— Он пришел, твой Герой!
      Эта фраза заставила Руни вздрогнуть. Желанной радости не было, слишком ужасным был для нее этот солнечный день. Разбирая сочные ягоды, Руни старалась прийти в себя от пережитого в полдень. Единственным чувством, оставшимся в сердце, был страх. Ей казалось, что сестра с первого взгляда поймет: она больше не та шаловливая Руни, с которой она распрощалась утром. Чудовищный запах сгоревшего дромма, пропитав складки одежды, не исчезал.
      — Я не хотела! Я не хотела этого делать, но сделала! — сдавленным воплем звучало в груди. Та картина из мелких кусочков блестящих камней на обломке старой стены обещала великое чудо, а обернулась кошмаром.
 
      Когда-то, лет в десять, случайно наткнувшись на эти развалины, Руни пришла в восторг. Ей ни разу не приходилось видеть подобного: среди леса, меж зарослей, к небу вздымались колонны из белоснежного камня. Обломки разрушенной крыши, упав на поляну, давно поросли травой, пробивавшейся так же меж гладких полированных плит, окружавших старинный Храм. Множество женских фигурок и крупные рыси из серо-серебристого, незнакомого материала восхитили лесяночку. Глядя на эти скульптуры, Руни боялась пошевелиться.
      — Вдруг это сон или какой-то мираж? Сдвинешься с места, а он и исчезнет? — думала девочка.
      Наконец, осмелев, она все же решилась потрогать ближнюю статую. Та была теплой, как будто живой.
      Вскоре Руни, забыв осторожность, уже пробиралась между обломков. Ни разу ей не было так интересно! Облазить развалины, все осмотреть, все потрогать и даже тихонько лизнуть языком эти гладкие камни! Она упивалась неведомым, сердце переполнил восторг. Ей казалось: все здесь для нее и, взобравшись на сломанный цоколь колонны, она закричала:
      — Я снова вернулась!
      И гулкое эхо развалин подхватило: “Вернулась! Вернулась!” — как будто приветствуя девочку. Руни казалось, что она вечно жила здесь, ни разу ей не было так хорошо. От камней исходило тепло, они, словно ласкали ребенка. Порывы легкого ветра, вплетаясь в волнистые волосы, будто играли с ней. Чувство единства с таинственным Храмом переполняло сердечко девочки.
      Неожиданно Руни замерла. Перед нею на обломке высокой стены была нарисована женщина. Краски поблекли, сияли только глаза из осколков блестящих синих камней с голубыми искрами. А еще камень у нее на груди, вставленный в обломок черного дерева.
      — Как третий глаз! — изумленно подумала Руни.
      Дойдя до картины, она осторожно потрогала “глаз”. Он был сделан из ярко-голубых и темно-синих стекляшек, которые Руни сначала спутала с камешками. Над головою женщины ярко сияла непонятная надпись из тех же осколков. Мерона, умея читать и писать, обучила девочек грамоте, но блестящие буквы были для Руни совсем незнакомыми. Быстро взобравшись на крупный обломок мрамора, девочка тут же потрогала их.
      От картины веяло странной прохладой и Силой, заставлявшей петь душу, дарившей благоговейную радость. И, глядя в лицо незнакомки с картины, Руни сказала:
      — Я очень люблю тебя!
      Быстрый луч солнца скользнул по картине, и Руни вдруг показалось, что взгляд этой женщины ожил, а губы чуть улыбнулись ей.
      Спрыгнув на землю, Руни хотела идти дальше, к соседней фреске, вернее, мозаике, сложенной их блестящих камешков. На ней была девушка с синим ”глазом” — камнем в руках. Приподняв его перед глазами и пристально глядя через него, она не сводила взгляд со столба золотистого цвета. (Среди развалин Руни уже повстречала такой.) Стрелки из красных камешков четко вели линию синего взгляда к столбику, окруженному голубым цветком с лепестками-спиралями и блестящей оранжевой сердцевиной.
      — Как это красиво! — подумала Руни. — Я тоже хотела бы делать такие «цветы»!
      Этот рисунок-мозаика тоже покрыт был множеством надписей на неведомом ей языке. Руни очень хотелось их прочитать, но ей оставалось лишь трогать разноцветные стрелки, которые шли от букв к девушке.
      Руни казалось, что она ощущает под пальцами странный трепет. Картина как будто дрожала, пульсируя и наполняясь жизнью. Прижавшись щекой к пестрым камешкам, Руни вдруг поняла, что не сможет теперь просто жить, не бывая в загадочном Храме.
      — Я ваша! Я тоже одна из вас! — прошептала она синеглазкам с мозаики и картины.
 
      Руни сумела разыскать и другие картины в развалинах. Девочка собиралась уже уходить, когда вдруг заметила в щели между плит почерневший обломок дерева с блеклым безжизненным камнем. По форме он точно соответствовал украшению с “глазом”, как Руни звала синий камень с картин. Нагнувшись, она подняла его и, повинуясь внезапному чувству, положила в карман.
      Вернувшись домой, Руни не стала ничего говорить ни Мероне, ни Свельд. Она просто повесила камень на шею. Неделю он был мертвым, потом вдруг начал теплеть и синеть. Через месяц он стал “третьим глазом”, таким же, как на картинах в лесном Храме.
      Мерона недовольно косилась на эту игрушку, но ничего не сказала, а вот Свельд вдруг попросила ее:
      — Убери, от него веет холодом!
      Она не захотела коснуться синего камня, чтобы проверить, что он согревает.
      — Люди не носят такого! — сказала она сестре.
      Руни напрасно пыталась ее убедить. Свельд была непреклонна, и ей пришлось убрать камень под платье, поскольку расстаться с ним Руни уже не могла. Как-то она попыталась сводить Свельд в лесной Храм, однако сестренке там не понравилось. Руни смирилась, но ей было грустно, что Свельд не приняла его.
 
      Вскоре Руни заметила: происходит что-то странное. Они и раньше со Свельд понимали друг друга с полуслова, теперь же она могла передать свои мысли на расстоянии, не разжимая губ. А, коснувшись ладоней сестры, Руни видела все, что до этого видела Свельд. Она принимала не только конкретные образы, но и мысли, и чувства сестры, а так же посторонних людей, оказавшихся рядом со Свельд. Ее лишь удивляло, что у двойняшки не было этого дара, Свельд не умела послать свою мысль или почувствовать душу другого так же, как Руни. По временам она очень сильно воспринимала отношение к ней, но не различала нюансов.
      Думая, что Свельд читает его замыслы, Вальгерд ошибся. Она лишь ощущала, что он ненавидит ее. Мысль о казни столичных колдунов была принята ей как всплеск сильной злобы.
      Руни гордилась внезапно открывшимся даром, считая, что это подарок старого Храма, и не хотела терять его.
      Годы шли, но ее странная связь с этим местом ничуть не слабела, а лишь становилась сильнее. Скрывая от Свельд и Мероны эти визиты в развалины, Руни старалась бывать там хотя бы раз в месяц. Идти было далеко, а работы по дому хватало всем. Ей казалось, что она черпает новые силы, касаясь старинных картин и ступая по той земле.
 
      После пророчества деревенской гадалки и разговора со Свельд Руни приснился удивительный сон.
      …Ей казалось, что она шла по широкому снежному полю. Зеленые Луны сияли удивительным светом, и легкие тени скользили по мягким сугробам, а ветер взметал серебристые снежные вихри, летавшие в воздухе. Но эти легкие смерчи не были злыми Духами Чащи, они были очень веселыми и живыми.
      Их было три: два больших и один совсем крошечный. Неожиданно Руни вдруг поняла, что они просто играют между собой. С каждой минутой сквозь вихри все ярче проступали фигуры двух взрослых рысей и маленького рысенка. Катаясь по снегу, синеглазые крупные звери вздымали завесу из белой искрящейся пыли, а малыш вился меж ними, кружился забавным клубочком, стараясь поймать свой коротенький хвостик.
      Руни безумно хотелось коснуться детеныша, взять его в руки, рассмотреть, приласкать, но он почему-то ускользал от нее. Наконец, утомившись ловить его, девочка села прямо в снег, и звереныш вдруг подкатился к ней, заскочил на колени и… Сразу пропал!
      В ту же минуту исчезли и Луны, и взрослые рыси, а в небе вспыхнуло солнце и появилось много людей, которые шли через поле. Живой поток человеческих тел поднял Руни и увлек за собой.
      — Куда мы идем? И зачем? — вопрошала девочка, уже зная ответ.
      Эти люди шли к НЕМУ, к молодому Вождю. И, теряясь в толпе, Руни вдруг испугалась, что он не заметит, он просто не узнает ее. Неожиданно все расступились, и появился ОН. В свете яркого солнца Руни не видела ни лица, ни одежды, лишь темный контур фигуры, но сердце забилось как птица в силке, наполняясь сладкой надеждой и страхом, что он пройдет мимо. Не в силах шелохнуться, она не сводила с него синих глаз.
 
      — Я искал тебя, Руни! Искал и нашел! Неужели ты думала, что я смогу пройти мимо и не узнать тебя? Нас ведь лишь двое во всем мире!
 
      Руни увидела, что он прав: все остальные исчезли.
 
      — Иди ко мне!
 
      Голос был незнакомым и в то же время удивительно близким, родным, словно в нем воплотился шелест ветра в кронах деревьев, тихие звуки ночного леса, журчанье ручья. Руни смело шагнула вперед, и нежданно вкруг них возникли колонны лесного белого Храма.
      Синеглазые девушки с фресок и серебристые статуи рысей вдруг ожили и ступили на плиты, сплетясь в фантастический хоровод. Их безумный, отчаянный танец опьянял, кружил голову, заставляя позабыть обо всем. И, склонившись на грудь к незнакомцу, к Герою, она поняла, что давно ожидала его. Когда он ее обнял, она посмотрела ему в глаза… Взгляд погрузился в знакомую синюю бездну, полную ярких сияющих искр!
 
      Пробудившись от странного сна, Руни долго пыталась прийти в себя. Она знала, что это только мечты, что навеял ей белый Храм. У мужчин не бывает таких глаз! Она не решилась рассказать о сне Свельд, чтобы лишний раз не смущать ее странным полетом фантазии, хоть и понимала, что уже не забудет его.
 
      После смерти Мероны Руни стало не до пророчества. Свельд вела дом, на нее же легли заботы о пропитании: сбор орехов, ягод, грибов. Заготовка хвороста и сена для коз досталась ей же. Прекрасно зная лес, Руни охотно делала это, оставив Свельд уборку, приготовление пищи, стирку, шитье. Если раньше Мерона старалась исполнять всю мужскую работу по дому, насколько хватало сил и умения, то теперь этим занялась Руни. Вскоре мечты о Герое и даже память о Храме слегка потускнела под грузом повседневных забот.
      Первый год без приемной матери прошел быстро, он не внес изменений в их жизнь. А потом с Руни что-то случилось. Ей стало казаться, что она слышит неведомый зов. Пробуждаясь ночами, она не могла заснуть. Перед глазами вновь и вновь возникала мозаика Храма с золотистым столбом. Непонятная дрожь сотрясала все тело, хотелось смеяться и плакать, срываться, куда-то бежать. Кровь быстрее бежала по жилам, взывая к ее подсознанию: “Сделай!”, а камень из храма тяжко пульсировал, словно прося: “Помоги!”
      Руни охотно бы подчинилась безумному зову, ей очень хотелось снять непривычный стресс, вырастив редкий “цветок” с голубыми спиралями-лепестками. Она верила, что способна на это, и только присутствие Свельд не давало так поступить. Кареглазка как будто бы знала, что Руни мечтает вернуться в белый Храм, и старалась любой ценой удержать ее.
      — Я боюсь оставаться одна — повторяла она сестре.
      Понимая, что это только предлог, Руни все же не спорила с ней. Она знала, что Свельд искренне любит ее и стремится помочь. Если она не способна понять и почувствовать тягу к храму Рысей, то это не ее вина. Свельд мечтает о жизни среди людей, она верит, что там их обеих ждет счастье и любовь. Свельд боялась не одиночества, а неведомой Силы, которая, как ей казалось, погубит сестру. И, понимая ее потаенные чувства, Руни старалась сдержать себя.
      — Может, Свельд и права? В старых песнях “голубой цветок” несет смерть, разрушение! Почему же он так привлекает меня? — задавала она вопрос, но ответа не знала.
      На смену нервному стрессу пришла головная боль. Поначалу Руни решила, что ее вызывает усталость. Во время долгих прогулок в ушах начинался шум, заставлявший терять направление. Позже виски начинало ломить и нежданный удар изнутри опалял вдруг мозг резкой болью. Впервые почувствовав это, Руни едва не лишилась сознания. К счастью, приступ быстро прошел. Она верила: он не вернется, но вскоре все повторилось. Со временем боль лишь усилилась.
      Временами на ум приходило, что вышивка матери сможет помочь. Ведь Мерона, отдавая ей старую ткань, говорила:
      — Когда ты не сможешь понять, как жить дальше, попробуй прибегнуть к ней!
      Свельд не знала о даре, сама же она очень скоро запомнила все, что Ронн вышила тонкой иглой:
 
      “Возьми теплую ткань или шкуру, напиток из ягод и рог. Размышляй о себе и о том, что волнует, лишая покоя. Почувствовав Силу, зови: “О, приди, Рысь-хранитель, приди ко мне крадучись, чтобы я знала твою мощь, твою несравненнуюмудрость”.Потом налей в чашу и в рог принесенный напиток. Подняв рог к Небу, скажи: “Славься, фетч мой могучий! Ты — щит! Ты — даритель Закона, мой истинный друг!” Осуши половину рога глотком, а остатки вылей на землю перед собой, к Северу от расстеленной ткани и положи рог справа. Сядь прямо на ткань и зови: “Появись же, фетч-Рысь !”И когда Рысь придет, вопрошай. А прощаясь, скажи: “Фетч, лети назад !”и пролей наземь сок из наполненной чаши. Потом не забудь, попрощавшись, одарить Рысь в течение дня.”
 
      Руни уже собиралась призвать этот фетч-Рысь, узнать, как жить дальше с мучительной болью, однако она понимала: обряд должен длиться не час и не два, у нее же нет времени. Застань сестра Руни во время заклятий, столкновения не миновать.
      — Почему ты не хочешь жить так, как другие? Болит голова? Давай сходим к какой-нибудь местной ведунье, — сейчас же сказала бы Свельд. — А обряд… Разве люди к нему прибегают? Зачем ты упорно стремишься во всем отличаться от них?
      Руни вовсе не жаждала ссоры с сестрой.
      — Может, выдастся день, когда я, отложив все дела, вновь пойду в белый Храм? Я исполню обряд среди статуй и пестрых мозаик… Они мне помогут! — мечтала лесянка, убеждая себя подождать.
 
      Так продолжалось до рокового дня, когда Руни, бродя по лесу в поисках ягод, вдруг ощутила знакомый гул. Очень скоро заломило виски. Опустив корзину на землю, девушка крепко сжала их, постаравшись сдержать натиск боли и вдруг, покачнувшись, упала в траву. Ей показалось, что внутри что-то взорвалось, полыхнув страшной молнией невыносимой боли, парализуя сознание. Не было даже слез. Не пытаясь подняться с травы, Руни лишь прижималась лбом к нагретой земле, втайне надеясь, что это поможет. Она не пыталась поднять голову, так как перед глазами плыло. Ей казалось, что если она попытается встать, то снова рухнет. Нежданно в ушах вновь зазвучал жуткий гул.
      — Сделай это, или не выживешь! Ты должна! Тебе нужно освободиться! — раздался в глубине сердца неведомый голос, давая надежду на избавление. Подсознательно Руни уже понимала, что они связаны, боль и “цветок”.
      Сопротивляться мучительной боли не было сил, и внезапно Руни решилась. До храма ей было сейчас не добраться, однако кругом было много деревьев, по форме похожих на золотистый столб.
      — Какая мне разница: столб или дромм? Лишь бы только больше не мучиться! — промелькнуло в воспаленном мозгу.
      Присмотрев старый дромм посредине поляны, она из последних сил попыталась подняться на ноги, сняла с груди синий камень и, встав, как на картине, взглянула через него.
 
      Поначалу ничего не случилось, лишь руки стали дрожать мелкой дрожью, а в горле возник жаркий ком. Потом камень стал светлеть. Становясь все прозрачнее, ярче, он завибрировал сам по себе и нежданно в мозгу что-то вспыхнуло белой молнией. К небу взметнулся голубой столб, распадаясь на лепестки. Взмыл оранжевый шар. Уронив руки, Руни смотрела, не отводя глаз, хотя дым разъедал их, а запах гари казался невыносимым. Серые хлопья мертвого пепла сыпались с неба, как будто шел снег.
      Гул утих. Руни ясно слышала тишину. Замолчали пичужки, которые наполняли летний воздух пронзительным щебетом, смолкли кузнечики. Даже зеленые стрекотуньи-стрекозы куда-то исчезли, и боль сменил страх перед сделанным:
      — Как я могла?!
      Для лесянки, выросшей здесь, дромм был живым существом. Подчиняясь приказу неведомой Силы, она позабыла об этом. Теперь же, когда боль ушла, Руни перепугалась. Конечно, и раньше, готовя запасы дров, ей приходилось губить живые деревья, прося у Леса прощение.
      — Разреши мне забрать их, ведь нам нужно жить! — обращалась она к нему, выбирая полусухие деревья с поврежденной корой.
      Но сожженный дромм был в расцвете сил, его гибель была бессмысленной. Выбирая “объект” она думала лишь об одном: как избегнуть приступа боли. Красивое, сильное дерево просто попалось под руку. Руни не волновало, что она сделает с ним.
      — Если я не сдержалась сейчас, то как совладаю с моей Силой в будущем? — повторяла она, холодея от страха. — А если во время припадка на месте дерева будет живой человек?!
      Ей казалось, что теперь каждый зверь в лесу знает о сделанном ею.
      — Не понимаю, почему они, не боясь, раньше шли ко мне? Подойдут ли теперь или в ужасе разбегутся? Как я посмотрю в глаза Свельд? Она знала, предчувствовала, что эта Сила опасна! — твердила она про себя.
      Руни было бы легче, сумей она просто заплакать, но ее глаза после приступа боли все еще оставались сухими, слез не было. Страх перед тем, что таилось в ней, расколол душу Руни на две половины, уже неспособных смириться друг с другом. Память о тех мирных днях, когда Сила дремала в душе, обжигала страшной тоской об утраченном чувстве покоя и радости жизни. Новая Руни, испепелившая дромм, подчиненная Силе, до смерти пугала ее саму.
      Пробираясь сквозь чащу, Руни молила Лес об одном: о забвении. Ей безумно хотелось позабыть о случившемся, будто ничего не было. Оказавшись у дома и обнаружив, что Свельд до сих пор не вернулась, она попыталась немного совладать с собой. Это не сразу у нее получилось.
      В конце концов, взяв корзину с лесными ягодами и достав медный таз, Руни решила заняться вареньем. Обычно это делала Свельд, но сегодня ей захотелось подменить сестру. Занимаясь не слишком привычным ей делом, Руни старалась внушить себе, что способна вернуться к прежней жизни.
      Монотонный труд не успокаивал. Головная боль прошла, но облегчения не было. Память упорно воскрешала все пережитое, заставляя задаваться вопросом, что будет дальше, сумеет ли она управлять собой или придется ей выжечь весь лес, который она так любила.
      Нежданно из глаз покатились слезы. Стекая по щекам, они капали на руки, в ягоды, в таз. Вскоре Руни рыдала, уткнувшись лицом в траву. Постепенно поток слез иссяк, и ее охватило равнодушие. Зная, что не сумеет ничего изменить, Руни словно смирилась с этой тяжестью.
      — Может, мне все же сходить в белый Храм? Не случайно на старой картине изображен именно столб, а не дерево! Может, он выдержит мой удар, и я вновь смогу жить спокойно? — зашептал ей внутренний голос, баюкая новой надеждой, и Руни, склонившись к корзине, взяла новую горсть спелых ягод.
      Обрывая с сочной мякоти листья и плодоножки, подумала, как хорошо просто жить.
 
      Большая корзина почти опустела, когда появилась Свельд. Не успев подойти к сестре, Руни вдруг ощутила, что с той тоже что-то случилось, и бросилась к ней. Обнимая Свельд, Руни невольно вздрогнула, ощутив необычный поток мыслей и чувств. Если раньше душа Свельд походила на тихую заводь с кристально-прозрачной водой, то теперь она клокотала, как бурный лесной поток. Не считая возможным пытаться проникнуть туда без согласия девушки, Руни тревожно спросила:
      — Что с тобой, Свельд?
      И, взволнованно глядя, та ответила:
      — Руни, он все же пришел, твой Герой!
 
      Свельд опять повторила:
      — Ты слышишь?
      Но Руни молчала, ей было трудно принять эту мысль.
      — Почему же? Почему сейчас, именно в этот день? — отдавалось в ее голове.
      Вместо радости снова возник липкий страх. Ей казалось: она, наделенная жуткой, неуправляемой Силой, уже не имеет права быть рядом с ним.
      — Руни! Ответь мне, ты слышишь? Ты слышишь меня? — затрясла ее Свельд.
      Не понимая состояния Руни, она ощутила, что с сестрой что-то не так. Осторожно отстранив ее, Руни ответила:
      — Слышу, не надо так кричать. Я действительно слышу тебя.
      — Ты понимаешь, что я сказала сейчас?
      — Понимаю.
      — Ты разве не рада?
      — Не знаю! Не знаю ничего!
      Ей вдруг захотелось изо всех сил закричать: “Мне не нужен! Не нужен этот Герой! Мне не нужен никто! Неужели ты не заметила, что я стала совсем другой? Я изменилась в один день! Со мной рядом нельзя находиться уже никому! Свельд, ты должна уйти к людям, оставив меня здесь одну! Ты должна!” Но она не посмела так сделать. При мысли лишиться сестры Руни стало действительно плохо.
      — Свельд, прости меня! Ты ведь не виновата в том, что случилось со мной! — собиралась сказать она, но, повстречав темно-карий встревоженный взгляд, не смогла. Ей совсем не хотелось пугать сестру, заставляя страдать из-за своей беды. Улыбнувшись, она постаралась придать синему взгляду немного задорного любопытства, с которым обычно она принимала все новости:
      — Ладно, прости, я немного устала, вот и все. Так Герой пришел? Ты мне расскажешь о нем?
      Руни очень хотелось услышать в ответ: “Расскажу!” и послушать обычный рассказ, отказавшись от слияния двух сознаний. Но Свельд вдруг обиделась:
      — Если тебе безразлично, то я не стану надоедать тебе!
      Эта внезапная вспышка и слезы, блеснувшие в теплых глазах, ее очень смутили. Руни не могла не признать, что в последнее время со Свельд тоже что-то творится. Обычно сестра была ласкова, весела и предельно открыта, теперь же она рассердилась всерьез. Осторожно коснувшись плеча Свельд, она мягко сказала ей:
      — Ты же знаешь, что ты не можешь мне надоесть! Мы ведь выросли вместе, мы знаем и понимаем друг друга, как никто не поймет. Мы едины.
      Печально взглянув на сестру, Свельд ответила:
      — Нет! Нет, Руни! Ты часто закрываешься от меня. Тебе неприятны мои разговоры и мечты, я как будто мешаю тебе. Ты не хочешь понимать меня!
      Ее губы вдруг жалобно дрогнули. В эту минуту Свельд казалась несчастным ребенком, который впервые столкнулся с суровым миром. И жалость горячей волной всколыхнулась в сердце сестры. Обнимая Свельд, она зашептала:
      — Малышка, малышка моя, не обижайся, не сердись! Я люблю тебя, очень люблю. Ты моя дорогая сестренка, с которой я буду всегда! Я не позволю обижать тебя!
      Вскоре, усевшись на старом бревне, две сестры позабыли размолвку, и Руни сама предложила Свельд:
      — А теперь покажи!
      Они взялись за руки.
 
      Раньше, впервые обнаружив способность включаться в сознание Свельд, Руни просто дозволяла потоку чужих мыслей и чувств проникать в свою душу, не контролируя их. Постепенно она поняла, что так делать не стоит. Сама Свельд не причиняла ей боли, но люди из ближней деревни, с которыми девушка виделась, приходя туда вместе с Мероной, и к чьим эмоциям часто бессознательно подключала сестру, не были столь безобидны. Их горе, гнев, злоба, вторгаясь в сознание Руни, терзали ее. Позже она научилась контролировать их, не допуская в подсознание. Свельд передавала уже пережитое и по ряду мелких подробностей Руни вскоре могла распознать, кто опасен, и тут же поставить защиту, отключив все эмоции. Эти “встречи” были сходны с картинами и обычной беседой: видно, кто рядом со Свельд, слышно, что он ей говорит, но не больше.
 
      …Теперь Руни ясно видела Свельд среди мшаннов и слышала топот коней. Не имея способностей Руни к восприятию тайных мыслей и чувств, Свельд, тем не менее, ясно ощущала чужую ненависть. Отступая от злобного человека, она вышла к Топи… Не зная, где скрыться, девушка влезла на старое полусухое дерево, веря, что, видя Топь, незнакомец не решится подняться за ней. Через сознание Свельд Руни очень отчетливо видела этого человека: высокий атлет с необычными золотыми глазами.
      — Мертвыми! — вдруг пришло ей на ум, потому что во взгляде мужчины не было ни понимания, ни доброты.
      Не было даже обычной радости бытия, без которой жизнь невозможна, а были гордыня и злоба. На миг сердце Руни сжалось от ужаса, будто на ветке сидела она, а не Свельд. Она, даже закрывшись, всей кожей, каждой клеточкой тела воспринимала страх сестры. Безысходность давила, ломая душу.
      — Мечтать о человеке, а встретить чудовище! — жестко подумала Руни, отстраняясь от восприятия Свельд.
      В ту же минуту картина дрогнула и расплылась. Не желая терять ее, Руни усилием воли вернулась к видению.
 
      … На поляне, в толпе тоже не было помощи. Кора дромма царапала руки. Сдирая запястья до крови, Свельд пыталась избавиться от веревки. Единственной мыслью осталось: “За что?” Нет, не ярость, не праведный гнев полыхали тогда сердце Свельд, а обида, недоумение, и наивный огонек чистой веры, что это лишь дурной сон. Разве можно так обращаться с ней? Разве можно?
      В эту минуту Руни вдруг поняла, что она не сумеет простить то, что увидела, в сердце стал разгораться гнев. Свельд была не способна возненавидеть этих мучителей, Руни была неспособна забыть!
      — Почему? Почему на поляне Свельд, а не я? — промелькнуло в воспаленном мозгу.
      В эту минуту ей был не нужен приступ боли, она бы, ничуть не колеблясь, зажгла “голубой цветок”.
 
      … Неожиданно на поляне появился новый отряд во главе с человеком на черном коне. Сердце Свельд дрогнуло. Всплеск эмоций был слишком силен, чтобы Руни сумела справиться с ним. Восхищение? Трепет? Восторг? Да, можно было почувствовать это в порыве Свельд, но сестра понимала, что слова выражают лишь малую часть пережитого, для большинства ощущений просто не было имени. Руни не знала названия этих эмоций, поскольку ни разу ей не выпало их пережить.
      Хорошо зная Свельд, она тут же поняла, что полет небывалых чувств вызван не данной картиной, а тем, что случится с сестрой много позже. Так человек, повествуя другим о недавно пережитой опасности, знает, что он уже спасся, и это наполняет его торжеством.
      Руни не знала, почему ей вдруг захотелось отгородиться. (Возможно, порыв Свельд был слишком силен.) Осторожно попробовав отстраниться от ее подсознания, Руни немного раскрылась для остальных. Было ясно, что незнакомец на черном коне — это Вождь, его первенство признавали все. На секунду она задержалась рядом с юношей. Он больше всех восхищался Вождем. Молодая брюнетка с такими же золотыми глазами, как у захватчика Свельд, вызвала неприязнь. Руни знала, что незнакомка возненавидела пленницу с первого взгляда.
      Уже “осмотрев” всю поляну, Руни упорно избегала того, кто был должен изменить ее жизнь. Она даже не попыталась рассмотреть его. Подключаясь к мыслям и чувствам собравшихся, Руни узнала, что незнакомца зовут Орм и что он — Победитель серого Бера из чащи. Но почему-то ей было непросто включиться во всеобщий восхищенный порыв. В душу Руни вползал непонятный страх.
      — Я боюсь? Но чего? Пробуждения чувства? Ошибки? — невольно спросила она себя, но ответа не было.
 
      …Спрыгнув с коня, Орм направился к Свельд, и нежданно Руни решилась. Она не могла бы сказать, что ее подтолкнуло: желание чуда или любопытство, но только, когда он склонился к ее сестре, Руни сняла свой защитный барьер и раскрылась для чужих чувств. Она верила, что сумеет справиться с ними.
      — Мне лучше узнать все сейчас, чем потом. Я должна ему верить! Герой неспособен… — обрывком наивной мысли мелькнуло в мозгу перед всплеском мучительной боли, вдруг вновь расколовшим сознание.
      Ей показалось, что земля вздыбилась, небо рухнуло вниз, а деревья вдруг заплясали. Кровавая муть затуманила взгляд и, свернувшись клубком, она соскользнула на землю, выпустив руки сестры.
 
      — Руни! Руни! Очнись! Что случилось? Что с тобой? — Свельд была рядом, но голос шел как бы издалека. В нем звучал неприкрытый страх, но подняться не было сил.
      Металлический привкус крови во рту, чувство сильной, мучительной тошноты… Полотенце, смоченное в воде, помогло прийти в чувство.
      — Ответь мне, что с тобой?
      Приподнявшись и прижимая холодный жгут к голове, Руни тихо ответила:
      — Ничего.
      Она знала, что винить в происшедшем было некого, кроме себя. “Разве можно так глупо… Зачем я раскрылась? Ведь люди…” Нежданно ей стало тоскливо и холодно.
      — Руни, не надо мне лгать, я же вижу!
      — Не бойся, Свельд, мне уже хорошо. Просто трудно так сразу избавиться…
      Руни не стала объяснять, от чего, потому что Свельд поняла ее. (Она знала, как остро сестра реагирует на чужое сознание.)
      — Ты раскрылась?
      — Да.
      — Это тот, с золотыми глазами? Он просто ужасен! Ты знаешь, увидев его возле Топи, я сразу же поняла…
      Конец фразы Руни уже не дослушала, так как ей снова сделалось нехорошо. Убежденность, звучавшая в тоне сестры, позволяла не вдаваться в подробности и избежать объяснения.