— Ваш вариант — частный случай моего, — заметил Иван Дмитриевич, — ведь состояние сна для разума является неестественным. А смысл второго эпиграфа вам понятен? «Пришел посол нем, принес грамоту неписану». Помните?

— Ну, в данном случае слово «посол» само по себе вызывает некоторые ассоциации. Приходит на ум Хотек, его письмо Стрекалову.

— И все?

— Пожалуй, все, — сказал Сафонов, решив не углубляться в эту метафизику.

— Жаль. Я надеялся, вы поможете мне сформулировать. А то я чувствую, что-то здесь есть, в этой загадке, связанное со смертью фон Аренсберга, но не могу сформулировать.

— Ну и черт с ним! — отмахнулся Сафонов. — Лучше бы вы закончили ваш рассказ.

— Как? — удивился Иван Дмитриевич. — Разве я его не закончил? Чего вам еще надо? Убийца пойман. Виновные, в том числе я сам, наказаны.

— В чем и дело! Насколько мне известно, все последние годы вы бессменно возглавляли сыскную полицию Санкт-Петербурга. Значит, я должен буду объяснить нашим читателям, как удалось вам вернуть расположение Шувалова. Или это будет отдельная история?

— Никакой истории, все очень просто. Через полгода после событий в Миллионной убийцы и грабители наводнили Петербург, по вечерам люди боялись выходить из дому. Единственный островок покоя и порядка оставался в центре города…

— Сенной рынок? — догадался Сазонов.

— Так точно. И, никуда не денешься, пришлось им снова назначить меня начальником сыскной полиции. С этой должности нынешней весной я и ушел в отставку.

Сафонов сделал кислую физиономию.

— Что, не верите? — улыбнулся Иван Дмитриевич.

— Признаться, нет. И, боюсь, читатели тоже не поверят. Они не дураки. Если вы рассчитываете на дураков, надо было пригласить в помощники не меня, а кого-нибудь другого.

— В таком случае вычеркните у себя в тетради две-три последние страницы и напишите, что Шувалов меня простил.

— Нет-нет, это столь же малоправдоподобно. Не такой человек был Петр Андреевич, чтобы прощать подобные штуки.

— Тогда, — с полминуты подумав, предложил Иван Дмитриевич, — давайте вычеркнем вообще всю вторую половину этой истории. Остановимся на эпизоде, где я обвинил Хотека. Пусть он и будет убийцей. Далее напишем, что канцлер Горчаков обещал Францу-Иосифу не разглашать инцидент с послом-убийцей, а за это Вена поддержала его требования об отмене унизительных для России условий Парижского мирного договора. Наполеон III навязал нам этот договор после Крымской войны. Согласно одной из его статей, самой для нас неудобной, России запрещено было иметь в Черном море военный флот.

— Помню, — кивнул Сафонов. — В гимназии проходили.

— Ну так вот, — продолжал Иван Дмитриевич, — в том же 1871 году Вена поддержала Горчакова, и эта статья договора была отменена. Наши военные корабли вновь появились в Севастополе, что пришлось весьма кстати, поскольку через шесть лет началась война с турками. Шипка, Плевна, генерал Скобелев на белом коне, Гурко в Сан-Стефано, помните? Однако без флота мы все-таки победить не могли, болгары так и остались бы во власти султана с его башибузуками. Родина Боева была освобождена отчасти благодаря мне. Моя проницательность…

— Стоп! — сказал Сафонов. — Это тоже не годится. Расскажите, как было на самом деле.

— Не помню.

— Здрасьте! А кто помнит?

— Никто. Столько лет прошло!

Они сидели над самым краем обрыва, прямо возле ног чертили воздух стрижи. Солнце еще не взошло. Под белесым небом поверхность реки казалась матовой, туманом курилась полоска ивняка на противоположном, пойменном берегу. Там же темнел причаленный паром.

— Ладно, восходом завтра полюбуемся. Пойдемте-ка спать, — зевая, сказал Иван Дмитриевич.

Сафонов зашвырнул в реку яблочный огрызок, дождался всплеска, и они двинулись обратно — через заросли шиповника, через яблоневый сад, к дому с верандой, где им предстояло еще целый месяц прожить вместе.