Подойдя ближе, я заглянул внутрь. До самого верха ящик заполняли прозрачные кубики с живыми моллюсками, рыбками, хищными цветами, лепестки которых призывно шевелились, и прочей мелкой экзотической живностью. Эх, знать бы заранее, что случится такая оказия, непременно привез бы с Земли живого Papiliol Вот это был бы сувенир... Хотя вряд ли он прожил бы целый месяц в ожидании поездки на озеро Чако. Махаоны долго не живут, а на Раймонде ни насекомых, ни членистоногих нет. Паучок, которого я видел на платье раймондской модницы, был инопланетного происхождения.
      Просмотрев десятка три кубиков, я остановил свой выбор на небольшой морской звезде - алого цвета с янтарно-желтыми шипами. При этом исходил из чисто меркантильных соображений - на соответствующей колодочке двухмерная морская звезда будет выглядеть, как орден, и, естественно, ее можно продать дороже. Однако по-прежнему настораживала ТА НЕВЕДОМАЯ ЦЕНА, которую мне придется заплатить здесь за эту безделушку.
      - Хороший выбор, - оценил егерь, пряча кубик в карман. - Теперь я займусь подготовкой плота, а вы можете отдохнуть в палатке. Либо сходить познакомиться с нашими туристами. Как хотите. Разбужу завтра утром очень рано.
      Я избрал третий вариант - прогулялся по пригорку, но затем все-таки спустился в лощину к местным туристам. Они произвели на меня странное впечатление. Я настолько привык к лакейскому подобострастию до сих пор окружавших меня раймондцев, что и тут ожидал встретить аналогичное отношение. Ничего подобного! Да, аборигены приняли меня радушно, откупорили бутылку шампанского (как я уже давно понял, любимого на Раймонде напитка), но сами не пили, хотя я заметил, что шампанским они запаслись сверх всякой меры - у одной из палаток стояло с десяток ящиков. Несмотря на их гостеприимство, общение у нас как-то не заладилось. Говорили вроде бы на одном языке, но вот общих тем не нашли. Точнее, пытался найти я, а они кивали, улыбались невпопад и на контакт не шли. И между собой не разговаривали, сидели с отрешенными лицами, словно к чему-то прислушиваясь. Странные туристы, не от мира сего.
      Только распрощавшись с ними и поднявшись на пригорок к палатке, я вспомнил, что говорил о туристах егерь, и все понял. Эти раймондцы воспринимали таинство деяния Великого Ухтары на уровне Религиозного обряда. Как паломники, прибывшие в святые места накануне мистерии, они с трепетом в Душе ожидали чуда, и ничто мирское их в этот момент отвлечь не могло.
      У палатки я уселся в шезлонг и некоторое время наблюдал, как егерь на берегу собирает плот. Затем мне это надоело, и я стал созерцать раймондский закат. Было на что посмотреть. Солнце садилось за озером между двумя лесистыми сопками, и чем ниже оно опускалось к горизонту, тем больше в его спектре становилось зелено-желтого, как неспелый лимон, цвета, а небо тем временем наливалось густым, тревожащим душу ультрамарином. Когда солнце полностью скрылось за горизонтом и вечерняя заря неожиданно оказалась молочно-белой, вот тогда на ее фоне я и увидел, что черный контур трех холмов на противоположном берегу действительно напоминает лежащую на спине женщину. Но в этот момент егерь на берегу включил прожектор, чтобы продолжать работу по сборке плота, и мрачное очарование раймондского заката пропало.
      Широко зевнув, я встал с шезлонга, потянулся и направился в палатку спать. Назавтра у туристов намечался религиозный праздник, а мне предстоял тяжелый рабочий день.
      В этот вечер я впервые на Раймонде не принял перед сном медицинских препаратов и не оросил имплантированные жабры раствором формалина. Пора было выводить жабры из летаргии, поскольку завтра начнется то, ради чего я прибыл на Раймонду и ради чего вживлял в себя и жабры, и биочипы.
      Глава 10
      С первыми проблесками молочно-белой зари я проснулся, экипировался и выбрался из палатки. В предутренней мгле на фиолетовом небосклоне сияли редкие звезды, а озеро выглядело куском застывшего, ноздреватого льда, сильно подтаявшего У устья Рио-Бланко. По склону глинистого холма, клубясь, в низину спускалось щупальце плотного формальдегидного тумана, и казалось, что лежащая на том берегу великанша поводит головой.
      - О! - удивился егерь, завидев меня. Он возился у раскладного столика, вскрывая консервные банки. - Вы - первый из туристов, кого мне не пришлось будить. Идите завтракать.
      - Доброе утро, - сказал я.
      - Да, доброе, - немного подумав, согласился Бори Чилтерн, и я понял, что земных приветствий он не знал. И к лучшему. До чертиков надоели местные искусствоведы с их выспренными руладами во славу всего земного.
      Пододвинув поближе к столику шезлонг, я сел.
      - Кофе? - предложил егерь.
      Я кивнул, и он налил в одноразовый стаканчик горячей оранжевой бурды. Ничего общего ни по вкусу, ни по запаху с кофе она не имела. О содержимом консервных банок я не стал спрашивать, чтобы не отбить аппетита. Вкусно, сытно... и ладно.
      Чилтерн покончил с завтраком быстро, но остался сидеть на раскладном стуле, поджидая меня. Увидев, что я отложил вилку и взялся за стаканчик с раймондским кофе, он встал.
      - Пора.
      Допив так называемый кофе, я тоже поднялся из-за стола. Критическим взглядом окинув мою амуницию, егерь остался доволен, но для проформы чуть туже подтянул ремешок на респираторной маске.
      - Порядок. Прихватите плащ-накидку и спускайтесь к озеру.
      Когда я подошел к берегу, егерь возился у простенького плота, представлявшего собой треугольник из трех антигравитационных понтонов, собранных торец к торцу и для прочности скрепленных арматурными штырями, образующими над плотом пирамидальный каркас. На одном из понтонов было укреплено сиденье, перед ним на консоли торчало некое подобие рыболовной удочки, но вместо лесы с кончика "удочки" в проем между понтонами свешивалась золотая цепочка.
      - Садитесь, - сказал егерь, указывая на сиденье. - Мне нужно отрегулировать горизонтальное положение плота по вашей массе.
      Я уселся, и егерь занялся настройками гравиполя.
      - Так, все нормально, - наконец сказал он. - Теперь слушайте инструктаж. Я настроил гравиполе так, что плот зависнет над зеркалом озера строго горизонтально на расстоянии пяти сантиметров. Вам предстоит провести на плоту три-четыре часа. Все это время вы должны сидеть очень тихо, делая как можно меньше движений, чтобы не раскачивать плот. В противном случае, если борт плота коснется поверхности воды в момент свершения таинства Великого Ухтары, я не соберу не то что ваших костей, но и горсти неощутимой пыли. Где накидка?
      - Здесь.
      Я потянулся за накидкой, которую оставил на понтоне, плот качнулся и правым углом царапнул по берегу.
      - Вот-вот, - назидательно изрек Бори Чил-терн. - Надеюсь, вы поняли, что над озером таких движений делать не следует.
      Он набросил на меня накидку, застегнул ее, поправил капюшон.
      - Это защитит вас от спонтанного разряда статического электричества, возникающего над озером во время таинства деяния Великого Ухтары, объяснил егерь. - Сейчас сядьте поудобнее, расправьте накидку изнутри, чтобы чувствовать себя свободно. Повторюсь, над озером этого делать не следует.
      Я последовал совету, создавая под накидкой побольше свободного пространства. Что-что, а оно мне было необходимо. Очень.
      - Так... - протянул егерь, критическим взглядом оглядывая меня, когда я закончил вертеться под накидкой. - Теперь следующее. На правом подлокотнике находится переключатель. Видите?
      - Вижу.
      - Когда я отбуксирую плот и подам команду, вы щелкните им. Это гравитационный якорь, он застабилизирует плот и будет удерживать от дрейфа гравилучом с буйка, установленного возле палатки. Понятно?
      - Да.
      - И последнее. - Егерь извлек из кармана коробочку с морской звездой, подтянул на "удочке" цепочку повыше, вынул звезду, аккуратно нацепил на крючок и снова опустил ее в коробочку. - Держите. - Он передал коробочку мне. - Когда прибудем на место и вы заякоритесь, извлечете звезду из коробочки и медленно опустите под воду не более чем на один сантиметр. После этого останется только одно - в момент свершения таинства резко подсечь наживку, и вы станете обладателем уникального во Вселенной украшения. Вопросы есть?
      - Есть. - Я внимательно рассматривал устройство "удочки".
      - Задавайте.
      - Я смотрю, здесь установлен автоматический подсекатель...
      Бори Чилтерн снисходительно улыбнулся.
      - Это на тот случай, если вы прозеваете нужный момент, - дипломатично пояснил он. На самом Деле подсекатель на "удочке" не позволял мне сделать подсечку как "до", так и "после". Только "вместе" с ним. - Еще вопросы будут?
      - Да. Вы говорите, я пробуду на озере три-четыре часа и все это время должен сидеть тише воды ниже травы? Так?
      - "Тише воды ниже травы..." - пробормотал егерь. - Хм... Оригинально. Только по-нашему правильнее будет: тише травы ниже воды... - Он тряхнул головой. - Да. По всем внешним признакам не менее трех часов, но и не более четырех.
      "А ведь он прав! - изумился я. - Тише шевелящейся травы, ниже уровня двухмерной воды..." Но не стал на этом заострять внимание. Следовало играть роль этакого туриста-пентюха, и я спросил:
      - А если за это время меня от безделья сморит сон и я бултыхнусь в озеро?
      На сей раз егерь откровенно расхохотался.
      - Не переживайте, не сморит. Зря, что ли, я вас кофе поил? К тому же на сиденье есть страховочный пояс, можете пристегнуться. Все?
      - Все.
      - Тогда поехали.
      Егерь залез в катер, поднял его над землей и, подцепив плот тросом за арматуру, понес над двухмерной водой метрах в десяти от поверхности. Точно по центру озера катер завис и начал медленно-медленно опускать плот. Если операция доставки плота на место заняла минуты две, то его установка минут пятнадцать. Наконец стравливаемый трос провис, и я почувствовал, как плот легонько закачался на антигравитационной подушке.
      - Якоритесь! - крикнул сверху егерь.
      Я послушно нажал на кнопку и почувствовал, как плот стабилизировался. Егерь отстегнул буксировочный трос, втянул его на борт и отвел катер в сторону.
      - Теперь опускайте наживку!
      Эту операцию я проделал медленно и неторопливо, как меня и учил Бори Чилтерн.
      - Нормально! - крикнул из катера егерь. - Сидите смирно, и все будет в порядке. Счастливо!
      Катер умчался, и я остался один на один с Великим Ухтары и заданием Мальконенна, срок выполнения которого наступил.
      Первым делом я придал жесткость накидке, превратив ее в твердый каркас, чтобы с берега не было заметно манипуляций под накидкой. Задачу ухода с плота облегчало еще и то, что я сидел спиной к восточному берегу, поэтому моего исчезновения из-под накидки никто заметить не мог. Однако, закончив с накидкой, я минут пять, раздираемый сомнениями, сидел в полной неподвижности, тупо уставившись на золотую цепочку, уходящую под поверхность "неощутимой пыли". На деньги, вырученные от продажи раймондской безделушки, я мог организовать сотню таких путешествий, как на Сивиллу. Так стоило ли рисковать, выполняя договор с Мальконенном? Чашу весов не в мою пользу склонил единственный, но очень весомый аргумент - я по-прежнему не знал ИСТИННОЙ ДЛЯ МЕНЯ ЦЕНЫ раймондского артефакта, поэтому решил идти до конца.
      И тут меня запоздало осенило. Если бы перед отъездом в заповедник "Территория туманов" я в довесок к артефакту попросил пару яиц занзуры, Броуди бы с превеликим удовольствием их подарил. И вовсе не потому, что их цена на рынке экзотических животных смехотворна по сравнению с ценой артефакта. Причину щедрости Броуди я до сих пор понять не мог, но в результате мне не нужно было бы сейчас нырять в озеро, пускаясь в губительную Для здоровья авантюру. К сожалению, все мы сильны задним умом, и сейчас просить было поздно: почему-то я был уверен, что своим отъездом на озеро я уже заплатил НЕВЕДОМУЮ ЦЕНУ, и теперь оставалось только нырять.
      Медленно и очень аккуратно, как во время тренировок дома на антигравитационном тренажере, я стащил с себя комбинезон и остался в тончайшем гидрокостюме, изготовленном специально для пребывания в агрессивных средах - в воде Рио-Бланко содержалось около двух процентов формалина. Надел перчатки, респираторную маску заменил фильтрующим воздух загубником, а на голову, до самого рта, натянул прозрачную, облегающую маску. Рот я закрою маской перед самым погружением, когда начнут дышать имплантированные жабры. Затем вынул из кармашка гидрокостюма гравикомпенсатор и прикрепил его к сиденью. Когда буду погружаться в озеро, его мини-компьютер, настроенный на показания биочипов, плавно компенсирует отсутствие моей массы на плоту.
      Все было готово к погружению, оставалось только нырять. Оглядевшись напоследок по сторонам, я заметил, что на поверхности озера кое-где начали появляться блестящие пятна воды. Они медленно разрастались, и это очень напоминало таяние льда в пруду. Только процесс на озере Чако протекал гораздо быстрее. Не следовало полагаться на заверения егеря, что в моем распоряжении три-четыре часа. Максимум два, учитывая затраченное время на раздевание и предстоящее по возвращении одевание.
      На всякий случай с помощью обыкновенного зеркальца я посмотрел, что делалось на берегу за моей спиной. Егерь возился у раскладного столика, убирая посуду после завтрака, туристов нигде не было видно. Вероятно, еще спали. Оставалось надеяться, что никто не наблюдает за плотом в оптику: все-таки в пятисантиметровом просвете между плотом и зеркалом озера можно было заметить мое погружение. Но я бы рисковал в любом случае.
      Конечная цель моего подводного путешествия находилась от меня где-то в километре. Лысый глинистый холм имел пологие склоны, но берег возле него, подмытый водой, был довольно крут. И хотя бесшумно выбраться из воды и взобраться на берег не составляло особого труда, проделать обратный путь и погрузиться в воду без всплеска представлялось вряд ли возможным. А чем чревата волна на озере, я знал. К счастью, слева холм огибала небольшая затока с пологими берегами, которая решала проблему бесшумного входа в воду. Именно в эту затоку и лежал мой путь.
      "Пора", - решил я, расправил пористый спинной плавник гидрокостюма, через который должны были дышать жабры, надел ласты и стал медленно сползать в воду, держась за поручень. Погрузившись в воду по плечи, натянул маску под подбородок, приклеил ее край к воротнику гидрокостюма и первый раз вдохнул жабрами. Режущая боль, обещанная марсианским хирургом, ножом прошлась по спине, но мгновенно исчезла, а затем грудь охватил холод. "Для теплокровного гуманоида с вживленными жабрами пребывание в воде ограничено двумя часами, - предупреждал марсианский хирург. - Иначе переохлаждение грозит остановкой сердца". Следовало прислушаться к его наставлениям, так как спустя два часа в озере Чако меня ждала еще одна смерть. От деяния Великого Ухтары. А дважды умереть - это уже слишком.
      Вдохнув жабрами второй раз, я отпустил поручень и плавно ушел под воду. И здесь чуть не запаниковал. Не знаю почему, но я считал, что под водой будет хорошо видно, здесь же царила кромешная мгла. Абсолютно не учел, что если двухмерная вода на поверхности выглядит непрозрачной, то и в объеме будет то же самое! Как же теперь ориентироваться?! Столь глупая ошибка может мне дорого обойтись.
      Закрыв глаза, я громадным усилием воли подавил панику и сконцентрировался. В общем, ничего страшного не произошло - что при свете что без света, к лысому холму из рыже-охристой глины меня должны были вести биочипы. Свет помог бы с ориентацией в пространстве: где верх, где низ, каково расстояние до поверхности - но не более. С этой задачей биочипы также легко справятся, если им полностью передоверить управление телом.
      Что я и сделал, и тут же почувствовал, что плыву на "автопилоте" биочипов.
      Я не Гай Юлий Цезарь, который одной рукой писал "Commentorii de Bello Gallico" (1), другой - письмо via Roma (2) жене Кальпурнии, а сам в это время вел весьма щекотливую беседу с прибывшим в Северную Галлию народным трибуном Публием Сестием, пытавшимся заручиться согласием Цезаря на возвращение Цицерона из изгнания. Однако в минуты подводного плавания я ощутил в себе такие же феноменальные способности. Одно полушарие мозга думало о предстоящем задании, другое решало абсолютно неуместную в данной ситуации проблему: почему двумерная вода, присутствующая в нашем мире в виде бесплотной проекции, видима, почему она занимает объем и сколько ее накопилось за десятки тысяч лет существования озера?
      1 "Записки о галльской войне" (лат.).
      2 Букв.: направлением (почтой) в Рим (лат.).
      Первые два аспекта проблемы, математически объясняемые топологической полиметрией, не поддавались восприятию существом трехмерного мира, зато третий вычислялся с помощью простенькой школьной задачи о бассейне с двумя трубами. Поскольку дно озера не удавалось прощупать никакими способами эхолокации, объем озера вычислялся по воде, поступавшей в него из первой "трубы" - Рио-Бланко. За полтора месяца Рио-Бланко приносила в озеро около одного кубического километра воды, затем вся эта вода в мгновенье ока "ухала" через вторую "трубу" в двухмерность и все возвращалось к исходному положению. В задаче спрашивалось, сколько же воды "ухнуло" в двухмерность за сто тысяч лет (минимальный возраст озера Чако по геологическим данным) и что произойдет, если вся масса воды вдруг в одночасье вернется в трехмерный мир Раймонды? Цифры получались ошеломляющие. Высвободившаяся энергия от такой массы на два порядка превышала энергию сверхновой Йоты Бригомейского Богомола, уничтожившей все живое в радиусе двадцати двух световых лет. Силен, однако, раймондский дух Ухтары, ни одна цивилизация Галактического Союза не могла похвастаться такой мощью...
      Первое полушарие мозга отметило, что я вплыл в мелководную затоку у лысого глинистого холма, и я полностью переключился на предстоящую задачу.
      Чтобы не создавать даже малейшей волны, к берегу я подплывал очень медленно, почти как аллигатор во время охоты на водопое. Столь же медленно, подобно рептилии, ползком выбирался на сушу. Но здесь была еще одна причина не торопиться - мимикрия ткани гидрокостюма под цвет глины протекала не столь быстро, как хотелось. Наконец я полностью выбрался на берег, освободил рот и через загубник вновь задышал легкими.
      Что меня могут заметить, я не боялся - мимикрия гидрокостюма была качественной, а поднявшееся над горизонтом солнце светило со стороны лагеря, и оттуда моей тени не было видно, - но все-таки предпочел я передвигаться ползком. Береженого и бог бережет - кажется, так говаривали мои славянские предки.
      Добывать яйца занзур оказалось неожиданно легко, так как занзуры не выносили прямых солнечных лучей и к тому же не охраняли свои кладки. Объяснялось это просто - скорлупа яиц содержала столько токсичного для местных форм жизни мескатолина, что на яйца не только никто не покушался, но и на глине лысого холма ничто не росло. Первые кладки яиц я обнаружил уже в десяти метрах от берега, а выше по склону их было не счесть. Самым трудоемким и длительным процессом оказалось раскапывание кладок, которые находились на глубине полуметра. Я раскопал четыре, потратил на это около получаса, и только яйца в последней кладке меня удовлетворили. Три небольших, с ноготь большого пальца яйца занзуры с еще мягкой полупрозрачной скорлупой свидетельствовали о том, что кладке не более двух дней. Именно такие яйца мне и нужны. Упаковав яйца в контейнер, я сунул его в нагрудный карман гидрокостюма, запечатал клейким клапаном и принялся восстанавливать первые три кладки, укладывая яйца на дно раскопанных ям и засыпая их глиной. Я не варвар, пусть яйца дозревают, а вылупившиеся из них занзуры очаровывают песенными руладами раймондцев, сохранивших в крови тягу к своим истокам.
      Легкая эйфория, что все так гладко и просто закончилось, овладела мной, и я, кажется, что-то тихонько напевал себе под нос. Две кладки восстановил и уже укладывал яйца в последнюю, как вдруг ощутил на себе чей-то тяжелый, пристальный взгляд. Не донеся яйца до дна кладки, я замер и медленно повернул голову. Рано радовался. Все хорошее закончилось, начинались неприятности. Смерть от остановки сердца из-за переохлаждения в воде мне не грозила - достаточно нагрелся на солнце, пока выкапывал яйца занзур, - но судьба-злодейка подсовывала иной вариант. У самой кромки воды на берегу сидела пересмешница. Была она раза в два больше особи, встреченной вчера, и явно поджидала меня, не желая взбираться вверх по ядовитой глине. Эта пересмешница не собиралась мять мои кости и вымазывать слизью. Она собиралась меня глотать.
      "Каким образом ты здесь оказалась?! - зло подумал я. - Здесь для тебя сплошной яд, даже в глине содержатся следы мескатолина!" Пересмешница никак не отреагировала на мой беззвучный вопль отчаяния. Сидела на месте, поводила выпученными глазами из стороны в сторону, но меня из поля зрения не выпускала. Отнюдь не случайно существовало некоторое сходство между раймондцами и пересмешницей (если верить в псевдонаучную теорию происхождения раймондцев, именно она послужила исходным материалом для лепки мифическим пра-разумом местного венца творения) - был у нее интеллект или его подобие, так как по части охоты она соображала хорошо. Не обманул ее рыжий цвет моего гидрокостюма, и не пугало, что руки у меня выпачканы глиной - содержание мескатолина в таком количестве глины могло вызвать у нее разве что легкое желудочное недомогание.
      Я с тоской огляделся по сторонам. Иного пути к воде не было спускаться в озеро с обрывистого берега равносильно самоубийству. А пережидать, безосновательно надеясь, что пересмешница уйдет, не было времени - вода в озере прибывала на глазах, и уже добрая половина поверхности зеркально отблескивала черными проплешинами. Оставалось одно драться. Видел я не раз, как земные жабы заглатывали насекомых - в одно мгновение. Но я не насекомое, масса у меня приличная, так что столь быстро у пересмешницы со мной не получится.
      Свободной правой рукой я медленно потянулся к поясу за ножом, но пересмешница только и ждала от меня какого-либо движения. Выстрелила языком, поймала руку за запястье и рванула на себя. Не успей я вцепиться левой рукой в край раскопанной ямки, то непременно, совершив кульбит, оказался бы в пасти пересмешницы, подобно насекомому в пасти жабы. Растянутый за руки, как во время средневековой казни, я почувствовал, как под пальцами хрустнула скорлупа яиц, и где-то на периферии сознания промелькнула мысль, что этим занзурам уже не суждено петь. Как и мне не суждено жить, поскольку край ямы оказался ненадежной зацепкой и начал расползаться под пальцами. Немыслимым образом извернувшись, я сел и уперся пятками в землю. И все равно силы оказались явно неравными, да и твердого упора ни для пяток, ни под пальцами не было. Бороздя пятками глубокие рытвины, я медленно, но неуклонно приближался к пасти чудовища. Какой глупый конец...
      И тогда в бессильной ярости, срывая ногти левой руки, я захватил большой комок глины и швырнул в пасть пересмешницы, отчаянно жалея, что это не парализующая граната. Неожиданно эффект от комка глины оказался не менее действенным. Кадык на широкой шее пересмешницы судорожно дернулся, ярко-зеленая, лоснящаяся кожа посерела, выпученные глаза впали в глазницы, словно проколотые воздушные шарики, язык безвольно обвис и отпустил мою руку. А затем пересмешница начала оседать, крениться назад, заваливаясь спиной в затоку.
      Я замер. Сейчас раздастся шумный всплеск, по воде пойдут широкие круги, вызывая возмущение на плоскости топологического перехода, и... Наверное, это был бы конец, но биочип перехватил управление телом на себя, правая рука схватила язык пересмешницы, сильно дернула, и ее тело грузно шлепнулось на берег.
      Я ошарашенно уставился на ладони. От перчатки на левой руке остались лохмотья, ноготь с безымянного пальца был сорван до основания, на землю капала кровь. Не обладал биочип под ногтем разумом и не способен был к самопожертвованию, но именно он мгновенно оценил ситуацию, вычислил эффект от попадания громадной дозы мескатолина из раздавленных яиц занзуры на слизистую гортани пересмешницы и швырнул моей рукой ком глины, сам выйдя из строя. А биочип в правой руке не только анестезировал боль от сорванного ногтя, но и вовремя среагировал на падение пересмешницы...
      И все же что-то тут было не так. Мескатолин - сильнейший яд для фауны Раймонды, но даже он не способен моментально убить, должно пройти несколько секунд. Только парализатор способен мгновенно обездвижить животное...
      Внимательно осмотревшись по сторонам, я ничего подозрительного не заметил. На пригорке, где расположился наш лагерь, туристы-раймондцы, рассредоточившись, устанавливали на траве какие-то неразличимые отсюда приспособления, и им было явно не до меня. Правда, егеря нигде не было видно, но с такого расстояния его легко принять за туриста.
      Тогда я осторожно потрогал язык пересмешницы. Упругий, как от действия парализующего луча. Но в то же время я не знал, каким он должен быть от действия мескатолина.
      Имелось у меня кое-что с собой для обобщающего анализа, однако времени на расследование не было - поверхность озера почти вся стала глянцево-черной, а серо-белые островки "неощутимой пьши" таяли на глазах. В моем распоряжении оставались минуты, и я пополз к озеру, опираясь на правую руку, а левую прижимая к груди.
      Без всплеска входить в воду с плота гораздо проще, чем на мелководье. Минут пять я затратил на погружение, чтобы ни малейшей волны не возникло на поверхности. И только окунувшись с головой в непроглядную темень, я подумал, как правильно сделал, что имплактировал под ногти два дублирующих друг друга биочипа. Не сделай я этого, кто бы остановил пересмешницу от падения в озеро и довел меня сейчас "автопилотом" к плоту?
      В этот раз под водой никакого раздвоения личности не произошло. Ныл изуродованный палец; то ли от потери крови, то ли от попавшего в рану мескатолина, то ли от излишка поступавшего в организм через жабры формальдегида подташнивало, поэтому я ни о чем не думал, а лишь страстно желал как можно быстрее очутиться на плоту.
      Я почти достиг плота, как вдруг на уровне подсознания почувствовал опасность. Рецепторы оставшегося биочипа засекли первичные следы изменения топологии пространства, передали их в мозг, где послание трансформировалось в странную картину. В кромешной тьме я вдруг "увидел", как со дна медленно, но со все нарастающей скоростью, клубясь, поднимается нечто аморфное, безликое и страшное в своей неотвратимости, как поршень в цилиндре. И если я срочно не покину "озеро-цилиндр", этот поршень раздавит меня в порошок. Двухмерный порошок.
      Как я не запаниковал, не заработал отчаянно ластами, переключив управление телом на себя, не знаю. "Автопилот" биочипа вывел меня на поверхность озера рядом с плотом, управляя руками, заставил ухватиться за поручень, медленно извлек из воды, пристроил на сиденье. И только здесь, когда я, наконец, переключил управление телом на себя, меня скрутило от дикой боли в изуродованном пальце, обожженном раствором формалина. Биочип почти тотчас отключил мои болевые окончания, но было поздно. В пароксизме боли я нечаянно сорвал укрепленный на сиденье гравикомпенсатор, и он полетел в воду.
      Успел ли гравикомпенсатор коснуться воды, я не увидел, потому что в этот момент мир с диким уханьем содрогнулся, словно привидевшийся в озерной мгле поршень аморфной массы достиг поверхности и спрессовал всю воду в серо-белую математически выверенную плоскость. Ударная волна громом сотрясла плот и, уйдя в атмосферу, рокотом покатилась между холмами.
      - УХТА-Р-Р-РЫ... - возвестил миру о своем пришествии Великий дух озера Чако. Небольшие смерчи "неощутимой пыли" заплясали над озером, разбрасывая мелкие шаровые молнии, взрывающиеся с шипением и треском наподобие шутих.
      Вихревое электростатическое поле громадной мощности блокировало биочип, и меня вновь до потемнения в глазах оглушила боль в левой руке. К счастью, вакханалия электростатики бушевала недолго, но когда биочип включился и анестезировал руку, от последствий болевого шока я ощущал себя пришибленным. Сознание функционировало заторможенно и как бы отдельно от тела. Я действовал так, словно мной по-прежнему управлял "автопилот" биочипа: механически сбросил в озеро ласты (теперь их падение в трехмерную пустоту котловины озера никаких катаклизмов вызвать не могло), туда же швырнул лохмотья перчаток, выплюнул загубник, надел респиратор и стал натягивать комбинезон. Краем сознания отметил, что шипение и треск шаровых молний переместились к восточному берегу, и глянул в зеркальце себе за спину. Нет, это были не шаровые молнии. Это были настоящие шутихи и петарды плюс к ним широчайший набор иной пиротехники. Пригорок, на котором был разбит лагерь, затянуло пиротехническим дымом, в этом дыму, освещаемые сполохами фейерверка, метались фигурки донельзя возбужденных раймондцев. Пришел их праздник.
      Закончив с одеванием, я вернул накидке эластичность, сбросил ее с плеч и, встав с сиденья, помахал рукой, чтобы меня забрали. Я думал, что егерь примчит за мной на катере сразу же после свершения таинства, но прошло еще минут пятнадцать, и только когда фейерверк на пригорке пошел на убыль, из дыма, наконец, вынырнул катер и направился ко мне.
      - Как дела? - приближаясь, радостно прокричал егерь из катера.
      - Не очень, - пасмурно ответил я, показывая палец с сорванным ногтем.
      - Тю! - изумился егерь. - Как же это?
      - А вот так. Сморил меня сон все-таки, не помог кофе. А когда громыхнуло, я дернулся от испуга, хотел схватиться за арматуру, да спросонья получилось не очень удачно.
      - Совсем не очень! - чертыхнулся егерь. - Таких туристов-растяп мне еще не доводилось сопровождать. А как с наживкой?
      - С наживкой? - Я растерялся и оглянулся на "удочку". Совсем забыл, зачем я, по официальной версии, находился здесь. Но автоматический подсекатель сработал как часы, и теперь на золотой цепочке в полуметре от поверхности озера шевелила лучами двухмерная звезда, то появляясь в поле зрения, то исчезая. - А что с ней случится? У нее ногтей нет... - попытался я шуткой нивелировать свою растерянность. - С ней все нормально.