Глава 1

В погребке «У Еси» было прохладно — у стойки работал кондиционер, а под потолком в центре зала неторопливо кружили громадные лопасти вентилятора. Приятный погребок. Тишина, уют, и посетителей немного. Не каждому по карману цены «У Еси». Но главное, здесь не было телевизора. С некоторых пор, точнее, уже полтора месяца, я не переносил и вида светящегося экрана. Будь это обыкновенная телефобия — еще полбеды. К сожалению, дела обстояли значительно хуже.

— Имитация? — равнодушно спросил я у бармена, кивнув на вентилятор под потолком: движения воздуха в погребке не ощущалось.

Владик мельком глянул на вращающиеся лопасти, пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он, протирая полотенцем бокал. — Есе нравится…

Я машинально кивнул. Мне было абсолютно все равно, гоняют лопасти вентилятора воздух или нет, — душу глодали свои проблемы. А спросил просто так, ради красного словца. Почти как в анекдоте, когда пьяный посетитель придирается к официанту, ища в его ответах предлог, чтобы дать в морду. Не с моими габаритами затевать драку, но морду кое-кому действительно хотелось набить. Не Владику, естественно, — ему-то за что? — а господину Популенкову. Однако осуществить это желание я не мог. И вовсе не из-за своего хилого телосложения. Господина Популенкова сорок дней назад похоронили.

Я сделал глоток коньяка и мысленно пожелал господину Популенкову перевернуться в гробу. Легче не стало. Как не стало бы легче, будь Популенков живой и мне, невзирая на его многочисленную охрану, удалось бы набить ему морду.

Пакостное настроение настолько задурманило голову, что я потерял самоконтроль и, вертя в руках пузатенькую рюмку, пробормотал:

— Сейчас Люся бокал разобьет…

Предсказание вырвалось непроизвольно, я запоздало спохватился, но было поздно. Сзади послышался звон разбившегося о пол бокала с коктейлем, соскользнувшего с подноса официантки.

Брови у Владика подскочили, он внимательно посмотрел на меня, в зал, снова перевел взгляд на меня.

— У тебя глаза на затылке? — поинтересовался он.

— Интуиция…

Изображая на лице полное равнодушие, я пожал плечами, допил коньяк, бросил в рот пару орешков арахиса и пододвинул рюмку к бармену.

— Повтори.

Владик плеснул в рюмку коньяку.

— Если что-нибудь еще предскажешь, — сказал он, — весь вечер будешь пить за мой счет.

— Уговорил, — кисло улыбнулся я, но на душе оттаяло. Ничего страшного не произошло, даже наоборот. Не то что полтора месяца назад, когда на меня впервые снизошло озарение. Впрочем, случай тогда был гораздо сложнее…

Мимо стойки с пустым подносом проскользнула расстроенная официантка.

— Люся, держи себя в руках, — коротко бросил Владик.

— Да пошел ты со своими советами… — сквозь зубы огрызнулась официантка, швырнула на стойку листок с заказом и скрылась в подсобке.

Тотчас оттуда появилась уборщица — принялась сметать с пола осколки и замывать пятно. Минуты не прошло, как на паркете и следа не осталось.

Владик проводил невозмутимым взглядом уборщицу, посмотрел на оставленный Люсей листок и взял в руки шейкер. Длинноволосый парень в джинсовой безрукавке на голое тело, сидевший за стойкой на другом конце, шумно вздохнул.

— Холодное пиво имеет два недостатка, — философски изрек он, глядя в никуда потухшим взглядом и оглаживая ладонью запотевший стакан. — Первый: рано или поздно оно становится теплым…

Он с сожалением посмотрел на полупустой стакан, залпом допил пиво и застыл в прострации. Вопреки философским рассуждениям у него было лицо отпетого уголовника, а руки покрывала цветная татуировка, изображавшая змею, обвившуюся вокруг внушительных бицепсов. Голова змеи покоилась на правой ладони, хвост — на левой.

— А второй? — поинтересовался Владик, мастерски жонглируя шейкером.

— Что — второй?

Парень в недоумении уставился на бармена. Похоже, философская сентенция вырвалась у него столь же непроизвольно, как предсказание о разбитом бокале у меня.

— Второй недостаток холодного пива, — напомнил Владик.

— А, второй… — поморщился парень и опять тяжело вздохнул. В его вздохе сконцентрировалась вселенская скорбь. — Пива всегда мало…

Владик хмыкнул, поставил на стойку два бокала, разлил в них из шейкера коктейль. Затем открыл холодильник, извлек бутылку «Holsten», откупорил и послал ее по стойке лохматому парню.

— Держи. На этом, Шурик, твой кредит заканчивается.

Парень повеселел.

— Спасибо, Влад! Никто, кроме тебя, не понимает душу вольного художника. — Пиво забулькало из бутылки в стакан. — На следующей неделе халтуру закончу, все долги верну, — пообещал он.

Орешек арахиса в стоящем передо мной блюдце вдруг задрожал, сполз на стойку и начал крошиться, будто кто-то маленький и невидимый грыз его. Только этого не хватало! Я покосился на Владика и осторожно заслонил крошащийся орешек рукой.

И тут «увидел», что произойдет дальше. Предчувствие мордобития оправдывалось на девяносто процентов, не дотянув до ста лишь потому, что мордобитие мне предстояло лицезреть, а не участвовать в нем. Я усмехнулся и поманил пальцем бармена.

— Сейчас твой должник получит по морде, — полушепотом сообщил я наклонившемуся над стойкой Владику.

— За что? — невозмутимо спросил бармен и внимательно посмотрел мне в глаза. — Не советую. Роман.

Его нехитрое умозаключение вызвало у меня совсем уж откровенную ухмылку.

— А я здесь ни при чем, — заверил бармена. «Вольный художник» шумно отхлебнул из стакана, крякнул от удовольствия. У стойки появилась хмурая Люся и поставила на поднос приготовленные Владиком бокалы с коктейлем.

— Эх, жизнь хороша! — провозгласил «вольный художник» и шлепнул официантку по округлому заду.

Напрасно он это сделал. Не учел, что не у всех на данный момент «жизнь хороша». Люся развернулась и влепила ему пощечину.

— Ну, ты! — взорвалась она. — Грабли не распускай!

Парень оторопел, глаза у него виновато забегали. Его растерянность никак не вязалась с физиономией уголовника и татуировкой на руках. Точно вольный художник, если внешний имидж не соответствует внутреннему содержанию.

— Да ч-чего ты? — заикаясь, выдавил он. — Я же п-пошу-тил…

У стойки мгновенно возник вышибала — детина двухметрового роста с косой саженью в плечах. Белая рубашка с короткими рукавами настолько плотно облегала крупное тело, что казалось, сейчас лопнет по швам, а бабочка на бычьей шее смотрелась откровенным издевательством над устоявшимся обликом интеллигенции.

— Проблемы? — хрипло поинтересовался он у бармена, недобро косясь на парня.

— Все нормально, Василий, — успокоил его Владик. — Люся, сдай смену Нине, а завтра выходи с утра. Но в хорошем настроении.

Официантка фыркнула разъяренной кошкой и шмыгнула в подсобку. Штора из деревянных бус негодующе зашелестела. Будь в подсобке дверь, точно хлопнула бы так, что штукатурка посыпалась.

Вышибала Василий еще раз смерил «вольного художника» сумрачным взглядом и тоже ретировался.

— Извини, Влад… — просительно протянул парень. Бармен покачал головой.

— Шура, ты не прав, — назидательно изрек он.

— Понял, понял… — закивал Шура, быстро проглотил остатки пива и соскочил с табурета.

— Извини… — повторил он, разводя руками. Джинсовая безрукавка распахнулась, стало видно, что тугие кольца вытатуированной змеи опоясывают и его грудь. Не парень, а этакое современное подобие Лаокоона, со скорбным ликом безуспешно разрывающего путы морского гада.

— Ступай! — не глядя на него, буркнул бармен, убирая со стойки пустую бутылку и стакан.

Шурик виновато вздохнул и поплелся к выходу. Испортили настроение парню. Душила его сейчас вытатуированная змея, ох и душила! Душу наизнанку выворачивала.

Владик взял бутылку «Белого аиста» и повернулся ко мне.

— Ты не пробовал реализовать свое умение в казино?

Он собирался налить, но я прикрыл рюмку ладонью.

—Нет.

— Что — нет? Не пробовал в казино играть, или коньяку за. счет заведения не хочешь?

— Играть не пробовал, — честно признался я, — и в голову не приходило. А коньяку хочу. Но — другого. Плесни-ка во-он из той бутылки…

И указал на бутылку «Martell».

Владик снисходительно усмехнулся.

— Тебе не понравится, — сказал он..

— Польская подделка?

— Суррогаты не держим, — возразил Владик. — Просто знаю твой вкус. Если хочешь дорогого коньяка, предлагаю «Hennessy».

Я перевел взгляд на бутылку «Hennessy». По ценнику американский коньяк стоил в два раза дороже французского. Владик был человеком слова и отнюдь не скаредным. Редкие по нынешним временам качества.

— Хочу попробовать французского, — упрямо возразил я. — Говорят, лучший в мире,

— Кому как, — пожал плечами Владик, снимая бутылку с полки.

Я украдкой глянул на стойку перед собой. Сползший с блюдца орешек исчез, крошки тоже. Это безобразие нужно прекращать, а то за первым орешком непременно последует второй.

— И лимончик, пожалуйста, — попросил я.

— Лимон под «Martell»? — изумился Владик.

— А Почему нет? — в свою очередь удивился я. — Неплохо кто-то сообразил закусывать коньяк арахисом, но Николай II придумал лучше.

— Лимон под «Martell» все равно что соленые огурцы под шампанское, — пояснил Владик, однако, увидев на моем лице недоверие, снова пожал плечами, налил в рюмку коньяк и заменил блюдце с арахисом на блюдечко с нарезанным лимоном.

Я понюхал рюмку. Содержимое коньяком и не пахло. Тонкий, приятный аромат, отнюдь не коньячный. Букет, одним словом, как говорят дегустаторы. Может, настоящему коньяку так и положено благоухать, а от наших коньяков французы нос воротят, как от клоповой морилки?

Я с сомнением покосился на Владика, но, наткнувшись на насмешливый взгляд, опрокинул в себя рюмку. «Martell» скользнул внутрь, оставив во рту приятное послевкусие. Ощущение было весьма странным — словами не передашь, — и я застыл в недоумении. Будто и не спиртное выпил. В общем, напиток для гурманов. И прав был Владик — закусывать лимоном не хотелось. Этот напиток вообще ничем закусывать нельзя, разве что закурить легкую сигарету.

— Еще? — предложил Владик.

Я неуверенно повел плечами, но когда бармен поднес горлышко бутылки к рюмке, все же отказался.

— Пожалуй, не стоит. Не для русского желудка это пойло. Нам бы чего позабористей, чтобы душу свернуло и развернуло, вконец ошарашивая иностранцев славянскими глубинными тайнами.

— Тогда переходи на самогон, — саркастически хмыкнул Владик. — Поэт в тебе умер… «Hennessy»? — предложил он.

— Давай, — равнодушно согласился я и махнул рукой. Настроение вдруг испортилось, и это было нехорошим признаком. Когда наступала такая вот «вселенская» апатия, в голове возникали самые скверные предсказания.

Бармен поставил на стойку чистую рюмку, налил в нее коньяк, пододвинул ко мне.

— Только обязательно поведай, — ехидно заметил он, — согреет ли загадочную русскую душу американский коньяк, или она его отвергнет.

Я машинально кивнул и выпил. Но ни вкуса, ни запаха не почувствовал, так как именно в этот момент пришло озарение.

— Ты чего? — изумился Владик, увидев, как вытянулось мое лицо. Он перегнулся через стойку и постучал меня по спине. — Не в то горло пошло, что ли?

Я очнулся от видения будущего и, для вида прокашлявшись, обвел погребок взглядом. Из десяти столиков были заняты только три. За столиком у входа, потягивая через соломинки коктейль, поданный вместо Люси официанткой Ниной, мирно ворковала престарелая парочка — то ли добропорядочная супружеская чета, то ли поздние влюбленные, решившие на старости лет тряхнуть стариной. Судя по лощеному виду седовласого мужчины, более вероятным было второе. Еще тот ловелас — на лице написано, что ни одной юбки не пропустит. Как говорится, седина в бороду, бес в ребро… Но не они были причиной моей тревоги. Такие же безвинные статисты будущей драмы, как я. Главная пара «действующих лиц» сидела в глубине зала за столиком у стены. Несмотря на то что на столике стояли лишь вазочка с мороженым и рюмка с коньяком, по виду посетителей было понятно, что погребок удостоили своим посещением весьма солидные бизнесмены. Грузный бритоголовый мужчина лет пятидесяти с надменным волевым лицом в черном смокинге и белой рубашке при бабочке вяло ковырял ложечкой в вазочке с мороженым и что-то неторопливо говорил, строго глядя в глаза собеседнику, Моложавый кучерявый мужчина с восточными чертами лица в пронзительно голубой рубашке с распахнутым воротом слушал внимательно, изредка кивал. К стоявшей перед ним рюмке коньяка он не притрагивался. А в углу сидели четверо телохранителей. Крепкие ребята. Несмотря на жару, все в пиджаках, а значит, при оружии. Сидели они профессионально: двое спинами к одной стене, двое к другой — и цепкими взглядами рыскали по залу, чуть задерживаясь на входных дверях, пустом гардеробе, туалетных комнатах и входе в подсобку. На столике перед ними стояли фирменные стаканчики кока-колы, и телохранители по очереди подносили их к губам, создавая видимость отдыхающей компании, но больше демонстрируя хозяевам свое усердие.

— Так что скажешь? — вывел меня из оцепенения голос бармена.

— О чем? — глухо спросил я.

— О коньяке.

Я пожал плечами.

— Нормальный…

— Да… — покачал головой Владик. — Напрасно я обозвал тебя поэтом. Историей доказано, что названному Романом романов не писать.

— Почему? — абсолютно индифферентно возразил я, машинально поддерживая разговор. — А Ромен Роллан?

Сознание пребывало в ступоре, и губы двигались и говорили как бы сами по себе.

— Так он же Ромен, а не Роман… — поморщился Владик. Я лишь вздохнул и не стал объяснять разницу между французской и русской транскрипцией одного и того же имени. Это как, например, по-английски Майкл, по-французски Мишель, по-русски Михаил, а латиницей напиши — одно и то же имя, но читается по-разному…

— Да и не был Роллан по-настоящему большим писателем. Мне, во всяком случае, не нравится, как он писал, — словно угадав мои мысли, продолжал упорствовать Владик. — Еще «Hennessy»? Или будешь пробовать все коньяки по очереди?

По «увиденному» сценарию будущего мне следовало кивнуть, но я взял себя в руки и отрицательно покачал головой. Получилось через силу, будто приходилось преодолевать сопротивление внезапно загустевшего воздуха. Словно не я это делал, а кто-то другой.

— Спасибо, но мне пора. Засиделся, на встречу опаздываю, — с трудом ворочая непослушным языком, промямлил я. Тяжело это далось, против воли. Согласно сошедшему на меня минуту назад озарению совсем не те слова должен был произнести. Посмотрев на часы, я пробормотал:— Будь у меня время, в стельку бы упился и тебя разорил…

— Хозяин — барин, — спокойно согласился Владик, с недоумением наблюдая, как я неуклюже слезаю с высокого табурета. «С чего бы это клиента так развезло? — читалось в его взгляде. — Не больше двухсот граммов коньяка выпил…» Мои возможности он знал — не моя это доза.

— Пока, — махнул я рукой, избегая смотреть на Владика, и, тяжело ступая ватными, будто чужими, ногами, поплелся к выходу. Совсем как перед этим «вольный художник» Шурик, только не вытатуированная змея меня душила, а нечто похуже.

— Приходи завтра опохмеляться. Так и быть, одна рюмка за мой счет! — великодушно бросил мне в спину Владик. Видимо, решил, что я основательно «нагрузился» до того, как зашел в погребок.

Окружающая среда усиленно сопротивлялась движению, и я брел словно по дну водоема. Выбравшись по ступенькам из погребка на разогретый июльским солнцем тротуар, я на мгновение замер, прислонившись к косяку двери. Улица под ногами качалась, как палуба утлого суденышка в ненастную погоду. Можно было подумать, что развезло от жары, если бы не странное давление непонятной силы, заставлявшее вернуться назад, сесть за стойку и продолжить «дегустацию» коньяков. Я знал, стоит мне повернуться, и неведомая сила снесет меня по ступенькам в погребок, усадит на табурет, сунет в руку рюмку коньяка. С огромным трудом я отлепился от двери и нетвердой походкой поплелся прочь по шатающемуся под ногами тротуару. Выпить еще коньяку я был не против, но в гораздо большей степени хотелось жить.

Мимо, мягко шурша шинами, скользнул джип и затормозил у дверей погребка. Послышалось хлопанье дверей.

Как ни хотелось обернуться, я пересилил себя и попытался заставить тело двигаться быстрее. Ничего не получилось, лишь зашатало еще сильнее, совсем по-штормовому. Из своего последнего видения я знал приехавших в джипе в лицо и встречаться с ними взглядом не хотел. Единственное, чего я сейчас страстно желал, так это оказаться в данный момент как можно дальше отсюда. Ни к чему мне становиться случайным свидетелем.

В общем-то и оглядываться было не нужно — словно спиной видел, как из джипа выбрались трое молодых парней в почти одинаковых мешковатых легких курточках. Не по сезону одетых, а по работе. Внимательными взглядами они проводили пьяного и, дождавшись, когда я завернул за угол, направились в погребок.

В переулке я попытался бежать, но тут сопротивление окружающей среды достигло критической точки, тело окончательно отказалось повиноваться, и я натужно забарахтался на месте, подобно насекомому в густом сиропе. До слуха донеслось приглушенное стрекотание автоматов в погребке «У Еси», сознание отчаянно завопило: «Беги!!!» — но толку от его вопля было мало.

Лишь когда тротуар дрогнул от взрыва гранаты, клейкая пелена разорвалась, и я задал отчаянного стрекача.

Любо-дорого смотреть, как в американских кинобоевиках бравые ребята бегают, не зная устали, по заброшенным сталелитейным заводам, без тени страха сигают с небоскребов, шмаляют из всех видов огнестрельного оружия — от пистолетов до базук, смертным боем колошматят друг друга внушительными обрезками водопроводных труб, и все им нипочем. Не то что одышки, испарины на лице после получасовой драки нет. Разве что после очередного побоища главный герой небрежно поинтересуется у своего напарника со вспоротым бензопилой животом: «You O.K.?», а тот, заправляя в развороченный живот вывалившиеся внутренности, бодро отрапортует: «O.K.!»

Когда я, судорожно хрипя бешено работающими легкими, ввалился в свою квартиру, некому было спросить, все ли у меня «о'кей». А если бы и было кому, я не смог бы ответить. В полуобморочном состоянии запер за собой дверь и, почти теряя сознание, сполз по филенке на пол. И здесь меня вывернуло наизнанку, да так, что желудок, как у некоторых моллюсков, чуть было не выскочил. Но желчь я исторгнул из себя всю, до последней капли. Причем, наверное, вместе с камнями из желчного пузыря — горло саднило, будто меня рвало смесью гравия, песка и серной кислоты.

Отдохнул, называется, попил в погребке коньячку, расслабился… Куда мне тягаться с американскими суперменами! Слабак.

Когда рвотные спазмы отпустили и в голове немного прояснилось, я на трясущихся ногах поднялся с пола и проковылял в ванную комнату. Умылся, содовым раствором прополоскал саднящее от желчи горло и долго бездумным, отрешенным взглядом рассматривал в зеркале серое лицо. Мысли текли вяло, апатично. Угораздило же меня нежданно-негаданно заполучить дар предвидения! С таким «подарком» не то что жить, умирать страшно. Но жить тем не менее все еще хотелось.

Взяв мокрую тряпку, навел относительный порядок в прихожей. Странное дело, но, когда я замывал пятно, мне почему-то казалось, что на полу обязательно должны быть стеклянные осколки. Мозг явно не справлялся с ситуацией, что-то в нем то ли заклинило, то ли закоротило, объединив пятно в прихожей с пятном в погребке «У Еси» от разбитого официанткой бокала с коктейлем. В довершение всего из глубин памяти вынырнула странная фраза: «…Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила». Я попытался заставить мозг работать и вспомнить, что это за третье «пятно» и какое отношение оно имеет ко всему происшедшему, но не смог. На душе было так муторно, что впору удавиться, а не проводить аналогии между тремя пятнами.

Осторожно прополоскав половую тряпку, будто в ней действительно могли оказаться осколки стекла, я разделся и принял холодный душ. Стало немного легче, но голова по-прежнему отказывалась работать. Сознание затянула сумеречная пелена, опустившая интеллект до уровня дебила.

Из этого состояния было три варианта выхода: включить телевизор и тупо созерцать происходящее на экране; сесть за компьютер и запустить крутую игру в трехмерном пространстве с дикой бойней монстров; наконец, просто напиться вдрызг. Все это рано или поздно вывело бы сознание из ступора, но, к сожалению, ни один из вариантов не подходил. Уже полтора месяца, с тех самых пор, как меня «угораздило» заполучить дар предсказания, я не включал ни телевизор, ни компьютер. Неприятностей с ними было больше, чем с предвидением будущего. Ну а напиться не позволял недавний «инцидент» в прихожей — мысль о стакане спиртного приводила организм в состояние оторопи и к невольным рвотным позывам.

Я забрался в постель и до самого вечера лежал в прострации, невидящим взглядом уставившись в потолок и вздрагивая от малейшего шороха. Воспаленное сознание вновь и вновь рисовало в голове побоище в погребке «У Еси», и с каждым разом эта картина становилась более зримой, словно, удаляясь во времени, приближалась в пространстве. Наконец каким-то крохотным участком на периферии сознания я понял, что если не предпринять никаких мер, то так можно пролежать до утра, не сомкнув глаз и все больше погружаясь в муторное чувство нарастающей паранойи. Недолго и с ума сойти.

С ума сходить я не хотел, через силу заставил себя встать и приготовил на кухне нехитрый, учитывая состояние желудка, ужин — пару яиц всмятку. Пища оказала благотворное действие, в голове немного прояснилось, и тогда я решился. Налил в стакан водки, глубоко вдохнул и выпил до дна. Торопливо, как горькое лекарство. Желудок отнесся к водке благосклонно, и через минуту в голове приятно зашумело, гнетущая пелена безысходности рассеялась, вместо нее сознание заволокло приятным, умиротворяющим дурманом.

Наконец-то мне удалось по-настоящему расслабиться. Я доковылял до диван-кровати и бережно опустил свое тело на постель. На все и вся стало начхать. Потому и уснул я практически мгновенно.

Хуже нет, когда среди ночи поднимает с постели настырный звонок телефона. Сплю я крепко и, если внезапно разбудить, с трудом соображаю, где нахожусь и чего от меня хотят. Ну а если перед этим еще приму стакан водки, то голосу из трубки вообще до сознания не добраться.

— Ну? — хрипло буркнул я в трубку.

На том конце телефона сбивчивой скороговоркой заходился женский голос. Попытался понять, чего от меня хотят, но слова женщины лишь безуспешно барабанили по ушным перепонкам непонятной абракадаброй, и мозг отказывался расшифровывать смысл.

— Кто вам нужен? — наконец сообразил спросить.

— Р-Роман…. — всхлипнула женщина в трубке. — Роман Че… Челышев…

Кажется, это я. Мысли ворочались туго, будто застывшее пресное тесто.

— А вы кто?

—Люся…

— Какая еще Люся?

Почему-то я был уверен, что знакомых женщин с таким именем у меня нет, хотя, позвони сейчас и знакомая, ее бы тоже не признал. Так сказать, эффект резкого пробуждения посреди дурного сна. Мать родную не узнаешь, не то что знакомых.

— Люся, официантка из погребка «У Еси»… — опять всхлипнула женщина.

«Какой еще погребок, какой Еся?» — поморщился я, но вслух ничего не спросил. И правильно сделал, так как через мгновение вспомнил вчерашний вечер. Настолько ярко увидел криминальную разборку в погребке «У Еси», будто она не в озарении представилась, а воочию наблюдал стрельбу.

Я рывком сел, спустил ноги с дивана.

— Слушаю, — сипло, пересохшим горлом сказал в трубку.

— Владик сейчас в реанимации… В нейрохирургии…

«Ну а я здесь при чем?» — чуть не сорвалось с языка, но вовремя сдержался. Как ни заторможено было сознание, а сообразил, что о перестрелке в погребке мне знать не положено. Не было меня там, и все.

— Что случилось? — стараясь придать голосу встревоженный тон, спросил я.

Тревога, изображенная пересохшим горлом, прозвучала неубедительно. Впрочем, может, мне это только показалось, а Люся, наоборот, сдавленный шепот приняла за настоящее, неподдельное переживание.

— Кри-ими-инальная разборка в погребке бы-ыла… — по-бабьи заголосила она. — Влади-ика в голову рани-или-и…

— Спокойно, только спокойно, — пробормотал я, включил настольную лампу и посмотрел на часы. Начало второго ночи. — Да уж, угораздило его… Он в сознании?

— Не-ет… Полчаса назад в себя пришел, ва-ас позвал и снова в беспамятство впал…

— Чем я могу помочь? — наконец нашелся правильный вопрос.

— Придите к нему… — заскулила Люся.

— В два часа ночи меня в больнице на порог не пустят!

— Тогда завтра с утра… Владик вас так звал!..

— Хорошо, — буркнул я. — В какой он больнице?

— В центральной травматологии…

— Приеду, — пообещал я и положил трубку. Минуту сидел на диване, очумело вперившись в стену, затем вздохнул. И только сейчас обратил внимание на то, что не могу закрыть рот после телефонного разговора. Гортань настолько пересохла, что попытка сглотнуть несуществующую слюну вызвала острую боль. Удивительно, как еще разговаривал…

Поднявшись с дивана, прошел на кухню, залпом выпил кружку теплой, из-под крана, воды. Боль в гортани исчезла, но меня чуть снова не вывернуло наизнанку. Все-таки теплая вода в подобной ситуации противопоказана. Переборов тошноту, достал из холодильника кубики льда, бросил в кружку, залил водопроводной водой, размешал и выпил.

Ледяная вода оказала отрезвляющее действие. На лице выступил обильный пот, в голове прояснилось. Я опустился на табурет и перевел дух.

«Итак, что мы имеем на сегодня, на два часа ночи? — попытался я мысленно проанализировать ситуацию. — А имеем мы телефонный звонок практически незнакомой девушки, которая умоляет приехать в больницу к тяжело раненному бармену из погребка „У Еси“. Спрашивается, кем мне этот бармен приходится? В общем-то никем. Шапочным знакомым, за стойкой которого я не раз сиживал, пил коньяк, иногда в долг, болтал о том о сем… И не более. А значит, я ничем ему не обязан. Так стоит ли ехать в больницу?»

Рассуждал я вроде бы здраво, трезво, но в то же время прекрасно понимал, что пытаюсь обмануть себя. В озарении, предсказавшем кровавые события в погребке, Владик должен был отделаться легким ранением в руку, а вот я — лежать трупом на полу. Так что «должок» у меня перед Владиком был, и деньгами его не измерить…

Я выпил еще воды со льдом и, так и не решив, ехать утром в больницу или нет, отправился досыпать. Такие дела на по-хмельную голову не решаются, а утро, как известно, вечера мудренее.

Утро, к сожалению, выдалось гораздо мудренее, чем я мог предположить. Словно кто картавый нагадал. Небо заволокло тучами, но желанной прохлады пасмурная погода не принесла. По-прежнему было душно, клены во дворе стояли поникшие, изнуренные зноем, а воздух был настолько вязким, что ни единый листок на деревьях не шевелился. Все предвещало грозу, но в том, что она разразится, были большие сомнения. Июльская погода в Алычевске непредсказуема. Повисят-повисят над городом грозовые облака день-два да и растают бесследно, не проронив ни дождинки.

Голова раскалывалась, но опохмеляться не стал — не ту дозу вчера принял, чтобы насиловать организм, выбивая клин клином. Сварил макароны, заправил их кетчупом, сделал крепкий кофе и сел завтракать.

И тут зазвонил телефон.

«Опять Люся…» — досадливо подумал я, откладывая вилку в сторону. Идти или не идти в больницу к Владику, я еще не решил.

Телефон звонил требовательно, не переставая, будто меня вызывали по междугородной линии.

Тяжело вздохнув, я встал из-за стола и, пройдя в комнату, взял трубку.

— Слушаю.

— Роман Анатольевич Челышев? — раздраженно поинтересовался мужской голос. В голосе звенели повелительные металлические нотки — чувствовалось, что говоривший не привык, чтобы на его звонки долго не отвечали.

— Да.

— Следователь оперативного отдела по борьбе с организованной преступностью Николай Иванович Серебро, — пророкотало из трубки. — Сегодня в двенадцать тридцать жду вас в УБОП для дачи показаний.

Я икнул. Головную боль как рукой сняло. Сознание заработало четко и ясно.

— Это по какому же поводу? — осторожно поинтересовался я, прекрасно понимая, почему меня вызывают в УБОП. Но, в самом-то деле, не соглашаться же сразу? Следователи неплохие психологи — мгновенно возникнет подозрение, почему свидетель так быстро согласился, не зная сути дела.

— Вы были вчера в погребке «У Еси»? — В голосе следователя усилилось раздражение.

— Д-да… — стараясь придать голосу растерянные нотки, протянул я.

Растерянность получилась лучше, чем тревога во время ночного разговора с официанткой Люсей, но на мои актерские данные следователю было наплевать.

— Тогда не задавайте глупых вопросов! — чуть ли не рявкнул он. — Я вас вызываю в качестве свидетеля по поводу разбойного нападения.

— Но я… — попытался промямлить, однако следователь не дал закончить.

— Не вздумайте уклониться от явки! — отрезал он. — Иначе вас доставят на допрос под конвоем, и тогда вы будете фигурировать не как свидетель, а как подозреваемый. Все!

Следователь швырнул трубку на рычаг, и я медленно опустился на стул возле тумбочки. Вот тебе и утро вечера мудренее…

В трубке пиликали гудки. Тяжело вздохнув, я аккуратно водрузил ее на телефонный аппарат. Как ни тревожно было на душе, особо нервничать не стоило. Понятно, почему следователь орал и запугивал — какой дурак в наше время согласится быть свидетелем криминальной разборки? Все здравомыслящие граждане, как черт от ладана, открещиваются от свидетельских показаний — ничего мы не видели, ничего не слышали. И если бы имелся хоть намек на мое участие в перестрелке в погребке «У Еси», то меня бы давно по рукам-ногам повязали омоновцы и доставили куда требуется. Так что не стоило принимать приказной тон следователя близко к сердцу и особо переживать. Обойдется…

Но все же Николай Иванович Серебро вопреки своей блистательной фамилии и без того не радужное настроение изгадил окончательно.