Глава 6

Джон Фист, не смотря на утреннюю прохладу, пробудился от сна в холодном липком поту. Кошмар, который часто донимал его. на этот раз был особенно отчетлив. Решительное лицо неугомонного лейтенанта Челси стояло перед его взором и исчезло только тогда, когда он встряхнул головой и протер испуганные глаза. Военный из форта Силл крепко держал Фиста за горло во сне, и тот с дрожью в пальцах коснулся шеи.

— Дьявольщина: — шепнули бескровные губы бандита.

Он достал длинную сигару и раскурил ее. Прохаживающийся возле Сеймур, дежуривший в утренние часы, присел к костру и раскурил сигарету.

— Неважный у тебя вид, босс, — сказал он, поглядывая на Фиста.

— Дурные сны, Эд… Как дежурство?

— Нормально… Карлтон сказал, что братишка, очухавшись, взялся было за нож. И что?

— Успокоился, когда Сэм передал ему твои слова.

— Чертов недоумок!.. Ни росту, ни мозгов!

— А что привиделось-то, босс?

Состроив недовольную гримасу, главарь сплюнул в костер.

— Опять Челси!.. Чует сердце — он быстро следует за нами.

— Надо бы уносить ноги, а, босс?

— Нет, мы останемся здесь и предадимся пьянству! — косо взглянул на Сеймура Фист. — Буди всех, да побыстрей!

Бандит резво подчинился и растолкал спящих. Его товарищи, словно чуткая волчья стая, моментально приняли вертикальное положение с оружием в руках. Пленники просыпались медленно, с какой-то обреченностью во взглядах и движениях, под заунывные молитвы тощего методиста.

Килкенни с опухшим, как всегда, лицом, обозвав соотечественника неприличным словом, с надеждой посмотрел на тюк со своей провизией.

— Эх, глоток виски мне бы сейчас не помешал.

Том Гардинг с раздувшимися губами и правой щекой, шагнул к нему. Взявшись за штаны чуть ниже пояса, он ухмыльнулся:

— Чем ходить в кусты, может, угостить тебя, толстая ирландская образина!

— Том! — голос Фиста был скорее насмешлив, чем строг. — Если ирландцу позволить заняться тобой, то твоя рябая рожа будет выглядеть еще краше.

Бандиты захохотали, а униженный Гардинг злобно посмотрел на родственника. Тот тут же стал опаснее готовой к броску кобры.

— Не смей глазеть на меня так! За такие взгляды я разнесу на куски даже собственного брата!.. А теперь попроси извинения у дамы за свои жесты и слова и принеси выпить ирландцу.

Гардинг знал, что перечить Фисту было нельзя и, извинившись перед мексиканкой, сходил к тюку за выпивкой. Довольный Килкенни любовно зажал бутылку в руке и принялся делать затяжные глотки.

Ривердейл с интересом взглянул на главаря.

— Откуда столько неожиданной заботы, Фист?

Положив подбородок на поднятое колено, Фист мягко сказал:

— Ну, мы ведь теперь компаньоны, северянин. У нас общие проблемы, одни задачи.

— Похоже, что так… Общие проблемы вплоть до того места в горах Уичита, где спрятаны сокровища семьи Нарваэс. А потом ты с радостью расстреляешь и меня и Килкенни, и даже методиста.

Узкое лицо Фиста приняло выражение крайней обиды.

— О чем ты говоришь?.. Клянусь, не будет никакого расстрела, если ты без всяких подвохов доставишь меня к золоту. — Фист наклонился вперед в попытке говорить искренно и задушевно. — Смотри, северянин, тебе обещано пятьдесят тысяч долларов в качестве вознаграждения. Значит, там этого золота навалом. Его хватит на всех нас… Конечно, сеньорита Кончита тут хозяйка. Скажем, даст она мне тысяч этак пять, и этого будет достаточно. А моим парням — и того меньше… Ну что поделаешь, северянин, коль мы прознали о сокровищах?! Сеньорите придется малость раскошелиться, только и всего… Обещаю, в конце мы разойдемся с миром и поминай, как каждого звали!

Ривердейл кивал бандиту, но не верил ни одному его слову. Это говорил кровожадный убийца, которого целиком захватила золотая лихорадка. При виде сокровищ, позже, за него станут говорить его револьверы. И не поздоровится никому. Сыграют в ящик даже его закадычные дружки.

— «Но деваться некуда, надо ехать, — с грустью подумал он. — В дороге, может быть, удастся что-нибудь придумать».

Глава 7

Гуи Гуадал — Красный Волк, военный вождь кайова из топотоги — семейной общины вождя Тсен Тайнте — Белой Лошади, сидя с дымившейся трубкой у очага, был задумчив. Его блестящие как у гремучей змеи, черные глаза смотрели на танцующие языки пламени безотрывно. На оживленный шепот двух сестер, тихую беседу матери с отцом и возню молоденькой жены с ребенком он не обращал никакого внимания.

Все мысли Гуи Гуадала были о предстоящем военном походе в горы Уичита. Только он мог спасти его от ужасающей бедности и связанного с ней жалкого существования дапома-бедняка и унизительного позора. Все его украшения, богатое оружие, награбленное в набегах добро и — о, великие духи-покровители! — весь табун из двадцати пяти прекрасных лошадей — все это пошло в уплату за дряхлого мексиканца, оказавшегося твердокаменным идолом. Ни угрозы, ни пытки не помогли выжать из него и слова о захороненных им в горах Уичита богатствах. К несчастью, военный вождь переусердствовал — ценный пленник испустил дух от пытки огнем. Стремление заполучить все золото сразу сыграло с индейцем злую шутку. Будь старик жив, он сумел бы получить за него громадный выкуп.

А сколько было надежд, когда он, Гуи Гуадал, рвался на Хоан Тоа к лагерю Тсен Тайнте с подслушанной тайной о золоте. За сутки он проведал, что мексиканец находится в топотоге Тейбодла, знаменитого вождя кайова. Зная, что Тейбодл ждет хорошего выкупа, он решил завалить, засыпать его всем своим имуществом, только бы получить желаемое. И что ж, удачливый вождь стал еще богаче, а на него, как на сумасшедшего, соплеменники, покачивая головами, уже показывают пальцами!

Красному Волку осталось одно: военный поход в горы Уичита, куда, должно быть, устремились те белые люди из Дир-Сити. Он немного знал английский язык и слышал, как высокий американец говорил об Ахин Доха и Адалкаи Доха.

Но даже сейчас, когда до назначенного часа оставались какие-то мгновения, Гуи Гуадал нервничал. Те воины, каких он позвал с собой в поход, не дали вразумительных ответов, сказав, что подумают. Неудачный налет за лошадьми в Дир-Сити, который возглавлял он, обернулся катастрофой. Погибли воины, и кайова, кажется, перестали доверять Красному Волку, как организатору военных походов.

Докупив с беспокойством в душе последнюю трубку, Красный Волк подал знак родным, чтобы те, по обычаю племени, очистили жилище.

Оставшись в одиночестве, он взял в одну руку деревянный обруч, а в другую — тонкую хворостину. Затянув Гуа Дайгиа — Дорожную Песнь, он принялся медленно отбивать такт хворостиной по обручу.

За последние два года Красный Волк часто, с острой болью в сердце, вспоминал своего великого родственника, Дохасана, Маленького Утеса. Тот имел огромный авторитет у кайова, безраздельно правил племенем три десятка лет и был необыкновенно добрым и щедрым ко всем, особенно к близким. Это он, словом и делом, помог Красному Волку завоевать репутацию военного вождя. Везде и всюду, в зимних лагерях, на Больших Советах, при проведении Солнечной Пляски Дохасан хвалил его, предрекая счастливую судьбу тойопки — великого военного вождя кайова. Такая агитация не могла не дать плоды. Многие стали считать Красного Волка, уже отличившегося несколько раз на Военной Тропе, одаренным молодым человеком с большим будущим. Мало кто сомневался, что со временем он займет достойное место среди ондейдо — лучших людей племени.

Но со смертью Маленького Утеса для Гуи Гуадала настала трудная пора. Какие бы военные подвиги он теперь не совершал, это не делало его более знаменитым. Ибо уже не было того, кто их славословил. И напротив, любая маленькая неудача на военных тропах била по престижу Красного Волка довольно основательно. Кончилось тем, что поход за лошадьми в Дир-Сити под его руководством кайова метко окрестили «Волчьим провалом». А это значило, что отныне Красный Волк попадал в число тех военных вождей-неудачников, которые водили за собой смехотворно малое количество воинов.

И тем не менее, не взирая на все эти удары судьбы, в груди Гуи Гуадала теплилась еще надежда восстановить пошатнувшуюся репутацию. Только бы не подвели друзья-товарищи. Ведь каждому из них он пообещал невиданное богатство. Кайова нынешних дней чуточку отличались от своих отцов, презиравших блеск золота бледнолицых. Они сейчас поняли, что с его помощью можно достичь твердого благополучия среди народа квуда — «выходящих на свет»

Сердце Красного Волка сладко дрогнуло, когда в его жилище вошли первые три воина — Белая Птица, Ночное Облако и Летящий Камень. Взяв приготовленные хворостины, они сели к очагу и застучали по деревянному обручу в такт Красному Волку. Потом пришли еще трое. Вскоре десять молодых кайова, включая хозяина жилища, стройно тянули Гуа Дайгиа.

На утренней заре из лагеря Тсен Тайнте по направлению к горам Уичита выехала группа кайовских бойцов, возглавляемая Гуи Гуадалом — Красным Волком. Обнаженные до набедренных повязок, с короткими копьями, щитами, луками и ружьями, они выглядели воинственно и грозно.

Глава 8

Меднокожий Уичита Джо впервые за много миль придержал бег своей крапчатой лошади с видом человека, к которому пришло какое-то решение. Лейтенант Челси это понял и поднятием руки заставил отряд остановиться. Поравнявшись с индейцем, он стал ждать, что тот скажет. Краснокожий молчал долго, устремив взгляд к близкой уже гряде гор Уичита.

— Смотри, бледнолицый вождь, — наконец проговорил он, указывая на изрытую копытами землю. — Что ты видишь?

— Здесь проехали люди Фиста и его пять пленников, — пожал плечами лейтенант.

— Правильно, — кивнул краснокожий индеец. — Куда они направляются?.. Почему их след прям, как полет ворона?

— Должно быть они знают, куда ехать.

— Верно… И куда же они едут?

Лейтенант Челси, обведя взглядом необъятные просторы прерий, остановил его на горной гряде.

— Похоже, в горы… Банда часто бывала там…

— Конечно же, в горы. Но они велики. Куда именно теперь держат путь техасцы?

Лейтенант устало покачал головой

— Я впервые с западной стороны гор… Какая разница? Мы теперь крепко сидим у Фиста на хвосте.

— Бледнолицый вождь с помощью Джо догонит Фиста. Точно. Но что будет дальше? Погоня, стрельба, убитые пленники и солдаты.

— Хорошо, что у тебя на уме, Уичита?

Краснокожий расправил плечи с важным видом на лице.

— Если Фист едет в горы, то единственный проход в них здесь, у Кедрового Утеса. По правую руку от входа стоит кедровая роща. Хорошее место для засады.

— Какая засада, Уичита?! — вспыхнул лейтенант. — Как мы ее устроим, если банда впереди нас прямо по курсу?!

Широкая улыбка индейца и его веселые, с прищуром, глаза заронили в сердце лейтенанта Челси надежду.

— Видишь те предгорья? — рука Учиты Джо указывала на пересеченную балками и оврагами местность слева от отряда. — В них есть одна глубокая лощина, которая, петляя и змеясь, выходит прямо к той кедровой роще. Техасцы скачут медленно, мы пустим лошадей в галоп. Лощина глубока и в отдалении, нас не будет слышно.

Челси в волнении покусывал верхнюю губу. Индеец подал ему замечательную идею, и он весь был в ее власти.

— Соммерсби! — позвал он затем кряжистого помощника — Сюда!

Уичита Джо, лейтенант и сержант провели короткую беседу, после которой спецотряд из форта Силл резво помчался в сторону овражистых предгорий.

До Кедрового Утеса, ощетинившегося высокими кедрами и соснами, оставалась считанная миля, когда Джон Фист отдал приказ ехать шагом.

— Ну все, ребята, — облегченно вздохнул он. — Кажется, нам уже ни к чему гнать лошадей. Кавалеристов не видно, а там, за Кедровым Утесом, мы отыщем такую каменистую тропку до Безумной Скалы, что они и вовек не найдут наших следов.

Он подъехал к Ривердейлу и дружески заговорил с ним.

— Вот ты, северянин, в душе, наверное, считаешь меня и моих парней конченными кровавыми разбойниками. Ведь так?.. Но ты подумал о нашей Родине, об истерзанном Юге, где тех, кто родился на нем, победители помыкают почем зря? Гордые южане повсеместно терпят унижения. Мое сердце обливается кровью при виде всего этого дерьма…

— И руки тоже, — смело вставил Ривердейл. — Послушай, Фист, в той войне были победители и побежденные. Генерал и джентльмен Роберт Ли подписывал капитуляцию не за тем, чтобы на Юге продолжалась вакханалия. Предстань ты, его храбрый, наверное, солдат перед ним, он бы не стал гладить тебя по головке.

— Наш главнокомандующий был хорошим генералом, слов нет. Но ему не хватило твердости… А теперь насчет рук. Я не сделал и половины тех убийств, которые повисли на мне… А те, что я совершил, были по делу. — Фист обернулся к Кончите Нарваэс и растянул губы в улыбке, больше похожей на волчий оскал — Вот, сеньорита, не даст мне соврать. Она видела, как я прострелил живот шерифу Симмонсу. А за что? Этот наглый малый пытался выгнать нас из Дир-Сити. Да кто он такой? Вышвыривать Джона Фиста из родных мест! Также и с остальными. Все они норовили дать мне пинка.

— У тебя дурная репутация, Фист, — проговорил Ривердейл ровно. — И с ней тебе долго не продержаться в этих краях.

Южанин огласил округу громким смехом.

— Этот парень читает мои мысли, ребята! Наша репутация и впрямь слишком дурна, чтобы мотаться по Югу. Нас здесь не понимают. Вот даст нам сеньорита немного золота, и никто больше не услышит о банде Фиста. Мы навсегда сгинем в Мексике.

— Никому не скрыться от божьей кары, — возвестил методист угрюмо. — Ни в Мексике, ни где бы то ни было.

— Я попробую замолить свои грехи, Ваше преподобие, — осклабился бандит.

— Это будет трудно сделать, — проблеял Фитцпатрик. — Убийство — тягчайший грех!

«Бандюга пытается казаться своим парнем, — подумал Ривердейл. — Откровенничает, вспоминает о Боге. Хитрый лис!»

Северянин тяжко вздохнул. У пленников за все время пути не было ни единого шанса вырваться на свободу. Бандиты зорко стерегли их, не теряя бдительности ни на минуту. Этот шанс мог появиться только в горах. На какой-нибудь круче или горной узкой тропе попытка завладеть оружием не будет выглядеть столь уж безнадежной, как на открытой, голой прерии.

Путники медленно приближались к горам Уичита. Уже можно было хорошо рассмотреть складки холмов, поросшие смешанным лесом, высокие скалы с соснами и обнаженные остроконечные утесы.

Проехав мимо кедровой рощи, они направили лошадей вверх по тропинке, ведшей к широкому проходу в горы. И тут, совершенно неожиданно, впереди из-за обломков скальных пород, торчавших по обе стороны тропы, выскочила пятерка верховых солдат во главе с офицером. Их появление было так внезапно, что обескураженные бандиты только в испуге вытаращили глаза и приоткрыли рты.

— Бросьте оружие! — приказал офицер, грозно посматривая на бандитов.

Те колебались, некоторые из них поглядывали назад, думая об отступлении.

Офицер взмахнул рукой, и из кедровой рощи выехало еще столько же солдат с индейцем. Обратная дорога была заблокирована!

— Бросьте оружие! — повторил офицер со сталью в голосе. — А пленники пусть отъедут подальше.

Все ждали каких-нибудь действий от Фиста, но тот, казалось, был в шоке. Первым открыл пальбу его Неуравновешенный, суетливый кузен-коротышка. Одна из его пуль свалила грузною сержанта, другая сбила с офицера армейскую шляпу.

Прежде чем начаться ожесточенной перестрелке, Ривердейл, а за ним и все его товарищи по путешествию, спрыгнули с лошадей и распластались на земле.

Бой на каменистой тропе был коротким. Обреченные бандиты сражались с превосходящими силами кавалерии не более тридцати секунд. Когда пороховой дым рассеялся, они остались лежать на тропе в неестественных позах мертвецов. Пятеро. Шестой, Джон Фист собственной персоной, поднялся с земли с поднятыми руками.

— Эй, Челси! — крикнул он громко. — Мой брат всегда был ершистым тупицей. Я не хотел драки, и, думаю, заслужил справедливого суда. Проверьте мои револьверы — они холодней фригидной женщины.

Вытащив «кольты» из кобур, он швырнул их к ногам лошади лейтенанта.

Челси спустился на землю и подошел к телу Соммерсби. Перекрестившись, он тихо сказал:

— Это был хороший солдат… Бэртон!

— Да, сэр! — откликнулся высокий светлоусый кавалерист из той партии, что встретила банду спереди.

— Отныне ты за сержанта… Посчитай наши потери!

Послышалась солдатская перекличка.

— Кроме Соммерсби, никаких потерь даже ранеными, сэр, — отчитался Бэртон.

Лейтенант кивнул и долго смотрел на головореза-южанина, за которым гонялся бессчетное количество дней. Сейчас у него прямо-таки чесались руки прикончить подлеца на месте, но стрелять в безоружного ему не позволяли ни совесть, ни офицерская честь.

— Тебя ждет виселица, Фист, — сухо проговорил он, оставаясь стоять на месте. — Уж я постараюсь доставить тебя к висельному помосту в целости и как можно быстрей… Бэртон!.. С вязать бандиту руки самыми крепкими узлами! Сделаешь это, собери трофейное оружие, поймай всех лошадей и проследи за тем, чтобы для погибшего вырыли могилу.

Он прошел мимо Фиста. которого уже вязали солдаты, к группе бывших пленников.

— Вы слышали, меня зовут Челси, — сказал он. — Гордон Челси.

Каждому он протянул руку. С миловидной девушкой он знакомился с краской на щеках.

— Извините, сеньорита, за мой потрепанный вид. В форте Силл я выгляжу куда лучше.

— Не сомневаюсь, мистер Челси, — улыбнулась Кончита Нарваэс. — Спасибо. Вы вытащили нас из настоящей беды.

— Я выполнял свой долг, сеньорита… Позвольте полюбопытствовать, что хотели от вас бандиты и куда направляется такая пестрая компания: мексиканцы, два ирландца, один из которых проповедник, и северянин?

Девушка взглянула на Ривердейла и, догадавшись по ее лицу, что он полагается на нее, с вздохом пояснила:

— Вы столько для нас сделали, мистер Челси… Но кроме того, что мы едем в горы, я больше ничего не могу сказать. Знаете, в этой стране лучше не распространяться о некоторых вещах… А бандиты… Они собирались спрятать нас в горах Уичита и получить выкуп.

Учтивому офицеру пришлось принять на веру объяснение мексиканки. Действительно, в пограничных областях следовало держать рот на замке.

— Пустое, — махнул он рукой. — Это было чистое любопытство… А люди Фиста свое уже получили… Что ж, господа, остается лишь попросить вашего методиста провести короткий похоронный обряд. А там забирайте своих лошадей, вооружайтесь и — счастливой дороги! Только будьте осторожны: военные отряды команчей и кайова не редкость в здешних местах.

Спустя полчаса, помолившись на могиле сержанта Соммерсби, путешественники отправились в путь. Прощаясь с лейтенантом, Ривердейл посоветовал ему не спускать глаз с Фиста.

— Он всегда будет под присмотром, — пообещал Челси. — До самой виселицы!

Глава 9

В косых лучах заходящего солнца, за Кедровым Утесом путники столкнулись с трудностями горных переходов. Узкая тропа не позволяла расслабиться. Она прижималась к скалистым уступам, ныряла круто вниз, резко взмывала вверх. Лошади дрожали всем телом, храпели, испуганно кося глазами на частые провалы. Люди были не в лучшем состоянии: постоянное напряжение изматывало силы, держало нервы на пределе. Только Килкенни не терял присутствия духа. Покрытый потом и пылью, он бодро распевал ирландские песни, перемежая их либо громким чавканьем, либо бульканьем из бутылки.

В один из моментов, когда тропа расширилась, он поравнялся с Ривердейлом.

— Хлебни-ка виски, дружище… Не хочешь? Ну ладно… Ох и повезло нам, Майлс, с этим лейтенантом Челси. Не будь его, кто знает, что бы нас ожидало… А военному понравилась Кончита, уж поверь старому охотнику до женщин. Но знаешь, Майлс, у девушки на уме твоя особа. Не этот ее трусливый женишок греет ей сердце, а ты. Да где ж тебе это увидеть, холостяцкая душа! Ты слишком застенчив, дружок. Эх, мне бы твою внешность!..

Тропа вновь стала сужаться, и треп веселого ирландца иссяк. Ривердейл, продолжая прокладывать путь, улыбнулся. Неправда, что он ничего не смыслил в женских взглядах. У него были девушки, значился даже один бурный роман в Додж Сити. Патрик этого не знал. Ривердейл не любил болтать на любовную тему. А Кончита ему понравилась, как только он взглянул на нее там, на лестнице салуна в Дир-Сити. Эти большие карие глаза, полнокровные губы, маленькие твердые груди, слегка обозначивающиеся под курткой, изумительно гонкая талия и легкая округлость бедер! Боже, это, наверное, и был тот женский идеал красоты, которого, может быть, бессознательно искал он в этой жизни. Что тут таить, он завидовал Луису Дельгадо! Но врожденная порядочность не позволяла ему вольничать. Были табу, против которых он никогда бы не пошел. И получилось так, что Кончита сама, без какого-либо его вмешательства отвергла своего жениха. В ту ночь она коснулась его руки, и тело его пронзила истома. Он попробовал потрогать ее пальцы — она не отдернула руки. Какой-то миг они гладили пальцы друг друга, а потом одновременно опомнились, испугавшись чего-то необъяснимого.

На дороге к горам Уичита девушка сторонилась Дельгадо и обычно ехала возле Ривердейла. Они вели какие-то там разговоры, но в глубине его глаз и в огромных очах Кончиты горело пламя взаимопонимания, близости и надежды. Ривердейл чувствовал, что что-то должно произойти на трудном пути к сокровищам семьи Нарваэс.

У Безумной Скалы, на небольшом плато с водопадом и быстрым ручьем, путешественники остановились на ночлег. Напоив лошадей, они расселись вокруг костра со съестными припасами. Килкенни с методистом, позабыв о распрях, завели беседу о Родине, милой их сердцу Ирландии. Отвергнутый всеми Дельгадо, хмуро уставившись в землю, грыз травинку и молчал. Девушка сидела к нему спиной, наблюдая за тем, как Ривердейл ломает сучья и подкладывает их в костер.

— Кончита, — позвал ее мексиканец по-испански.

Девушка нехотя обернулась.

— Что еще, Луис?

— Выходит, я для тебя ничего не значу?

— Между нами все кончено. Я воспитана отцом, который. больше всего на свете презирает в людях подлость и трусость.

— Зато я вижу, что между тобой и тем американцем все начинается, — голос Дельгадо задрожал от ревности.

— Теперь тебя это не должно касаться!

— Кончита, — заныл мексиканец. — Не говори так. Я… люблю тебя… И… не знаю, что сделаю, если… если…

— Замолчи! — Девушка поднялась на ноги и зашагала в волнении возле костра.

Присутствующие при этой перебранке путники, не очень сведущие в испанском, молча ждали ее концовки.

— Не смей меня запугивать! — гневно продолжала мексиканка, уже на английском. Ее большие глаза сверкали, — Не смей! Мы чужие люди! Я презираю тебя! Зачем ты здесь? Можешь прямо сейчас убираться отсюда. В Мексике у тебя богатая семья.

Уничтоженный Луис Дельгадо долго, словно в прострации, смотрел в огонь. Наконец шевельнулся.

— Я уеду завтра, — каким-то далеким, не своим голосом произнес он. Встав, он тяжелой походкой отошел от костра и улегся на траве, с головой укрывшись одеялом.

Ужин был коротким и невеселым. Закончив трапезу, мужчины распределили между собой дежурство на ночь. Первую смену должен был отбывать методист, и он, истово помолившись, сел на торчавший поблизости валун в настороженной позе. Килкенни завалился под одеяло с бутылкой виски. Некоторое время были слышны бульканье и причмокивания, сменившиеся богатырским храпом.

У Ривердейла сна не было ни в одном глазу. Он понимал, что прямым или косвенным образом повлиял на разрыв Кончиты с Луисом. Его это угнетало, он не находил себе места, ворочаясь с боку на бок. Так прошел час, затем — другой. Мерно шумел водопад, иногда в верхушках сосен пробегал ветерок. Костер догорал, отбрасывая во тьму рассеянный свет. Ривердейла потихоньку стало клонить ко сну. Веки отяжелели, мысли замедлили свой нескончаемый хоровод. И, вдруг, хруст сучка донесся до его слуха. Не шевелясь, он открыл глаза. Его преподобие, согнувшись на валуне в три погибели, сопел носом в глубоком сне. В стороне от него, вооруженный длинной «навахой», крался мексиканец. У подлеца имелась цель — спавшая Кончита — и он уже был на подходе к ней. Угнетенного состояния Ривердейла, болезненных ощущений вины — как не бывало! Он видел перед собой убийцу, которого следовало обезвредить. Его пальцы коснулись рукоятки «кольта». Он потянул оружие из кобуры и почти выпростал его наружу. И на этом все. Что-то внутри Ривердейла сломалось.

— Дельгадо! — его резкий крик был сродни револьверному выстрелу.

Вспугнутый мексиканец подпрыгнул на месте и, выронив нож, бросился бежать через можжевеловые кусты, куда глаза глядят. А они глядели, но ничего не видели во тьме. В том месте Ривердейл собирал сучья для костра и заметил глубокую, с отвесными краями, расселину среди зарослей можжевельника. К ней-то и стремился мексиканец. Бивуак быстро проснулся. Кончита, Килкенни, проповедник — все они вскочили на ноги с немым вопросом на лицах.

Ответом им был протяжный вопль сорвавшегося в пропасть мексиканца.

Чуть позже путешественники сидели у костра и слушали Ривердейла.

— Мне бы ничего не стоило пристрелить Луиса, — говорил он. — Не знаю… Наверное, я хотел дать ему шанс выжить, но он побежал не в ту сторону. Эта его трусость с бандитами испортила все. Он потерял наше доверие. Похоже, этот поход стал ему в тягость.