Внутри Дарка все клокотало от злости. Он ненавидел Конта и презирал себя за глупость, за пустую трату времени, которое могло быть потрачено на поиск причин и ликвидацию последствий затеянной полесскими вампирами игры. К тому же у моррона было с избытком своих проблем, чтобы впустую растрачивать душевные силы и драгоценное время на выслушивание чьих-то слезливых бредней. Расцвет эльфийской государственности, становление первых человеческих королевств – кому это сейчас интересно? Даже для него, тысячелетнего долгожителя, эти времена казались далекими, сказочными, нереальными…

Злость и обида перемешались в гремучем коктейле чувств, Аламез был готов вскочить с кресла и накинуться на сидевшего перед ним Конта с кулаками. Однако разум уберег моррона от эмоционального импульса, который наверняка стоил бы ему жизни.

– А я-то думал, ты умнее… по крайней мере на это надеялся, ну да ладно. – Конт флегматично пожал плечами, поставил бокал с вином на пол, а затем положил ноги на стол. Мне казалось, ты не торопишься, поэтому и начал рассказ с самого начала, так сказать, с истоков. Однако вижу, тебя гложут сомнения: обладаю ли я действительно ценной информацией или просто ищу благодатную аудиторию для излияния безумных фантазий?

– Не гложут, все и так ясно, – с вызовом произнес Дарк, смотря Конту прямо в глаза. – Твое сумасшествие – притча во языцех, факт аксиоматичный, не оспариваемый!

– Придется тогда поступить по-другому, – невозмутимо продолжил Конт, не обратив внимания на колкое замечание. – Сначала я изложу лишь голые факты, а потом отвечу на твои многочисленные и вполне уместные, с моей точки зрения, «почему».

– Валяй, сгораю от нетерпения, а вот насчет вопросов не уверен, вряд ли они последуют, – ответил Дарк, отводя взгляд от мертвенно-бледного лица собеседника и сконцентрировавшись на изучении мокрых подошв высоких армейских ботинок, вопреки правилам приличия появившихся между горшком с дымящимся мясным рагу и огромной миской с тушеной капустой.

– Эх, молодежь, молодежь, такая прагматичная и ограниченная! Ее не интересуют глобальные проблемы, судьба всего мира – ничто! Мозги начинают шевелиться, только когда дело коснулось непосредственно их, – печально произнес Конт, как всякий отшельник привыкший мыслить вслух. – Ну что ж, коль по порядку рассказать не удалось, перейдем к фактам. Признание первое: «старгородскую бойню» устроил я, по личным, так сказать, мотивам. Реалия нашей собачьей жизни номер два: вампиры обвинили в резне тебя, поскольку о моем пребывании в Полесье им до сих пор неизвестно, а ты был у всех на виду. Легендарный, заслуженный моррон, член Совета Легиона, весьма тривиально боролся со скукой, возясь с балбесами-киношниками. Вот тебе и суровая, объективная истина, никто не захотел долго копошиться в этой неприятной истории, а просто свалили мои делишки на твою невинную, случайно оказавшуюся поблизости голову. Это Полесье, друг мой, здесь делом сыска всерьез никто не утружден. Народец простой, зрить в глубину проблемы не приучен… – Конт весело рассмеялся и игриво щелкнул кончиками пальцев. – Ну вот и ответ на вопрос, ради которого ты притащился в Старгород. Ты знаешь, кто виноват и почему обвинили тебя. Теперь я готов объяснить, что заставило меня немного порезвиться в ночном клубе, я ожидаю твое первое «почему».

– А как насчет встречи с Советом Легиона и понесения заслуженного наказания?!

– Я-то предстану перед светлыми очами собратьев-морронов, да вот они со страху разбегутся. – В бесцветных, холодных глазах моррона впервые за время разговора промелькнула искорка жизни.

Хоть Дарк и пытался держать марку, но на самом деле он прекрасно понимал, какой безумной и абсурдной была бы его попытка применить силу. Опыт прошлого поражения показывал, что Конт был намного сильнее и проворнее его.

Аламез не сомневался: если начнется схватка, то закончится она точно так же, как и их встреча в приморском лесу.

– Я, пожалуй, промолчу. Вижу, ты уже сам понял, как наивны и самонадеянны твои речи. Мальчика занесло, ну что ж, бывает…

Вместо того чтобы еще сильнее разозлиться, Дарк неожиданно для себя успокоился и даже проникся странной, иррациональной симпатией к врагу. Конт упорно добивался встречи с ним, хотел что-то объяснить, а мог бы ведь продолжать отсиживаться в убежище под мостом и, усмехаясь, наблюдать, как стаи разъяренных вампиров гоняют его по Полесью. Настойчивость, с которой изгой продолжал разговор, должна быть вознаграждена вниманием. Рассудок окончательно поборол бушевавшие эмоции, теперь Дарк действительно был готов слушать.

– Сначала предлагаю заключить пакт о взаимном уважении: ты на время забудешь о старых обидах и моем сумасшествии, а я удержусь от нелестных высказываний о Совете Легиона в целом и об его членах в отдельности.

– Договорились, – к изумлению Конта быстро согласился Аламез, – тем более что политика Совета в последние годы мне тоже не нравится, а псих, которого столетиями ловят, но не могут поймать, достоин уважения.

– Ну вот и отлично, – кивнул головой Конт и в знак уважения к собеседнику убрал ноги со стола. – Итак, начнем! У меня есть к тебе весьма выгодное предложение. Я хочу изжить из Полесья вампирскую заразу, но мне не справиться одному, не хватит сил…

– Тебе?! – искренне удивился Дарк.

– Да, мне. Прошу слушать и впредь не перебивать! Тратить время на бессмысленную болтовню – не самое разумное времяпрепровождение. – Конт на секунду замолк и, пытаясь нащупать утерянную нить разговора, нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Задача на самом деле не так уж и проста, как кажется на первый взгляд. Слабенькие кровососы, удаленность общины от основных сил клана, недальновидность руководства, разобщенность…

Но есть одно обстоятельство, которое в корне меняет дело. Если мы будем действовать сообща, то сможем переломить хребет вампирской гадине, а в знак благодарности я предстану перед Советом и верну тебе честное имя. – Видя раздумье на лице Дарка, Конт, немного погодя, добавил: – обещаю, что при этом никого из морронов не убью и постараюсь даже не покалечить. Последнее, как ты понимаешь, будет зависеть не только от меня: всегда найдется дурак, решивший погеройствовать!

– В принципе я не против, но хочу знать, что это за обстоятельство загадочное такое и почему у тебя зуб именно на полесских вампиров.

– Это имеет значение? Что-то может измениться? – подозрительно нахмурился Конт.

– Нет, но я не люблю действовать вслепую, слишком стар, чтобы быть мальчиком на побегушках. К тому же марионеткой чувствовать себя неприятно, теряешь самоуважение.

– А-а-а, ты об этом… – Конт понимающе улыбнулся. – Хорошо, я расскажу, но слушать придется долго, так что запасись терпением, компаньон!

– Потенциальный, – поправил собеседника Дарк, – я ведь еще не дал согласия.

Конт нахмурил лоб и, чтобы помочь мыслям выстроиться в линию логической последовательности, стал жадно поглощать не успевшее окончательно остыть рагу.

«Здоровая реакция здорового организма: перед тем как утруждать себя словоблудием, следует основательно подкрепиться. Если беседа так и дальше пойдет, то мне одна капуста да вода достанутся!» – Хороший аппетит хозяина мгновенно вызвал спазмы пустого желудка гостя.

– История эта началась очень давно, – опустошив добрую половину горшка, не отягченный наличием хороших манер, Конт вытер рот засаленным рукавом свитера и начал вещать, гипнотизируя Дарка блеском рыбьих глаз, – и как каждое событие, у которого уже нет живых очевидцев, обросла мифами, легендами и нелепыми выдумками. Одни рассказчики стараются приукрасить, воплотить прозу жизни в романтическую поэтику, другим не хватает знаний или мозгов, и они строят ложные предположения, но есть и такие, кто специально искажает факты, чтобы представить дела давно минувших лет в выгодном для них свете. У одного и того же происшествия может быть десяток различных трактовок. Время устраивает гипотезам и теориям суровый экзамен: через пятьдесят лет из десятка вариантов остаются лишь три-четыре, а через двести – всего один, тот, который последующими поколениями воспринимается как неоспоримая истина. Скажи, что слышал обо мне, почему меня считают сумасшедшим, почему называют неприкаянным?

Вопрос прозвучал неожиданно и застал Дарка врасплох. Моррон поспешно начал припоминать разрозненные отрывки слышанной им когда-то истории, но так и не успел сложить их в затуманенной голове. У Конта не хватило терпения, он сам ответил на собственный вопрос:

– Можешь не утруждаться, я и сам знаю, чем забивают старожилы клана мозги вновь испеченным легионерам. Коллективный Разум создает моррона и ставит перед ним задачу, от успешного решения которой зависит судьба человечества. Если великая миссия провалилась, что на практике случается крайне редко, то моррон погибает, но иногда судьба дает ему второй шанс. Он воскресает и должен ликвидировать последствия прошлой неудачи. В случае со мной, как гласят отредактированные лет эдак тысячи полторы назад записи в летописи Легиона, которые сейчас, естественно, считаются подлинными, произошел весьма неприятный казус: Коллективный Разум совершил ошибку, не предусмотрел патовой ситуации, и я угодил в безвыходную западню. Моррон, который должен был покончить с зарождающимся вампиризмом, потерпел неудачу, а воскреснув через несколько десятков лет, даже теоретически не смог бы вернуть историю в прежнее русло. Перебить всех вампиров – означало уничтожить часть человечества, разум которого создал его.

Вампиры – не биологический вид, они люди, инфицированные вирусом жажды крови. Если не веришь, то спроси у любого кровососа, помнит ли он времена, когда был смертным, испытывает ли он влечение к особям противоположного пола, гложут ли его порой угрызения совести? Если тебе ответят «нет», значит, просто покривят душой.

Конт величественно поднялся с кресла и подбросил дров в камин. Дарк молча слушал, показавшаяся вначале весьма скучной лекция заинтересовала моррона. Он чувствовал, что может узнать много нового, и начал сомневаться в правдивости прописных истин.

– Сейчас уже не осталось в живых тех, кто помнил бы меня во времена первой попытки. Очевидцы же моего воскрешения утверждают, что я вел себя неадекватно. Раздираемый на части противоречивыми позывами разума и спорящими между собой в моей голове голосами, я медленно сходил с ума. Часто разговаривал сам с собой, был вспыльчив, раздражителен, груб, порой жесток… Действия мои часто противоречили здравому смыслу. Коллективный Разум требовал от меня избавить его от вампирской составляющей, но в то же время энергия мыслей превращенных в вампиров людей ставила на моем пути препоны. Я попал в замкнутый круг и, не найдя выхода, сбежал в горы, где нет людей и голоса не так громко слышны. Потом я вернулся, проклятые голоса иссушили мой рассудок, и я стал бессмертным сумасшедшим, вынужденным целую вечность влачить жалкое существование. Приблизительно так рассказывают обо мне в Легионе?

– Почти, вот только причина твоей неудачи объясняется не человеческой сутью вампиров, а значительной численностью популяции и быстрыми темпами воспроизводства. Видишь ли, в Совете до сих пор спорят, можно ли вампиров распознавать по полам, а уж твое заявление о «зараженных людях» – явная ересь, с точки зрения подавляющего большинства.

– Понятно, а что говорят Мартин и Анри?

– Ничего, – Дарк развел руками, – до того как пропали, они предпочитали целомудренно хранить молчание по данному вопросу.

– Мудро и в то же время весьма опрометчиво.

Конт задумался. По бледному лбу пробежала волна морщин, а неуемные пальцы затеребили края свитера. Внезапно посетившая изгоя мысль всего на минуту оторвала его от повествования.

– Так вот, на самом деле все было совершенно не так. Куда проще и одновременно безысходнее. Я расскажу правду, а воспримешь ли ты мои слова всерьез, решай сам. Кто знает, может быть, когда-нибудь ты, как Мартин и Анри, покинешь ряды Легиона и будешь искать свой собственный путь борьбы.

– Вряд ли, но выслушаю тебя с удовольствием. – Дарк не кривил душой, рассказ Конта не походил на несвязные бредни томящегося от духовного одиночества сумасшедшего.

– Все началось с эльфов, – внезапно заявил Конт так серьезно и напыщенно, как будто огласил вердикт суда.

Упоминание о древнем, давно вымершем народе заставило Дарка слегка передернуться. Его опыт общения с остроухими, худощавыми снобами нельзя было назвать приятным.

– Я не знаю, сколько точно просуществовала их цивилизация, – продолжал говорить Конт, алчно косясь на горшок с остатками рагу. – Тебе почти тысяча лет, но ты застал лишь осколки прошлого великолепия. Мартин в два раза старше, но он видел только упадок и угасание когда-то великой культуры. Я же топчу эту землю более двадцати шести столетий, мне посчастливилось быть свидетелем того исторического момента, когда солнце эльфийского народа достигло зенита и начало медленно клониться к закату. Внутренние распри, межклановый дележ земель, всепоглощающий карьеризм высших чинов, стремящихся любой ценой удержаться на высоком посту, не дать нижестоящим перепрыгнуть через их головы, а соседу по-дружески запустить стадо козлов в огород – вот именно те невидимые черви, которые медленно, но верно сгрызли тело могущественной эльфийской империи. Не правда ли, что-то напоминает? Масштаб не тот, но проблемы похожи!

– На Легион намекаешь?

– И на него в том числе, – презрительно хмыкнул Конт. – Вообще-то эти проблемы присущи любой большой организации, будь то ассоциация свободных торговцев протухшей рыбой, интерконтинентальная корпорация или огромная держава. Мне кажется, вполне уместно привести сравнение с боевой машиной, скажем, с танком. Не видя, кого задавить, бортовой компьютер начинает борьбу со ржавчиной и не замечает, что болты уже давно объявили войну шестеренкам и гайкам.

– Механик из меня никудышный, технику не люблю, да и в философы тоже не гожусь, может, все-таки не будем отвлекаться от темы? – Дарк почувствовал, что Конт еще долго мог проводить образные сравнения и параллели, утомляя его открытием истин, которые он и так знал.

– Эльфийское государство разлагалось абсолютно по тем же причинам, по которым впоследствии распадались и человеческие многонациональные, крупнотерриториальные образования. Разница лишь в том, что отсутствие сильных внешних врагов растянуло этот процесс на тысячелетие. Болезни эльфийского общества были присущи весьма банальные симптомы: слабость центральной власти, благополучие столичной жизни, голод, серость и нищета на удаленных окраинах, все учащающиеся бунты и мятежи в провинциях, плавно перерастающие в войны за независимость, спровоцированные местными удельными князьками, возомнившими себя будущими императорами. Однако основной угрозой, по мнению эльфийских правителей, стало поднимающее голову человечество.

– Понятно, тривиальное до тошноты стремление зажравшихся властелинов найти виновного оптом во всех бедах и направить праведный гнев народных масс в нужное русло. Почетно-переходящее знамя козлов отпущения, кочующее в настоящее время между эфиолами островных территорий и дальверийцами, оказывается, было изготовлено надменными эльфами и торжественно вручено первому человеку.

– В точку, – весело рассмеялся Конт и бойко забарабанил ладонями по многострадальным подлокотникам кресла, – дела обстояли именно так, хотя не могу осуждать остроухих, в каждом мифе есть доля истины. Люди действительно представляли угрозу для эльфийской цивилизации. Как ты, наверное, знаешь, существует множество версий возникновения первого человека. Не будем перечислять религиозные теории, их много, и все они сводятся к одному: человек создан небесными силами из Божественной плоти.

– А вот ошибаешься, шаманы Мангурского полуострова и близлежащих атоллов до сих пор искренне убеждены, что их слепили из глины, песка и ила.

Резкая перемена в настроении Конта не могла не отразиться и на собеседнике. Дарк начал шутить, чему сам искренне поразился.

– Да-да, конечно. Я еще забыл про легенду северян о теле женщины, вырубленном из глыбы льда, и ее волосах, созданных из пены морского прибоя. Но если говорить серьезно, то никто не знает, откуда мы появились, и чем дальше шагает человечество, тем меньше шансов это узнать. Официально признанная верной ныне теория гласит, что человек возник в результате длительных эволюционных преобразований и скрещивания пещерных и древесных обезьян. Эту гипотезу можно было бы считать разумной, однако современная наука имеет весьма смутное представление о прошлом. События, произошедшие ранее, чем пятьсот лет назад, покрыты для ученых пеленой мрака. Ни биологам, ни историкам ничего не известно об орках и эльфах. Даже сами названия этих рас не вышли из обихода исключительно благодаря народному творчеству, сказкам, передаваемым из поколения в поколение. Вспомни, существование легендарного Кодвуса, в котором ты, кстати, весьма отличился, было доказано каких-то пару лет назад!

– Ты и об этом знаешь?

– Я знаю о многом, но дело совсем в другом. – Конт снова был собран и напряжен, наверное, из-за того, что боялся сбиться с заранее намеченного пути повествования. – Мне больше импонируют теории эльфов…

– Теории?! – перебил Дарк. – Почему во множественном числе? Лично я слышал лишь одну: человек – побочный эффект блуда эльфиек и пронырливых гномов.

– Да ты романтик! – Игривая улыбка вновь пробежала по хищному лицу Конта. – Из двух версий выбрал самую привлекательную, хотя, впрочем, и она имеет право на существование.

– А в чем заключалась другая?

– Все то же избитое предположение об эволюции пещерных обезьян, но на этот раз искусственно ускоренной самими эльфами. Не буду распространяться долго, перечислю лишь основные вехи становления человека: примат – дармовая тяговая и вьючная сила; тупой, умственно ограниченный раб, выдергивающий редиску на господских полях; перетаскивающий болванки слуга у кузнеца и т. д. и т. д., по нарастающей…

– Ты хочешь сказать, что всемогущие эльфы испугались потенциала развития, заложенного ими же самими в черепную коробку обезьянообразного слуги?

– Быстро мыслишь и схватываешь на лету, приятно удивлен! Однако это всего лишь теория. В те времена, когда я стал морроном, человечество уже существовало как общность и даже пыталось создать какое-то подобие государств. Эльфы же потеряли большую часть своих знаний, они сами лишь строили предположения, где и в чем допустили ошибку их предки. Одни склонялись к теории с гномьим блудом, другие огульно винили во всех несчастьях вышедший из-под контроля эксперимент. Кстати, с приверженцами именно этого учения ты впоследствии столкнулся в Шермдарме. Они пытались отплатить людям за свое унижение той же монетой и создали шаконьесов. «То, что незаслуженно возвысило человека, его же и уничтожит!» – процитировал Конт высказывание одного из старейшин шермдармской эльфийской общины, слышанное, по-видимому, непосредственно из уст первоисточника. – Какая бы из теорий ни была верной, а факт остается фактом: эльфы видели в людях потенциал к дальнейшему развитию и внезапно почувствовали себя лишь жалким, промежуточным звеном в цепи эволюции разумных существ.

– Позволь усомниться, ты слишком утрируешь. Во-первых, с чисто физиологической точки зрения эльфы ничуть не уступали людям. Они выглядели немного по-другому, но по сути…

– К вопросам физиологии вернемся потом, что «во-вторых» или ты это так, для красного словца сказанул?

– Да нет… – Дарк попытался собраться с мыслями, он интуитивно чувствовал, что оппонент ошибается, но доказать это элементарно не хватало знаний. – Я, конечно, не такой знаток эльфийской культуры, как ты или Мартин, и собственными глазами видел лишь разрозненные остатки когда-то великого народа, но натуру эльфов я знаю, прочувствовал на себе. Если бы они вовремя увидели реальную угрозу, то уничтожили бы человечество на корню, забыли бы о внутренних разногласиях и занялись повальной резней.

– В том-то и дело, что вовремя! Ты застал уже не тех эльфов, – печально улыбнулся Конт и по-отечески покровительственно посмотрел на несмышленого подростка, сидевшего перед ним. Именно так он и воспринимал Дарка, разница в возрасте и накопленном жизненном опыте давала о себе знать. – У эльфов – твоих современников – ненависть ко всему человеческому была сформирована на генетическом уровне. Целью их жизни была борьба и восстановление безвозвратно утраченного, они были готовы неустанно жечь и убивать. Горнила многочисленных кровопролитных войн сделали свое дело. В те же времена, о которых пытаюсь рассказать я, такого чувства еще не возникло. Единства во взглядах не было, да и радикально настроенные группировки понимали абсурдность идеи уничтожения всего человечества. Колесо истории можно направить и влево, и вправо, но заставить его катиться назад нельзя! Кто-то же должен был продолжать дергать редиску и таскать тяжелые кирпичи? Низы эльфийского общества были избалованы и делать этого уже не хотели. К тому же слишком много людей попало в рабство к гномам, а бородачи симпатизировали своим новым помощникам и издавна питали отвращение к «эльфийским завихрениям». Они бы не согласились устроить «кровавую баню» разумным существам, пусть даже не таким высокоразвитым, как они.

– Понял. – Дарк мельком взглянул на часы и с ужасом отметил, что встреча длилась уже два с половиной часа. – Тебя интересно слушать, но время идет, а мы еще не добрались до сути вопроса.

– Отнюдь, мы только что достигли кульминационного момента. Многие наши с тобой неприятности произошли как раз из-за того, что проказники эльфы решили перехитрить природу, но обманули в конечном итоге лишь себя. Несмотря на множество общих черт, между нашими видами есть одно существенное различие.

– А я-то, дурак, думал, их целых четыре: уши, рост, худоба и дурной характер. – Дарк пошутил, но, не увидев на лице Конта улыбки, замолчал.

– Нет, это жизненный цикл, у нас он значительно короче. Эльфы жили долго: триста-четыреста лет, в то время как человеческий организм рассчитан природой всего на семьдесят-сто лет, и это при благоприятных внешних условиях. Войны, голод, тяжкий труд, стрессы и прочие негативные факторы значительно укорачивают среднюю продолжительность жизни. Сейчас она относительно высока: пятьдесят пять-шестьдесят пять лет, а в те времена сорокалетний мужчина считался уже стариком.

– Подожди, так чего же испугались эльфы? В чем заключается преимущество нашего вида, если мы даже сейчас менее жизнеспособны, чем они? – Рассуждения Конта не укладывались в голове Дарка, в то же время Аламез чувствовал, что изгой знал, о чем говорил. Вывод напрашивался сам собой: он еще многого не понимал в этом мире.

– С точки зрения отдельно взятого живого существа, ты абсолютно прав: лучше быть эльфом и жить четыреста лет, чем всего сорок. Но, как это ни парадоксально прозвучит, вид в целом от этого только проигрывает. Продолжительный жизненный цикл не преимущество, а весьма существенный недостаток, если рассматривать вопрос объективно, без привязки лично к себе. Говоря современным языком, человечество имело три конкурентных преимущества: высокие темпы воспроизводства, низкая стоимость жизни одного индивидуума и частая обновляемость стандартов.

– Стой-стой, куда-то тебя не в ту степь понесло, проще объясняться можешь?

Из груди Конта вырвался тяжкий вздох. К сожалению, его новому компаньону не хватало опыта, материал нужно было разжевывать, вместо того чтобы обозначать основные позиции емкими социо-философскими терминами.

– Пойдем по порядку! Более высокие темпы воспроизводства гарантировали людям быструю восполняемость популяции во времена войн и умопомрачительные темпы роста, когда обстановка относительно спокойна. Природа усилила значимость для человека инстинкта размножения, у эльфов же он был намного слабее, чем инстинкт самосохранения. Разве в твоей практике не бывало случаев, когда человек рисковал жизнью только ради того, чтобы вступить в интимные отношения?

– Да на каждом шагу! – рассмеялся Дарк, вспомнив, сколько раз сам ползал по отвесным карнизам, пытаясь залезть в окна опочивален красоток, и безрассудно дрался из-за женщин на дуэлях.

– Ну вот, а для любого эльфа такой повод для риска был бы неприемлем, хотя это не значит, что он трус, просто по-другому устроен. Ты бы ведь тоже не стал осознанно рисковать жизнью, скажем, из-за места в очереди или лишней пары ботинок? Подчеркиваю, лишней, а не единственной.

– Понятно, женщина – повод для драки никчемный, а какие причины для них были значимыми?

– Собственные жизнь и благополучие, знания, самосовершенствование, улучшение мира, познание истины. Заметь, те же самые ценности присущи и современным ученым, их склад ума очень близок к эльфийскому, именно поэтому над ними часто смеются обыватели. Отсюда вытекает и второе конкурентное преимущество человека…

– Торопимся жить, чтобы успеть как можно больше? – выдвинул предположение Дарк, но ответом ему была лишь снисходительная улыбка.

– Ты чересчур субъективен, опять пытаешься рассмотреть вопрос с точки зрения отдельного индивидуума, а не общности в целом. На самом же деле реальность такова, что жизнь человека никогда много не стоила. Высокие темпы воспроизводства и по сей день дают обилие дешевого расходного материала. Ради достижения своих интересов сильные мира сего испокон веков жертвовали десятками, сотнями тысяч людей. Обычные люди тоже не отличаются гуманностью, ценят жизнь близких и собственные удобства, а все остальное – хлам! Эльф никогда не отважился бы пуститься на спасение одного ребенка, чисто теоретически предполагая, что в результате его действий может погибнуть несколько десятков, пусть даже виновных и заслуживающих смерти, взрослых особей. Мы же всегда делим мир на белое и черное. Стоит убедить человека, что он дерется за правое дело, и он начнет без зазрения совести уничтожать всех вокруг!

– Что-то ты пацифистом стал, не узнаю!

– Нет, – резко отвел обвинение Конт, – просто констатирую факты, а факты – вещь объективная, им чужды мораль и самокопание. Я сам многих убил, да и ты не одну тысячу людей на тот свет отправил. Однако это не значит, что мы кровожадные монстры, просто смотрим на убийство гораздо прагматичней. На решение вопроса: «Убивать или не убивать себе подобного?» – у эльфа ушло бы несколько часов, а среднестатистическому человеку вполне хватило бы минуты.

– Как ни горько признаться, но ты во многом прав, – прошептал Дарк, стараясь изо всех сил удержаться от подсчета убиенных за тысячу лет лично им.

– Ну, а насчет быстрой смены общественных взглядов, стереотипов и стандартов и так понятно. Что сегодня плохо, завтра вдруг становится хорошо, точки зрения большинства людей мгновенно меняются в зависимости от того, кто пришел к власти: заплесневелые консерваторы или радикально настроенные реформаторы всех мастей. Пятьдесят лет назад целомудрие юных дев считалось добродетелью, сегодня же – признаком ханжеского воспитания или серьезного психического отклонения; воровство было пороком, сейчас же прохиндеев и мошенников пытаются возвести в ранг святых. Список изменений огромен, перечисление можно продолжать до бесконечности, и заметь, – Конт величественно поднял вверх указательный палец, – резкое изменение поведенческих норм произошло за какие-то несчастных полвека. У эльфов же подобный процесс занял бы лет эдак пятьсот, если не больше!

– Считай, убедил, но какое отношение к нашим с тобой насущным проблемам имеют давно вымершие эльфы? Ты что, время тянешь… зачем?

– Ничего я не тяну, – Конт небрежно отмахнулся и снова потянулся за горшком с мясом, – просто пытаюсь доходчиво объяснить одному балбесу истинные причины бардака, который вокруг нас творится, а он торопится и с мысли сбивает!

Новая порция изрядно остывшего, но все равно вкусного мяса придала старейшему из морронов сил. Еще раз испачкав рукав свитера в соусе, Конт отодвинул в сторону опустевшее блюдо.

– Можешь сколько угодно считать меня сумасшедшим, но я продолжу рассказ об эльфах.

– Псих не псих, а зануда отменный уж точно, – недовольно пробурчал себе под нос усталый Дарк и приготовился дальше слушать вялотекущее повествование.

– Во времена правления клана Анжиро-Велькота жил такой ученый, Тариэль Валькьеро. Не он первым заметил нависшую над эльфийским народом угрозу, но решительный шаг отважился сделать именно он. Замысел мага, или ученого, если хочешь, хотя по большому счету это одно и то же, был на удивление миролюбив и, как все гениальное, прост. «Если нельзя ограничить развитие человечества, значит, нужно ускорить свое», – подумал ученый муж и принялся за работу. Чудодейственный препарат должен был помочь эльфам решить махом несколько проблем: удлинить жизнь почти до бесконечности – прогресс прогрессом, а с долголетием остроухие прощаться не хотели; повысить половое влечение, а заодно и сделать представителей вида умнее, быстрее, сильнее…

– Позволь, догадаюсь: чудо-микстура была получена, но что-то потом пошло не так!

– Да все так пошло, только ученые – народ суматошный, а вельможи – взбалмошный; ни те, ни другие вовремя остановиться не могут. К зелью начали добавлять все новые и новые компоненты, часто только ради того, чтобы улучшить вкусовые ощущения. Лекарство в деликатес превратить захотели, ну и не выдержали хлипкие эльфийские тельца!

– Мор пошел? – высказал предположение Дарк.

– Не-а, хуже… появились первые вампиры!

Заявление Конта возымело эффект разорвавшейся бомбы. Не спросив разрешения у хозяина, нижняя челюсть Дарка отвисла, а веки быстро заморгали, пытаясь перещеголять по периодичности колебаний вибрацию крыльев бабочки.

– Принявшие злополучное зелье, а таких уже было достаточно много: сам Тариэль, его соратники-ученые и даже некоторые вельможи-пациенты, боявшиеся не дождаться конечного результата и умереть естественной смертью, чувствовали себя первый месяц весьма хорошо. – Конт продолжал говорить, не обращая внимания на растерянное выражение лица все еще не отошедшего от шока Аламеза. – Но потом, однажды ночью, им захотелось крови…

– Ты… ты сумасшедший! – с трудом выдавил из себя Дарк.

– Конечно, а разве это для тебя новость? – подал плечами Конт. – Как ты понимаешь, шайке кровососов во главе с Тариэлем пришлось срочно покинуть столицу. Устроенная ими в первую же ночь пирушка сильно напугала городскую общественность. Возможно, цивилизованное решение проблемы и нашлось бы, но вид растерзанных в клочья тел и пребывавших в продолжительном столбняке выживших жертв вампирского нападения отбил охоту даже у самых здравомыслящих ученых мужей искать лекарство от новой болезни и возиться с агрессивно настроенными пациентами. «Выжечь заразу огнем и мечом!» – гласил указ тогдашнего императора Ментуса Велькота. Даже за сокрытие информации о перемещениях стаи полагалась смерть, впрочем, сочувствующих вампирам не нашлось. Благодаря вновь приобретенным качествам вампирам удалось уйти от посланных в погоню за ними войск и скрыться в дремучих лесах необжитой в ту пору западной части Континента.