4

Зал королевского совета был полон. На этот раз амфитеатр был заполнен эшами в судейских полосатых плащах и еще какими-то, чью профессиональную или кастовую принадлежность я не мог определить по одежде.

– Высший королевский суд начинает работу, – устало молвил Цурри-Эш и плотнее уселся на троне. – Век править королю!

– Век! – волнами заходило по амфитеатру. Я прислушался, присмотрелся и понял, откуда этот стереоэффект. Похоже было, что обе стороны судебного разбирательства были еще и сторонами в буквальном смысле этого слова: каждая из них занимала одно из крыльев амфитеатра. И соревновались теперь в энтузиазме, с которым славили короля.

– Сегодня его величество король в качестве верховного судьи и хранителя высшей справедливости рассмотрит жалобу гильдии воров на гильдию программистов электронно-вычислительных устройств. Адвокат воров, изложите вашу жалобу.

– Слава справедливейшему из справедливых! – пылко воскликнул пузатый эш в полосатом судейском плаще. – Позвольте, ваше величество, кратко изложить суть дела.

Цурри-Эш слабым движением век изобразил согласие, и пузатый начал выступление:

– Ваше королевское величество, столько, сколько существует цивилизация, существует воровство. По мнению многих ученых, например королевского историка Кразу, воровство существовало даже до возникновения цивилизации, являясь в каком-то смысле ее, так сказать, катализатором.

Крадут, как известно, и животные. По мнению королевского историка Аразу, воровство является одной из функций живого существа и может быть включено в дефиницию живого…

– Может быть, адвокат гильдии воров несколько сократит чисто исторический экскурс? – сказал король.

– Век править! Спасибо вашему королевскому величеству за столь ценную поправку к нашему выступлению! – выкрикнул ад­вокат. Одно из крыльев амфитеатра ответило одобрительным гулом, другое – легким и почтительным шиканьем. – Итак, ваше королевское величество, можно считать воровство одной из древнейших, а стало быть, и почтеннейших профессий. Как известно, гильдия воров существует на Эше с незапамятных времен и всегда рассматривалась как весьма полезная и даже необходимая общественная организация. Она считала необходимым следить за высоким профессионализмом своих членов, требуя при вступлении в гильдию сдачи суровых и сложных экзаменов. Она таким образом оберегала общество от любителей, ибо любители и только любители всегда были ответственны за эксцессы при воровстве, за никому не нужное повреждение частной и королевской собственности и даже жертвы. Наконец, гильдия всегда строго следила за оптимальным численным составом своих членов, тогда как любительство ведет к бесконтрольному воровству. Гильдия также всегда требовала соблюдения ее членами воровской этики, которая, как известно, отличается на Эше высокими нравственными критериями.

Так продолжалось века, пока не были изобретены компьютеры. Как только они стали использоваться в банковском деле. при всевозможных платежах, появились случаи, когда особо ловкие программисты ухитрялись различными тонкими манипуляциями переводить на свои счета довольно крупные суммы. Так, например, старший программист Первого коммерческого банка Угорры некто Пуарс ухитрился за год перевести на свой счет не более не менее как один миллион двести тысяч кулей. Ряд членов гильдии поставил вопрос о приеме программистов-воров в нашу гильдию. Но абсолютное большинство на ежегодном заседании с негодованием отвергло эту идею. Выступавшие подчеркивали, что настоящий вор – традиционно честный эш, зарабатывающий на жизнь нелегким трудом карманника, домушника, медвежатника и так далее. Ремесло это требует многолетнего обучения, труда, способностей, постоянной тренировки. Оно сопряжено с риском. Отсюда и профессиональная гордость и вполне понятное стремление предстать в глазах общества в наилучшем виде. Гильдия тратит до двух миллионов кулей в год на рекламную кампанию в прессе и других средствах массовой информации под лозунгом: «Воровство не зло, а полезная для общества профессия».

Программист же для нас существо презренное. Мы скрещиваем свои умы, свою ловкость, свой талант с умами, ловкостью, талантами других эшей. Другими словами, мы крадем в честном состязании. Или мы украдем, или нас поймают. Программисты же крадут в некотором смысле у машины. У интегральных цепей и полупроводниковых приборов. С точки зрения гильдии это безнравственно. К тому же, признаюсь, ваше королевское величество, многим заслуженным членам гильдии, почтенным виртуозам бритвы и отмычки, больно и неприятно было наблюдать, как какие-то молодые выскочки воруют в десятки раз больше и легче их. Вначале мы обратились с петицией сократить или вовсе прекратить практику использования компьютеров для различных банковских операций. Выяснилось, что это, увы, невозможно. Тогда мы попросили министерство юстиции, полиции и очистных сооружений усилить борьбу с ворами-программистами и увеличить им наказание. Министерство пошло нам навстречу. Так, за один лишь прошлый год двенадцать программистов было брошено дракону, двадцать семь отправлены на необитаемый драконов остров, сто два получили различные дозы электрических уда­ров.

К сожалению, все эти меры не возымели желаемого действия. Воры-программисты продолжали беззастенчиво обманывать доверчивые компьютеры. Тогда гильдия обратилась к футурологам. По их указанию была проведена новая интенсивная кампания с целью повышения престижа традиционных воров и выставления программистов в виде презренных врагов общества и прогресса. Мы устраивали лекции, состязания, выставки. Особым успехом пользовались состязания. На сцену приглашались желающие, десять или пятнадцать эшей. Среди них действовал карманник, в лицо его не знали. По правилам состязания, любой эш, схвативший вора за руку в момент совершения кражи, получал крупный приз. В зале устанавливались телемониторы, а на потолке сцены передающие камеры. Зрители могли видеть, как ловко, как виртуозно работают карманники, какой артистичностью и талантом нужно обладать, чтобы буквальна опустошить карманы людей на сцене, каждый из которых ждал, готовился к этому. Верите, ваше королевское величество, сотни раз аудитории разражались восторженными аплодисментами, глядя, как их товарищи на сцене подозрительно крутят головами во все стороны в то время, как у них из карманов как бы сами собой вылезали бумажники: «Вы как заклинатели змей, – сокрушался как-то один из обчищенных на сцене. – Вы не вытаскиваете ничего из карманов. Вы заставляете содержимое их выползать прямо к вам в руки».

А состязания, пропагандирующие ловкость наших квартирных воров! Позволю напомнить, ваше королевское, величество, как они устраивались. На сцене сооружался макет дома или квартиры, и в десяти-пятнадцати местах, на полу, в стенах, в мебели, мы прятали чувствительные микрофоны, соединенные через мощные усилители с динамиками в зале. По условиям состязания, чтобы получить приз, нужно было пройти от входа в квартиру до небольшого сейфа, стараясь произвести как можно меньше шума. Свет на сцене убавляли, чтобы участник состязания нащупывал свой путь в полутьме. Повелитель космоса, как веселились собравшиеся, когда через шаг или два в динамиках слышался чудовищный грохот от перевернутого стула или визг домашнего тука от прищемленного хвоста! Один, второй, третий – ни одному из любителей не удавалось дойти до сейфа. И вот на сцену выходил профессионал. Ведущий торжественно объявлял: «Уважаемые эши, мы рады представить вам непревзойденного мастера взлома, героя ста с лишним краж, со средним годовым доходом в семьдесят тысяч кулей, эша, который за восемнадцать лет интенсивной практики провел на очистных сооружениях всего шесть месяцев. Просим приветствовать!» Эши хлопали герою и потом с восторгом следили, как изящно, ловко, даже грациозно скользил вор по квартире, скользил быстро и бесшумно, как летучий хруни, что умеет видеть в темноте. Повелитель космоса, в какой восторг приходили эши от такого искусства!

А замочные конкурсы! Наши профессионалы демонстрировали поистине феноменальное искусство открывания замков, причем, заметьте, замков не своих, а тех, что им передавала публика. Они вскрывали сейфы, открывали замки на ощупь, с завязанными глазами, одной рукой.

Престиж воровских наших традиционных профессий вырос необыкновенно. Мы начали было надеяться, что одолели программистов в заочной битве, но, к своему смятению, начали убеждаться, что повышение престижа повлекло за собой совершенно непредвиденные последствия. Как тут не вспомнить шутку кулинаров: по-настоящему вкусное блюдо можно приготовить только по рецепту. Но рецепт этот можно составить, только приготовив по-настоящему вкусное блюдо.

Члены гильдии начали замечать, что им все труднее и труднее становится работать. Один из лучших наших специалистов жаловался недавно на собрании секции карманников: господа, не могу понять, что происходит. Ранее я работал совершенно спокойно. В день, не перенапрягаясь, делал три–четыре сумочки, изымал до десятка бумажников, не говоря уже о карманах в россыпь. А сейчас с трудом выполняю четверть этой работы, причем то и дело почти что хватают за руку. Происходит самое страшное, господа, начинаешь терять в себе уверенность. По ночам мне снятся капканы, которые сжимают мои пальцы в чужих карманах. Это ужасно, господа, и этому есть только одно объяснение: эши, которым мы с такой гордостью демонстрировали свое искусство, стали опытнее и осторожнее. Они открыли для себя множество маленьких хитростей, которые необыкновенно усложняют нашу работу. Я не знаю, что со мной будет, господа, не знаю, как сумею воспитать своих детей.

А совсем на днях один из опытнейших наших квартирных воров влез в дом, причем в дом, который он очищал дважды. Не успел он тихонько соскользнуть с подоконника, как вдруг сам по себе зажегся яркий свет и мужской голос сказал из динамика: «Поздравляем с проникновением, маэстро. Просим прощения, что установили на окне тепловой датчик».

Ваше королевское величество, в гильдии разброд и роптание. Многие члены говорят, что нечего было ополчаться против программистов, что, мол, во всем виноваты ретрограды, засевшие в правлении. Что прогресс есть прогресс, и надо было не бороться против программистов, а открыть на средства гильдии колледж по подготовке воров-программистов для работы на компьютерах.

Ваше королевское величество, хранитель и воплощение высшей справедливости! Гильдия воров Эша припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой принять меры против жуликов-прог­раммистов. Да, ваше королевское величество, жуликов, ибо ни один из тех, кто обманывает машину, не достоин звания вора. Обмануть машину – это все равно что отнять монетку у маленького ребенка, который пошел купить себе конфету у уличного торговца.

Ваше королевское величество, сегодня компьютеры при всей их высокой эффективности всего-навсего бездушные машины. Но не завтра, так послезавтра в этих ящиках с проводками и полупроводниками может зародиться настоящий искусственный ин­теллект. Можем ли мы позволить, чтобы эти неокрепшие умы росли в атмосфере циничного жульничества? Можем ли мы представить все последствия такого воспитания? А что, если машины начнут жульничать по своей воле? Ваше королевское величество, всех нас, ваших верноподданных слуг, охватывает ужас при мысли о том хаосе, который может возникнуть в королевстве, если презренные нечестные программисты обучат свои компьютеры воровству и жульничеству.

Ваше королевское величество, гильдия воров припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой как-то приструнить во­ров-программистов. Я кончил.

Почтительный гул одобрения пронесся по крылу амфитеатра, где сидели члены гильдии и их адвокаты. Противоположное крыло не менее почтительно зашикало.

Вперед вышел еще один адвокат, такой худой, что казалось, начинен он был не живыми внутренностями, а состоял из печатных схем. Он стал на колени, трижды гулко ударил головой о пол и молвил:

– Ваше королевское величество, разрешите мне ответить на… я не нахожу слов, чтобы дать определение тому чудовищному потоку лжи, диффамации, игре на предрассудках и, наконец, невежеству, которые мой уважаемый коллега столь нагло обрушил на вас, ваше королевское величество.

Компьютерная сторона сладострастно застонала от восторга, а Цурри-Эш нахмурился и сказал:

– Адвокат, меньше волнуйтесь из-за определений, для этого существует королевский научный совет, излагайте нам факты.

– Истинно так, ваше королевское величество! Факты и только факты составят фундамент, а также стены и крышу наших построений…

– Не понимаю, адвокат, либо вы собираетесь изложить свои соображения, либо что-то строить…

Цурри-Эш слегка улыбнулся, видимо очень довольный своим остроумием, а воровская часть амфитеатра покатилась со смеху. Смех был необыкновенно выразителен: в нем слышалось, и презрение к противнику, и почтительная сдержанность, предписываемая этикетом, и восхищение остроумием верховного судьи.

– Ваше королевское величество, позвольте мне от лица пятидесяти тысяч программистов выразить вам глубочайшую признательность за столь ценные указания. Да, ваше королевское величество, следуя вашим указаниям, мы не будем ничего строить, мы будем лишь излагать сухие факты. Компьютеры, как известно, эмоций не имеют и их не понимают. Они понимают лишь сухой язык данных, заложенный в программе. Поэтому мои подзащитные – это эши, привыкшие оперировать только фактами, а не эмоциями, которыми пытался жонглировать мой уважаемый коллега. Я преклоняюсь перед его профессиональной добросовестностью… – Глухой ропот недовольства прошелестел по лагерю программистов, а члены гильдии захлопали. Но адвокат поднял руку, призывая к тишине, и продолжал: – Да, господа, профессиональной добросовестностью, ибо чем же еще можно объяснить его смешные попытки, да что попытки, жалкие потуги оправдать неоправдаемое, защитить незащитимое, бросить тень на незатемняемое!

Ваше королевское величество, господа, позвольте прочесть вам несколько высказываний, сделанных триста с лишним лет назад теми эшами, которые подавали прошения в суды с просьбой запретить только что появившиеся гравитационные экипажи. Я цитирую отрывки, ваше королевское величество: «Совершенно недопустимой является беззвучность, с которой передвигаются эти новые экипажи, ибо, не слыша привычного грохота и шума, эши не смогут вовремя освободить дорогу и погибнут от ударов этого драконовского изобретения. Мною подсчитано, что, если сейчас же не запретить новомодные экипажи, за ближайшие тридцать лет практически все население Эша погибнет в результате дорожных происшествий». А вот еще одна цитатка, ваше королевское величество: «Передвижение живых существ со скоростью, с какой мчатся новые экипажи, является глубоко безнравственным и приведет ко всеобщему упадку морали. Наши предки жили в условиях медленного движения. Все вокруг было прочно, неподвижно и способствовало формированию правильного взгляда на вещи. Но о каком взгляде на вещи можно говорить, когда сидишь в летящем экипаже и все вокруг сливается, теряет свои привычные очертания, становится зыбким и ненадежным. Такая скорость, безусловно, приведет к потере почтения к родителям и старшим у подрастающего поколения, ко всеобщему беззаконию».

Ваше королевское величество, смешно было бы мне попытаться сообщить вам какие-то новые факты, ибо король – сосредоточение всей мудрости и всего знания. Не сомневаюсь, что вы знали эти цитаты, ваше королевское величество, и я позволил себе привести их только для господ воров и их адвокатов, которые, увы, так слабы в истории. Да, ваше величество, они умеют незаметно залезть в квартиру, в беззащитные дома ваших кротких верноподданных, но они, очевидно, никогда не пытались залезть в библиотеку. Даже зайти в нее через дверь не пытались, ибо не за знанием они охотились, а за добычей.

Все новое всегда пугает. Страх перед новым, как пишет королевский историк Фариузи в своей книге «Страх как двигатель прогресса», был когда-то полезен, он заставлял наших бесконечно далеких предков спасаться всего, что было им незнакомо. Но мы ведь не дикари, нами правит мудрейший из мудрых монархов, и коль скоро он в своем всезнании даровал эшам компьютеры для облегчения различных вычислительных работ, преступно было бы усомниться в их пользе. Да, господа, преступно. Клянусь повелителем космоса, если бы мне в голову пришли такие сомнения, я бы сам явился к властям с просьбой бросить меня дракону. Целый эш, так сказать, ни одним кусочком не должен сомневаться в неизбывном знании его величества короля Цурри-Эша, в его мудрости. Пусть сомневаются сорок частей, остающиеся после встречи с драконом.

Итак, ваше королевское величество, я позволил себе напомнить тем невежественным и жадным эшам. что в своей корыстной слепоте осмелились побеспокоить своего верховного судью, что смешно и преступно бояться новых изобретений. Да, среди программистов встречаются нечестные эши, смешно было бы отрицать это. Но ведь нечестные эши, увы, попадаются и среди водителей экипажей, и среди астрономов, торговцев, наладчиков очистных сооружений. Но глупо было бы требовать запрещения экипажей, астрономии, торговли, очистных сооружений.

Ваше королевское величество, пятьдесят тысяч программистов Эша припадают к вашим стопам с покорнейшей просьбой защитить их от кампании злостного очернительства, кою затеяли руководители гильдии воров. Я кончил.

Почтительное ликование программистов было прервано Цурри-Эшем, который поднял руку и сказал:

– В своей безграничной мудрости и вечном стремлении к справедливости король Цурри-Эш Двести десятый, выполняющий сегодня функции верховного судьи, сообщает, что заслушал аргументы обеих сторон и повелевает следующее:

В срок не более двух обращений малого светила гильдия воров должна разработать предохранительные меры, которые затруднят или сделают невозможными кражи посредством нарушения работы компьютеров. В тот же срок гильдия программистов должна разработать электронные устройства, надежные и недорогие, которые затруднят или сделают невозможными кражи из карманов, сумочек, портфелей, чемоданов, шкафов, сейфов и так далее.

Приспособления и устройства будут испытаны перед королевским судом ровно через два оборота малого светила. В случае, если таковые устройства представлены в срок не будут или окажутся малоэффективными, руководство той или иной гильдии будет отправлено на необитаемый остров или к дракону.

Следует заметить, что чрезмерно легкая жизнь способствует вырождению. Так, например, чрезмерно обильные урожаи холи в наших лесах привели к бесконтрольному размножению зарипов, в результате чего среди них, наблюдаются болезни, в том числе легкомыслие, бесплодие и ожирение.

Его королевское величество и верховный судья Цурри-Эш Двести десятый не хотел бы, чтобы подобные несчастья обрушились на гильдию воров и программистов. Поэтому жизнь их должна быть более суровой.

Когда мы остались одни, Цурри-Эш с наслаждением начал чесать себе спину средней рукой, которая у эшей длиннее и гибче двух боковых.

– Представляете, Саша, все заседание умирал от желания почесаться. А нельзя. Королевское достоинство не позволяет. Как вы говорили… ага, ноблес оближ. Так вот и лишаешь себя простых радостей во имя королевского долга. Мало того, что почесаться публично не моги, приходится все время следить и за объективностью. А то так и подмывало крикнуть: все к дракону, сейчас же, шагом ма-арш!

Король жалобно вздохнул, еще раз поскреб спину всеми растопыренными семью пальцами средней руки и сказал:

– А вы говорите «самодержец»! Какой, к дракону, самодержец, когда почесаться всласть нельзя. Ах, Саша, Саша, земной мой друг, не ценят нас, монархов, не ценят. Вот вы недавно мне говорили, что таких архаических формаций, как на Эше, почти и не осталось в изученной вселенной. Верю, верю. Монархия, Саша, эта жуткая штука. Хлопот что с компьютерами, что без них – полон рот. Ни днем покоя, ни ночью сна. И прав, прав тысячекратно был мой родитель незабвенный, когда учил меня, что мы, короли, сидим на вулкане. Спасибо ему, так всыпал мне по мягкому моему детскому седалищу, что сделал его необыкновенно чувствительным. А ведь для хорошего профессионального короля, друг мой, не голова важна, а седалище. Такое оно должно быть чувствительное, чтобы улавливать малейшие колебания трона, чтобы заранее чувствовать изменения в вулкане. Я как-то раз был в хорошем настроении, уж и не помню отчего, призвал королевских сейсмологов и говорю им: «Господа, предлагаю вам соревнование. Вы устанавливаете самые чувствительные свои сейсмографы, а я просто сажусь на трон. Где-нибудь, ну, скажем, в сотне куней от дворца кто-нибудь топнет ногой. Посмотрим, кто из нас сумеет уловить колебания почвы». И что вы думаете, Саша? Я выиграл. Вот так-то. Нас, монархов, не просто любить нужно, жалеть нас нужно. А я сколь себя помню, ни разу не слышал: ваше королевское величество, бедненький мой, как же вас жаль, всемогущего! Бесчувственные твари эти эши, только о себе и дума­ют. Ну что, устали?

– Честно говоря, да, ваше величество, просто слушать это словоговорение устал. А вам ведь и судить нужно было. Вы прямо как царь Соломон…

– Это с какой планеты? Что-то я не слышал…

– У нас на Земле был такой в библейские времена. Тоже су­дил.

– Ничего не поделаешь. Входит в штатные обязанности. Пообедаете со мной?

– С удовольствием, ваше величество.

– Ну тогда идемте. Как раз и время подошло. Королевский мой шеф-повар не любит, когда я опаздываю. Строгий эш. Я и не женился пока из-за него. Как хотите, говорит, ваше величество, но я королевы над собой не потерплю. Мне это руководство повседневное и дамская мелочная опека ни к чему. Лучше, говорит, я сам к дракону пойду.

Был момент, признаюсь, Саша, заколебался. Причем кандидатка не своя, не с Эша. Здешние мне и так доступны, отбою от них нет. Эта с нашей соседней планеты, с Круты, была. Такая забавная особа, рук, представляете, семь, а глаз вовсе нет, они, оказывается, всей кожей видят. Кожное зрение называется. Такая смешная! И нежная, нежная, насквозь видна вся. Я, говорит, очень удобна для брака, на нас, дам Круты, по всей цивилизованной вселенной спрос. У нас ведь по семь рук, и ловкость их необыкновенная.

Потом думаю: а повар что скажет? Насколько я прогрессивен в нашей отсталой монархии, настолько я консервативен в личных привычках. Так ничем и не кончилось. Иногда, правда, взгрустнется, подумается невольно: хорошо бы рядом была такая, с нежными руками, прозрачная вся… О повелитель космоса, пути твои неисповедимы…

Мы вошли в малую королевскую столовую. Где-то запели трубы, и два огромного роста стражника молча отодвинули нам стулья.

Здесь я должен сделать небольшое отступление. Еще первая экспедиция с Земли, посетившая Эш, установила, что местная пища при всей ее экзотичности, вполне усваивается земными желудками. Тем не менее перед отлетом на Эш меня снабдили сверхконцентратами на случай, если я не смогу приспособиться к необычной кулинарии. Главная трудность – это совершенно непривычный вид пищи на Эше. Она носит скорее растительный характер. Я говорю «скорее», потому что растения, идущие здесь в пищу, не совсем растения. Они полурастения-полуживотные, хотя по форме гораздо ближе к растительному миру, по крайней мере в нашем восприятии. Но главное – эшская пища светится в тарелке. Причем это свечение зависит от качества пищи и ее приготовления и считается эшами главным критерием вкуса. Вначале, признаюсь, я закрывал глаза, чтобы по подавиться этими изысканными гаммами всех цветов радуги, но быстро привык.

Так вот, повар короля действительно был непревзойденный виртуоз. То, что лежало сейчас перед нами на тарелках, излучало необыкновенно чистый и глубокий синий свет. Но как только я дотрагивался лопаточкой, которые заменяют здесь наши ножи, вилки и ложки, до побегов, похожих на колбаски, синий цвет тут же сменялся фиолетовым, потом красным.

После обеда король пришел в умиротворенное состояние духа, скорее по инерции опять жаловался на тяготы королевской жизни, потом вдруг надумал отправиться в обсерваторию к Зукки. Я отказался и не спеша побрел в Дом пришельцев. Не за горами было окончание командировки, и пора было начать как-то систематизировать горы материалов, которые у меня уже накопились.

Самое забавное, что я начал испытывать к Цурри-Эшу некую симпатию. Но это же смешно, говорил я себе. Дружба младшего научного сотрудника с королем сама по себе, конечно, непредосудительна, но с таким королем! Я, как мудрейший и справедливейший… Скромности в них нет, в этих монархах. Попробовал бы он побыть у нас на заседании сектора… Но, с другой стороны, зачем ему быть на заседании сектора, когда даже я иной раз старался придумать себе оправдание, чтобы не слушать нудных и справедливых поучений Аглаи Степановны…

Иногда мне начинало казаться, что мой королевский приятель с трудом сдерживает желание посмеяться над своей работой, что в душе он потешается над всеми этими атрибутами и обязанностями правителя Эша. Но я тут же напоминал себе, что сотни эшей, исчезающих в подземных очистных сооружениях и выталкиваемых на арену стадиона на расправу Малышу, вряд ли думают о чувстве юмора у Цурри-Эша.

А симпатии мои непонятные к нему объясняются, надо думать, привычкой и комфортом. Да, комфортом, потому что благорасположение ко мне его величества было общеизвестно и раскрывало передо мной все двери. А к комфорту привыкаешь быстро. Когда ты имеешь то, чего не имеет ближний твой, или когда тебе позволено то, что не позволено другому, ах как неудобно и неуютно считать эти удобства несправедливыми. С дьявольской хитростью древнее чувство эгоизма начинает нашептывать, не сразу, конечно, не грубо, а потихонечку, но капельке: а может, это потому, что ты лучше других… вообще-то в этом есть и нечто несправедливое, но, с другой стороны… И так далее. И тут нужно быть безжалостным палачом: давить в себе змей-искусительниц без всякого судебного разбирательства.

Не хочу хвастаться, но в каком-то смысле пребывание на Эше сослужило мне определенную службу. Младший научный сотрудник, не говоря уже об аспиранте, существо угнетенное, бесправное, посылаемое на все кроссы, от лыжного до бега по пересеченной местности, на все курсы, которые больше никому не хочется посещать, получающее отпуск только после уборщиц и вахтеров, существо, на которое даже машинистки нашего машбюро смотрят сверху вниз. Такому существу королевские почести могут только сниться, и то редко. И лишь здесь, на Эше, я оказался весьма привилегированной особой, волей обстоятельств приближенной к королю. Но нос не задрал, не забыл, кто я такой и откуда явился. Не загордился, не начал почтительно кланяться себе в зеркало и называть себя мысленно на «вы».