Повод мстить был у Бронвис. Хейд слышал, что она разъезжает по замкам, взывая расправиться с ведьмой, и это пугало его. Он не верил, что Бронвис поднимет людей, но он чувствовал: для «маскарада» она подойдет. Хейд хотел разыскать ее и объяснить, как опасны подобные шутки. Он даже пытался перехватить Бронвис несколько раз в замках вирдов, но не сумел.
Хейд знал, что «маскарад» не смутил бы его, если бы не грозил жизни Бронвис. Любовь заставляла по-новому видеть привычную вещь.
Не будь Хейд Человеком Двора, он бы вряд ли вмешался в происходящее, так как Орм его раздражал, а лесянка была безразлична. Хейду было бы даже забавно смотреть, чем все кончится, если бы только инстинкт не подсказывал: это коснется его самого. Как? Пока Хейд не знал. Но, не видя мотивов происходящего, не понимая, кто начал игру и зачем, он полагал, что кровавая стычка отнюдь не прибавит Человеку Двора уважения ни в Гальдорхейме, ни в Лонгрофте. Рисковать, не зная ставок в игре, Хейд не хотел.
Размышляя о том, кто стоит за всей этой историей, Хейд подумал о Вальгерде. После отставки сестры пострадала семейная честь. И, к тому же, пожив при Дворе Властителя, Вальгерд знал схему расправы.
Сначала мысль показалась логичной, но Хейд очень быстро отбросил ее. Почему?
— Потому что брат Бронвис — кретин! — откровенно сказал он себе. — Златоглазый любую борьбу очень скоро подменит разбоем, интригу — скандалом, идейный поход — грабежом. И он любит сестру. Тот Вальгерд, что гостил в моем замке зимой, не годится на роль предводителя бунта. Забудем о нем!
В этот вечер, поняв, что уже не успеет добраться не только до замка, но даже до сносного дома, Бронвис решила остановиться в придорожном трактире. Хозяева замков радушно ее принимали, не требуя платы, но переезды обходились дороже, чем ей бы хотелось. И деньги, и камешки таяли. Громко окликнув хозяина, Бронвис велела принести ей вина и приготовить отдельную комнату. Есть ей не хотелось.
В последнее время Бронвис было непросто, в заветной коробочке кончился весь порошок, а попытки достать в Гальдорхейме “дыхание грез” провалились. Похоже, что вирды не знали, о чем идет речь. Когда Бронвис старалась им пояснить, что ей нужно, они пожимали плечами.
— Похоже на действие стронга, — сказали ей наконец. — Но сейчас уже осень, кусты отцвели. Подождите до лета.
Пытаясь понять, что дала ей поездка, она не могла не признать, что ждала много большего. Вирды были любезны, но не хотели помочь ей расправиться с ведьмой. Теперь, наливая вино, она горько подумала: “Был ли смысл начинать это все?”
Громко хлопнула дверь, и вошедший окликнул хозяина. Голос ей показался знакомым, и Бронвис обернулась к мужчине, который прошел к очагу. Она сразу узнала Человека Двора, и случайная встреча пробудила досаду. Сейчас ей совсем не хотелось общаться с ним. Бронвис даже подумала, не попытаться ли просто уехать, но путь через лес показался намного опаснее ссоры с недавним врагом.
У огня Хейд спокойно снял плащ и перчатки и что-то спросил у хозяина. Глядя, как суетится трактирщик, Бронвис раздраженно отметила: он не старался ей так услужить. Неожиданно Хейд обернулся. Возможно, он просто искал, где присесть, может, чувствовал, что на него кто-то смотрит. Сначала Хейд не узнал ее. Взгляд равнодушно скользнул по ней, словно за столиком вместо когда-то желанной женщины был деревянный бесчувственный столб. Неожиданно Бронвис ощутила взрыв бешенства. Ей захотелось пройти прямо к Хейду и бросить ему:
— Раньше ты говорил, что влюблен! Ты мне клялся, что сделаешь все, чтобы только я была счастлива! Так почему же теперь ты отводишь глаза? Ты боишься, что я не забыла твоих обещаний? Еще бы! Я их помню!
Ей захотелось увидеть, как он, испугавшись, шарахнется или будет мучительно долго пытаться найти оправдание. Бронвис уже позабыла, как часто гнала его прочь, как старалась (хотя безуспешно) унизить при всех, как однажды сказала ему:
— Даже если придется, лишившись всего, торговать собой, то к вам я все равно не приду!
Торговать не пришлось, да и помощь Человека Двора была ей не нужна, оскорбило само безразличие.
Хейд опять посмотрел на нее, что-то вдруг изменилось во взгляде небольших серых глаз.
— Наконец-то узнал! — со злорадством подумала Бронвис, отчетливо видя всю смену нахлынувших чувств на лице Человека Двора.
Изумление? Ужас? Внезапная жалость, унижавшая больше всего?
— Что, не нравлюсь? — хотелось спросить ей, когда золотой взгляд встретился с серым. — Не нравлюсь? Боишься даже приблизиться?
Хейд помедлил какую-то долю секунды и все-таки к ней подошел.
— Бронвис? — тихо спросил он, как будто не веря глазам. — Я не сразу узнал тебя.
— Так изменилась? — с насмешкой спросила она.
— Я искал тебя, — словно не слыша вопроса, сказал Хейд, и тон был достаточно жестким. — В последнее время тебя невозможно поймать. Ты так быстро меняешь поместья, что трудно узнать, где ты будешь уже через день.
— А тебе что за дело до этого? Ты мне не отец и не брат!
— Я наместник Властителя в землях Гальдора, — ответил ей Хейд. — Если кто-то стремится нарушить покой Гальдорхейма, спровоцировав бунт, то я должен вмешаться.
На побледневших щеках Бронвис ярко вспыхнул румянец. “Нарушить покой… Спровоцировать бунт… Неужели я вправду добилась этого? Значит, поездка была не напрасной?… Хейд вряд ли начнет беспокоиться по пустякам!” — застучало в мозгу.
— Если вирды считают, что вправе расправиться с ведьмой, я вряд ли им стану мешать! — попытавшись скрыть торжество, очень громко сказала она.
— А тебе и не нужно, — ответил он. — Только и провоцировать их ни к чему.
— Неужели? А я-то считала, что вправе себя защитить!
— Защитить? Нет, ты этим погубишь себя. Если что-нибудь выйдет не так, то вся ярость толпы обернется против тебя. Ты чужая здесь, Бронвис, а вирды не любят чужих.
— Меня любят! И любят достаточно сильно!
— Зачем тебе все это нужно? Ведь ты постаралась и так загубить свою жизнь. Ты больна, ты серьезно больна…
— Не смей так говорить со мной!
— Эта отрава совсем подкосила тебя. Если ты возьмешь зеркало, то…
Он не смел обходиться с ней так! Хейд не смел оскорблять ее, напоминая, что она вовсе не так хороша, как была! Пожелав отомстить ей за все, он не смог бы ударить больнее, чем сделал это сейчас… Неожиданно Бронвис вскочила, опрокинув стакан:
— Замолчи! Убирайся отсюда! Сейчас! Уходи, или я…
Кое-кто обернулся на шум. Хейд попятился, словно взрыв ярости Бронвис испугал его.
— Бронвис, я ухожу. Но мы встретимся утром, когда ты придешь в себя. Мне бы хотелось самому проводить тебя. И по дороге мы сможем спокойно поговорить обо всем…
Он ушел. Бронвис вскоре поднялась к себе в комнату.
— Утром… Как он только посмел! Неужели Хейд верит, что я соглашусь ехать с ним? — колотилось в висках. — Я здорова! Здорова! И если начнется штурм замка Орма, я буду в первых рядах!
Едва солнце взошло, Бронвис села в седло. Когда утром Хейд попытался узнать, где она, то хозяин сказал: “Ее нет! Уехала вместе с восходом, оставив монету, и я не знаю, куда!”
Хейд не думал, что встретится с Бронвис в трактире, куда он зашел. Попытавшись проверить, кто из вирдов стоит за интригой, Хейд за день побывал в двух поместьях, но без толку. Стоя у очага, он почувствовал, что кто-то пристально смотрит ему в спину, но, обернувшись и обведя взглядом столики, понял: мужчины ему незнакомы.
Отметив присутствие женщины, Хейд не пытался ее рассмотреть в полумраке, освещаемом парой факелов, полагая, что это кто-то из местных девиц. Тем не менее, что-то в ее лице показалось знакомым, заставив опять посмотреть на нее. Хейд не сразу узнал Бронвис. Он был не в силах поверить, что это она, так как память хранила ее другой облик, но блеск золотых глаз не мог обмануть.
Ужас? Жалость? Сердечная боль? Хейд не знал, что почувствовал, глядя на Бронвис. Сухие бесцветные губы… Запавшие щеки… И лихорадочный блеск ярких глаз… Без сомнений, “дыхание грез”! Хейд не в первый раз видел подобные лица и понял, что дело серьезно. В Лонгрофте таких сторонились, считая: виденья им ближе реальности. “Это начало конца!” — говорили они.
Хейд не знал, что ей скажет, когда подходил. Он не думал, что сможет ей чем-то помочь, но пройти мимо тоже не мог.
— Бронвис? — тихо спросил он, считая, что должен сказать ей хоть что-то. — Я не сразу узнал тебя…
— Так изменилась?
Какой он мог дать ей ответ?
Заведя разговор, он не думал, что Бронвис так остро воспримет слова про мятеж.
— Неужели она еще может чего-то хотеть? Ведь “дыхание грез” иссушает любые желания! — вдруг промелькнуло в мозгу. — Может, время еще не ушло? Бронвис сможет преодолеть дурман?
“Маскарад”, так пугавший его, показался ничтожным рядом с ее настоящей бедой. Повторяя готовые фразы о грозящей опасности, Хейд попытался свернуть к главной теме:
— Ты больна, ты серьезно больна!
Вспышка гнева не слишком его испугала, он помнил, что те, кто подпал под влияние чар порошка, не владеют собой и особенно злить их не стоит.
— Я ухожу… Но мы встретимся утром… Мы сможем спокойно поговорить…
Хейд не спал этой ночью, он думал, что делать. Случайная встреча заставила вновь возвратиться к тем дням, когда Бронвис сидела с ним рядом, внимая рассказам. Тогда, восхищаясь ее красотой, Хейд хотел ее… Он всерьез верил, что вскоре Бронвис будет его… Но любовь златоглазки к Орму на время отодвинула Хейда на второй план… И все же он думал, что сможет вернуть ее! Зная Орма, Хейд видел, что Победитель не увлечется надолго. Ему нужно лишь подождать! И он ждал и дождался… Чего?
Хейд вновь вздрогнул. В той Бронвис, с которой он был в этот вечер, уже ничего не осталось от яркой красавицы, дерзко пленявшей сердца. Те, кто раньше ей восхищался, теперь бы могли испугаться ее… Но, увидев Бронвис, Хейд понял, что это неважно. Неважно, что люди столицы считали: сражаться с “дыханием грез” бесполезно! Пока есть желания, есть и надежда… Он должен помнить об этом! Он все еще любит ее!
Отъезд Бронвис его опечалил, но не смутил. Хейд не стал догонять ее. “Встретимся позже!” — решил он. Хейд помнил, как нервно дрожали тонкие руки, как ярко пылал лихорадочный взгляд, как резки были движения Бронвис… Обычно после дозы “дыхания” этих признаков нет, они появляются позже, когда человек начинает узнавать окружающий мир. И чем дольше он тянет с приемом, тем больше теряет контроль. Будь у Бронвис с собой порошок, она бы не стала мучить себя.
— Значит, день или два ничего не изменят! — подумал Хейд. — В Гальдорхейме замену не скоро найдешь, а до Лонгрофта ей не добраться!
Покидая трактир, Хейд не стал искать Бронвис, он сразу направил коня прямо в лес. Хейд считал, что нашел лучший выход, который позволит “поймать сразу двух черных лис”. (Поговорка была популярна у вирдов.) Узнать, кто затеял поход против Орма и выяснить, как помочь Бронвис…
— Норт скажет мне, что к чему! — повторял себе Хейд.
Простодушно звенели голоса мелких птиц, что решили зимовать в Гальдорхейме. Стук твердых копыт утешал, подавая надежду. Как, впрочем, и шелест еще не опавших деревьев . И говор лесного ручья, словно бы повторявшего Хейду: “Гальдорхейм… Гальдорхейм…”
Глава 15.
Уезжая к Хранителю, Альвенн не думала, как возвратится обратно. Услышав о том, что случилось у Орма, Норт сразу направился в замок, велев ей дождаться его. Вне себя от тревоги Альвенн бродила по темному залу. Хотя Норт отпер одну из семи пустых комнат и посоветовал ей отдохнуть, она знала, что не сумеет заснуть. Гибель Эрла и страх за жизнь Руни, оставшейся в замке, сломали ее веру в Орма, заставили Альвенн иначе взглянуть на него.
Очень просто увлечься всеобщим кумиром… Легко поклоняться тому, кто далек, чьи поступки ты видишь сквозь призму восторга толпы… Не имея возможности ближе узнать его, можно спокойно наделить внешний образ достоинством, честью, сочувствием и благородством, хотя он совсем не такой… Хранить в памяти каждый взгляд и трепетать от его похвалы, полагая, что это и есть твоя жизнь, твое счастье, твой рок… И случайно открыть, что твой идол — всего лишь обычный мужчина, способный быть грубым, жестоким и несправедливым. Чувство любви к Победителю было разрушено взрывом, осталась одна пустота.
Возвращение Норта испугало Альвенн, он впервые был таким мрачным. Она не решилась его расспросить, а Хранитель не стал ничего объяснять, просто сел и задумался, глядя на камень в рукояти ножа.
— Я, пожалуй, пойду? — наконец очень робко спросила она.
— Подожди! — голос Норта был глух. — В замке знают, что ты была здесь?
— Да, наверно. Я сразу сказала конюху, что я поеду сюда.
Норт вздохнул:
— Очень жаль!
— Почему?
— Потому что ты вряд ли сумеешь вернуться обратно! Сейчас Орму не до тебя, но потом ему будет нетрудно понять, кто мне все рассказал. Он не сможет простить тебе этого.
— Знаю, — ответила Альвенн. — Но я служу в замке! Орм вправе насильно вернуть меня.
Норт покачал головой:
— Не совсем. Ты забыла, как мы повстречались впервые?
Альвенн слегка улыбнулась. Она не забыла тот день…
Была ранняя осень, пора заготовки плодов. Босоногой девятилетней девчонке было трудно тащить короб с орехами, но она знала, что если не справится, порки не миновать! Урок задан, и нужно с ним справиться. Феху, который по поручению вредной Эмбалы ведет заготовки, не станет с ней церемониться. Если ты отдана за неуплаченный долг, то изволь выполнять, что велят, даже если ты “дохлый мышонок”, а проклятый короб почти что с тебя! Девочка и не заметила, как с нею рядом возник человек. Изумленно взглянув на Альвенн, он спросил:
— Разве можно тащить этот короб одной?
Альвенн ему не могла не ответить, но ей было трудно решить, каким образом — честно сказать: “ Шел бы ты, дядя, мимо!” — или отчаянно зареветь. Посмотрев на того, кто достал ее глупым вопросом, она прикусила язык. Яркий камень в рукояти ножа был известен и тем, кто ни разу не видел Хранителя сам. Она не возражала, когда Норт взял короб.
— Я сразу узнала вас! — гордо сказала ему Альвенн.
Слово за слово, и очень скоро она рассказала ему, как семья, взяв немного зерна, не смогла рассчитаться, и как ей пришлось стать “уплатой за старый должок”.
— Он нам так и сказал! — пояснила Хранителю Альвенн, говоря о пришедшем за ней.
Со слов девочки это был Старший, назначенный главным в деревне. (Старший должен следить за порядком и выполнять все приказы из замка, которые связаны с жизнью крестьян.) Рассказала, как вместе со Старшим явилась к Эмбале… Та, недовольно спросив: “Шить умеешь? А ткать? Хорошо? Ах, не слишком?”, — брезгливо сказала Старшему:
— Что ты такое привел?
Тот попробовал ей объяснить, что “девчонка — уплата за долг”, на что сразу услышал:
— Таких мне не надо! Отправь чистить хлев.
— Нас, таких непригодных, сейчас целых трое, — призналась Альвенн. — Раньше было не так уж и трудно, большим мы все были не слишком нужны. Но сейчас…
Это все началось с появления в их жизни Феху, мальчишки тринадцати лет. Альвенн и двум другим детям он казался взрослым начальником. Эмбала приказала ему для начала «приставить к серьезному делу тех трех недотеп, что приносят убыток хозяину.” Феху, польщенный доверием, рьяно взялся за дело.
— С утра дал короб, послал за орехами… Если не справлюсь, он может меня наказать!
Они так и дошли до деревни: ребенок вместе с Хранителем.
Альвенн надулась от гордости, видя, как две остальные девчонки разинули рты. Феху, увидев, кто привел Альвенн, опешил. Легко строить взрослого рядом с детьми, но попробуй объясниться с Хранителем, если девчонка напела ему невесть что!
— Я ведь это не сам… Вы же знаете, я выполняю приказ… Я обязан… Я вовсе не заставляю ее делать что-то особое… Альвенн сама… Сама выбрала, чтобы идти за орехами… Я ее не заставлял… — бормотал мальчик, покрываясь красными пятнами.
Норт, не повышая голоса, просто спросил:
— А такой большой короб Альвенн тоже взяла добровольно?
— Большой? Да с такими все ходят! Спросите Эмбалу! — чуть осмелев, попытался он оправдаться, но Норт оборвал его:
— Ходят, но только большие!
— Да он из коры, совсем легкий!
— Ну что же! Тогда подними его и обойди двадцать раз вокруг стен замка! Что же ты встал? Здесь ведь двор, а не лес: нет коряг, нет и зарослей. Да и орехи рвать тоже не нужно, они уже в коробе.
Феху мгновенно закинул короб за спину, не сомневаясь, что легко справится. Первый круг дался легко, второй тоже… К пятому Феху вдруг показалось, что короб потяжелел! На двенадцатом мальчик почувствовал — дело непросто… Пятнадцать!… Он мечтал об одном: сбросить проклятый короб и сесть… Восемнадцать… Хранитель остановил его.
— Видишь? — сказал он. — А ты ведь старше ее и сильнее! В другой раз сначала подумай, по силам ли отдан приказ.
Феху только кивнул. Альвенн и остальные девочки закусили губу, постаравшись сдержать торжество. Они знали, что после ухода Хранителя Феху, возможно, захочет вновь показать свою власть.
— Главный не только командует, он и заботится о подчиненных. Хочется верить, что ты это понял и справишься! — с мягкой улыбкой сказал Норт мальчишке.
Тот молча кивнул.
Урок был не напрасным. Для Феху он пошел впрок, а Альвенн подружилась с Хранителем.
Позже, уже через год, на тропинке у дома-холма Норт столкнулся со старшим сыном Галара. Орм, недавно лишившись отца, всем хотел показать, что он может управиться с замком.
— Ты знаешь, — сказал ему Орм после нескольких фраз, — всем заметен твой интерес к этой девочке, к Альвенн.
— Какой интерес? — изумился Норт. — Мы случайно с ней повстречались, ребенку нужна была помощь. Я сделал, что смог.
— Да, конечно. Но ты же знаешь, что все мы готовы увидеть за каждым поступком Хранителя Знак! Мне уже говорят, что пора бы отправить девчонку к тебе!
— Будет лучше вернуть ее в семью.
— Обратно к родителям? Вряд ли. Никто не поймет этот жест! Знаешь, Норт, если Альвенн и впрямь как-то связана с волей Богов, я не стану мешать ей. Ты можешь забрать эту девочку, если захочешь.
— Нет, Орм, в моем доме не место для малых детей! Я подумал бы, будь жива Влана, а так… Сомневаюсь, что ей будет там хорошо.
Прошло время. Когда Норт начал учить деревенских девочек петь, Альвенн сразу пришла в его дом.
— А я тоже пою! — заявила она, и Хранитель не стал ее гнать.
Поначалу это задело: служанок из замка не брали в певицы. И то, что Альвенн оказалась единственной, кто начал с ним выступать, удивило. Но после первой же песни, исполненной девушкой, вирды поняли: Норт знал, кого выбирал.
— Я напомню Орму об обещании, и он оставит тебя! Можешь жить пока в доме-холме, можешь сразу вернуться в деревню. Решай! — сказал Норт.
— Я останусь, — ответила Альвенн Хранителю. — Но я не просто певица. Эрл был моим другом, который помог мне узнать кое-что. Пришло время попробовать, справлюсь ли я.
Норт в ответ улыбнулся:
— Конечно, ведь травы — не волшебство и доступны каждому.
Альвенн, приняв предложение Норта, не думала, что кто-то может увидеть в нем скрытый смысл. Точно так же она приняла бы помощь от дяди, наставника, старшего друга. Привыкнув к тому, что Хранитель — ее покровитель с самого детства, певица не видела в Норте мужчины. К тому же крушение давнего чувства к Орму оставило сердце пустым, изгнав прочь все любовные мысли.
Может, будь они целыми днями вдвоем, Альвенн бы изменила свой взгляд. Но Норт редко бывал дома, предпочитая проводить время в лесу.
— Или где-то еще! — раз со страхом подумала Альвенн, увидев, как он пропал с глаз.
Был на месте и вдруг растворился в предутренней мгле.
— Примерещилось! Просто он скрылся в тумане! — решила она.
Впрочем, Альвенн не слишком задумалась над происшедшим. Хранитель — это Хранитель, не ей размышлять, что к чему!
Дни Альвенн были похожи один на другой. Она очень охотно готовила пищу и убирала комнаты. (Впрочем, уборка была символической, в доме-холме постоянно царил идеальный порядок.) Закончив, она принималась за книги по траволечению или встречала больных. Поначалу крестьяне не слишком-то ей доверяли, однако Альвенн очень скоро сумела их убедить, что способна лечить.
Эта бабушка явно любила посплетничать! Приходя за коробочкой мази от боли в суставах, она постоянно стремилась все выспросить и разузнать.
— А Хранитель-то где? — начинала она, приближаясь к дверям. — Вновь ушел? Ай-ай-ай!
— Мазь готовит не Норт, я сама ее делаю, — честно поясняла ей Альвенн.
Стараясь быть вежливой и терпеливой, она учила старушку, как ее применять. Но вопросы о жизни в доме-холме и о Норте она обходила молчанием до того дня, как бабуся, явившись в четвертый раз за неделю, вдруг выдала ей:
— И не стыдно ему?
— За что стыдно? — переспросила Альвенн, не понимая, о чем она.
— Да бросать тебя целыми днями одну! Если взял в дом жену, так люби и заботься о ней, а не шляйся Боги ведают где! Пусть ты даже Хранитель, а все же…
— Но я не Подруга Хранителя, Норт — мой наставник! Он помог мне, позволив остаться здесь, но точно так же помог бы и вам, и любой другой женщине, что оказалась в беде.
Старушка, похоже, обиделась:
— Будет придумывать! Я хоть и старая, но не слепая, не первый день-то живу! Когда в доме такая красавица, даже Хранитель не устоит!
Неприятный осадок от встречи не проходил очень долго. Альвенн было стыдно.
— А вдруг Норт решит, что я вправду влюбилась в него? — приходило на ум.
— Пусть болтают себе, что угодно, — ответил Хранитель, услышав от Альвенн про домыслы гостьи. — Мы ведь знаем, что это не так.
— Эрл и Руни… О них тоже много болтали, а чем это кончилось? — тихо сказала она, и Хранитель вдруг помрачнел.
— Безразлично, кто будет жить в доме-холме со мной рядом: Подруга или знакомая девушка, которой нужен приют, — наконец сказал он. — В Гальдорхейме никто не решится обидеть тебя.
Разговор успокоил, заставив прогнать неприятные мысли. Норт был старым другом, и Альвенн ему доверяла.
Когда Норт сообщил ей, что должен исчезнуть на несколько дней, Альвенн вдруг огорчилась. Заметив тревогу, Хранитель по-своему понял ее. Обладая, как Эрл с Руни, даром читать мысли тех, кто с ним рядом, Норт редко к нему прибегал без особой нужды.
— В моем доме никто не обидит тебя, даже если ты будешь одна, — сказал он.
— Да, я знаю, — ответила Альвенн. — А если что-то случится? Кому-то нужна будет помощь, а я не сумею ее оказать?
Норт вздохнул:
— Каждый год в это время я должен быть вовсе не здесь.
— Почему?
Норт не стал отвечать на вопрос и весь вечер старался отвлечь ее, чтобы Альвенн не думала о предстоящем уходе Хранителя. Утром он скрылся, исчез.
Первый день был таким же, как все. И второй… И четвертый, хотя Альвенн вдруг загрустила. На пятый, сидя у дома, Альвенн очень ясно расслышала топот копыт. На минуту ее сердце замерло.
— Орм! Он приехал за мной! — промелькнуло испуганной вспышкой в мозгу.
Но она поняла, что ошиблась, когда на поляну выехал Хейд. Альвенн сразу узнала Человека Двора, хотя раньше они не общались. Остановив коня, Хейд, оставшись в седле, тут же задал вопрос:
— А где Норт? Где Хранитель?
— Не знаю, — ответила Альвенн.
Спустившись с коня, Хейд подвел его к дереву. Он собирался его привязать, когда Альвенн сказала:
— Вы вряд ли дождетесь его, Норт ушел. Я не знаю, когда он вернется.
Взглянув на Альвенн, Хейд сразу ответил:
— Пусть даже под вечер! Я должен дождаться его.
— Но Хранитель может вообще не прийти! Вам придется его дожидаться день, два, а быть может, неделю.
Хейд вдруг усмехнулся:
— Послушай, Альвенн, я не раз бывал в доме-холме, и я знаю, что Норт где-то рядом, иначе он запер бы дверь. Я приехал по важному делу и должен с ним встретиться. Ты же ведь знаешь: к Хранителю редко заходят просто так!
Альвенн вздохнула:
— Я знаю, но Норта действительно нет. Я живу в его доме одна, потому что…
Внезапно Альвенн запнулась. Изумленно-насмешливый взгляд Человека Двора показал, что Хейд, как и старушка, по-своему оценил ситуацию. “Неплохо! А Орм не слишком взбесился?” — казалось, сказал ироничный взгляд близко посаженных глаз.
— Я не знаю, когда он вернется, — опять повторила Альвенн, постаравшись скрыть чувство досады, которое вызвал в ней Хейд.
— Очень жаль! Если дело действительно так, я не стану его дожидаться, — сказал Человек Двора.
Но он не спешил сесть в седло. Отвернувшись, Хейд словно раздумывал.
— Альвенн! — окликнул он девушку, когда та собиралась войти в дом.
Она обернулась:
— Вам что-нибудь нужно?
— Да! Я вижу, ты не в восторге от нашей сегодняшней встречи. Не знаю, чем вызвал столь лестное чувство, но только надеюсь, что это не помешает тебе сделать то, о чем я попрошу. Это важно. Действительно важно.
По тону Человека Двора Альвенн вдруг поняла: Хейд не лжет, случилось что-то серьезное.
— Чем я могу вам помочь? — осторожно спросила она.
— Скажи, в доме найдется бумага или обрывок пергамента?
— Да.
— Я оставлю для Норта записку. Как только Хранитель вернется, ты сразу ее передашь, хорошо?
— Хорошо, передам, — согласилась певица.
Ее неприязнь к Человеку Двора начала отступать. Пусть Хейд был в Гальдорхейме чужим, но он искренне чтил их обычаи, верил Хранителю и кое-что понимал в местной жизни.
Впустив Хейда в дом, Альвенн смогла убедиться, что он бывал здесь. Хейд, взяв бумагу, исписал узкий лист и, свернув его трубочкой, перевязал. Они с ним попрощались довольно тепло. Уезжая, Хейд верил, что Альвенн выполнит просьбу. Пугало лишь то, что Хранитель мог опоздать!
Вэтнайтэр, неделя, когда год закончил растрату жизненных сил и вступает на путь постижения истин… В Вэтнайтэр открыты семь пертов, дорог вещей Матери, семь путей тайных пространств.
Первый перт ведет в кору земель, в Преисподнюю — мир жутких сущностей, что иногда прорываются к людям. Отсюда приходят и краши, вселяясь в тела крупных птиц, трансформируя их под себя, и опасные всем Духи Чащи. Отсюда черпает силы лесная Топь. Кора — это тюрьма низших сущностей, что порываются выбраться в мир. Дважды в год открывает Хранитель опасный перт и заклинает их не проникать в мир живых. Коре трудно за всем уследить, и Хранитель ей должен помочь своей Силой. Во время обряда часть Духов способна покинуть кору и прорваться в реальность. Хранитель обязан их быстро найти и вернуть.
Второй перт ведет вглубь, к самой Магме, где скрыт Черный Дух, главный враг Жизни. По временам он пытается вырваться в кору земель, чтобы потом воплотиться в человеческом мире. Сам Норт ни разу не видел его, хоть и знал, что Хранителю делать, пройди Черный Дух в кору.
Третий перт — человеческий. Это проход, позволяющий перемещаться в любое место земель и открытый для всех Посвященных. Гокстед, Фирод, Агенор… Норт не раз побывал там, хотя и не пробовал с помощью перта попасть в Скерлинг или Лонгрофт, полагая, что там ему нечего делать.
Четвертый перт — это проход в мир эфирных пространств, мыслеформ. Побывав там, Хранитель способен помочь землям. Каждая мысль обретает в четвертом пространстве конкретную форму, идет в жизнь. Хранитель, увидев беду, неподвластную силе людей, проникает туда, чтобы с помощью древних заклятий ее устранить, смоделировав новый путь, но он редко решается так поступить, опасаясь невольно нарушить Ось Равновесия.
Пятый — предел для Хранителя, дальше он не пойдет. Зазеркалье — обманный мир, где любой может принять свои домыслы за совершенную истину. Это ловушка пространства, которая не позволяет подняться в шестой и седьмой пласт. Там правит Великая Мать и негоже вторгаться к ней.
В день Вэтнайтэра Норт, как и обычно, отправился в путь меж пластов. Третий перт перенес к входу первого, скрытого между холмов. Но сегодня Хранитель войти не спешил. К хищным сущностям смело идет тот, кто верит, что он безупречен, а Норт сомневался. С момента гибели Эрла Хранителя мучило чувство вины.
— Норт, ты будешь жить долго, намного дольше, чем хочешь. И все же придет твоя Смена. Однажды из леса к тебе выйдет мальчик пяти лет с такими глазами, как у тебя. Он протянет руку к ножу и спокойно скажет тебе: “Отдай, это мое!” И ты снимешь нож и отдашь ему. Камень просияет и вспыхнет голубоватым огнем. И ребенок забудет, откуда он взялся, но будет знать свое имя и то, что он Смена. На протяжении века ты будешь учить его тайнам Хранителя. Лишь убедившись, что он сможет справиться с грузом, ты сможешь покинуть его и уйти точно так же, как я ухожу. Это было и будет! Учитель сказал мне, что я пришел так в Гальдорхейм. Я не верил, пока на поляну не вышел ты, Норт. И ты тоже дождешься ребенка-Хранителя. Но не пытайся ускорить события! Мальчик найдет тебя сам!
Когда Галар пришел к нему после болезни младшего сына, Норт сразу понял, о чем пойдет речь.
— Эрл владеет каким-то особенным Даром. Я знаю легенду о Смене Хранителя, но наша жизнь изменилась. Вдруг Эрл сможет стать твоей Сменой? Попробуй, проверь его, Норт!
— Хорошо, я согласен, — ответил Хранитель, и дело было не в просьбе Галара.
С момента гибели Вланы Норт чувствовал лишь пустоту. Он устал, он хотел бы уйти за Учителем, но без положенной Смены не мог. И мелькнула шальная мысль:
— А вдруг получится?
Вечером Галар привел с собой сына. Эрл остался в доме-холме, чтобы Норт мог поближе с ним познакомиться. Он не боялся Хранителя, Норт же насторожился еще в первый день.
В поведении Эрла было что-то особое, что отличало его от других детей. Этот мальчишка был вовсе не прост. Не случайно он был одинок среди сверстников. Младшего сына Галара как будто окружало ледяное кольцо, приближаться к которому было рискованно. Глядя на Эрла, Норт вдруг подумал:
