Юноша всматривался в лица сидящих. Мать, как обычно, была приветлива. Не изменилось и спокойное выражение лица Малого Медведя. Но Синей Птице показалось, что на его губах играла чуть приметная презрительная улыбка. Но разве узнаешь, что на душе у Маленького Медведя!
Торговцы рыгали и чесали свои головы. Но тут очи заметили Синюю Птицу и начали оживленно разговаривать между собой. Мальчик улавливал лишь отрывки фраз. Ему стало неприятно, и он незаметно ушел к лошадям, вокруг которых собрались все любопытные мальчишки, с видом знатоков обменивающиеся замечаниями.
Солнце уже клонилось к лесу, когда один из торговцев вышел к лошадям. Он заметил Синюю Птицу и подозвал к себе. Мальчик робко приблизился, за ним команда его сверстников.
- Ты не индеец! Откуда ты?
- Из Рейстоуна.
- Хочешь уехать с нами от этих краснокожих собак?
- Нет! - решительно ответил юноша и, повернувшись, пошел прочь. Ему вдогонку были брошены слова:
- Все равно тебя в один прекрасный день вернет полковник Букэ.
Всю ночь Синяя Птица проворочался в постели. Услышанное ругательство мучило его. Он представлял себе обоих наглецов, сожравших угощение и не поблагодаривших за гостеприимство. Откуда у них эта наглость? И что значат слова о полковнике Букэ? Этого имени он не знал. Он слышал только немного о генерале Брэддоке и еще о капитане Христи, защищавшем в прошлом году форт Преск Иль. Кто этот Букэ, который должен его забрать? Но полковник может сколько угодно искать! В непроходимых болотах Совиного ручья и густых зарослях орешника Синюю Птицу не найдет ни один человек. Укромные уголки знает только он да, может быть, совы.
На другой день англичане отправились дальше, но Синей Птице казалось, что они оставили за собой грязное облако, которое, как угроза, нависло над ним.
Стояло знойное лето. Темные грозовые тучи, вылив потоки дождя, сразу же исчезли и уступили место чистому темно-синему глубокому небу.
Синяя Птица не решался расспрашивать родителей о полковнике Букэ. Но однажды вопрос все же сорвался с его губ.
Это было во время уборки маиса. Жницы, образовав длинный ряд, постепенно наступали на склоненные стебли. Початки обрывали и бросали через плечо в подвешенные за спину большие корзины, а юноши относили их на межу, где возвышались золотые горы маиса.
Синяя Птица взял корзину матери: он постоянно следил, чтобы она не перегружала себя работой. Когда появлялись. свободные минуты, он срывал с маисовых стеблей бобы, а Малия с девушками выносила с поля тыквы. Легкий синеватый дымок стелился над полями: мальчики поджаривали свежие початки.
Мать выпрямилась и внимательно посмотрела на сына. На лбу мальчика поблескивали капли пота. Она чувствовала, что удрученное состояние Синей Птицы объяснялось не только жарой.
- Моему сыну приснился плохой сон?
Синяя Птица посмотрел на мать. Лучистое Полуденное Солнце все примечала! Он схватил ее руку, точно ребенок, ищущий защиты, и, не раздумывая больше, спросил о том, что его мучило.
- Моя мать слышала что-нибудь о полковнике Букэ?
- Нет, мой сын, мне это имя незнакомо. Кто это?
- Торговцы сказали недавно, что полковник Букэ заберет меня отсюда. Я подумал, что, наверное, это один из Красных мундиров. Они ведь перешли горы и заняли форт на Огайо. Неужели они придут к нам и я должен буду уйти отсюда?
Мать увидела обращенные к ней, полные сомнения, вопрошающие глаза Синей Птицы.
- Ты наш сын и через обряд усыновления плоть от нашей плоти. Тебя никто не отнимет. Посмотри сюда, - и она протянула свою смуглую руку к высокому холму с удивительно пологой вершиной, расположенному позади кладбища. - Из-за этого холма в незапамятные времена пришли наши предки, и с тех пор жители Длинных Домов живут здесь на Бобровой реке и совсем по-другому, чем ленапы. Ленапы много раз меняли места своих поселений: от земли Черепах к земле Красных Елей, от Красных Елей к Змеиной Земле и дальше к берегам Великих озер. Но и оттуда их изгнали белые. Мы, ирокезы, жили только здесь и нигде в другом месте жить не можем. - Ее мягкий голос при этом стал глуше, точно она собиралась сообщить большую тайну. - Мы умрем, если покинем эти леса вокруг Больших Холмов. Отныне и ты принадлежишь к людям Больших Холмов. И тебя никто не сможет вырвать отсюда.
Юноша посмотрел в темные глаза матери, обращенные к нему с такой теплотой. У него на душе стало спокойнее. Он не осознал всего, что сказала мать, но почувствовал, как между ним и этим неизвестным полковником Букэ встала спасительная стена гор и лесов.
Успокоенный, он снова побежал с полной корзиной к меже. Кругом раздавались смех и радостные крики. Вот рассмеялась одна из девушек, подняв над головой початок, выросший кривобоким. Вокруг понеслись крики: "Маисовый вор! Маисовый вор!"
Синяя Птица вытер пот. Про "Маисового вора" ему рассказывала сестра: изогнутые початки означали, что какой-то старик обворовывал поле. Все запели.
- "Маисовый вор, Маисовый вор - таскает он ночью початки!" Но вот кто-то один запел вторую строфу. И Синяя Птица сразу узнал голос матери. Как чайка, понеслась песнь над волнами еще неубранного поля.
Он дергает листья,
Он выдал себя.
Ползет по земле
Как червяк он, как гад.
И сумку он тащит,
Тяжелую сумку.
Початков добыл он
Немало, и рад!
И хор голосов подхватил припев, и Синяя Птица пел со всеми: "Маисовый вор, Маисовый вор - таскает он ночью початки!"
И вновь пел звонкий голос:
Молчат барабаны,
Не слышно трещоток,
Но страшны вдруг стали
Волшебника чары.
Смотри, ведь примолк он,
Оставил початки,
От страха дрожит весь,
Презренный, - ждет кары!
И в третий раз хор пропел припев, и в третий раз, как звенящий аккорд, прозвучал голос матери:
Что медлишь так долго,
Что смотришь вокруг ты?
Лишь небо и звезды
Кругом тебя. Мрак.
Беги же быстрее,
Презренный, негодный...
... Олень так не бегал,
Охотника чуя,
Спасаясь от своры
Презлющих собак.
Медленно угасал день. Жницы поспешили к реке и, сбросив платье, вошли в воду смыть пыль и пот.
Синяя Птица колебался. Он видел веселую сутолоку в реке, слышал восторженный визг малышей, до него долетали брызги. Пальцами ног он ковырял песок. Но вот до его ушей донесся веселый звонкий голос. Мальчик увидел волну черных волос и зовущую его смуглую руку. Это была Малия. Не раздумывая больше, он сбросил накидку и кинулся в воду. Нет, он принадлежит им, он здесь дома, он не чужой!
Когда была окончена уборка урожая и пришла дождливая осень, в дом еще раз заглянуло лето и развесило в нем свои богатые золотые гобелены. Под крышей, на стенах, на каждой перекладине висели кисти маисовых головок-початков, по двадцать или по тридцать золотистых плотных гроздей, опушенных листьями. Гирлянды золотистых связок совсем закрыли темные стены и закопченный потолок. Дом наполнился запахом соломы и свежего хлеба.
Но еще прекраснее, чем маисовые гобелены, были вечера-муравейники. До полуночи сидели все вместе на дворе и лущили маис. На средний палец надевали железный прямой коготь на кожаном кольце - лущильник. Воткнув лущильник в верхний край початка, с силой проводили вдоль золотисто-желтых борозд, и зерно градом сыпалось в стоящую на коленях корзину.
Посередине круга прилежно работающих людей полыхал яркий костер. Он освещал сидящих, расцвечивая дрожащими отблесками нижние ветки бука. Из леса с ночным холодком доносился крепкий осенний запах хвои.
- Кто хорошо работает, получит что-то особенное, - пообещала мать, и в ответ раздалось довольное гудение.
Все знали, что Лучистое Полуденное Солнце отлично умела готовить пищу, а в доме над очагом уже висел большой котел.
Смех, болтовня и пение заражали даже старых людей. И хотя старики не очень-то помогали, но и им доставалась миска с медвежьей запеканкой. Сначала старики сидели серьезно и гордо, как вожди на Большом Собрании Совета, но потом поддавались общему веселью и начинали рассказывать все, что приходило на ум: приключения, случаи на охоте и даже сказки.
Кое-кто брал с собой трещотку или барабан и уже откашливался, приготовляясь петь. И когда от долгого сидения затекали ноги, все вскакивали и танцевали вокруг костра нехитрый танец. Руки упирались в бедра, и танцующие шли медленным плавным шагом по кругу, в такт ударам барабанов и трещоток выставляли правую ногу и притопывали пяткой, потом левую, снова правую, снова левую.
А если возникала песнь, то это запевала мать. Без матери вообще ничего не получалось: только она могла упросить вождя Маленького Медведя рассказать что-нибудь интересное.
- Еще никто не слышал историю про двух братьев медвежат? - весело говорила она и сама смеялась своей шутке.
Эту историю все охотно слушали каждую осень, потому что Маленький Медведь был действительно отличным рассказчиком.
- Однажды пошли два брата в лес на охоту. Разошлись в разные стороны. Приближалась гроза. Оба поспешили к домику, где варили сахар, - к соковарне. Домик стоял на опушке кленовой рощи, и в нем можно было укрыться. Бегом бросились они к домику, но с разных сторон. Старший оказался первым и удобно устроился в темной хижине. Но вскоре он услышал снаружи чьи-то тяжелые неуклюжие шаги и увидел, как что-то темное, непонятное пролезло через дверь. "Наверное, медведь", - подумал он с ужасом и от страха забрался в угол. Младший услышал в ломике сопение и возню и увидел какое-то странное чудовище, забравшееся в угол. "Наверное медведь", - пронеслось у него в голове; колени задрожали, и от страха он бросился в противоположный угол. Теперь старший услышал сопение и возню и чуть не умер от ужаса. "О, это настоящий медведь, и, наверное, гризли", - пугал он самого себя. Воображение разыгрывалось, и он считал себя уже на том свете. Младший брат между тем ожидал нападения ужасного чудовища, но так как оно продолжало сидеть в своем углу, он подумал: "А может быть, я ошибся? - и хотел уже спросить: "Ты кто, человек или медведь?" - Но от страха перехватило дыхание и раздалось только какое-то хрипение и рычание.
Старший услышал рычание, испугался, и его легины стали мокрыми. У него не попадал зуб на зуб. И хотя снаружи лились потоки дождя, он полез к двери, рассчитывая спастись бегством. А младший подумал, что чудовище приближается, чтобы его съесть, и у него легины тоже стали мокрыми. Но когда старший брат добрался до двери, сверкнула молния, и младший брат увидел старшего. "Э, да это ты!" - закричал он. Старший не поверил своим ушам. "Что? Так ты не медведь?" - воскликнул он. Оба обрадовались, что не съели друг друга, но вот легины пришлось сушить целых три дня. А звать их стали с тех пор: "Два брата медведя".
Вождь закончил свой рассказ под общий хохот. У мужчин даже трубки чуть не вывалились изо рта; не могли удержаться от хохота и женщины, а Синяя Птица смеялся до тех пор, пока не свалилась с колен корзинка и не рассыпались во все стороны зерна. Это вызвало новый взрыв смеха. И смех, поднявшись от стен дома, понесся над буком и пропал в темноте, сливаясь с криками улетающих на юг гусей.
Радость этих вечеров-муравейников можно было сравнить только с радостями охоты, которую затевал отец каждый раз, когда индейское лето начинало прясть пряжу осени.
Последние годы на охоту брали и юношей, сначала Дикого Козленка, а потом и Синюю Птицу. Этой осенью они должны были пойти вместе. Вождь хотел отправиться на юго-запад до Бизоньего угла и заодно навестить на Луговом берегу родственников - Хмурый День и Круглое Облако.
Когда о предстоящей охоте прослышал Косой Лис, то он пристал к вождю с просьбой взять его с собой, чтобы еще раз посетить родные места. Малый Медведь согласился и не пожалел об этом, потому что Косой Лис был удобным спутником в далеких походах, - он вел вьючных лошадей, заботился о костре и прилежно помогал очищать шкурки.
Глава 22.
Синяя Птица радовался неторопливому движению к местам охоты, он радовался каждому дню с его неповторимыми прелестями. Это было такое же путешествие, как семь лет назад с Малией и отцом.
Тонкие нити паутинок носились в прозрачном воздухе; стая диких голубей порой закрывала небо, и в вечерние разговоры врывались, подобные горну, крики вапити.
Маленький Медведь вместо длинного, но удобного обходного пути вдоль побережья Эри, предложил путь по прямой тропе, по которой ходили торговцы и которая вела в верховья реки Оленьи Глаза. Там лежал поселок Тускаравас. Оттуда, не особенно спеша, можно было за два дня дойти до Лугового берега.
Местность вокруг Тускараваса была окружена лесом. Река Оленьи Глаза текла здесь среди больших топких, болотистых лугов, местами заросших тростником, в котором ондатры строили свои круглые домики.
- Странно! Какая здесь тишина! - удивился Синяя Птица.
Обычно уже издалека был слышен шум поселка индейцев: лай собак, бой барабанов, постукивание маисовых ступок, удары топора, крики детей. Однако в Тускаравасе царила тишина. Не видно было ни единой струйки дыма. Поселок точно вымер.
Синяя Птица вопрошающе посмотрел на отца. Он заметил, что Малый Медведь, Дикий Козленок и Косой Лис давно уже напряженно всматриваются в то, что он увидел только сейчас. Они щурили глаза, а Косой Лис даже пошевеливал ушами, чтобы уловить хотя бы самый слабый звук.
Синяя Птица хотел заговорить, но Малый Медведь знаком показал, что лучше помолчать. Оставив юношей у лошадей в лесу, вождь стал пробираться через кустарник к притихшему поселку. Юноши видели, как он исчез между хижинами, потом появился снова, быстро поднял руку над головой, что означало: "Поспешите за мной!" Лошади пошли рысью, а юноши бежали рядом.
- Жилища покинуты. Я не знаю почему. Люди бежали сломя голову. Они все побросали. Нам нельзя здесь оставаться. Быстрее через поселок к опушке леса! Там мы разобьем лагерь и сможем наблюдать за всем, что здесь произойдет.
Синяя Птица вздохнул свободно только тогда, когда они снова оказались в лесу. От покинутого поселка веяло чем-то зловещим, говорящим о нависшей угрозе и опасности. Под прикрытием деревьев отец завел лошадей в заросли кустарника и надел на них короткие путы, чтобы кони не могли далеко уйти.
- Можно ли развести огонь?
- Нет, сегодня мы поедим холодного. У нас еще есть жареное мясо. Нужно спрятаться в кустах так, чтобы из поселка никто не мог нас заметить.
И уже через несколько секунд опушка леса снова казалась вымершей. Даже самый острый глаз не мог бы найти среди трав и кустарников темные, притаившиеся лица. Они совсем исчезли в причудливой игре теней и листвы. С трудом удалось вождю заставить возбужденных юношей поесть.
- Довольно одного наблюдателя. Мы заметим, если что-нибудь произойдет.
Но ничего не происходило. Длинные ряды домов темнели, как будто усыпленные стрекотней кузнечиков. Постепенно улеглось возбуждение Синей Птицы; он слишком устал и улегся на траву. Некоторое время юноша еще следил за каким-то жучком, одетым в золотой панцирь и, казалось, бесцельно ползающим по стебелькам, но различал он его все хуже и хуже. Веки юноши отяжелели и наконец закрылись совсем. В его ушах еще звенела нежная музыка чудесных дней поздней осени: жужжание шмелей, комаров и мошкары.
Но вот звуки стали постепенно нарастать. Синяя Птица в полусне услышал их. Он тотчас проснулся. Эта была пока неясная дробь барабанов, какую он не мог забыть со времени своего побега. Не очень громко, но довольно отчетливо откуда-то издалека доносилась эта ритмичная барабанная дробь, глухая, прерывистая. Удары барабана не усиливались и не ослабевали, как в тот раз, но сотрясали воздух равномерным "Ррум-тум-тум, ррум-тут-тум, рум-тум-тум, тум-тум-тум-тум!"
Синяя Птица заметил едва уловимое покачивание веток. Отец и его спутники выползли на опушку. Значит, это уже не во сне, если и другие тоже слышат барабаны. Звуки доносились с противоположной опушки леса, синевшего вдалеке за сжатыми полями и болотистыми лугами. Казалось, что они постепенно приближаются. Над долиной поднялось легкое облако, но прошло немало времени, прежде чем наблюдатели стали различать среди поднятой пыли поблескивание оружия,
Из облака пыли показался отряд пограничников. Через убранные поля он быстро приближался к поселку. Пограничники тут же разбежались по домам. Синяя Птица невольно задрожал. Эти бобровые шапки, эти длинные гамаши он уже видел в ужасный день нападения у Соленого ручья.
За авангардом из пограничников шли длинные ряды регулярного войска. Ярко-красные мундиры горели на солнце. Несколько офицеров с пестрыми повязками ехали на конях. Появились новые отряды пограничников, чередующиеся с гуртами овец, волов и свиней, и повозок, запряженных быками. И так без конца, отряд за отрядом. Как только мундиры вошли в поселок, барабанная дробь резко оборвалась. Передние остановились, и колонна быстро сомкнулась.
Синяя Птица оцепенел. Эта картина напомнила ему о днях, проведенных на форту Дюкен. Он увидел, как устанавливали в козлы ружья, как разжигали костры, как расставляли наблюдателей. Подобно набегающим волнам, доносился до него шум разбиваемого бивуака.
Но вот небольшие отряды разведчиков разошлись по всем направлениям. Два отряда направились по склону прямо к их засаде. Видимо, разведчики были высланы на розыски подозрительных следов в лесу. Вождь подал знак, и юноши соскользнули в кустарник, встали, торопливо навьючили лошадей и направились в чащу зеленого леса, ведя за собой животных.
- Мы могли бы испробовать наше оружие! - прошептал Дикий Козленок.
Маленький Медведь покачал головой.
- Мы подняли бы на ноги весь лагерь. А их там не менее полутора тысяч, и не для танцев и песен они проделали такой далекий поход!
- Откуда они?
- Я думаю, что из укрепления на Огайо. Там теперь сидят Красные мундиры. Люди здесь, в Тускаравасе, видимо, давно уже заметили их приближение. Белые поднимают такой шум, точно несущееся галопом стадо бизонов.
-Но чего же хотят эти Красные мундиры?
- Это возмездие за восстание Понтиака. И его почувствуют ленапы и особенно шауни.
После небольшого перехода они оказались на берегу узкого ручья.
- Вы пойдете с лошадьми вверх по течению ручья, и как можно быстрее. Я останусь здесь. С наступлением темноты я догоню вас. - Презрительная улыбка скользнула по лицу Малого Медведя. - Их приход возможен и в наш поселок; я постараюсь сократить нашим "гостям" их далекий путь.
Неясное чувство робости испытывали юноши, продвигаясь через узкий проход в зарослях мелколесья, где протекал ручей. Холодная, пронизывающая сырость словно просачивалась из земли и влажного мха. Она покрывала поросшие зеленью камни на берегу ручья и превращала в труху огромные поваленные стволы. И только высоко на вершине темной стены деревьев лежал отблеск заходящего солнца.
- Однако нужно остановиться! - тихо сказал Косой Лис.
Двое других быстро согласились с ним. Лошади начали фыркать и тут же принялись щипать траву и листья. По узкой долине ручья издалека едва слышно донесся звук выстрела, за ним еще один. Юноши возбужденно заговорили. Синяя Птица хотел тут же бежать назад, встречать отца, но Дикий Козленок и Косой Лис уговаривали его подождать. Они говорили все громче и громче, а Косой Лис даже начал кричать.
Но вдруг он замолчал, точно кто-то ударил его по губам. Из кустов показался индеец; правой рукой он подал знак мира. По узлу волос на голове и по тому, что на нем не было ирокезской кожаной шапочки, они установили, что это ленап.
Какое счастье, что с ними был Косой Лис, потому что Синяя Птица и Дикий Козленок говорили очень плохо на языке ленапов, в доме Черепах говорили только по-ирокезски.
Неожиданно около них появился Малый Медведь. Все были так взволнованы, что не сразу заметили его приход.
Отец повел длинный разговор с незнакомцем.
Потом он сказал юношам:
- Этот ленап - разведчик людей Тускараваса, Он проводит нас в их лагерь, и оттуда мы завтра утром направимся домой. На Бизоний угол мы в этом году не пойдем.
Маленький отряд отправился в путь. Вполголоса переговаривался вождь с чужим воином. Неожиданно одно из слов заставило насторожиться Синюю Птицу. Оно прозвучало еще и еще раз.
Юноша взволнованно обернулся к отцу.
- Что говорит воин? Как зовут вождя Красных мундиров?
- Букэ.
- А не Брэддок?
- Нет, Букэ, полковник Букэ.
Глава 23.
Со скоростью урагана разнеслось по стране имя полководца врагов. Еще раньше, чем Малый Медведь вернулся с мальчиками на Бобровый ручей, из южных поселков прибыли посланники со страшным известием о походе англичан к берегам озера Эри. О сопротивлении нечего было и думать, потому что у врага было в два раза больше солдат, чем смогли бы собрать племена индейцев из всех районов Дальнего Запада.
Не могло помочь и бегство в леса. По стране разнеслась весть о том, что полковник Букэ построил укрепленный лагерь на реке Оленьи Глаза и угрожает сжечь все поселки, уничтожить запасы маиса и вырубить сливовые рощи, если вожди племен не явятся к нему. Женщин охватил ужас. Ведь если Красные мундиры действительно сожгут дома и запасы продовольствия, индейцы погибнут от голода. Зима была на пороге, и одной охотой не прокормиться. В гнетущем страхе все ждали новостей.
Новые известия вскоре принес Хмурый День.
Тяжелое, подавленное состояние Синей Птицы еще больше усилилось, когда он увидел озабоченное лицо Хмурого Дня. Мальчик предчувствовал несчастье. Никогда он не ждал с таким нетерпением окончания всех положенных церемоний приветствия. Родители, тетки, весь поселок жаждали услышать сообщения гостя, но никто даже не осмелился показать этого.
Прежде всего была набита трубка и предложена гостю. Отец, как обычно, не позабыл положить в табак кусочек копченого бобрового сала. Потом мать принесла полную миску того, что варилось в котле. Хмурый День принялся за еду медленно и спокойно; на это ему требовалось время, ведь у него во рту было всего несколько зубов. Дядя брал все новые и новые куски. Видимо, во время поспешного перехода он проголодался. И пока он тщательно пережевывал пищу, жители дома Черепах спокойно сидели на циновках, делая вид, что в мире ничего нового не произошло.
Наконец-то, наконец-то дядя вытер нож о свои легины, так же, как тетка Круглое Облако вытирала руки о подвернувшуюся собаку. И вот он заговорил. Синяя Птица ловил каждое его слово.
- Да, тетя чувствует себя хорошо, сестры тетки тоже, кроме самой старшей, которая на днях вывихнула себе ногу. До сих пор ни одно лекарство не помогает, точно ведьма плюнула на все лекарственные травы. Ну здесь-то, в поселке Плодородная Земля, найдется какое-нибудь сильное средство.
Слабое "Хо-хо!" подтвердило его надежду. Конечно, здесь найдется лекарство для больной ноги старшей сестры тетки.
Синяя Птица просто выходил из себя от нетерпения. Ведь не из-за лекарства же Хмурый День пришел сюда! Но тут дядя поднялся и стал показывать, как больная повредила себе ногу.
- Это был несчастный случай. На дороге к лесу землеройка вырыла яму-норку, и, когда сестра тетки пошла за дровами, она попала в нее... Загодаквус должен был бы забрать к себе всех землероек и всех сестер тетки вместе с ними!
Ну, если и дальше Хмурый День будет так подробно все описывать, то сегодня ничего нового не узнаешь. Наконец обо всем, что касается родственников, было рассказано, и дядя также медленно повел свою речь о новых событиях.
- Вы, наверно, уже знаете, что поднялось черное облако и потянулось с Восхода через нашу страну. Красные мундиры, на расстоянии однодневного перехода южнее Лугового берега, поставили крепость и там зажгли огонь Большого Совета. Когда прибыли вожди ленапов и шауни, полковник Букэ приказал подойти всем своим воинам. Их было так много, что штыки на ружьях стояли плотно, как камыши на берегу. Вожди не хотели погасить огонь Большого Совета и приняли условия белых. Томагавк Войны должен быть погребен глубоко под корнями Дерева Мира, и тогда Красные мундиры уйдут по тому же пути, по которому пришли, но для этого мы должны... вернуть всех пленных, даже усыновленных.
Синяя Птица насторожился. Вот что означала угроза, которая преследовала его со времени посещения поселка проезжими торговцами: "Полковник Букэ все равно тебя заберет!" - Торговцы, должно быть, знали уже на исходе лета о подготовке англичан к этому военному походу.
Взгляд юноши был устремлен на отца. Как утопающий хватается за соломинку, так он ухватился за слова вождя, который спокойно разъяснил, что эта договоренность их не касается.
- Сыновья Длинных Домов не поднимали меч войны против Красных мундиров, и они могут не слушать таких речей.
- Все это верно, - ответил Хмурый День, - но полковник Букэ настойчиво требует выдать всех бывших белых и даже всех тех, кто находится под крышей Длинных Домов.
Еще долго продолжался разговор. Наконец мужчины сошлись на одном: дядя должен взять юношу с собой на Луговой берег, пока Малый Медведь все сам не разузнает во вражеском лагере.
На следующее утро, точно в полузабытьи, бросился юноша на грудь матери. Он пробовал удержать слезы, но это ему плохо удавалось. Малия громко плакала. Мать, напротив, казалась совершенно спокойной и помогала сыну надеть новую зимнюю одежду. Тихим голосом она уговаривала его:
- Ты вернешься, я это знаю! Ты принадлежишь нашему Большому Холму, и мы будем тебя ждать. Безвольно дал увлечь себя юноша в спешку первых дней пути, скупую на слова. И вот он снова у широкого зеркала реки Оленьи Глаза. Вот старый дом Черепах и сливовый сад. И там стояла тетка Круглое Облако, немножко грязнее, чем раньше, но по-прежнему добрая, старая тетка. Она скрывала свое волнение в бесконечном приготовлении пищи. И половину того, что она готовила, не мог съесть Синяя Птица. Мысленно он следовал за отцом, вверх по течению реки, в лагерь англичан.
Но вместо отца прибыл гонец с сообщением.
- Красные мундиры задержали отца и не отпустят, пока не будет доставлен белый юноша.
Так погасла последняя искра надежды.
Хмурый День сам повел каноэ с Синей Птицей в крепость англичан.
Уже издалека можно было узнать это место. На лугах у реки пасся скот, палатки покрывали холмы, костры посылали струйки дыма в неподвижный воздух, а наверху у опушки леса возвышался высокий палисад, новый и, видимо, построенный наспех, однако высокий и достаточно прочный, чтобы противостоять любому нападению. Шум лагеря разносился по долине несмолкаемым гулом. Громкие крики, скрип колес повозок, щелканье кнутов и удары топоров сливались в общий гомон, иногда перекрываемый одинокими гулкими выстрелами.
Прибывших сразу же окружили солдаты. Светловолосый юноша с голубыми глазами был тотчас же уведен, а дядя Хмурый День, грубо вышвырнутый за палисад, печально стоял на берегу.
Когда Синяя Птица поднял глаза, он увидел себя в открытой палатке перед офицером, в расшитой золотом треуголке. Офицер сидел на грубо сколоченном кресле; его мундир был расстегнут и полы свисали по обе стороны кресла. Он дружески посмотрел на юношу и задал несколько вопросов.
Синяя Птица не ответил. Он знал без объяснений, что перед ним полковник Букэ. Итак, это был человек, оторвавший его от Дома Черепах, от родителей, от Малии, от Дикого Козленка и от Бобровой реки.
Казалось, что к такому упрямству офицер уже привык. Он приказал отвести юношу в палисад к другим белым, доставленным сюда, и тотчас же отпустил Маленького Медведя.
Пока юношу вели через лагерь, к нему подбегали мужчины и пристально всматривались. Юноша чувствовал, что его разглядывают, как дикого зверя в западне, и враждебно смотрел на любопытных. Он презирал эти заросшие бородами белые лица, с низкими лбами под бобровыми шапками; он презирал их еще с самого Соленого ручья, а теперь просто ненавидел. Эти белые своими широкими спинами стали непроходимой стеной между ним и Бобровой рекой и заслоняли от него дом Черепах.
Синяя Птица не догадывался, что пограничники искали своих детей, уведенных индейцами, и поэтому рассматривали каждого приведенного пленника. Многие уже нашли своих сестер, братьев, дочерей и сыновей. Юноша видел лишь, что он был в чуждой ему толпе поработителей и даже его отец был бессилен против них.
В палисаде разыгрывались самые противоречивые сцены. Взрослые радовались встрече с "освобожденными", а освобожденные дети плакали и кричали, призывая своих приемных родителей.
Большинство освобожденных, как и Синяя Птица, много лет прожили в поселках у виандотов в районе залива Диких Птиц, у шауни на Скиото, у ирокезов и ленапов на реке Оленьи Глаза. Они забыли свою прежнюю родину. Воспоминания об их первом родном доме стали неясной тенью. Любовь новых родственников превратила приемных детей в индейцев, и мир белых стал им чужд.
Теперь они томились здесь, вырванные из привольной и ставшей им родной среды. Часовым доставляло немало труда удержать их от побега. Они толпились у выхода из палисада, стремясь убежать, как только приоткрывались тяжелые бревенчатые ворота.
И родители-индейцы пробовали проникнуть к своим приемным детям. Постоянно появлялись они у палисада, пытаясь передать дичь или какую-нибудь еду "своим" белым сыновьям или дочерям, и если стража загораживала вход, то возникали то и дело жестокие стычки.
Синей Птице удалось один-единственный раз увидеть через узкую щель палисада своего отца. Малый Медведь искал сына в другом месте и не слышал, как тот окликал его.
Многие краснокожие родители хотели проводить колонну "освобожденных" до Огайо. Полковник Букэ дал согласие, тем более, что индейцы обещали охотиться и снабжать мясом своих детей в дороге. Этим разрешением воспользовался и Малый Медведь, чтобы отодвинуть как можно дальше час разлуки.
Лес уже оделся в яркий желто-красный наряд осени, когда небольшой отряд отправился в путь... Регулярные войска шли впереди, за ними следовала пенсильванская пограничная милиция с их длинными, тяжелыми ружьями, и здесь же "освобожденные" пленники. Маленьких детей везли на двух запряженных волами телегах, а те, кто был постарше, должны были идти пешком.