Когда людям нечем заняться, и все цели в жизни достигнуты или их вообще нет, то они от безделья сами придумывают себе приключения. К такому выводу пришел Палион, обшаривая графские сундуки. Молодая парочка аристократов имела все, о чем только можно мечтать, и от скуки занималась всякой ерундой: стремилась к новым ощущениям на поприще супружеского обмана и находила наслаждение в ожесточенных спорах.
      Сундуки в графской кладовой ломились от драгоценностей и злата, а нарядам в гардеробе не было числа. Истомившийся в женском платье колдун получил такой богатый выбор костюмов, что даже впал в замешательство и после десятой примерки махнул на эстетизм рукой, то есть надел первое попавшееся платье, естественно, из тех, что не были украшены россыпью золотых нитей и не были отягощены гроздьями вшитых бриллиантов. Задача Палиона была куда проще: он набил карманы золотом, сколько мог унести, и, вспомнив слова партнера, что у него нет в столице знакомого ювелира, даже не стал смотреть на поражавшую воображение коллекцию антиквариата и украшений.
      Игра в аристократическую чету подошла к логическому завершению, притворщикам осталось лишь уйти, что, собственно, не составляло труда. Слуги никогда не появлялись в господских апартаментах без звона специального колокольчика. К услугам авантюристов было большое окно с видом на тихий дворик и довольно пологий карниз, по которому без труда можно было пробраться к хорошо закрепленному на стене и весьма удобному для спуска водостоку. Единственным препятствием побега были наемники, сопровождавшие карету в дороге. Вопреки логике обычных обывателей, они расположились на отдых не в специально отведенных для них комнатах, а во дворе, под сенью деревьев с еще не до конца опавшей листвою. Холодный ветер и сырость травы не смущали привыкших к походам солдат. Они развели костер и, получив с барской кухни вино и еду, решили зажарить на вертеле годовалого поросенка, видимо, усомнившись в способностях господского повара приготовить подобающие блюда для их принципиально отвергавших деликатесы желудков.
      Палион хорошо понимал служивый люд, подобное порой случалось и с ним. В дороге ждешь не дождешься поскорее добраться до теплой постели, а в конце двух-трехдневного перехода неимоверно трудно уснуть на мягкой перине и вальяжно восседать в удобном кресле за накрытым столом. Непостижимую душу скитальцев тянет к стылому ветру, скромной похлебке и зажаренному на вертеле мясу, одним словом, к примитивному натурализму.
      Было бы желание, а возможность всегда найдется. Наемников тянуло снова в поход, и Палион пошел им навстречу. Наспех обмотав голову какой-то шелковой и очень дорогущей тряпкой, разведчик высунулся из окна и прокричал что есть мочи, стараясь при этом поменьше шепелявить, а иначе слуги не поняли бы его приказа: «Эй, дармоеды, чего расселись?! Живо по коням! Скачите в рощу, госпожа графиня обронила колье. Чтоб через час оно уже на ней было!»
      – С ума сошел?! – осторожно подкравшийся сзади Вебалс быстро отдернул лжеграфа назад и задернул штору. – Они же там настоящего графа с женушкой обнаружат!
      – Ну и что? Обнаружат так обнаружат, не век же благородной чете голышом по кустам прятаться, должно же и им повезти, – пожал плечами Палион, снова вернувшись к окну и приоткрыв штору, наблюдая, как один наемник поспешно тушил костер, другой побежал с недожаренным поросенком на кухню, а двое остальных кинулись к конюшне седлать лошадей. – Нам ведь что нужно было? В город проникнуть да деньжатами с одежонкой разжиться. Или ты и дальше надеялся в дамском тряпье щеголять да огнебарды свои уродливые за веером прятать?
      – Они не уродливые, – морщась с досады, ответил Вебалс, – и в платье я мог еще пару деньков походить…
      – Нет уж, хватит прогулок по лезвию бритвы, – резюмировал Палион. – Вот сейчас наши друзья со двора ускачут, и мы тронемся в путь. Не забудь напоследок карманы золотишком набить, я уже больше взять не могу, выше нормы загружен.
      В подтверждение своих слов Палион подпрыгнул, и по комнате разнесся приятный звон презренного, но крайне необходимого в жизни металла.
      Естественно, Озет не стал упрямиться, малодушно сетуя, что золото в карманах усложнит и без того нелегкий способ покинуть гостеприимный кров. Как только четверка охранников выехала со двора, окно графского кабинета, служившего также и кладовой, открылось, и на карнизе появились две неуклюжие фигуры с оттопыренными боками узких трико и раздувшимися камзолами. Хоть воры, не знавшие о существование мешков, и выглядели, как парочка откушавшихся на ответственных постах чиновников, но двигались они очень ловко. И даже когда Вебалс чуть не сорвался с трубы водостока, то наземь не упало ни одной звонкой монеты.
      Как и предполагал разведчик, пределы графского особняка покинуть было несложно. Охраны у ворот не было: не те нравы в центре столицы, чтобы выставлять сторожей днем. Тяжелые створки ворот скрипнули на прощание и закрылись, выпуская хитрых грабителей на свободу, но вот тут-то как раз и начались настоящие трудности, поскольку добраться до ближайшей гостиницы, чтобы сложить там оттягивающие одежду запасы, оказалось делом весьма и весьма нелегким. Странники избегали слонявшихся без дела и поэтому с интересом глазевших по сторонам прохожих, старались не попадаться на глаза патрулям и, уж конечно, сторонились подворотен и темных переулков, где могло случиться всякое, а вступать в бой с перетягивающим вперед пузом из кошельков не так-то и просто.
      К счастью, все обошлось. Уже через час они сидели в уютной комнате фешенебельной гостиницы со странным названием «Карбюион» и, со звериным аппетитом поглощая двойные порции жаркого, строили планы, как быстрее и незаметнее пробраться во дворец. Пока речь шла о перемещении по городу и о преодолении внешних постов охраны, включая высокую ограду дворца и огромный парк, говорил больше Палион, но когда дело дошло до обсуждения передвижений внутри дворца, слово перешло к колдуну. Вебалс когда-то инкогнито бывал на королевских балах и имел хоть относительное представление о расположении помещений и графике смены постов.
      Четверть часа Озет добросовестно рассказывал о расположении залов, лестниц и комнат, даже нарисовал на листке бумаги несколько вполне сносных схем, но так и не смог ответить на два самых важных вопроса: где находятся посты стражи и как добраться до апартаментов герцога Самвила. Не обладая хотя бы минимумом значимой информации, идти на дело было, конечно же, нельзя. Посещение дворца откладывалось на неопределенный срок, а вместо главной на первое место встала второстепенная задача: нудный и утомительный сбор информации о жизни королевского дворца.
      – С чего начнем? – поинтересовался Вебалс, расстроенный возникшей задержкой, но не показывающий виду.
      – С небольшой прогулки по злачным местам столицы, – ответил Палион, поднимаясь с кресла и одним легким движением руки отправляя результаты творческих потуг напарника в топку камина. – Время сейчас самое что ни на есть подходящее, дневная смена дворцовых гвардейцев снимается с постов и разбредается по кабакам.
      – Дрыхнуть они заваливаются, – возразил Вебалс, но его более сведущий в привычках военных товарищ загадочно заулыбался и отрицательно покачал головой.
 
      Кого только не встретишь в столичных кабаках, именуемых благозвучным словом «ресторации»: цвет лиотонской аристократии, отдыхающей от полной нервного напряжения придворной жизни; богатейших купцов королевства, присматривающих себе в компаньоны влиятельных, но не обладающих деловой хваткой вельмож; иноземных послов и их прислужников, собирающих свежие дворцовые сплетни; высшее духовенство, скромно восседающее в дальнем углу и притворяющееся, что пришли насладиться исключительно изысками отменной кухни; высшие гражданские и средние армейские чины, ищущие могущественных покровителей, – одним словом, кого угодно, но только не офицеров дворцовой стражи.
      Хоть платья из графского гардероба и послужили достойной маскировкой для парочки авантюристов, но путники все равно чувствовали себя не в своей тарелке. Они весьма резко и совершенно неожиданно угодили в иной мир, настолько далекий и непонятный, что возникло ощущение нереальности происходящего. Сам величественный дворец с высокой оградой и все, что находилось возле него в радиусе каких-то несчастных тысячи шагов, представлялось отдельным и абсолютно независимым королевством от того, что называлось привычным словом Лиотон.
      В пятом по счету приюте чревоугодия и злословия Вебалс хотел задержаться дослушать до конца заинтересовавший его разговор между священниками из Елькетского и Гаркельского Соборов. Видимо, тема беседы была чрезвычайно интересна для колдуна, но Палион, не услышавший ничего, кроме набора непонятных и режущих слух терминов, потянул товарища к выходу.
      Вечер вот-вот должен был перейти в ночь, солнце еще светило, но уже скрылось за фасадами домов и высокими башнями соборов, а верой и правдой отслужившие день королю офицеры бродили где-то по городу в поисках развлечений. Еще чуть-чуть, еще немного растратить впустую время, и нужного человечка пришлось бы вытаскивать из шумной толпы пьяных гуляк или из опочивальни скучающей вдовушки. Не стоит и говорить, что и тот, и другой вариант был бы сопряжен с весьма ощутимыми трудностями: дама бы стала визжать, когда двое мерзавцев принялись бы вытаскивать прямо у нее из постели галантного кавалера, а собутыльники не только подняли бы крик, но и пустили бы в ход кулаки. При таких обстоятельствах встреча компаньонов с патрулем стражи была бы не неудачей, а счастливой случайностью, позволившей избежать лютой смерти от необузданных кулаков перебравшего служивого дворянства.
      Вечерние улочки не опустели, но с закрытием лавок и салонов, контингент прохожих претерпел значительные изменения: почти не стало карет и вальяжно прогуливающихся дам в дорогих нарядах. Затихли звуки улиц, и громче стали шумы, доносящиеся из распахнутых настежь окон питейных заведений, притом характер шумов и содержание обрывков фраз полностью соответствовали престижности и антуражу центра веселья. Например, из окон «Чести и доблести», одной из лучших и дорогих рестораций столицы, лилась нежная музыка и мелодичное пение приятного женского голоска, сопровождаемые стуком серебра о фарфор и звоном хрусталя. Посетители, конечно же, не только тешили свой слух и ублажали желудки, однако разговаривали необычайно тихо, чтобы их случайно не услышали даже суетившиеся по залу разносчики блюд. Здесь обсуждались крупные сделки, плелись интриги, вербовались шпионы и делались прочие важные дела, выходящие за рамки понимания простых обывателей. В таверне «Виондоль» заседали чиновники среднего пошиба, приезжие и еще не освоившиеся в столице дворяне, не очень богатые купцы и прочие лица, не добравшиеся в своем деле до заветных вершин. Довольно громкую музыку и задорно голосившую девицу было почти не слышно за гомоном ожесточенных споров и пламенных речей в защиту каких-то философских теорий и общественно значимых позиций. Уважающие себя горожане обходили таверну стороной, как здоровые люди стараются держаться подальше от приюта для душевнобольных.
      Совершенно другое дело корчма «Звон подков», здесь было все просто и ясно. За шумным гомоном отдыхавших офицеров и стуком глиняных кружек о деревянный стол было не различить не только музыки, но и пения, если, конечно, таковое вообще имело место быть. По крайней мере, по мнению подавляющего большинства посетителей, оно было излишним, а смысл существования молоденьких девиц сводился далеко не к тому, чтобы радовать слух.
      – Кажется, мы пришли. Зайдем? – прошептал колдун, опуская чуть не до плеч края широкополой шляпы.
      Таким странным способом не желавший менять внешность колдун пытался спрятать от посторонних взоров не только крысиную косичку, но и не менее приметные бакенбарды.
      – Лучше здесь подождем, – возразил Палион, занявший удобную наблюдательную позицию в тени деревьев сбоку от входа. – Судя по голосам, мы опоздали. Компания завсегдатаев уже собралась и хорошенько согрелась. Стоит только одного из господ офицеров за шкирку схватить да к выходу потянуть, дружки сразу всей кучей набросятся. После пятой-шестой кружки дух коллективизма в армейских рядах необычайно силен…
      – Так что же делать?
      – …а вот после десятой появляются первые потери, – невозмутимо закончил разведчик свою мысль. – Крепкий хмель косит ряды офицерского братства куда эффективнее вражеских стрел и шрапнели!
      – Шрап… чего? – переспросил не знавший диковинного слова Вебалс.
      – Не важно. – Палиону вдруг стало даже как-то стыдно, что он ради красного словца употребил термин, еще неизвестный в этом отсталом мире. – Потерпи, примерно через четверть часа тела начнут выносить. Правила офицерской пирушки почти не отличаются от суровых законов боя: павшие мешают живым!
      И действительно, примерно в срок, указанный Палионом, с поля хмельного ристалища были удалены первые «трупы», точнее тела, едва подающие признаки жизни. Двоих перебравших господ бережно загрузили поперек седел терпеливо дожидавшиеся снаружи денщики; тех же, чьи слуги не были столь расторопны, парочка крепких парней из корчмы сложили прямо на мостовую. В совокупности…надцатый залп винной батареи выбил из строя пятерых гуляк: двоих сразу же увезли на поправку, а остались забавно ворочаться и бормотать всего трое. Судя по громким выкрикам и несвязной болтовне, один из лежавших до сих пор не понял, что он уже покинул поле боя, предпочтя геройское беспамятство позорному дезертирству.
      Стараясь не возбуждать подозрений у столпившихся в сторонке денщиков с лошадьми, терпеливо ожидавших своего звездного часа, Палион на пару шагов приблизился к телам, а потом, отрицательно покачав головой, быстро вернулся в тень.
      – Двое из городского гарнизона, один без формы, но с такой рожей, в королевскую стражу никогда не возьмут, – кратко, но весомо отчитался Палион и снова неподвижно застыл в ожидании новой порции перепивших вояк.
      – А может, мы напрасно ждем, а может, сюда офицеры из дворца и не захаживают, – заволновался Вебалс, на самом деле мучившийся по иному поводу.
      Озет не знал заклинания, способного разговорить мертвецки пьяного офицера. Однако его напарника, прошедшего долгий и тернистый путь от сержанта до майора, это обстоятельство ничуть не смущало.
      Следующие жертвы винной батареи появились на мостовой буквально через несколько минут. Вебалс тихонько присвистнул и задергал Палиона за рукав. На одном из пропойц была сине-желтая форма, а на груди красовался облитый вином и заляпанный жиром герб королевского семейства.
      – Да вижу я, вижу… наш пациент, – осадил разведчик пыл колдуна. – Чего задергался-то? Неужто того мужичонку с лошадкой не видишь?
      От сборища скучавших слуг отделилась коренастая фигура сорокалетнего мужика. Денщик не спеша подбрел к лежбищу спящих господ и, как назло, взвалил на свои широкие плечи именно приглянувшегося парочке офицера.
      – Во, невезуха! – занервничал Озет, но невозмутимый, как каменное изваяние, Лачек закачал головой, зацокал языком и успокаивающе похлопал товарища по плечу.
      – Спокойней, дружище, спокойней. Все как нужно идет, даже намного лучше, чем мы ожидали! – рассуждал вслух Лачек, не отрывая глаз от захватывающей дух картины, как бедный мужик борется с немного недопившим до стадии бревна хозяином. – Представь, что это тебе пришлось бы с офицеришкой воевать. Он ведь, кроме того что кулачишками недуром машет, еще и новый камзол кое-чем нехорошим оросить может… Неужто нашему моднику свой прекрасный костюмчик не жаль?!
      – Жаль, – буркнул в ответ Озет, но как-то неуверенно, интонационно подчеркивая, что в крайнем случае был бы готов смириться с этой потерей.
      – К тому же хоть я тебе и не говорил, чтобы заранее не расстраивать, но свора прислужников здесь не первую ночь табором стоит. Они прекрасно знают, что, точнее кто, чья ноша, и стоит лишь нам приблизиться к…
      – Это как раз не страшно, это как раз не беда, – воспрянул духом переоценивший ситуацию Озет. – Лошадок вспугнуть – дело простое. Мужички их ловить кинутся и на то, кто кого в темный уголок потащит, внимания не обратят.
      Пока компаньоны мило беседовали, обсуждая возможные перспективы захвата в плен неподвижного тела, борьба несчастного денщика с мертвецки пьяным, но буйно реагирующим на любое прикосновение хозяином была завершена победой слуги. Заработав несколько синяков и легкую травму колена, мужик потерял терпение и под дружный хохот наблюдавших за возней товарищей по несчастью по-простецки оглушил брыкавшегося и пытавшегося достать меч из ножен господина ударом по лбу пудового кулака. И так еле стоявший на подкашивающихся ногах офицер потерял сознание и рухнул бы обратно на мостовую, если бы его вовремя не подхватили сильные руки слуги. Перевалив обмякшее тело поперек недовольно фырчавшего жеребца, денщик взял коня под уздцы и, прихрамывая на опухшую ногу, медленно побрел в сторону купеческого квартала.
      – Есть еще одно обстоятельство, почему я рад, что события развиваются именно так, – не сводя глаз с удаляющегося крупа лошади, прошептал Палион.
      – И какое же, если не секрет?
      – Разговорить трезвого слугу намного проще, чем наполнившегося спиртным господина. Затраты времени и сил намного меньше, а знает денщик куда больше. Уж ты мне поверь, не один год прослужил, – изрек разведчик и, подавая знак компаньону следовать за ним, слегка покачивающейся походкой припозднившегося гуляки вышел из-под сени деревьев.
 
      Появление возле излюбленного места офицерского гульбища двоих почти трезвых господ не произвело впечатления ни на скопище служивого люда, ни на прислугу корчмы, вытаскивающую на свежий воздух очередную партию отпивших последнюю кружку. Шум из корчмы «Звон подков», которую стоило бы переименовать в «Грохот стакана», не стихал. Видимо, внутри оставалось еще достаточно стойких бойцов. Чинно и важно прошествовав мимо штабелей «павших» и тихо перешептывающихся о чем-то своем мужиков, компаньоны отошли на расстояние пятидесяти метров, а потом резко прибавили шаг, почти побежали, чтобы не упустить скрывшуюся за углом одного из домов маленькую «похоронную» процессию. Как назло, слуга хоть и хромал, но шел довольно быстро. Мысли о сытном ужине и теплой постели после хлопотного дня помогали ему пережить боль в сильно ушибленном колене. Только через пять минут довольно быстрого передвижения Вебалсу с Палионом удалось сократить дистанцию до двадцати шагов.
      – Погоди, не торопись, – остановил продолжавшего погоню разведчика Вебалс. – Пока не стоит привлекать внимания. Мужик может заартачиться, позовет на помощь, а здесь стража на каждом шагу… это тебе не тихий, добрый Дукабес…
      – Ну и как же поступим? Может, ты залезешь мужику в башку и прикажешь недотепе завернуть вон в ту подворотню?! – съехидничал Палион, прекрасно зная, что колдун так поступить не мог.
      – Нет, не залезу и не прикажу, – невозмутимо ответил Вебалс, наконец-то сняв с взопревшей головы изрядно надоевшую ему шляпу. – Есть идея получше, мы просто проследим до самого дома, а там парочку и возьмем. К тому же допрашивать под крышей куда сподручнее, чем в подворотне.
      – А если…
      – Нет, – перебил Вебалс, уже понявший опасения компаньона, не знавшего некоторых особенностей лиотонского быта, – в доме у нашего подопечного нет других слуг. Ему по рангу не положено, хоть он, определенно, не из бедной семьи. В дворцовую стражу безродных бедняков не берут, но вот за соблюдением иерархических приличий придворные герольды и прочие крючкотворцы блюдут строго. Это столица, здесь, к сожалению, слишком много богатого сброда, поэтому далеко не все вопросы решает толщина кошелька. Младшему офицеру более одного денщика не положено, пусть он и может прокормить хоть целую роту слуг.
      Палион поверил на слово и не стал искать контраргументов: во-первых, потому, что не хотел, а во-вторых, ситуация изменилась столь быстро, что на продолжение дебатов просто не осталось времени. С боковой улочки вывернул довольно бодрый господин преклонных лет и четко поставленной походкой пехотного офицера промаршировал в направлении, противоположном движению парочки. Вебалс мгновенно застыл и нахмурил лоб, видимо, пытаясь вспомнить, где видел лицо прошедшего мимо. Через несколько секунд усиленного вытаскивания из головы отрывистых воспоминаний, губы колдуна расплылись в широкой улыбке.
      – Нам повезло, не просто повезло, а очень-очень крупно повезло, – вдруг заявил Вебалс, больно сжав кисть напарника. – Знаешь, кто это был? Это был Кено, сам лис Кено, лучший агент лиотонского тайного сыска!
      – Этого еще не хватало, – тяжело вздохнул Палион, которого совершенно не обрадовала перспектива иметь дело со своими коллегами, пусть даже и из отсталого мира.
      – Нет, ты не понял, – загадочно улыбаясь, прошептал Вебалс, от необъяснимой радости все сильнее и сильнее сжимая руку разведчика. – Кено живая легенда, он двадцать лет был лучшим сыскарем, но как-то насолил одной важной персоне и вынужден был отойти от дел. Догадайся, кто взял старичка под свое крылышко?
      – Самвил, – с ходу ответил разведчик, поскольку иных влиятельных лиц в столице просто не знал.
      – Именно… именно Самвил, а значит, у нас есть возможность добраться до герцога без лишних хлопот…
      – Не факт, – возразил не разделявший оптимизма товарища разведчик. – Ты давно не был в столице, а здесь время течет по-особому. С тех пор могло многое измениться, и покровитель мог превратиться во врага.
      – Это наш шанс, – настаивал Вебалс, – мы не можем его упустить.
      – Согласен, – после секундного раздумья кивнул головой Палион, – поэтому поступим так. Ты беги за старичком, а я уж сам с пьянчужкой и его верным слугой разберусь.
      – А справишься?
      – Не тяни время! – ответил разведчик и, простив товарищу необоснованное сомнение насчет его способностей, кинулся догонять увозившую бесчувственное тело лошадь вместе с прихрамывающим денщиком.
      Удар кулаком в переносицу всегда работал безотказно: он оглушал и валил с ног всех, начиная от зеленого, но амбициозного новичка, необоснованно считавшего себя героем сразу после учебки, и заканчивая солдатом малкирианской пехоты, огромной гориллой, закованной в броню, но, несмотря на толстую лобовую кость, обладающей завидным интеллектом. Удар в переносицу был самым быстрым и эффективным способом разрешения споров, но вот низкорослый крепыш, чья макушка едва доходила Палиону до подбородка, по странному стечению обстоятельств устоял и более того, лишь слегка покачнувшись назад, резко распрямился и дал напавшему полновесную сдачу.
      Сначала квадратный кулак испытал на прочность под дых разведчика. Не успевший вовремя отскочить или прикрыться, Лачек согнулся пополам, ощутив, как стальная рука денщика разбила броню напрягшихся мышц и отбила все внутренности, включая переставшие вдруг закачивать воздух легкие. Затем его голову положили на наковальню, и жестокий кузнец хлопнул по ней своим огромным молотом. На самом деле это была лишь дверь, та самая дверь, в которую он постучал, которую перед ним беззаботно распахнул денщик и которой странный мужичонка легонько прихлопнул его неразумную головенку. Последний, заключительный в недолгой схватке удар нанесла кованая подошва армейского сапога, буквально ободравшая и свезшая лицо ночному налетчику. Задыхаясь и захлебываясь собственной кровью, довольно сильно текущей из неглубоких, но обширных и чрезвычайно болезненных ран, Палион шлепнулся на мостовую, прямо в огромную лужу, по поверхности которой мгновенно расползлись кровавые разводы.
      Постояв немного и молча понаблюдав за барахтаньем побежденной стороны, денщик сплюнул, пробормотал себе что-то под нос и закрыл дверь, в дополнение к висячему замку и задвижке, заперев ее изнутри еще и на засов.
      – Не может быть, это просто невероятно, – шептали едва зажившие после кулака колдуна и снова разбитые в кровь губы Палиона.
      В реальность произошедшего было трудно поверить! Какой-то слуга, обычный деревенский лапотник устоял, да что устоял… почти не почувствовал хорошо поставленного удара и всего за пару секунд расправился с бывалым майором. Некоторые на месте Лачека стали бы обвинять невезение; другие, жалея себя, сетовать на потерю квалификации и незаметно подкравшуюся к ним старость; но воспаленный и одновременно затуманенный мозг разведчика сконцентрировался на решении более важной в данной момент задачи, чем нахождение причины постигшей его неудачи.
      Позабыв о гулявшей по телу боли и обиде, мокрое чудовище с кровавым месивом вместо лица ловко перемахнуло через двухметровый забор и мягко, почти неслышно приземлилось в дворике небольшого дома. Верный меч без лязга покинул ножны, а левая рука крепко вцепилась в высокий подоконник. Всего один резкий толчок натренированных ног, и Палион, подобно вампиру из виденных им когда-то в детстве фильмов, влетел в окно, поднимая фонтан из осколков стекла и мелкой щепы. Он приземлился точно перед противником и еще до того, как удивленный денщик успел занести смертоносный кулак, дважды полоснул кончиком меча: косо сверху вниз по лицу, а затем по горлу. Мужик издал нечленораздельный звук и, схватившись левой ладонью за перерезанную шею, отшатнулся назад. Однако он не упал, а уже через долю секунды занял оборонительную позицию и с ненавистью в маленьких, едва различимых из-под мохнатых бровей глазках ожидал второго удара острого клинка.
      Палион удивился во второй раз и, интуитивно почувствовав, что не стоит делать выпад, запустил в голову быстро терявшего кровь мужика подвернувшимся под руку табуретом. Денщик каким-то чудом увернулся и, подхватив свободной рукой лежащий на скамье топор, сам пошел в наступление. Несмотря на явно несовместимое с жизнью ранение и отсутствие практики владения боевым топором, удары противника были неимоверно опасными и едва не достигали цели. Виной тому были поразительная скорость движения выносливого крепыша и усиливающееся головокружение Палиона, последствие неуместных физических упражнений сразу после получения серьезной травмы.
      Топор-колун, куда менее мощное и быстрое оружие по сравнению со своим боевым собратом, летал по комнате, опрокидывая случайно попавшуюся под него мебель и разбивая на мелкие осколки предметы домашней утвари с посудой. По маленькой комнатке явно хозяйственного назначения быстро кружились двое мужчин, а вокруг них летали битые чашки, щепа и осколки. Палион не нападал, опасаясь противника, и не блокировал его удары, предпочитая отскакивать и увертываться от взбесившегося топора. И вот настал долгожданный момент, когда весь покрывшийся липкой пленкой собственной крови мужик, наконец, стал терять силы, а затем, сразу после последнего и как все предыдущие неудачного взмаха грозным оружием, рухнул на пол и замер в неестественной позе.
      – Ну надо же! – с трудом произнес еле державшийся на ногах Палион, сквозь пелену запекшейся на ресницах крови наблюдая, как из пор бледной кожи трупа стала быстро прорастать колючая волчья шерсть.
 
      Вебалс оказался прав, способности лесных тварей оставались загадкой, а их поведение было непредсказуемо. Палион не был дураком, но не мог представить, зачем могучему оборотню понадобилось становиться вечно шпыняемым и оскорбляемым денщиком у младшего офицера дворцовой стражи. Возможно, мозг разведчика и проработал бы несколько приемлемых версий, однако в этот момент он был занят другим: настойчиво сигнализировал потерявшему бдительность хозяину, что пора уходить. Шум боя не могли не услышать соседи, свежие раны ныли, а в соседней комнате уже заворочался обессиленный гуляка, требующий в грубой форме у слуги рассола.
      О допросе пьянчужки не могло быть и речи, инстинкт самосохранения взял верх над желанием разведчика получить сведения о графике смены постов внутри дворца. Наспех оттерев кровь с лица подобранным с пола и затоптанным ногами полотенцем, Палион выпрыгнул в окно и начал прокладывать долгий и тернистый путь по задворкам к гостинице. Появиться на улицах с ободранной и опухшей рожей разведчик так и не решился, даже несмотря на то, что уже давно наступила ночь.
      Порой происходят странные, непостижимые разумом вещи, притом никто не может понять «когда». Ни мучившийся с похмелья офицер, ни спешивший покинуть чужой дом разведчик так и не смогли заметить того шутника, кто вывел на высоком заборе эту проклятую надпись, зловещую как по содержанию, так и по форме исполнения.
      «Здесь был Палач, Палач в столице!» – было написано кровью убитого оборотня.
 
      Все когда-нибудь происходит впервые: первое разочарование, первая боль, первый убитый враг. Палион в это злосчастное утро впервые приставил к горлу беззащитной женщины меч, до этого он только наводил на лоб пистолет и далеко не всегда нажимал на курок.
      Уставший и голодный, изуродованный до неузнаваемости и с четко проступившей отметиной сапожища на лице, разведчик все-таки добрался до гостиницы и, к великому удивлению, обнаружил в своем номере не развалившегося, не снимая сапог, на кровати Озета, а радушно улыбающуюся Терену, скромно сидевшую на стуле возле разожженного ею очага. Женщина увидела его и, широко открыв объятия, бросилась к нему в надежде заключить и задушить вернувшегося из боя солдата своими крупными, призывно колышущимися при движении телесами.
      – Не подходи! – окровавленное острие почти касалось кадыка удивленно заморгавшей глазами купчихи. – Зачем пришла?! Смерти моей хочешь, толстомордая злыдня, за дружка пришла мстить?!
      – Какого еще дружка? – продолжая моргать длиннющими ресницами, пролепетала Терена, а затем вдруг, разрыдавшись, опустилась на пол.
      Вид стенающей женщины невыносим. Палион, конечно, знал, что многие представительницы хитрого пола любят использовать именно этот прием, чтобы разжалобить сердца доверчивых мужчин; знал, поэтому, насколько смог, попытался отнестись к нечестной игре спокойно.