Поначалу отец был раздосадован тем, что я состряпал такую умную штуку, благода-ря которой он получил свидание с мэром Кловисом Бакширом. Правда, ему пришлось примириться с существованием вымышленного автора письма полковника Хаккара. По-том он стал думать иначе.
      - Ложь в подходящее время и в подходящем месте может быть чистой поэзией, - за-верил он меня.
      С тех пор, как мы с Камалем стали постоянно работать на иракского квартирмейсте-ра, этого ленивого и невежественного капитана Умрума, у нас всегда под одеждой были сигареты, которые мы утаскивали домой. Богатый живет по золотому стандарту. Бедуин - по навозному. В казбе мы жили по табачному стандарту, и это было лучше, чем деньги. Наша торговля сигаретами добавляла чуточку лишних пенни в семейный котел. Мы на-стаивали, чтобы хаджи Ибрагим купил себе новую одежду для встречи с мэром, чтобы уберечь его от унижения из-за его лохмотьев.
      - Нет, - сказал отец с вызовом. - Пусть Кловис Бакшир видит, до чего мы доведены. И кроме того, пока мой кинжал у меня за поясом, я одет хорошо. Жаль, что тебя не будет со мной, Ишмаель.
      Он потрепал меня по голове и ушел один.
 
      Для Ибрагима встреча послужила возобновлением старого союза. Хаджи свел зна-комство с семьей еще во время мятежа муфтия. Время от времени Бакширы прятались от солдат муфтия в Табе, а позже их для безопасности забрали к себе Ваххаби. Гостеприим-ство Кловиса Бакшира было довольно дружеским, а ваза с фруктами была достаточно полная, хотя и не чересчур.
      Кловис Бакшир был маленький человек, почти что деликатный, речь его выдавала университетское образование. Он старался быть спокойным и ровным. Единственное, что выдавало его внутреннее кипение, это непрерывное курение и прокуренные пальцы.
      - Я ведь не могу знать о каждом, кто оказался в Наблусе в эти времена. Знай я, что вы здесь...
      - Ваше затруднительное положение вполне понятно, - отвечал Ибрагим. - У нас так много глаз и ушей.
      Они перешли в прохладу веранды. Отсюда не был виден город, так как вилла распо-лагалась на чудесной лесистой территории. Поблизости выходил на поверхность подзем-ный поток, превращаясь в ручей с небольшим водопадом на своем пути. У водопада было кафе, служившее основным местом встречи людей племени Бакшира. В мирные времена Кловис Бакшир держал суд возле ручья.
      Хаджи Ибрагим был озадачен и сейчас же заподозрил неладное, увидев на веранде ожидавшего их еще одного человека. Он быстро охватил взглядом его прямую выправку, обжаренное солнцем лицо и изысканно ухоженные усы. На нем был европейский костюм из отличного материала и традиционный арабский головной убор.
      - Мой хороший друг и наперсник, господин Фарид Зияд. Я решил, что ваш опыт и замечания будут ему весьма интересны.
      Пока подавали кофе, хаджи Ибрагим уже вел свои маневры, стремясь понять, зачем здесь этот неожиданный гость. Зияд незаметно уклонился от разговора, отойдя в сторонку. Начищенные до блеска ботинки, что редко можно видеть в этих местах, давали еще одну тоненькую ниточку. Кто бы он ни был, он явно из верхнего эшелона.
      Кловис Бакшир закурил первую из множества сигарет, которыми с удовольствием затягивался длинными, задумчивыми затяжками и выдыхал тоненькой струйкой, как бы продолжением самого человека. Пепел он никогда не стряхивал, и тот никогда не падал, а только нарастал все длиннее.
      - Разумеется, я сделаю все, что возможно, чтобы ваше пребывание в Наблусе было более комфортным, - сказал мэр.
      Хаджи Ибрагим кивнул в знак признательности.
      - Я не из тех, кто поведет вас по пустыне вслед за лепешками верблюжьего навоза, - сказал Ибрагим. - Я имею в виду серьезные вещи, и дело не в моем личном состоянии.
      - Даже в нашем далеком Наблусе мы наслышаны о замечательной искренности хад-жи Ибрагима, - ответил мэр.
      - Мне крайне больно за поведение людей. Никогда не думал, что доживу до бесче-стья нашей великой традиции гостеприимства.
      - Я тоже, - согласился Кловис Бакшир.
      - Мы же не иностранцы. И не турки. И не евреи, - многозначительно сказал Ибра-гим.
      - Вы должны понять, что целая проблема с беженцами обрушилась на нас как буря и едва не потопила нас.
      - Беженцами? Что вы имеете в виду: беженцами? - сказал Ибрагим. - Моя деревня меньше чем в двух часах пути отсюда. Я палестинец в своей собственной стране среди моего народа. Я не беженец!
      Кловис Бакшир остался профессионально невозмутимым.
      - Жертвы войны, - поправил он, - временно перемещенные.
      - Я палестинец, и я в Палестине, - возразил Ибрагим.
      - Да, да.
      - Да будет известно, что меня выжили из моей деревни, и выжили не выстрелами ев-реев. Месяцами весь арабский мир говорил нам в один голос: уходите. Другого мнения ни у кого не было.
      - А какое могло быть другое мнение, когда это сионистское чудовище росло прямо у нас в животе?
      - У нас есть стулья, у нас есть столы, у нас есть кофе, у нас есть мужчины. Мужчины могут приходить и садиться на стулья, пить кофе за столом и обсуждать возможности ми-ра. Я полжизни прожил рядом с еврейским поселком и лишь изредка находил их неразум-ными. Позвольте мне сказать с моей широко известной искренностью, что евреи никогда не сделали мне и моим людям того, что претерпели они в последние два месяца от рук наших собственных братьев.
      - К счастью, ваша деревня не была Дейр-Ясин.
      - Да. Я не позволял огульно использовать Табу для того, чтобы втягивать нас в такие репрессалии.
      - Может быть, вначале мнение было другое, - сказал Кловис Бакшир. - Голоса уме-ренности и мира были слишком слабы. Одержимость уничтожить евреев охватила каждый город и деревню арабского мира вплоть до последнего крестьянина. Это было как при-ливная волна.
      Воцарилась такая тишина, что стал явственно слышен издалека шум маленького во-допада.
      - Мэр Бакшир, самая большая рана в моей жизни - это то, как с нами обошлись. Ни корочки хлеба, ни одеяла, ни стакана воды не предложили нам. И Наблус - не среди са-мых непорочных в этом.
      - Я это знаю и переживаю из-за этого, хаджи Ибрагим. Такое поведение ненормаль-но для нашего народа. Однажды утром мы проснулись и увидели, что все наше население разбегается. И хотя мы здесь на безопасной арабской территории, события нас ужасают. Сначала Каукджи ободрал наши поля. После этого с нами очень жестоко обращаются иракские солдаты. Иракцы питаются и снабжают свою армию большей частью из наших запасов и из наших магазинов без всякой оплаты. Вы арабские патриоты или нет? - спра-шивают они нас. Наша малочисленная полиция не может справиться с армиями. К тому времени, когда беженцы... перемещенные лица начали просачиваться... хлынули... затопи-ли эту часть Палестины, все были в состоянии паники.
      - Я не могу принять эти извинения, - возразил Ибрагим. - Поведение наших войск - позор для арабов. Что до меня, то я четверть века мухтар Табы и за все это время ни разу мы не дали чужаку поворот прочь от наших дверей.
      - Но вы никогда не просыпались однажды утром, чтобы обнаружить пятьдесят ты-сяч человек, ставших лагерем у вас на площади. Просто катастрофа была слишком круп-ной и произошла слишком быстро.
      - Что вы подразумеваете под внезапностью? Мы замышляли эту войну десять лет. Она началась не внезапно. Прошли месяцы после принятия резолюции Объединенных Наций. Месяц за месяцем нам твердили, чтобы мы оставили наши деревни, чтобы дать простор войскам. Те руководители, что настаивали на нашем уходе, должны были нести полную ответственность за то, чтобы нас приняли, накормили и обеспечили кровом. В каждой армии есть свой штаб, чтобы сделать приготовления к войне. Кто сделал приго-товления для нас? Ни одного палаточного городка, ни кухни, и даже на дорогах никого, кто указывал бы нам, куда идти.
      - Долгосрочное планирование никогда не было одной из наших сильных качеств, - ответил Кловис Бакшир. - И никто не мог подсчитать размер катастрофы. - Кловис Бак-шир осторожно положил свою сигарету в пепельницу, как будто она могла укусить его за палец. Он закурил другую. - Это верно. Мы не были готовы.
      - Во имя Аллаха, для чего же еще правительство, как не для того, чтобы заботиться о своих собственных людях?
      - Хаджи Ибрагим, у нас в Палестине нет арабского правительства. Весь арабский мир - это не союз наций, а собрание племен. Я десять лет мэр Наблуса после того, как моего любимого брата убили бандиты муфтия. Взгляните на это соседство. Красиво, разве нет?
      - К чему это вы?
      - Это не соседи. Это собрание домов за укрепленными стенами. Мои соседи выбра-сывают мусор за стену, а потом приходят ко мне и жалуются, что его не убирают. Они го-ворят мне: Кловис Бакшир, почему это администрация не убирает мусор? Я говорю им, что это стоит денег, и что если они будут платить налоги, то мусор будут убирать.
      Хаджи Ибрагим, вы собирали налоги в Табе, чтобы замостить улицы, построить школу, больницу или электростанцию? Пытались ли вы когда-нибудь создать комитет, чтобы разработать какой-нибудь проект для Табы? Боюсь, наши люди не умеют быть уча-стниками общины. Для них администрация - это некое таинственное продолжение исла-ма, нечто такое, что падает с неба. Они хотят, чтобы правители заботились о них, а сами не имеют понятия о том, что получат лишь то правительство, за которое готовы платить.
      - Зачем эта лекция, мэр Бакшир?
      - Единственно для того, чтобы напомнить вам, что народ Палестины никогда не управлял собой и даже не пытался это делать. Тысячу лет мы соглашались, чтобы решения за нас принимали люди за пределами Палестины. Не было ни малейшей возможности, чтобы какая-нибудь власть в Палестине подготовила нас к войне. Неужели вы думаете, что муфтий дал бы пищу и кров жертвам войны?
      - Хаджи Ибрагим, - встав и выступив на свет, сказал Фарид Зияд, - что вы думаете о военном положении?
      Так, этот Зияд здесь по причине и замыслу, которые скоро станут ясны. Думаю, он иорданец. Бакширы боролись с муфтием и остались его смертельными врагами. Кловис Бакшир определенно связывает свое будущее с королем Абдаллой. И хотя фронт уком-плектован иракцами и Каукджи, в него просачиваются контингенты Иорданского легио-на. Для чего? Не иначе, как для того, чтобы заложить основу будущих претензий на За-падный Берег. Без сомнения, у иорданцев есть список мухтаров, мэров и других видных палестинцев, которые были врагами муфтия. И мое имя тоже должно быть в этом спи-ске.
 
      - Что я думаю о войне? Я не военный, - уклонился Ибрагим. - Кроме того, я уже почти два месяца живу на ходу.
      - Но ведь вы управляли четверть века стратегической деревней и большей частью Аялонской Долины, - вставил Зияд. - К чему же такая скромность.
      - Может быть, лучше вы мне скажете, что вы думаете об этой ситуации, господин Зияд.
      - Да, конечно, - сказал Зияд. - Это всего лишь мое мнение, - сказал он, начиная стандартный трактат о последней арабской линии. - Во время перемирия арабские армии перегруппировывались для окончательного наступления. Легион выдавит евреев из За-падного Иерусалима, а иракцы и Каукджи тем временем будут наступать к морю, чтобы разрезать евреев пополам. Все кончится через месяц после перемирия.
      Зачем меня прощупывают таким образом? Ведь этот человек знает, что его рас-сказ не из "Тысячи и одной ночи". Как мне играть в эту игру?
      - Нельзя пустить шептуна в сильную бурю, - сказал Ибрагим, нащупывая сигарету и запуская руку в вазу с фруктами. - Если в том, что вы сказали, есть какая-нибудь истина, то ее нельзя выбросить вон вместе с мусором.
      - С мусором!
      - Мусор - это перемирие. Победоносная армия не согласится на перемирие. Наша армия выдохлась. Если мы не одолели евреев первыми ударами, значит, и не одолеем. Мы должны были захватить пятьдесят - шестьдесят поселений. Мы должны были взять глав-ный еврейский город. Мы не сдвинули их с места, кроме как в немногих отдельных точ-ках. Теперь дает о себе знать еврейская артиллерия, и если я не ошибаюсь, они нападают и на сам треугольник. Евреи разыскали старые германские военные самолеты. Увидев само-лет в небе, мы уже больше не раздумываем, а бежим прятаться в канаву. Если перемирие кончится, евреи перейдут в наступление и может быть даже дойдут до Наблуса.
      - Для человека, ничего не понимающего в военных делах, вы отваживаетесь на весьма интересное мнение, - сказал Бакшир.
      - Это не евреи спят в поле. Это мы спим. Они у себя дома и защищают свои поселе-ния, как следовало бы нам. Евреи не побегут. Евреи не покорятся. Они будут драться до последнего человека, и не только по радио и в газетах, но и на поле боя. Вы военный, гос-подин Зияд. Сколько людей мы готовы потерять в попытках взять Тель-Авив, Хайфу и Иерусалим? Миллион? Два? Какая комбинация арабских войск совершит это жертвопри-ношение, и у кого хватит на это стойкости?
      - Что дает вам повод думать, что я военный?
      - Ваша прямая спина. У вас трансиорданский акцент с примесью английского. Вы обучались в Англии. Вы родились бедуином. У вас татуировка на ладони, и она говорит об этом. Сложите все это вместе, добавьте ваши модные ботинки, и получится офицер Араб-ского легиона. Каждый в казбе знает, что мэр Бакшир и король Абдалла состоят в каком-то тайном союзе. Так что... зачем все эти тайны?
      - Для вас все это развлечение, - сказал Кловис Бакшир.
      Если у Зияда есть чувство юмора, оно не проявилось.
      - Я полковник Фарид Зияд из Арабского легиона, как вы и предполагали, - сказал он сухо. - Я здесь с личным поручением его величества короля Абдаллы. Ваше мнение, что война может по-настоящему кончиться, имеет под собой основание, но очень мало сто-ронников. Вы наверняка понимаете, что из всех арабских стран Иордания единственная кончается на палестинской территории. Мы удерживаем полицейский форт в Латруне. Это всего в двух милях от Табы. Один бросок, чтобы вернуть Рамле и Лидду, и вы снова в своей деревне.
      И для того, чтобы слушать все это дерьмо, я сюда пришел?
      - Посмотрите на меня, полковник Зияд. Я гол. Тысяча воров не могут ободрать мертвеца. То, что вы говорите, - самый жестокий обман. Ваш Легион - это лучшие наши войска, но ваш фронт так растянут, что перышко может через него проскочить. Вы не вы-ходите из Латруна для атаки, и вы это знаете. - Зияд начал было говорить, но Ибрагим опередил его. - Вам известно, что евреи успешно построили дорогу к Иерусалиму через горы, чтобы обойти Латрун. Теперь вы перевели сюда в треугольник ваши последние кон-тингенты, чтобы потребовать его для Абдаллы, и ваш фронт стал еще тоньше. Арабский легион не сможет сформировать еще один батальон, даже если половину рекрутов дать верблюдами. Вы хотите, чтобы эта война закончилась здесь и теперь.
      Полковник и мэр с удивлением посмотрели друг на друга.
      - Ну, братья мои, что же вы хотите от меня?
      Зияд кивнул Кловису Бакширу.
      - Хаджи Ибрагим, - сказал мэр, - король Абдалла - не фанатик в отношении евреев. Могу вам сказать, что его втянули в войну против его воли.
      - А я могу вам гарантировать, что арабские страны никогда не позволят Абдалле за-ключить мир с евреями, - возразил Ибрагим.
      - Мир наступит в свое время, - продолжал Бакшир. - Дело в том, что нам тоже ка-жется, что война дальше не пойдет. Палестина на грани захвата. Мы не хотим, чтобы нас отпихнули обратно через реку, чтобы продолжать войну. Важно, чтобы те части страны, которые находятся в руках арабов, оставались в руках арабов. Вы отрицали, что мы управ-ляем сами собой. Мы не можем этого. Единственный наш выбор в Палестине - муфтий и его люди, которые уже собираются в Газе. При поддержке Египта они могут предъявить требование на Западный Берег как палестинское государство.
      - Клянусь бородой Аллаха! Это как раз то, что предлагала нам Организация Объе-диненных Наций! Для чего же, черт возьми, мы сражаемся на этой войне? Зачем наши люди спят в поле?
      - Ничего не получится, пока наши войска не попытаются сокрушить еврейское госу-дарство. Они пришли; они не победили. Теперь мы перед выбором: король Абдалла либо муфтий.
      - Палестинский мандат - это кусок тряпки, - сказал полковник Зияд. - Я всю жизнь считал себя палестинцем. Большинство людей из Аммана считают себя палестинцами. Когда англичане создавали Иорданию, все, что они сделали, это изменили название части Палестины. Мы - тот же народ с той же историей. Флаг короля Абдаллы теперь развева-ется над Наскальным Куполом в Восточном Иерусалиме, и с аннексией Западного Берега мы превратимся из малой страны в большую.
      И не секрет, дорогие мои братья, что король Абдалла кипит тщеславием. Он меч-тает о Великой Палестине, Великой Сирии... один Аллах знает, о Великой арабской стра-не.
      - Должно быть, это не слишком популярно в Каире, - сказал хаджи Ибрагим.
      - Мы должны теперь также согласиться, что Иордания всегда была частью Палести-ны, - вступил в разговор Кловис Бакшир. - Это даст нам традиционного правителя и его армию. Главное, это даст нам средство помешать возвращению муфтия.
      - Позвольте мне ответить на вашу искренность, хаджи Ибрагим, - сказал полковник Зияд. - Вы можете нам помочь. Король Абдалла скоро объявит, что Иордания открыта для всех палестинцев, перемещенных войной. Мы заберем людей с полей и проследим, чтобы их кормили. С вашим положением вы могли бы убедить тысячи перемещенных лиц по-кончить с их страданиями, перейдя мост Алленби и придя в Амман. Не для общего сведе-ния: будет также декларация, что Иордания автоматически предоставит гражданство лю-бому палестинцу, кто этого пожелает.
      Теперь он филантроп, подумал Ибрагим. Маленький король правит обнищавшей бе-дуинской пустыней, которая не в состоянии себя прокормить. Если уйдут англичане вме-сте со своей субсидией, она станет страной нищих. Она не сможет прожить без денег от Сирии, египетской и саудовской казны. Теперь Абдалла пытается искусственно раз-дуть свое население и использовать нас для того, чтобы потребовать для себя земли, которые ему не принадлежат. Король пердит выше, чем его осел. Не пройдет и года, как он будет мертв, убитый братьями арабами.
      - Мы видим важные роли для тех палестинцев, которые сотрудничают с нами в на-стоящее время, - сказал Зияд. - Если бы я предложил ваше имя как одного из наших сто-ронников, ни одно назначение не было бы невозможным, вплоть до кабинета министров.
      Этот человек ни слова не сказал о нашем возвращении к нашим домам и полям. Мы всего лишь пешки для амбиций Абдаллы. Все, что ему надо, - это сотрудничающие.
      - Как вписывается в ваши размышления моя личная дружба с Гидеоном Ашем? - резко спросил хаджи.
      Снова полковника Зияда поразила прямота Ибрагима.
      - Как я уже говорил, Абдалла не теряет сна от мысли, что еврейская страна - рядом с его собственной. Ясно, что мы не сможем признать это публично или пойти на мирный договор. Однако мы желаем во все времена иметь умеренные контакты с евреями. Мы да-же можем представить себе мир с евреями, когда пройдет достаточно времени.
      - Разумеется, полковник Зияд, окончание войны принесет арабам величайшее за всю нашу историю унижение. Наше общество и религия диктуют нам, чтобы мы вечно про-должали бороться с ними.
      - Почему бы нам не сосредоточить наши мысли на том, что служило бы лучшим курсом для наших людей здесь и теперь, позволив будущему самому решать будущее, - сказал Кловис Бакшир. - Нам выпадает случай смягчить их страдания.
      Хаджи Ибрагим слушал, задавал вопросы, начал подавать признаки того, что вника-ет в замысел. Встреча закончилась. Полковник Зияд посчитал, что ему потребуются две-три недели, чтобы закончить свои дела в Западном Береге, вернуться в Амман и приехать со специальными указаниями для хаджи Ибрагима. Он уехал.
      Кловис Бакшир хлопнул себя по лбу, внезапно что-то вспомнив.
      - Как глупо с моей стороны, - сказал он. - Я совсем забыл. У моего брата вилла не-подалеку. После голосования за раздел он уехал в Европу... продолжить свое образование. Я предлагаю ее вам, вашим сыновьям и остальной вашей семье.
      Кловис Бакшир написал письмо на официальном бланке, разрешающее хаджи Ибра-гиму посетить склад Красного Полумесяца и обзавестись продуктами, одеялами, одеждой, лекарствами и всем, что ему нужно.
      - Я потрясен, - сказал Ибрагим, - но ведь меня заставили думать, что в Наблусе нет запасов для помощи.
      Кловис Бакшир развел руками в знак простодушия.
      - В нашей ситуации следует в первую очередь обслужить военных.
 

      То лук, то мед. И вот мы в четверг живем в развалинах наблусской казбы, а в пятни-цу переезжаем на виллу. Никто из нас, кроме отца, никогда не бывал в таком прекрасном доме. Весь день женщины за своей домашней работой кудахтали от радости. Даже Агарь, ни разу не улыбнувшаяся с тех пор, как в доме появилась Рамиза, не могла скрыть своего удовольствия.
      Дом принадлежал младшему брату Кловиса Бакшира, сбежавшему из страны сразу же после голосования ООН за раздел. У него, инженера, был небольшой кабинет, набитый книгами на арабском и английском, так что я очень скоро перешел из первого рая во вто-рой.
      И тогда я открыл третий! В Наблусе была гимназия - школа высшей ступени. Мне нужно было лишь выждать подходящий момент, чтобы заговорить об этом с отцом.
      Через неделю после нашего переезда хаджи Ибрагим вызвал меня вечером на веран-ду, чтобы поговорить. Вопреки переменам в нашей жизни отец не выглядел очень счаст-ливым.
      - У меня к тебе много вопросов, Ишмаель, - сказал он.
      Я сейчас же почувствовал гордость оттого, что такой великий человек, как мой отец, ждет моего совета. Восхождение в третий рай - записаться в гимназию - постоянно было у меня на уме, и может быть теперь настало подходящее время поговорить об этом.
      - Можешь ты посчитать, сколько жестянок оливкового масла потребляет семья за год?
      Вопрос удивил меня.
      - Ну, - машинально ответил я, - может быть.
      - "Ну" - это не ответ, - сказал Ибрагим. - Тысячу раз в день слышишь "ну". Слиш-ком много "ну". Я хочу знать прямой ответ: да или нет.
      - Я думаю, после того, как поговорю об этом с Агарью...
      - А можешь ты сосчитать бобы, рис и другие непортящиеся продукты?
      - За год? - спросил я.
      - За год.
      - Все, что нам нужно для питания за год и что не портится?
      - Да.
      - Ну, - сказал я.
      - Да или нет?! - поднял тон отец.
      Меня охватило мрачное предчувствие. Я учуял, чего он хочет. Я вспомнил большие кувшины и мешки с продуктами в Табе, и корзины.
      - Да, - ответил я, запинаясь.
      - Можешь ты подсчитать, сколько галлонов керосина требуется нам для готовки, ос-вещения и отопления?
      - Не смогу абсолютно точно, но примерно, - сказал я, пытаясь оставить лазейку для отступления.
      - Ладно, ладно. А теперь, Ишмаель, скажи мне. Можешь ты представить все, что нам нужно, - матрацы, кухонную утварь, одеяла, мыло, спички... - все это в нашем доме в Та-бе? Все, что эта проклятая собака Фарук, я плюю при его имени, держал в лавке в Табе? Не то, что мы хотели бы иметь, а то, что нам необходимо. Не материал для новой одежды, а иголки и нитки, чтобы чинить старую.
      - Ну, - пробормотал я.
      Ибрагим свирепо взглянул на меня.
      - Это в самом деле трудные вопросы, - оправдывался я.
      - Я тебе помогу, - ответил он. - Главная проблема в том, поместится ли все это, вме-сте с семьей, в иракский армейский грузовик.
      У меня как будто кровь вытекла из тела. Зачем же нам уходить с такого места? Разве мы не намучились? Но мудрость отца не ставят под вопрос.
      - Я не могу ответить, не потратив много часов на подсчеты.
      - Это нужно сделать до следующей субботы, - сказал он.
      Четыре дня! С ума сойти! Правда, никто в нашем мире не любит давать прямой или разочаровывающий ответ, но бесполезно пытаться обмануть хаджи Ибрагима. Я в оцепе-нении кивнул.
      - Сколько времени займет у Камаля научиться водить такой грузовик?
      - Мы уже немного умеем. Поскольку перемирие скоро кончится, из Багдада прибы-вает много военных конвоев со снаряжением. Когда они приходят, солдаты, которые ве-дут грузовики, либо отправляются спать, либо уходят в казбу. Мы с Камалем часто оста-емся одни, чтобы собрать группу для разгрузки. Мы нанимаем мальчишек, которые око-лачиваются возле ворот, и платим им сигаретами. Мы с Камалем умеем довести грузовики до погрузочного дока, а потом парковать их во дворе.
      - А этот капитан Умрум?
      - Он редко бывает поблизости, а когда он уходит, солдаты из его команды обычно разбегаются. Он помешан на женщинах. Отец, я не знаю, что ты задумал, но многого из того, что ты назвал, у нас на складе нет.
      Отец дал мне письмо и велел читать. Оно было на бланке мэра Кловиса Бакшира, его указание дать хаджи Ибрагиму все, что ему нужно, с ближайшего склада Красного Полу-месяца. На этих двух складах было все, что нам нужно. С таким письмом у нас не будет проблем.
      - Это все?
      - Нет, - сказал отец. - Нам нужен пулемет, четыре винтовки и несколько тысяч па-тронов, а главное, иракская военная форма для Джамиля, Омара и Камаля.
      - Форма будет, оружие нет, - ответил я, осмелившись разочаровать его. - Склад с оружием больше не в отделе капитана Умрума, и он все время строго охраняется.
      - Мы сможем обойтись без пулемета, - пробормотал он. - Раздобыть винтовки будет нетрудно. Казба кишит дезертирами - и от Каукджи, и иракскими. Все они продают свое оружие на черном рынке. Чтобы сторговаться, нам потребуется побольше сигарет.
      - Табак - это можно, - сказал я, чтобы смягчить его. - А зачем нам уезжать? - выпа-лил я. - Почему нельзя остаться там, где мы есть?
      - Скажи мне, Ишмаель, почему по-твоему мы получили эту виллу?
      - Потому что ты великий и уважаемый мухтар, - ответил я.
      - Поля, овраги, холмы вокруг полны великих и уважаемых мухтаров, - сказал он. - Ты много раз читал мне об Абдалле. Ты знаешь, кто он такой.
      - Хашимитский король Иордании.
      - И как образованный юноша, ты знаешь, кто такие Хашимиты.
      - Хашимиты из того же клана, что и Мохаммед. Они происходят из Аравии, из Хед-жаза. Они были хранителями святых мест в Мекке.
      - Верно, - согласился отец. - Это клан хранителей мечети. Это та кость, которую они кинули этим собакам из-за Мохаммеда. Никто из них не был больше мелкого эмира, а эти титулы не оплачивались. Мы - Саиды. Мы тоже сродни Мохаммеду, прямые потомки. Поверь мне, Ишмаель, у тебя больше прав быть королем Иордании, чем у Абдаллы. Еще три месяца назад не было никакой Хашимитской династии, всего лишь длинная цепочка хранителей мечети. Эта возня с королями - изобретение британского Форин-офиса, равно как и вся Иордания. Они такая же королевская семья, как очередь ослов у колодца.
      Он сцепил руки за спиной, его четки пришли в движение, он быстро перечислил многие из девяноста девяти имен Аллаха и задумался.
      - Нам нужно уехать, потому что как только мы назовем Абдаллу хозяином, мы на-всегда станем его собаками. Чтобы остаться в Наблусе, я должен согласиться заманить моих людей с полей через мост Алленби в Амман. Абдалле нужны наши тела, чтобы за-полнить его так называемое королевство. А куда я заманиваю наших людей - в страну мо-лока и меда? Я не Моисей, и Иордания - не обетованная земля для нас. Это королевство верблюжьего навоза и песка, настолько обнищавшее, что не может прокормить лишнего рта даже на королевской коронации. Алленби - мост с односторонним движением. Если мы его перейдем, то уже не вернемся.
      - Кажется, я понимаю, - сказал я, едва не плача.
      - Ты должен понять! Если мы чему-нибудь научились в последние месяцы с солью в глазах, так это тому, что наше увлечение братством и гостеприимством прекрасно, пока наши виноградные лозы полны сока и царит мир. А когда среди наших людей поселяется страх, они захлопывают двери милосердия у нас перед лицом. Какой дурак поверит, что чем-то будет лучше в этой пустыне за рекой? Абдалла - не мой король и не твой. У него больше врагов, чем у любого в арабском мире, поверь мне, я не могу считать это благо-родством.
      Отец сгорбился, и лицо его отразило боль. Четки в его руках оставались неподвиж-ными. Он вздыхал, заговорив.
      - Таба, - сказал он. - Таба. Нам надо вернуться к тому, что мы знаем и любим. Мы должны потребовать обратно нашу землю, разыскать наших людей и вернуть их домой. Здесь эти идиоты будут без конца убивать друг друга, выясняя, кто правитель Палестины.
      Отец взглянул на меня, глаза его наполнились горем.
      - Я хотел бы вернуться в Табу хоть завтра, даже если у власти евреи.
      В первый раз отец доверился мне так открыто и честно, и я никогда этого не забуду.
      - Я уже думаю над планом, - сказал я.
      Он положил мне руку на плечо.
      - Я стал зависеть от тебя. Мы слишком много времени тратим на заговоры и слиш-ком мало на планирование.