Глава 5

Десантный катер доставил нас с борта «Джексона» на берег, который выглядел, как на рекламных открытках — желтый песок, пальмы и зеленые холмы в туманной дымке. Мои ребята с довольным видом любовались этой идиллией, когда среди холмов промелькнуло несколько красных пунктиров.

— Что это было, Мак?

— Пулеметные трассеры.

— Смотрите, вон еще!

— Еще насмотритесь. А ну, вылезай на берег и живо строиться!

Через несколько минут берег кишел морпехами и невесть откуда взявшимися туземцами... Тут же завязался натуральный обмен. За сигарету или несколько центов аборигены приносили кокосовые орехи, стирали форму, а Энди умудрился подкупить одного из местных джентльменов, чтобы тот подвесил антенный провод на самую высокую пальму. Причем туземцы наотрез отказались брать новозеландские пенсы, а требовали только американские центы.

Тысячи самых невероятных слухов ползли по только что устроенному лагерю.

— Слышал, что японцы готовят стотысячный десант.

— Говорят, Генри Форд пообещал машину каждому морпеху на Гвадалканале.

— Кореш из штаба говорил, что когда мы выкинем отсюда японцев, то нас отправят в Штаты для участия в параде в Сан-Франциско.

— Японцы узнали о прибытии шестого полка и готовят пятьсот самолетов для бомбовых ударов.

Самым практичным из нас оказался испанец Джо. Он не удостоил вниманием ни одной сплетни, а приступил прямо к делу и ушел в разведпоиск. Разумеется, не к японцам, а в расположение полка и соседних армейских частей. Вернувшись обратно, он собрал все отделение, за исключением меня и Бернсайда.

— Значит, так, мужики. В миле отсюда есть армейский склад, где полно карабинов «гаранд».

— А патроны?

— Сколько душе угодно. Кто со мной?

— Я, — тут же вызвался Энди. — Наши автоматы «рейзинг» давно нужно утопить в море вместе с их конструктором.

— Я тоже пойду, — решительно заявил Эрде.

— А ты, Мэрион? — спросил Дэнни.

Все взгляды обратились на Ходкисса. В сомнительных ситуациях его слово было решающим. Мэрион оглядел свой автомат с пятнами ржавчины, которые появлялись, невзирая на регулярную чистку.

— Пойдем, — со вздохом согласился он.

К вечеру во всей штабной роте только Берни и я были вооружены автоматами «рейзинг».

С наступлением темноты я назначил часовых и объявил сегодняшний пароль: «Филадельфия». Для пароля обычно выбирали слово с двумя или более буквами "л". Поскольку в японском языке она отсутствует, то предполагалось, что у противника возникнут определенные трудности с произношением...

...Элкью Джонс, любовно поглаживая свой новый карабин, сидел в окопе, где расположился его пост. Излишне говорить, как он волновался и нервничал. Любой звук заставлял напряженно вглядываться в темноту. Это что? Кто-то крадется? Да нет, это храпит Бернсайд. Сколько там еще осталось? Ого, два часа пятьдесят минут. Ну ничего, пока вроде все тихо... Стоп! Элкью застыл. В нескольких метрах от него что-то двигалось. Элкью вскинул винтовку. Стрелять? Или окликнуть?

— Эй! Кто идет? Пароль?

— Какой пароль?

— Считаю до трех! Пароль!

— Эй, подожди, кореш, я морпех!

— Раз...

— Ч-черт, какой же город... Бостон... Балтимор.

— Два...

— Не стреляй! Сан-Диего... Олбани... Чикаго...

— Три! БА-БАХ!

Сияющий Маяк бросился на песок.

— Вспомнил! Филадельфия!

Грохот выстрела мгновенно поднял на ноги весь лагерь и вызвал беспорядочную стрельбу. Треск автоматов, крик, где-то во взводе тяжелого оружия ухнул миномет.

— Филадельфия! — рявкнул Сэм Хаксли, выскакивая из палатки, и оглушительно свистнул.

Стрельба прекратилась.

— Вы что, с ума посходили?! — рычал майор. — Стреляете, как стадо зеленых салаг! Линия огня в десяти милях отсюда! Лейтенант Брюс! Проверить, нет ли раненых, и всем спать!

Но спать пришлось недолго. На кораблях, стоявших в гавани, завыли сирены и вспыхнули прожекторы. Морпехи поспешно высыпали из палаток.

Откуда-то сверху мерно доносилось басовитое гудение. На кораблях яростно залаяли зенитки. Один из японских самолетов попал в свет прожектора, и было видно, как из него посыпались бомбы. Нарастающий свист, крик «ложись!», вспышки взрывов...

— Он сбросил бомбы!

— А ты что ожидал? Пасхальные яйца?

— Привыкайте, они каждую ночь прилетают, — спокойно пояснил Сеймур. — Это просто для того, чтобы постоянно держать нас в напряжении и не давать выспаться.

Нам пришлось лежать еще добрых четверть часа, прежде чем самолеты убрались и прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.

Бригадный генерал Причард, маленький худощавый седой мужчина, назначенный командующим операцией на Гвадалканале, стоял у карты, объясняя боевую задачу командирам частей. Перед ним стояли и сидели полковники, подполковники и майоры, внимательно ловя каждое слово. Некоторые курили, и в палатке висело сизое облако.

— Одна из наших целей — создание ударной дивизии из армейских частей и морских пехотинцев. Пентагон и Флот с интересом ждут, что получится из такого сочетания. Если опыт окажется удачным, то такие ударные дивизии используют в ходе будущих операций. Нас поддержат огнем эсминцы, авиация тоже будет наготове как для отражения воздушных налетов противника, так и для нанесения бомбовых ударов. Вопросы есть? Нет? Тогда, джентльмены, прошу вернуться в расположение своих частей и подразделений. Начало операции в шесть сорок пять.

Офицеры покинули палатку, и только Сэм Хаксли остался на месте. Причард, что-то говоривший своему адъютанту, не сразу заметил его.

— Сэр! Майор Хаксли, командир второго батальона шестого полка морской пехоты.

— В чем дело, Хаксли? Что-то непонятно?

— Никак нет, сэр. Все ясно.

— Тогда я не понимаю...

— Разрешите обратиться с предложением, сэр?

Причард сел за стол.

— Садитесь, майор. Я никогда не отказываюсь выслушать подчиненных.

Хаксли остался стоять по стойке «смирно».

— Сэр, прошу вас исключить шестой полк из операции на Гвадалканале.

Генерал едва не свалился со стула.

— Что?!

— Сэр, я прошу вас не вводить в бой на Гвадалканале шестой полк.

— У вас что, не все дома, майор?

Хаксли нервно переступил с ноги на ногу.

— Могу я говорить свободно, сэр?

— Говорите.

— Генерал, шестой полк слишком хорош, чтобы губить его в подобной операции.

— Вот как?

— Вы знаете историю этого полка, сэр? Вы ведь командующий вооруженными силами в этом секторе, и вам известно, что планируются дальнейшие операции на Соломоновых островах.

— А какое это имеет отношение...

— Простите, сэр, но ведь у вас есть две армейские дивизии плюс приданные части. Этого более чем достаточно для операции на Гвадалканале. Прошу вас, генерал, дайте нам другой остров, занятый противником, чтобы был задействован только шестой полк. Мы прошли отличную подготовку и заслужили того, чтобы нам поставили собственную боевую задачу.

Причард слабо улыбнулся.

— Я знаю историю вашего полка, майор. В прошлой войне я был в звании капитана, а дюжина морпехов из вашего полка во главе с лихим капралом подпирала штыками задницу моей роты в Бельвуде.

Но Хаксли не принял шутки.

— Тогда дайте нам свой остров. Вы ведь можете сделать это. Рекомендуйте использовать шестой полк для десантирования в следующей операции.

Генерал начал терять терпение.

— Послушайте, Хаксли, вы что же серьезно думаете, что ваш полк слишком хорош для того, чтобы рыть траншеи, продираться через джунгли и выкуривать японцев из укрепрайонов и пещер? Грязь месить и в дерьме по уши сидеть — это не для вас? Пусть армия делает грязное дело, а морпехи должны десантироваться красиво и вести боевые действия по своим правилам, так? Даже если это будет стоить им больших потерь, верно?

Хаксли побагровел, но стиснул зубы.

— Молчите? Тогда я отвечу за вас, майор. Вы считаете морскую пехоту слишком хорошей, чтобы драться рядом с армейскими частями. И вы наверняка уверены, что один ваш полк стоит моей дивизии.

— Именно так, сэр! Здесь тысячи островов, и если армия желает копаться по два месяца на каждом, то это ваше дело. Но мы никогда не закончим войну, если вы будете разбрасываться своими лучшими частями.

— Может, вы предоставите все-таки Вашингтону решать, сколько будет длиться эта война? Ну-ка, садитесь, черт возьми!

Хаксли присел к столу.

— Я и так достаточно терпелив с вами, Хаксли. Вы не посмели бы вести себя так ни с одним из старших офицеров Корпуса. Но здесь командир я, и вдолбите себе в башку, что, используя в операции морскую пехоту, мы сохраним больше жизней как наших солдат, так и ваших морпехов. Мы будем продвигаться медленно, и я не собираюсь бросать в атаку людей там, где можно подавить противника артиллерией и авиацией. Это приказ, и никакой кровожадный морпех, жаждущий славы, не заставит меня изменить план. Никакого лихачества я не допущу. Это вам не Гражданская война, и эскадронных этак не предвидится. Строжайшая дисциплина и взаимодействие всех родов войск. Ясно? А теперь убирайтесь в свой батальон!

Хаксли резко поднялся, задыхаясь от бешенства и стыда.

— Похоже, вы что-то хотите сказать, майор? — кротко спросил Причард, глядя на огромного морпеха. — Давайте, не стесняйтесь.

— Знаете, генерал, — медленно произнес Хаксли, чеканя каждое слово. — Вы можете взять все свои армейские части и засунуть их сами знаете куда!

С этими словами он отдал честь и, круто повернувшись, вышел из палатки.

Адъютант генерала, не вмешивавшийся в разговор, перевел дух.

— Сэр, я надеюсь, вы не собираетесь оставить этого нахала командиром батальона?

Причард некоторое время размышлял.

— Сместить его с должности я, конечно, могу, но ты же знаешь, что в таком случае разразится большой скандал, и главное, весь Корпус и, разумеется, Флот, возьмут его сторону. Не в открытую, но и ни о каком взаимодействии не будет и речи. Слава Богу, что у нас только полк этих дьяволов. — Генерал вдруг улыбнулся. — Тем не менее, если бы мне опять пришлось лежать в окопе и предложили бы выбрать соседей на флангах, я предпочел бы морпехов. Они, как женщины, — жить с ними невыносимо, но обойтись без них невозможно.

Глава 6

19 января 1943 года.

...Сколько мы уже здесь, в этой грязи? Только шесть дней? Боже, а кажется, что уже целую вечность. Грязь везде, где только можно. Каждый день идут дожди, и влажный воздух обволакивает лицо смрадом разлагающихся трупов японцев. В таком климате труп можно унюхать даже за милю.

Мы все покрыты грязью, форма давно стала засохшим грязевым коконом для наших тел. Продвижение войск идет крайне медленно, радиообмен практически отсутствует, и наш батальон поддерживает связь только со штабом полка. Позывным полка было «Топика», а нашего второго батальона — «Топика-Вайт». Поскольку непосредственной работы у нашего взвода было мало, то нас использовали как вьючных мулов для доставки продовольствия и боеприпасов со складов на берегу. Никогда не забыть этих бесконечных миль по мокрым от дождя джунглям, скользким от грязи склонам холмов. В течение дня жаркое солнце несколько раз сменялось проливными дождями, и казалось, нет конца этим долгим переходам, когда нагруженные поклажей люди снова и снова бредут среди густых зарослей, оскальзываясь на мокрых склонах. А с наступлением темноты мы забирались в свои вырытые в грязи норы и пытались уснуть, не в силах отбиваться от полчищ муравьев, кишевших в грязи, не говоря уже о впивающихся в тело москитах.

До сих пор мы не видели ни одного живого японца. Только мертвецов с их жутким смрадом. Тем не менее мы постоянно чувствовали, что противник где-то здесь и внимательно наблюдает за нами. Может, с верхушек далеких пальм, а может, вон из тех кустов или ближайшего холма. По ночам, когда джунгли полны шорохов и таинственных звуков, нервы напряжены до предела, потому что невозможно определить, кто в десятке метров от тебя — подкрадывающийся японец или какая-то лесная тварь. Так, однажды наш батальонный врач Кайзер выпустил полную обойму автомата по кустам, а там оказались всего лишь сухопутные крабы. Потом мы постепенно привыкли к сотням этих крабов, постоянно ползающих вокруг, и уже совершенно машинально тянулись за штыком, чтобы прикончить наиболее нахальных, карабкающихся по ногам. Обычно у каждого окопа лежало по несколько десятков дохлых крабов. Мои архаровцы даже заключали пари, кто больше прикончит крабов за день...

И жажда, постоянная жажда, мучительная потребность глотнуть воды. Та теплая подсоленная вода, которую нам выдавали, чтобы не так хотелось пить, рвалась обратно из желудков, и оставалось только грезить о невозможном — о бутылке холодного свежего пива.

Сколько же мы в этой грязи? Всего шесть дней... только шесть дней...

Мы успели закончить обустраивать новый КП и отрыть окопы для себя, когда к нам подошел командир нашей штабной роты лейтенант Брюс.

— Ски!

— Да, сэр!

— Когда закончите свой окоп, займетесь моим, но так, чтобы туда поместилось вот это. — Лейтенант показал на складные носилки, которые держал под мышкой.

Звонски швырнул лопату на землю.

— Сами ройте свой окоп, лейтенант. Я и так весь день таскал по джунглям канистры с водой.

— Какого черта вы называете меня по званию, — прошипел Брюс, нервно оглядываясь. — Вы что, хотите, чтобы какой-нибудь снайпер услышал ваши крики?!

— Хорошо бы.

— Да я вас под трибунал...

— Черта с два! Сэм сказал, что каждый сам роет себе окоп, а раз так, то начинайте копать, и желательно подальше отсюда.

Брюс побагровел и, резко повернувшись, пошел прочь, а Ски разыскал старшину Китса.

— Брюс спер носилки из медчасти, Джек.

— Сукин кот, — выругался было Китс, но тут же осекся. — Ладно, Ски, я разберусь.

Над нашими головами со свистом пролетел снаряд и разорвался на противоположном склоне холма.

— Это что, десятый артполк? Не поздновато для стрельбы?

— До чего доводит людей скука!

— А может, командира орудия краб за задницу ущипнул!

Еще один снаряд разорвался на гребне холма, в двухстах ярдах от наших окопов.

— Погоди, сейчас эти придурки и до нас доберутся.

Сэм Хаксли поспешно подошел к радиостанции.

— Быстро соедините меня с десятым артполком. Алло! Говорит «Топика-Вайт». Ваш снаряды ложатся рядом с моим КП. Грохот взрыва заглушил его слова.

— Виноват, сэр, — донеслось из трубки. — Но мы не открывали огня с самого утра.

— О Боже! — выдохнул майор и, бросив трубку, заорал: — Ложись! Это японская артиллерия!

Мы забились по окопам, но японские стовосьмимиллиметровые орудия уже вцепились в наши позиции. Пришлось срочно уползать в джунгли. Грохот взрывов слился в один сплошной гул, прорезаемый визгом шрапнели.

Энди и Ски забились в небольшую пещеру среди деревьев. Слишком поздно они заметили, что там лежит мертвый японец. Он уже полуразложился, черви выели ему глаза и теперь ползали по телу. Вонь стояла ужасающая, но выйти было невозможно — крутом взрывались снаряды, и воздух звенел от тысяч осколков.

— Я не могу больше, — простонал Ски. — Уходим отсюда.

— Назад! — Энди схватил его за ремень. — Терпи! Если хочешь блевать, бери каску и давай...

Его прервал оглушительный грохот разорвавшегося рядом с пещерой снаряда. Взрывной волной труп японского солдата приподняло над землей, и он развалился на две части. Ски, скорчившись в углу, блевал...

Испанец Джо переполз из своего окопа к Мэриону и закрыл его своим телом.

— Ты чего, Джо?

— Я... ну, не по себе мне одному.

Единственным, кто не забился в окоп, был Френч. Он смотрел в бинокль, пытаясь определить, откуда ведут огонь японцы.

— Соедините меня с десятым артполком!.. Лефорс! Возьмите пару людей и живо на гребень холма! Попробуйте засечь, откуда ведут огонь! Алло! Говорит «Топика-Вайт!» Нас накрыла артиллерия противника! Прошу поддержать огнем! Корректировщик выйдет на связь через пять минут!

— Ложись, Сэм!

— Говорит «Топика-Вайт». Это Хаксли... Корректировщик дал ориентир — пальмовая роща, два километра перед нами...

Только через два часа огонь стал стихать и мы смогли вернуться в окопы.

Дивито, маленький водитель «джипа», лихо затормозил и остановил машину в полукилометре от КП. Мы всегда восхищались шоферами легких четырехцилинд-ровых «джипов». Казалось невероятным добраться до линии фронта на машине, ведь дорог, по существу, не было, но водители каким-то образом ухитрялись проводить машины через джунгли.

Увидев Дивито и его «джип», наш взвод с облегчением вздохнул. Дело в том, что линия фронта отодвинулась километра на два, волочь на себе тяжелые радиостанции и прочее оборудование, да еще по колено в грязи было бы просто убийственно для измученных малярией людей.

Мы уже заканчивали грузить на «джип» генератор, когда к нам подошел лейтенант Брюс.

— Вы что это делаете? — изумился он, оглядывая навьюченную машину, где едва оставалось место для водителя.

— Закончили погрузку радиостанции, Бертрам. — Называть его по имени было для нас большим удовольствием[12].

— Мне очень жаль, Мак, но я собираюсь ехать на этом «джипе», поэтому радиостанцию вам придется нести самим. Как командир роты, я обязан быть на месте раньше вас, чтобы руководить разгрузкой и размещением средств связи. Поэтому потрудитесь освободить для меня место в машине.

Зилч, который стал неизменным не то адъютантом, не то ординарцем Хаксли, услышав, о чем идет речь, быстро подошел к майору и, встав на цыпочки, что-то прошептал ему на ухо. Френч побагровел и направился к нам.

— Доброе утро, Сэм, — приветствовал его Брюс и, предчувствуя беду, поспешил прогнуться. — А я тут как раз собирался освободить для вас место в машине.

Хаксли отвел его в сторону.

— Быстро забирай свои шмотки из машины, Брюс.

— Но, Сэм, я же не только для себя! Я думал, лучше, если мы с вами прибудем на место раньше других. Я...

— Забирай к хренам шмотки, Брюс! — прошипел Хаксли и, несколько успокоившись, добавил: — С чего это ты решил, будто твоя персона важнее для батальона, чем радиостанция?

22 января 1943 года.

Противник оказывает все более ожесточенное сопротивление. Японцы засели в глубоких пещерах, и выкуривать их оттуда чрезвычайно трудно. Нескольких наших ребят убили, когда в одной из пещер японцы объявили, что сдаются, а потом забросали нас гранатами. Взбешенный Хаксли запросил в штабе полка огнеметчиков, и теперь в случае малейшего сопротивления мы просто выжигали пещеры.

Наш батальон находился недалеко от побережья, на стыке армейских частей с морпехами; КП, который обычно располагался за боевыми порядками, на этот раз оказался на подковообразном хребте на переднем крае. Прямо под хребтом протекала небольшая речушка, впадавшая в море. Противоположный берег густо зарос непроходимым кустарником, плавно переходившим в стену джунглей, где, согласно разведданным, засели японские войска. Хаксли специально выбрал хребет для командного пункта, так как сверху очень удобно наблюдать за противником, оставаясь самому почти невидимым.

К вечеру мы развернули все нужное оборудование и теперь, лениво покуривая, сидели на камнях. Над нами то и дело проносились разведывательные самолеты, а часам к пяти с моря подошел эсминец и стал на якорь неподалеку от устья реки.

— Сегодня, ребята, можете снять на ночь ботинки, — торжественно объявил я своему отделению.

Они недоверчиво зашумели, и мне пришлось первым снять свои ботинки, чтобы убедить ребят, что я не шучу. Все отделение поспешно стащило с себя обувь, и тут же страшное зловоние поползло по всему лагерю. Мы ведь целую неделю не разувались. Я потрогал свои грязные носки, и они развалились на части. Ноги были покрыты коркой грязи, страшно чесались и саднили. Педро Рохас, санитар батальона, запретил отдирать грязь, объяснив, что под ней наверняка есть фурункулы, и принес нам банку какой-то мази, от которой разило не лучше, чем от наших ног. И вообще, мы имели довольно жалкий вид, если учесть, что каждый третий подцепил малярию, несмотря на регулярный прием хинина. Плюс к этому мы были заросшие, грязные, как черти, и сильно отощавшие от скудного пайка, который «сухим» можно было назвать только условно.

— Эх, братва, хорошо бы почистить зубы, перед тем как загнемся в этих джунглях.

— Только подумать, а я не слушал маму, когда она заставляла меня раз в день принимать душ.

— Черт, мы с Дэнни обыскали несколько убитых японцев, хотели взять пару сувениров на память, но ребята из первой роты обчистили их до нитки.

— Я слышал, что они могут прикончить японца ночью с пятидесяти шагов и обшарить его карманы, прежде чем он упадет на землю.

— Что там карманы, — презрительно бросил испанец Джо и показал нам пузырек, полный золотых зубов.

— Была охота зубы рвать у мертвецов!

— Не обижай Джо. Мальчик с детства мечтал стать дантистом.

— Курнуть есть, мужики?

— У меня осталось. У кого спички?

— Курение может плохо сказаться на здоровье. Лучше с этим завязать.

Мы пустили сигарету по кругу, и когда она вернулась ко мне, то пришлось проткнуть ее булавкой, чтобы затянуться.

— Эх, мужики, хорошо бы сейчас лежать в чистой постели и чтобы девчонка была под боком.

— Кончай травить о бабах.

— А я слышал, что после малярии мы все станем стерильными.

— Моя не понимать слова бледнолицых.

— Детей у тебя не будет, врубился?

— Моя и так никогда не иметь детей. Моя скво их иметь.

— Да пошел ты...

— А вообще я бы не отказался немедленно проверить это утверждение.

— Может, в картишки перекинемся?

— Полегче, Элкью, ты и так задолжал мне шесть миллионов триста тысяч четыреста восемь долларов и два цента.

— Тогда я поставлю мост Золотые ворота против этих денег.

— А я ставлю крейсер «Южная Дакота».

— Отвечаю заводами Форда и добавляю все свои бордели в Южной Каролине.

— Дэнни, он наверняка блефует.

— Братва! — К нам, запыхавшись, подбежал Непоседа. — Горячую жратву привезли!

— Иди ты!

— Горячую? Это как?

Впрочем, нашего остроумия хватило ненадолго, и мы ринулись к кухне. Там действительно выдавали горячую кашу с мясом и даже свежие груши.

— Набрав полные котелки, мы вернулись к своим окопам и принялись за ужин. Горячая пища — это как раз одна из тех немногих вещей, которые могут поднять настроение солдату.

— Прошу прощения, Мак, но не могли бы вы добавить капельку соуса в мой бифштекс?

— Не забудь заказать икры, корешок, и, кстати, передай мартини на наш столик.

— Кто же пьет мартини с бифштексом, баран?

— Прошу всех обратить внимание на виртуозное владение ложкой, — призвал Элкью.

Все с интересом обернулись к нему. Джонс зачерпнул ложкой кашу и, отогнав рой мух, быстро сунул ее в рот. Секунду он сидел неподвижно, а потом выплюнул изо рта муху.

— Только одна! Что вы на это скажете? А через пару дней я вообще смогу есть, не проглотив ни единой мухи.

— Хвастун. Это невозможно.

Энди смачно пришлепнул москита и с отвращением бросил его на землю.

— Мухи еще ладно, но комары здесь такие здоровенные, что я рискую остаться голодным.

— А я вот слыхал, что пару дней назад два комара сели на аэродром подскока, так механики заправили в них сотню галлонов бензина, прежде чем поняли, что это не бомбардировщики.

— Это что, — вмешался Эрдэ, облизывая ложку. — Пара комаров села на меня вчера ночью. Один из них повернул мой дог-тэг[13] и говорит: «Опять вторая группа крови. У меня от нее страшное похмелье. Давай-ка сегодня выпьем чего-нибудь хорошего, скажем, первую группу».

— Должно быть, это те самые две сволочи, которые всю ночь изводили меня...

Автоматные очереди справа прервали наш мирный ужин. Побросав чашки с кофе, мы схватили карабины и залегли. Яростная перестрелка разгорелась выше по реке, где-то совсем недалеко от нас.

Дэнни и Ски лежали за большим кустом и напряженно вглядывались в высокую, колыхающуюся под ветром траву.

— Смотри. — Ски толкнул Дэнни локтем.

— Что?

— Вот он, ползет по траве.

Дэнни и сам уже заметил японца, пробирающегося по траве, метрах в ста от них. Настоящий живой японский солдат, который идет сюда, чтобы убивать. Зачем? Что я сделал ему? У него, наверное, тоже есть дома девушка. И у меня нет к нему никакой ненависти...

Их карабины ударили почти одновременно.

— Готов, — уверенно сказал Ски. — Ты попал в него.

Дэнни примкнул штык и медленно поднялся.

— Прикрой меня, Ски.

Японец был еще жив, но изо рта у него стекала струйка крови. Увидев Форрестера, он слабо двинул рукой, и тогда Дэнни воткнул штык в живот японца. Жуткий стон — и он затих, скорчившись в предсмертной судороге. Дэнни потянул штык на себя, но застывшие мышцы убитого не выпускали сталь штыка. Машинально, как учили, Дэнни нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Кровь и куски внутренностей брызнули Дэнни в лицо, но штык освободился. Несколько секунд он стоял, пытаясь подавить накатывающуюся дурноту и унять дрожь в коленях, потом, пошатываясь, побрел обратно, где его ждал Ски.

Глава 7

— Где отец Маккэйл? Его срочно требуют в штаб батальона.

— Он на минометной батарее, ведет огонь по засеченным целям. Я сейчас же пошлю за ним.

— Мак, а почему мы сегодня не продвигаемся вперед?

— Это невозможно. Армейским частям пришлось отступить.

— А что так? Напоролись на снайпера?

— На двоих. Побросали все, даже пулеметы, так улепетывали. Теперь придется затыкать дыру одним из наших батальонов.

— Почта!

Невероятно, но это был не сон. Действительно подвезли почту. Дрожащие руки, хрустящие конверты, радостные улыбки, а то и горькая усмешка на потрескавшихся губах...

"Дорогой Элкью!

Мы отдали машину в фонд армии. Жалко, конечно, но какая мелочь, если это поможет тебе поскорее вернуться домой..."

"Дорогой сынок!

Мы тут с мамой подумали и решили купить себе дом в городе. Тридцать лет на ферме — это многовато, так что, когда вернешься, ранчо будет твоим..."

"Дорогой Энди!

Мы знаем, где ты сейчас с твоими друзьями, В наших газетах много пишут о вас. Я дважды ездила к своим на ранчо. Теперь уже не так тяжело бывать там. У нас сейчас жарко, середина лета..."

"Мой дорогой Сэм,

Полковник Дайнер сказал мне, где сейчас находится твой полк. Милый, я тебя очень прошу, не рискуй зря, я же тебя знаю. Уверена, что твои ребята не уронят чести батальона..."

"Здравствуй, сынок,

В Балтиморе готовятся к Рождеству, но без тебя как-то не чувствуется праздника..."

"Дорогой Мэрион,

Я устроилась продавцом в магазин, и мне очень нравится эта работа. Твои замечательно относятся ко мне...

...Я люблю тебя, милый,

Твоя Рэчел".

"Здравствуй, Конни!

Не хотела писать тебе, но мы все очень волнуемся за маму. Ей все хуже и хуже. Доктор говорит, что у нее был бы шанс выжить, если бы она хотела жить.

Я сейчас встречаюсь с парнем, ему двадцать девять, и он тоже солдат, как и ты. Школу пришлось бросить, потому что очень нужны деньги. Дядя Эд едва сводит концы с концами, ведь надо оплачивать больничные счета за маму.