийся в стремлении выстроить новую иерархию отношений между собой.
      Кризис албанской идентичности выразился в поисках своего национального "Я". Ностальгия по османской империи теперь сочетается с романтизацией римского периода истории Албании и ориентацией на Италию. Тем более что последняя так или иначе стремилась политически и культурно опекать соседние с ней территории западных Балкан. Пришедший к власти в Италии после Первой мировой войны националистический режим в течение 1925-1936 годов проводил активную политику по расширению и углублению своего влияния в Албании, рассматривая это как первый шаг к восстановлению Великой Римской империи и продвижению идей фашизма. В свою очередь, албанская элита изучала итальянский язык, искала свои римские корни. Некоторые албанские лидеры утверждали, например, что они являются внуками первых римских завоевателей, вступивших на Балканы. По их мнению, турки восприняли многое от албанцев носителей римской культуры. Впоследствии в 1939 году Албания была оккупирована фашистской Италией. Причем некоторые албанские политические круги рассчитывали с помощью Рима решить старые территориальные споры с соседними государствами.
      Албанские элиты тяжело переживали и переживают недооценку значимости албанцев как одной из составляющих культурной и политической жизни Балкан в прошлом и настоящем. Они считают, что целый ряд балканских проблем, в том числе и создание некоторых государств, решался за счет албанцев. В качестве аргументов приводятся цифры соотношения численности албанцев, проживающих непосредственно в Албании и вне ее. Обращается внимание, что от общего числа албанцев - 10-12 миллионов человек - больше половины проживает вне Албании. Это расценивается ими как историческая несправедливость и трагедия народа. Кроме того, обращается внимание на постоянные случаи притеснения албанцев, факты нарушения их гражданских прав практически во всех балканских государствах, а также на то, что в ряде этих стран не признаются албанские корни некоторой части населения.
      Действительно, в балканских государствах с предубеждением относятся к албанцам. Особенно это касается албанцев-мусульман, которые несут на себе бремя подсознательной этнической мести со стороны ряда балканских народов за то, что часть албанских элит пошла на сотрудничество со Стамбулом в период османского правления.
      После Второй мировой войны территориальные претензии к Албании имели Греция и Югославия. Албания, опираясь на СССР, пыталась утвердиться в своем равноправном положении среди других балканских государств. Но это продолжалось не долго. В 1960-е годы коммунистический режим Энвера Ходжи порвал отношения с Москвой и взял курс на практически полную изоляцию страны от всего мира.
      Падение тоталитарного режима и выход из самоизоляции вскоре показали, что общество в Албании не может быстро преодолеть прошлое, перейти на путь социального и культурного обновления и найти свое место в Европе и на Балканах. Да и в Европе и на Балканах не очень-то стремились понять албанцев. Для последних длительное игнорирование их исторического места и их современное положение и отношение к ним является абсолютно неприемлемыми. Все это стало мощнейшим фактором этнической консолидации албанцев и их политической мобилизации на действия по изменению своего положения на Балканах, вплоть до пересмотра политического статуса территорий их компактного проживания, создания новых албанских государств, их федерации, а возможно, и образования единого государства Великой Албании.
      "АЛБАНСКИЙ ВОПРОС" В РЕГИОНАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ
      Необходимо иметь в виду, что любой современный конфликт на Балканском полуострове является частью сложной системы противоречий разного плана и уровня, связанных не только с процессом распада Османской империи, а затем и Югославии, но и более ранними периодами исторического развития этого геосоциального пространства.
      В контексте отмеченных особенностей международных отношений региона необходимо рассматривать и "албанский вопрос". В настоящее время он имеет несколько срезов:
      положение албанцев на Балканах в целом и в каждой отдельной стране в частности (особенно в Югославии и Македонии);
      положение албанцев в самой Албании (актуализируется с начала 1997 года в связи с обострением экономического и политического положения);
      претензии Албании к другим государствам в связи с границами и отношением неалбанского населения;
      проблема Косово как центральная в "албанском вопросе" для Албании, Сербии и Македонии, а также для безопасности Балканского региона и Европы в целом;
      проблема албанцев-мусульман как части мусульманского населения Балкан и в связи с возрастающей активностью мусульманских международных организаций, движений и государств;
      значение территории Албании и албанского населения в других балканских странах как политического и экономического плацдарма для экспансии небалканских государств;
      проблема албанской иммиграции для балканских государств и для Европы в целом;
      вопрос о степени вовлеченности и форм участия балканских и европейских государств, а также России и США и международных организаций в "албанском вопросе";
      роль государства Албании и албанской общины югославского Косово в международных отношениях на Балканах как фактор стабилизации и дестабилизации "албанского вопроса".
      Стабилизация ситуации в Косово и позитивное решение албанского вопроса могут осуществиться, если процесс албанского сепаратизма и ирредентизма будет ограничен рамками культурной автономии и борьбы за права человека. Это, с одной стороны. С другой - балканские государства, где компактно проживают албанцы, должны быть готовы постепенно создавать условия для реализации прав албанского населения в рамках существующих в Европе правовых стандартов. Кроме того, великие державы, включая Россию, а также ООН, ЕС, ОБСЕ и НАТО, должны выступить гарантами процесса стабилизации.
      Предпосылками к дальнейшей дестабилизации албанского вопроса могли бы стать: поддержка государством Албанией (или из Албании и других стран) албанских сепаратистских и ирредентистских движений в соседних государствах и нечеткая позиция великих держав в отношении этого; сохранение крайне низкого уровня экономического развития, политической культуры и изоляционистская психология албанской этнической группы; возможность влияния внутренних процессов в Албании и Югославии на соседние страны.
      РЕСПУБЛИКА АЛБАНИЯ И "АЛБАНСКИЙ ВОПРОС"
      Албания конца ХХ века - это просыпающееся, выходящее из самоизоляции государство. Со времен распада Османской империи оно находится в поиске своего национального "Я" и своего места в системе международных отношений на Балканах. Важной составной частью этого являются отношения Албании с албанскими общинами или теми албанскими национальными движениями, которые существуют в других балканских государствах. Для этого малого государства, еще находящегося в процессе самоутверждения и имеющего ограниченные внутренние возможности для саморазвития, отношения с диаспорой, превосходящей по численности его население, являются стимулом национального развития.
      На официальном уровне Тирана не предъявляет каких-либо прямых территориальных претензий к другим балканским государствам, но на внутриполитическом и неофициальном уровне "албанский вопрос" не терял своей остроты. И если в других балканских государствах албанцы по разным причинам имели ограниченные возможности открыто ставить или обсуждать "албанский вопрос", то в Албании тому не было каких-либо особых препятствий. Он мог рассматриваться как в историческом аспекте (несправедливое отношение к албанцам в прошлом), так и в теоретическом аспекте (пути решения проблемы албанского национального самоопределения). Официальная власть и оппозиция постоянно актуализировали албанский вопрос с целью мобилизации общества и привлечения внимания международной общественности.
      Албанское государство, обладая необходимыми культурными и образовательными структурами, с полным основанием считает себя главным (если не единственным) хранителем и очагом албанской культуры на Балканском полуострове. Это для албанских элит является значительным фактором самоутверждения и некоторой компенсацией за ту "историческую несправедливость", которая выпала на долю их народа.
      Знаковыми для албанцев в оценке своего места в историческом развитии Балкан являются их отношения с сербами и Сербией (или Югославией). Именно с последними Албания прежде всего связывает свое нынешнее непростое международное положение и собственно сам "албанский вопрос".
      Связи между Албанией и косовскими албанцами являлись и являются причиной осложнения отношений Албании с Югославией. Тирана указывает Белграду на факты притеснения албанцев в Югославии, а Белград периодически обвиняет Тирану в поддержке албанских сепаратистских движений Косово. Для Албании эти взаимные претензии - часть психологического процесса албанского национального самосознания и утверждения албанской государственности. То есть, в результате мнимых и реальных противоречий с сербами и Сербией (или Югославией), сложившихся с момента прихода прасербских племен на Балканы, в отношении сербов у албанцев сложился определенный негативный стереотип восприятия. Он имеет мобилизующее воздействие на албанское самосознание в плане национальной консолидации как в самой Албании, так и в албанских общинах.
      Вполне естественно, что одним из основных направлений внутренней и внешней политики нового "посткоммунистического" режима в республике Албании стал "албанский вопрос". Во внутриполитическом аспекте он актуализировался после выхода страны из самоизоляции и появления возможности для населения развивать свои этнические и прямые родственные связи с гражданами других государств. Соответственно албанцы стали более внимательно оценивать положение своих соплеменников вне Албании. Государственные лица и политические партии Албании, используя "албанский вопрос" в борьбе за электорат, постоянно привлекали к нему внимание своих сограждан. Так, первый президент Албании С. Бериша, сменивший коммуниста Э. Ходжу, активно использовал тему "албанского вопроса" в целях укрепления своего авторитета в обществе, а также в полемике со своими оппонентами из радикальных националистических партий и движений. Но дело не только в политической конъюнктуре. Необходимо отметить и уже упомянутую проблему консолидации страны в аспекте внутриалбанских отношений "юг - север", которая свидетельствует, что "албанский вопрос" действительно имеет объективную основу и вытекает из незавершенности албанского этногенеза, то есть отсутствия устойчивой внутренней консолидации и четких внутренних ориентиров идентификации.
      Сложная политическая, экономическая и социально-психологическая обстановка в Албании, безусловно, стимулировала активность официальной Тираны по "албанскому вопросу" как на уровне балканских, так и европейских международных отношений. Мотивы могли быть следующими:
      за счет внешнеполитической активности повысить рейтинг правительства в обществе и в какой-то мере отвлечь население от сложных и труднорешаемых проблем выхода из глубочайшего экономического кризиса, переведя часть неудовлетворенности населения своим положением во внешнее пространство;
      повысить международный статус Албании на Балканах и в Европе, выступая в защиту (или поддерживая) албанцев - граждан других балканских государств и участвуя в разрешении соответствующих межэтнических противоречий путем давления на те государства, в которых проживают значительные группы албанцев, что особенно заметно в албано-македонских отношениях, где Тирана выглядит как бы "атакующей стороной".
      Неустойчивая внутренняя ситуация в Албании способна обострить исторические межэтнические противоречия на Балканах в рамках "албанского вопроса". Так, волнения в республике, произошедшие в начале 1997 года, подтолкнули население к эмиграции из страны. Соответственно перед государствами, куда намеревались попасть или нашли убежище беженцы, встала угроза потенциальной дестабилизации обстановки. В особенности это касалось тех стран, где существуют компактные поселения албанцев, а именно - Сербии, Македонии, Греции. Предпринятые соответствующие меры на их границах, а также введение в Албанию международных воинских подразделений под эгидой ООН приостановили до определенного времени расползание зоны нестабильности и сохранили статус-кво "албанского вопроса".
      До обострения внутриполитической обстановки в Албании в начале 1997 года руководство Албании неоднократно заявляло о своем стремлении не вмешиваться непосредственно в дела Косово. Более того, в свое время бывший президент С. Бериша рекомендовал косовским албанцам пойти на компромисс и начать переговоры с Белградом лишь по вопросу о статусе автономии 1974 года, отказавшись от требований изменения границ края и отодвинув цель возможного объединения с Албанией на более отдаленное будущее. Тем не менее сербская сторона часто обвиняла Албанию в поддержке сепаратистов, в том числе в поставках оружия, а Албания пыталась поднять свой международный авторитет за счет привлечения внимания европейского сообщества к проблеме Косово, призывая вмешаться в события в крае.
      В определенных политических кругах Албании поддерживается идея отторжения края от Югославии. Нельзя исключать и возможность каких-то прямых или опосредованных контактов с лидерами албанских организаций в Косово. В свое время европейские государства и США, поставив на С. Беришу, безусловно, оказывали на него влияние и сдерживали его международные амбиции по "албанскому вопросу". После его падения западные государства также стремятся контролировать ситуацию в Албании.
      В ноябре 1997 года на греческом острове Крит состоялась встреча лидеров восьми балканских стран. Ее участники вроде бы договорились отодвинуть в сторону вековые споры и объединиться в организацию типа ЕС, что давало надежду, что в будущем откроются новые возможности для мирного разрешения всех конфликтов на Балканах. В частности, на этом саммите давние противники - Югославия и Албания решили начать процесс нормализации отношений, которые пребывали в замороженном состоянии последние 50 лет. Тогдашний премьер-министр Албании Фатос Нано и президент Югославии С. Милошевич условились обговаривать "без гнева и пристрастия" проблему албанцев, составляющих этническое большинство в автономном крае Косово, и положение сербов и черногорцев, относящихся к национальным меньшинствам в Албании.
      Последующие с начала 1997 года кризисы и конфликты в самой Албании и соседнем Косово показали, что официальная власть не контролирует полностью межалбанские коммуникации. Стало, в частности, известно, что на территории Албании существуют базы отрядов Армии освобождения Косово, которым покровительствуют некоторые политические деятели националистической оппозиции, а именно - племянник бывшего президента С. Бериши, а также о поставках оружия в Косово с территории Албании.
      С началом военных действий в Косово официальная Тирана активизировала свою международную деятельность по "албанскому вопросу", стремясь максимально привлечь внимание к косовскому конфликту, мобилизовать мировое общественное мнение на поддержку албанцев Косово. Албанское руководство выступало за то, чтобы НАТО и США приняли непосредственное участие в решении судьбы Косово. С этой же целью Албания приняла участие в учениях, проведенных НАТО на территории Албании и Македонии, которые имели цель подготовиться к возможным военным операциям против Югославии, а также оказать на последнюю политическое и психологическое давление. Очевидно, что Тирана отдавала себе отчет, что разрастающийся конфликт в Косово может отрицательно сказаться на самой Албании, если великие державы не возьмут на себя контроль над этим конфликтом.
      АЛБАНСКИЙ ВОПРОС В МАКЕДОНИИ
      В Македонии албанцы составляют 25-35% от общего числа населения; в основном сосредоточено в ее западной части, граничащей непосредственно с государством Албания. В процессах суверенизации этой бывшей республики СФРЮ албанцы сыграли значительную роль. Они поддержали нынешнюю правящую партию К. Глигорова, которая привела Македонию к независимости. Такой "союз" был основан на антисербских настроениях македонцев-славян и албанцев.
      Впоследствии отношения ведущих политических партий, представляющих албанское население Македонии, с официальным Скопье строились нелегко. Положение албанцев в этом молодом государстве и их отношения со славянской частью населения по ряду причин осложнились. В результате обретения независимости Македонии две основные этнические группы населения оказались в неравном положении. Вполне естественно, что титульный этнос, вне зависимости от его численности, всегда имеет более высокий формальный статус. В случае с македонцами-славянами это подкрепляется тем, что именно они были лидерами движения за независимость, и это обеспечило им преобладание в государственных институтах и парламенте республики. Кроме того, сыграло роль также их численное превосходство над албанцами и более высокий общий культурный уровень. В то же время в славяно-албанских отношениях в Македонии есть одна особенность, которая отличает их от подобных в других государствах Балкан. Тот факт, что славянское население этого государства не имеет устоявшейся и определенной идентичности и она оспаривается соседними государствами, ставит перед правящей элитой проблему выравнивания македонцев-славян в иерархии балканских народов и государств, в том числе и по отношению к албанцам. Эта проблема решается посредством стратегии, которая выражается в укреплении государственности и нейтрализации внутренних и внешних угроз. Как внутренние угрозы рассматриваются претензии ряда албанских политических движений Македонии и Албании на предоставление особых автономных прав албанскому населению и даже на отделение или объединение с албанцами вне Македонии. Соответственно официальная власть блокирует любые действия, которые она оценивает как содействующие сепаратистским устремлениям албанцев. Со своей стороны, албанцы воспринимают такую позицию Скопье как нарушение прав человека, в чем их периодически поддерживает официальная Тирана и особенно радикальные националисты в Албании.
      Албанское население Македонии не может оценивать себя как "этническое меньшинство" или граждан "второго сорта", ибо рассматривает себя как часть единого албанского народа и в этом отношении психологически находится в преимущественном положении по сравнению со славянским населением Македонии, которому еще предстоит доказать другим балканским этносам свою культурную самодостаточность. Последнее же вынуждено было опираться на поддержку международных организаций в утверждении своей самоидентификации. В то же время именно албанский сепаратизм стимулирует этническую мобилизацию славянской части македонского общества. Пока официальная власть сдерживает этнический антагонизм и находит возможность продолжать политический диалог с албанскими организациями, а также с Тираной. Определенную стабилизирующую роль играла и Албания, хотя ее периодически обвиняли в поддержке албанских организаций в Македонии. Но надо отметить, что Тирана только с Македонией могла вести разговор на равных, ибо положение двух государств в иерархии региональных международных отношений было во многом одинаково: практически все балканские государства ставят себя выше Албании и Македонии. Кроме того, к взаимному сотрудничеству подталкивает стремление и Скопье, и Тираны контролировать ситуацию с албанским населением в Македонии.
      Открытие в Македонии миссии ООН в целях недопущения открытого и силового столкновения на самом раннем этапе становления ее государственности сыграло положительную роль. Затем Македония начала развивать связи с НАТО в рамках Программы "Сотрудничество ради мира" с целью получения гарантий, в том числе в связи с сепаратистскими и ирредентистскими албанскими движениями. Так, Македония предоставила свою территорию для проведения учений НАТО, являвшихся подготовкой к военным операциям в соседнем Косово. Впоследствии Скопье дало согласие на размещение военных подразделений НАТО, которые могли бы в случае необходимости защитить находящихся в соседнем Косово международных наблюдателей, а потом и на организацию лагерей для албанских беженцев в период войны НАТО против Югославии.
      АЛБАНСКИЙ ВОПРОС В БАЛКАНСКОЙ ПОЛИТИКЕ ГРЕЦИИ
      Позиция Греции в отношении "албанского вопроса" определяется прежде всего наличием в стране албанского населения, компактно проживающего на севере в районах, граничащих с Албанией, а также возникшим конфликтом в Косово.
      Албанцы начали переселяться в Грецию в ХIV веке в период османской экспансии. Но еще задолго до этого часть их приняла православие и находилась под опекой или влиянием греческой церкви. В большей степени это относится к албанцам, проживающим на юге Албании и на севере Греции. Именно они по обе стороны современной албано-греческой границы являются причиной двусторонних противоречий, конфликтов и взаимных претензий. Территории проживания албанцев, с точки зрения их вхождения в состав этих государств, взаимно оспариваются и по сей день, по крайней мере, на неофициальном уровне. Выше отмечалось, что решениями Берлинской конференции 1878 года часть территорий Османского государства, где, в том числе, проживало и албанское население, вошла в состав Греческого королевства. Впоследствии это было закреплено и на Лондонской конференции послов 1913 года, когда было признано самопровозглашенное государство Албания. В исторической географии поделенные между двумя государствами территории обозначены греческим топонимом Эпир, соответственно как Южный и Северный.
      В настоящее время албанский вопрос для Греции связан с положением греков в Южной Албании, а для последней - с положением албанского населения в пограничных греческих районах. Обе стороны по-разному интерпретируют историческую принадлежность территорий и взаимно оспаривают численность в этих районах греческого и албанского населения. Имеются взаимные претензии и в связи с нарушением прав человека по этническим и религиозным признакам.
      После выхода Албании из самоизоляции население ее южных районов стало активно развивать разнообразные связи с Грецией, в том числе экономические, что во многом обеспечивало его существование. В итоге восстановилась традиционная ориентация южных албанцев на Грецию, отмечавшаяся еще в ХIХ веке. У официальной Тираны обстановка на юге страны вызывает определенные опасения в плане влияния Греции на ее внутренние дела.
      В то же время необходимо также отметить, что Грецию не могут не беспокоить настроения ирредентизма в Албании и ее расширяющиеся связи, равно как и связи всех албанских общин Балкан с Турцией.
      ТУРЦИЯ И АЛБАНЦЫ
      Во всех конфликтах, которые возникали в процессе формирования новых балканских государств в ХIХ века, Турция выступала на стороне мусульман, в том числе и албанцев. В начале XX века по соглашению с европейскими и новыми балканскими государствами Турция взяла на себя обязательства принимать граждан мусульманского вероисповедания, что рассматривалось тогда, как одно из средств недопущения в будущем конфликтов на межрелигиозной и межэтнической почве и мести по отношению к мусульманам. В рамках этих соглашений были переселены значительные массы албанцев.
      Между двумя мировыми войнами культурно-психологическая связь албанцев с Турцией была довольно тесной, и часть албанцев продолжала говорить по-турецки. В начальный период своего существования независимое албанское государство ориентировалось на Турцию. Албания обращалась к Анкаре за дипломатической поддержкой в сложных для нее ситуациях. Например, в связи с обострением албано-греческих противоречий или с целью защиты албанцев в Югославии. Турции импонировала сохраняющаяся связь, несмотря на то что турки считали, что одной из причин развала Порты явилось "предательство" албанцев, занимавших видные государственные посты в Стамбуле и провинциях.
      В настоящее время в Турции проживает довольно много албанцев, в том числе потомки беженцев и переселенцев. Албанская община Турции постоянно следит за положением своих соплеменников на Балканах и высказывает обеспокоенность по поводу тех или иных случаев притеснения албанцев в Югославии и Македонии.
      Албанский вопрос рассматривается в Турции не только с точки зрения ретроспективы - исторической солидарности. В определенных турецких кругах популярны идеи единства всех мусульман, существуют и неооттоманские настроения. Несмотря на то что правящий режим официально их не поддерживает, он не может полностью игнорировать это общественное мнение, что соответствующим образом сказывается на внешней политике. Так, Анкара, стремясь быть готовой к любому вызову национал-радикальной и исламистской оппозиции, внимательно следит за тем, что происходит на территориях бывшей Оттоманской империи. Кроме того, турецкая дипломатия не упускает возможности использовать международную конъюнктуру в геостратегических целях. Соучастие в албанском вопросе, особенно в связи с косовским албано-сербским конфликтом, она использует для утверждения позиций своего государства на Балканах и в европейском политическом пространстве.
      В связи с возможной реакцией Турции на "албанский вопрос" можно выделить потенциально возможные международные конфликтные ситуации: Турция - Болгария - Македония, Турция - Греция - Албания, Турция Македония - Сербия, Турция - Македония - Греция, Турция - Босния Хорватия. Они могут возникнуть, если Анкара возьмет на себя миссию защиты албанского или мусульманского населения стран региона и при экспансии албанского сепаратизма или ирредентизма.
      ПРОБЛЕМА КОСОВО В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ
      В настоящее время в центре "албанского вопроса" как и международных отношений на Балканах находится проблема Косово. При рассмотрении этой проблемы необходимо иметь в виду, что территории Косово и Метохии с ХIХ века являются центром политической активности и этнической мобилизации албанского населения на Балканах: ареной целого ряда вооруженных восстаний, создания политических организаций и движений. Но в 1913 году на Лондонской конференции послов ряда европейских государств, когда было признано самопровозглашенное албанское государство, именно территории Косово и Метохии, заселенные в основном албанцами, в его состав не вошли, а были поделены между Сербией и Черногорией. При этом великие державы тогда предоставили Сербии лишь мандат управления этой территорией. В 1921 грду Конференция послов подтвердила границы Албании 1913 года и вхождение албанцев Косово в Королевство сербов, хорватов, словенцев.
      Численное соотношение сербов и албанцев в Косово менялось как в результате обострения социально-политической обстановки в этом крае и войн на Балканах, так и в результате переселенческой политики османского и сербского правительств. Первое стремилось в ответ на восстания сербов проводить политику массового перемещения в те или иные районы с сербским населением мусульман, в том числе албанцев. Так произошло, например, в XVII веке. Позднее уже руководство Югославии также пыталось изменить этнический состав населения Косово. Кроме того, после Первой мировой войны и окончательного вхождения части территорий Косово и Метохии в состав Сербии албанцы подверглись репрессиям со стороны сербских властей. Тогда в ответ вспыхнуло восстание, вышедшее за границы Косово. Началась партизанская война.
      В период между двумя мировыми войнами Белград настойчиво проводил политику, целью которой являлось изменение пропорций албанского и славянского населения в Косово. Разрушались компактные поселения албанцев, волнения подавлялись, в том числе и с применением силы. Албанцев выселяли или вытесняли из Косово и как мусульманское население, которое по соглашению с Турцией должно было выехать с Балкан. Считается, что с 1918 по 1944 год в Турцию переселились около 240 тысяч албанцев. Соответственно славянское население Косово увеличилось и составило тогда 25-30%.
      В межвоенный период в Косово существовали политические организации албанцев - Комитет национальной защиты и мусульманская "Джемийет", партизанское движение качаков.
      Во время Второй мировой войны албанцы Косово и Метохии вместе с другими балканскими народами участвовали в антифашистском движении. В рамках этого движения в декабре 1943 года - январе 1944 года в Буйяне состоялась конференция, на которой был избран высший орган власти края Национально-освободительный совет Косово и определен путь решения албанского национального вопроса. Но накануне окончания войны и вплоть до июля 1945 года в крае была установлена власть Белграда, и он вошел в состав Югославии. Интересно, что во время визита в 1946 году в Тирану Броз Тито заявил, что рано или поздно Косово и Метохия должны стать составной частью Албании, но, учитывая положение в мире Албании и Югославии, передача этих областей пока не в их интересах. О том, что Югославия может уступить территории Косово и Метохии Албании, говорил сподвижник Тито Е. Кардель непосредственно И. Сталину в 1947 году во время его визита в Москву. * А руководитель албанской компартии Э. Ходжа в связи с проблемой Косово заявлял, что этот вопрос будет решен только тогда, когда будет построен социализм и коммунизм.
      В 1963 году Косово получило статус автономного края в составе союзной республики СФРЮ Сербии. До 1974 года его права как особой части территориально-культурного региона Югославии неоднократно пересматривались. В 1974 году Косово стало конституционным субъектом СФРЮ и приобрело достаточную независимость по отношению к республике Сербии, частью которой край продолжал оставаться.
      Руководство югославской компартии и союзное правительство в рамках принятой концепции национального строительства и национальной политики стремилось преодолеть исторические причины сербско-албанских противоречий объективного и субъективного характера. С целью подтягивания уровня жизни и культуры населения края до среднего уровня жизни в Югославии и Сербии активно субсидировалась экономика Косово. Возможности же трудоустройства албанского населения за пределами края были затруднены низким образовательным уровнем, а также сохраняющимися у славянского населения предубеждениями в отношении албанцев. Довольно высокий процент незанятого населения наряду с самым высоким в Европе уровнем рождаемости еще больше обостряли проблему Косово.
      Созданная за социалистический период развития албанская интеллектуальная элита постепенно начала осознавать культурное отставание албанцев Косово и невозможность, по ее мнению, его преодоления в рамках существующего государства, несмотря на то что автономный край получал все больше политических полномочий в федерации. Таким образом, на исторические противоречия взаимоотношений двух этнических групп наложились противоречия культурно-психологического и политического характера, возникшие в результате национальной и федеративной политики СФРЮ. Отсутствие в стране рыночной экономики с ее интеграционными возможностями, ограничение гражданских прав, низкая общая политическая культура и возрастающая власть республиканских политических элит способствовали обострению межэтнических отношений, в том числе и в Косово. В конце концов выбранная концепция национальной политики и методы ее проведения подорвали федеративные отношения Югославии.
      Сложное экономическое и социально-политическое положение Косово, особенности режима Югославии наряду с другими причинами культурного и этнопсихологического характера стимулировали дальнейшее развитие комплекса народа-жертвы и на его основе этническую консолидацию и мобилизацию албанцев Косово, что проявилось в целом ряде акций против официальной власти. В результате албанская община окончательно дистанцировалась от Белграда и предприняла шаги по созданию параллельных государственных структур, что способствовало национальному самоутверждению албанцев.
      Нельзя не отметить, что албанская сторона нередко сама шла на обострение отношений с Белградом при решении проблем своего этнокультурного, социально-экономического и политического развития. Это выражалось не только в выступлениях протеста, но и в демонстрации своего неприятия официальной власти и в психологическом прессинге по отношению к сербскому меньшинству Косово.
      В свою очередь, Белград неоднократно применял силовые методы в отношении албанцев Косово, которые можно охарактеризовать как неадекватные по отношению к мирному гражданскому населению. В 1944-1945 годы югославская сторона не раз подвергала репрессиям определенную часть албанского населения края, а после 1981 года в Косово четыре раза вводился режим чрезвычайного положения. В 1981 году во время демонстраций протеста, в которых участвовали не менее 200 тысяч человек, в целях стабилизации политической ситуации были применены танки. В 1990 году автономный статус края был полностью ликвидирован.
      Жесткие административные действия центрального правительства лишь укрепили стремление албанцев Косово к независимости. В 1991 году состоялся несанкционированный, поэтому непризнанный Белградом, референдум о независимости края. В ходе полуподпольных выборов в 1992 году косовские албанцы избрали парламент и президента. Им стал Ибрагим Ругова.
      Конечно, проблема Косово возникла не только из-за слабости югославского государства и избранной концепции национальной политики, но и из-за организации межэтнических отношений на Балканах и непосредственно в Югославии. Население Косово почти на 90% состоит из албанцев, что составляет 10% от населения бывшей Югославии, то есть те же 10%, что сербы составляют в Косово. Однако нынешняя Югославия состоит только из двух республик - Сербии, включая Воеводину и Косово, и Черногории. Албанцы Косово увеличили свою долю в Югославии с 10 до 20% от общего числа населения государства, что позволило им вновь поднять вопрос о статусе населенных ими территорий или провинции Косово.
      Возможность восстановления автономии Косово (как один из вариантов разрешения сербо-албанского конфликта в этом крае) после распада СФРЮ стала восприниматься сербами как путь к национальной катастрофе. Тем более не приемлемой представлялась перспектива отделения Косово от Сербии или Югославии, к чему стремились и стремятся албанцы, не соглашаясь уже на прежний статус автономии даже в составе Югославии.
      Сербская сторона считала и считает, что албанцам Косово были созданы в СФРЮ самые благоприятные политические и экономические условия. По конституции 1974 года автономные края Сербии были наделены большими властными полномочиями, чем само центральное правительство. К примеру, было невозможно внести поправки в конституцию республики Сербии без одобрения краевых властей. Представители автономных краев имели право вето при принятии решений на республиканском уровне. Края были представлены на федеральном (СФРЮ) съезде своими делегациями, независимыми от сербской делегации. Случалось, что краевые делегации оспаривали и на федеральном уровне позиции представителей Сербии. Эти квази-государства, суверенные и привилегированные, обладали правом надзирать за центральным правительством, хотя и являлись составляющими элементами федерации в рамках Сербской республики. К тому же они были полностью независимы при принятии решений, касающихся внутренних дел на своих территориях.
      Требования создания независимой Республики Косово и провозглашение как стратегической цели, воссоединения с соседней Албанией подорвали доверие Белграда. Тем более что в крае начались забастовки и мятежи. Местные сербы все больше стали испытывать на себе психологический и физический прессинг со стороны албанцев. Сербы начали выезжать из Косово, особенно из районов, где преобладало албанское население. И это при том, что естественный демографический рост албанского населения превышал прирост сербского. Кроме того, сербы считали, что албанские лидеры призывают свой народ специально увеличивать рождаемость с тем, чтобы достичь абсолютного численного превосходства над ними и на этом основании претендовать на полную независимость. Действительно, численность албанцев в Косово возросла с 1948 по 1981 год в 2 раза - с 733 тысяч до 1,6 миллиона человек. Действия албанцев Косово реально поставили под угрозу единство и территориальную целостность югославского государства, а возможно, и его существование. В такой критической ситуации центральные власти приняли жесткие меры по стабилизации положения в Косово.
      В целом сербская сторона характеризует движение косовских албанцев как националистическое и сепаратистское. Она не признает претензии противоположной стороны, считая их необоснованными, несоответствующими действительности или спровоцированными самими албанцами и их лидерами. Так, по мнению сербов, албанцы умышленно не шли на сотрудничество с законной центральной властью, сами покинули парламент, свои рабочие места на производстве, учебные заведения, отказались участвовать в выборах и переписи населения. Более того, сербская сторона отмечает, что албанцы пытались создать антисербский союз со словенцами и хорватами.
      Поскольку албанцы сознательно пошли на противостояние, ответные действия центральных властей, по мнению Белграда, были вполне законны и оправданны, так как направлены на сохранение территориальной целостности государства и защиту сербов в Косово. Кроме того, постоянно подчеркивается, что Косово является символом сербской национальной культуры и борьбы за независимость, что исключает возможность компромисса с албанцами на условиях отделения Косово от Югославии и даже от Республики Сербии. Речь может идти только о предоставлении всех прав национальным меньшинствам, включая, естественно, и албанцев, в соответствии с нормами международного права.
      Проблему Косово сербская сторона рассматривает как сугубо внутреннее дело и до бомбардировок НАТО Югославии вообще не допускала возможности вмешательства каких-либо внешних сил. В то же время Белград признавал, что применение, как он считал, сдержанной силы по отношению к албанскому населению не отвечает его долгосрочным интересам, но он пока не видел другого выхода из сложившейся ситуации, тем более на фоне развития других конфликтов, в которых прямо или косвенно была задействована Югославия.
      Одной из целей политики Белграда в Косово являлось стремление изменить в определенной степени соотношение этнических групп, то есть относительно, а возможно, и абсолютно, уменьшить численность албанского населения. Другая цель - показать силу и решимость отстоять территориальную целостность югославского государства, нерушимость его границ и тем самым продемонстрировать готовность подавить политическую мобилизованность албанцев. Третьей целью могло быть стремление просто пока сохранить сложившуюся ситуацию сдержанного противостояния, поскольку сербское руководство вынуждено уделять больше внимания другим конфликтам. Четвертой целью могло быть стремление режима Милошевича удержать свою власть и нейтрализовать усилия правой и более радикальной националистической оппозиции.
      Албанцы же считают, что Косово является их исконной землей и что славянские прасербские племена, пришедшие на Балканы значительно позднее, вытеснили или завоевали албанцев. Отметим, что сам И. Сталин признавал факт автохонности албанского этноса. Албанцы также считают, что после распада Османской империи произошел передел Балкан, при котором меньше всего учитывались интересы албанского народа. Не были учтены интересы албанцев и после окончания Второй мировой войны. В результате большая часть территорий албанского этноса не вошла в состав албанского государства, в том числе и Косово, поэтому албанский народ, как и любой другой, имеет право добиваться независимости или объединения с Албанией.
      По версии албанской стороны, албанцы в Косово подвергались и подвергаются жестокой дискриминации. В частности, албанцы были вытеснены со своих мест на предприятиях и в учреждениях сербской администрацией, а в Косово была доставлена альтернативная рабочая сила. Таким образом была установлена система апартеида, или нечто подобное колониальному порядку, намеренно исключавшая любого гражданина албанского происхождения от участия в общественной жизни. Утверждается, что почти каждый албанец в Косово непосредственно или косвенно испытал на себе жестокое обращение сербской полиции и администрации. Напротив, как утверждают албанцы, с их стороны сербы не подвергались давлению и вытеснению. Более того, новая конституция, "принятая" албанцами "Республики Косово", полностью гарантирует права всем гражданам - представителям различных национальностей. Албанцы Косово хотят мирного сосуществования с сербами и не стремятся к этнически "чистой" республике. Вместе с тем албанцы, по крайне мере значительная их часть, считают, что после длительного скрытого и прямого подавления албанского населения, уничтожения конституционно гарантированной автономии Косово в настоящее время не существует реальной возможности возврата к прежнему статусу. Он мог бы быть вполне приемлем, если бы в прошлом был реально гарантирован, но на данный момент это уже не соответствует реалиям и представлениям сегодняшнего дня. Албанцы теперь никогда не примут того, что у них было отобрано силой. Они уже не верят сербской администрации.
      В настоящее время в Косово сложилась в общем-то тупиковая ситуация. Это произошло после того, как НАТО, используя силу, фактически вывело Косово из-под юрисдикции Белграда, встало на сторону албанцев, более того, поддержало наиболее агрессивное и радикальное крыло косовских албанцев, тем самым обнадежив их устремления к выходу из Югославии и фактически предоставив им возможность отомстить сербам. Стороны конфликта не имеют эффективных связей, а политические коммуникации нарушены. Белград и Приштина не могут определить взаимоприемлемые цели и интересы, а также выработать рациональные пути их реализации в сложившейся обстановке. Но дело не только в национальных амбициях или борьбе за обладание ресурсами.
      Необходимо отметить, что конфликт в Косово уникален с точки зрения мировой практики, ибо албанская сторона до 1998 года делала ставку на ненасильственные методы борьбы, что, в свою очередь, нейтрализовало побуждение другой стороны пойти по силовому пути подавления сепаратизма. В большинстве подобных ситуаций националистический экстремизм сдерживался военными средствами.
      До того момента, пока не активизировалась Армия освобождения Косово, албанцы не стремились использовать методы создания государств в Словении, Хорватии или Боснии. Складывалось впечатление, что авторитетное руководство албанской общины в Косово во главе с И. Руговой осуществляло довольно гибкую политику. Оно считало важным сохранить проживающих в этом регионе сербов и символы их культуры: монастыри и другие исторические памятники. Подчеркивалось, что албанцы, проживающие в Косово, не повредили ни одного исторического здания в противоположность тому, что произошло с подобными объектами в Хорватии и Боснии-Герцеговине.
      В отстаивании своих прав и национального достоинства албанцы пошли по пути использования ненасильственных средств и методов. Идейным вдохновителем этой стратегии долгое время являлся один из руководителей албанского национального движения Ибрагим Ругова, последователь известного деятеля национально-освободительного движения Индии, сторонника ненасильственных действий М. Ганди. Реализуя эту стратегию, албанская сторона создала параллельные учреждения, школы, высшие учебные заведения, частные медицинские учреждения, в которых могли бы работать только албанцы. Важно отметить, что албанская политическая и социальная стратегия была направлена на мирное создание альтернативного национального руководства через выборы, учреждение парламента и различных государственных органов и т. д.
      Предполагалось, что в день, когда албанцы Косово создадут свое государство, они будут обладать всеми необходимыми органами власти и соответствующим опытом управления. Необходимые финансы могут быть получены из трех источников. Во-первых, некоторые албанские бизнесмены, без сомнения, в течение ряда лет аккумулировали достаточные средства. Во-вторых, сложившаяся албанская семья основывается на солидарности, самопомощи, лояльности, обязанностях и обязательствах, что дает возможность сконцентрировать финансовые и материальные ресурсы на нужном направлении. В-третьих, албанцы, живущие за границей, международные организации, а также некоторые мусульманские страны и движения окажут ту или иную помощь и поддержку.
      Албанская стратегия ненасильственных действий явно импонировала европейским государствами, обеспокоенным войной между Сербией и Хорватией, конфликтом в Боснии и Герцеговине и обострением социально-политической обстановки в Албании. Определенная сдержанность албанцев в период войны в Югославии и противостояния в самом Косово создавала положительный образ. Он был особенно выигрышным на фоне сформировавшегося отрицательного образа Сербии, коммунистическая элита которой виделась европейцам если не единственным, то главным виновником войны на Балканах в конце ХХ века. Очевидно, поэтому Европа оказывала албанцам моральную и политическую поддержку и фактически встала на их сторону в конфликте.
      Албанская сторона, ощутив поддержку европейцев и уверовав в свою правоту, стремилась дожать сербов, понимая, что у них в сложившейся ситуации практически нет возможности для маневра. При этом албанцы сознавали, что сербы могут применить силу, и готовы были ответить на нее адекватно. В этом случае мир увидел бы, что войну начали не албанцы. Более того, изначально существовала и другая точка зрения, представленная сторонниками силового решения проблемы Косово. За нее выступала Армия освобождения Косово. До определенного времени она не была популярной среди косовских албанцев, а авторитет И. Руговы был достаточно велик, чтобы сдерживать побуждения взяться за оружие.
      В Косово существует несколько политических организаций. Наиболее известные - Демократическая лига Косово и Армии освобождения Косово. Демократическая лига придерживается мирной стратегии. ОАК взяла курс на вооруженную борьбу. Первые сведения об ОАК появились в 1996 году, а с начала 1998 года ее деятельность заметно активизировалась.
      При явно затянувшемся албано-сербском противостоянии внутренние противоречия и конкуренция политических лидеров в албанской общине создавали предпосылки для того, что одна из албанских организаций Косово могла пойти на обострение конфликта с целью перехвата инициативы в национальном движении.
      Конфликт в Косово нельзя понять или разрешить вне контекста культурно-исторического и политического развития Балкан и современной ситуации в бывшей Югославии. В этом регионе все взаимозависимо. Обострение проблемы Косово не может не отозваться в Хорватии и Боснии-Герцеговине, Албании и Македонии, и наоборот. А дальнейшее развитие конфликта угрожает вовлечь в него другие соседние государства.
      Если рассматривать конфликт в Косово как проблему албанского и сербского национального меньшинства, то и проблемы других меньшинств в бывшей Югославии и других балканских государствах можно рассматривать в том же плане. Но если же рассматривать этот конфликт как проблему отделения, то можно сделать ряд выводов, исходя из югославского опыта с середины 1991 года, относительно оптимальных путей создания новых государств или федеративных образований. В то же время, какая бы точка отсчета не была избрана, она будет связана с другой. Кроме того, если анализировать историю СФРЮ, то надо признать, что несколько конфликтов в бывшей Югославии начались именно в Косово, эта территория была нестабильной на протяжении всего послевоенного времени. Поэтому только кажется, что конфликт возник неожиданно и лишь в связи с распадом СФРЮ.
      ВОЙНА В КОСОВО
      Тот факт, что долгое время стороны конфликта в Косово воздерживались прибегать к военным действиям для достижения своих целей, позволял надеяться, что такое положение в конце концов приведет к снижению противостояния и к ослаблению национализма или, напротив - к мирному достижению албанцами своей независимости. Но обстановка в Косово и позиции сторон конфликта принципиально не менялись, а обе стороны не шли на контакт друг с другом. При такой ситуации любой повод мог привести к силовому столкновению. Очевидно, так и произошло в феврале - марте 1998 года, когда на севере Албании одна из криминальных вооруженных группировок спровоцировала волнения. А буквально через несколько дней вспыхнули волнения в соседнем Косово. Их инициатором была АОК, она предпринимает ряд военных операций. В результате произошло столкновение с подразделениями югославских вооруженных сил, расположенных в Косово. Одновременно стали расширяться связи с Албанией. Факты поставок оружия из Албании и существования там центра подготовки боевиков АОК, которым руководил один из родственников бывшего президента Албании А. Бериши, уже не вызывал сомнения, и Белград ввел в провинцию армейские подразделения и спецчасти и применил силу. В военные действия неизбежно было втянуто и гражданское население. Эту ситуацию в Европе и на Балканах оценили как начало нового военного конфликта, развитие которого повлечет большие жертвы среди мирного населения и непредсказуемые последствия для Балкан и соседних европейских стран.
      Лидер косовских албанцев И. Ругова, продолжая оставаться сторонником мирных действий, осудил выступления Армии освобождения Косово, считая их провокационными и наносящими вред борьбе албанцев за свои права. В свою очередь, представители АОК говорили, что они таким образом стремятся привлечь внимание международной общественности к положению албанцев в Косово.
      Обострение конфликта в Косово сопровождалось активизацией контактов между албанцами Косово и их соплеменниками в соседней Албании и Македонии, а также других стран. Причем речь шла не только о выражении солидарности и актуализации идей албанского ирредентизма, но и о прямой поддержке оружием и финансами.
      Не снимая исторической "вины" сербов по отношению к албанцам и ответственности их государственных институтов за возникновение конфликта в Косово, надо понять и их. В различные исторические периоды сербы являлись объектом экспансии и насилия тех или иных балканских народов. В югославском кризисе проигравшей стороной, но далеко не единственной причиной его, оказались именно Сербия и сербы, составляющие 37%, или 8,9 миллиона населения в бывшей Югославии. После распада СФРЮ сербы оказались в положении меньшинств в Словении, Хорватии, Македонии и Боснии-Герцеговине. С точки зрения сербов, это ужасная трагедия. Международная политическая, экономическая и культурная изоляция Сербии, которая произошла после ряда конфликтов в бывшей СФРЮ, "загнала сербов в угол", что в какой-то степени может объяснить их поведение в косовском конфликте. Поэтому предположения, что инициативы международного сообщества, такие как военная акция НАТО против сербов, определенно приведут лишь к эскалации конфликта, оправдались. Также было очевидно, что безоговорочное предоставление албанцам возможности реализовать право на национальное самоопределение и создание своего государства скорее всего не приведет к умиротворению, а создаст новую кризисную ситуацию. Неужели сербы согласятся с потерей Косово или части его, то есть с потерей того, что не только является символом их прошлого, но и символом нынешних унижений? А если все-таки отторжение края произойдет, что можно предложить сербскому народу взамен?
      В ожидании взрыва в Косово аналитики задавались вопросом: сможет ли ведущая Демократическая лига Косово во главе с И. Руговой сохранить авторитетное в албанской общине руководство и не дать перейти к насильственной политике? За последние несколько лет его авторитет несколько пошатнулся. Однако прошедшие 22 марта 1998 года выборы показали, что Ругова еще пользуется поддержкой большинства населения. И это давало ему право представлять косовских албанцев на переговорах с сербами и за рубежом. Но необходимо было учитывать, что фигура И. Руговы в европейской политике стала слишком заметна, чтобы не вызывать опасения или зависть у других политических албанских деятелей не только в Косово, но и в соседних Албании и Македонии. Ведь не случайно же в Тиране был убит А. Красничи, соратник И. Руговы, а в Приштине совершено покушение на другого его сподвижника и одного из руководителей Демократической лиги Косово С. Хамити.
      Вместе с тем все более набирали силу албанские политические организации, которые считали, что если мирными средствами не будут достигнуты желаемые результаты, то албанцы Косово станут рассматривать вооруженную борьбу как единственный выход из создавшегося положения. Наиболее решительным в этом плане была Армия освобождения Косово, которая претендовала не только на право вместе с И. Руговой участвовать в переговорном процессе, но и уже на лидерство в албанском национальном движении.
      В этой связи высказывались опасения, что устремления албанских радикалов легко могут спровоцировать столкновение с сербскими национал-экстремистами, которые также тяготели к силовым методам разрешения албано-сербских противоречий. Ситуация могла измениться и в результате смены центральной власти в Белграде или общей дестабилизации обстановки в Югославии. Последнее замечание можно было отнести и к соседним Албании и Македонии.
      В целях предотвращения дальнейшего обострения конфликта Европейское сообщество направило свою делегацию для переговоров с Белградом и лидерами косовских албанцев. Европейские государства настаивали на расширении автономии албанцев и предупреждали югославские власти о возможном применение санкций против Югославии, если они не прекратят использовать силу против албанцев. Россия также выразила озабоченность сложившейся ситуацией и ее возможными негативными последствиями для Балкан и Европы, одновременно подчеркнув необходимость сохранения целостности югославского государства и неприменения силы в разрешении конфликта обеими сторонами. Внимание к конфликту изначально проявили ОБСЕ и НАТО, а также особо США. Одновременно под эгидой ООН была создана контактная группа по Косово, в которую вошли Великобритания, Германия, Италия, Франция, США и Россия. В Лондоне 9 марта 1998 года на заседании Контактной группы было принято заявление, осуждающее сепаратизм и терроризм. По предложению России в документ были включены положения об осуждении зарубежных сил, финансирующих, вооружающих и обучающих террористические группы в Косово.
      Таким образом, начался процесс расширения международного участия в конфликте Косово. Вокруг конфликта возникло внешнее политическое поле, в котором действовали исторически конкурирующие на Балканах европейские государства, включая Россию, а также и США. Состав участников был традиционным, равно как и их позиции в контексте международных отношений на Балканах, а значит, и связи с конфликтующими сторонами, что предопределяло наличие различных подходов и определенных противоречий. В этом же поле действовали и стороны конфликта. Та и другая, используя противоречия между внешними соучастниками этого конфликта, стремилась реализовать свои цели.
      22 марта 1998 года в Косово прошли несанкционированные выборы "президента" края, которые в Белграде были оценены как очередное проявление сепаратизма. В то же время правительство Сербии предложило 28 апреля начать переговоры с представителями косовских албанцев. Однако лидеры албанской общины не откликнулись.
      Надо признать, что Белград в лице президента С. Милошевича первоначально придерживался жесткой и бескомпромиссной, а в какой-то степени и вызывающей позиции. Он долго не давал согласия на возобновление деятельности групп международных наблюдателей ОБСЕ в Косово, настаивая на том, что это будет вмешательством во внутренние дела суверенного государства. В то же время у европейского сообщества были серьезные опасения, что в конфликте помимо полицейских подразделений непосредственно задействованы вооруженные силы и спецподразделения Югославии, а также тяжелая техника, стали поступать сведения и об актах насилия по отношению к мирному населению. Все это еще больше подрывало доверие к официальному Белграду.
      Под сильным давлением ООН, европейских государств, а также России и США Белград продемонстрировал свою готовность пойти на первый контакт с лидерами албанской общины Косово. Но албанцы уклонились от этой встречи. Очевидно, это вполне устроило Белград, который, видимо, посчитал, что, опираясь на Россию, он сможет по-прежнему контролировать ситуацию и у него достаточно сил, чтобы в относительно короткий срок нейтрализовать действия Армии освобождения Косово, а значит, и снять проблему.
      Ожесточенные столкновения между отрядами Армии освобождения Косово и югославскими силовыми подразделениями, случаи грубейшего нарушения прав человека всеми участниками конфликта поставили на повестку дня мировой политики вопрос о применении военной силы как средства его прекращения. Речь шла уже не о том, насколько поможет использование силы разрешению конфликта, а о том, что западные державы фактически хотели наказать лично упрямого С. Милошевича.
      Со своей стороны, Россия предупреждала о негативных последствиях использования военной силы не только для Югославии, но и для отношений России с Западом. Ситуация обострилась еще и тем, что речь шла об использовании вооруженных сил НАТО. При том, что НАТО, не имея перспективы получить санкцию ООН на миротворческую операцию (было очевидно, что Россия и Китай не дали бы своего согласия и использовали право вето), рассматривала возможность применить силу без санкции Совета Безопасности. Более того, к этой акции привлекались страны, связанные с НАТО программой "Партнерство ради мира". Иначе говоря, определенные военно-политические круги Евроатлантического союза бросили вызов ООН, мировому сообществу, поставившему под сомнение принципы построения современных международных отношений.
      Осенью 1998 года сербские войска практически освободили Косово от вооруженных формирований ОАК. И тогда в дело вмешались страны НАТО, угрожая бомбить Белград, если тот не выведет войска из края. Это вынудило Милошевича подписать 13 октября договор с Холбруком. Документ предполагал отвод сербских сил из края, размещение в Косово 2000 наблюдателей ОБСЕ, установление режима воздушного контроля самолетов НАТО над территорией края, размещение сил альянса в соседних странах в случае возникновения проблем.
      Выполняя условия договора, Белград вывел из Косово армейские и военные спецподразделения. В то же время западные государства не помешали ОАК вновь занять значительную часть территории Косово.
      Накануне истечения срока ультиматума НАТО Россия добилась в Совете Безопасности ООН резолюции, которая вроде бы исключала возможность получения Атлантическим союзом санкции на применение военной силы. Кроме того, Москва настояла на том, чтобы миротворческий процесс стал осуществляться ОБСЕ. Одновременно российской дипломатии удалось получить согласие Белграда на вывод воинских подразделений из Косово. Миссия ОБСЕ носила гражданский характер, в ее состав входили и представители России. Надо сказать, что российских представителей сербы не очень-то тепло встретили в Косово, посчитав их ренегатами, не говоря уже о представителях западных государств.
      Одновременно между Россией и западными государствами шла непрекращающаяся дискуссия о будущем статусе Косово и устройстве отношений между албанцами и сербами в Югославии. Россия стояла на том, чтобы край Косово получил статус автономии в составе Республики Сербии, а Запад - на статусе субъекта югославской федерации наравне с республиками Сербией и Черногорией. Если российский вариант в принципе устраивал Белград, то западный вариант не принимался албанцами, которые соглашались только на полную независимость. Позднее США предложили еще один вариант: Косово остается в составе Сербии на правах автономии. Но Белград посчитал американский вариант слишком проалбанским, игнорирующим интересы сербов. Напряжение в Косово не спадало. Периодически там происходили различного рода инциденты, в том числе вооруженного характера. Все говорило о том, что миротворческий процесс приобретает затяжной и крайне сложный характер и потребует от всех участников конфликта большого терпения.
      При политической поддержке США воинствующего крыла косовских албанцев и одновременно при их жестком давлении на югославское руководство начались переговоры двух конфликтующих сторон. С 7 по 23 февраля 1999 года они проходили в местечке Рамбуйе под Парижем, в них участвовали представители Контактной группы, делегации Сербии и Косово. При содействии Вашингтона в Рамбуйе первую роль играли представители ОАК, которые оттеснили на задний план Ибрагима Ругову. Это был признак того, что Вашингтон рассчитывал сделать ОАК инструментом достижения своих целей в Косово и в СРЮ в целом. Одновременно использовалась прежняя тактика оттеснения России от переговорного процесса. Так, представители западных стран до прибытия в Рамбуйе согласовали без участия России ряд глав мирного соглашения по Косово, названных его инплементационной частью в дополнение к политической части. В частности, предполагалось разместить войска НАТО в Косово и фактически вывести край из-под юрисдикции Белграда. Сербская делегация заявила о готовности подписать политико-правовую часть текста, но с рядом поправок и дополнений, которые были отвергнуты западными государствами. В итоге конференция в Рамбуйе не принесла каких-либо результатов. Но зато представители ОАК впервые вышли на международный уровень и закрепили тем самым свой более высокий политический статус, что утвердило их в правильности избранного ими курса.
      С 15 по 18 марта в Париже прошел второй тур переговоров, когда западники обращались с делегацией Сербии в соответствии с выработанной новой концепцией, названной "принуждение к миру". Она выражалась в беспрерывных угрозах нанести воздушные удары силами НАТО по Югославии, если Белград не примет ультимативные требования Запада. В свою очередь, югославское руководство, формально соглашаясь с требованиями Запада и обещая Москве придерживаться уже подписанных соглашений, постоянно меняло свою позицию. Было ли это самонадеянностью, авантюрой или надеждой, что Россия не допустит бомбардировок, трудно сказать однозначно.
      Россия действительно стремилась предотвратить реализацию уже готового плана военного удара по Югославии. Игнорирование мнения российской стороны могло не только еще более обострить косовский конфликт, ибо Белград готовился защищать свой суверенитет, но и осложнить отношения России с западными государствами.
      Так и произошло. В марте 1999 года НАТО после отказа Белграда выполнить ультиматум начало военную операцию с целью принудить югославское руководство вывести свои войска из Косова. Москва ответила на это разрывом отношений с НАТО и неожиданным отказом министра иностранных дел Е. Примакова от запланированного официального визита в США. Причем это произошло уже на борту его самолета во время полета над Атлантикой.
      Обстановка стала напоминать времена "холодной войны". Но разница заключалось в том, что Россия как одна из сторон прежней конфронтации уже не обладала адекватными ресурсами и возможностями для консолидации вокруг себя других государств. В этой связи проблема Косово приобретала как бы второстепенное и подчиненное значение как для Европы, так и для России.
      Не дожидаясь формального завершения переговоров, американцы приступили к непосредственной подготовке операции по бомбардировке Югославии, а 24 марта 1999 года началась агрессия НАТО против суверенной Союзной Республики Югославия.
      Военная операция НАТО против Югославии представляла собой войну нового поколения. Она осуществлялась как воздушная операция. Но бомбовые и ракетные удары военных подразделений НАТО были направлены не только, как было заявлено, против югославских вооруженных сил, находившихся в Косово, но имели своею целью уничтожение инфраструктуры суверенного государства. Так, были разрушены железнодорожные мосты и мосты через Дунай, электростанции, нефтеперерабатывающие заводы и нефтехранилища, перерезаны нефтепроводы из других стран, а также некоторые здания ключевых государственных учреждений Югославии, в том числе радио- и телецентры.
      Используя тактику воздушных ударов, НАТО впервые в таком масштабе применило высокоточное оружие. Оно составило около 90 процентов от общего числа бомб и ракет. В Ираке же этот процент составил порядка 6. Причем точность обеспечивалась самонаводящейся системой с использованием космических спутников, что особенно было необходимо в условиях плотной облачности. С целью обеспечения безопасности своей авиации НАТО предварительно основные свои усилия направила на уничтожение системы противовоздушной обороны Югославии в целом. Во время операции НАТО активно работали специальные подразделения спасения сбитых летчиков. Они вылетали на вертолетах под прикрытием фронтовой авиации в район их приземления. То есть делалось все возможное для минимизации потерь летного состава.
      Было очевидно, что отрабатывается некая, предложенная натовскими стратегами новая формула ведения войны: концепция "быстрого сдерживания", которая основана на нанесение массированного авиционного удара с целью поражения системы управления противника и подавления его обороноспособности. Опыт ведения военной операции в Югославии свидетельствует о возрастании требований к качеству систем управления. Они становятся важнее, чем наращивание мощи средств поражения.
      Избранная военными стратегами НАТО тактика определялась не только поставленными целями в отношении Югославии, но и принимала в расчет возможную негативную реакцию общества в западных государствах на растущие потери в живой силе. Тем самым, параллельно лишний раз подтверждались приверженность антропоцентрической модели западной политики и стремление максимально учитывать гражданское мнение. Это наряду с мощной информационной обработкой способствовало тому, что общественность стран Европы лояльно отнеслось к началу военной операции НАТО. Позже российские военные попытались использовать этот опыт в Чечне.
      Западные политики, рассчитывая на абсолютное превосходство военной мощи НАТО, предполагали, что сопротивление югославской армии будет чисто символическим и скоротечным, а затем последуют неизбежные переговоры Милошевича или же оппозиция сможет заставить его уйти в отставку. Но такой сценарий не оправдался: югославская армия не только не сдавалась, но и весьма успешно для своих возможностей отражала удары противника, нанося ему какой-то ущерб. Более того, югославское общество и его политические элиты сплотились перед лицом внешней агрессии. В силу этого НАТО увеличило масштаб операции и продлило ее. Одновременно усилилось психологическое давление на политическое руководство и общество Югославии.
      Сербы и не собирались сдаваться. Возможно, опыт прошлой партизанской войны и военных действий периода распада СФРЮ, уверенность в своей правоте помогали им если не добиться каких-то существенных военных побед, то, во всяком случае, продемонстрировать миру свою стойкость и сохранить национальное достоинство. Одновременно сербы чувствовали моральную и в какой-то степени политическую поддержку со стороны России. Возможно, что и российские военные не остались в стороне и каким-то образом оказывали содействие югославскому военному руководству.
      Конечно, каждый день войны приближал Югославию к военному поражению. Но затягивание военной операции было уже не выгодно США и их европейским союзникам. Жертвой натовской авиации все чаще становились мирные жители, несмотря на заверения, что ракеты высокоточного наведения применяются строго против военных объектов. Случайно или нет, одна ракета попала в здание посольства Китая в Белграде, то есть того государства, которое вместе с России изначально выступало против вмешательства НАТО во внутренние дела Югославии. Таким образом, становилось очевидным, что речь идет не о каком-то миротворческом процессе в варианте новоизобретенной тактики "принуждения к миру", а скорее о карательной экспедиции. В результате все более обострялись отношения с Россией. Росли антинатовские и антиамериканские настроения на Балканах и антивоенные в Европе.
      Это не означало, что общественное мнение балканских и европейских стран постепенно склонялось на сторону сербов. Напротив, росло и раздражение в связи с упорством югославского руководства, реально ничего не делавшего, чтобы ситуация в Косово каким-то образом изменилась к лучшему. В самой Югославии оппозиция активнее стала критиковать Милошевича за его политику, приведшую, как она считала, к национальной катастрофе. Кроме того, союзная Республика Черногория, президент которой Мило Джуканович был известен своим прохладным отношением к своему земляку президенту Югославии Милошевичу, все более отдалялась от Белграда... А война продолжалась.... Каждая сторона не хотела уступать.
      В 20-х числах апреля 1999 года в Вашингтоне состоялась встреча членов Североатлантического союза. Она показала, что позиция НАТО в отношении Югославии не только не изменилась, а напротив, было решено интенсифицировать военные действия и дополнить их экономическими санкциями для усиления давления на Белград, включая нефтяное эмбарго, продолжать ракетные удары до тех пор, пока сербские войска не уйдут из Косово и Милошевич не согласится на размещение там международных сил. При этом подчеркивалось, что НАТО намерено сформировать ядро этих сил. Молчанием была обойдена необходимость разоружения и удаления из Косово боевиков ОАК, которые под прикрытием авиации НАТО продолжали военные действия и терроризировали население края.
      В конце мая 1999 года Москва направила своего специального представителя бывшего премьер-министра В. Черномырдина в Белград на переговоры. Затем спецпредставитель совершил визит в Бонн, где вел переговоры с американским представителем Тэлботом, канцлером ФРГ Г. Шредером и представителем ООН Ахтисаари. Согласовав план мирного соглашения, они вместе вылетели в Белград, чтобы предложить его окончательно Милошевичу. План практически был основан на предложениях НАТО: вывод всех полицейских и военных сил Югославии из Косово, международное присутствие со значительным участием НАТО под единым контролем и командованием. Парламент Сербии одобрил этот план миротворчества. 8 июня западные государства и Россия согласовали текст резолюции Совета Безопасности ООН. Принято было решение о размещении в Косово под эгидой ООН "гражданского присутствия и присутствия по обеспечению безопасности". На такой формулировке настояла Москва, натовская формулировка о военном присутствии не вошла в текст документа, хотя она была в плане ЧерномырдинАхтисаари. 9 июня на македонско-югославской границе между сербскими и натовскими военными было подписано соглашение. 10 июня начался вывод югославских войск из Косово, НАТО приостановило бомбардировки.
      Милошевич вынужден был пойти на соглашение с НАТО не без новых настойчивых рекомендаций Москвы. Войска Югославии в спешном порядке покидали край, а албанцы Косово ликовали, считая, что они победили. Одновременно росли амбиции руководителей ОАК. Всем было понятно, что силовое противоборство между албанцами и сербами будет продолжено. Ибо вопрос о том, как соблюсти базовый принцип примирения - целостность государственных границ Югославии, оставался открытым. Но не только этот вопрос стоял на повестке дня международной политики.
      Не ясным было будущее мирового порядка, так как в результате действий США и НАТО наметилась новая иерархия принципов внешней политики Запада и новые методы реализации поставленных целей. В политический лексике появились такие понятия, как "гуманитарная интервенция" и "принуждение к миру". Все это вступало в противоречие с существующими нормами международного права и практикой миротворчества.
      ПОДДЕРЖАНИЕ МИРА МЕЖДУНАРОДНЫМИ СИЛАМИ ООН ИЛИ ПРИНУЖДЕНИЕ К МИРУ
      СИЛАМИ НАТО?
      Привлечение групп наблюдателей и/или проведение операций силами международных организаций является существенным фактором сдерживания широкомасштабного насилия и предотвращения открытой и широкомасштабной войны. В то же время отношение к ним неоднозначное, ибо не все участники внутреннего и внешнего поля конфликта заинтересованы в его урегулировании по сценарию международной организации. Миротворческие силы применялись неоднократно в прошлом и в различных регионах мира. Например, после окончания русско-турецкой войны 1877-1878 годов русская армия какое-то время осталась в Северной Болгарии, чтобы обеспечить решения Берлинского международного конгресса в части предоставления этим территориям автономии, а фактически независимости. Так вот, русская армия выступила в роли первой администрации независимых болгарских территорий, которая помогала создать гражданские институты и эвакуировать турецких военнопленных и беженцев. Первая конституция Болгарии также была разработана с помощью Российской империи.
      В настоящее время ООН - единственная организация, имеющая мандат, процедуры, практику и значительный опыт проведения миротворческих операций, хотя и далеко не идеальный. Но ООН не имеет постоянных подразделений международных сил и органа управления ими - они создаются лишь в связи с решением конкретных задач по поддержанию мира. Это относится и к ОБСЕ.
      В то же время опыт использования миротворческих операций ООН и ОБСЕ в конфликтах свидетельствует о необходимости дальнейшего совершенствования их организационной структуры. ООН довольно оперативно направила в Македонию миссию в составе американского миротворческого батальона. Это способствовало тому, что на территорию этой бывшей югославской республики не распространилось пламя войны, которое могло опалить и соседние Грецию и Болгарию. А такая вероятность была. Но в то же время ООН не смогла своевременно и эффективно предупредить войну между другими югославскими республиками. То же самое можно сказать и об ОБСЕ. Эта европейская организация оказалась неспособной предотвратить или урегулировать конфликты в бывшей Югославии. Так инициатива перешла к международным миротворческим силам НАТО. Надо сказать, что к этому ее побуждали и сами балканские государства, традиционно видевшие в Западе одного из гарантов своей независимости. Все они высказали желание вступить в НАТО, а предварительно подписали с этой организацией договоры о сотрудничестве в рамках программы "Партнерство ради мира". До того, как ОБСЕ приняло участие в урегулировании конфликта в Косово, среди косовских албанцев существовало мнение, что необходимо установить протекторат НАТО или США в Косово в целях обеспечения мира в регионе.
      Действительно, после окончания холодной войны в Брюсселе основательно занялись разработкой технологии миротворчества и создания специальных структур для проведения миротворческих операций. Прецедент участия НАТО с миротворческой миссией был создан в период конфликта в Боснии и Герцеговине и внутриполитического кризиса в Албании, но он оказался далеко не однозначным в плане реализации заявленных миротворческих целей.
      Несмотря на несогласие Югославии и противодействие России, США и НАТО добились согласия ООН и европейцев на свое участия в миротворческой операции в Косово. Следует отметить, что до этого НАТО демонстрировало свою решимость применить силу и без санкции ООН. Здесь просматривается известная позиция Вашингтона, который давно критикует деятельность ООН и настаивает на ее реформировании.
      НАТО де-факто приняло непосредственное участие в конфликте Косово с момента его перехода в военную стадию. Хотя было ясно, что руководство НАТО еще раньше дало санкцию на разработку военной операции против Югославии. В соответствии с этим вооруженные силы НАТО развернули свои подразделения в Средиземноморье как для устрашения, так и для подготовки нанесения удара по Югославии. В рамках программы "Партнерство ради мира" НАТО провело маневры в Албании (август 1998 года), причем с участием России, которая тогда наконец-то решила вплотную заняться албанским вопросом. Такие же маневры были предприняты в Македонии в сентябре 1998 года. В последних принимали участие и балканские страны, не входящие пока в НАТО. Это - Албания, Болгария, Греция и Румыния. Кроме того, под эгидой НАТО в рамках упомянутой программы стали формироваться балканские миротворческие силы. Таким образом, речь шла о заблаговременной подготовке наземной операции против Югославии. Но все же НАТО не решилось начать наземную операцию, прежде всего из-за опасения понести серьезные потери в живой силе, что неизбежно вызвало бы протест в США и европейских государствах. Определенную сдерживающую роль сыграла и Россия, последовательно выступающая против использования военной силы в Косово.
      НАТО по-прежнему остается ведомой США военно-политической международной организацией, преследующей определенные геостратегические цели. Поэтому трудно ожидать, что недавно развернувшаяся миротворческая и гражданская деятельность НАТО в ближайшем будущем будет преобладать над военной. Кроме того, в штаб-квартире НАТО есть и те, кто до сих пор мыслят категориями холодной войны.
      Дискуссии о применении военной силы в европейской политике подразумевают, что любая миротворческая операция, осуществляемая армией или под армейским руководством, в той или иной степени преследует военно-стратегические цели. В результате вокруг миротворческой операции создается весьма напряженное поле соперничества внешних сил участников конфликта. Более того, в зоне деятельности миротворцев и под их "крышей", как правило, действуют представители многочисленных конкурирующих между собой спецслужб, деятельность которых вряд ли всегда способствует миротворческому процессу. Таким образом, не следует преувеличивать опыт миротворческих операций Североатлантического союза, да и России.
      Конечно, пока нет других миротворцев и действуют существующие "правила игры", приходится полагаться лишь на специальную подготовку или переподготовку военных и улучшение их взаимодействия с гражданскими специалистами. Но уже сейчас следует продумать о создании под невоенным руководством постоянных подразделений ООН, специально подготовленных (а не рекрутируемых из военных) для выполнения миротворческой многопрофильной функции.
      В этой связи опыт миротворческой деятельности НАТО в Боснии и Герцеговине и Косово должен быть досконально изучен, в том числе в части сотрудничества России с НАТО, с целью его возможного последующего использования, ибо надо исходить из того, что, когда конфликты переходят в вооруженную стадию, развести воюющие стороны не возможно без применения силы. Но тогда необходимо ответить на вопрос: в какой момент мировое сообщество может пойти на применение силы против того или иного режима, осуществляющего масштабное насилие в отношении мирного населения? Следует учесть, что при все возрастающей значимости глобального управления международной безопасностью суверенитет государства остается пока столпом исторически сложившегося мирового порядка. В этом плане военную операцию НАТО против Югославии трудно назвать миротворческой. Скорее всего, это прямое попрание суверенитета европейского государства. Но готовы ли народы к тому, что международные организации или их чиновники, договорившись с чиновниками ряда государств, будут решать их судьбы? Чем новый международный порядок будет отличаться от порядка XIX века, при котором вопросы границ, территорий, суверенитета и легитимности тех или иных государств и политических режимов решались на европейских конгрессах узким кругом государственных деятелей, в общем-то не уполномоченных своим обществом на это. Ясно, что бомбардировки НАТО Югославии нанесли серьезную психологическую травму сербскому народу. Эта травма будет давать себя знать и после того, как сменится нынешний режим Югославии.
      БАЛКАНСКИЙ КОНФЛИКТ И НАТО
      Конфликт между народами Боснии и Герцеговины в конце XX века был разрешен под эгидой ООН и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе в рамках операции по принуждению к миру. Хотя в составе международных сил ООН находились российские подразделения, основную роль играли вооруженные подразделения НАТО. Причем последнее претендовало на абсолютное руководство операцией, с чем российские военные были абсолютно не согласны.
      Участие миротворцев приостановило кровопролитие. Начался сложный и противоречивый процесс возвращения враждующих народов к мирной жизни. Но достаточно ли одной резолюции Совета Безопасности, чтобы международные силы вмешались во внутренние дела суверенного государства, опираясь лишь на вынужденное согласие его правительства и не заручившись хотя бы одобрением парламента? Тем более что в миротворческой операции впервые принимали участие государства, подчиненные еще и единому командованию такой организации, как НАТО.
      После окончания холодной войны и роспуска военно-политической Организации Варшавского Договора можно было бы поставить вопрос и о роспуске НАТО, под защитой которой, как считалось, от "советской угрозы" с Востока находились западноевропейские страны. Действительно, этот вопрос обсуждался и в недрах НАТО, и общественностью Европы. Но вскоре он был закрыт, а затем появились два проекта. Первый - "Программа партнерства ради мира", предусматривающая сотрудничество НАТО со странами, входившими ранее в состав Варшавского Договора, и даже с новыми независимыми государствами, возникшими в ходе распада СССР. Второй предусматривал расширение Североатлантического союза за счет вступления в него названных государств. Хотя вступление оговаривалось определенными условиями, которые ориентировали абитуриентов на принятие западных политических стандартов, основным являлось бы их желание, а также возможности стран - членов НАТО адаптировать новичков в своем союзе. Поэтому если проект "Программа партнерства ради мира" был реализован в сравнительно короткие сроки, то расширение НАТО предусматривалось провести поэтапно, что создало некий ажиотаж среди желающих.
      В России расширение НАТО было расценено однозначно как угроза ее национальной безопасности и игнорирование ее интересов. Так оно и есть. Хотя нельзя справедливости ради не признать, что сразу после окончания холодной войны и распада СССР в Брюсселе разрабатывалась концепция будущего Североатлантического союза, которая предусматривала постепенное сворачивание чисто военной деятельности этой организации и развитие деятельности политической, миротворческой, культурной, защиты окружающей среды и т. д. А до этого были предложения сделать НАТО составной частью новой системы общеевропейской организации. Более того, велись разговоры и о роспуске НАТО. Так, на сессиях Совета НАТО в 1991 году в Копенгагене и Риме Франция и некоторые другие члены союза не поддержали проект расширения деятельности НАТО и выступили с предложением превратить Североатлантический союз в одну из опор коллективной европейской безопасности.
      Вскоре стало очевидным, что НАТО не собирается сворачивать свою военную деятельность, а напротив, выводит ее на другой уровень и даже далеко за пределы европейского пространства и своей уставной компетенции. На сессии Совета НАТО в Брюсселе в декабре 1992 года оформилось новое направление в политике НАТО. Причем это было даже не возврат к политике времен холодной войны, когда НАТО рассматривалось как сдерживающая сила "советскому империализму". Теперь Североатлантический союз стал претендовать на большее. Под предлогом того, что в ряде случаев действия ООН по предотвращению военных кризисов и вооруженных конфликтов оказались малоэффективны, НАТО решило предложить мировому сообществу свою военную машину в качестве глобального миротворства. Натовские генералы выразили готовность оперативно, без каких-либо международноправовых формальностей, то есть без мандата ООН, разрешать кризисные ситуации как в любом регионе мира, так в отдельных странах. Опытным полигоном для отработки такого курса, очевидно, были выбраны Балканы. Таким образом, одна из причин трагического развития событий в бывшей Югославии можно считать перевес сил внутри самого НАТО в пользу сторонников использования военной силы блока для утверждения мира с помощью современного оружия. Американские стратеги поспешили воспользоваться слабостью противника - в данном случае России для закрепления на новых рубежах, а именно - создать военные базы США и НАТО на Балканах, что и соответствовало принятым в 1994 году решениям о расширении НАТО. Тем более что некоторые балканские политики готовы были разместить воинские подразделения НАТО в своих сиранах, надеясь в обмен получить финансовую и политическую поддержку Вашингтона.
      Было ли это попыткой американских военных сохранить за собой рабочие места и свой значимый политический статус периода холодной войны или заявкой на большее, но так или иначе Европа как минимум отбрасывалась назад в прошлое. Хотя в свое время и бывший президент Франции Ф. Миттеран на Будапештской встрече ОБСЕ в 1995 году предупреждал, что расширение НАТО представляет собой возврат к прежней политике восстановления блоков и ведет к подрыву военно-политических основ безопасности в Европе.
      Действительно, НАТО начало замещать собой ОБСЕ, претендовать на доминирование в европейском пространстве и даже за его пределами. Инициатором таких шагов были США. В какой-то степени это явилось и причиной того, что сами европейцы потеряли интерес к Хельсинскому процессу и больше внимания стали уделять Европейскому Союзу. Конфликты, возникшие на территории бывшей Югославии и СССР, показали, что ОБСЕ не имело эффективных механизмов воздействия на конфликтующие стороны и предотвращения военных столкновений и не было готово к активной миротворческой деятельности.
      Трудно опровергнуть утверждения, что внутренние конфликты в бывшей Югославии были использованы руководством НАТО как повод для расширения своей деятельности на Балканах под предлогом "угрозы" со стороны сербов. В 1991 году НАТО развернуло информационную войну против сербов. Европейское общественное мнение готовилось к тому, чтобы признать необходимость военного вмешательства в балканские дела. Тем более что Европа всегда помнила, что Первая мировая война началась на Балканах. В данном же случае было очень выгодно представить сербов "варварами, разрушителями и насильниками" и т. д. и т. п. и главными виновниками очередного балканского кризиса, так как во главе Югославии стояли бывшие коммунисты. Выходило так, что вмешательство во внутрибалканские дела происходит под старым лозунгом борьбы с коммунизмом. Такая информационная завеса предшествовала действиям авиации НАТО, которая в 1995 году фактически оказывала поддержку армии Хорватии в войне с Югославией. И это при том, что миротворцы НАТО не отреагировали на ликвидацию Республики Сербская Крайна, на этнические чистки в Хорватии и не встали на защиту 150 тысяч сербов, вынужденных покинуть свои дома.
      Антисербская линия в действиях НАТО четко прослеживается в конфликте в Боснии и Герцеговине. 10 августа 1995 года между командующим войсками ООН и главнокомандующим объединенными войсками НАТО в Южной зоне Европы был подписан меморандум о "миротворчестве". Это "миротворчество" также свелось к нанесению НАТО бомбовых ударов по боснийским сербам. Опять под прикрытием авиации началось и прошло наступление мусульмано-хорватских войск, в результате еще 20 тысяч сербов покинули свои дома. Затем был подписан американо-хорватский договор о размещении на территории Боснии войск США в течение 25 лет. 3 июня 1998 года в Совете НАТО был конкретно поставлен вопрос о развертывании вооруженных сил блока не только в Албании и Македонии, но и в югославском Косово. Фактически речь шла о новой стратегии Североатлантического союза - наступательной, которая заменяла прежнюю стратегию оборонительного характера, зафиксированную в его уставе. Вооруженные конфликты на этнической, религиозной и территориальной основе, вмешательство в них ведущих стран НАТО во главе с США, дошедшее до прямой агрессии против Союзной Республики Югославия, создали угрозу миру и безопасности на Балканах, в Средиземноморье, в Европе, для всего мирового сообщества государств и народов. В этой связи в западной печати, в частности в солидном издании "Ле Монд дипломатик", в ноябре 1998 года признавалось, что НАТО необходимо признать свою ответственность за развязывание конфликтов в бывшей Югославии. Директор журнала И. Рамонэ тогда подчеркивал: балканские народы дорого расплатились "за слепоту Запада", который допустил поспешный распад Югославии, фактически потакая амбициям националистов. Впоследствии направленный с посреднической миссией в Югославию высокопоставленный американский дипломат Р. Холбрук на страницах того же издания сделал вынужденное признание, охарактеризовав политику НАТО на Балканах "самой большой коллективной ошибкой Запада в области безопасности". *
      Положение еще более усугубилось, когда в Югославии обострилась ситуация в Косово и НАТО предприняло беспрецедентную военную операцию, которую можно сопоставить лишь с операцией "Буря в пустыне", проведенной в Ираке.
      Нельзя не отметить, что новая война на Балканах в конце ХХ века была неожиданна для европейцев, хорошо знавших историю предыдущих балканских войн. Не говоря уже о том, что оставшиеся после этих войн угли так и не были до конца погашены. Знаний и оснований было вполне достаточно для того, чтобы те, кто впоследствии так энергично рассуждали о необходимости миротворческих операций в Хорватии, Боснии и Герцеговине и Косово, хоть что-то реально сделали, чтобы предупредить новое кровопролитие на Балканах в конце ХХ столетия. Однако и одна из стран Европы, претендующая называться цивилизованной, и "мировой лидер борьбы за мир и демократию во всем мире" США, и международные организации, предназначенные решать вопросы безопасности в Европе, - все пассивно наблюдали за тем, как Югославия двигалась к катастрофе. Такое положение вещей, по мнению исследователей, казалось странным, если не халатным. *
      Может быть, о балканских войнах и конфликтах забыли? Скорее всего, нет. Свидетельство тому, поспешность, с которой американский батальон, тогда еще под флагом ООН, расквартировался в Македонии.
      Справедливости ради стоит также отметить, что европейцев совсем не беспокоила ситуация в Югославии. В конце 1980-х годов Европа, освобожденная от бремени холодной войны, но в предчувствии новых угроз своей безопасности обращает внимание на проблему национального меньшинства. Так, группа стран, возглавляемая Италией, выдвинула инициативу принятия хартии прав национальных меньшинств. Этот документ предусматривал предоставление международных гарантий национальным меньшинствам в реализации их права на самоопределение без изменения существующих государственных границ, но с возможностью широкой автономии.
      Примечательно, что в разработке указанной хартии принимала участие и Югославия. Очевидно, что принятие подобной хартии не приостановило бы распад СФРЮ, но могло бы если не решить, то значительно смягчить проблему развода югославской федерации. По другому сценарию могла бы развиваться ситуация с положением сербов в независимых государствах Боснии и Герцеговине и Хорватии, а также албанского населения югославского Косово. К сожалению, Франция и Испания и некоторые другие государства, руководствуясь своими собственными интересами, связанными с проблемами национальных меньшинств на своей территории, заблокировали принятие европейской хартии о национальных меньшинствах. Эти государства мотивировали свою позицию тем, что хартия может подвергнуть ревизии принцип территориальной целостности государств - участников СБСЕ. Но через два-три года эти же европейские государства спокойно согласились с тем, что принцип целостности государства в отношении Югославии был проигнорирован, и теперь приоритетным стал принцип национального самоопределения. И это несмотря на то, что в Заключительном акте, в главе VIII (Равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой) прямо сказано: "Государства-участники будут уважать равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой, действуя постоянно в соответствии с целями и принципами Устава ООН и соответствующими нормами международного права, включая те, которые относятся к территориальной целостности государств". * Но Запад вспомнил о принципе территориальной целостности, когда речь зашла о воссоединении боснийских и хорватских сербов с Сербией из-за их притеснения со стороны режимов независимых Хорватии и Словении и кровавого террора против них в Боснии и Герцеговине. Наконец, во время переговоров в Рамбуйе в 1999 году опять на щит был поднят принцип национального самоопределения. Он был одним из основных аргументов для того, чтобы поддержать сепаратистские устремления югославских албанцев в Косово.
      Таким образом, действия "цивилизованных" западных держав на Балканах определялись не требованиями неукоснительного соблюдения норм международного права и решений ООН и ОБСЕ, а субъективной системой ценностей, важнейшую роль в которой играла идентификация по принципу "свой-чужой", присущая скорее как раз "нецивилизованным" архаическим обществам. При этом к "своим" были отнесены не только католики словенцы и хорваты, но и боснийские и албанские мусульмане Косово, а к "чужим" православные сербы.
      Начавшаяся в 1999 году война НАТО против Югославии, также определялась своеобразным подходом "цивилизованных" стран к сербам как "варварам" XX века. Этот подход был ущербен по своей сути, что стало очевидно для самих же западных миротворцев, когда они начали свою миссию в Косово и столкнулись с откровенным игнорированием со стороны албанских сепаратистов их усилий по нормализации жизни в Косово.
      Итак, развитие балканского кризиса 1991-1999 годов, по крайней мере, на его ранних стадиях, во многом определялось двумя факторами: бездействием международных организаций и провокационной политикой некоторых западноевропейских государств в отношении провозглашения суверенитета рядом республик бывшей СФРЮ. Европейское сообщество не предприняло никаких мер для предотвращения конфликта в тот период, когда это еще было возможно. Более того, оно фактически приняло сторону тех, кто во имя своих амбиций встал на путь одномоментного развала югославского государства, созданного с помощью же самих же ведущих европейских стран. Отношение западных держав к участникам балканского конфликта представляет собой яркий пример политики "двойного стандарта". Особенно это очевидно на примере манипулирования принципами территориальной целостности и национального самоопределения.
      Конечно, что бы сейчас не говорили, но вероятность того, что без участия третьих стран - европейских государств можно было разрешить кризис в Югославии, существовала лишь теоретически. Практика показывает, что большинство межэтнических конфликтов разрешаются лишь с помощью посредников. Другое дело, что сами посредники в той или иной степени могут преследовать и свои интересы: геополитические, экономические, повышение международного престижа и т. д. Всегда есть опасность, что посредники могут стать участниками конфликта на той или иной стороне.
      На первых этапах Балканского кризиса конца XX столетия еще можно было говорить хоть о каком-то положительном эффекте посредничества. Так, ЕС предотвратило вовлечение в войну Словении, а СБСЕ долгое время ставило себе в заслугу нейтрализацию очага напряженности в Косово. ООН принимала участие в урегулировании балканского конфликта практически с самого начала. В то же время неспособность этой организации эффективно регулировать конфликт и выступить миротворцем привела к тому, что в конце 1993 года к этому процессу подключилось НАТО. Это произошло в январе 1994 года, когда прибывший с визитом в Брюссель президент США Б. Клинтон выступил в штаб-квартире НАТО с инициативой усиления роли США в урегулировании европейских конфликтов и роли НАТО в обеспечении европейской безопасности. С этого момента масштабы вмешательства НАТО в конфликт на Балканах начали стремительно возрастать и достигли кульминации в начале 1996 года. Тогда международные силы по установлению мира, примерно 60 000 человек, были размещены на территории Боснии и Герцеговины. Хотя в их состав входили и подразделения России и других государств, роль подразделений НАТО была ведущей. Причем, действуя в соответствии с резолюциями ООН и не выходя за рамки своих полномочий, НАТО все же было далеко от того, чтобы называться беспристрастным, как это требуется в зоне конфликта. Эта политика включала в себя военное и политическое сотрудничество с Хорватией. Именно мощная поддержка авиации НАТО в августе-сентябре 1995 года сломила упорную оборону боснийских сербов и оказалась одним из факторов, подготовивших почву для переговоров в Дейтоне. Этому способствовало то, что президент Хорватии Ф. Туджман, пользуясь политической поддержкой США, отказался принять участие в организуемой Россией конференции по мирному урегулированию, намеченной на лето 1995 года в Москве. Американцы "сквозь пальцы" смотрели и на то, как осуществлялись поставки оружия боснийским мусульманам из стран Ближнего и Среднего Востока через Хорватию.
      Считается, что в это время инициатива по урегулированию боснийского конфликта окончательно перешла к США и НАТО. Они смогли отодвинуть Россию на второй план. Это явилось не только результатом повышения активности политики США на Балканах, но и следствием ослабления самой России, а также отсутствия у нее четкого понимания стратегических перспектив своего развития. В результате в Дейтоне российская сторона фактически могла лишь наблюдать за энергичными действиями американского дипломата Р. Холбрука. В лучшем случае с Россией советовались, а то и просто информировали, когда это было необходимо, чтобы засвидетельствовать ее формально необходимое участие и ратифицировать результат переговоров.
      Добившись крупного дипломатического успеха в Дейтоне, НАТО, постоянно подталкиваемое США, наращивало свое военное и политическое присутствие в регионе. В декабре 1995 года, сразу же после подписания Парижского мирного договора, США отправили в Боснию 20-тысячный контингент, составивший теперь третью часть от общего числа международных сил по установлению мира, причем самую мощную и подготовленную. Хотя срок пребывания американских подразделений ограничивался как миротворческим мандатом ООН, так и законодательством США, а также несмотря на давление республиканской оппозиции в Конгрессе, традиционно выступающей против активного и непосредственного участия вооруженных сил страны в европейских конфликтах, в декабре 1997 года Клинтон сказал, что вывод американских войск из Боснии должен быть связан не с конкретной датой, а с достижением определенных результатов в области создания "свободного и демократического" государства Босния и Герцеговина. Он также заметил, что не может обещать полного вывода американских войск из Боснии к концу своего второго президентского срока, истекающего в январе 2001 года. Более того, обострение кризиса в Албании и Косово в 1998 году стало предлогом для дальнейшего расширения деятельности НАТО на Балканах и прямого военного вмешательства во внутренние дела Югославии в 1999 году. В течение балканского кризиса постепенно создавалась особая инфраструктура автономного от ООН миротворческого контингента НАТО и отрабатывалась методика его поддержки с военных баз, расположенных в Европе и США.
      Военная операция НАТО, а фактически необъявленная война против суверенного европейского государства Югославии, создает опасный прецедент в мировой политике, дающий основания для повторения подобных "миротворческих операций" в других регионах и по отношению к другим суверенным государствам.
      ОРГАНИЗАЦИЯ ЖИЗНИ В КОСОВО: СЦЕНАРИИ И РЕАЛЬНОСТИ
      Усилиями государств - членов контактной группы, а также США, ОБСЕ и НАТО все же удалось прекратить военные действия в Косово, но обстановка оставалась сложной. Поэтому при любом развитии ситуации в Косово и вокруг него необходимо рассмотреть условия, которые могли бы способствовать прекращению конфликта, ослаблению албано-сербского противостояния и предполагали бы взаимоприемлемые для них формы существования двух народов в региональной системе международных отношений Балкан.
      Европейское сообщество обратило внимание на албано-косовский конфликт в Косово еще задолго до обострения ситуации в этом крае в 1998-1999 годы. Рассматривались различные сценарии урегулирования албано-сербских противоречий и предлагались варианты устройства Косово.
      В предчувствии косовского взрыва в "мягком подбрюшии Европы" конфликтологи научных центров, политики европейских стран и международные организации разрабатывали возможные сценарии урегулирования сербско-албанских противоречий и различные варианты будущего устройства Косово как в составе Югославии, так и вне ее.
      Все сходились на том, что конфликт может быть разрешен только на основе компромисса сторон внутри Югославии. Для достижения этого компромисса албанцам Косово и сербам рекомендовалось руководствоваться тремя основными принципами урегулирования подобных конфликтов:
      каждый теряет больше, чем может приобрести от войны;
      в пользу смягчения конфликта реальными могут быть только политические, экономические и культурные решения, принятые с помощью ООН;
      разрешение одного конфликта является частью большого процесса, относящегося ко всем территориям бывшей Югославии и развивающегося с учетом взаимосвязи с другими проблемами и особенностями международных отношений и культуры Балкан, в основу которого должен быть положен принцип соблюдения прав человека, который по существу является общей проблемой как для сербов и албанцев, так и для всех других балканских народов.
      Считалось маловероятным, что все перечисленное выше может быть достигнуто скоро. Поэтому возможным посредникам (наиболее подходящими считались нейтральные государства) предлагалось направить усилия на изменение существующих у сторон конфликта субъективных взаимовосприятий и на формирование нового психологического климата албано-сербского сожительства. А именно - довести до сознания сербов, что жесткое отношение к албанцам Косово с их стороны нельзя постоянно оправдывать их угрозой для Сербии и Югославии. Скорее всего, оно в значительной степени является результатом болезненных исторических воспоминаний, хотя реально косовские албанцы как община едва ли в недавнем или более отдаленном прошлом прямо угрожали сербам. В то же время создание Белградом жесткой политической системы в слаборазвитом Косово и недостаточные усилия по нормализации сербо-албанских отношений привели лишь к ожесточению и консолидации албанцев. Было ясно и то, что в связи с распадом СФРЮ и особенно после обострения конфликта в Косово психологическое восприятие сербами поведения албанской общины стало еще более болезненным. Поэтому обращалось внимание югославского руководства на то, что строить свои отношения с албанцами на старых принципах, а тем более на эмоциональной основе не продуктивно с точки зрения разрешения конфликта и будущего развития Югославии.
      С другой стороны, албанцам Косово предлагалось согласиться с тем, что необходимо уважительно и терпимо относиться к тому историческому факту, что Косово (Косово поле) является также существенной частью самосознания сербского народа, несмотря на то что эти территории одновременно и часть более ранней драматической истории албанцев, связанной с экспансией славянских племен на Балканы. Албанцам также рекомендовалось отказаться от иллюзии использовать тяжелое положение Сербии для исторического реванша и мести. Албанской стороне предлагалось помочь осознать, что она сама способствовала ужесточению позиций Белграда тем, что практически полностью дистанцировалась от югославских государственных институтов и в то же время осознанно и неосознанно разыгрывала роль жертвы сербского тоталитаризма перед европейским сообществом, способствовала изоляции Югославии.
      Без сомнения, если бы стороны конфликта на более ранней его стадии прибегли к помощи посредников в формулировании своих долгосрочных целей и задач и соответственной адаптации предложений и средств для их достижения, могли бы быть установлены более эффективные взаимоотношения, и война НАТО против Югославии, возможно, и не состоялась. Тем не менее, несмотря на случившееся, обе стороны должны были быть готовы к уступкам как в своих собственных интересах, так и в интересах будущего. Несмотря на все разногласия, уходящие своими корнями в историю, сербам и албанцам придется и в дальнейшем сосуществовать. Любая попытка одной из сторон сделать Косово этнически однородным районом приведет к вооруженным столкновениям, как это уже было в Хорватии и Боснии-Герцеговине. Пока же можно констатировать, что обе стороны сегодня скорее смотрят в прошлое, чем в будущее. Вполне возможно, что это помогает им на современном этапе консолидироваться, пережить политический и психологический кризис. Но что дальше?
      Конфликтологи, создавая сценарии примирения враждующих сторон, исходили из того, что абсолютно желаемого не получит никто. Ни одна из сторон не сможет достичь даже минимальных своих целей, если они входят в противоречие, по крайней мере, с интересами другой. Поэтому албанцам и сербам следует подумать хотя бы об относительных выгодах для себя в случае достижения компромисса.
      Соответственно, если Белград хочет, чтобы сербы жили в Косово, и сохранить этот край в составе Сербии, он должен проводить политику, приемлемую для косовских албанцев как бы это ни было трудно в плане сохранения целостности государства, делая акцент на права человека и культивируя у сербов и албанцев толерантность к другим укладам жизни, развивая умение преодолевать исторические стереотипы.
      В свою очередь, албанцы не должны препятствовать миссии посредников и должны отказаться от психологического и физического террора по отношению к сербам в Косово. Албанские лидеры также должны воспитывать у своего народа терпимость к сербам и нацеливать их на решение конкретных проблем социокультурного развития общины и восстановления коммуникаций с внешним миром.
      Моделируя возможные варианты развития ситуации в Косово, аналитики исходили из того, что албанцы Косово не исключают возможности создания своего государства или нечто подобного - союз государств или территорий и т. д. Вряд ли они откажутся от этих планов после того, как практически вся Европа и некоторые мусульманские страны поддержали их в войне с сербами. Возможно, что в неопределенном будущем устремления албанцев действительно реализуются в том или ином варианте. Поэтому предполагалось, что сербам, другим балканским государствам и Европе надо быть готовым и к такому развитию событий, если окажется, что это единственный путь стабилизации международной обстановки в регионе. Но албанцы должны понять и смириться с тем, что для этого нужно время, чтобы улеглись страсти и выросло мирное поколение (возможно, не одно) сербов и албанцев. В этом плане албанцам следует осознать, что в настоящее время для них лучше отказаться от каких-либо конкретных шагов по созданию своего государства. Другое дело, что никто не может им запретить обсуждать планы и различные проекты албанского государственного строительства. Они могут быть в той или иной степени реальны при условии, что некое новое государство будет создано (скажем так, в неопределенном будущем) только на принципах, идеях, практике, не идущих вразрез с интересами Сербии и с ее согласия. Должны быть соблюдены интересы как сербов, так и других национальностей Косово. Все они должны иметь полные и равные гражданские права в соответствии с международными нормами. В то же время обе стороны могли бы согласиться, что их интересы и действия должны быть приемлемы для других опосредованных участников этого конфликта, а именно - албанцев Македонии и Албании и правительств этих стран. Аналитики также считали, что при таком варианте разрешения албано-сербского конфликта в Косово желательно, чтобы новое государство (или политическое образование, подобное этому) было нейтральным Оно должно иметь открытые границы, воздержаться от создания национальной армии, ограничившись созданием полиции. Гарантом безопасности нового балканского образования стали бы европейские международные организации, существующие или специально созданные для этого, но все под эгидой ООН. Если выступая за создание независимой республики Косово, косовские албанцы согласятся обсуждать возможность создания кантонов или других моделей государственного строительства в тех местностях, где сербы представляют значительную часть населения, то в этом случае необходимо предусмотреть проведение двусторонних переговоров специально по вопросу об установлении новых межобщинных границ по договоренности сторон и в соответствии с нормами международного права.
      Очевидно, следует исходить и из того, что после уже имевших место военных действий в Косово, случаев взаимного насилия по отношению к мирному населению маловероятно, что албанцы и сербы согласятся (или сразу согласятся) жить в одном государстве. В то же время такое положение вещей не означает, что албанский вопрос в Косово неразрешим. Поиск путей его разрешения должен быть продолжен.
      В целом же очевидно, что в переходный период для территорий бывшей Югославии необходимо искать нетрадиционные и разнообразные политические, административные и правовые средства урегулирования споров и конфликтов. Потребуется много инициатив, рассчитанных на долгосрочное решение. Но в первую очередь необходимо снять напряженность, снизить уровень недоверия, наметить пути к компромиссным развязкам и достижению согласия сторон. В этой связи желательно привлечение специалистов конфликтологов и психологов по реабилитации населения. Международные посредники и специалисты могли бы проводить в жизнь ряд ненасильственных решений культурологического плана, нацеленных на формирование новой общественной психологии и системы ценностей.
      Выход из конфликтной ситуации мог бы осуществляться по таким направлениям:
      максимально возможная демилитаризация Косово как зоны конфликта, недопущение увеличения числа армейских подразделений и запрещение и роспуск непредусмотренных законом военных и полувоенных формирований на всей территории Косово; необходимая защита и охрана югославской полицией (состоящей из сербов и албанцев, представителей других этнических групп) под контролем наблюдателей ОБСЕ гражданского населения Косово; размещение международных миротворческих сил также могло бы быть рассмотрено;
      наблюдение за правами человека: присутствие в Косово миссий для сбора информации о нарушении прав человека и передача этой информации в Европейский совет, ООН, ОБСЕ, Международный суд, в организации и учреждения по правам человека и информационные центры;
      восстановление свободы слова и печати; охрана культурных памятников и объектов как сербов, так и албанцев при содействии ЮНЕСКО в сотрудничестве с другими международными организациями;
      нормализация общественной жизни: возможность передвигаться, встречаться и участвовать в обычной жизни в условиях максимальной безопасности; открытие заводов, школ, учреждений здравоохранения и равные возможности допуска в них албанцев и сербов.
      Перечисленное способствовало бы непрерывному переговорному процессу, восстановлению албано-сербского диалога и сотрудничества албанской и сербской общин.
      Определяя дальнейшую судьбу Косово, политики и аналитики разрабатывали следующие варианты организации жизни в этом крае.
      Возможности использования опыта института опеки
      В Уставе ООН говорится об опеке как об одном из вариантов временного устройства определенной территории в условиях перехода ее от одной формы правления к другой. В настоящее время в мире существует множество регионов и областей, где ситуация побуждает изучать возможности включения этих территорий в систему опеки как средство адаптации к современным условиям или разведения конфликтующих сторон.
      Идеи и задачи системы международной опеки могли бы быть использованы и в своеобразной ситуации в Косово в целях продвижения к миру, политическому, экономическому и социальному прогрессу, а также к самоопределению и защите прав человека. В общих чертах эта идея такова: дать Косово статус подопечной территории, находящейся под управлением Сербии и наблюдением Совета по Опеке ООН. Последний будет содействовать достижению мира и согласия в Косово и формированию новых гражданских отношений, скорее всего федералистского уровня, то есть обновленной Югославии или славяно-албанской конфедерации, а также в будущем и нового независимого государства.
      Возвращение к старому опыту опеки Лиги Наций, а позднее ООН, никоим образом не подразумевает, что настоящие сербско-косовские (албанские) отношения могут повторить ситуацию с бывшими колониальными территориями, когда мандат использовался лишь в интересах опекуна.
      Урегулирование могло бы проходить следующим образом: Генеральная ассамблея ООН и Совет по Опеке осуществляют наблюдение за процессами, направленными на самоопределение Косово, где в то же время главную ответственность как управляющая власть несет по-прежнему Сербия. В случае несоблюдения одной из сторон договоренностей, обе стороны могли бы испрашивать и получать поддержку ООН, а ее представители, в свою очередь, регулярно посещать обе стороны, оказывать содействие и направлять процессы к достижению этой цели.
      ООН будет и далее осуществлять координацию, а возможно, и выполнять функции посредника в переговорах между сторонами в целях разрешения проблем относительно административных или государственных границ, будущих взаимоотношений сторон, государственного долга, экономической деятельности, соблюдения прав человека, восстановления образовательных, промышленных, социальных секторов в различных частях государства. Желательным было бы специальное заявление, что Косово не может быть аннексировано ни одним государством или объединено с любым другим государством, но одновременно становится новой самоуправляемой территорией, а возможно, и другим государством по истечении определенного периода времени.
      Институт опеки снизил бы угрозу применения силы или проведения военных действий со стороны Сербии и албанских экстремистов, гарантировал бы поддержание соответствующих мирных условий, давал бы уверенность, что в Косово не будет забыта ни одна из сторон, что они будут иметь полный доступ к историческим местам и памятникам обеих культур, некрополям и т. д. Более того, Сербия как член ООН имела бы значительные возможности оказывать влияние и участвовать, через ООН, в делах Косово.
      С точки зрения Косово, вариант опеки мог бы гарантировать краю в точно обозначенное время оговоренный новый статус, а наблюдение ООН за переходным процессом и содействие ему будет гарантировать прекращение репрессий. Период опеки позволит жителям Косово подготовить себя к управлению своими собственными делами и к развитию взаимовыгодных экономических, политических и юридических отношений с Сербией как в рамках независимого государства, так и/или в рамках федеративных отношений в составе Югославии.
      Вариант кондоминиума
      Кондоминиум подразумевает совместное управление одной и той же территорией двумя или несколькими государствами. В этом случае такими государствами можно было бы представить Югославию, Албанию или/и наряду с ними и другие государства при обязательном условии наблюдения со стороны ООН. Может быть и другой вариант. Сербия гарантирует, что в Косово будет восстановлен статус автономного региона на какой-то оптимальный период. В свою очередь, албанцы Косово могли бы заявить, что не будут стремиться к выходу из состава Югославии. В качестве части этого соглашения стороны выработают модели мирного албано-сербского сосуществования и сотрудничества и определят сроки начала переговоров. Одновременно это должно быть подкреплено рядом международных гарантий и деятельностью посредников.
      Вариант кондоминиума предпочтителен потому, что обеспечит возможность поставить обе стороны в приемлемые для разрешения конфликта и построения доверия рамки, которые предотвратят взрыв насилия в будущем и позволят обеим сторонам проявить гибкость, не потеряв при этом своего лица.
      Вариант раздела Косово
      Несмотря на то что этот вариант в настоящее время исключается, необходимо иметь в виду и его, поскольку ранее он уже рассматривался. Если Косово будет разделено на государственном уровне, то это должно произойти только в результате свободного волеизъявления, то есть референдума, в ходе которого население свободно изберет вхождение в то или иное государство (или создание такового). Правда, есть риск создать проблемы аналогичные уже существующим. Вполне возможны в этом случае и взаимные этнические чистки. Очевидно, они неизбежны, учитывая, что острота албано-сербских отношений не снижается. Поэтому необходимо предусмотреть механизм сдерживания взаимного этнического экстремизма.
      Вариант реформы югославского государства
      Наряду с вышеизложенными вариантами рассматривалась и возможность реформы самого государственного устройства Югославии, которое, собственно, и стало одной из причин кризиса и распада федерации. Выше перечисленные варианты могут быть лишь компромиссом конфликтующих сторон, но не решением проблемы по существу - меньшинство (сербское или албанское, или иное) останется меньшинством. То есть иерархия этнических групп будет сохраняться, провоцируя перманентно конфликтную ситуацию, так как этно-территориальный принцип построения государства этому способствует. Поэтому следует рассмотреть возможность трансформации нынешней этнотерриториальной модели федеративного устройства Югославии в федерацию, в основе которой будет лежать не этнотерриториальный, а антропоцентрический принцип и гражданское взаимодействие, наряду с широкими возможностями для развития культурной автономии. Реформа, вероятно, встретит сопротивление элит Черногории, ибо она будет противоречить историческим традициям сербо-черногорского союза. Не говоря уже о том, что в ходе войны в Косово Черногория все более отдаляется от Сербии и Белграда. В этой югославской республике зреют настроения, которые могут привести и к выходу ее из союзного государства, тем более, что это находит поддержку у ряда западных политиков. Но если элитные группы, которые выступают за сохранение югославского государства в его нынешних границах, хотят предотвратить или нейтрализовать центробежные тенденции, то им стоит подумать о шагах в направлении реформы федерации.
      Так моделировалась концепция миротворчества в ожидании согласия Белграда на участие посредников, но без расчета, что США и НАТО начнут реализовывать свой вариант миротворчества, который создаст новый расклад в отношениях сербов и албанцев.
      * * *
      Организация жизни в Косово после того, как НАТО заставило Белград согласиться на ввод в Косово международного миротворческого контингента, осуществляется не в соответствии с каким-то одним из вышеперечисленных вариантов, но в какой-то мере учитывает все. Все участники конфликта согласились, что край Косово останется в составе Югославии (точнее, Республики Сербии), на чем особенно настаивала России, считавшая, что принцип целостности югославского государства во что бы то ни стало должен быть соблюден. Хотя у западных участников контактной группы по Косово было иное мнение, которое если не прямо, то косвенно давало возможность албанцам в дальнейшем выйти из состава Югославии.
      Будущая судьба Косово зависит от множества факторов, о которых говорилось выше. Решением ООН в Косово была направлена миротворческая миссия ООН, задачей которой являлось прекращение жесткого противостояния албанцев и сербов, реабилитация населения и налаживание мирной жизни в крае. В то же время было очевидно, что это во многом зависит от отношений между основными участниками миротворческого процесса: России и НАТО во главе с США. Как можно было ожидать, между ними сложились довольно напряженные отношения.
      Каждая сторона уже думала о том, что будет после Косово, и соответственно выстраивала свою тактику и стратегию действия. Началась борьба между миротворцами за будущие ли лавры или за новые геополитические позиции. Так, возможности России в миротворческом процессе на Балканах были объективно ограничены в силу ряда обстоятельств. Все их перечислять не стоит, но главное известно. Это - слабость России. Предчувствие ли Москвы, что на лавры главных миротворцев опять претендует Запад во главе с США, или нежелание опять остаться на второстепенных ролях, как это произошло в Боснии и Герцеговине, внутренние ли противоречия между российскими ведомствами привели к тому, что Россия в лице военных совершила неожиданный шаг для западных партнеров. Одно из российских подразделений миротворцев в Боснии и Герцеговине молниеносно переместилось из Боснии и Герцеговины в Косово: "наши" оказались первыми из международного корпуса миротворцев, которые вошли в край. Идея фикс наконец была реализована: мы обошли-таки американцев. Конечно, были не только амбиции и комплексы, но и понимание того, что без "русских братьев" сербам в Косово будет совсем туго. Россия, учитывая предыдущий опыт, постаралась подстраховать свои особые позиции по вопросу миротворческого процесса в Косово и его статуса, а также свою независимость от миротворческих подразделений НАТО, также входящих в состав миссии. В то же время некоторые американские военные готовы были силой остановить русских. К чему это могло привести, можно было только догадываться.
      После прекращения военной операции НАТО против Югославии и вывода ее воинских подразделений из Косово начались трудные переговоры по вопросу непосредственного участия их в организации жизни в Косово. В июне 1999 года в Хельсинки США и Россия договорились о разделе Косово на секторы. Российская ответственность в основном распространялась на территории, где проживали сербы. Аэропорт в Приштине находился под совместным контролем.
      Несмотря на присутствие миротворческого контингента, албанцы и подразделения ОАК стали оказывать на сербов жесткое психологическое и физическое давление. Физическое насилие в Косово стало обычным явлением. Стычки между албанцами и сербами не были редкостью. Албанцы изначально рассчитывали на поддержку западных миротворцев и негативно относились к российским подразделениям. В то же время на начальном этапе ввода миротворческих сил в Косово было заметно, что подразделения западных государств с предубеждением относятся к сербскому населению. Хотя, возможно, это обычный для европейцев снобизм, проявляющийся в решении вопросов, касающихся "менее цивилизованных" народов. Представители западных государств не очень-то спешили. Создавалось впечатление, что первоначально они предполагали "умиротворить" сербов и защитить албанское большинство Косово. Причем то и другое осуществлялось с помощью местной полиции, в основном составленной из представителей АОК.
      Что из этого получалось, не трудно догадаться. Выходило так, что вопреки резолюции 1244 Совета Безопасности ООН, гарантирующей Белграду поддержку и защиту сербов и сохранение целостности Югославии, фактически поддерживался курс косовских албанцев на создание своего независимого государства. Представители западных государств, конечно, пытались отвергнуть подозрения российской стороны. Со своей стороны, Запад не очень-то доверял России, зная о традиционных симпатиях российского общества и военных к сербам, не говоря уже о настроениях в Думе. Следовательно, необходимо констатировать, что миротворческая операция в Косово осуществлялась в условиях дефицита доверия между Россией и Западом, являющегося результатом не только сохраняющихся стереотипов взаимовосприятий, но и неготовности вместе продумать стратегию будущего развития Балкан. Россия, обремененная внутренними проблемами, не может пока переступить через прошлое и настоящее и выйти на уровень категорий будущего. В свою очередь, Запад по-прежнему излишне эгоцентричен и увлечен проектами будущего мирового порядка в условиях глобализации.
      Функции правительства Косово стал исполнять сформированный миссией ООН Временный административный совет края. Переговоры о создании Совета шли три месяца, примечательно, что без участия сербов. Совет возник как результат соглашения между администратором - специальным представителем ООН и руководством албанцев. Одновременно было объявлено о роспуске других управленческих структур. Так, И. Ругова заявил о прекращении институтов непризнанной "Республики Косово". В Совет вошли четыре представителя миссии и четыре представителя косовских албанцев. Администратор ООН стал возглавлять исполнительную и законодательную власть в Косово, с правом вето на решения Совета. Деятельность Временного административного совета рассчитана на 6-9 месяцев - время, которое потребуется на организацию краевых выборов.
      Конфликт в Косово, связанный с проблемой албанских общин в Македонии и Греции и неустойчивой ситуацией в Албании и Боснии и Герцеговине, стал новым испытанием не только для югославского, но и для будущего мирного сосуществования на Балканах, а также Европы. В конфликте серьезно затронуты национальные чувства всех участников, которые, блокируя рациональные подходы к его разрешению, одновременно не могут быть отделены от более широких стратегических вопросов европейского и глобального уровня.
      Некоторая весьма относительная стабилизация обстановки в Косово, достигнутая в результате усилий европейских государств, России и США, международных организаций ООН, ОБСЕ и НАТО, означает лишь то, что и в дальнейшем необходимо прилагать максимальные усилия для поиска путей разрешения албанского вопроса, в том числе с непосредственным участием Югославии и других балканских государств. Но как бы ни развивалась ситуация, надо исходить из того, что албано-сербские противоречия потеряют свою остроту не в ближайшем будущем, что ставит под вопрос будущее Югославии как многонационального государства.
      Проблематично будущее сербско-черногорских отношений в рамках союзного государства. Наметилась тенденция отдаления Черногории от Сербии. Строго говоря, дистанция между Сербией и Черногорией была всегда. Даже незначительные для внешнего наблюдателя различия в языке между сербами и черногорцами являются для последних основанием отстаивать свою самобытность. Но есть и более серьезные факты, свидетельствующие о наличии у черногорцев собственной системы идентификации. Например, официальный Цетин в противовес Сербской Православной церкви все более поддерживает автокефальную церковь Черногории. Последняя же всегда сдержанно относилась к Белграду.
      Таким образом, как бы ни складывалась судьба Югославии и живущих в ней сейчас народов, им предстоит длительный процесс изменения культуры взаимоотношений. В этом процессе могла бы сыграть положительную роль и Россия.
      Вставай, страна моя родная,
      За братьев! Бог тебя зовет
      Чрез волны гневного Дуная
      Туда, где землю огибая,
      Шумят струи Эгейских вод.
      Ф. И. Тютчев. Россия
      БАЛКАНСКАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ
      Стоит еще раз напомнить, что балканская политика России восходит к походам древнерусских дружин на Византию. В Х веке киевский князь Святослав Великий попытался вторгнуться в пределы могущественной империи. Он даже перенес на Дунай свою столицу, назвав ее Переяславль, и начал войну с Болгарией. Его постигла неудача - болгары разбили дружину Святослава. Затем было падение Константинополя и завоевание Османской империей всего Балканского полуострова. Именно в это время начали закладываются те ориентиры русского национального сознания, которые впоследствии будут определять на столетия одно из направлений внешней политики России.
      В ХVIII веке Россия предприняла новый поход на Балканы и одновременно начался новый виток в развитии национального сознания, ознаменовавшийся "греческим проектом" Екатерины Второй. Императрица задумала воссоздать Великую Византию теперь уже как греко-славянскую империю во главе с Россией. Завоевание Крыма и взятие причерноморских городов, бывших когда-то византийскими колониями, морские походы Ушакова в Средиземноморье были первыми шагами в этом направлении. Войны с тогда уже завладевшей Балканами Турцией не прекращались на протяжении ХVIII-ХIX веков и закончились вместе с Первой мировой войной.
      Менялись названия русских государств и сменялись на престоле их правители, пала и ушла в небытие сама Византийская империя, но мечта "прибить щит на врата Цариграда" оставалась. Пожалуй, последней попыткой взять Константинополь явился десант Советской Армии, который высадился в 1944 году на крайнем юго-востоке Болгарии. Можно предположить, что если бы Турция объявила войну России, то русский солдат смог бы наконец "омыть свои сапоги" в водах Босфора.
      История Балкан является органическим продолжением истории России, частью ее национального сознания. Балканы это - единственный регион, где внешняя политика России не только учитывает этно-религиозный фактор, но и делает на него ставку. В данном случае речь идет о национальном мифе, в пространство которого и входят славяноязычные и православные народы Балкан. Согласно славянофильской мифологеме в центре славяно-православного мира находится Россия, которой предназначено свыше покровительствовать и защищать славян и православных от враждебных им исламских и западных миров. Таким образом, политика Запада или исламских стран на Балканах неизбежно воспринимается как вторжение в пространство национального мифа России, а значит, и возбуждает национальное сознание и создает ощущение опасности.
      Несмотря на доминирующую в сознании россиян идею "братства православных и славянских народов" и освобождение Балкан русской армией от турецкого владычества, эти народы не бросились в объятия освободителей. Греция уже к середине XIX века начала ориентироваться на Англию и не могла забыть, как Россия не поддержала ее восстание против Турции в 20-е годы. Болгария, обретя независимость, стала ориентироваться на Австро-Венгрию и Германию, а в Сербии также были сильны прозападные настроения. У православной Румынии были свои претензии в связи с несостоявшимся, благодаря России, объединением с Молдавией.
      В определенной степени такая неожиданная для России ситуация на Балканах во многом была вызвана ее же политикой. Официальный Петербург был крайне консервативен в своих воззрениях и очень осторожно относился к любому веянию свободы на Балканах, хотя вроде бы это способствовало ослаблению его геополитического соперника Турции. Так, он не внял в свое время призывам греков и своей общественности поддержать греческое восстание. То же самое повторилось в канун Апрельского восстания в Болгарии в 1876 году. С большим подозрением относясь к болгарским либералам, царский режим в конце концов решил поддержать государственный переворот болгарского князя Баттенберга, отменившего либеральную конституцию и установившего самодержавное правление. В связи с этим в одном из донесений русского дипломата А. С. Ионина из Болгарии констатировалось, что Россия не оправдала ожидания болгар, ее "беспрестанная перемена взглядов... переход от Тырновской конституции к едва замаскированному деспотизму... поколебали наш нравственный кредит". * Затем Петербург долго не признавал свершившийся факт объединения Северной и Южной Болгарии, происшедшего в результате восстания в Пловдиве в 1885 году. Позицию России по болгарскому вопросу можно объяснить сложной обстановкой на Балканах. Между молодыми независимыми балканскими государствами возникли территориальные споры. В то же время было очевидно, что национальные движения балканских народов одержали победу не только под знаменами свободы и независимости от Турции, но с желанием создать гражданское общество и республику по европейскому образцу. И вот здесь они встретили непонимание и даже сопротивление Российской империи. Дипломатические маневры Петербурга и грубое вмешательство в болгарские дела, его соглашения с Австро-Венгерской империей, опора на реакционные режимы на Балканах вызывали раздражение у либеральной общественности балканских стран. Не говоря уже о том, что наметились противоречия между Россией и балканскими государствами в сфере экономики и внешней торговли, в частности из-за производства зерна, на поставки которого на рынки Европы стали претендовать Болгария и Румыния. В то же время возрастала экспансия германского капитала на Ближний Восток и Балканы. России было трудно конкурировать с постоянно прогрессирующей германской промышленностью.
      Большие проблемы у России возникали в связи с острыми противоречиями между самими балканскими государствами. Это и споры между Болгарией, Грецией и Сербией по вопросу принадлежности территорий Македонии, между Болгарией и Румынией из-за Добруджи и т. д. Каждое государство стремилось заручиться поддержкой одной из великих держав, в том числе и России. Соответственно интересы держав и балканских государств причудливо переплетались, создавая сложные международные проблемы, которые нередко могли привести к войне не только на Балканах, но и в Европе. Для России порою "славянское братство" становилось тяжелым бременем, при том, что "братья", случалось, и меняли пророссийскую ориентацию на союз с той или иной европейской державой. Стоит вспомнить, что Болгария, дважды состоя в союзе с Германией, была противником России в двух мировых войнах. Конечно, не следует драматизировать и настоящее стремление Софии вступить в НАТО и поддержку ее военной операции против Югославии, но факт остается фактом: "братья" опять ориентируются на Запад. В российско-болгарских отношениях можно увидеть определенную закономерность: каждый уход российской армии с Балкан приводил к тому, что ее балканские союзники изменяли свой внешнеполитический курс. Примерно в таком же контексте развивались отношения с другими балканскими государствами вплоть до наших дней. Дело в том, что все победы российской армии не приводили к тому, чего и без оружия или с помощью его добились западные державы: экономическому присутствию на Балканах. Для этого необходимо было перестроить саму Россию, а это пока не получается.
      Если говорить о албанском вопросе и проблеме Косово, то они долгое время имели подчиненное значение в балканской политике России, так как основную ставку она традиционно делала на православное, прежде всего славянское население и соответствующие государства, что определялось популярностью панславистской доктрины и славянофильскими настроениями в российском обществе и политических кругах. * Поэтому в начале ХХ века, когда решалась и судьба албанской государственности, российская дипломатия поддерживала те проекты устройства Балкан, которые не противоречили интересам Сербии и Черногории и способствовали их усилению, а значит, сдерживанию экспансионистских устремлений ее традиционного противника Австро-Венгрии. В частности, Россия была не против того, что часть территорий с албанским населением вошла в состав названных государств.
      После Второй мировой войны, когда между компартиями СССР и Югославии возникли большие разногласия, советское руководство воспользовалось албано-югославскими противоречиями с тем, чтобы компенсировать потерю влияния в Югославии и повысить роль СССР в Албании, создав на побережье Адриатики неподалеку от албанского порта Влера свою военно-морскую базу. Политическое и военное сотрудничество СССР и Албании завершилось в начале 1960-х годов в результате резкого ухудшения отношений между руководителями двух стран, вплоть до прекращения официальных контактов. Во второй половине 1980-х годов, после краха тоталитарного режима Э. Ходжи, Албания вышла из самоизоляции и начался процесс восстановления российско-албанских отношений.
      В 1990-е годы позиция России в отношении албанского вопроса формировалась в общем русле ее балканской политики, а также существовавших традиций и стереотипов. Но вначале надо сказать о том, что роспуск Организации Варшавского Договора и геополитическая переориентация входивших в ОВД восточноевропейских государств на Запад, а также распад Югославии и СССР изменили соотношение сил на Балканах.
      В свою очередь, новой политической элите России ее отказ от прежней системы ценностей показался вполне достаточным для того, чтобы начать интеграцию в европейское политическое пространство, чем и объясняются ее надежды "на солидарность" Запада и его экономическую помощь. * Сильно выраженная прозападная ориентация новых политических элит приводит к тому, что традиционные для российской внешней политики стратегические направления либо стали второстепенными, либо были подчинены курсу на интеграцию с Западом. Так произошло и с балканской внешней политикой Российской Федерации. Теперь речь шла о том, что она, как можно было судить по словам тогдашнего министра иностранных дел Российской Федерации А. Козырева, вместе со странами Запада готова была поддержать их борьбу с тоталитарными режимами. *
      Очевидно, именно идеологическая переориентация и игнорирование исторических истоков российской внешней политики на Балканах способствовали тому, что официальная Москва слишком поспешно поддержала западный вариант разрешения югославского конфликта. Но получилось так, что прошлое продиктовало свою логику развития ситуации на Балканах. Выступая на стороне Запада, Россия не укрепила свои позиции на Балканах и не приобрела союзников в лице возникших после распада СФРЮ новых государств. Их национальные элиты, которые и прежде в силу культурно-исторических и геостратегических причин ориентировались на Запад, лишь подтвердили, что они верны своей исторической традиции.
      Причины конфликтного сценария распада Югославии носили глубоко исторический и сложный культурно-психологический характер, а существовавшая оппозиция "коммунисты-демократы" была далеко не главной. Можно предположить, что близорукость Европы в балканских делах была следствием длительной холодной войны, в период которой был несколько потерян интерес к нерешенным этническим и территориальным проблемам региона, доставшимся в наследство от периода распада Османской империи. Другим объяснением позиции, занятой европейскими государствами, может быть также их стремление использовать начавшийся распад югославского государства для изменения исторического баланса сил на Балканах в свою пользу. Так, в частности, в болгарской печати отмечалось, что на Сербию - "традиционного союзника России на Балканах, давят извне", чтобы изменить ее внешнеполитический курс и "вытеснить" Россию из региона. *
      Противоречия между Россией и европейскими государствами и США практически сразу проявились в процессе их совместной деятельности по урегулированию югославского кризиса, когда стало очевидно, что на первые роли претендуют именно западные государства. Особенно выступали против такого подхода российские военные, не желавшие осуществлять миротворческую миссию в Боснии под началом НАТО. Правда, когда начался процесс распада СФРЮ, были предприняты попытки сблизить подходы России с позициями западноевропейских государств ради прекращения военного конфликта в Боснии и Герцеговине. Можно предположить, что все-таки взаимодействие России и европейских государств помогло бы в конечном итоге найти наиболее оптимальные пути разрешения многих существующих на Балканах проблем, в том числе смягчить напряженность в отношениях между мусульманами и христианами, албанцами и сербами. Но этого не произошло по вине обеих сторон.
      В связи с расширяющимся сотрудничеством бывших социалистических стран, в том числе бывших югославских республик с НАТО, Москва начинает дистанцироваться от западных государств, а Югославия начинает рассматриваться опять как "исторический союзник" на Балканах. Такой поворот в российской дипломатии вполне удовлетворил национал-патриотические круги России, постоянно критиковавшие президента и тогдашнего главу российской дипломатии А. Козырева за их прозападный курс и настаивавшие на политике, которая основывалась бы на таких ценностях, как "славянское братство".
      Можно было бы сделать вывод, что коррекция внешнеполитического курса Москвы - результат давления оппозиции. В какой-то степени так и было: в постсоветский период МИД России уже не может не учитывать общественное мнение. Но представляется, что это было прежде всего проявлением общей закономерности, которая выражается в том, что обострение внутренних противоречий неизбежно вызывает подсознательную потребность использовать внешний фактор для консолидации общества. Так, в Российской Федерации, находящейся в состоянии кризиса, усиливаются антизападнические настроения и в очередной раз происходит реанимация идеи панславизма. Вместе с тем очевидно, что возврат к этой идее, которая была весьма популярна в общественных кругах в прошлом, уже не возможен. Исторические пути славянских народов разошлись давно, а их системы ценностей уже не совпадают. Иной стала и сама Россия.
      Другое дело, что самой России трудно отказаться от того, что, как было уже отмечено, является частью ее истории. Но несомненно, что при следовании историческим традициям своей внешней политики на Балканах Российской Федерации нужно учитывать новые тенденции в развитии своего многонационального и поликонфессионального общества и в международных отношениях.
      Так, с одной стороны, элиты национальных регионов России, особенно мусульманские, сдержанно относятся к неопанславистским и православным мотивам во внешней политике России. Более того, Чечня, бросая своеобразный вызов Москве, предложила свои посреднические услуги в албано-сербском конфликте в Косово, взяла под свое покровительство черкесскую общину в Косово и способствовала ее возвращению на Северный Кавказ. Эти отдельные и неординарные примеры подтверждают, что у национальных субъектов Российской Федерации существуют свои взгляды на международные отношения. Они, значительно повысив свой политический статус за советский период развития, а в постсоветский период получив почти все атрибуты суверенного государства, претендуют на самостоятельную международную деятельность или, по крайней мере, на свое полное право участвовать в формировании федеративного внешнеполитического курса. В ряде случаев их международные связи и позиции не всегда совпадали с официальным внешнеполитическим курсом. Кроме того, существовали и определенные сепаратистские настроения и действия. Все это влияло на российскую внешнюю политику на Балканах. В частности, это проявлялось в том, что Россия сдержанно относилась к проблемам албанцев в Югославии и других государствах, выступая за такие подходы к их решению, которые бы не вели к изменению государственного статуса тех или иных территорий, то есть не являлись бы стимулирующим примером для национальных субъектов Российской Федерации.
      С другой стороны, панславистско-православная идея принималась и принимается далеко не однозначно славянскими и православными народами. Например, в Болгарии существуют мнения, что панславитская доктрина России имеет четко выраженный русоцентризм. * По признанию же первого демократически избранного президента Болгарии Желю Желева, в стране есть как русофилы, так и русофобы. Если же говорить о Сербии, то на Балканах настороженно относятся к этой стране. В частности, президент Хорватии в своем интервью "Независимой газете" отметил, что по-прежнему сохраняется риск "подъема сербского национализма". ** Поэтому не только современной прозападной ориентацией, но и существующими историческими противоречиями между славянскими народами можно объяснить тот факт, что на обращение группы российских парламентариев к болгарским коллегам с предложением поддержать сербов в их противостоянии НАТО положительного ответа не последовало. То, что к этому были не готовы российские парламентарии говорит, скорее всего, не об их незнании балканской специфики, а о силе национального мифа.
      Албано-сербский конфликт в Косово после перехода его в военную стадию стал серьезным испытанием для внешней политики России. Первоначально позиция России в связи с обострением политической обстановки в Албании в начале 1997 года была весьма острожной, что можно объяснить нежеланием обременять себя дополнительными проблемами, когда существовали свои подобные. Такое же мнение высказал президент Б. Н. Ельцин, когда через год обострилась обстановка в Косово. Но активные действия западных государств по стабилизации политической обстановки в Албании и в связи с обострением конфликта в Косово вынудили Москву заняться вплотную и албанским вопросом. Особенно, когда возникла опасность, что ситуация в Косово могла выйти из-под контроля Белграда.
      Москва, ориентируясь по-прежнему на поддержку сербской стороны, попыталась локализовать конфликт в рамках внутренней проблемы Югославии. Представители российской дипломатии заявили, что военные столкновения в крае не угрожают безопасности Европы. Правда, в то же время Белграду было настоятельно рекомендовано прекратить военные действия и начать переговоры с албанцами по вопросу предоставления автономии.
      Очевидно, что усилия Москвы на уровне взаимоотношений как с Югославией, так и с западными государствами были обречены на неудачу (если исключить предположение, что это был лишь дипломатический ход). Как показывает опыт развития подобных ситуаций, в том числе в пространстве бывшего СССР, этнический конфликт в Косово неизбежно должен был выйти за рамки албано-сербских отношений в Югославии. И если этого изначально добивалась албанская сторона конфликта, чувствуя и опираясь на политическую и моральную поддержку Запада, то сербская сторона своей жесткой позицией и нежеланием допустить наблюдателей от ОБСЕ только этому способствовала. И вышло так, что в глазах европейской общественности Россия выступила в роли защитника тоталитарного режима Белграда. Причем такая реакция была предопределена исторически сложившимися ролями России и западных государств на Балканах и существующими стереотипами. Как-то небезызвестный С. Хантингтон в одной из своих статей, опубликованных в России, высказал мысль, что Россия естественным образом предназначена для покровительства православным народам. * Таким образом, в определенной мере сам Запад удерживал Россию в орбите сербской политики как своим стремлением во что бы то ни стало "дожать" сербов, так и, по признанию самих же западноевропейцев, отсутствием особого желания преодолеть свои стереотипы восприятия самой России. **
      Необходимо признать, что Россия оказалась в весьма сложной ситуации, когда ее понимание своих национальных интересов в связи с ситуацией в Косово не совпало с пониманием своих интересов абсолютного большинства стран Балкан. Если же говорить о Европе, то в ней циркулируют другие ценности, выраженные в универсалистских интеграционных и гуманитарных идеях. И в этом отношении выдвигаемый Москвой тезис о необходимости придерживаться принципа целостности югославского государства при разрешении косовского конфликта уступал аргументам Запада. Европейская дипломатия, предлагая свой вариант миротворчества, на первый план формально ставила вопрос о предотвращении "гуманитарной катастрофы" в Косово. На самом же деле она опасалась, что беженцы из Косово создадут проблемы для благополучных европейцев.
      Неуступчивость С. Милошевича в вопросе международного участия в разрешении албано-сербских противоречий только приблизила внешнее вмешательство во внутренние дела Югославии, а затем и привела к военным действиям. Когда это произошло, различные политические круги России заговорили не только о начале второй "холодной войны", но и намекали на то, что российские вооруженные силы должны поддержать югославскую армию. Причем в таком духе выступали отдельные высокопоставленные военноначальники. Порой казалось, что функции дипломатического ведомства стали исполнять структуры Министерства обороны, настолько часто они стали высказываться по внешнеполитическим вопросам. В свою очередь, в Государственной Думе настаивали на пересмотре отношений России с НАТО и российско-американской договоренности по сокращению стратегических вооружений (СНВ-2). * Все это совпало с финансовым и правительственным кризисом в России летом 1998 года, а значит, характерной для таких ситуаций, особо резкой антиамериканской и антинатовской риторикой. Антизападные настроения в России особенно усилились, когда начались натовские бомбардировки Югославии. Напряжение в отношениях Россия и НАТО нарастало и достигло, казалось, критической точки.
      Белград непрерывно посещали российские политики разной идеологической окраски. Причем нельзя исключать, что при наличии ли симпатий к сербам или сочувствии к ним некоторые политические партии России пытались использовать ситуацию в своих интересах. Белград был неплохо осведомлен об идеологических ориентациях в российских политических кругах, что позволяло ему также вести свою политику. Вернувшийся из поездки в Югославию спикер Государственной Думы и коммунист Г. С. Селезнев передал Б. Н. Ельцину просьбу С. Милошевича о принятии Югославии в Союз России и Белоруссии. Эта идея президентом России в принципе была поддержана. Но потом его окружение заявило, что вопрос требует тщательной проработки. А заявление Г. Селезнева, что Б. Ельцин распорядился перенацелить российские ядерные (!) ракеты на страны, участвующие в агрессии против Югославии, вскоре было опровергнуто. Ясно, что такое развитие событий еще более усугубило бы положение России, хотя вряд ли существенно помогло Белграду.
      В то же время российский МИД вел интенсивный диалог с С. Милошевичем, НАТО и официальными лицами ООН и отмежевывался от радикальных заявлений парламентариев и отдельных военных. Последние, в свою очередь, были недовольны то ли медлительностью, то ли нерешительностью российской дипломатии, одновременно претендуя на определение приоритетов во внешнеполитическом курсе государства.
      Вполне очевидно, что Россия вошла в югославский конфликт без какой-либо четкой или единой позиции в отношении будущего своего места на Балканах, хотя все считали, что она там должна присутствовать. Основное внимание было сосредоточено на том, что Россию вытесняют с Балкан и на критике действий НАТО и США в этом регионе.
      В этой связи возникает вопрос: была ли российская сторона к моменту обострения проблемы Косово готова предложить участникам и внешним соучастникам конфликта нечто такое, что кардинально могло бы изменить ситуацию в Югославии и Косово? Представляется, что в условиях кризиса национальной идентичности и неопределенности собственных своих перспектив Россия, отягощенная текущими внутренними проблемами, не могла четко сориентироваться в ситуации на Балканах и предложить то, что способствовало бы предотвращению развития там ситуации по сценарию, который реализовался благодаря напористой политики Вашингтона. Если же говорить о косовской проблеме, то налицо явное отставание Москвы от развития ситуации на Балканах. В то же время фактически просербская позиция, с которой российская сторона вошла в конфликт, а затем приняла участие в миротворческой операции, не способствует сохранению исторического места России на Балканах. Напротив, такая позиция ограничивает поле ее маневра, ставит в весьма сложное положение. В результате, на Балканах у России, по сути, не остается геополитического партнера, кроме Греции (и Кипра). Нынешнюю Югославию (очевидно, без Черногории) даже трудно назвать партнером, ибо режим, который придет после Милошевича, скорее всего, попытается улучшить отношения с Западом, хотя бы конкурируя в этом плане с уже прозападной элитой Черногории.
      Таким образом, современные реалии Балкан, все более тяготеющих к европейской интегративной системе ценностей, предполагают и соответствующие коррекции в идеологии балканской политики России.
      Основной проблемой России на Балканах на среднесрочную перспективу, как представляется, является выработка новой формулы ее отношений с балканскими странами. Речь идет о переоценке культурной составляющей внешней политики на Балканах. Следует признать, что подход России к албанскому вопросу был излишне просербским. За этим стоял не только некий геополитический расчет, то есть стремление хоть как-то сохранить баланс сил на Балканах, но и проявление традиционной ценностностной ориентации славянофильского толка. Это настораживало Албанию и албанскую диаспору, другие балканские страны и народы, в разное время столкнувшиеся с проявлениями великосербского шовинизма и россиецентризма. В то же время было заметно, что заимствованная из ХIХ века идея панславизма исчерпала свой геополитический потенциал. Практически все балканские государства ориентируются на Запад и заявили о своем желании вступить в НАТО. А в конфликте в Косово они поддержали именно натовскую позицию и проявили готовность координировать свои действия с Атлантическим союзом не только по Косово, но и в регионе в целом, дав согласие на создание балканских миротворческих сил под эгидой НАТО. Не исключено, что Сербия через какое-то время, пережив последствия распада СФРЮ, опять, как неоднократно это было в прошлом, восстановит отношения с европейскими государствами.
      Освоение США с помощью НАТО Балкан может окончательно вытеснить Россию из этого традиционно важного для нее в культурном и геополитическом отношении региона, что будет способствовать реализации их курса на абсолютное американское лидерство, что может привести к формированию однополярного мира. Возникает вопрос: насколько это соответствует интересам европейских, в том числе и балканских государств и народов?
      События на Балканах непосредственным образом затрагивают геополитические интересы России. И в этой связи вопрос о том, хорош или плох Милошевич, казалось, можно было бы и не ставить, коль дело идет о защите интересов России. В то же время исторический опыт свидетельствует, что именно авторитарные и националистические режимы на Балканах часто становились причинами различных войн. Таким образом, попытка России деидеологизировать внешнюю политику чревата тем, что она может оказаться, как это уже было в прошлом, заложником националистических амбиций, а то и втянутой в очередной военный конфликт. Поэтому рассматривать балканский кризис и методы его разрешения в категориях культурного, в том числе морально-этического, порядка необходимо, хотя это и используется военными и рядом политиков западных государств для оправдания силового вмешательства в дела суверенных государств и завоевания новых геополитических плацдармов.
      В настоящий момент на Балканах решается судьба не только Югославии, но и России. Тот факт, что Балканы как часть пространства, значимого для национального самосознания россиян, подвергается экспансии НАТО, ставит перед Россией ряд непростых вопросов и провоцирует на повторение предыдущего цикла развития. Если Россия предпочтет свое присутствие на Балканах в чисто рациональном, прагматическом плане (экономика и геополитика), то какими ресурсами она сможет реализовать этот курс. Очевидно, что их пока не достаточно, а значит, есть опасность возврата к мобилизационной экономике, что чревато реставрацией прежнего политического режима и реставрацией идеологического противостояния в международных отношениях и самоизоляции России. Поэтому наряду с "экономизацией" внешней политики следует нарабатывать и ее ценностное содержание, направленное в будущее.
      Россия могла бы выступить примиряющим фактором взаимно конфликтующих интересов и восприятий балканских народов, стать чем-то вроде общего культурного знаменателя их этнических числителей. Для этого у России, как представляется, есть следующие возможности:
      наличие общей со славяноязычными народами лингвопсихологической картины мира, причем особенно близкой тем балканским народам, которые имеют одну графику письма - кириллицу;
      наличие общей для абсолютного большинства балканских народов культурно-религиозной системы идентификации - православия;
      давние исторические культурные и политические связи с балканскими народами, зафиксированные в положительных или нейтральных образах-архетипах по отношению к России, по крайней мере, как государства, присутствие которого на Балканах необходимо для поддержания баланса этнокультурных отношений и баланса внутренних и внешних сил в регионе;
      общие проблемы/вызовы социокультурного развития: выход из системного кризиса, поиск новых ценностных ориентиров, преодоление комплекса догоняющего как результата периферийного положения в европейском культурном пространстве, преодоление исторических стереотипов восприятия Запада как абсолютного зла или враждебного мира, формирование толерантных стереотипов восприятия внешнего мира и угроз как вызовов, требующих ответов продвинутого уровня, то есть повышения разнообразия внутренних и внешних коммуникаций, повышения конкурентоспособности своих государств.
      Следует также учитывать, что каждый отдельный балканский народ имеет ограниченное поле для культурного самовыражения. Более того, его культура в условиях растущей западноевропейской, а главное, американской геополитической экспансии все более подвергается ассимиляции. И если в настоящий момент это не воспринимается столь трагично, ибо компенсируется ожиданиями политической и финансовой поддержки, то в будущем неизбежно появление стремления возвратиться к своим славянским корням как реакции на ассимиляцию. Это предполагает, что Россия могла бы предложить Балканам свое культурное пространство для сохранения и реализации своей славянской и православной идентичности. Россия должна быть готова оказать информационную поддержку, выраженную в соответствующей культурной политике. Это соответствовало бы и той тенденции в международных отношениях, которую в 1970-е годы французы охарактеризовали следующим образом: территории теперь завоевывают с помощью культуры.
      Хотя выше и говорилось о том, что панславистская доктрина исчерпала себя, но только в ее упрощенном геополитическом контексте. Культурный потенциал ее достаточно велик. Продвижение Россией на Балканы своих культурных программ, способствующих развитию славянских языков и культур и их взаимодействию, позволило бы остаться ей не только в пространстве своего национального мифа, но и в реальном геополитическом пространстве. В то же время неославизм балканской политики России может быть продуктивен, если станет частью ее политики интеграции в европейское культурное пространство.
      НЕКОТОРЫЕ УРОКИ КОСОВО ДЛЯ РОССИИ
      Вокруг косовского конфликта возникло активное информационное поле. В этом поле сталкивалась не только информация, созданная в соответствующих подразделениях, которые призваны осуществлять информационно-пропагандистскую поддержку политическим и военным действиям своих государств. Ситуация в Косово использовалась и используется до сих пор для представления и защиты своих ценностей широким кругом государств и политических организаций и движений, находящихся далеко за пределами Балкан. Здесь циркулировали и самые разнообразные оценки происходящего, которые выражали то или иное понимание ситуации как определенного результата развития мира, международных отношений и внешней политики после окончания "холодной войны", а также прогнозы на будущее. Для одних активность албанцев Косово и выбранные ими методы стали стимулом для активизации своей деятельности по национальному самоопределению, поводом для постановки вопроса о создании собственного государства. Других привлекли методы решения конфликта, выбранные НАТО. Для России югославский кризис и участие в конфликте в Косово лишь череда событий и ее попыток после окончания холодной войны найти свое место уже в новом качестве.
      Пессимисты в России видели в косовском кризисе канун Третьей мировой войны. Среди них были и те российские политики, которые приложили руку к тому, чтобы эта война действительно началась. Речь уже не шла о выходе России из кризиса, повышении ее конкурентоспособности или даже укреплении СНГ. Вопрос ставился в другой плоскости: остановить любой ценой (вплоть до использования ядерного оружия) "империалистические" силы Запада. Они настаивали на военной и технической поддержке Белграда, заключении союза с Югославией или создании союза в составе России, Белоруссии и Югославии. Такую позицию можно отнести к типу "ценностно-ориентированного действия "донкихотского толка". * При этом наличие или отсутствие необходимых ресурсов не принимается в расчет, ибо ценности отождествляются с ресурсами и становятся источниками силы, а решение принимается на основе ценностно-образного представления о конкретной ситуации. Если же говорить о косовском конфликте, то образ врага и "славянские ценности" определяли готовность ряда политических деятелей объявить войну НАТО, не сообразуясь с реальными возможностями России и катастрофическими последствиями этого шага.
      Оптимисты предлагали использовать сложившуюся ситуацию, чтобы консолидировать общество перед внешней угрозой. Среди оптимистов были и такие, которые считали, что неудачный для НАТО исход военной, а затем и последующей миротворческой операции резко снизит авторитет этой организации в мире, а значит, будет играть на пользу России.
      Одновременно некоторые российские аналитики сосредоточили свои усилия на прогнозах будущей модели мира после косовского кризиса, так как видели в действиях НАТО попытку США с помощью этой организации заложить основы нового мироустройства. Какого? Определенной ясности пока не было. Хотя проще было бы сказать, что Вашингтон в противоположность выступающей за многополярный мир Москве стремится к однополюсному миру, абсолютной гегемонии или мировому лидерству. Действительно, в американских кругах есть те, кто считают, что только абсолютное лидерство США в мире является гарантией реализации национальных интересов и основным условием международной стабильности. В этом, конечно, можно увидеть некий зловещий заговор против России или всего мира. Но, скорее всего, разница в геополитическом статусе с другими государствами, в том числе и Россией, объясняется реальным финансовым и технологическим могуществом США.
      Таким образом, вопрос о месте России в будущем связан с проблемой поиска ответа на американский вызов. Но вряд ли при этом возможно воспользоваться опытом периода "холодной войны", что определяется отсутствием адекватных ресурсов и современных технологий их воспроизводства. В настоящее время основным ресурсом, определяющим поступательное, продвинутое развитие, является создающий инновационную информацию человек. Соответственно усилия лидирующих государств направлены на систему образования, которая, работая на опережение, формирует человеческие ресурсы.
      Суть американского вызова, как представляется, не в военном превосходстве и военной экспансии НАТО, а в 200-летнем развитии американского общества и американской культуры. Более того, при всей значимости американского фактора, для России главным является не проблема ответа непосредственно на вызов США. Ей прежде всего необходимо определить собственную систему ценностей.
      Другое дело, что внешняя политика и дипломатия России представляет собой в той или иной степени упорядоченный ряд коллективных и личностных решений. Одновременно последние находятся под воздействием исторического фактора, выступающего как определенная система культурно-психологических архетипов и стереотипов восприятия российским обществом и его политическими элитами окружающего мира. В этой системе образ США занимает особое место. Это определяется тем, что американское государство являлось в период "холодной войны" главным противником СССР как в геополитическом, так и идеологическом отношении. Для постсоветской России США продолжают оставаться олицетворением внешней угрозы вообще.
      Антиамериканизм как особое социально-психологическое явление, доставшееся в наследство от СССР, еще довлеет над политическим сознанием России и не способствует сосредоточению усилий на решении реальных проблем социальной модернизации нашей страны. Причем если в советский период еще можно было говорить о четко выраженных ценностях в политике, которые в какой-то степени могли конкурировать с американскими, то сейчас национальная система ценностей России находится еще в процессе формирования, поэтому можно видеть, как мятущееся сознание подталкивает политиков к стереотипному воспроизведению поведенческих схем. Не говоря уже о том, что антиамериканские настроения используются определенными политическими кругами в чисто конъюнктурных целях борьбы за власть.
      Зацикленность российских элит на американском факторе в ее американофильском и американофобском вариантах мешает системному восприятию внешней среды. В частности, антиамериканизм фактически продолжает утверждать в обществе идею абсолютного антагонизма России и Запада. * По мнению специалистов, советский и российский американизм является компенсаторной идеологией страны догоняющего развития. ** Так, даже те политические силы, которые отличаются ярко выраженным антиамериканизмом и твердят об особом пути России, постоянно обращаются к американскому опыту внутренней и внешней политики. Причем скорее можно говорить не о заимствовании (что вполне возможно и при определенных условиях положительно необходимо), а о стремлении оправдать те или иные действия. Мол, и они так делают. Порой за всем этим просматриваются интересы лишь отдельных элитных групп, например, ВПК. Что же касается использования чужого опыта, то нередко бывает, что это не всегда дает положительные результаты. Вот тогда на первый план выступает антиамериканизм как радикальная форма изоляционизма, автохтонных, автаркических традиций и тенденций. *
      Таким образом, американский фактор выступает скорее не как стимул для развития, а как мнимый ориентир, который препятствует осознанию национальных интересов и отвлекает социальную энергию общества на непродуктивное международное противостояние. Во внешней политике это проявляется в том, что противодействие США становится как бы самоцелью или уступкой изоляционистам различной идеологической окраски.
      Зацикленность российской политики на образе США как врага номер Один отвлекает от главного. А именно - от проблемы выработки тех культурных ориентиров, которые были бы способны консолидировать общество и простимулировать его переход на стадию продвинутого развития, что создало бы условия для сохранения исторического статуса России в системе международных отношений. Причем речь надо вести не о геополитике в ее узком понимании как политики силы, а в широком - как о политике "завоевания" культурного пространства. В том смысле, что стратегическое лидерство обеспечивает не оружие, контролирующее территории, а свободно конкурирующие между собой идеи (разнообразная информация). Именно они (идеи, информация) создают и оружие, а главное - экономику. Но для этого необходима такая система государственного управления, которая не боится рождения идеи как таковой, а напротив - побуждает к этому. Пока же властные элиты, следуя российской традиции, предрасположены к сохранению монополии центра как способа поддержания стабильности в государстве. Идеологически это выражается в некой концепции, являющейся чем-то средним между государственным социализмом и государственным капитализмом.
      В настоящее время остро встал вопрос скорее не о сдерживании американской экспансии, а о конкурентоспособности России как европейской страны, в том числе и на Балканах. Прежнее идеологическое соперничество СССР и США в Европе сменяется их соперничеством/конкуренцией в сфере отношений с государствами Центральной и Юго-Восточной Европы, то есть в пространстве, которое исторически рассматривается Россией как первостепенно важное для ее безопасности и близкое ей в культурном отношении. Другое дело, что эти государства считают, что у российской правящей элиты еще сильны имперские устремления, и российским политикам и дипломатам пока не удалось убедить их в обратном. Со своей стороны, США именно в этих странах наиболее успешно эксплуатируют миф о своей роли "защитника демократии". В частности, это связано с тем, что левокоммунистическая и радикал-националистическая оппозиция в России настаивает на сохранении за российским государством прежнего международного статуса Советского Союза в пространстве Евразии и Восточной Европы. Например, один из политических деятелей лево-патриотического толка А. Подберезкин даже говорил о создании "славянской империи", в которую могли бы войти Сербия и Болгария.
      Реально же вопрос заключается в том, что может предложить Россия тем восточноевропейским и балканским странам, которые ориентируются на европейскую систему ценностей, или что она может внести нового и продуктивного в развитие европейской культуры и культуры балканских стран.
      В связи с ситуацией в Косово Россия оказалась в сложном положении. Западные государства избрали явно недемократический путь решения сложнейшей проблемы межэтнических отношений в балканском регионе, но зато были четко сформулированы гуманитарные цели, которые не могли быть поставлены под сомнение по своей сути.
      Россия же, стремясь сдерживать геополитическую экспансию НАТО и гегемонию США в целях ли защиты своей идентичности и поддержания баланса сил в мировой системе и выступая за соблюдения существующих международно-правовых норм, фактически вынуждена была поддержать режим, который весьма далек от той политической модели, которую сама же Россия провозгласила как желаемую цель своего развития.
      Геополитический подход к ситуации на Балканах хотя и отражает в определенной степени реальность, но далеко не исчерпывает ее. В этом плане популярные ныне в России работы по геополитике, предлагающие положить в основу внешней политики баланс сил как таковой, а не процесс согласования интересов, склоняет российское общество к "дихотомическому видению реальности, характерному... для инфантильного мышления", что в конечном итоге "работает на регресс общественного и индивидуального сознания". * В подобных разработках отношения между народами так же примитивны, как в начале человеческой истории. Такое особое отражение современной действительности отдельными представителями научной элиты России можно объяснить или специфической психологией кризисного общества, или лоббированием интересов определенных элитных групп. Возможно, и тем, и другим. Но ставка Москвы на баланс сил в отношениях России и США в Европе по-прежнему будет работать на последних. Известно, что гонка вооружений в период холодной войны явилась результатом разработанной стратегии на истощение закрытой системы СССР и расчета на психологию "осажденного". Расчет оправдался: система не выдержала не только экономически, но и психологически.
      В настоящее время существует опасность пойти по кругу. Раздаются знакомые призывы пойти на "любые жертвы" сегодня "ради самостоятельного места в истории, ради свободы выбора в будущем". * Но вряд ли опять возможно мобилизовать общество на новые "жертвы" только ради какого-то еще не вполне ясного для него места в истории и в ущерб приобретенным в последние годы личным политическим и экономическим свободам. Кроме того, политика сдерживания США и НАТО и т. д. за счет наращивания военного потенциала и угрозы применения ядерного оружия будет иметь негативные последствия для имиджа России в европейском пространстве и способствовать ее отдалению от Европы.
      Очевидно, что американцы не откажутся от своего присутствия в Европе хотя бы потому, что не отказываются от своего европейского прошлого. В свою очередь, Россия также не собирается отказываться от своей исторической принадлежности к Европе. Так что российско-американское соперничество в Европе предопределено на среднесрочную перспективу, что, естественно, создает сложности для России. У России есть шанс сохранить свое историческое - цивилизационное место в Европе, если указанное соперничество примет форму соревнования культур. Если же говорить о проблеме национальной безопасности (причем не только в военном аспекте), то ее решение в современных условиях требует более изощренных, более интеллектуально обеспеченных подходов к процессу согласования национальных интересов России с интересами других стран.
      В связи с растущей ролью НАТО в Европе и на Балканах особое значение для России приобретают ее отношения с этим союзом. Представляется, что следует исходить из того, что НАТО является международной организацией преимущественно европейских государств. Они создали эту организацию в ответ на угрозу, которая возникла в начале "холодной войны". В течение уже 50 лет НАТО подтверждает свою жизнеспособность и устойчивую консолидацию ее членов по основным стратегическим вопросам европейской политики.
      После вступления в 1999 году в Атлантический союз Венгрии, Польши и Чехии, рано или поздно придет очередь других желающих, бывших социалистических государств и республик СССР.
      Как известно, перспектива расширения НАТО за счет государств, входивших когда-то в ОВД и СССР, была встречена в России крайне негативно и как прямая угроза ее национальной безопасности. Одновременно в России не готовы были принять позицию этих малых и средних государств, стремящихся получить более надежные гарантии своей национальной безопасности и идентифицирующих себя с европейским пространством. Но, несмотря на то что общественное мнение России и некоторые политические круги по-прежнему склоняются к тому, что за расширением географической и функциональной сферы деятельности Атлантического союза стоят исключительно США, в большей степени - это отражение процесса общеевропейского интеграции. Причем темпы этого процесса опережают возможности России участвовать в нем, что создает на данном этапе определенный дисбаланс между ее интересами и интересами других участников. Попытки же заблокировать этот процесс угрожающей риторикой не только не могли привести к успеху, а напротив, вызвали только негативную реакцию у претендентов, посчитавших угрозы России покушением на их право самим определять свой внешнеполитический курс. Такую реакцию сторон, в частности, можно объяснить и сохраняющимися стереотипами периода "холодной войны", во многом сформировавшимися в результате конфронтации и острого соперничества СССР и США в Европе.
      Россия, стремясь сохранить за собой статус великого европейского государства, пытается сдерживать процесс расширения НАТО политическими и дипломатическими средствами. Тактически и на какой-то период времени такой подход вполне оправдан. Но, очевидно, на среднесрочную перспективу потребуется иная линия поведения. Ибо уже сейчас очевидно, что даже среди стран СНГ есть такие, которые и в рамках программы "Партнерство ради мира" готовы пойти на взаимодействие с НАТО дальше России и не сообразуясь с ее интересами. Но это не означает, что у этих суверенных стран нет на это прав.
      Надо признать, что, несмотря на то что расширение НАТО на восток объективно создает дополнительные риски для России, причинами их не обязательно должен быть непосредственно или только Атлантический союз. Отсутствие у России адекватного понимания интересов европейских стран, большинство которых входит в указанный союз, а также недостаточные усилия по разъяснению своих интересов могут привести к различного рода осложнениям в международных отношениях. Например, восприятие Россией НАТО и США, их роли в Европе не совпадает с восприятием европейских государств, которые по-прежнему рассматривают их как гарантов своей безопасности. В свою очередь, нестабильность в России или на Балканах может стать причиной беспокойства западных соседей.
      А тем временем роль НАТО в Европе возрастает. Наметились тенденции взаимодействия этой организации с ОБСЕ. Во всем этом можно увидеть также проявление процесса общеевропейской интеграции. Очевидно, поэтому в России чаще стали говорить о необходимости сотрудничества с НАТО и при этом приводить в пример взаимодействие России с НАТО при разведении конфликтующих сторон и их совместную миротворческую деятельность в Боснии. Более того, вопреки существующему в настоящее время мнению, вступление новых европейских государств в НАТО может сыграть в будущем позитивное значение для России. Так, усилится совокупная европейская составляющая Атлантического союза. Если же говорить о балканских странах, то они исторически ориентированы на соответствующие державы - Германию, Францию и Италию. Последние лоббируют их вступление или оказывают и будут оказывать им поддержку. А когда это произойдет, то упомянутые европейские державы за счет новых членов усилят свои позиции в диалоге с США, с которыми у них есть определенные расхождения во взглядах на будущее Европы. В свою очередь, отношения России с этими европейскими державами имеют неплохие перспективы, а балканские государства по-прежнему рассматривают Россию как важный и необходимый для них фактор безопасности и баланса сил на полуострове. С другой стороны, возникает вопрос: сможет ли одно НАТО стабилизировать ситуацию на Балканах, если пока это не удавалось даже на уровне греко-турецких отношений. Не внушает оптимизма и ход миротворческой операции в Косово.
      Учитывая, что договор России с НАТО может в недалеком будущем исчерпать свои возможности, так как уже сейчас заметно, что он не позволяет максимально эффективно воздействовать на отношения с этим союзом, а также с государствами, имеющими с ним подобные договоры, следует рассмотреть, хотя бы в теоретическом плане или на перспективу, возможность вступления в НАТО самой России. Надо сказать, что эта идея уже обсуждалась советскими дипломатами. В постсоветское время министр иностранных дел А. Козырев также высказывался о возможности вступления Российской Федерации в НАТО. Конечно, этого крайне непопулярного в российском обществе министра можно упрекать в прозападной ориентации, но тогда стоит напомнить и о том, что Россия уже входила в начале ХХ века в Антанту, являвшуюся фактически предтечей НАТО. Хотя и в этом случае можно ждать ссылки на "продажность русской буржуазии" и ее "сговор с европейской буржуазией" и т. д. Но ведь Россия остается европейской державой. Поэтому необходимо находить точки соприкосновения с такой европейской организацией, как Североатлантический союз. Наконец, еще находясь в статусе исполняющего обязанности президента России В. Путин в интервью английской Би-Би-Си обмолвился, что не отрицает возможности в перспективе увидеть Россию членом НАТО. Впоследствии слова В. Путина в различных комментариях не получили какой-то широкой общественной поддержки, но то, что высшее государственное лицо высказало то, за что бывшего министра иностранных дел А. Козырева, а заодно и Б. Ельцина записали в прислужники Запада, свидетельствует, что тема не является запретной и может обсуждаться уже в аспекте не того, что мы не хотим вступать в НАТО, так как это "агрессивный империалистический блок", или потому, что нас все равно в эту организацию не примут, а в аспекте, что Россия и США, другие западные государства могут быть и в одном союзе. Ну хотя бы потому, что это было во время Второй мировой войны. Не говоря уже о том, что союзы всякие нужны.
      Членство в НАТО имеет свои выгоды для России. Прежде всего речь идет о том, что Россия может избежать такого будущего, когда она окажется практически единственной европейской державой, за исключением традиционно нейтральных стран, которая останется за рамками этой организации. В этом плане изменение соотношения военных потенциалов России и НАТО, в связи с расширением Союза на восток, представляется даже сотрудникам российского Генерального штаба не столь существенным. Ибо, как они считают, политика некоторых западноевропейских государств и США "по превращению НАТО в доминирующую структуру безопасности, безусловно, грозит России стать второразрядным участником европейского процесса, а также исключением из механизма принятия решений по ключевым вопросам" европейской и глобальной безопасности. * Вступление же в Атлантический союз позволит России более активно участвовать в интеграционных европейских процессах, а также влиять на европейскую политику НАТО и США. Конечно, это не должно означать, что ОБСЕ потеряет свое значение для России и Европы.
      Ортодоксы или сторонники восточных приоритетов во внешней политике России, просто осторожные политики могут сказать, что тесное сотрудничество с НАТО или разговоры о вступлении России в эту организацию могут навредить ее отношениям с Китаем и некоторыми другими азиатскими державами. Но не окажется ли, что со временем именно эти державы возьмут курс на сотрудничество с НАТО и опередят в этом Россию. Тем более что западные государства, заинтересованные в азиатских рынках, быстро реагируют на изменение ситуации в той или иной стране. Например, после того как в Иране оппозиция победила на парламентских выборах весной 2000 года, западные государства моментально стали налаживать отношения с этой страной, поощряя тем самым любое мало-мальское движение в сторону плюралистического государства.
      Поэтому ставка России на союз с Востоком может принести дивиденды, если речь будет идти действительно о национальных интересах, а не о геополитической конъюнктуре или об интересах бюрократического капитала или отдельных финансово-промышленных групп.
      В рассуждениях о перспективах российско-западных отношений много иррационального: алмаристские ожидания, изоляционистские комплексы, вчерашние обиды и т. д. В настоящее время к вступлению России в НАТО не готовы политически и технически, а главное, психологически обе стороны. Но ситуация может измениться, когда произойдет смена поколений и потеряют актуальность прежние стереотипы и будет легче решать проблемы, которые встанут в связи с подачей Россией заявки на вступление в Евро-Атлантический союз. Конечно, могут и должны быть другие варианты европейской политики России, обеспечивающей ей в Европе положение равнозначное НАТО. Но в любом случае вряд ли будет продуктивна ориентация на конфронтацию, речь может идти только о тесном партнерстве и сотрудничестве с НАТО, в том числе и с США в Европе. Причем представляется целесообразным, чтобы постепенно военные вопросы в отношениях России и Северо-Атлантического союза подчинялись вопросам политическим, посвященным укреплению европейской безопасности и решению глобальных проблем развития.
      Будущее России не исчерпывается проблемой ее отношений с НАТО или США. Напротив, военное соперничество в мировой политике является лишь одним из издержек верности традициям или побочным продуктом экономической и технологической конкуренции. В России же актуализация проблемы ее отношений с НАТО определяется не только профессиональным беспокойством военных по поводу нарушения стратегического баланса сил, но и беспокойством военных элит в связи с изменениями их статуса в обществе и политике, которые они склонны расценивать как негативные. Нельзя исключать также, что в целом властные элиты, как можно судить по их высказываниям, обеспокоены и тем, что НАТО может предпринять военную операцию на территории СНГ или России, подобную осуществленной в Югославии. Теоретически такая возможность существует, хотя маловероятно. Скорее всего, это беспокойство выражает неуверенность самой власти в себе, в том смысле, что она окажется не способной обеспечить внутриполитическую стабильность без ущерба для развития демократии в России и международной безопасности, что соответственно может быть поводом хотя бы для постановки вопроса о принятии каких-то санкций против России.
      Пока же очевидным представляется, что новые уровни конкуренции в мировом социокультурном пространстве диктуют необходимость и новых форм самоорганизации и все более изощренных ответов на вызовы развития. Оптимальным вариантом ответа могло бы стать успешное проведение реформ и выход из кризиса. Иначе говоря, необходимо "русское чудо", подобное немецкому или японскому, которое не сводится только к чисто экономическим реформам, а подразумевает и подвижки в социальном сознании. Последнее тем более необходимо в связи с новыми тенденциями глобального развития.
      ЗАКЛЮЧЕНИЕ
      Балканские народы и государства переходят в ХХI век с целым рядом нерешенных международных проблем и неурегулированных противоречий и конфликтов. Причиной этого является сохраняющийся конфликтный характер этногенеза балканских народов и незавершенность этапа становления нациогосударств. Кроме того, многие проблемы Балкан не находят решения из-за того, что внешние силы, традиционно претендующие на соучастие (точнее, патерналистскую политику) в балканских делах, не могут и/или не хотят увидеть в балканских народах и государствах равнозначного им субъекта международных отношений.
      После Второй мировой войны противостояние двух военно-политических блоков и двух сверхдержав - СССР и США было основано скорее не на конфликте интересов, что было бы естественным, а на конфликте ценностей и идеологий. И в этом смысле Балканы, как и во времена борьбы двух Римов, позднее христианства и ислама, стали большим Косовом полем, на котором это противостояние разворачивалось. Причем оно достигло такой остроты, что стало практически самоцелью. Но чем меньше социалистического оставалось в лагере социализма и больше социализма - в лагере капитализма, тем абсурднее становилось противостояние.
      Идеологическая переориентация политической системы в СССР прекратила непродуктивное противостояние и, как кажется, наметила перспективу для сотрудничества бывших противников, в том числе и на Балканах. Но распад СССР и Югославии внес свои коррективы - в баланс в системе международных отношений и позитивные тенденции в развитии мирового сообщества после окончания холодной войны. Волна этнических конфликтов захватила пространства бывших СССР и Югославии, возбуждая националистические чувства и разрушая существующие социальные и политические коммуникации.
      Дальнейшая судьба Балкан зависит от того, какой характер примет процесс сопряжения прошлого, настоящего (в котором пока больше прошлого) и будущего балканских народов, определяемого тенденциями мирового развития: либо они интегрируются в европейское социокультурное пространство как особый регион, либо останутся геополитическим транзитом и буферной зоной между европейской и ближневосточной цивилизациями, ареной столкновения геополитических интересов и различных ценностей.
      Балканы в конце ХХ века опять оказались в ситуации похожей на ту, которую они переживали в начале столетия. Тем временем соседние европейские государства, постепенно переходя на новые более высокие уровни политической интеграции, прилагают усилия по формированию наднациональной идентичности.
      Действительно, процесс глобализации предопределяет появление новых форм организации социальных пространств и новых ценностных ориентиров. И хотя считается, что за всем этим стоят транснациональные корпорации, нельзя сводить проблему только к тенденциям мировой экономики. Наряду с ними набирает силу другой процесс. Он выражается в том, что личность все более обособляясь и создавая (в том числе и с помощью инновационных коммуникационных систем) собственный, выходящий за рамки национальных государств космос и одновременно становясь основным производителем интеллектуальной информации, все больше претендует на самостоятельную и независимую от государства и группы роль в мировом пространстве. И это приводит к тому, что интересы автономизирующейся личности сопрягаются и вступают в конфликт с менее подвижными интересами и ценностями, консолидированными в рамках нации.
      Следует учитывать и то, что интересы и права отдельной личности могут быть реализованы только через социальные коммуникации, что предполагает образование каждый раз новой группы, а значит, опосредованное, а не прямое (чистое) их представительство. То есть неизбежно встает вопрос о том, какая еще новая группа и каким образом будет представлять и защищать интересы личности в мировом сообществе. Не говоря уже о том, что разным режимам власти и культурам присуще различное толкование прав человека и понимание полноты их реализации.
      Пока интересы и ценности наций организуются и представляются в мировом пространстве государствами, что закреплено в международном праве как принцип государственного суверенитета. Однако они - интересы и ценности нации, - опосредованные властными структурами, подвергаются эрозии, ибо государство (структура власти), основываясь на предоставленном ему праве организовывать и представлять интересы общности (нации) и на праве суверенности, может попирать интересы личности или какой-то группы, ссылаясь на интересы этой же общности. В то же время интересы личности так же суверенны и равнозначны, как интересы какой-то общности, что зафиксировано в Уставе ООН. В результате конфликта интересов может произойти распад существующего государства, что и произошло в Югославии.
      С другой стороны, отдельная группа, ссылаясь на предоставленные ей и личности права на самоопределение и частную собственность и предпринимательство, может продиктовать сообществу свое понимание миропорядка. Именно так периодически и происходит, что является признаком перестройки мировой системы.
      Приходится констатировать, что проблема урегулирования интересов личности и группы (нации/государства) сложна сама по себе и в значительной степени зависит от конкретной ситуации, а не только от характера политического режима. Кроме того, нельзя утверждать, что существующие в настоящее время механизмы регулирования интересов на уровне государства и межгосударственных отношений эффективны. Также нельзя утверждать, что будущий мировой порядок, основанный на примате личности, будет менее противоречив, чем порядок, основанный на суверенитете государства.
      С этой точки зрения и следует рассматривать ситуацию на Балканах. Война в Югославии актуализировала проблему государственных границ и безопасности наций в их историческом измерении. Западные страны, в очередной раз взявшись за решение балканского вопроса, попытались предложить Балканам модель организации пространства, основой которой был бы теперь антропоцентрический принцип.
      Действительно, с точки зрения европейцев, вопрос о реализации прав и свобод личности на Балканах стоит особенно остро. Другое дело, что сама личность на Балканах еще находится в процессе самоопределения и в большей степени утверждается в той иерархии этнических взаимовосприятий, которая существует в регионе. В этой связи более важной проблемой на Балканах является вопрос гармонизации этнических отношений в рамках существующих государств и отношений последних между собой. Следует учитывать, что границы балканских государств и степень их легитимности оспариваются и действительно могут быть оспорены рядом этнических групп, так как в прошлом они устанавливались без учета их мнения или согласия, ибо в организации этих государств принимали участия великие державы, заботящиеся еще и о собственных интересах и балансе своих сил в данном регионе. Такая политика не только не способствовала миру и развитию народов, а напротив, стала одной из причин этнических и региональных конфликтов. К сожалению, впоследствии ответственность за это не только не была признана великими державами, но подобный подход применялся неоднократно, например, во время конфликтов, явившихся результатом распада Югославии.
      Таким образом, требования народов (этнических групп), которым по тем или иным причинам не предоставили возможности создать свои государства или создать их в границах, которые они считают справедливыми, могут быть признаны обоснованными. Другое дело, что этнический принцип образования государств изначально ущербен, так как ставит много вопросов, обращенных в прошлое, но не имеющих ответа в настоящем и перспективы для этого в будущем. Более того, образование новых государств как и территориальных автономий на этнической основе неизбежно рождает новые несправедливости и встречные претензии объективного и субъективного плана, что не способствует устойчивому развитию отдельного общества и системы международных отношений. В силу этого сдерживающим фактором этнического экстремизма и сепаратизма могла бы стать политика культивирования на Балканах все тех же идей федерализма, но уже в рамках всей Европы, и приоритета интересов личности над группой.
      С другой стороны, рассматривать проблему взаимоотношений этнической группы с государством только в ракурсе соблюдения прав человека было бы не верно, ибо зачастую реально речь идет об интересах этнических элит или их борьбе за перераспределение власти на определенной территории. Таким образом, вопрос о том, как нейтрализовать конфликт этнонационализмов в рамках одного государства, остается пока без ответа. Остается без ответа и вопрос о том, почему население или какая-то этническая группа должна терпеть насилие со стороны государства ради сохранения международной стабильности и приверженности принятым когда-то нормам международного права. Или же напротив, - почему население какой-то территории или этническая группа не может обратиться за помощью к государству с целью предотвращения насилия со стороны той или иной этнической группы, преследующей какие-то политические и экономические цели.
      Соглашаясь с тем, что в целом настоящая система управления мировым пространством (через взаимодействие государств под эгидой ООН и на основе существующего международного права) не совершенна, следует признать, что пока мировое сообщество еще не способно создать новую. Национальные государства и принцип национального интереса необходимы, как исторически сформировавшийся ориентир в мировой политике. Как представляется, следует сохранять такую форму самоорганизации социально-политической жизни как национальное государство, являющееся той силой, которая сдерживает как этно-политический сепаратизм, вносящий хаос в международные отношения, так и тенденции неоимпериализма демократического толка.
      Одновременно необходимо прилагать усилия для формирования новой максимально плюралистической и открытой модели государства и международных отношений, которая бы ориентировалась не только на государство/власть, но и на интересы гражданского населения, интересы территорий, представленные как на уровне нации, так на уровне отдельной группы и личности.
      Пока же не удается в каждой конкретной ситуации четко определить полномочия государства и сообщества при разрешении противоречий, возникающих при столкновении интересов личности и государства, отдельной (этнической) группы и государства на почве перераспределения власти и ресурсов.
      Это проявляется в современных международных отношениях в ряде конфликтов и кризисов, в которые были втянуты не только непосредственные участники - государство и отдельная этническая группа, но и мировое сообщество. Например, конфликт курдских этнических групп с иракским государством и конфликт албанцев Косово с югославским государством. В этих случаях одна сторона стремилась реализовать право на самоопределение, другая, поддерживаемая соответственно арабским и сербским населением, сохранить целостность государства. Обе стороны, используя военную силу, попирали права и интересы друг друга.
      В Ираке и Югославии государственные структуры применили силу с целью поддержания законного порядка, масштабы которой, по мнению внешних наблюдателей, были не адекватны заявленной цели. В ответ на это против названных суверенных государств военную силу применили те государства, которым ООН предоставило право урегулировать конфликт или поддержкой которой, по их мнению, они заручились. В то же время не получили должного осуждения вооруженные методы, которыми курдские и албанские общины попытались добиться своих целей.
      Подобная ситуация сложилась и в Турции, где существовал конфликт между курдами и турецким государством. Но в этом случае мировое сообщество сочло возможным не применять силу против турецкого государства или другой стороны конфликта, хотя масштаб насилия с обеих сторон был не меньший, если не больший.
      По иному отнеслось мировое сообщество к ситуации в Чечне. Здесь так же, как и в случае с турецкими курдами и югославскими албанцами, действия чеченцев можно охарактеризовать как сепаратистские и направленные против законной власти. Причем методы достижения целей также нельзя было назвать цивилизованными, при том что в отличие от курдов и даже косовских албанцев положение чеченцев в последние десятилетия существования СССР вряд ли можно квалифицировать как угнетение и притеснение национального меньшинства.
      Самопровозглашение независимости Чечни было вызвано стремлением силой перераспределить (захватить) власть на Северном Кавказе. Это в конечном итоге привело к вооруженному конфликту с центральной властью, но не к конфликту этнических групп, как это имеет место в юго-восточных районах Турции и на территориях бывшей СФРЮ, где наряду с государственными силовыми подразделениями действовали самодеятельные вооруженные отряды гражданского населения. Напротив, чеченские вооруженные незаконные формирования терроризировали население Чечни и соседних районов Ставрополья и Дагестана.
      Тем не менее европейское общественное и политическое мнение склонялось в пользу чеченских лидеров, несмотря на всю противоправность и жестокость их действий. Критиковались же преимущественно действия российского государства.
      Безусловно, политическое руководство России ответственно за то, что выпустила ситуацию в Чечне из-под своего контроля, и за нарушение прав человека в зоне конфликта. Другое дело, что там, где уже происходит полномасштабное вооруженное столкновение, это сделать крайне сложно, а соответствующего опыта и политической культуры у российской администрации явно недостаточно. Но если международное сообщество считает возможным в ряде случаев игнорировать принцип суверенитета государства и невмешательства во внутренние дела, то логично было бы также потребовать и от чеченских сепаратистов соблюдения прав человека и цивилизованных норм достижения своих политических целей
      Исторический опыт конфликтов, подобных в Ираке и Турции, а особенно конфликтов, возникающих в период распада или ослабления государства, свидетельствует, что их трудно разрешить без помощи международного сообщества. Но именно на это не идут политические режимы, причем не только из-за традиционных властных амбиций и изоляционизма. Тот же опыт свидетельствует, что "интернационализация" конфликта, как правило, выливается в ограничение или ликвидацию суверенитета данного государства в зоне конфликта. Это часто заводит процесс урегулирования в тупик. Причиной этого могут быть как государства-участники миротворческого процесса, так и несовершенство норм и механизмов согласования интересов конфликтующих сторон.
      В целом же речь идет о том, что на повестку дня мировой политики встает вопрос об изменении существующего миропорядка на основе формирования культуры мира, контуры которой еще только прорисовываются. Нельзя признать нормальным и допустимым то, что вооруженные внутренние и международные конфликты угрожают безопасности граждан, что производство под тем или иным предлогом новых видов вооружений стимулирует использование силы, что демонстрация и прямое использование силы ради сохранения международной стабильности и мира не достигает цели, а напротив - создает новые очаги напряженности.
      Переход к новой философии и культуре миропорядка займет определенное время, и вряд ли удастся его осуществить без череды столкновений и конфликтов. Поэтому надо быть готовыми к их предотвращению или разрешению, но не с помощью "гуманитарных операций или интервенций", подобных той, которую осуществили против Югославии государства - члены НАТО. В то же время нельзя однозначно утверждать, что ООН или другие международные организации, отдельные государства могут похвастаться какими-то существенными успехами в предотвращении и урегулировании конфликтов хотя бы потому, что это был опыт периода холодной войны. Фактически он и был задействован на Балканах в 90-е годы ХХ столетия.
      Организация будущего на новых принципах предполагает умение видеть мир чужой культуры через призму толерантности и развитие навыков ненасильственного разрешения противоречий. В этом плане Балканы могли бы стать не опытным полигоном для испытания высокоточного оружия поражения, а учебным классом, где вырабатывалась бы стратегия и тактика формирования культуры мира.