— Ну начнем с того, что Иннокентий уже мужчина, а не какой-то там юный парень — ему тридцать три… А в психдиспансере он лечился… от депрессии. В последнее время он был немного грустный.
      Дуся снова обратил внимание на то, какие чудеса творит пластика — мать тридцатилетнего мужика выглядела весьма молодо.
      — То есть… чуть парню взгрустнулось, и вы сразу же определили его в психушку, так? А не интересовались, может, у него имелись причины? Может, ему кто-то угрожал? Были крупные неприятности? Он чего-то боялся, от кого-то прятался, а?
      — С нашими деньгами прятаться? Да бог с вами! Нет, я, конечно, понимаю — и посильнее нас люди имеются, да только кто же Иннокентия к ним допустит?! Неужели, вы думаете, его отец не понимал, что из себя представляет наш сын? Не-е-ет… а остальное… У него если и случались неприятности, то только из-за баб! — щелкнула по сигарете Сэя. — Их у него было немерено. И… потом, у него были какие-то суицидальные наклонности — говорил что попало, раза два пытался в окно сигануть… У нас правда собственный дом и под окном клумбы, вряд ли он разбился бы, но… сам факт! Конечно, Вика очень переживал и… и когда мы привезли Иннокентия в диспансер, нас похвалили, потому что оказался больным. Это нам уже врачи сказали.
      — А вы сами с врачами разговаривали?
      — Да что вы! Они же не здесь! Это где-то в Ростове!
      — Кто в Ростове? — не понял Дуся.
      — Ну диспансер этот! Это же не здесь!… Нет, конечно, Вика уже летал туда, разговаривал, тамошние милиционеры даже завели уголовное дело, однако ж…
      Дуся совершенно отказывался понимать происходящее. Он прекрасно помнил Иннокентия — нормальный молодой мужик, и вовсе он не сумасшедший! И потом, он же был раздет до трусов! Это что же, он в таком виде из Ростова бежал?
      — М-да… а почему он не был женат? — вдруг спросил Евдоким.
      Дама дернулась, пожала плечиками и полезла за новой сигаретой.
      — А кто б за него пошел? Он же… он же ни одной юбки не пропустит! Мы-то с Викой понимали — это последствие умственного заболевания, но… какая бы жена стала такое терпеть?
      Дуся кивнул. И в самом деле, уж он-то по себе знает: ни одна женщина еще его не любила так искренне, как ему хотелось бы, все только на деньги зарятся. Вот за них они готовы терпеть что угодно!.. Да! Именно готовы! И пусть он бегает, и пусть он в психушке, — можно запросто стать его опекуном и пользоваться деньгами в свое удовольствие, такой лакомый кусок, и ведь на морду лица не страшный, и сам на любовь нарывается…
      — И что же, у него даже подруги не было? — всерьез засомневался Дуся.
      — Ну… если подругой можно считать каждую вторую жительницу нашего города, тогда…
      Женщина теперь уже явно намекала, что беседу пора заканчивать, но Дуся не унимался:
      — А друзья? У него были друзья?
      — Ну какие друзья могут быть у неадекватного мужчины? Вы сами-то думайте, что спрашиваете! Не было у него никаких друзей!
      — Хорошо… можно сказать, что он был раком-отшельником… А когда вы его видели в последний раз? С чего вы взяли, что он пропал? Может, нашлась какая-нибудь девица, которая, так сказать, окутала его своей любовью, и он… Молодой же мужик!
      — Если бы она нашлась, эта дама, Иннокентий тут же прибежал бы к нам хвастаться — знакомить! — покривилась матушка убиенного. — А с чего я взяла, что пропал? Да с того, что он получал деньги каждый день! И через час у него уже ничего не оставалось. Поэтому звонил отцу на дню по десять раз. А тут… он не проявлялся неделю. Неделю! Этого просто не может быть! К тому же все его документы дома! Нет, он пропал.
      — А вы друзьям не звонили, может, он у кого-то из них?
      — С чего бы? С отцом они не ссорились, долгов у него не было, отец всегда гасит все его долги, разорился уже почти! Зачем же Иннокентию куда-то убегать?
      Женщина отвечала с раздражением, даже не пытаясь его скрыть.
      — Вы знаете, Сэя… у меня создается ощущение, что вы уверены в том, что вашего сына уже нет в живых, вы уж меня простите… — вдруг признался Дуся. — Вы настолько уверены, что он погиб, что даже друзьям не звонили!
      — А я и не верю! — подтвердила Сэя. — Он погиб, иначе уже давно бы позвонил и попросил денег. И потом… я совершенно не знаю его друзей. У него их никогда не было.
      Дуся понял, что больше эта женщина ничего нужного ему не сообщит.
      — Как я могу встретиться с вашим мужем? — спросил он.
      — Никак, — изумленно ответила Сэя. — А зачем вам с ним встречаться? Вы хотите поковыряться в горе несчастного мужчины?
      — Позвольте… но откуда вы точно знаете, что это уже горе? — опять поймал ее на слове Дуся. — Это большая тревога, я согласен, так ведь я и хочу помочь! И потом… уж если горе стойко перенесла сама мать, то отец…
      — Простите, мне пора. — Женщина стала подниматься.
      — Хорошо, идите… только я немедленно доложу о нашем разговоре милиции. И о своих подозрениях тоже… — решился Дуся. — Мне, например, непонятно — отчего это маменька строит мне такие козни, в то время как я настроен отыскать ее сына? Живого или мертвого.
      — Вот в том-то и дело, мертвого… — грустно усмехнулась Сэя и сдалась. — Ладно… записывайте номер Вики. Да! Не вздумайте его так назвать, это только мне позволительно! Для вас он Викентий Филиппович Глохов.
      И пока Дуся спешно записывал номер телефона, дама поднялась и удалилась, оставив после себя лишь дурманящий аромат неизвестных духов.
      Домой Дуся направился сразу же, даже не стал сидеть в кафе после беседы, хотя сначала думал поесть, ведь дома его не ждала даже манная каша.
      Придя к себе в квартиру, он сразу же собрался в ванную, однако маленькая собачонка требовательно тявкнула и уселась возле миски.
      — То есть тебя надо покормить, да? А чем, ты мне не хочешь сообщить?.. — ворчал Дуся, проверяя недра холодильника.
      Недра обескуражили — на трех полках была грудой навалена собачья еда — и размороженные, и полуразмороженные пакетики, и совсем заледеневшие, — и только для Дуси, маменькиного сыночка, не нашлось ни крошки.
      — Вот она — любовь материнская… — горько вздохнул Дуся, плюхнул собачонке в миску содержимое какого-то пакета и налил себе холодного чаю. — М-да… материнская любовь… И отчего же мне так не понравилась эта молодящаяся мамаша? А может, она и не мамаша ему вовсе? Сейчас ведь у богатых сплошь да рядом молоденькие, новенькие жены, а старые… а кто знает, где их старые жены… И эта наверняка не матушка этому Кеше, а мачеха. Отсюда и такое отношение и… кстати… слышишь, Дуська! Я кому тут рассказываю? Я говорю, вот она своего мужа при мне несколько раз Викой назвала. То есть — здоровенный глава компании — Вика… Викуся… Вишенка… ха! Вишенка, здорово я придумал? Не отвлекайся! Так вот, он, значит, — Вика, а сыночек родненький — Иннокентий! И заметь — ни разу не Кеша! А почему? Только не говори мне, что ей не нравится имя Кеша! Она же его сама так назвала! Получается одно — она ему не мать, а… ехидна. Это я в каком-то фильме слышал… Ну чего ты не лопаешь-то?.. А-а, ты уже все смела! Ну ведь такая маленькая, ротик с ноготь, а проглотка еще та!..
      Дуся все же залез в ванную. Вылез и уселся думать. Вообще-то этим делом он занимался не часто, поэтому особенных навыков у него не имелось, и все же отдавался он ему со всей душой. Даже в какой-то момент подбежал к телефону и позвони Викусе… Вике, Вишенке.
      Трубку долго не брали, а затем глухой мужской голос вяло проговорил:
      — Да?
      — Добрый вечер, — сразу же затараторил Дуся. — А нельзя ли услышать Вику… тьфу ты, черт… Викентия Филипповича?
      — Вика слушает, — без интереса отозвался голос.
      — А меня Дуся зовут… имена какие-то у нас неправильные, правда? Бабские, прямо скажем, имена… Да я не об этом… — запутался Дуся и постарался настроиться на нужный лад. — Вы меня не знаете, я член клуба «Филин — ясный сокол», да, у нас такой клуб, который занимается поиском пропавших людей. У вас, случайно, никто не пропал? То есть, извините, я, конечно, знаю, что пропал ваш сын, по телевизору слышал. И наши клубовцы готовы включиться в розыск.
      — И вы в самом деле кого-то находите? — все так же равнодушно спросил мужчина.
      — А как же! Да только мы и находим! — одухотворенно врал Дуся. — Только нам надо с вами встретиться, и, я бы сказал, прямо завтра.
      — Завтра, завтра, завтра… — забубнил Вика и ненадолго забыл про всяких Дусь. — Ну давайте завтра, только часиков в семь, после работы.
      — А я думал, вы так торопитесь найти сына, что ради него забудете про работу, — окончательно обнаглел Дуся.
      — Да при чем здесь работа, — наконец по-человечески заговорил Викентий Филиппович. — Я просто рассчитываю, что Кеша найдется без вашей помощи. Чтоб не рылись, не бередили, не копались!
      — Зря вы так… мы ж не какие-то там… дураки, тоже кое-что можем! — обиделся Дуся.
      — Ну уж… по вашей речи я бы этого не сказал!
      — А вот и зря. Вы ж должны понимать, что я так не только с вами разговариваю. И пока остальные будут либеральничать, я как раз и доберусь до самого главного.
      Мужчина некоторое время помолчал, а потом согласился:
      — Да черт вас знает… может, вы и правы, такие, как вы, везде пролезете… Значит, завтра в час дня. И не опаздывать! Я долго ждать не буду.
      — Да я не опоздаю! Вы только скажите, где ждать-то будете!
      — Как это где? У меня дома. Не буду же я за вами по всему городу таскаться. Пишите адрес…
      — Хорошо… — Дуся быстро записал адрес, а когда собеседник отключился, добавил: — Не будет он… Да если бы ты знал — ЧТО я знаю, ты бы знаешь куда за мной потащился!
      И все же долго Дуся не злился, потому как у него слипались глаза — денек выдался нелегкий. Евдоким залез в кровать и уснул, едва его голова коснулась подушки.
 
      Утром Дусю разбудил настойчивый телефонный звонок. Он еле разлепил веки, так хотелось спать. Сначала и вовсе решил не подходить к назойливому аппарату, но слишком мудрая собачонка подняла такой лай, что пришлось подняться.
      — Дуся! — сразу же оглушил его маменькин голос. — Дуся, ты проснулся?! Вставай немедленно и топай на работу! Тебе должны выдать должность главного санитара. Я уже здесь подумала — пусть и удостоверение выдадут. И в документе напишут, что ты не санитар, а просто «главный». Я уже и соседкам по корпусу сказала, что мой сын главврач в роддоме. Делаю тебе рекламу!
      — Ма, а на фига она мне? — не понимал Дуся.
      — Глупенький! Проси, чтобы тебе платили по сдельщине — чем больше рожениц перетаскаешь, тем больше получишь. А там уже… хватай на носилки любую да тащи.
      — Ма, ты лучше скажи, доехали нормально?
      — Так я же говорю, меня здесь встречают как мать главврача! А Машенька уже успела всех покорить! А Леонид Семенович выбил себе местечко в палате, он тоже сказал, что он мать главврача… отец! Отец главврача. Только, сынок, тебе придется устроить в ваш роддом одну знатную даму. И договориться, чтобы ей выделили отдельную палату, она здесь очень важная птица, просто очень!
      — Мам, для важных птиц у нас столичные роддома имеются, а то и вовсе — заграничные!..
      — Не спорь с мамочкой! Она птица важная только для этих мест, так что ей и наш город — заграница! Тем более у нее нет гражданства. Так что ты уж подсуетись. Я прямо вечерком тебе перезвоню. А если ты не сможешь, я сама твоему Беликову звякну, у меня имеется его телефончик!
      Евдоким буркнул что-то нечленораздельное, маменька счастливо прощебетала слова благодарности и отключилась.
      Евдоким поплелся на кухню — есть хотелось нестерпимо. А на кухне с последнего его визита не добавилось ни единой крошки.
      — Вот черт… — грустно вздохнул Евдоким. — Придется и в самом деле тащиться к Беликову — договариваться насчет палаты… Там хоть покормят…
      Уже через час он сидел в кабинете главврача и нудно повторял:
      — Ну Матвей Мака-а-арыч, ну о-о-очень надо…
      — Голубчик! Откуда я возьму вам отдельную палату? — упирался тот. — Вы просите невозможного!
      — Как же невозможного, если у нас такая имеется и в ней отчего-то лежит директор сберкассы из Октябрьского района?
      — А и правильно! Лежит! — вскинулся лысенький Беликов. — А потому что ему надо сделать УЗИ всех органов! И еще взять кардиограмму! И еще чтоб его терапевт посмотрел! А в клинике в два с половиной раза дороже, он сравнивал!
      — Ну так он уже проверился! И потом, его всегда можно положить в ваш кабинет! — рассуждал Дуся. — Тем более что он ночами и вовсе здесь не бывает.
      — Да, но его жена уверена, что он — здесь! — никак не соглашался Беликов.
      — Матвей Макарыч! Если вы не согласитесь, к вам придет моя маменька, я вас честно предупреждаю. А уж она найдет отдельную палату, будьте уверены, — махнул рукой голодный Дуся.
      — Ваша маменька? — переменился в лице главврач. — Это еще зачем? Неужели вам в самом деле до такой степени нужна эта палата? Господи! Ну какие сложности! Сделаем!
      От главврача Дуся вышел в самом распрекрасном настроении — он давно заметил: если с утра дела решаются успешно, то и весь день будет удачным.
      Евдоким направился в столовую, и, хоть завтрак уже кончился, добродушная повариха тетя Наташа наложила ему полную тарелку манной каши.
      — Да что вы, в самом деле, как сговорились! — не удержался Дуся. — То матушка кашей в нос тычет, то вы!
      — А чем же мне прикажешь рожениц кормить? Рис не завезли, гречка вчера была! — развела руками тетя Наташа. — Да ты попробуй! С маслицем! С молочком!
      С маслицем и молочком каша пошла на ура, Дуся даже добавки просил… Два раза.
      И вот в ту самую минуту, когда он доедал вторую добавку, к нему подсела медсестра Раечка.
      — Дуся! Ты здесь? Какая удача! А я уже хотела сама к тебе идти, прямо на дом, — откровенно доложила она, уложив подбородок на кулачок.
      — Ко мне? — удивился Дуся.
      Он давно замечал, что Раечка строит ему глазки, но старался не реагировать.
      Дело в том, что Раечка строила глазки каждому мужчине, кто зарабатывал чуть выше санитара — девица мечтала устроить свою судьбу, причем устроить удачно. Санитары в ареал ее поисков не попадали по причине скудной зарплаты, однако для Дуси было сделано исключение. И Дуся даже догадывался почему.
      — Раечка, а что ты забыла у меня дома? — как можно невиннее спросил он.
      — Я ничего не забыла. Я буду тебе помогать. Ты же взял отпуск, чтобы опять какое-то расследование проводить, правильно же? Я видела милиционеров возле нашего хозблока, не отпирайся. И санитарки наши болтают, что этот растреклятый Филин опять что-то унюхал. Так что… я решила тебе помогать!
      — Зачем? — изумился Евдоким Филин.
      — Затем! — выпрямила плечики Раечка. — Я окажусь рядом в трудную минуту… у тебя же там будут трудные минуты, так?
      — И чего?
      — Вот! Я как раз в ту минуту окажусь рядом, закрою тебя своей грудью и… и ты на мне женишься!
      — Классно, — отложил ложку в сторону Дуся. — А потом ты отберешь у моей матери все мое состояние…
      — Да! И мы станем богатыми! — докончила Раечка со счастливым блеском в глазах.
      — Ага… понятно… а потом… — рассуждал Евдоким. — Потом ты отберешь все состояние у меня…
      — Да! И я стану бога… Дуся! Ну о чем ты таком говоришь! — опомнилась Раечка. — Ну зачем мне отбирать состояние у тебя? Мы сможем запросто тратить твои миллионы вместе!
      — А я их и без тебя могу запросто тратить! — вылетело у Дуси.
      Девчонка осуждающе покачала головой и сообщила:
      — В твоем возрасте уже все порядочные мужчины женаты! И если ты не хочешь подумать о своей судьбе!.. Если ты не хочешь подумать о судьбе своей маленькой дочурки!.. То имей совесть! Подумай хотя бы обо мне! Где я еще найду такого вот миллионера?! Они отчего-то совсем не хотят обращать внимания на медсестер! Да еще ладно бы я работала где-нибудь в… Кремлевском госпитале! А то ведь… мне что — рожениц обольщать?
      Девица была всерьез обижена и даже собиралась пустить слезу. Дуся же вовсе не умел утешать девушек. И что надо сейчас сказать Раечке, он просто не мог представить. Нет, представить мог, но после этого ему пришлось бы срочно отправляться в загс, а он не хотел. Ну нет любви, так какой к черту загс?!
      Положение спас Пашка. Он вбежал в столовую и сразу же завопил:
      — Дуся! А я тебя весь день ищу! Ты куда подевался?
      — В отпуск, — облегченно выдохнул Евдоким. — Вот сейчас позавтракаю — и домой.
      — Погоди! Домой он, — быстро подсел к нему Пашка и обернулся к Раечке. — Раиса! Тебе уже там все обыскались! Дуй давай на свое рабочее место, там таблетки пора разносить!
      Девушка фыркнула, изогнулась кошкой и плавно подалась из столовой, призывно виляя бедрами.
      — Дуська, мне с тобой поговорить надо… — быстро зашептал Пашка и выпалил, будто самую страшную тайну: — Мне деньги нужны, дай взаймы, а?
      — Да откуда у меня день…
      — Понимаешь, Валька — жена моя… ну она вся больная такая, ребеночка родить не может, а тут ей сказали, что у нее рак… что-то с грудью, ну и… нужна срочная операция. Она, понимаешь, в такой жуткой депрессии! Вообще! Дома сидит уже третью неделю — не выходит, на улицу даже не смотрит. И даже… Ой, Дуська, она даже самую чуточку похудела, прикинь!
      — Да у меня все деньги на счетах у маме… — попытался вставить слово Дуся, но Пашка его нещадно перебил.
      — Да мне и нужно-то каких-то триста тысяч!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.