Окраина - «Штрафники»

– Постой, Хеш-Ке, – брезгливо сказал мужчина. – Что за дурные манеры? Нельзя быть такой навязчивой. Вспомни о девичьей скромности. Начнешь чуть позже.

Баба недовольно заворчала, но ослабила хватку. Андрей, пытаясь дышать, кое-как выпрямился:

– Спасибо, месье Боровец.

– Нет, просто парадоксальная осведомленность. – Мужчина, чье лицо Андрею было отлично знакомо, поджал мясистые губы. – Ну конечно, ты же из старых. Думаешь, мадемуазель-полукровка обойдется с тобой снисходительнее, чем с другими жеребчиками?

Андрей вновь почувствовал пару тугих грудей, плотно прижимающихся к спине. Иссиня-черная прядь защекотала шею. Раскаленный язык неожиданно лизнул в ухо. Андрей дернулся:

– Месье комиссар, нельзя ли просто пустить мне пулю в лоб?

– Лишить девчушку развлечения? – Старинный знакомый качнулся на каблуках. – Пуля, мой догадливый друг, – это роскошь. К чему джентльмену слабости? Умри, как мужчина. Можешь поверить, моментами тебе будет почти приятно. Естественно, если сразу не спятишь от боли.

– Месье комиссар, я все-таки здесь работал…

– Работал? – Двойник героя-любовника, снявшегося в восьмидесяти фильмах, покачал головой. – Хочешь сказать, жрал дешевое пиво, рвал пленку и «резал» части, чтобы пораньше смыться домой? Как вас здесь принято называть? Обувщик?

– Сапожник, – признался Андрей.

– Весьма точная характеристика. Хеш-Ке, сможешь выкроить из его спины пару мокасин? Это будет весьма символично.

– Тощий жеребчик, – промурлыкала женщина, для разнообразия болезненно хватая пленника за ягодицу. – Придется повозиться. Но я сдеру кожу поаккуратнее.

Лезвие ножа покинуло подбородок, и острие мгновенно прочертило тонкую линию от загривка до нижних шейных позвонков. Андрей почувствовал, как его лизнули в набухший кровью порез.

– Да ладно вам, – негромко пробурчали из перемоточной. – Пусть пока языком поболтает. Он из старых, хоть что-то соображать должен.

– Думаешь? – комиссар с сомнением оглядел Андрея. – Знаешь, Горгон, все местные болтают одно и то же. Они совсем не так рассудительны, как ты надеешься. Кстати, обувщик, ты не вздумаешь улепетывать? – Губастый утконосый красавец откинул полу куртки, показал рукоять большого револьвера. – Рискни, и я тебе ляжку прострелю. Ладно. Хеш-Ке, дай ему отсрочку. Ма-лень-ку-ю. Торопиться нам некуда.

Андрея отпустили. С такой силой, что он врезался лбом в кафельную стену и рухнул, опрокинув бак для углей.

– Я говорила, громогласный вонючий лошак, – засмеялась баба.

Андрей сидел, пытаясь справиться с темнотой в глазах и не орать от боли. Лоб – ерунда, вот проклятое колено… Да и между ног…

– Чего расселся? – поинтересовались из перемоточной. – Лоб у тебя крепкий, если враз не раскололся. Иди сюда, коли ты местный.

– Сейчас, – с трудом выговорил Андрей. – Колено у меня не совсем в порядке.

– Колено? Хеш-Ке, помоги ему. Только мягче.

На этот раз Андрей успел сгруппироваться – удар мокасина принял на бедро. Хеш-Ке, гибкая красавица-метиска в вылинявших джинсах и неприлично распахнутой на груди сорочке, возвышалась над ночным смотрителем. Нож в ее руке игриво взблескивал в свете тусклых плафонов аппаратной. Тонкий шрам на правой щеке женщины абсолютно не портил смуглой зловещей красоты. Баба угрожающе качнулась к гостю.

– Иду-иду. – Андрей, стиснув зубы, поднялся. Хромать под взглядом аризонской убийцы почему-то особенно не хотелось.

В перемоточной, прямо на фильмостате, сидел коренастый человечек и перочинным ножом строгал замысловатую чурку.

– Здравствуйте, господин Горгон, – сказал Андрей, глядя в обманчиво доброжелательное лицо.

– Здравствуй и ты, – человечек на миг поднял лысеющую голову, кинул цепкий взгляд. – Ты тряпку-то возьми. Напачкаешь.

Андрей машинально вынул из ящика перемоточного стола ком марли, прижал к кровоточащему горлу.

– Значит, не утихомирились? Все дознание ведете? Ну и много вынюхали? – Горгон укоризненно покачал большой головой. Крошечные стружки из-под перочинного ножа размеренно падали на широкие штанины и загнутые носы сафьяновых сапог. – Тебя-то зачем сюда сунули? Стражников пожалели?

– Сказали, что могу догадаться, что в «Боспоре» творится.

– Догадался? – с интересом спросил Горгон, не отрываясь от резьбы.

– Да. Только пока здесь люди умирать и исчезать будут, дознание будет продолжаться. Здесь же город. – Андрею хотелось опереться о стол. Ком марли в руке промок насквозь, голова кружилась. – Здесь большой город и большая власть. И они обеспокоены. Пока не поймут, не отстанут. Их много.

– Да нас, мил человек, тоже немало. И деваться нам некуда. Морите вы нас. Всмерть морите.

Хеш-Ке, присевшая в дверях на корточки, к разговору не прислушивалась. Андрей чувствовал взгляд, бродящий по его животу и бедрам. Комиссар Боровец отвернулся и сосредоточенно раскуривал сигару.

– Вас морить никто не хочет, – пробормотал Андрей. – Так получается. Время идет. Старое уходит, новое приходит.

– Еще раз меня старухой назовешь – я тебя, койотский отсосок, месяц подряд умирать заставлю, – ласково сказала Хеш-Ке, на миг заглянув Андрею в глаза.

– Я не в том смысле. Не про вас лично, – быстро сказал Андрей. Взгляд неожиданно синих и огромных глаз метиски пугал больше, чем угроза.

– Смысла здесь вообще мало, – согласился Горгон, почесывая лоб костяной рукояткой. – Не находим мы смысла. Может, оттого, что нас вообще не должно быть, – как думаешь? Может, вас шибко огорчает, что такие, как мы, думать способны и делать кое-чего? Может, не вы нас выдумали и живыми сделали? Может, мы мираж шуточный? Полет ночного Зефира навстречу утренней крутобедрой Эос? А? Вот Хеш-Ке, наша красавица, она ведь не согласна сугубо эфирным созданием жизнь свою влачить. Она девушка простая. Ей мужики нужны. Желательно с горячей кровцой в жилах. Если таких кобелей там нет, – Горгон ткнул ножичком в сторону зрительного зала, – то как быть? Жить-то хочется. Тебя ведь Андре кличут? Видишь, помню. А вы меня позабыли.

– Я же вас не забыл.

– Ну-у, сказанул. Ты да еще сотня таких старых. Ну пусть тысяча или две помнят. По телевизионному ящику иной раз нас посмотрите. Подивитесь на старье, курочку пережевывая. Еще эти, кругленькие, – как их? – «ди-ви-ди» коллекционируете. А это для чего строили?! – Горгон раскинул в стороны короткопалые руки, обильно унизанные перстнями. – Гноите вы нас. Словно и не родственники.

– Ну, «Боспор»-то работает. Пять залов. Все новенькое, дорогое.

– Ты меня не зли, – укоризненно сказал Горгон. – Не в том ты положении, чтобы наглость проявлять да тупо в дурь переть. Залы здешние, ха, – у нас хлева размером поболе будут. И что в зале крутите? Инопланетников замысловатых? Взрывы автомобильные? По мне – что «феррару» взорвать, что ядерную станцию – на второй раз скукота непомерная. Компьютерные исхищрения. Люди-то живые в тех кино есть? Как думаешь, друг Андре? В «синему» ты не ходишь, может, оно и правильно. А ежели вообще? Который из фильмов в душу запал? Кого ты из наших последних запомнил, взволновался?

– Не знаю. Может, Лару Крофт, расхитительницу гробниц?

Андрей вздрогнул – Хеш-Ке засмеялась.

– Старый лошак понимает. Я бы эту телку тоже запомнила. Сюжет – длиною с хер петушиный, зато вкусно на бабье движение глянуть. Жаркая.

– Картинка пустая, – заметил, не оглядываясь, комиссар Боровец. – Мертворожденное. Кроме мадам воровки, там все насквозь протухшее.

– Да понятно, – Горгон ковырялся с ножичком. – Как некоторые выражаются – небось не запасники Лувра. Смотреть можно, но кинофильмой не назовешь. Фильмокопия для сбора деньги. Говно. Я понятно выражаюсь, мил-человек? Да ты садись. Отдохни напоследок. Красавица наша тебе много передыха не позволит. Алчущая она. Не хуже Лары новомодной.

Андрей полусел-полуупал на стол. Сразу стало легче.

– Господин Горгон, вы уж без проволочек говорите. От сеньориты вашей повизжать напоследок, может, и не самая плохая смерть, но я, вообще-то, на тот свет не тороплюсь. Неплохо бы попробовать разобраться по сути дела. Я же не в землекопы из «Боспора» ушел. Кое-что видел, деньги зарабатывал. Взаимовыгоду понимаю и торговыми отношениями не гнушаюсь. Что вы хотите? Может, договоримся?

Горгон поковырялся в ухе, почистил ноготь ножом и задумчиво сказал:

– Вишь как выходит. Первым ты договариваться додумался. Остальные враз орать, просить-молить да грозить кидались. Недоумки. Последние, так смех один, – на вооружение боевое понадеялись. Видать, ты и впрямь из старых. Еще помнишь, что по нашу сторону экрана и бьют быстрее, и стреляют метче. Только врешь ты нам, друг Андре. Жизню свою сильно ценишь. Оно и понятно. Мы тоже ценим. Может, даже поболе вашего, – у вас смерть скорая, а нам, кажись по всему, веками издыхать придется. Что на пленке тускнеть да рассыпаться, что крысами загнанными рядом с вами шмыгать.

– Давайте подумаем, поторгуемся, – сказал Андрей, стараясь не смотреть в сторону Хеш-Ке. На корточках она сидела крайне свободно, настолько свободно, что ворот застиранной сорочки разошелся шире некуда. Жаром от бабы веяло даже с трех шагов. – Вы, господин Горгон, – поспешно продолжил Андрей, – в торговле и выгоде опытны. Я послабее буду, но кое-что в том деле понял. Больших барышей мы с вами не наживем, но отчего друг другу чуточку не помочь, раз иных выгодных возможностей не предвидится?

– Жить как хочет, – с отвращением сказал комиссар.

– Хочу, – согласился Андрей. – Но не в том дело. Я, может, к сеньорите скоро сам приду. По здравому размышлению, лучше к ней, чем в хоспис муниципальный.

– Не врет, – улыбаясь, сказала Хеш-Ке. – Хочет меня. Кобель.

– Кто ж тебя не хочет, – задумчиво пробормотал Горгон. – Если бы с тобой два раза поразвлечься было можно да с яйцами остаться, цены бы тебе, дева, не было. Ты, мил-друг, перестань на эту гремучку отвлекаться. Дело у нас серьезное.

* * *

Выбирался из «Боспора» Андрей с большим трудом. Колено, не напоминавшее о себе последние два часа, взяло свое – словно саморез в сустав ввинтили. Пока ковырялся с электронным ключом, один из освобожденных оперативников тяжело вис, цепляясь за плечо. Второй, опустившись на колени, бессмысленно толкал массивную дверь – ладони оставляли на стекле кровавые разводы. Третий оперативник лежал у стены, и оглядываться на него было тяжко. Скальпированная голова казалась черной и маленькой, узоры от вырезанных из кожи ремней вились от локтей по всему торсу, пугая скрытым непонятным смыслом. Губы были срезаны, и дыхание шумно вырывались сквозь синевато-белые зубы. К счастью, парень был без сознания. Все трое освобожденных были совершенно наги, только на пах скальпированного была брошена салфетка, позаимствованная в буфете рассудительным Горгоном. Новые аборигены «Боспора» исчезли, едва доставив полутрупы до входных дверей. Дальше Андрею следовало разбираться в одиночку.

Замок наконец щелкнул, и дверь распахнулась. Один из освобожденных всхлипнул и кособоко побежал по ступенькам, припорошенным мокрым снегом. В смутном свете уличных фонарей мелькало длинное английское ругательство, неграмотно выжженное у парня между лопаток. Второй пленник – кажется, старшина – выполз из дверей на четвереньках: встать он не мог – сухожилия на обеих лодыжках были перерезаны. Андрей ухватил за скользкие плечи скальпированного бойца, потащил к двери. Раненый замычал, между жутких голых зубов мелькнул распухший обрубок языка.

Примечания

1

КПВТ – 14,5-мм крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый.

2

ЦВГ – Центральный военный госпиталь.

3

«РГД» – противопехотная ручная граната дистанционного действия.

4

Распространенный среди индейцев нож с расширенным и приподнятым к концу лезвием.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.