«Грязное белье» Кремля - Позор Кремля. Как Путин унижает Россию

а) Под выражением «европейская держава», используемым в соглашении, понимается Германия.

b) В случае, если будет иметь место действие, соответствующее смыслу статей 1 и 2, со стороны европейской державы, иной, нежели Германия, Договаривающиеся Стороны вместе обсудят меры, которые будут совместно приняты»⁶⁹.

Итак, «европейская держава» – это пока все же Германия, но почему об этом прямо не написать? Ведь война уже была у границ. В день подписания этого Соглашения в Польше были прекращены занятия в школах, реквизированы в пользу армии все легковые автомобили, началась эвакуация из Польши англичан и французов⁷⁰. Зачем темнить?

Не знаю, какие мысли по этому поводу могут возникнуть у вас, но я не вижу другого ответа: этим Соглашением Великобритания и Польша хотели надавить на Гитлера (с которым Англия в это время вела закулисные переговоры) с целью заставить его отказаться от планов нападения на Польшу, но одновременно предложить ему напасть на СССР, поскольку пакт Галифакс – Рачинский легко мог быть трансформирован из антигерманского в антисоветский путем подстановки в его текст новой «европейской державы». Тем более что из дальнейшего текста следует, что этот договор не оборонительный, а наступательный. За открытой публике статьей 1 следовала открытая статья 2:

«Статья 2.1. Положения статьи 1 будут применяться также в случае любого действия европейской державы, которое явно ставит под угрозу, прямо или косвенно, независимость одной из Договаривающихся Сторон и имеет такой характер, что сторона, которой это касается, сочтет жизненно важным оказать сопротивление своими вооруженными силами.

2.2. Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлеченной в военные действия с европейской державой в результате действия этой державы, которое ставит под угрозу независимость или нейтралитет другого европейского государства таким образом, что это представляет явную угрозу безопасности этой Договаривающейся Стороны, то положения статьи 1 будут применяться, не нанося, однако, ущерба правам другого европейского государства, которого это касается»⁷¹.

Как видите, без секретного протокола понять, что написано в статье 2, тоже невозможно. Но обратите внимание, что согласно статье 2 Польша и Великобритания атакуют «европейскую державу» не после того, как она совершит агрессию против них, а по своему усмотрению, когда либо Великобритания, либо Польша «сочтут это жизненно важным» либо сочтут, что «это представляет явную угрозу безопасности этой Договаривающейся Стороны». Это, заметьте, не какой-то там раздел сфер интересов, по которому нельзя вести пропаганду вне своей сферы. Это прямое соглашение о нападении (причем публике было неизвестно, на кого – на СССР или на Германию) с прямым посягательством на третьи страны. И эти страны перечислены в секретном протоколе к пакту Галифакс – Рачинский:

«а) Два правительства будут время от времени определять по взаимному соглашению гипотетические случаи действий Германии, подпадающих под действие статьи 2 соглашения.

b) До тех пор, пока два правительства не решат пересмотреть следующие положения этого параграфа, они будут считать: что случай, предусмотренный параграфом 1 статьи 2 соглашения, относится к Вольному городу Данцигу; что случаи, предусмотренные параграфом 2 статьи 2, относятся к Бельгии, Голландии, Литве.

с) Латвия и Эстония будут рассматриваться двумя правительствами как включенные в список стран, предусмотренных параграфом 2 статьи 2, начиная с момента, когда вступит в силу договоренность о взаимопомощи между Соединенным Королевством и третьим государством, которая распространяется на два названных государства.

d) Что касается Румынии, правительство Соединенного Королевства ссылается на гарантию, которую оно предоставило этой стране; а польское правительство ссылается на взаимные обязательства по румыно-польскому союзу, которые Польша никогда не рассматривала как несовместимые с его традиционной дружбой с Венгрией»⁷².

Думаю, что если бы поименованные здесь страны узнали, что они фигурируют в этом договоре, то они все взвились бы от негодования – ведь это Соглашение прямо попирало их независимость. Начнем по порядку.

Когда после Первой мировой войны определяли границы Польши, то ей отрезали от Германии «коридор» – полосу земли к Балтийскому морю. Но на побережье этого коридора не было порта, и поэтому от Германии отрезали еще кусок – дельту Вислы с портом и городом Данциг. Но Польше его не передавали! Это была территория вольного города со своей валютой (гульденом), своим самоуправлением, и из 400 тыс. жителей Данцига 95 % были немцами. У Польши с Данцигом был таможенный союз, и внешние дела Данциг вел через Министерство иностранных дел Польши. (СССР имел с Данцигом дипломатические отношения с 1924 г.) Данциг находился под защитой Лиги Наций (тогдашней ООН), и в нем был Верховный комиссар Лиги Наций для решения споров между Данцигом и Польшей⁷³. Польша привыкла считать его своей собственностью, имела в Данциге свою военную базу, но ведь город-то оставался немецким. Пока Польша не задействовала на своем побережье порт Гдыню, немцев Данцига такое положение устраивало, поскольку они переваливали весь морской экспорт и импорт Польши (2/3 от всего объема внешней торговли). Но с 1928 г. Польша начала направлять свой экспорт в Гдыню, экономическое положение Данцига резко ухудшилось, Лига Наций заставила Польшу выделить Данцигу квоту в грузообороте⁷⁴, но уже сам факт того, что Польша в любой момент могла удушить Данциг экономически, поставил вопрос о возвращении его в Германию. Действительно, если у Польши уже был свой порт, то зачем тогда держать Данциг в состоянии вольного города? Доводов в защиту принадлежности Данцига Польше у поляков не было, вот, скажем, Риббентроп докладывал о своем разговоре с Беком 6 января 1939 г.:

«В ответ на это я разъяснил господину Беку следующее:

1. Как фюрер уже сказал, превыше всего для германской стороны ее безусловное стремление к окончательной, широкой и продиктованной великодушием консолидации взаимных отношений.

2. В связи с этим имеют значение три проблемы:

а) Непосредственно германо-польские отношения. Здесь мне представляется следующее решение:

Возвращение Данцига Германии с обеспечением всех экономических интересов Польши в этом районе, причем с наибольшей щедростью. Связь Германии с ее провинцией – Восточной Пруссией через экстерриториальную автостраду и железную дорогу. За это в качестве компенсации со стороны Германии – гарантия коридора и всей польской собственности, то есть окончательное и прочное признание взаимных границ»⁷⁵.

И 26 января Риббентроп снова убеждает:

«Г-н Бек, сказал я, должен понять, что пожелания немецкой стороны чрезвычайно умеренны, поскольку отторжение ценнейших частей германской территории и передача их Польше, осуществленные по Версальскому договору, и по сей день воспринимаются каждым немцем как огромная несправедливость, которая была возможна лишь во времена крайнего бессилия Германии. Если опросить 100 англичан или французов, то 99 из них без всякого согласились бы с тем, что возвращение Данцига, а также как минимум коридора является само собой разумеющимся требованием немецкой стороны.

На г. Бека мои доводы произвели впечатление, однако он снова сослался на то, что следует ожидать самого сильного политического сопротивления внутри страны, вследствие чего он не может оптимистически расценивать это дело; все же, сказал Бек, в дальнейшем он намерен серьезно обдумать наше предложение.

Я условился с г. Беком, что, если Лига Наций прекратит выполнение своих функций в отношении Данцига прежде, чем между Германией и Польшей будет заключен договор, включающий и Данциг, мы установим с ним контакт, чтобы найти решение, позволяющее выйти из этой ситуации»⁷⁶.

Немудрено, что Галифакс и Рачинский спрятали Данциг в секретный протокол – как воспринял бы мир известие, что Польша и Великобритания развязали мировую войну из-за того, что им не принадлежало, – из-за Данцига – из-за того, что фактически присвоила себе Польша, проигнорировав Лигу Наций? Пойдем далее.

Оставим Великобритании Голландию и Бельгию и рассмотрим попавшую в протокол Литву. Литве, конечно, как я уже писал, любить Германию было не за что, но поляков Литва просто ненавидела. Напомню, что поляки в 1920 г. нагло, вопреки требованию Антанты, отобрали у Литвы ее столицу – Вильнюс (тогда Вильно).

Такой вот маленький штрих к польско-литовским отношениям. Маршал Пилсудский любил свою мать и перед своей смертью завещал перенести ее тело с литовской территории в тогда польский Вильно (сердце Пилсудского похоронено в могиле матери, а тело – в Кракове). Поскольку дипломатических отношений не было, то поляки запросили Литву через своего посла в Риге. Литве в таком вопросе отказать было невозможно, но поехать за телом должны были племянник Пилсудского и адъютант Пилсудского в чине капитана. Поляки догадались спросить, можно ли этому капитану появиться в Литве в польском мундире, и Каунас запретил, поскольку возможна «порча этого мундира людьми, недоброжелательно относящимися к Польше»⁷⁷. Поляки в этом смысле были уники – не было ни одного соседа, относящегося к ним хотя бы равнодушно.

И вот теперь Польша согласно статье 2 соглашения с Великобританией тайно взялась защищать независимость Литвы без ее согласия на это, да еще и не ту независимость, которую хочет Литва, а ту, которую хочет Польша. Еще раз сравните эту наглость с протоколом о разделе сферы интересов между Германией и СССР, который и близко не посягал на независимость ни одной страны.

Ведь по пакту Галифакс – Рачинский Польша могла спокойно наблюдать, как Германия захватывает Литву, чтобы выйти к границам СССР, поскольку могла считать, что это не угрожает ее, Польши, безопасности. Но затем, когда Германия обессилет в войне с СССР, потребовать у Германии Литву себе, угрожая войной с собой и Англией. Потребовать и этим «восстановить независимость» Литвы таким образом, чтобы это не угрожало Польше. Как иначе истолкуешь § 2 статьи 2 пакта Галифакс – Рачинский?

Что касается желания Великобритании якобы вскоре заключить военный союз с Латвией и Эстонией, отмеченное в секретном протоколе к пакту Галифакс – Рачинский, то это неприкрытая провокация с целью дать Германии повод оккупировать или подчинить себе эти государства. Ведь за четыре месяца до этого, 17 апреля 1939 г., СССР официально предложил Великобритании создать военный союз, по которому:

«1. Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5—10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств»⁷⁸.

И именно Великобритания отказалась от этого союза. По предложению СССР Латвии и Эстонии действительно можно было помочь, поскольку в союзе с Англией и Францией это делал бы СССР. Но как без Советского Союза Галифакс собирался оказывать военную помощь прибалтам?

И уж крайнюю подлость поляки совершили по отношению к румынам. Они ведь были военными союзниками Польши, пусть и против СССР, но союзниками. Но дело в том, что границы с Румынией немцы не имели и им, чтобы захватить или подчинить себе Румынию как плацдарм для нападения на СССР, нужно было действовать совместно со своей союзницей по Антикоминтерновскому пакту (с которой немцы уже поделили Чехословакию) Венгрией. И заявляя, что «взаимные обязательства по румыно-польскому союзу» Польша похерит во имя «традиционной дружбы с Венгрией», Польша согласовала с Великобританией, что она и пальцем не пошевелит, когда немцы будут насиловать Румынию.

Итак. Первоначально Германия планировала атаковать Польшу 26 августа 1939 г. На ее территорию немецкая разведка забросила диверсионные группы для захвата мостов, туннелей, перевалов. Приказ о переносе сроков не до всех дошел, группа обер-лейтенанта Герцнера утром 26 августа захватила перевал Яблунковский и несколько часов с боями удерживала его⁷⁹. Война Германии с Польшей уже шла. В такой ответственный момент Польше и Англии надо было бы обговаривать, сколько Польше нужно держаться без помощи, когда Англия начнет бомбить Германию, когда мобилизуется и т. д. и т. п.

А эти графские польско-британские придурки (виконт – младший сын графа, которому титул не передается), подписывая пакт Галифакс – Рачинский, размечтались о том, как они стравят Германию с СССР и на этом поживятся.

Из склепа маршала Пилсудского в Кракове несся истошный вопль: «Идиоты!!!»

1. Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. Т. 1. М.: Юриздат, 1952. С. 40–42.

2. Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937–1939. Т. 1. М.: Политиздат, 1981. С. 11–12.

3. Мельтюхов. С. 142.

4. Там же.

5. Там же. С. 142–143.

6. Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937–1939. Т. 1. С. 108–109.

7. Мельтюхов. С. 152.

8. Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937–1939. Т. 1. С. 100.

9. Мельтюхов. С. 154.

10. Мельтюхов. С. 129.

11. Там же. С. 162.

12. Год кризиса. Т. 1. С. 27.

13. Нюрнбергский процесс. Сборник материалов. М.: Юриздат, 1952. С. 42.

14. МСЭ. Т. 2, 1939. С. 89.

15. Там же. Т. 11, 1940. С. 343.

16. Там же. Т. 8, 1939. С. 449.

17. Год кризиса. Т. 1. С. 29.

18. Там же. Т. 1. С. 32–34.

19. Кейтель В. Размышления перед казнью. Смоленск: Русич, 2000. С. 219.

20. Черчилль У. Кн. 1. С. 156.

21. Год кризиса. Т. 2. С. 390–391.

22. Ржевская Е. Геббельс. Портрет на фоне дневника. М.: Слово, 1994.

23. Мельтюхов. С. 162.

24. Год кризиса. Т. 1. С. 37–39.

25. Там же. Т. 1. С. 174–177.

26. Там же. Т. 1. С. 194–196.

27. Там же. Т. 1. С. 357–359.

28. Там же. Т. 2. С. 345–347.

29. Там же. Т. 1. С. 6.

30. Там же. Т. 1. С. 6.

31. Черчилль У. Кн. 1. С. 165.

32. Год кризиса. Т. 1. С. 10.

33. Черчилль У. Кн. 1. С. 143.

34. Мельтюхов. С. 28.

35. Черчилль У. С. 177.

36. Год кризиса. Т. 2. С. 273–274.

37. Там же. Т. 2. С. 279.

38. Черчилль У. Кн. 1. С. 147.

39. Год кризиса. Т. 2. С. 305–306.

40. Там же. Т. 2. С. 274.

41. Там же. Т. 2. С. 319–321.

42. Там же. Т. 2. С. 351–352.

43. Розанов Г.Л. Сталин и Гитлер. М.: Международные отношения, 1991. С. 95.

44. Там же. С. 102.

45. Военные архивы России. 1993. Вып. 1. С. 116.

46. Там же.

47. Год кризиса. Т. 2. С. 321.

48. Пленники. С. 58.

49. Там же.

50. Год кризиса. Т. 2. С. 335.

51. Там же. Т. 1. С. 316–317.

52. МСЭ. Т. 6. 1937. С. 323–325.

53. Там же. С. 81–83.

54. Гальдер. Военный дневник. Т. 1. М.: Воениздат, 1968. С. 81. (Далее – Гальдер).

55. Гальдер. Т. 1. С. 116.

56. Военные архивы России. 1993. Вып. 1. С. 121.

57. ВИЖ. 1991, № 6. С. 34–37.

58. Мельтюхов. С. 206.

59. Гальдер. Т. 1. С. 130.

60. Кейтель В. Размышления перед казнью. Смоленск, Русич, 2000. С. 245.

61. Гальдер. С. 73–74.

62. Там же. С. 108.

63. Э. Манштейн. Утерянные победы. М.: АСТ, 1999. С. 40. (Далее – Манштейн).

64. Там же. С. 44.

65. Там же. С. 42.

66. Год кризиса. Т. 2. С. 337.

67. Черчилль. Т. 1. С. 167.

68. Год кризиса. С. 323.

69. Там же. С. 325.

70. Гальдер. Т. 1. С. 64.

71. Год кризиса. Т. 2. С. 323.

72. Там же. С. 325–326.

73. МСЭ. Т. 3. 1936. С. 627–628.

74. Там же.

75. Год кризиса. Т. 1. С. 175.

76. Там же. Т. 1. С. 195.

77. Пилсудский. С. 359.

78. Год кризиса. Т. 1. С. 386.

79. Гальдер. Т. 1. С. 69.

Глава 4

Война по-польски: защита Польши

Прежде чем рассмотреть особенности германо-польской войны начала сентября 1939 г., войны, которую в Европе считают началом Второй мировой войны, оценим мощь Вооруженных сил Польши. Как вы уже увидели по пакту Галифакс – Рачинский и увидите ниже, Польша сама воевать не собиралась. Но в своем раже ухватить куски от умирающих соседних стран тем не менее мобилизацию армии начала еще весной, как сообщил Литвинову посол Польши в Москве Гжибовский 4 апреля 1939 г.

Разгромленные политики и генералы тщательно преуменьшают свои силы и возможности, что понятно, плюс к этому Польша долго была союзником СССР, поэтому все советские историки со слов поляков утверждают, что Польша не успела отмобилизовать свою армию к 1 сентября 1939 г.

В этом плане меня удивляет даже рекомендованный читателю труд Михаила Мельтюхова. Чтобы написать 450 страниц, Мельтюхов почти 900 раз опирался на архивные и документальные источники. Это очень хорошо! Но плохо то, что Мельтюхов им полностью доверяет и не сравнивает между собой. В одном месте он пишет, что в 1932 г. Польша готова была выставить против СССР 60 дивизий¹, это при том, что в 1932 г. у нее были еще очень плохие отношения с Германией, а у СССР хорошие, т. е. Польше надо было бы к этим 60 иметь еще дивизий 30 на западных границах. А затем Мельтюхов из польских источников сообщает, что на 1 сентября 1939 г. у Польши было всего 29 дивизий². А почему так мало, куда они с 1932 г. подевались?

Пользуясь польскими данными, историки дружно утверждают, что Польша вообще начала мобилизацию только за два дня до начала войны – 30 августа. Но за мобилизацией во всех странах пристально следил немецкий Генштаб, тем более что это такое мероприятие, которое не сильно и укроешь. А начальник Генштаба сухопутных войск Германии Гальдер 15 августа сделал в своем дневнике запись: «Последние данные о Польше: Мобилизация в Польше будет закончена 27.08. Следовательно, мы отстанем от поляков с окончанием мобилизации. Чтобы закончить мобилизацию к тому же сроку, мы должны начать ее 21.08. Тогда 27.08 наши дивизии 3-й и 4-й линий также будут готовы»³.

Поскольку немцы начали мобилизацию только 26 августа и закончили ее уже с началом войны, то, как видите, поляки в осуществлении мобилизационных мероприятий и в развертывании армии сильно опередили немцев.

Что касается численности польской армии, которую нам желательно определить хотя бы ориентировочно, то она по указанным выше причинам также занижается до 1 или 1,2 млн человек. Если взять за основу эти числа, то тогда будет непонятно, откуда взялся тот миллион польских пленных, который работал только в сельском хозяйстве Германии?⁴ А откуда взялось 450 тыс. польских пленных у Красной Армии?⁵ А откуда взялись те, кто драпанул во все сопредельные с Польшей страны, кто, сняв форму, разбежался по домам?

С другой стороны, в число, более-менее похожее на реальное, тоже не верится. Любое государство без проблем может направить в армию 10 % от численности своего населения. Для Польши это была бы армия в 3,5 млн. Но ведь проблема не в том, чтобы призвать в армию 10 % населения, их ведь надо вооружить, одеть, кормить, обучать, снабжать боеприпасами, оружием и техникой. Богатый СССР со своими высокоразвитыми промышленностью и сельским хозяйством мог себе позволить при довоенной численности населения в 190 млн человек надеть шинели на 34 млн граждан⁶. Да и это не рекорд. В Первую мировую войну богатые Франция и Германия мобилизовали более 20 % своего населения. Но как голозадая Польша могла иметь такую армию? Тем не менее посол СССР в Варшаве Н. Шаронов в день начала войны 1 сентября 1939 г. сообщил в Москву: «Немецкие войска там, где они вошли на несколько километров, остановлены, сообщил Арцишевский, и имеется равновесие сил. Говорит, что польская армия уже имеет 3,5 миллиона, что нападения они не ожидали, но в Берлин делегатов посылать не собираются. Намекал, что это похоже на крупную демонстрацию, а не настоящую войну. Сказал, что армии у них достаточно, но что сырье и вооружение они от нас хотели бы иметь, но потом, кто знает, может быть, и Красную Армию (в ответ на мое замечание, что для них плохо, что Англия и Франция не заключили договора с нами)»⁷.

Кстати, Советский Союз немедленно (3 сентября) продал Польше хлопок⁸ – сырье для производства пороха и взрывчатки. Но дело не в этом. Арцишевский – это заместитель министра иностранных дел Польши и будущий премьер правительства Польши в эмиграции. Так что численность польской армии к началу войны в 3,5 млн человек получается официальной. Как хотите, но я в нее поверить не могу и дальше буду считать, что польская армия состояла примерно из 2 млн человек. Ну и, прочтя эту телеграмму Шаронова, взгляните еще раз на этих жалких шляхетных кретинов: немцы уже выбили польские войска из предполья и загнали на заранее подготовленные поляками позиции вдоль границы, а в Варшаве войну все еще считали «демонстрацией».

Немцам предстояла война на два фронта: на востоке с Польшей и на западе с Францией и Англией. Хотя они начали 26 августа мобилизацию, но из-за этой раздвоенности не могли выделить для Польши более 1,5 млн войск⁹. И, как я уже писал выше, немцы войны боялись. Гитлер все надежды на победу связывал с немецким солдатом и с искусством немецких генералов и офицеров. 22 августа он внушал немецкому военному руководству: «Проведение операции – твердое и решительное! Не поддаваться никакому чувству жалости! Быстрота. Вера в немецкого солдата, который преодолеет любые трудности. Главная задача – глубокий прорыв на юго-востоке до Вислы и на севере до Нарева и Вислы. Быстро использовать вновь складывающуюся обстановку»¹⁰.

Вот эти два удара, которые должны были сойтись у Варшавы, привели бы к окружению и разгрому тех соединений польской армии, которые были расположены к западу от Вислы, а это была основная часть польской армии. После таких потерь польское правительство должно было запросить мира и война в Польше была бы окончена.

За две недели до начала боев Гальдер записал в дневник оптимистическую оценку Гитлером времени, необходимого для победы над Польшей: «Необходимо, чтобы мы в Польше достигли успехов в ближайшее время. Через 8—14 дней всему миру должно быть ясно, что Польша находится под угрозой катастрофы. Сами операции, естественно, могут продлиться дольше» (6–8 недель)»¹¹. Никаких «6–8 недель» ждать не пришлось, уже 10 сентября Гальдер ломал голову над дневником в поисках эпитета, который бы точно охарактеризовал масштабы немецких побед. И, наконец, записал, выделив шрифтом: «Успехи войск баснословны»¹². Немцы не разгромили польскую армию, они польскую армию просто разогнали. Не полотенцами, правда, но разогнали.

В связи с этим нелишне будет понять, почему Сталин и Гитлер так капитально ошиблись в своей оценке «гнуснейших из гнусных». Ведь из текста протокола к договору между СССР и Германией о ненападении и из последующих действий сторон видно, что и Гитлер, и Сталин до последних минут полагали, что им закреплять итоги войны придется с правительством Польши, которому будут подчиняться остатки польской армии, т. е. с маршалом Рыдз-Смиглы, с министром иностранных дел Польши Беком. Я уже писал, что когда 7 сентября поляки предложили немцам начать переговоры, то немцы в качестве условий мира выдвинули требование создать самостоятельную Западную Украину. И 9 сентября Гальдер у главнокомандующего снова этот вопрос поднимает¹³, и 10 сентября вопрос о «независимом украинском государстве»¹⁴ в повестке дня. Но ведь не со Сталиным же немцы собирались решать вопрос о независимой Западной Украине, территориально располагавшейся в сфере интересов СССР! А для того, чтобы заставить правительство Польши предоставить независимость украинцам на захваченных поляками украинских землях, немцам как минимум нужно было само это правительство Польши.

И Сталин, огораживая границей сферы интересов СССР треугольник Нарев – Висла – Сан, тоже ведь полагал, что в этом треугольнике укроется польское правительство с остатками польской армии и отсюда будет вести переговоры. Для других целей этот участок сферы интересов Советскому Союзу был не нужен, и Сталин немедленно от него отказался, как только стало ясно, что у Польши по старинной польской традиции нет ни армии, ни правительства.

Надо думать, что Гитлера и Сталина ввели в заблуждение Польское государство и польская армия при Пилсудском. Успехи поляков в войне 1920 г. внесли капитальную ошибку в оценку шляхты. Слова же маршала Пилсудского о том, что он заставил поляков победить («Я победил вопреки полякам… Победы одерживались с помощью моего кнута»), и его характеристику полякам как идиотам Сталин и Гитлер, видимо, считали простым хвастовством и последствиями старческого маразма. Между тем свою книгу «1920 год» Пилсудский написал еще в 1924 г., когда не был ни стариком, ни диктатором Польши и события войны 1920 г. еще у всех были свежи в памяти. А ведь в ней он характеризовал польскую элиту как «мудрствующее бессилие и умничающую трусость»¹⁵. Когда он метался со своего Южного фронта, где пытался остановить Буденного, на Северный фронт, где пытался остановить удирающие толпы польской армии, эта элита за его спиной послала к Советскому правительству делегацию, как он пишет, «с мольбой о мире»¹⁶. Он и тех, кто был правителем Польши в 1939-м и в последующих годах, уже в 1924 г. описывает как откровенных трусов. Пилсудский пишет, что затратил огромные силы, планируя операцию в расчете на заверения генерала Сикорского, что тот удержит Брест 10 дней, но Сикорский удрал из Бреста уже на следующий день после того как дал обещание¹⁷. Маршалу в 1939 г., а тогда еще генералу Рыдз-Смиглы Пилсудский дал приказ нанести «удар по главным силам Буденного около Житомира». Однако трусливый Рыдз-Смиглы «отвел свои войска в северо-западном направлении… как бы старательно избегая возможности столкновения с конницей Буденного»¹⁸.

Сталину и Гитлеру для оценки предстоящего поведения Польши надо было брать иные исторические аналогии. Сталину надо было вспомнить Польшу Станислава Лещинского, когда основной боевой тактикой польской армии было бряцание оружием и обещание разорвать противника в клочья с последующим драпом с поля боя после первого же выстрела этого противника. А Гитлеру надо было вспомнить, что эту излюбленную тактику поляки применяли и против Фридриха Вильгельма – отца любимого Гитлером короля Фридриха II. Герцог бранденбургский Фридрих Вильгельм, совместно со шведским королем Карлом X, пришел под Варшаву в июле 1656 г., чтобы отстоять свое суверенное право на Восточную Пруссию. Их встретила вчетверо превосходящая по силам польско-литовская армия Яна Казимира. Шведы и бранденбургцы разогнали поляков, лишив их артиллерии. По этому поводу польский писатель Генрик Сенкевич в романе «Потоп» пишет: «На Варшавском мосту, который рухнул, были утрачены только пушки, но дух армии был переправлен через Вислу». Само собой. Как же это можно – польская армия, да без духа? Наверное, когда 30 июля бранденбургцы со шведами входили в Варшаву¹⁹, они от этого духа сильно морщились.

При этом Лещинский, заваривший всю эту кашу в XVIII веке, когда дошло дело до личного участия в бою, бросил Польшу, бросил свою шляхту, бросил 2000 присланного Францией войска и удрал за границу. Ян Казимир, который вызвал войну со Швецией и Бранденбургом в XVII веке тем, что потребовал себе шведскую корону, когда дошло дело до личного участия в отстаивании этих претензий, бросил Польшу на разграбление шведам и удрал за границу²⁰. Какие были основания считать, что польская элита образца 1939 г. поступит как-то по-иному?

Сталин и Гитлер ошиблись, равняя поляков по себе. Каким бы ни был Гитлер, но у него и мысли не было бросить немцев и удрать из Берлина в апреле 1945 г. А когда немцы в октябре 1941 г. вплотную подошли к Москве, то в запасную столицу Куйбышев были эвакуированы посольства, министерства, институты, но Сталин и не подумал уезжать из Москвы. Командование оборонявшего Москву Западного фронта тогда запросило у Сталина разрешение отвести штаб фронта на восток за Москву, в Арзамас, а командный пункт фронта отвести в саму Москву – в здание Белорусского вокзала. По свидетельству маршала Голованова, Сталин предупредил командование Западного фронта, что если оно вздумает еще отступать, то Сталин его расстреляет и в командование фронтом вступит сам. Немцы уже бомбили Кремль, в охранявшем его полку были убитые и раненые, но Сталин Кремль не покидал. Поэт Феликс Чуев оставил стихи на эту тему:

Уже послы живут в тылу глубоком,

Уже в Москве наркомов не видать,

И панцирные армии фон Бока

На Химки продолжают наступать.

Решают в штабе Западного фронта —

Поставить штаб восточнее Москвы,

И солнце раной русского народа

Горит среди осенней синевы…

Уже в Москве ответственные лица

Не понимают только одного:

Когда же Сам уедет из столицы —

Но как спросить об этом Самого?

Да, как спросить? Вопрос предельно важен,

Такой, что не отложишь на потом:

– Когда отправить полк охраны Вашей

На Куйбышев? Состав уже готов.

Дрожали стекла в грохоте воздушном,

Сверкало в Александровском саду…

Сказал спокойно: – Если будет нужно,

Я этот полк в атаку поведу.

Конечно, здесь возможны поэтические гиперболы, но суть сохранена – то, что немцы Москву взять не сумели, во многом определялось тем, что Сталин готов был умереть, но Москву не сдать.