Он нашёл на карте Клешню. Действительно, до кордона от озера около десяти верст. В озере не было ничего примечательного, а вот красный крестик, обведенный разноцветными концентрическими кругами, верстах в тридцати от озера на север вдоль кордона привлёк внимание Геннада.
      - Это что? - спросил он.
      Мавриж посмотрел на карту.
      - А! - пренебрежительно сказал он. - Летом забугорцы здесь что-то взорвали. Комиссия из Столицы приезжала...
      - Карта у тебя от них?
      Околоточный молча кивнул. Похоже, столь длинная фраза, исчерпала отпущенное ему природой на сегодня время на разговоры.
      Геннад вновь обратился к карте. Красный крестик вызвал у него смутное беспокойство. По словам Контибель, она встретилась с Таксоном на следующий вечер после взрыва. Ночью взрыв, а днём лесовоз Юза подбирает Таксона на дороге. Так, вот дорога с лесоразработки, а вот еле приметная тропка от озера... Геннад прикинул расстояние, которое пришлось пройти Таксону. Если Юз подобрал его где-то здесь, то выходить от озера нужно было ранним утром. А если он шёл от места взрыва? Нет, не получается. Взрыв произошел на севере, недалеко от юзовской лесоразработки. В принципе, за ночь до озера от места взрыва можно дойти. По прямой. Но здесь лес, болота... Да и зачем всю ночь идти вдоль кордона, а затем поворачивать на запад? Зачем делать такой крюк? Заблудился? Заблудившийся человек столько бы не прошёл... Тем более, по болотам. Однако в случайное совпадение этих факторов верилось с трудом.
      Геннад вздохнул и вернул карту. Нужно будет обязательно поднять из архива дело о взрыве в Крейдяном лесу. Если оно не засекречено.
      Весь обратный путь они с Маврижем молчали. Впрочем, как и весь предыдущий. Но чувство товарищества, возникшее после съеденной пополам лепешки, соединило их взаимным молчаливым доверием.
      В Крейдяное въехали, когда уже вечерело. Геннад слез у хаты Палуча, попрощался с околоточным. Мавриж сдержанно кивнул, и телега медленно покатила дальше, увозя неожиданно обретённого товарища. Безобразного, со звериным лицом, но который оказался Геннаду ближе, чем обитатели особняка на хуторе с человеческими лицами.
      Палуч уже вернулся со службы, хозяйка накормила всех густой растительной похлебкой и, как не отказывался Геннад, собрала в дорогу небольшой узелок с провизией. Палуч проводил их с Контибель на поезд, посадил в вагон и пожелал всего доброго.
      Они пожали друг другу руки и расстались. И Геннад подумал, что, несмотря на воцарившуюся в мире жестокость, сохранились в людях теплота и участие. Даже жена Палуча, вначале принявшая Контибель чуть ли ни в штыки, при расставании расчувствовалась и погладила девочку по голове.
      Геннад застелил обе полки, закрыл купе, разделся и забрался на верхнюю. И только тогда обратил внимание, что Контибель стоит возле умывальника, боясь пошевелиться.
      - Ложись спать, - мягко сказал он. - И погаси лампу.
      Он отвернулся к стене и сразу заснул.
      Разбудило его среди ночи прикосновение маленьких холодных рук. На стыках стучали колеса, вагон раскачивало. Контибель сидела рядом на полке и гладила его. Почувствовав, что Геннад проснулся, она прильнула к нему и поцеловала.
      - Я пришла к тебе, - сбивчиво зашептала она. - Возьми меня... Я постараюсь не кричать... А ты не обращай внимания. Только не отдавай меня в тюрьму...
      Геннада словно ударили. Он оторвал от себя худенькое голое тельце.
      - Послушай... - хрипло выдавил он.
      - Не отдавай меня в тюрьму... - беззвучно заплакала Контибель.
      Геннад отстранил её, спрыгнул с полки и зажёг масляную лампу. Затем взял на руки плачущую девочку, уложил на нижнюю полку, укрыл одеялом.
      - Слушай, девочка, - сказал он, садясь рядом, - ты ведь мне в дочки годишься...
      Она замотала головой, подтягивая одеяло под самый подбородок.
      - Я тебе не нравлюсь как женщина, да? - всхлипнула она.
      - Ну-ну, - против воли усмехнулся он. - Какая ты женщина? Ты девчонка. - Он ласково вытер ладонью слёзы с её щек. - Забудь о том, что было в доме мэдам. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
      Контибель замерла, уставившись на него во все глаза.
      - Тебе мама в детстве рассказывала сказки?
      Девочка неуверенно кивнула.
      - Вот и хорошо. А теперь представь, что ты маленькая девочка, а я, скажем, твой отец. Сижу рядом и рассказываю сказку.
      Зрачки Контибель расширились, заполнили все глаза, застыв в неподвижности. Тяжёлый был взгляд, не верящий.
      - Тогда слушай, - проговорил Геннад, старательно избегая её взгляда. - Жила-была маленькая девочка...
      С трудом вспоминая сказку о красном башмачке, он повёл неторопливый рассказ и вдруг где-то посередине с ужасом понял, что нельзя рассказывать ей эту сказку. Какой ещё прекрасный принц?! Видывала она их, "принцев", во всей красе! Он скомкал середину сказки, лихорадочно перебирая в памяти полузабытые святочные истории, пока, наконец, не нашёл нужную - сказку о временах года. Прекрасный принц сразу после бала превратился у него в чванливого избалованного мальчишку, пожелавшего на Новый год иметь букет весеннего первоцвета, фея-крестница - в Весну-девицу; и уже спокойно довёл повествование до счастливого конца, где каждый получил своё. Принц - урок на всю жизнь не приставать к маленьким девочкам, злая тётка-мачеха превратилась в сторожевую собаку, а девочка зажила тихо и счастливо в уютном домике с названным отцом - добрым старым отставным солдатом.
      - А так бывает? - совсем по-детски спросила Контибель. Она не уснула. Может, мать и рассказывала ей на ночь сказки, но это было так давно, что наивная история потрясла её душу.
      - Это было давным-давно, в сказочные времена, - сказал Геннад, аккуратно заправляя под неё одеяло. - А теперь спи.
      - А ты был солдатом? - внезапно спросила Контибель.
      Что-то кольнуло сердце Геннада.
      - Я и сейчас солдат, - сказал он.
      - Да? А почему ты не в форме?
      - Потому, что служба такая. Форма висит дома. Спи.
      Контибель заворочалась в постели, устраиваясь поудобнее. Она слушала сказку замерши, и тело её затекло.
      - Тётку-мачеху жалко. Зачем её превратили в собаку? Они ведь с девочкой хорошо жили... Я тоже у своей тетки полы мыла, посуду..., на огороде, в хлеву помогала... И тётя меня не сильно ругала... И била редко...
      "Конечно, - горько подумал Геннад, - и такая жизнь мёдом покажется, если после неё попадёшь в публичный дом".
      - Всё, - мягко сказал он. - Будем спать. Закрывай глаза. Завтра рано вставать. Спокойной ночи.
      - Спокойной ночи, - прошептала Контибель и послушно закрыла глаза. Но Геннад понял, что она ещё долго не уснёт. Вернулось к ней так и не прожитое детство.
      Он погасил лампу и забрался на свою полку. Но спать не смог. Тревога за судьбу маленького человека навсегда вошла в него, разбудив глубинное, подсознательное чувство отцовства, до определённой поры дремлющее во всех нормальных мужчинах. И тогда впервые в жизни у него начало болеть сердце.
      Всё утро в Бассграде Геннад потратил на то, чтобы снять для Контибель подходящее жильё на несколько дней, пока он будет здесь работать. Перебрав около пяти квартир, сдававшихся в найм, он оставил девочку у благообразной глуховатой старушки и заспешил в центурию.
      - День славный, статс-лейнант, - радушно встретил его каптейн Мишас в своём кабинете. Лицо начальника информационной службы расплылось в улыбке, он встал из-за стола.
      - Славный, - коротко бросил Геннад, стремительно пересёк кабинет и сел напротив. - Садитесь, каптейн. По вашему лицу вижу, что меня ждут хорошие новости.
      - Да, - довольно кивнул каптейн. - Нашли мы вашего человечка. Кстати, это вам из Столицы.
      Он подвинул по столу распечатанный конверт. Геннад взял конверт и вынул из него два листка. Сопроводительное письмо агента Стасо и монохромный снимок отпечатков пальцев лейб-физика Таксона.
      - Почему конверт вскрыт?
      - Наша канцелярия... - извиняясь, развёл руками каптейн Мишас. - Но, благодаря этим отпечаткам, мы и вышли на разыскиваемого.
      Геннад недоумённо поднял брови.
      - Не понял?!
      Каптейн Мишас поперхнулся и в растерянности вытаращил глаза.
      - Так они же принадлежат разыскиваемому...
      "Вот тебе, внучек, и калачик... - ошеломлённо подумал Геннад. - Два калачика. Идентичных..."
      Он перечитал сопроводительное письмо, осмотрел снимок с двух сторон. Как он и просил, Стасо не сообщал о принадлежности отпечатков пальцев лейб-физику. "Неужели клон?" - пронеслась в голове догадка. Работы по клонированию велись лет пятьдесят назад. Потом их то ли засекретили, то ли они были прерваны из-за отсутствия финансирования в начале Перелицовки... Скорее всего, первое. Иначе, откуда Диславл мог знать имя (как указано в ориентировке - "предположительное") человека, которого он ждал и не дождался тридцать седьмого числа летней гекатоды на Южном вокзале Столицы?
      Геннад поднял холодные глаза на каптейна.
      - Каптейн Мишас, да?
      - Так точно! - вскочил с места и вытянулся во фрунт начальник информационной службы. Взгляд Геннада опёк его.
      - Эти "пальчики" были высланы вам вместе с ориентировкой на розыск ещё летом. Что, необходим был мой приезд, чтобы вы зашевелились?
      - Но... гм... - просипел каптейн. - Сами понимаете... Мы тогда искали труп. Кто мог поверить санитару морга, что покойник с такой раной... Потом, ведь акт медэкспертизы о смерти...
      - Бумажкам мы верим больше, - процедил Геннад. - Ладно. Оставим это пока. Где сейчас находится фигурант?
      - Он работает на точке кабельного телевидения. Владелец, некто Петруз, поручился за него при регистрации в центурии. Тогда же с него сняли "пальчики".
      - Как его зовут?
      - Таксон. Разве я не говорил? Таксон.
      "Таки Таксон, - подумал Геннад. - Ну, а как же иначе? Клон лейб-физика..." Похоже, игра шла на самом высоком уровне.
      - А что, когда снимали "пальчики", не могли сверить с ориентировкой?
      Каптейн совсем увял.
      - Дело к тому времени закрыли... Кто бы мог подумать? При регистрации нанимаемых на работу мы сверяем отпечатки их пальцев только с отпечатками преступников...
      - Я бы хотел с ним встретиться.
      - Уже сделано, - расправил плечи каптейн. - Я послал за ним наряд. Через полчаса...
      Зазвонил телефон.
      - Через полчаса его доставят сюда, - запнувшись, закончил каптейн. Вы позволите?
      Геннад кивнул.
      - Каптейн Мишас слушает!
      В трубке что-то затараторили, и начальник информационной службы, воспрянувший было духом, мгновенно спал с лица.
      - Быстро... - прохрипел он в трубку. - Немедленно... Гвардию в ружье! Машину туда... Нет, две машины!..
      Он опустил трубку и растерянно посмотрел на Геннада.
      - Двое из наряда, который я послал за Таксоном, убиты... Двое ведут бой...
      Глава седьмая
      Спустя минуту после введения глюкозы поползла вверх кривая кровяного давления. Чуть позже давление застабилизировалось инъекцией раунатина.
      Стенокардию Меркстейн унаследовал от матери.
      Все утро Таксон собирал из старых деталей, добытых на барахолке, компьютерную приставку. Дело шло туго: электричество в дневное время отключали, поэтому паяльник приходилось греть на масляной горелке, отчего его жало постоянно покрывалось копотью, и припой приставал с трудом. Работа отнимала всё внимание, и чувство тревоги Таксон ощутил только тогда, когда в аппаратной включился интерком.
      - Та'сон, - сказал в интерком Андрик. - С'есть д'а цен'ура...
      - Минутку, - буркнул Таксон, откладывая паяльник и пытаясь уловить, что привело сюда центуров. Особой угрозы от них не исходило, но видеть Таксона они хотели непременно.
      Он встал и открыл дверь.
      Посреди прихожей стояли два центура в форме патрульных. Рядовой и срежант. За столом в напряжённой позе сидел Андрик и не сводил с них глаз. Центуров он не переносил органически.
      - В чём дело?
      - Вы хозяин пункта?
      - Хозяин уехал на неделю в Станполь за кассетами. Я за него.
      - У вас работает некто Таксон. Можно его видеть?
      Таксон промолчал, внимательно вглядываясь в лица центуров.
      Видно, заикание Андрика помешало им понять, кого он вызывает по интеркому. Опасностью от них не веяло. Наоборот - от них исходило любопытство. Но чувство тревоги не исчезало, гнездилось маленькой свербящей точкой в глубине сознания.
      - Я Таксон.
      Центуры переглянулись.
      - В таком случае, просим проехать с нами в центурию.
      - По какому вопросу?
      - Там вам объяснят.
      Центуры действительно ничего не знали. Вот откуда их странное любопытство.
      - У меня срочная работа, - попытался выгадать время Таксон. - Я подъеду через час.
      Центуры как по команде расцвели ухмылками. Их забавляла наивность Таксона.
      - Нам придётся настоять на своём предложении, - ехидно хмыкнул срежант.
      "Так вот откуда чувство опасности, - понял Таксон. - Им приказано разыскать меня и немедленно доставить в центурию. Хотя, судя по их поведению, ничего предосудительного за мной не числится".
      - А если я откажусь?
      Срежант осклабился ещё больше.
      - Тогда мы будем вынуждены прибегнуть к силе.
      Он кивнул рядовому. Тот отстегнул от ремня наручники и шагнул к Таксону.
      - Нет! - крикнул Таксон Андрику, но не успел его остановить. Крик слился с двумя пистолетными выстрелами.
      - Болван! - прошипел Таксон, подхватывая падающее на него тело центура. - К двери, быстро!
      Он "увидел", как из стоявшей во дворе патрульной машины выскакивают двое центуров с автоматами и прячутся за её корпусом.
      Андрик рванул на себя дверь и тут же захлопнул. Автоматная очередь прошлась по двери дробящей щепу строчкой.
      - Чёрт... - впервые не заикаясь, произнёс Андрик и стал сползать по филёнке. И было в этом медленном движении что-то несуразное, неестественное для порывистого и резкого Андрика. Он развернулся и сел на пол у стены. На груди быстро расплывалось кровавое пятно.
      - Всё... - выдохнул он и уронил голову на грудь.
      Из машинного зала в прихожую ворвался Никифр и застыл, поражённый увиденным.
      - Гранатомёт мне! - свистящим шёпотом приказал Таксон, и Никифр исчез.
      Таксон вынул из кобуры убитого срежанта пистолет и, пригибаясь, сделал шаг к окну. Упреждая его, прогрохотала очередь, осколки стекла разлетелись по прихожей.
      - Эй, там, в котельной! - донеслось со двора. - Сдавайтесь! Выходите по одному с поднятыми руками!
      Таксон снова "увидел" патрульную машину и прячущихся за ней центуров. Один держал на прицеле выход из котельной, второй что-то быстро говорил в радиотелефон.
      Сзади, хрустя стеклом, на четвереньках подполз Никифр, волоча за собой гранатомёт и комплект боезапаса.
      - Уходи чёрным ходом, - принимая гранатомёт, сказал Таксон и отдал Никифру пистолет центура. - Предупреди наших.
      Он увидел, что лицо у Никифра бледное и растерянное, и ободряюще хлопнул его по плечу.
      - Давай.
      Никифр кивнул и так же на четвереньках быстро уполз.
      "Только бы успел", - подумал Таксон. Он оттащил труп Андрика на середину комнаты, сел на его место и стал заряжать гранатомет.
      Из разбитого окна донёсся приближающийся вой сирен.
      "Быстро, парни", - подумал Таксон, упёрся ногой в выступающий косяк неплотно прикрытой двери и толкнул её. И пока центуры решетили дверь из автоматов, прыгнул к окну и всадил в машину гранату. Машина взорвалась огненным клубком, но выскочить в дверь Таксон не успел.
      Во дворе стремительно разворачивались два гвардейских броневика. Таксон подбил один, но затем плотный заградительный огонь заставил его пригнуться и ретироваться в машинный зал. Он задраил за собой люк и бросился к чёрному ходу. Но и здесь не успел. Напротив входа стоял третий броневик, из которого выпрыгивали гвардейцы и быстро рассредоточивались у здания котельной. Никифра нигде не было. Похоже, ему удалось проскользнуть.
      Едва Таксон захлопнул люк и завернул штурвал, как по железу загрохотали пули.
      "Поздно, парни, поздно", - усмехнулся Таксон и стал неспешно готовиться к обороне. Его сознание словно раздвоилось. Одна половина по-прежнему продолжала управлять телом: чисто механически он открыл люк среднего котла, в котором хранилось оружие, и стал минировать его, одновременно "наблюдая", как гвардейцы снаружи забрасывают прихожую капсулами со слезоточивым газом, а затем проникают туда в противогазах. Вторая половина сознания воскресила память Таксона. Впервые с того времени, когда он очнулся в заброшенном доме под присмотром Костана, Таксон ясно, чётко, со щемящей грустью вспомнил свою жизнь в доперелицовочном времени. Когда дома не превращались в развалины, а наоборот - строились, когда по улицам ходили весёлые, хорошо одетые люди без оружия, когда не приходилось ожидать выстрела из-за угла, когда не грабили днём посреди улицы и даже ночью можно было спокойно гулять в хорошо освещённом парке. Когда все были обеспечены работой, в будущее смотрели с оптимизмом и не думали о куске хлеба. Голод тогда представлялся чем-то нереальным, невозможным, а уж войны между губерниями из-за стёртых границ или на основе межнациональной розни дикостью.
      Таксон прикручивал провода к взрывателю противопехотной мины и "видел", как гвардейцы врываются в аппаратную, и как под пулями вдребезги разлетаются монитор и компьютерная приставка, которую он так и не успел собрать. Во двор вкатила штабная машина, и оттуда выбрались рыхлый растерянный центур в форме каптейна и подтянутый хмурый парень в цивильной одежде. Каптейн сразу бросился разыскивать командира гвардейцев, каждому офицеру твердя: "Живым! Живым брать!", а хмурый парень остался стоять на месте, с неприкрытой неприязнью наблюдая, как гвардейцы готовятся к штурму котельной. Почему-то этот парень вызвал у Таксона симпатию.
      Таксон разматывал провод и "видел", как почти синхронно с ним тем же делом занимаются сапёры, минирующие все три входа в машинный зал. План гвардейцев был прост - одновременно взорвать все люки и ворваться в котельную с трёх сторон. Таксон экстраполировал во времени действия гвардейцев, когда они взорвут люки и ринутся внутрь машинного зала, паля из автоматов направо и налево. Где уж тут его живым взять, как бы друг друга не перестреляли...
      Проведя провода в деревянную пристройку, Таксон поставил магнето на стол и сел на скамью. При взрыве котла хилое сооружение его не защитит, но выбирать не приходилось. В любом случае жить ему оставалось недолго. Но напоследок он устроит такой фейерверк, который надолго запомнится в городе. И один он из жизни не уйдет. Добрая половина гвардейцев последует за ним.
      Но затем он понял, что не сможет убить их. Одно дело - уголовники, которых он убивал без тени сомнения, или околоточные центуры, накрепко сросшиеся с уголовщиной. Центурская же гвардия была чисто военизированной организацией, парни, служившие в ней, кроме пайка и обмундирования ничего не имели, и не их вина, что служат они гнилому режиму.
      Таксон снова "увидел" симпатичного ему хмурого парня, и, пожалев его, "приказал", чтобы тот отошёл за броневик. И только когда парень скрылся за броней машины, повернул ключ магнето. За мгновение до того, как командир гвардейцев отдал приказ взорвать люки.
      Он ещё успел "увидеть", как обломки стены погребли под собой двух гвардейцев, а затем приподнятая взрывом кровля котельной рухнула на него.
      Боли не было, хотя сознание не отключилось. Поперечная балка раздробила грудь, ноги по колени отсекло громадным осколком взорванного котла, но он жил. Жил вопреки всему. Вопреки всем законам жизни. Жил и слышал, как по руинам котельной ходили гвардейцы, разыскивая его останки. Слышал возгласы, когда обнаружили его оторванные ноги... Затем проржавевший лист кровли над ним сдвинулся, и он увидел в щели метрах в двух над собой перепачканное сажей лицо гвардейца.
      - Здесь! - закричал гвардеец.
      Таксону захотелось увидеть небо, но голова гвардейца в огромной каске заслоняла открывшуюся щель.
      "Отойди. Не загораживай свет", - подумал Таксон. Сказать он ничего не мог. Уже минут пять его раздавленные лёгкие не сокращались.
      Голова гвардейца исчезла, и Таксон, наконец, увидел небо. Кусочек неба, как из колодца, маленький, грязно-серый, еле видимый из-за висевшей в воздухе пыли. И посередине этого далёкого-далёкого обрывка неба чудом колодезного эффекта мерцала блеклая, едва видимая звёздочка.
      Потом он увидел лицо того самого хмурого парня.
      "Жив", - удовлетворённо подумал Таксон.
      - Раскопать, - приказал парень.
      Ещё несколько лиц заглянули в щель и исчезли. Звёздочка мерцала.
      - Да что там раскапывать? - возразил кто-то. - Месиво!
      - Я сказал - раскопать! - гаркнул парень.
      И тогда звёздочка пыхнула ярчайшим магниевым огнём и погасла.
      - Уговорили, - рассмеялась Даниса. - Будем строить замок!
      - Ура! - закричали пятеро ребятишек, подпрыгивая вокруг воспитательницы.
      - Только, чур, по памяти, - предупредила Даниса. - Фантазировать можете сколько угодно, но на стереомакет не подглядывать. Договорились?
      - Да!
      Они долго выбирали место на берегу речки, но, как всегда, лучшее, по мнению ребят, оказалось занято. На мшистом плоском камне лицом вверх лежал голый по пояс парень. Закрыв глаза, он глубоко дышал и улыбался. Услышав голоса ребят, он приподнялся на локте и посмотрел на них. Глаза у него были странные, неподвижные, как у глубокого старика, взгляд тяжёлый и грустный.
      - Доброе утро, - улыбнулся он одними губами.
      - Здрасте, - нестройно ответили ребята.
      - Я слышал, о чём вы спорили. - Парень слез с камня, прихватив снятую куртку. - Стройте здесь.
      - Спасибо, - поблагодарил за всех Огон.
      Парень замялся.
      - Вы извините, - обратился он к Данисе, - что я забрался на территорию детской площадки. Но... Можно мне посмотреть, как они будут строить замок?
      - Отчего же, смотрите, - пожала плечами воспитательница. Она запрограммировала сопровождавшего их кибера на изготовление строительных блоков детского конструктора. - Значит так, ребята. Чтобы не было сутолоки, распределим работы. Внутренний дворец строят Прис и Лор, стены и мост Шун, а угловые башни - Огон и Тей. Согласны?
      - Согласны! - радостно прокричали Прис и Лор. Остальные только кивнули. Каждому хотелось строить дворец.
      Даниса улыбнулась. В следующей игре более интересные задания получат другие.
      Тей с рвением принялся за работу. Ему хотелось быстрее всех построить свои башни. Кирпичики с магнитным щёлканьем слипались друг с другом, башня росла как на дрожжах: вот она открыла свои маленькие подслеповатые глазки первого ряда бойниц и угрюмо взглянула на мир..., вот ещё два ряда бойниц..., вот она сузилась, и легли на неё поперечные балки верхней площадки... И только тогда Тей впервые посмотрел на работу Огона. Намного ли он опередил его?
      Огон строил обстоятельно, не спеша, и его башня выглядела красавицей. С карнизами, витыми сосульками свисающими надо рвом, со сводчатыми окнами, со сложным переплетением врезанных в стену башни ступенек переходных лестниц, она превосходила угрюмую ровную башню Тея по всем параметрам.
      Тей попытался пооригинальнее оформить верхнюю площадку своей башни, но работа у него разладилась, и зубцы, которыми он хотел увенчать башню, почему-то не желали выстраиваться в соответствии со строгой геометрией, а торчали вразнобой.
      Он исподтишка огляделся. Даниса сидела на траве и увлечённо листала древнюю бумажную книгу, а парень, напросившийся посмотреть на строительство замка, полулежал на берегу и лениво бросал в речку маленькие камешки. На ребят он вроде бы не смотрел. И тогда Тей, в очередной раз набирая пригоршню кирпичиков из окошка выдачи кибера, быстрым движением нажал на три кнопки на его панели. Именно те, которые нажимала Даниса, когда с детской площадки требовалось убрать старое, уже не интересное ребятам сооружение.
      Первым заметил Шун. Выстроенный им через ров перекидной мост не выдержал собственного веса и медленно, как пластилиновый, переломился пополам.
      - Что это он? - удивился Шун.
      И тогда увидели все остальные. Недостроенный замок оседал под собственной тяжестью, оплывая, как воск.
      - Даниса! - закричал Огон.
      Даниса отложила книгу.
      - В чём дело?
      - Почему он расползается?!
      Даниса растерялась. Она встала и подошла к ребятам.
      - Наверное, я по ошибке запрограммировала двухчасовые кирпичики... недоумённо развела она руками.
      Парень, сидевший в стороне, рассмеялся.
      - Что вы нашли смешного, молодой человек? - строго спросила воспитательница. Она не понимала, как можно смеяться в подобной ситуации.
      - Да так...
      Парень смутился, встал и набросил на плечи куртку. На чёрном шевроне рукава перемигивалась россыпь колючих звёздочек.
      - Понятно... - отстранённо произнесла Даниса. - Вы из Звёздных. Голос её стал холодным. - Уйдите отсюда.
      Лицо парня перекосилось.
      - Да уж... Не место мне в вашем непорочном мире, - горько проговорил он. - Только мне кажется, что одному из ваших парней прямая дорога к нам.
      Он круто развернулся и быстро зашагал прочь вдоль берега.
      Даниса растерянно посмотрела на ребят, перевела взгляд на кибера и всё поняла. Она положила руку на плечо Тея и отвела его в сторону.
      Сердце Тея сжалось. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Он понял, что Даниса догадалась, чьих это рук дело.
      - Послушай, Тей, - мягко сказала воспитательница, - зависть - не лучшее из чувств...
      Тей строптиво сбросил руку Данисы с плеча и отбежал от неё к кромке берега. В спокойной воде отражались облака и перевёрнутый лес на другом берегу. На душе было больно и горько, но глаза оставались сухими. Он схватил большой камень и с силой зашвырнул его в реку. Перевёрнутый лес дрогнул и расслоился чёрными бликами...
      - ...Я многого насмотрелся, вскрывая трупы мутантов, - говорил голос из темноты, - но такое вижу впервые. Когда привезли труп вашего подопечного, я не стал делать вскрытие и сразу отправил его в морг. Тогда мне было всё ясно. И только ваши настоятельные просьбы заставили меня на следующий день осмотреть труп. То, что я увидел, просто не может быть. Ваш подопечный всё ещё был трупом, но раны на его теле зарубцевались. Известно, что многие ткани, в частности, волосы, продолжают жить после смерти. Но такого... А когда вчера у него забилось сердце, меня чуть не хватила кондрашка. Это чудо! Самое настоящее чудо, не поддающееся объяснению. Ребра срослись, он уже дышит. И у него выросли оторванные ноги!
      Таксон Тей почувствовал, как с него сдергивают покрывало.
      - Посмотрите! Оторванные ноги лежат в леднике, уже начали разлагаться, а эти... Они не только отросли, но и подошвы ороговели, будто он новыми ногами ходил всю жизнь!
      Таксон Тей открыл глаза. Над ним склонились патологоанатом бассградской лечебницы Коминь и статс-лейнант столичного Управления центурии Геннад. Сведения об этих людях появились в голове Таксона Тея как само собой разумеющееся. Патологоанатом просто-таки исходил восторгом от лицезрения чуда, а мысли статс-лейнанта - того самого хмурого парня, вылезшего из штабной машины у котельной, - витали далеко отсюда. На чудо воскрешения из мёртвых ему было наплевать - он ещё раньше подразумевал нечто подобное, - а думал он сейчас о том, как бы побыстрее вернуться домой и устроить свою дочь в школу. С дочкой у статс-лейнанта было что-то неладное, что-то тёмное и тяжёлое давило на душу Геннада, но напрячься, чтобы разобраться в сумбуре, царившем в голове статс-лейнанта, у Таксона Тея не было сил.
      - Вот, он и глаза открыл! - восторженно воскликнул Коминь.
      Таксон Тей ощутил, как мысли о дочери в голове статс-лейнанта сместились на второй план.
      - Вы меня видите? - спросил статс-лейнант.
      С компьютерным безразличием Таксон Тей просчитал все вопросы статс-лейнанта о группе Петруза, о своей смерти в поезде от рук Чёрного Аристократа, и даже о взрыве корабля. Многое парень раскопал... Он вздохнул и закрыл глаза. Отвечать не хотелось. Слишком многое ему предстояло осмыслить. И заново прожить кровавую жизнь психоматрицы без сознания Тея.
      - Оставьте меня в покое, - прошептал он.
      Последующие четыре дня он провёл в полузабытьи, изредка приходя в себя, но почти сразу отключаясь. Но сны Парадаса больше не приходили. Сознание Тея сливалось с психоматрицей, и этот болезненный процесс, как и восстановление изувеченного организма, забирал все силы. Лечебницкой баланды явно не хватало для регенерации тела, поэтому он катастрофически похудел, пустив на восстановление здоровые клетки. Хуже было с сознанием Таксона - прожитую им без Тея жизнь не перекроишь, как тело. Анализируя поступки психоматрицы, Таксон Тей мучительно переживал каждый свой день, проведенный в Бассграде после бегства из морга. Позицию Петруза он понимал, но его действия, сейчас, осмысливая новым сознанием, не принимал. А уж подбор группы Петруза, своих недельной давности единомышленников, товарищей, теперь вызывал у него содрогание.
      Нет, не физическим уродством, а моральным. Начхать большинству в группе было на светлые идеи Петруза. Никифра в акциях больше всего интересовала экспроприированная сумма, на которую можно было безбедно существовать; Технаря, как сейчас он понимал, - не само оружие, а его действие, возможность с его помощью взорвать что-либо, разрушить, разнести в клочья; Костан упивался своей властью над чужими судьбами, и, единственное, что огорчало его, так то, что власть была тайной; а Андрик был просто патологическим убийцей. Пожалуй, один Жолис следовал за Петрузом по идейным соображениям. Но он тоже был озлобившимся функционером, не видящим других методов кроме террора.
      Приходя в себя, Таксон Тей видел у своей постели сменявшиеся как в калейдоскопе лица санитаров, врачей, центуров. На вопросы он не отвечал, но сам от них постепенно "узнал", что Никифр и Жолис погибли через полчаса после осады котельной, подорвав себя в гараже Жолиса вместе с нарядом центуров. Сашан был убит на следующий день в перестрелке на площади Свободы, когда его случайно опознал кто-то из сослуживцев отца.