День за днем поднимался Ибрагим на холм и в одиночестве предавался там груст-ным размышлениям. Как и в большинстве арабских деревень, в Табе был могильник, где якобы молился, жил или умер святой или пророк. Табский могильник, маленькое белое сооружение с куполом, находился на вершине холма под одиночным засохшим дубом. Ле-генда гласила, что святой, безвестный воин, участвовал в битве с Иисусом, потом основал деревню - укрепленную позицию против филистимлян, а впоследствии и сторожевой пост Иерусалима. Мохаммед прыгнул в Иерусалим тоже отсюда. Чтобы защититься от полу-денного солнца, Ибрагим поставил там маленькую палатку, сшитую из полос сотканной козьей и овечьей шерсти. Только двоим он позволил нарушать свое одиночество: Агари, своей жене, приносившей ему еду и питье, и Фаруку, с которым обсуждал деревенские де-ла.
      Он размышлял о них обоих. Фарука он всегда недолюбливал за слабость. Фарук - его старший брат, и будь у него сколько-нибудь смелости, он присвоил бы положение мухтара. Трусость Фарука при нападении на киббуц Шемеш довела Ибрагима до грани отвращения. Он чувствовал, что Фарук всегда злоупотреблял своим умением читать и пи-сать, и подозревал, что брат обманывает его. Он поклялся, что будь у него сын, он отпра-вит его в школу, и у Фарука больше не будет над ним той магической силы, которую дает ему грамотность.
      Ибрагим подумал о том, что нет у него сына. С Агарью он потерпел неудачу: она да-ла ему двух дочерей. Она снова ждет ребенка, и как бы молва не пришпилила к нему на-всегда постыдный титул. Он уже сказал Агари, что если она не даст ему сына, он с ней разведется.
      Размышлял Ибрагим и о "победе" над евреями, которая там, внизу у кафе, день ото дня обрастала фантастическими подробностями. Его мужчины дрались как бабы. Он по-нимал, что выжить отсюда евреев они никогда не смогут. Но время шло, и рассказы о храбрости при нападении на Шемеш становились все более дикими. Чтобы показать свое презрение к евреям, мужчины каждый день, выйдя из кафе, взбирались на высокое место, чтобы обозревать еврейские поля, и делали несколько выстрелов с безопасного расстоя-ния в несколько сот ярдов. Хотя было слишком далеко и никогда ни во что они не попада-ли, это добавляло горючего в дневные пересуды.
      Ибрагим размышлял и пришел к выводу, что евреи таки добьются успеха в строи-тельстве поселения Шемеш. Он разглядывал их в турецкий полевой бинокль, когда они готовились к работам на болоте. За неделю по новому периметру возведены каменные стены, поставлены высокие сторожевые вышки. Генератор не только давал энергию про-жекторам, позволявшим им работать ночью, но и делал почти невозможным будущее на-падение.
      Там постоянно стоял шум строительства. Палаточный городок уступил место обще-ственным зданиям из камня. У них была госпитальная палатка; он подсчитывал число ев-реев, заболевших малярией. Порой могла слечь половина из них. Их это не останавливало. Несколько раз прибывали группы других евреев, чтобы помочь в работе.
      Еврейская земля - большей частью несколько тысяч дунамов болот и низин, жуткое место, населенное змеями, комарами и прочими гнусными тварями. Ибрагим не понимал, как там может что-нибудь расти. В основном они были заняты непонятным копанием двух больших каналов к тому месту, где территория имела уклон к берегу. Эти каналы они вы-копали по обе стороны болота, а потом поставили на них запруды. К каналам вела сеть канав.
      Другая часть еврейской земли представляла собой склон холма как раз напротив табской оливковой рощи и простиралась до их общей границы. Она была полна древних заброшенных террас того типа, что древние евреи строили тысячи лет назад. Они были миниатюрным подобием огромных террас в Баб-эль-Ваде и знаменитых библейских тер-рас Иудеи. На полях было множество камней. Евреи собирали их и на тележке, запряжен-ной быками, перевозили к основанию террасы. Оттуда они их брали вручную, как делали еврейские рабы при сооружении египетских пирамид. Они переносили их туда, где время, дожди, солнце, землетрясения и выветривание разрушили террасные стены. Реставрация принимала вид ступеней гигантской лестницы. Каждая ступень подпирала небольшой участок земли, где можно было посадить фруктовый сад, виноградную лозу и даже злаки. Новые стенки предотвратят смывание плодородной почвы и позволят использовать зем-лю, пропадавшую бесполезно. В Табе тоже было террасирование, но добрая его часть де-сятки лет уже была разрушена и никогда как следует не восстанавливалась.
      Евреи привезли странные деревья, и Ибрагим заставил Фарука подняться и сосчи-тать их. Фарук сказал, что их сотни, потом тысячи, и ум его воспарил - он говорил уже о миллионах, может быть, даже миллиардах.
      - Что они думают делать с этими деревьями? Выпить болото? - пробормотал Ибра-гим.
      - Это то самое, что, по их словам, произошло в Изреельской Долине, - ответил Фа-рук. - Не могут же они изменить того, что повелел Аллах! Этого никогда не может быть. Они идиоты.
      - Я слыхал на рынке в Рамле, - сказал Фарук, - что деревья привезли из Австралии и что они всегда хотят пить.
      - Австралия? У них что, есть в Австралии дикари?
      - Не знаю.
      - Где это?
      - Где-то за Индией. Так далеко на восток, как продолжается на восток земля, пока не становится западом.
      - Этого мне не понять, - сказал Ибрагим. - Они в самом деле верят, что эти деревья станут здесь расти? Оглянись, Фарук, видишь ли ты в этой долине какие-нибудь деревья, кроме этого убогого дуба, который здесь живет лишь ради нашего святого покровителя?
      - Нет, - согласился с братом Фарук.
      Спустя шесть месяцев после того, как приехали сюда евреи, произошло удивитель-ное событие. Евреи снесли земляные плотины, что отделяли каналы от болота. Ибрагим вытаращил глаза, когда по соединительным канавам гнилые, вонючие воды стали медлен-но стекать в каналы. Вскоре каналы взбухли от устремившейся вниз воды, и уровень бо-лота начал на его глазах понижаться. Через несколько дней он сам увидел, как австралий-ские деревья толстеют от вонючих соков болота. На месте болота, высыхавшего под горя-чим солнцем долины, показалась невероятно черная, богатая почва. Значительную ее часть перенесли на террасы, а остальное снова перекопали канавами, чтобы осушить по-следние следы болота.
      Каналы были опустошены в низину. Ибрагим удивился, что они не дали им достиг-нуть моря, и велел Фаруку разузнать.
      - Это полнейшее сумасшествие, - сказал Фарук, узнав ответ. - Они это оставляют как место отдыха для перелетных птиц.
      Ибрагима бесило, что евреи каждый вечер поют и танцуют, что они в состоянии петь и танцевать после того, как потратили столько сил на дневную работу. Когда он сравнил это с вялой и сонной жизнью Табы, он понял, что два чуждых мира идут к столкновению.
      То, что сделали евреи, весьма обескураживало деревенских.
      - Нам никогда не отомстить, - однажды прохныкал Фарук.
      - Мы добьемся отмщения, - сердито возразил Ибрагим. - Пусть евреи продолжают свои штучки. У них денег сколько угодно, а у нас их нет. Они могут прятаться за своим частоколом, потому что они трусы. Но рано или поздно им придется выйти оттуда, чтобы сеять и собирать урожай. Тогда они узнают законы бедуинов. Подожди... терпение сдвига-ет горы.
      Больше всего Ибрагим размышлял о пугающей продаже земли. Сначала евреям от-кидывали болота и эродированые пашни. Поначалу все шло хорошо, ведь и сам он, и все шейхи и мухтары, и феллахи не верили, что у евреев земля пахотная. Рано или поздно они откажутся и уберутся отсюда. Этого не случилось.
      По всему региону агенты отсутствующих землевладельцев вручали извещения о вы-селении. Некоторые деревни находились здесь поколениями, а то и столетиями.
      Крестьянам давали несколько недель, чтобы просто собрать пожитки и уехать. Одни уезжали сами, других выселяли силой. Они уезжали, не имея ни нового места, ни нового занятия. Их арабские братья отбирали у них самую возможность хоть как-нибудь просу-ществовать. А всего через несколько месяцев землю непременно продавали еврейскому Земельному фонду по кошмарным ценам. Земельный бум продолжался: жадные люди не-жданно наткнулись на золотую жилу. Не надо было быть гигантом мысли, чтобы сообра-зить, что проданный евреям дунам земли принесет больше дохода, чем пятидесятилетняя сдача в аренду феллахам.
      С растущей тревогой видел Ибрагим, как его собственный землевладелец Фавзи Ка-бир продавал участок за участком в Аялонской Долине, и все, что осталось, - это Таба и несколько отдаленных деревень.
      Внезапно продажа земли прекратилась. Табу пощадили. Почему? Ибрагим был по-ражен. Пашни Табы были самыми богатыми в долине и наверняка принесли бы солидный куш. Фавзи Кабир поступил так не из доброты.
      Об этом Ибрагим размышлял упорно, как ни о чем другом в жизни. Наконец его осе-нило. Кабир был в постоянном раздоре с другими могущественными палестинскими семь-ями из-за финансового и политического контроля над страной. У Табы было отличное стратегическое положение. Чтобы любая из доминирующих арабских семей овладела ме-стностью, потребовалось бы соединение Иерусалима с арабскими городками Рамле и Лидда. Таба блокировала такие поползновения. Заполучить контроль над Палестиной - значило иметь дело с Фавзи Кабиром.
      Однажды Фарук поднялся на холм, чтобы напомнить брату о том, что Фавзи Кабир скоро совершит свою ежегодную поездку в Яффо для сбора ренты. Фарук смотрел на эту поездку как на лучший момент года, так как она означала неделю в злачных местах Яффо.
      - Отправляйся в Яффо, - сказал Ибрагим брату, - и повидай Кабира. Скажи ему, что если он желает собрать арендную плату, то за ней надо приехать в Табу.
      - Это все равно, как если бы ты сказал горе идти к Магомету! Он продаст все, что у нас есть, если только сперва не перебьет нас.
      Ибрагим ласково улыбнулся.
      - Он приедет, - сказал он.
 

      Фавзи Кабир был потомком турка и все еще носил старинный турецкий титул эфен-ди. Доброе столетие Кабиры были одной из самых могущественных семей Палестины. Их верное служение стамбульскому султану щедро вознаграждалось. Клану Кабиров были дарованы, а частью приобретены им, более миллиона дунамов земли в разных местах от Газы на юге до Долины Бекаа в Ливане.
      С начала столетия Кабиры жили в Дамаске, сделав его своей резиденцией. В Дамаске всегда можно было пристроить еще одного Кабира на доходную правительственную должность, и родственники были надежно интегрированы в истеблишмент. Когда турок вытеснили из региона, везение Кабиров пошатнулось.
      Теперь в Дамаске были французы, и с ними можно было иметь дело. Они знали окольное искусство давать и получать милости - "как мир живет". В то время как Кабиры продолжали свою благополучную жизнь под французским контролем в Сирии и Ливане, в Палестине было по-другому. Английские чиновники, по крайней мере большей частью, вели дело открыто и без взяточничества.
      С тех пор как англичане получили мандат, Фавзи Кабир стал получать счета на нало-ги и прошения от жителей своих деревень по поводу таких вещей, как улучшение дорог, открытие школ, введение агротехники. Парочка христианских арабских деревень просила о больнице, а одна даже имела наглость поинтересоваться насчет электричества.
      На самом деле Фавзи Кабир при турках не платил никаких налогов, а турки, в свою очередь, не оказывали никаких услуг крестьянству, шедшему по натянутому канату над бездной нищеты.
      В Палестине у Кабира были свои политические трудности. Вернулся его главный со-перник в борьбе за власть - хаджи Амин аль-Хуссейни, в свое время удравший, чтобы из-бежать пятнадцати лет тюрьмы. Англичане не только реабилитировали его, но и назначи-ли на пост Иерусалимского муфтия - высший на подмандатной территории исламский пост.
      Еще один политический противник возник в образе Абдаллы, которого англичане привезли с Аравийского полуострова и короновали эмиром вновь образованного государ-ства Трансиордания. Абдалла таил честолюбивую мечту присоединить Палестину к сво-ему королевству. Сокращение дохода от сельского хозяйства, требования англичан пла-тить налоги, а деревенских - строить школы и дороги, и появление серьезных политиче-ских врагов заставили Фавзи Кабир заняться переоценками.
      Это евреи спасли его положение в Палестине. После мировой войны еврейская им-миграция сильно возросла, а мировое еврейство давало поселенцам неимоверные инве-стиции и дарения.
      При турках хорошим бизнесом было арендное земледелие. При англичанах оно чуть ли не достигло той точки, когда отдача расходов сокращается. Фавзи Кабир продал в Па-лестине всю свою землю, кроме апельсиновых рощ в Яффо и тех акров в Аялонской До-лине, что имели стратегическую ценность.
      Евреи развивали страну с поразительной быстротой, и возможностей капиталовло-жений было множество. Пока была работа, десятки тысяч арабов переезжали в Палестину из окружающих сирийских провинций, и вековое лицо застоя переменилось. Основная масса палестинских арабов иммигрировала в страну по пятам еврейской иммиграции.
      Вместо земли, Фавзи Кабир теперь направил инвестиции на такие предприятия, как развитие нового порта в Хайфе, где, как утверждали, может появиться терминал нефте-провода из Ирака, и нефтеперегонные заводы. Вместе с некоторыми египтянами он вло-жил деньги в строительство большого нового отеля "Царь Давид", где будут останавли-ваться богатые и знаменитые паломники. В еврейском Тель-Авиве он имел долю в банке, носившем еврейское имя. Будучи арабом, он должен был скрывать свое участие и от евре-ев, и от арабов.
      Каждый год, когда Фавзи Кабир весной отправлялся на поезде повидать своих арен-даторов и собрать плату, к рейсовому поезду присоединяли три частных вагона. В первом ехала его семья - одна или две из его жен и несколько любимых детей. В других вагонах - его служащие, телохранители, несколько любовников и любовниц.
      Сначала он приезжал в Долину Бекаа, в ливанский городок Захла, где вносили плату крестьяне двадцати шести деревень. Затем поезд следовал в Бейрут, при французах стано-вившийся главным торговым и банковским центром, где он участвовал во многих новых предприятиях.
      После этого они направлялись в Хайфу с ее большим арабским населением. Интере-сы его были в зернохранилище, порте, нефтяном терминале, городской собственности. В Хайфе платили за аренду его владений в Галилее.
      Далее поезд следовал к Средиземному морю, в Яффо, где эфенди принимал плату от деревень Аялонской Долины, и далее в Газу, к самым выгодным из его сельскохозяйст-венных начинаний - двадцати тысячам дунамов апельсиновых садов.
      Путешествие заканчивалось в Порт-Саиде к времени прибытия пассажирского судна, прошедшего Суэцкий канал. Отсюда свита продолжала путь морем к летнему дворцу в Испании. Поскольку основной доход давали землевладения, надо было каждый раз де-монстрировать пышность и величие. Крестьянам разрешалось подавать петиции, что, впрочем, редко имело последствия. Тут и там широким жестом выказывалось покрови-тельство и "сочувствие" эфенди.
      Кабир был рад, что его владения в Палестине сократились до Аялонской Долины и Газы. Поездка была ему скучна. И этот, 1924-й, год будет годом его последней такой пол-номасштабной экспедиции.
      Поезд эфенди притащился в Яффо, антураж сменился на виллу для недельной оста-новки, и тут Кабир узнал от перепуганного Фарука аль-Сукори, что его брат Ибрагим от-казывается явиться с арендной платой, и чтобы получить ее, надо самому собираться в Та-бу. При турках это звучало бы как самоубийство, ну, а в нынешнем мире - дело другое.
      Сопровождение из трех дюзенбергов свернуло с большака и стало шумно подни-маться по рытвинам грязной дороги, ведущей к деревенской площади. Для такого случая Ибрагим поставил на холме большую бедуинскую палатку на четырех шестах, которая хранилась в святой могиле и использовалась только при экстренной надобности. Цепочка людей прошла перед Ибрагимом с приветствиями и жалобами, и шейхи и мухтары начали трехчасовое ритуальное празднество. Перед посторонними Ибрагим и Кабир выказывали только теплоту и братство. Эфенди понял, что молодой лидер возвышает себя во всеоб-щем мнении.
      Наконец, они удалились вдвоем в дом Ибрагима. По случаю Ибрагим приобрел два обитых тканью кресла, и пока они занимались делом, толстые пальцы Фавзи Кабира без-остановочно совершали движения от миски с фруктами ко рту. Поглощение винограда и слив прерывалось только разговором, отрыжкой и изредка остановками, чтобы облизать пальцы.
      - Ну ладно, Ибрагим. Я приехал в Табу. Я ел в твоей палатке. А теперь шутки в сто-рону. Что за причина этого столь рискованного ультиматума?
      - Мои люди весьма встревожены продажей земли. Ваш приезд в нашу деревню -
      единственный способ успокоить их.
      - Честно говоря, я был удивлен, что тебя выбрали мухтаром, - сказал Кабир. - Я бы-ло подумал, что у Сукори отобрали власть. Если бы отобрали, - он пожал плечами, - мне бы пришлось иметь дело с полудюжиной пререкающихся шейхов. Может быть, тогда я бы и продал Табу. Но союз между кланом Сукори и моей семьей был очень успешным.
      - Ну, не совсем союз в истинном смысле слова, - улыбнулся Ибрагим.
      - Пусть будет - благосклонные отношения.
      - Я знал, что если вы приедете, то не остановитесь ни перед чем, чтобы удержать Табу... как преграду, охраняющую ваши капиталовложения. Если вы ожидаете от меня, что я буду для вас удерживать это шоссе, то надо заключить настоящий союз. У нас об-щий противник, иерусалимский муфтий. Годами Хуссейни порабощали Ваххаби и под-вергали нас всевозможным унижениям.
      - Ты, Ибрагим, очень неглупый молодой человек.
      - Как сказали бы бедуины, враг моего врага мне друг. - Тогда скажу напрямик, - произнес Кабир. - Твое нападение на киббуц Шемеш произвело неважное впечатление. Уж не знаю, как ты будешь против муфтия.
      - Мои люди - бедные феллахи. Они не солдаты. Однако я бы не исключил возмож-ности нанять человек пятнадцать-двадцать, служивших солдатами у турок или англичан. У нас хватит места для лагеря, и я бы обеспечил их верность, придав им в подчинение Ваххаби.
      Эфенди перестал есть и тщательно вытер руки носовым платком, затем вытащил ка-рандаш и блокнот и стал подсчитывать.
      - В финансовом отношении это не имеет смысла. Каждая лира, которую я получаю от Табы, пойдет на оплату такой охраны.
      - Может быть, мы сможем что-нибудь сообразить, - сказал Ибрагим.
      - Уверен, у тебя есть задумка.
      - Скажем, восемьсот дунамов, которые я сейчас арендую у вас, вы передаете мне.
      - А ты чуточку жулик, Ибрагим.
      - И еще пятьсот или шестьсот дунамов болота, которые теперь не используются. Их я тоже хочу.
      - Ты насмотрелся на евреев.
      - Мне от евреев ничего не надо, кроме их австралийских деревьев.
      Кабир выкарабкался из глубокого кресла.
      - Цена непомерная, - сказал он.
      - Обдумайте это, - сказал Ибрагим. - Я не буду заключать союза с евреями, но ведь они тоже, конечно, враги муфтия. Когда они на одной стороне шоссе, а Таба с отличной стражей - на другой... Подумайте... Разве для вас не важно закупорить муфтия в Иеруса-лиме и не пускать его в Лидду и Рамле?
      Кабир откинулся в кресле и выудил из миски несколько последних виноградин.
      - Невозможно, - сказал он и направился к двери. Он остановился и обернулся. Он подумал: если хочешь чего-нибудь от собаки, начни называть ее хозяином.
      - Идет! - вдруг сказал Кабир. - Одно условие. Эта охрана, что ты собираешься соз-дать. Ни они, ни твои деревенские не должны причинять беспокойства евреям. Евреи мо-гут не быть нашими союзниками, но они служат взаимным интересам. Лучше евреи, чем муфтий.
      - Но я не собираюсь заводить дружбу с ними, - настаивал Ибрагим.
      - Кто друг? Кто враг? Кто союзник? - Кабир пожал плечами. - Все стало очень сложным. Но такова уж наша натура. Мы с тобой понимаем друг друга, Ибрагим.
      - Было бы хорошо, - сказал Ибрагим, - когда мы выйдем из дома, чтобы мы про-шлись до площади плечом к плечу, как братья. Это произведет впечатление.
      Фавзи Кабир улыбнулся. Его ободрал неграмотный, у которого предки были бедуи-нами. Но зато он уедет из Табы, имея там сильного союзника - страховую гарантию не-скольких миллионов фунтов, которые он вложил в Палестину. Он открыл дверь и ущип-нул Ибрагима за щеку.
      - Одно только помни. Никогда больше не вызывай меня.
 

      После визита Кабир-эфенди жизнь Ибрагима круто изменилась. Для оставшихся в Аялонской Долине феллахов Ибрагим стал защитником. Он заставил приехать к себе мо-гущественного человека - дерзко подверг унижению такую фигуру. Как ветер в пустыне, распространилась молва о том, как Ибрагим убедил эфенди сохранить Табу.
      Для Ибрагима это было как упавший с дерева плод: ему больше не надо было пла-тить ренту, он стал полным владельцем земли. Да, Ибрагим сделал себе благо, но он за-служивал и большего за все, что сделал. И как венец его удачи, Агарь родила сына, Кама-ля.
      А самым престижным и очевидным для всех знаком власти, о каком только может мечтать арабский мужчина, стала его личная гвардия из дюжины свирепых воинов.
      Теперь его шейхи и мухтары куда меньше были склонны пререкаться с ним из-за пустяков. Под его властью находилось более двухсот семей, насчитывавших пятьсот че-ловек. Он обладал безоговорочным контролем: в полнейшем смысле вождь племени.
      После сбора урожая 1925 года Ибрагим объявил, что совершит паломничество в Мекку и станет первым в долине сельским жителем, когда-либо сделавшим это. По воз-вращении он в последний раз изменил свое имя, присоединив к нему высший титул - хаджи, ибо он побывал в Мекке.
      Все это не принесло ему полного счастья. Он продолжал проводить долгие часы на холме и злиться на евреев Шемеша и других еврейских поселений региона. Табу и Шемеш все так же разделяла атмосфера холодности, и только Фарук имел дело с теми проблема-ми, которые неизбежно возникали между ними. Уже который год евреи получали урожай за урожаем, и болото почти совсем исчезло.