Глава 4

К полудню они переправились через обмелевшую Ред-Ривер и углубились в бесконечную прерию, иссеченную оврагами и балками к юго-западу от гор Уичита. Ближе к сумеркам была сделана остановка на ночевку на берегу одного из многочисленных ручьев, впадавших в Красную реку.

Пока Килкенни с мексиканцами поили лошадей и привязывали их к ивам, Ривердейл соорудил небольшой костер для готовки незамысловатого ужина.

Спустя полчаса путешественники, усевшись в кружок, пили горячий крепкий кофе и ели галеты с ветчиной и окороком. Вернее, кофе пили трое. Четвертый, набив рот пищей, то и дело прикладывался к литровой бутылке «Тарантул Джюс».

— М-м, — промычал ирландец, протягивая спиртное спутникам.

Мексиканцы завертели головами, а к горлу Ривердейла опять подступила тошнота. Он еще не отошел от вчерашнего.

— Патрик! — скривило северянина. — Больше не делай этого. Хоть залейся, но не суй мне под нос виски.

— Ну и зря! — ухмыльнулся Килкенни. — Вы все еще пожалеете, когда вас проймет ночной холод.

И тут, совершенно неожиданно, в тишине летней южной ночи прозвучал тонкий блеющий голосок:

— Патрик, сын мой, ты и в дороге продолжаешь тешить дьявола.

Путешественники уставились в ту сторону, откуда исходил голос. Там, в неясном сумеречном свете, стояла высоченная нескладная фигура, державшая лошадь под уздцы.

— Тысяча чертей! — рявкнул ирландец, поперхнувшись. — Преподобный Фитцпатрик! — Он вскочил на ноги с выпученными глазами. — Чего ты здесь забыл, окаянный святоша?.. Ха, а я-то думал, что избавился от этого зануды!..

Ривердейл с мексиканцами хранили молчание, Килкенни бранился в том же духе, а внезапно объявившийся методист, оставив лошадь на привязи, вежливо спросил разрешения присесть к костру.

— Нет, это уже не смешно, — гнул свое ирландец, когда методисту подали кофе. — Чего это на тебя нашла блажь шпионить за нами, а, преподобный?.. Ты уже было принялся за сбор пожертвований на методистскую церковь… Та-а-к! Промочишь свою длинную глотку и катись отсюда!

— Во злобе и ненависти, сын мой, — спокойно парировал Фитцпатрик, отхлебывая горячий кофе, — не может человек постичь душу ближнего. Обуздай страсти, смиренно помолись Господу и садись пить кофе, как и подобает истинному христианину.

Возмущенный Килкенни открыл рот, чтобы исторгнуть нечто нелицеприятное, но слово взял Ривердейл.

— Довольно, Патрик… Кажется, тут нужно кое в чем разобраться без всякой суеты. — Он взглянул на методиста. — Итак, преподобный, Вы — среди нас, однако это не входило в наши планы. Постарайтесь объяснить, что позвало вас в дорогу вслед за нами?

— Что позвало меня в дорогу?.. Как всегда, желание служить Богу.

— Нам не нужны проповеди в пути. Говорите конкретней.

— А если конкретно, сын мой, то я намереваюсь вернуться из этой поездки с деньгами, на которые взведется храм в Дир-Сити. Чтобы осуществить это богоугодное дело, одних пожертвований не хватит. Люди прижимисты, больше думают о сиюминутной выгоде, чем о спасении своих душ… Братья во Христе! — возвысил голос методист. — Не уподобляйтесь сребролюбцам! Покажите себя с лучшей стороны, возьмите меня с собой и уделите хоть малую толику того золота, что спрятано в горах Уичита.

Путешественники удивленно переглядывались, а методист в волнении продолжал:

— Господу богу было угодно, чтобы мне, его смиренному слуге, открылись ваши планы. Патрик во сне проговорился о них, когда я в благочестивом порыве читал «Евангелие» у него в номере.

Преподобный Фитцпатрик умолк, его влажные глаза излучали надежду. Остальные молчали, даже Килкенни перестал жевать, поглаживая квадратный, поросший щетиной подбородок.

Первой нарушила тишину мексиканка:

— Ну, наверное, я должна сказать что-то… Коль золото принадлежит мне, то здесь решаю я… И, может быть, мистер Ривердейл, как руководитель этой экспедиции. — Она оглядела методиста внимательным взглядом. — Падре, все не так просто… Нет, я не о том, что мне будет жалко расстаться с каким-то количеством золота. Дело в том, что мы отправились в опасное путешествие и, как мне кажется, священнику в нем не место. Я — о трудностях пути, об индейской угрозе. Может случиться, что никто из нас не увидит этого золота.

— Дочь моя, — проникновенно заговорил Фитцпатрик, — трудности пути и всякие опасности никогда не страшили странствующих евангелистов. А что касается краснокожих язычников, то тут может статься, что я сослужу вам добрую службу. Кайова и команчи принимали меня в своих лагерях и не сделали никакого зла. Они оставят и вас в покое, если я буду с вами.

При последних словах Фитцпатрика в красивых карих глазах Кончиты Нарваэс появилась заинтересованность. Изогнув дугой темную длинную бровь, она посмотрела на северянина.

— Мое мнение? — спросил тот.

Мексиканка кивнула.

— Что ж. — задумчиво промолвил Ривердейл. — Что-то мне подсказывает, что на этот раз краснокожие окажут преподобному менее радушную встречу… Хотя, я могу и ошибаться… в конце концов, сеньорита, — Майлс поглядел на мексиканку, — нельзя отказываться даже от такого призрачного шанса.

Кончита тепло улыбнулась методисту и сказала:

— Решено, Падре. Вы едете с нами.

Длинное лицо Фитцпатрика приняло умильное выражение.

— Вы сама доброта, дочь моя. Храни Вас Господь!

Стало совсем темно. Свет от костра освещал лишь стволы ближних деревьев, кроны же растворились во мраке. Где-то вдали заунывно плакал койот, совсем рядом, на поверхности ручья, слышно было, как плещется мелкая рыбешка.

— Тихая ночка, — заметил Ривердейл. — Она даст возможность крепко выспаться сеньорите и Фитцпатрику.

Мексиканка недоуменно пожала плечами.

— Только ему и мне?

— Я, Луис и Килкенни, сеньорита, конечно же поспим, но меньше вашего. Нас троих попеременно будет ждать ночное дежурство.

— Это несправедливо! — заявила красавица.

— Сын мой, — поддержал ее проповедник, — ночное бдение должны разделить все.

Вслед за этим прозвучал еще один голос. Однако он не принадлежал ни к кому из тех, кто сидел у костра. Он был резок и насмешлив — в одно и то же время.

— Я освобождаю вас от этих забот, странники! Руки вверх, и ни единого движения.

Джон Фист, самый отъявленный головорез южнее Ред-Ривер, материализовался из темноты с двумя кольтами в руках и хищной ухмылкой на лице. Мгновение — и пятерка его дружков ступила в круг света, полукольцом окружив путешественников. Они стояли с ружьями на изготовку, жилистые руки сжимали их угрожающе крепко.

Дух смерти повис надо берегами безымянного ручья, несшего свои скудные воды в могучую Ред-Ривер. Его чувствовали мексиканцы, его ощущали ирландцы, исподлобья глядевшие на бандитов, от него перехватило дыхание и у обычно невозмутимого северянина.

Майлс Ривердейл слышал, как встревоженное сердце бьет прямо по левому нагрудному карману, в котором лежало нечто такое, от чего необходимо было срочно избавиться. Казалось, это «нечто» прожигает одежду, вонзается раскаленным лезвием в живую плоть. Назревала кульминация, и первой опомнилась Кончита Нарваэс.

— Мистер Фист, — сказала она твердо. — Вижу, вы готовы убить всех моих спутников. Но знайте, я ни под какими пытками не проговорюсь о золоте.

Потом пришел в себя Ривердейл.

— Послушай, Фист, — начал он быстро, с поднятыми руками, — если ты задумал прикончить нас, то это станет твоими самым опрометчивым поступком в жизни. Карты уже нет. Пойми, карты к золоту семьи Нарваэс больше не существует.

Ривердейл с удовлетворением увидел, как вытягивается лицо южанина, как дула его револьверов, дернувшись, стали клониться к земле.

— Соображаешь, что теперь тебе придется считаться с нами? — продолжал северянин уверенней. — Путь к золоту в моей, по твоим словам, упрямой башке…

Заметив тут, что южанин вновь напружинился и предчувствуя, что с его губ должно вот-вот сорваться «обыскать!», Ривердейл громко рассмеялся.

— Я пошутил, Фист. — Его правая рука нырнула вниз к карману. — Карта у меня.

Клочок бумаги сверкнул в воздухе прежде, чем Фист или кто-либо другой из его компании успел выстрелить. Он полетел в костер и тут же воспламенился.

В это короткое мгновение все действующие лица ночной сцены глазели в гробовом молчании на то, как «золотая» карта, обуглившись, вознеслась темным пеплом к небу.

Ривердейл был на волосок от гибели. А всему виной явилась самая настоящая беспечность. Впервые увидев карту, Ривердейл запомнил ее навсегда. Дальше не имело смысла сохранять карту, и он решил уничтожить ее при первой возможности. Но, машинально уложив клочок бумаги в нагрудный карман, Ривердейл начисто позабыл о нем. Выпивка с другом и последующее похмелье, естественно, не есть факторы, которые обостряют память, А когда грянул гром, Майлс Ривердейл моментально вспомнил о том, что допустил грубейший просчет. Ведь расклад был прост: попади карта к Фисту — его и Килкенни услуги оказались бы совершенно излишними. Бандиты, по слухам, любили скрываться от кавалерии в горах Уичита и, наверное, знали на зубок дословный перевод каждой индейской тропки. В результате Ривердейла с Килкенни пустили бы в расход прямо у костра.

К счастью, этого не произошло и Ривердейл мог теперь вздохнуть свободнее. Как, впрочем, — и его спутники. Правда, свободно дышать под прицелом у недругов, начавших разговоры о подлом поступке и дальнейшей судьбе северянина, получалось не совсем здорово.

— Отстрелить башку этой северной скотине! — громко произнес кузен главаря, Том Гардинг, черноволосый недоросток с суетливыми движениями и ехидным, подпорченным оспой лицом. — А его толстого дружка заставить станцевать джигу под пулями!

— Подвесить северянина над костром и, как это делают кайова, поджарить на манер бизоньего окорока! — прорычал смуглый коренастый Питер Финч, В его широком лице не было ничего, кроме звериной жестокости.

Еще двое, Сэм Карлтон и Эд Сеймур, похоже, всегда больше слушали, чем говорили. Они угрюмо стояли и ждали, что будет дальше.

— Пусть заткнутся, Гардинг и Финч, босс! — досадливо поморщился Джонсон. — Если Бог не дал умишка, то и нечего разевать пасть!

— Полегче, ты! — обозлился Гардинг, в его суетливых движениях появилась угроза. — Чертов умник!

— Ты уже давно напрашиваешься на хорошую взбучку, Меченый! — сквозь зубы прошипел Финч с еще большей жестокостью на лице.

— Молчать — вы оба! — наконец подал голос Фист. — Сказали свое, и будет! Лучше разоружите путников, пока мы держим их на мушке. Да не забудьте о зачехленных ружьях на тех лошадях.

Справившись с поручением, Финч вернулся на место, а Гардинг, обезоружив Ривердейла, не преминул поиздеваться над ним.

— Встать, северная рвань! — Его визгливый голос был омерзителен.

Высокорослый, стройный Ривердейл поднялся на ноги спокойно, без какой-либо боязни. Бандит-недомерок рядом с таким атлетом выглядел по меньшей мере смешно. Но его крысиное, в оспинах, лицо рдело от высокомерия и самоуверенности. Как многие недоростки, он питал особую злобу к тем, кто выше ростом.

— Для тебя настали плохие времена, — пролаял он истошно и дважды ударил северянина в живот, под ложечку. Ривердейл даже не покачнулся, а когда разгорячившийся бандит попытался ногой попасть ему в пах, он ушел в сторону и ответил молниеносным ударом правой. Гардинг с расквашенным лицом мешком повалился вниз и не шелохнулся. Дернулись другие бандиты, но их предводитель мгновенно их урезонил:

— Довольно, чертовы ослы! Если еще кто-то из вас без моего приказа сунется к этим, я смешаю того с землей!

Он подошел к костру, вытащил тлеющую хворостину, раскурил сигару и сел напротив Ривердейла.

— Выходит, северянин, мы-таки усыпили твою бдительность, сгинув из городка, — сказал он, глубоко затянувшись. — Ладно, присаживайся и потолкуем.

Ривердейл опустился на землю, поглядывая на Фиста. Обезоруженные путешественники с опаской смотрели то на него, то на остальных бандитов, стоявших по-прежнему с оружием на изготовку.

— А потолковать есть о чем, — промурлыкал Фист с сигарой в зубах, — тем более, что я люблю беседовать по делу… Значит, так. Карты, вроде, легли таким образом, что ты, северянин, вы, дорогая сеньорита, я и мои друзья — теперь одна компания.

Дельгадо при этих словах побледнел и съежился, Килкенни шмыгнул носом, сведя брови, Фитцпатрик, возведя очи к небу, зашевелил губами в тихой молитве.

— Только вы двое, — продолжал Фист мурлыкающим тоном. — Ведь лишние люди в таком деле — они и есть лишние, не так ли, северянин?

Ривердейл сжал зубы так, что под кожей заходили желваки.

— Ну вот что, Фист. Похоже, с самого начала ты собираешься все испортить. Поверь ни я, ни сеньорита Кончита не сделаем отсюда и шагу, если пострадают наши люди. Луис Дельгадо — жених Кончиты. Килкенни — мой лучший друг. А преподобный в лагерях краснокожих свой человек. Так что здесь никто не лишний. Пожелаешь — поедем все вместе, нет — можешь подвергнуть нас с сеньоритой пытке, но о золоте в горах Уичита можешь забыть.

Фист издал короткий смешок, затем, прищурившись, в упор посмотрел на Дельгадо. Под этим ледяным взглядом оробевший мексиканец съежился еще больше.

— Меченый! — позвал Фист Джонсона.

— Да, босс.

— Иди-ка сюда, приятель.

Джонсон подошел к костру и склонился над главарем.

— Te6e не кажется, Меченый, — проговорил Фист с южной растяжкой, — что северянин слишком много на себя берет? Мы ведь все же можем обойтись и без него. Ты же слышал, как сеньорита говорила, что ее жених видел копию карты.

— Точно, босс. Это-то я хорошо слышал.

Фист привстал, шагнул через костер и одним мощным рывком за шиворот поднял мексиканца на ноги.

— Говори, мексикашка, ты видел эту карту?

От бесконечного ужаса серые глаза Дельгадо вылезли из орбит.

— Я… йя… йя… видел ее, — выдавил он кое-как.

— Что за путь к золоту? Какие на нем вехи?

Кончита Нарваэс вскочила на ноги и умоляюще посмотрела на своего бледного, как воск, жениха.

— Молчи, Луис. Он просто пугает тебя.

Но трусость Дельгадо затмила ему рассудок.

— Первая веха — Алхин Доха, — заныл он, и слезы ручьем хлынули из его перепуганных глаз. — Вторая — Адалкаи Доха…

— Так, — энергично заговорил Фист. — Кедровый Утес, Безумная Скала… Дальше!

— Третья… — мямлил мексиканец. — Третья… Я ее не помню! Я больше ничего не помню!

Умытого слезами Дельгадо Фист с презрением швырнул на землю. Он вернулся на место и с ухмылкой поглядел в сторону Ривердейла.

— Тебе повезло, северянин. Ты остаешься в нашей милой компании.

— Спасибо, — поблагодарил Ривердейл громко и добавил тише: — Учтивейший сучий выродок, помесь кабана и гремучей змеи.

Он не мог знать, что слух у Фиста был таким же тонким, как и его знаменитое чутье. Бандитский кулак мелькнул в воздухе, и Ривердейл залился кровью.

— Про себя, — ощерился Фист, подав корпус вперед. — Советую отныне величать меня про себя… Карлтон и Сеймур — стоять на страже! Всем другим, — он кивнул на распластанную фигуру Гардинга, — желаю такого же крепкого сна. Впереди у нас непростая дорога.

Ривердейл лег, натянул к плечам одеяло и стал зализывать рассеченную верхнюю губу. Действительно, дорога обещала быть непредсказуемо опасной в этой «милой» компании отъявленных головорезов. Случиться могло все, что угодно. А пока можно было перевести дух. Пока.

— Кончита, — послышался жалобный голос Дельгадо. — Я не хотел…

Звонкая пощечина оборвала речь мексиканца.

— Подонок! — заклеймила его девушка. — Не смей больше соваться ко мне.

Чуть позже Ривердейл ощутил на своей руке легкое прикосновение женских пальцев и услышал тихий шепот:

— Мистер Ривердейл… Луис… он оказался таким мерзавцем. Я угадывала в нем робость, но докатиться до подобной трусости!..

— Что мне сказать?.. Ведь он Ваш жених.

После короткого молчания в шепоте Кончиты Нарваэс преобладали ледяные тона.

— Выйти замуж за труса?!.. Никогда!

Глава 5

— Извините, лейтенант. Но когда же, черт возьми, кончится этот беспредел? Вам, военным, давно уже пора, засучив рукава, взяться за эту проклятую банду. Люди запуганы, шерифы только горазды бить себя в грудь, когда опасность за три-девять земель от них. А мне, добропорядочному коммерсанту, одни убытки. Сходите на двор и вы увидите гору расстрелянных бутылок! Посмотрите на эти стены — они похожи на решето! Загляните в кладовую: припасов — кот наплакал! Еще один визит Фиста — и я пойду по миру с протянутой рукой.

Том Уилоугби хмурил брови, судорожно водя полотенцем по отполированной стойке бара. Его лысина блестела от пота, водянистые зеленые глаза светились недовольством.

Тот, к кому были обращены эти слова, лейтенант Челси из форта Силл, молча пил свой лимонад. Его точеное орлиное лицо с синими глазами не выражало никаких чувств. Он устал от этого бесконечного нытья. Везде одно и то же: испуганные взгляды горожан и ворчливые претензии владельцев гостиниц и салунов.

— По-вашему, Уилоугби, выходит, что мы задарма едим армейский хлеб. — Лейтенант кивнул на своих десять кавалеристов, сидевших в салуне за военными пайками. — Что нам до одури нравится целыми днями болтаться в седлах… Да взгляните на солдат! На их исхудалые лица и оборванную форму! Понюхайте, чем пахнет мой офицерский мундир! — Он снял широкополую шляпу и протянул ее салунщику. — Попробуйте на вес этот головной убор. От пота, грязи и пыли он оттянет вам руку.

Когда Уилоугби отказался принять шляпу, офицер в раздражении метнул ее на стойку. Наступило молчание. Постепенно лицо салунщика прояснилось. Он отошел к полкам и вернулся с бутылкой виски.

— Ладно, лейтенант, всем нам, наверное, тяжело по-своему. Выпейте лучше стаканчик «Олд Джо Кларк».

Военный одним глотком опустошил стакан.

— Спасибо, — буркнул он, передернувшись.

— Еще?

— Хватит… Значит, Фист убрался отсюда вчера?

— Эх, лейтенант, вам бы приехать сюда днем раньше!

— Фист — хитрая зверюга, Уилоугби. У него и звериное чутье. Нам не было бы так трудно, если бы мы имели дело с обыкновенным бандитом. Я охочусь за ним давно, но он всякий раз показывает мне хвост… Думаю, однако, его везению приходит конец.

— Откуда такая уверенность? — спросил салунщик заинтересованно.

Лейтенант глазами показал на сидевшего в углу индейца.

— Это Уичита Джо. Лучший из всех знакомых мне следопытов. Примкнул к нам третьего дня, а я уже самого высокого о нем мнения. Читает следы, как мы — свежую газету.

— Приятно слышать лейтенант. За все последние дни это самая добрая новость… Послушайте, Челси, а не сходить ли нам на кухню? Вашу ораву мне, конечно, не накормить, а для вас кое-что вкусное найдется.

Лейтенант устало, с едва заметной улыбкой, покачал головой.

— Благодарю за приглашение, Уилоугби. Я сам выбрал себе профессию, и солдатский скудный паек — моя постоянная походная еда.

Салунщик с уважением взглянул на военного.

— Извините, Челси, за мое брюзжание. Вы достойный армейский человек… И когда вы тронетесь дальше?

— Завтра. Нужно дать хороший отдых и людям и лошадям.

Челси прошел через полупустой зал к своим солдатам и присел за отдельный столик, на котором капрал уже разложил для него закуску: сухие галеты, копченое сало, кусочек оленины и кое-какую зелень.

Минуты через две он увидел, как двое подручных салунщика поставили на солдатский стол ящик с лимонадом.

— Холодный напиток — для сухих военных глоток! — выкрикнул Уилоугби из-за стойки.

Лейтенант улыбнулся, слушая грубоватые благодарности своих подчиненных. Чем был доволен он на сей момент, так это тем, что под его началом служила десятка выносливых, крепких, отважных кавалеристов, готовых по первому зову броситься за ним в огонь и в воду. «Ну, кроме одного», — подумалось ему, когда его взгляд упал на угрюмое лицо рядового Рейнольдса. Тот был коренным южанином — из Джорджии, и этого было достаточно, чтобы с ним возникали разные проблемы. Характера он был злобного, часто норовил нагрубить капралу. Другие солдаты сторонились его, называя за глаза «недобитой южной голытьбой» за то, что он был уверен в реванше Конфедерации. Дважды капрал Соммерсби пытался ввязаться с ним в драку, но оба раза Челси охлаждал его пыл.

— «Может быть, и зря, — думал Челси. — Надо было дать здоровяку-капралу намять бока паршивой овце, портящей все стадо. Эти его вечные слова о тщетности наших усилий! Капля за каплей они в конце концов расхолодят и самого покладистого солдата».

Лицезреть угрюмую физиономию Рейнольдса лейтенанту никогда не нравилось и он бегло осмотрел остальных подчиненных. Да, несколько испитые лица, усталые позы, грязная одежда. Но это были настоящие бойцы, прошедшие с ним не одну сотню миль. Дай Бог, чтобы они всегда оставались верными присяге и своему командиру! Верится, у них есть для этого все данные.

— Рейнольдс! — послышался грубый окрик Соммерсби.

Лейтенант взглянул на выходца из Джорджии. Тот, вытянув руку с бутылкой, поливал пол прохладительным напитком.

— На кой черт мне это пойло! — прошипел он брезгливо. — Налил же салунщик виски лейтенанту. Пусть и нас облагодетельствует, а, ребята?