Давно уже было замечено, что примерно с середины прошлого, двадцатого века стиль научных публикаций стал заметно подсыхать и тяжелеть. Элегантность изложения и шутка стали почитаться дурным тоном, равно, впрочем, как и ясность мысли. Наверное, объясняется это бурным развитием науки в то время. Чем стремительнее росли ученые армии во всех странах, тем больше среди рекрутов оказывалось людей достаточно ординарных, чтобы хмуро коситься на любые попытки коллег излагать свои мысли без унылой и торжественной серьезности.

После возвращения из научной командировки на планету Эш три года назад я опубликовал большую статью в журнале «Космическая история» (№ 6 за 2010 год), две статьи в «Анналах космосоциологии» (№ 1 за 2011 год и № 3 за тот же год), а также довольно объемистую книжку «Планета Эш. Краткий историко-социологический очерк», которая послужила основой моей докторской диссертации. Все эти публикации написаны как раз тем дьявольски серьезным и важным стилем, о котором я гово­рил. А между тем в кассетах и записных книжках, что я привез с Эша, осталась масса вещей, которые так и не попали в мою научную продукцию. И вовсе не потому, что я не пробовал затолкнуть эти впечатления в статьи и книги. Пробовал, и еще как! Но они так пестры, легковесны, даже в чем-то забавны, что никак не влезали ни в статьи, ни в книгу. А если я и вдавливал их коленом. как запрессовывают в чемодан никак не влезающие рубашки и брюки, они, эти виньеточки, вдруг начинали сиротливо ежиться в окружении суровой научной прозы, пока не казались мне и вовсе никчемными.

Вот тогда-то у меня и возникла идея этих легкомысленных заметок. Я вовсе не хочу утверждать, что написал их с каким-то литературным мастерством, это было бы с моей стороны по меньшей мере самонадеянностью. Но раскованно – да. Во всяком случае, таково мнение моего коллеги профессора Сергея Ивановича Зуева, который заведует сектором в нашем Институте космической истории. Закончив чисто литературный анализ, он добавил:

– Очень, очень раскованно, мой юный друг, хотя… А вообще-то вы уверены, что это вам нужно?

– Что именно, Сергей Иванович? – притворился я, как будто не заметил слегка брезгливого взгляда, который профессор бросил на стопку листков.

– Не нужно быть Кассандрой, чтобы предсказать ваше будущее, Сашенька: снисходительные улыбки коллег, ироничные пожатия плечами, вежливые похохатывания, ах этот Бочагов, наш, так сказать, литератор, юморист!

Я молчал. Вежливые похохатывания были, разумеется, обидны, но слово «юморист», даже с вос­кли­ца­тельным знаком, которое звучало в устах Сергея Ивановича как заключительный аккорд обвинения, почему-то не потрясло меня.

– Ну, ну, Сашенька, я вас предупредил на правах седовласого старшего товарища, умудренного жизнью, а уж решать, что делась с «Беседами», – дело ваше.

– А что бы вы сделали с ними? – спросил я. Перед моим мысленным взором мгновенно промелькнула картина: профессор остервенело кромсает одну страничку за другой, пока вся комната не наполняется бумажным снегопадом.

– Что бы сделал я? – переспросил Сергей Иванович, склонил голову набок, закрыл зачем-то один глаз и вздохнул. – Постарался бы напечатать, конечно.

Я последовал его совету.

Еще раз хочу напомнить благосклонному читателю (если, конечно, таковой найдется), который заинтересуется историей планеты Эш, что систематические сведения по истории ее и анализ нынешнего состояния можно найти в упомянутых мною выше работах.

Я благодарю экс-короля Цурри-Эша за то, что он любезно согласился прочесть рукопись и сделал несколько ценных замечаний, хотя его экс-величество очень загружен в последнее время и основной работой, и общественными нагрузками в нашем Институте космической истории.

1

Это было примерно месяца через три после моего приезда на Эш. Я уже довольно сносно изъяснялся на языке эшей, объездил и облазил эту небольшую уютную планетку, много раз беседовал с королем Цурри-Эшем – правителем планеты. Наверное, подданные его были не слишком интересными собеседниками, потому что его величество держал меня по часу, а то и по два, без устали расспрашивал про Землю, про другие центры цивилизации. Я был не первый инопланетянин на Эше, но первый при жизни его величества, поэтому его любопытство было поистине ненасытно.

– Да, да, я понимаю, – часто говорил он, когда я рассказывал ему про нашу Землю, – у нас очень отсталая планета…

– Он печально вздыхал и закрывал все свои три круглых глаза.

– И строй архаический – монархия. Но я же не виноват, Саша?

Я с трудом удерживал улыбку. Печаль его величества и особенно слово «Саша» в его устах были необыкновенно забавны.

– Нас так мало, – говорил его величество Цурри-Эш. – Нас почти не осталось, монархов, особенно абсолютных. Может быть, имеет смысл сделать на Эше, так сказать, исторический заповедник? Организовать туризм: две недели в древнем королевстве. Как, Саша?

– Прекрасная идея, ваше величество.

– Вы умный человек, Саша. Вы соглашаетесь со многими вещами, которые я говорю. Впрочем, мои историки тоже на редкость сообразительны: всегда понимают меня с полуслова и всегда соглашаются. Не успею и рта раскрыть, как они тут как тут: вы абсолютно правы, ваше королевское величество, какой глубокий анализ, какая эрудиция…

Понимаю, что преувеличивают, но ведь искренне, от всей души. Любят, любят меня мои королевские ученые…

Я молчал и улыбался. Специально для бесед с королем я выработал и довел до совершенства вежливую и нейтральную улыбку, которой очень горжусь и по сей день.

В тот раз его величество сказал мне:

– Саша, я собираюсь завтра съездить в Королевскую обсерваторию. Надеюсь, вы составите мне компанию?

– С удовольствием, ваше королевское величество, – наклонил я голову и улыбнулся своей дипломатической улыбкой.

– Вот и прекрасно. Прислать за вами экипаж или вы подойдете к дворцу? К девяти утра.

– С наслаждением пройдусь.

Утро было восхитительное. Я вышел из Дома пришельцев и медленно направился к дворцу. Эши на улице почти не обращали на меня внимания. То ли моя внешность не возбуждала у них особого любопытства, то ли они успевали ловко маскировать его. И лишь несколько ребятишек остановились и стали с интересом меня разглядывать. Представляю, каким монстром я должен был им казаться: всего две руки и два глаза! И то не совсем там, где им положено быть. Я улыбнулся им, и они попытались в ответ тоже изобразить на своих круглых личиках нечто наподобие улыбки: прищурили свои глазки и смешно растянули рты.

Человек обладает феноменальной способностью к интеллектуальной и эмоциональной адаптации. Мы привыкаем ко всему. Во всяком случае, лучше почти всех разумных существ, которых людям довелось встретить пока во вселенной. Я уж не говорю, конечно, о жителях Труко, которые почти не переносят никаких контактов с представителями иных цивилизаций из-за страшного волнения, охватывающего их. Но даже по сравнению с более спокойными существами мы уникальны.

Вот я иду по улицам Угорры, столицы Эша, смотрю на трехруких и трехглавых эшей, я, младший научный сотрудник Института космической истории в Москве Александр Павлович Бочагов, 29 лет от роду, и воспринимаю это как нечто вполне естественное. Словно иду я не ко дворцу его величества Цурри-Эша, дабы посетить вместе с ним Королевскую обсерваторию, а, скажем, нахожусь в зарубежной туристической поездке, допустим, в Токио, и иду осматривать императорский дворец. И все члены группы будут щелкать затворами фотоаппаратов и клянчить друг у друга пленку.

И как только напомнил я себе о чуде, о необыкновенной моей командировке, острое ощущение праздничного волшебства послушно нахлынуло на меня. Мне захотелось крикнуть эшам: господа, жизнь удивительна! Чудеса ждут нас за каждым углом!

Но младший научный сотрудник – довольно высокое звание, если и не в нашем институте, то уж на чужой планете безусловно. И я сохраняю дипломатическое достоинство представителя моей Земли и шествую важно и чинно, как истинный посол.

Я был у дворца без десяти минут девять. Три экипажа уже ждали у подъезда. Верх у них был откинут, и передний украшал королевский штандарт. Начальник стражи сделал знак рукой, и трубачи, стоявшие в две шеренги у входа, вскинули свои длиннющие трубы. Еще один короткий, торопливый взмах – и трубы издали торжествующий рык: из подъезда вышел его величество в небесно-голубом плаще, приветливо кивнул страже, а мне подал среднюю руку.

– Отличный денек, Саша, а?

– Изумительный, ваше величество.

– Я велел подать открытые экипажи. Хотя мы поедем инкогнито, народ должен видеть своего обожаемого монарха.

Наверное, Цурри-Эш заметил недоумение на моем лице, потому что спросил:

– Что вам непонятно, друг мой?

– Вот вы сказали «инкогнито», ваше величество, а… Если эши видят, как вы выразились, своего обожаемого монарха, то какое же это инкогнито? Или мы поразному понимаем это слово? У нас «инкогнито» значит «скрывая свое имя», так, чтобы тебя не узнали.

– На Эше немножко не так. Если я путешествую инкогнито, это значит, я не хочу, чтобы меня узнавали. То есть все, разумеется, меня узнают, но делают вид, что не узнают.

– Гм… У нас на Земле в далекие времена, когда монархов было хоть пруд пруди, жил, например, некто Гарун-аль-Рашид, правитель Багдада. И представляете, ваше величество, все бы о нем давно и безусловно забыли, если бы не его привычка переодеваться и бродить неузнанным по улицам своего Багдада.

– Неузнанным? Гм, странная, однако, привычка. И крайне неудобная. Я бы даже сказал, жестокая. Лишать своих подданных счастья лицезреть короля – непростительно! Но давайте двигаться, господа. Саша, садитесь на правах гостя со мной.

Снова зарычали трубы, экипажи тихонько забулькали плавно приподнялись над землей и легко заскользили по улицам. Два солнца в небе Эша давали по две тени, которые неслись за нами но обеим сторонам процессии, и я, вдруг вспомнил футбол при искусственном освещении и забавный веер теней, сопровождающий каждого игрока.

Мы плыли по улицам Угорры, и прохожие при виде нашей процессии останавливались и кричали:

– Век править королю Цурри-Эш!

Я повернулся к королю, который приветливо махал прохожим всеми своими тремя рукам я, и спросил:

– Ваше величество…

– Да, Саша?

– Вот вы давеча сказали, что ваши подданные делают вид, будто не узнают вас, когда вы путешествуете инкогнито…

– В этом-то все и дело, мой друг, – сокрушенно развел двумя руками король, а третьей похлопал меня но плечу. – Распущенность. Знают ведь, негодяи, что я еду инкогнито, и – видите – приветствуют. Что с ними поделаешь? Любят, любят эши своего монарха. И понимаете. Саша, именно из-за этого и приходится быть королем. Ушел бы давно на покой, но как подумаю о слезах, которые будут проливать мои бедные подданные, говорю себе: терпи, Цурри, терпи, ты нужен эшам. Вы не были еще на горе Элфи?

– Нет, ваше величество.

– Изумительное место. Вид просто захватывающий. А недалеко от вершины я построил обсерваторию. Я, знаете, ведь очень просвещенный деспот. Очень интересуюсь историей вселенной. Есть такая теория, будто все на свете, то есть и сам свет, возникло в одно мгновение, в результате одного так называемого Большого взрыва. Так вот, дорогой друг, меня страшно волнует вопрос, а что же было до этого момента? Представляете, проснусь ночью, лежу и думаю, думаю. И в голове прямо гул стоит. Так и зудит, зудит… Как же, думаю, получается: ну хорошо, бац! И пошел от взрыва мир. А до него? Одного вызываю астронома, объясните, говорю. Крутит, вертит, юлит. Раз­жаловал. Зову второго. Да как же вам объяснить, ваше королевское величество, когда это пониманию недоступно. Ах, думаю, негодяй! Мне, всемогущему, – и недоступно. С трудом удержался, чтобы не отправить его к дракону. Разжаловал. Послал работать на очистные сооружения. Надо думать, переработка нечистот на подземных фильтрах его пониманию оказалась доступной. Смотрю – и третий объяснить не может. Тогда и решил: построю специальную обсерваторию, установлю повышенное жалованье и срок дам – три года. Чтоб определили наконец происхождение вселенной. Ну, разумеется, и кое-что от своих щедрот обещал, кто первый проникнет в тайну Большого взрыва.

– Ну и как, ваше величество?

– Работают. Уже второй год. Вот и решил побывать у них. Отдохнуть, так сказать, душой. От суеты, от забот, от инт­риг. Оставить все это здесь, внизу, в долине. Подняться на Элфи, воспарить, так сказать, духом. Приблизиться к звездам. Побыть среди эшей, которые денно и нощно думают о бесконечности. Как это должно быть прекрасно!

Король вздохнул, прикрыл все свои три глаза, помолчал и добавил:

– Знаете, почему я люблю астрономию? Помимо врожденной любознательности? Очищает. Посмотришь в небо, подумаешь о безбрежности его, которое никак объять разумом нельзя, и мелкие твои заботы начинают казаться такими ничтожными, смешными. Честно говоря, я и обсерваторию Элфи приказал построить, чтобы было куда поехать омыть душу. Намаешься с управлением, то заговор против тебя, то интриги, то депутация торговцев одолевает, налоги, бедняжки, просят скостить, то ассоциация промышленников бьет челом – и так каждый день. Вот и мечтаешь о горе. О чистоте. О покое. О вечности. О небе. Оно там, на Элфи, кажется таким близким, что хочется его рукой погладить.

Король замолчал и откинулся на спинку сиденья. Тем временем процессия уже покинула столицу, и мы стремительно мчались над дорогой, которая плавно вилась среди фиолетовой растительности. Наверное, я задремал, потому что как-то сразу экипажи начали подниматься вверх. Я поймал себя на том, что пытаюсь нажать правой ногой на тормоз – так лихо наш водитель брнл повороты.

Еще несколько минут, и после очередного головокружительного виража показалось здание обсерватории. Фасад его был украшен флажками, а на лужайке перед ним выстроились человек пятьдесят.

Не знаю, каковы их научные достижения, но шеренга была идеальной, да и ранжир соблюдался с геометрической точностью.

Не успели наши экипажи плавно опуститься на землю, как все астрономы с поразительной синхронностью воскликнули:

– Век править величайшему покровителю астрономии королю Цурри-Эшу!

– Ах, негодники, – пробормотал король, – узнали все-таки, что с ними поделаешь. – Он поднял голову. – Век, век!

Печатая шаг, из шеренги вышел величественного вида старец и обратился к королю:

– Ваше королевское величество, астрономы обсерватории Элфи счастливы приветствовать вас здесь. Мы рады доложить вам, что…

– Неужели? – просиял Цурри-Эш. – Неужели тайна Большого взрыва разгадана?

– Не совсем, – замялся старец, – но работа ведется, мы двигаемся в правильном направлении. – Астроном заметил, должно быть, тень неудовольствия, скользнувшую по королевскому челу, потому что торопливо выкрикнул: – Нами установлено, ваше величество, что вселенная либо существовала вечно, либо возникла…

– Ну, ну, – пожал плечами король. – Потом. Я должен сначала посмотреть, какие у нас есть вакансии на очистных соо­ружениях. – Он невесело рассмеялся, и все собравшиеся растянули рты в безмолвных испуганных улыбках.

– Вот так, Саша, – повернулся ко мне Цурри-Эш, – стараешься, стараешься, сооружаешь изумительную обсерваторию, новые вычислительные центры – и все во имя прогресса. А тебе в ответ: либо, либо… Бездельники. Ладно, давайте хоть полюбуемся видом.

Вид и действительно был величественный. Нежнейшая сиреневая дымка была небрежно наброшена на безбрежный пейзаж, мерцавший всеми гаммами фиолетового цвета.

Мы стояли и молчали.

– Иногда мне кажется, – сказал король, – что я вспыльчивый. Вот только что еле удержался, чтобы не отправить всех этих бездельников на каторжные работы. Уже рот было раскрыл. Еще бы доля секунды… Хорошо, успел подумать: а кто же тайны вселенной разгадывать будет?

Недавно спрашиваю в разговоре премьер-министра, вы его видели, толстенький такой: скажите, друг мой, вспыльчивый ли я? Только честно и искренне, «Что вы, ваше величество, как вы могли даже подумать такое? Мне даже обидно, что вы возводите такую напраслину на себя, самого выдержанного среди всех эшей, самого спокойного и благоразумного!» Я не выдержал, схватил его за горло и кричу: «Правду! Говорите правду или я велю перебить вам руки!» Премьер побледнел ужасно, закрыл все три глаза и шепчет: «Можете лишить меня и головы, ваше королевское величество, но даже в последнее мгновение я буду повторять, что вы мудрейший и справедливейший из эшей». Ну как ему не поверить? Премьер-министр все-таки. И говорит так убедительно. И бесстрашен, заметьте. Так и режет: мудрейший и справедливейший. Наверное, так оно и есть. Иначе не быть бы мне Двести десятым повелителем Эша.

Король посмотрел на меня, усмехнулся и добавил:

– Представляю, Саша, что вы сейчас думаете. Конечно, любой норовит сказать монарху, да еще абсолютному, комплимент. Понимаю ваш скепсис. И сам не раз так думал, терзался сомнениями. Лягу вечером почивать – и вот душу всю свою вытаскиваю, выворачиваю наизнанку, и так и эдак ее мну, кручу. А потом пришел к выводу: нельзя повелителю не верить своим подданным, когда те по велению своих сердец говорят о любви к королю. Эдак можно стать скептиком и мизантропом, а от этого, говорят, печень страдает. Надо верить, когда тебе говорят, что ты велик и мудр, как бы это ни было тяжело. Вот вы, Саша, опять едва заметно плечиками пожали. И я вас понимаю. А вы меня – нет. Когда я заставляю себя верить, что я велик, мудр, терпелив, щедр, добр, – это в каком-то смысле жертва, Саша. Да, жертва, потому что ни один монарх, тем более абсолютный, не может править, не жертвуя чем-то. А я жертвую многим, даже душевными порывами, потому что так иногда меня и подмывает: отрекусь, думаю, уйду в обсерваторию, надену астрономическое рубище, и пусть правят сами. И так затянулась у нас отсталая эта абсолютистская формация. Вот, Саша, такова наша королевская жизнь. Правь, кажется, наслаждайся, а на поверку тяжкий крест мы несем. Я имею в виду монархов.

Король прерывисто вздохнул, и мне показалось, что все его три глаза слегка увлажнились.

– Пойдемте, Саша, послушаем, что нам доложит главный королевский астроном, отдохнем немножко, а потом нас ждет бан­кет.

Комната, приготовленная для его величества, была просторной, и одна стена была почти сплошь стеклянной. Казалось, мы парим над фиолетовой дымкой долины. Возможно, ощущение полета усугублялось еще и тем, что солнца Эша двигаются быстрее, чем наше земное Солнце, и тени соответственно тоже ползут быстрее.

– Разрешите, ваше величество? – в дверь медленно вполз старец, который приветствовал королевскую процессию перед обсерваторией. Он не то полз, не то шел на четвереньках, и в тишине комнаты было слышно его тяжелое дыхание и скрип суставов, словно их давно не смазывали.

Я взглянул на короля. Тот поймал мой взгляд, посмотрел на распростертого астронома и слабо усмехнулся, давая понять, что догадывается о моих мыслях.

– Ваше королевское величество, – пробормотал астроном, не вставая с пола, – я молю вас о самом суровом наказании. Я заслужил его, ибо я совершил непростительное преступление: я разочаровал своего обожаемого повелителя. – Старец застонал и дважды тихонько ударил лбом о пол. – Я до сих пор не открыл тайну происхождения вселенной.

– Справедливо, астроном, справедливо. Но встаньте, однако, хватит отдыхать.

Король слегка улыбнулся и подмигнул мне. Вот, мол, с чем приходится сталкиваться. Хорошо еще, что старик раскаивается.

Астроном медленно поднялся на колени.

– Нет, ваше величество, стоять перед вами я смогу только тогда, когда выполню ваш высочайший приказ.

– Ну, ну, – пожал плечами Цурри-Эш.

– Позвольте, ваше величество, доложить вам о ходе исследований.

– Докладывайте. Только покороче и без излишних деталей. Я ведь и так читаю ваши письменные отчеты. Последний, о реликтовом радиоизлучении, был довольно интересен.

– Ваше величество! – страстно воскликнул старец и простер к королю худые жилистые руки, вылезавшие из-под широких рукавов плаща. – Ваше величество! Мы бы продвинулись гораздо ближе к жгучей тайне, если бы… если бы… – старик замялся и опустил голову, как ребенок, который боится признаться в шалости.

– Если бы, – властно и нетерпеливо сказал король. – Что «если бы»? Только и слышишь от всех «если» и «когда».

– О повелитель! Так трудно рваться к истине, когда тебя не только держат за полы плаща, но еще и ставят подножки…

– Послушайте, Гагу, это что, отчет или поэма? Нельзя ли ближе к делу? И без простертых рук. Я этого не люблю. Только все и делают, что тянут ко мне руки, дай, дай, дай. Так кто же держит вас за полы вашего астрономического плаща и кто вам ставит подножки?

– Мне больно говорить об этом, ваше королевское величество, но мой заместитель, досточтимый астроном Арпеж, которому я поручил закончить строительство большого радиотелескопа, в третий раз жестоко разочаровал нас. Мало того, ученый муж оказался нечист на руку. И проявил больше склонности к бизнесу, чем к нашей возвышенной науке.

– Гм, серьезное обвинение, Гагу. И вы располагаете доказательствами?

– Да, ваше королевское величество. С болью в сердце и со слезами на глазах я вынужден был оторвать себя от созерцания вечного неба и заниматься слежкой. – Старик вытащил из внутреннего кармана плаща конверт. – Вот. Здесь фотография виллы, построенной Арпежем месяц назад. Вот показания свидетелей, видевших грузовые платформы со знаками обсерватории Элфи у строившейся виллы.

– Так, так, очень милое бунгало, – заметил король, глядя на фотографию. – Это что же за место?

– Недалеко от Буша.

– Удобное расположение… Та-ак… Значит, вы сами вели расследование?

– Да, ваше величество. Душа моя рвалась к большому телескопу, к тихим ночам, когда небо и звезды кажутся совсем рядом, но долг гнал меня по следам того, кто мешал выполнить приказ вашего королевского величества.

– Четко сформулировано, астроном. Если вам не трудно, пришлите-ка сюда счастливого владельца этой очаровательной виллы.

«Странное все-таки существо, этот Цурри-Эш, – подумал я. – Во всяком случае, довольно непредсказуем». Я был уверен, что он тут же выйдет из себя, начнет кричать и топать, а он прямо излучал добродушие. Или он наслаждался ролью кошки, затеявшей одностороннюю игру с мышью? Королевская кошка и астрокомическая мышь.

Старец поклонился, снова стукнул головой о пол и неожиданно ловко помчался на коленях к двери.

– Какое у вас впечатление, Саша, друг мой?

– От этого астронома?

– Совершенно верно.

Гм, куда тут денешься от мудрой формулы «с одной стороны…». Было что-то в королевском астрономе настораживающее. Вот, например, как он здорово промчался на коленях к двери… С другой стороны, мой жизненный опыт, во всяком случае, по части оценки королевских астрономов, был довольно ограничен. Но сказать что-то все-таки нужно было.

– Как вам сказать, ваше величество… Я бы вначале выслушал и вторую сторону. Без этого трудно составить мнение.

– Умно. Очень умно. Послушайте, Саша, может, не стоит вам писать вашу докторскую диссертацию? А? Оставайтесь у меня советником по науке? А? Ей-богу?

– Ваше величество, у меня научная командировка, коллектив моего института…

– Мне бы таких лояльных сотрудников… А вот, если не ошибаюсь, и наш Арпеж. Входите.

Арпеж был высок, худ и складывался в поклоне медленно, но основательно.

– Ваше королевское величество соизволило призвать меня, – так же медленно и основательно сказал он,

– Да, соизволил. Хотел было побеседовать о вечности, но сначала скажите мне, это ваш домик? – С этими словами король протянул Арпежу фотографию.

Арпеж взял фотографию средней рукой, внимательно посмотрел на нее, нахмурил лоб.

– Это бунгало моей сестры, ваше королевское величество.

– Вы в этом уверены?

– Да, ваше королевское величество. Это домик моей сестры Зукки. Я бы мог еще сомневаться, но вот этот холмик справа имеет такую характерную форму…

– Характерную, говорите? – улыбнулся Цурри-Эш, и мне показалось, что он и впрямь стал походить на трехглазую кошку.

– Да, ваше величество. Он похож на лежащего тупа. Вот спина, вот головка…

– Да, действительно. Скажите, а долго вы строили это бунгало?

– Я не строил его, ваше королевское величество.

– Угу. Понимаю. Строила сестра.

– С вашего разрешения, и не она, хотя и является владелицей.

– А кто же?

Арпеж глубоко и шумно вздохнул, как будто собирался нырнуть, и сказал:

– Королевский астроном Гагу.

– Что-о? Вы, часом, не смеетесь, астроном?

– Ваше величество, вот… – Арпеж вытащил из кармана плаща конверт. – Здесь три письма, собственноручно написанных королевским астрономом моей сестре Зукки. Он построил и подарил ей этот дом в надежде, что она согласится стать его женой…

– И она согласилась? – спросил король.

– В том-то все и дело, ваше величество, что нет. По-своему, она честна. Она ему и не обещала, но он ей проходу не давал, он очень влюблен в нее. Был, во всяком случае. Он и меня пригласил на должность своего заместителя, чтобы иметь возможность чаще встречаться с ней.

– Значит, бунгало построил он?

– Так точно, ваше королевское величество. Я не раз наблюдал, как он вызывал к себе эшей из гильдии строителей для бесед. И интересовался вовсе не большим радиотелескопом, а живо расспрашивал их о возведении бунгало.

– Наверное, все это изрядно отвлекало вас от чисто астрономических наблюдений?

– О да, ваше величество! Как только я увидел, что сестра не склонна стать мадам Гагу, я понял, какая мне угрожает опасность. Я понял, что королевский астроном попытается отомстить в первую очередь именно мне…

– Почему?

– Он уверен, что я подговорил сестру отвергнуть его ухаживания.

– Для чего?

– Он убежден, что я целю на его место главного королевского астронома. И само собой разумеется, мне пришлось следить за ним целыми днями. И ночами, разумеется. К телескопу боялся подойти. Только приникнешь к окуляру, а тебе нож в спину. Очень удобное место для убийства. Страдал, ваше королевское величество, ужасно. Душа рвалась к небу, а в спине я уже ощущал. До того дошло, как только слышу шаги чьи-нибудь сзади, тут же оборачиваюсь. – Астроном скорбно вздохнул и продолжал: – Я предполагал, что он попытается подставить меня под удар, ваше величество, но, честно говоря, и подумать не мог, что он выберет для своего дьявольского плана мести домик в Буше.

– Так, так, логично. Ну а пути к познанию?

– Вы имеете в виду планы главного астронома? Кроме этих трех писем, я располагаю показаниями…

– Нет, я имел в виду познание истины.

– Я и говорю, ваше королевское величество…

– Происхождение вселенной! Большой взрыв! Момент сингулярности, мерзавцы! Всех на необитаемый остров отправлю, – крикнул король.

– А… Простите, ваше королевское величество, я не сразу понял, о какой истине вы изволили говорить. Я, разумеется, стремился… Так сказать, проникнуть… но обстоятельства…

– Вижу, Арпеж, вижу, – вдруг успокоился король. – Ну а сестра?

– В каком смысле, ваше величество?

– Что она у вас поделывает, кроме бурного романа со старцем?

– С вашего разрешения, она ведь тоже астроном. Служит здесь младшим наблюдателем. С чего все началось…

– Пришлите ее, Арпеж.

– Слушаюсь, ваше королевское величество.

Король сплел все свои три руки и потер их одну о другую.

– Знаете что, Саша, раз вы отказались от места моего научного советника, могу сделать вам еще одно предложение. Идите-ка королем, а? Вместо меня. Если нужно написать какие-нибудь бумаги в ваш институт, пожалуйста. Просим откомандировать младшего научного сотрудника Бочагова для занятия места повелителя планеты Эш. Соглашайтесь, Саша, другого шанса у вас не будет. Здесь же и защитите диссертацию. Монарху, да еще абсолютному, это проще. Соглашайтесь, а я отдохну от своих верноподданных, а? Согласны?

– Боюсь, ваше величество, у меня недостаточная подготовка для столь высокого поста: всего-навсего факультет космической истории Московского университета плюс аспирантура. Никем еще в жизни не управлял. Повелевать не умею.

– Ничего, друг мой, научитесь.

– Боюсь, ваше королевское величество, что характера не хватит. Вот и Зина моя не раз меня характером попрекала.

– Может, вы и правы. Характер в нашем деле – первейшее дело. Но вы-то хоть отговориться можете, а я чем отговорюсь? И кому? Представляете, какая это психическая нагрузка, когда ты монарх, да еще абсолютный. Недолго и тираном стать.

В дверь постучали.

– Войдите, – буркнул Цуррн-Эш, и в комнату вошла молоденькая эшка с живыми, озорными глазами. Даже плащ астронома не мог скрыть пропорций ее компактной ловкой фигурки.

– Добрый день, ваше величество, – весело пропела она, – младший наблюдатель Зукки. Вы приказали мне явиться.

– Да, астроном, я послал за вами.

– Слушаю, ваше величество.

– Это ваш дом?

– Совершенно верно, ваше величество, но я вовсе не уверена, что он у меня останется.

– Почему?

– Видите ли, когда я категорически отказалась стать супругой главного астронома, он поклялся, что любыми путями отберет у меня бунгало.

– Которое он же построил для вас?

– Это была идея моего брата.

– Что?

– Он уговорил господина Гагу подарить мне бунгало. От такого подарка, сказал он астроному, она не откажется. А меня, в свою очередь, учил: пошли ты его подальше, зачем тебе эта старая развалина. И в общем, ваше величество, я должна была с ним согласиться. Увы, королевский астроном действительно развалина…

– Вы в этом уверены?

– О да, ваше величество! Я не раз имела возможность в этом убедиться… Я была терпелива, но… Позвольте мне не продолжать, ваше величество. Отнимут у меня это бунгало в Буше или нет – честно говоря, ваше величество, меня это мало волнует. Я мечтаю лишь об одном: преподнести вашему королевскому величеству подарок, проникнув в тайны мироздания.

– Всего лишь? – усмехнулся Цурри-Эш.

– Да, – улыбнулась Зукки и посмотрела на короля смело и не без кокетства.

Саша, сказал я себе, что бы подумала твоя Зина, если узнала, что тебе чуть-чуть нравится трехрукое существо с тремя озорными глазами.

Банкет, разумеется, король отменил, и я рано улегся спать. Но сна не было. На меня вдруг напала острая тоска по дому, по друзьям, по Земле. Приступ ностальгии был пронзительный. Единственное, что немножко успокаивало меня, – это мысль о том, что половина моего командировочного срока уже прошла и что через четыре месяца я буду в Москве.

Я оделся и вышел на улицу. Было тихо. В долину, очевидно, пал туман, потому что не видно было ни огонька. Зато небо было какое-то осеннее, с вызревшими гроздьями сочных звезд прямо над головой – протяни руку и срывай, лакомься чужими мирами. Может быть, ночной прохладный воздух взбодрил меня, может быть, помогло ощущение близости звезд, в том числе и звездочки под названием Солнце, но тягостный груз на сердце начал становиться все легче и легче, пока вовсе не исчез.

И как это всегда бывает со мной, испарившаяся печаль принесла с собой веселый приступ оптимизма. Все было хорошо. Все шло путем. Целый чемодан видео – и звуковых кассет, дюжина записных книжек – это ли не материал для диссертации? Конечно, мне здорово повезло с Цурри-Эшем. Я даже и мечтать не мог, что окажусь, выражаясь старинным языком, королевским конфидантом. «Саша, – напутствовала меня наша завсектором Аглая Степановна Кучкина, – главное – не забывайте, что монархия – это все-таки монархия. Тщательно соблюдайте правила космических контактов». Старушка вся в этом. Советы ее всегда банальны, а потому и мудры: работать надо регулярно, будьте настойчивы и так далее.

Внезапно невдалеке послышались шаги, и рядом со мной выросла знакомая фигура.

– Не спите, Саша? – спросил король, позевывая.

– Решил посмотреть на звезды, ваше величество. Все-таки мы в обсерватории.

– Боюсь, вы здесь единственный, кто смотрит на небо. Только что мой министр юстиции, полиции и очистных сооружений доложил мне, что с удовольствием примет десяток–другой астрономов для заселения необитаемого острова Драконов. О, это замечательный остров, так сказать, географический раритет: сколько раз мы отправляли туда наших проштрафившихся подданных, а остров так и остается необитаемым. Вы, Саша, знаете мое научное любопытство, неоднократно пытал министра юстиции и полиции, как это получается. А он, представляете, только руками разводит, сам, говорит, не пойму, ваше просвещенное величество. Остров отличный, солидный, один камень, сырости ни капли, ни ручейка. К тому же кругом драконы. Живи – не хочу. И не живут же, негодяи. Представляете, Саша, просто какая-то загадка природы. Почище Большого взрыва. Вот я и подумал: раз эти бездельники астрономы не доложили мне о происхождении вселенной, пусть хоть разгадают тайну острова Драконов. Поэтому я уже отдал приказ страже, и все старшие астрономы во главе с господином Гагу отправлены на остров.

– А Зукки? – спросил я.

– Зукки… – король усмехнулся. – Я еще раз побеседовал с ней. Что я вам скажу, Саша, я понимаю старого Гагу, в девочке что-то есть. Если, простите меня за корявую шутку, звезд с неба она, может быть, и не хватает, но что-то в ней, безусловно, есть.

– И что же с ней будет, ваше величество?

– О, друг мой, я вижу, и вы заинтересовались юной наблюдательницей. Может быть, возьмете ее с собой, когда будете возвращаться домой?

– Спасибо, ваше величество, это против правил.

– Ну, раз вы ее оставляете мне, придется снизойти и оказывать ей протекцию.

– А кто же все-таки останется здесь, в обсерватории? Кто будет искать разгадку Большого взрыва?

– В том-то, друг Саша, и беда с нами, монархами, настойчивости у нас мало. Надоел мне этот Большой взрыв, ну его к дракону. Не я приказал его произвести, и не мне разгадать его тайну. А обсерватория… Буду иногда приезжать сюда к Зукки.

2

– Сегодня, Саша, вы увидите великолепное зрелище, которое я лично считаю самым любимым на Эше. Я имею в виду отчаянно храбрый бой короля с огнедышащим драконом. Надеюсь, вам он будет интересен. А то заладили свое: классы, эксплуатация, налоги. Разве сравнишь это со зрелищем бесстрашного короля, выходящего один на один с чудовищем! Я лично приглашаю вас.

– Благодарю вас, ваше королевское величество! – воскликнул я с чувством. – Я не то что боя такого никогда не видел, я и дракона живого не видел, не говоря уже о короле.

– Отлично сказано. Люблю энтузиазм у подчиненных, Но пойдемте, пора уже на стадион. Вы слышали выражение: «Точность – вежливость королей»?

– Это ж я вас ему научил, ваше величество.

– Ах, да, верно, но вообще-то у нас не заведено поправлять самодержца. Вы, Саша, конечно, командированный и не имеете достаточного опыта общения с титулованными особами, не говоря уже о королях, но советую вам быть деликатнее с нами. Именно деликатнее, потому что мы, монархи, существа, как правило, легко ранимые, так сказать, незащищенные да плюс очень тонко организованные. Если быть честным, с трудом сейчас удержался, чтобы не велеть отрубить вам что-нибудь. Но это, так сказать, между делом. Ну вот, я вижу, вы уже и надулись. Клянусь повелителем космоса, вы как дитя неразумное. С королем же беседуете. Можно на него обижаться? Даже смешно. И помните, что не стоит меня выводить из себя. Я ведь сам не знаю, что могу выкинуть, хотя эш я крайне выдержанный. Например, прикажу таможенным властям конфисковать у вас при отъезде все ваши записи и заметки, а? Каково? Не бойтесь, друг мой, на сегодня это всего лишь шутка. Просто у меня поистине королевское чувство юмора. Ну что вы так на меня смотрите? Думаете, рисуюсь? Ну, допустим, немножко рисуюсь. А почему бы и нет? Все-таки король как-никак! Ну вот мы и приехали.

Перед нами возвышалась огромная чаша стадиона, а площадь перед ней бурлила от тысяч и тысяч эшей, торопившихся занять свои места. Везде, сколько хватал глаз, видны были флажки, трепетавшие на ветру, флажки были на самом здании стадиона, на мачтах у входа, даже на шляпах. И на каждом флажке, большом или маленьком, королевский герб с изображениями двухсот десяти солнц по числу властителей династии Эш. Воздух был полон шелеста, тугого трепета, щелканья и хлопанья.

– На бой приходят пятьдесят тысяч эшей. Получить приглашение на королевский бой – огромная честь, – сказал Цур­ри-Эш. – И наоборот, не быть на ежегодном сражении – это катастрофа. Конец карьеры. Конец всему. Известны случаи, когда эши, не получившие приглашения, кончали с собой, не в силах перенести позора. Сказать кому-нибудь из высших слоев общества: «Что-то я не видел вас на королевском поединке» – значит нанести страшное оскорбление. И наоборот, если хотите доставить эшу удовольствие, вы обязательно заметите: «Видел вас у дракона», хотя прекрасно знаете, что он на стадионе не был, а он отлично осведомлен, что и вас туда не приглашают. Цивилизация, друг мой, это степень изощренности лжи. Как вы считаете, это ценная мысль? Занести ее в сборник королевских афоризмов и максим?

– Видите ли…

– Вот они, инопланетяне! Знаете, что бы ответил эш? «Век править королю!» – вот что бы он ответил. Ну, на то вы и пришелец.

– А кто определяет список приглашенных, ваше величество? – спросил я, чтобы сгладить свой вопиющий промах.

– Когда-то составление списка приглашаемых было целой проблемой. Пока списки составлялись и утверждались, кто-то почти наверняка впадал в немилость, к все приходилось начинать сначала. Дошло до того. что король Цурри Двести первый приказал отправить на необитаемый остров весь департамент королевских приглашений. После этого бой пришлось откладывать двадцать с лишним лет, пока не приспособили к этому делу только что появившиеся компьютеры. Мой прапрапра и так далее вышел на бой на костылях, ему было чуть меньше ста обращений большого светила.

Теперь приглашениями занимается специальный компьютер престижно-карьерного управления. Он постоянно получает информацию о всех гражданах Эша и может составить списки и напечатать приглашения за несколько секунд.

Тем временем мы объехали стадион среди приветственных возгласов и леса поднятых рук и остановились у приземистого здания. Навстречу нам резво выскочили три эша в черных плащах, и старший из них бодро выкрикнул:

– Ваше королевское величество, Управление дракона закончило проверку чудовища. Чудовище в порядке, опечатано, опломбировано и к бою готово. Докладывает главный инспектор королевских чудовищ и охот Врази.

– Отлично. Надеюсь, все системы отрегулированы? Вы помните, что стало с вашим предшественником, который не проверил звук, и мне пришлось сражаться с мрачно молчавшим драконом?

– Так точно, ваше величество. По вашему мудрому указанию дракон был выпущен против него без ограничителей. Чудовище разорвало его ровно на сорок частей ровно за десять секунд.

– Отличный был специалист. Можно сказать, готовил дракона, как для себя. Так оно и получилось. Всегда учил своих подданных: не относитесь к своим обязанностям халатно. Саша, хотите посмотреть на чудовище вблизи? Волшебство электроники.

– Благодарю вас, ваше величество. А оно…

Цурри-Эш засмеялся и похлопал меня покровительственно по плечу.

– Не бойтесь, друг мой. Во-первых, мы цивилизованная планета и не даем командированных на съедение. А во-вторых, вы мой друг. Идите смело, а я пойду переодеваться. Отсюда вас проводят потом в королевскую ложу, и вы насладитесь захватывающим зрелищем.

Король, по-отечески улыбаясь эшам, в сопровождении своей стражи направился к стадиону, а инспектор Врази гостеприимно поклонился и сказал:

– Прошу вас, сюда.

Он отпер небольшую калиточку, врезанную в металлические ворота, и мы вошли в просторный зал, похожий на ангар. Боже, как же глубоко сидят в нас наши древние инстинкты. Я знал, что передо мной электронный прибор, я знал, что не подвергаюсь ни малейшей опасности, но невольная дрожь пробежала у меня по позвоночнику, когда я увидел перед собой аспидного цвета чудовище метров семи или восьми длиной и высотой метра два с половиной. Удивительно, но чем-то оно напоминало наших земных ископаемых страшилищ, какими их рисуют в учебниках. Может быть, короткими массивными лапами, а может быть, свирепой мордой с маленькими глазками. Тремя, между прочим. Все, что имело на Эше глаза, имело их как минимум три, и конструкторы дракона решили традиции не нарушать. Тело чудовища было покрыто упругими пластинами, причем одна подходила под другую, вроде шифера на кровле.

– Ну как наш Малыш? – с чисто отцовской гордостью спросил главный инспектор.

– Очень впечатляет.

– Да, не хотел бы я оказаться рядом с ним, когда Малыш включен без ограничителей, а у меня пусты карманы…

– Как, ваше чудовище интересуется содержимым ваших карманов? – искренне удивился я. – Это ли не признак истинного интеллекта?

Главный инспектор и его помощники так и покатились со смеху. На глазах у них даже слезы появились.

– Ну и уморили вы нас, – сказал господин Врази, – интересуется содержимым карманов, ха-ха-ха! Нет, господин королевский гость, наш Малыш совершеннейший бессребреник. А в кармане может быть или не быть так называемое страховочное устройство. Это маленький передатчик с компьютером, который принимает на себя управление цепями дракона на расстоянии пяти метров. Когда мы работаем с Малышом, мы все должны иметь страховку. Я прямо вдалбливаю своим помощникам: пустой карман, конечно, всегда неудобен, но подле Малыша он может стоить жизни. Ну-с, иногда, по большим праздникам, Малыш используется и для исправления закоренелых преступников. Тогда вот здесь, на правом боку, мы открываем крышечку и выключаем ограничители.

– И как же он исправляет преступников? – спросил я тупо, хотя прежде, чем закончил вопрос, уже догадался об ответе.

– Кардинально, – с гордостью сказал инспектор Врази, – он их рвет на части. А части, как известно…

У входа в ангар послышался шум, чьи-то голоса.

– Кто посмел? – крикнул Врази. – Вход категорически зап­рещен. – Кто там, Буз?

Один из инспекторов, оставшийся у входа, тщетно пытался захлопнуть дверцу, но она не поддавалась. Врази бросился ко входу, но в этот момент те, кто был снаружи, взяли верх, дверца распахнулась, в мелькании рук и голов сверкнуло что-то светлое, и инспектор упал с коротким изумленным кри­ком. В помещение вбежали несколько вооруженных эшей.

Я не понимал, что делаю. Мною управляли инстинкты. Уже потом, анализируя, я понял, что, кроме ужаса, мною двигали несколько основных импульсов: посланец Земли, находясь на чужой планете, должен всеми силами избегать участия в насилии; посланец Земли, находясь на чужой планете, должен всеми силами сохранить собранную информацию, ибо она может оказаться крайне нужной для Земли.

Но все это, повторяю, я понял позже. А в то мгновение я метнулся за щит – потом я понял, что это был испытательный стенд – и затаился. Схватка у дверей была короткой, но яростной. Через несколько секунд все три инспектора лежали на полу без движения а ворвавшиеся бросились к Малышу.

– Быстрее! – послышался голос, который показался мне зна­комым.

– Сейчас, господин Парку, уже сняли крышку…

Господин Парку, это же был премьер-министр! Дальнейшее понять было не так уж сложно. Должно быть, ему очень хотелось стать двести восемнадцатым правителем Эша. А после того, как чудовище разорвало бы Цурри-Эша на сорок частей или хотя бы на десять, это не составило бы большого труда.

– Есть, господин Парку, ограничители отключены.

– Отлично, закройте крышку, снимите плащи с инспекторов, а трупы…

– Может быть, спрятать их вот за этот щит?

Я не успел почувствовать ужаса, все происходило слишком быстро.

– Для чего? – буркнул премьер-министр. – Вот же у стены шкаф. И побыстрее. Так. Отлично. Да не тряситесь вы, идиоты! У каждого из вас в кармане страховка, и чудовище еще не включено. Я включу его, когда мы будем выходить. Потом, по сигналу со стадиона, откроется нижний люк, и дракон по подземному переходу выскочит на арену.

– Поздравляю вас, повелитель, вы решительны и мудры, это давно нужно было сделать! – сказал один из спутников премьера. – Именно о вас мечтали эши все эти долгие годы…

– Обождите, сглазите. Хотя я лично разрядил страховку короля. Пойдемте. Включаю дракона.

Послышался сухой щелчок, басовитое сочное гудение моторов, и одновременно громко хлопнула дверь. Я осторожно приподнялся и увидал, как Малыш настороженно повел головой и все его три глаза подозрительно уставились в мою сторону.

Я знаю, этому трудно поверить, но в этот момент я почти не боялся. И вовсе не потому, что отличаюсь безумной храбростью. Я побаиваюсь нашу заведующую сектором Аглаю Степановну, боюсь высоты, крыс, прыгать с десятиметровой вышки и Зининых скандалов. Просто это не укладывалось в сознание. Можно бояться чего-то, чего ты приучен бояться. Но бояться электронного дракона, который должен был разорвать меня на сорок частей… Это было абсурдно. Особенно почему-то была абсурдна мысль о сорока частях. Я, Саша Бочагов, младший научный сотрудник Института космической истории, – и сорок частей? Да я и в целом, так сказать, виде представлял крайне незначительную величину, чтобы пытаться превратить меня в дробную.

Малыш, надо полагать, думал иначе, потому что моторы его вдруг взвыли, он метнулся к стенду, встал на задние лапы, вытянул шею и внимательно уставился на меня. Наверное, я бы никогда не смог вспомнить, что я сказал в эту секунду, но каждый день с утра я включал свой карманный магнитофон с десятичасовой кассетой, и пленка потом бесстрастно подтвердила, что сказал я следующее:

– Ну что тебе, Малыш? Ну что ты сердишься, глупый? Ты такой симпатичный дракончик, лучших я сроду не видал.

И Малыш как-то недоуменно покачал головой, зачем-то пыхнул в сторону ослепительным пламенем из пасти и снова улегся на пол. Сначала я было решил, что смирил чудовище своим чарующим голосом, но потом понял, что я все-таки не Орфей. Очевидно, дело было в том, что датчики дракона были настроены на эшей, а я отличался от них. Наверное, и температурой тела, и какими-то излучениями, каким-то полем. Вот и сомневайся после этого в пользе индивидуальности…

Итак, я все еще состоял из одной части, а не из сорока, и мои отношения с чудовищем складывались вполне удовлетворительно. Дальнейшее же виделось мне в менее розовом свете. Не то чтобы я был монархистом, но если уж выбирать между знакомым самодержцем и незнакомым, мои симпатии были явно на стороне Цурри-Эша. Оставался самый пустяк: выбраться как-то отсюда и вовремя предупредить своего венценосного приятеля о грозившем ему действии деления.

Я посмотрел на Малыша и поймал себя на мысли, что уже воспринимаю его лояльность как нечто вполне естественное. Мало того, мне уже хотелось, чтоб он придумал за меня, как выбраться из ангара. Но Малыш молчал, покойно жужжа моторами.

Одна мысль безумнее другой проносились у меня в голове: вот со стадиона дается сигнал, чудовище вскакивает, я забираюсь ему на спину и таким образом предстаю перед избранным обществом пятидесяти тысяч жителей Эша. «Слава Саше! – гремит стадион. – Сашу Бочагова королем Эша!» Но я тут же подавил в себе недостойные младшего научного сотрудника мечты о короне; вначале надо было выйти из ангара, не говоря уже о диссертации.

Пора было рискнуть и выбраться из-за щита испытательного стенда. Ох, как я понимал тараканов, всю жизнь свою избегающих открытых пространств и яркого света. Один раз Малыш меня миловал, но не изменится ли его электронное настроение? Мало ли что может на него влиять. Где-то начнет барахлить в его цепях какой-нибудь контактик, и раздосадованный дракон решит сорвать на мне злобу. У людей, во всяком случае, такое случается.

Медленно, не делая резких движений, я выбрался из-за стенда. Чудовище снова повернуло голову и посмотрело на меня. Когда ничего другого не остается, люди становятся оптимистами, и мне показалось, что Малыш смотрит на меня если и без симпатии, то вполне равнодушно.

– Молодец, мой мальчик, ты хороший дракончик, не рвешь на части младших научных сотрудников. Знаешь, что это и без тебя делают в нашем Косисе.

Должно быть, слово «косис» пришлось чудовищу не по вкусу, потому что где-то в глубинах его пасти звуковые синтезаторы родили глухое ворчание, и я поспешил заверить Малыша, что ничего плохого в виду я не имел, что Косис – это наш Институт космической истории. Самое забавное заключалось в том, что чудовище несколько раз согласно кивнуло головой и замолкло.

Я подошел к двери. Дважды подряд в спортлото не выигрыва­ют. Она была заперта. Я обошел весь ангар – никаких люков. «Спокойно, товарищ Бочагов, – сказал я себе, – ты, конечно, гуманитарий, но тем не менее попытайся думать логично. Это трудно, ты к этому не привык, но попытайся».

В детстве я был вздорным и упрямым ребенком, и мои родители, по крайней мере в те редкие минуты, когда я не доводил их до исступления, всегда пытались убеждать меня стройными логическими построениями. Отец у меня учитель, преподает генную инженерию в школе, а мама работает в ЖЭКе, так что логика им не чужда. Так вот сейчас, спустя лет двадцать, я вспомнил их призывы к логике, и поскольку ничего другого не оставалось, стал думать. Как-то ведь нужно было завести Малыша в этот ангар. Вряд ли каждый раз, когда с ним нужно что-то делать, его тащат через подземный переход с арены стадиона. Значит… Ну, конечно же, один торец ангара представлял собой ворота. В них была врезана дверь, через которую мы вошли и которую я безуспешно старался открыть. А ворота открываются мотором, а мотор как-то включается. Это «как-то» и нужно было найти. Я окончательно успокоился и начал искать какие-нибудь кнопки у ворот. И нашел. С надписью «ворота». У меня даже сердце не захолонуло от волнения. Появилась уверенность, что все складывается как нельзя удачнее. Я нашел кнопку, и ворота послушно скользнули, открыв небольшую щель.

Конечно, заговорщики могли быть где-то рядом, но вряд ли они старались привлечь к себе внимание стражи. Я осторожно высунул голову. За сетчатой оградой последние избранники спешили на стадион, играла музыка, и воздух был полон упругим пощелкиванием тысяч флажков на ветру.

Я выскользнул из ангара и помчался к стадиону.

– Мне нужно к его величеству королю! – выпалил я двум стражникам в красных плащах. – И как можно быстрее!

Они посмотрели на меня почти как Малыш, только во взглядах их было меньше ума и понимания. Мое счастье, что у меня было всего два глаза и я явно представлял собой нечто необычное, иначе они показали бы миг короля.

– Двуглазый пришелец хочет видеть его величество, – пробормотал один из стражников в микрофон, прикрепленный на груди.

Прошло, наверное, минут пять, прежде чем кто-то дал стражникам указание пропустить меня. Меня провели по длинному коридору, стражник постучал в дверь, и я оказался в комнате, полной эшей. В центре стоял Цурри-Эш в коротком плаще и с улыбкой кивал толстенькому премьер-министру, который полчаса назад снял ограничители у дракона.

– Не сомневаюсь, ваше величество, вы сегодня проведете такой поединок с чудовищем, которого еще не видел Эш!

– Да, Парку, – согласился король, – я в отличной форме. – Он сделал несколько быстрых движений вперед, назад, в стороны. – У меня такое ощущение, что если б у дракона и не было ограничителей, а у меня в кармане страховки, я все равно победил бы его и вонзил электронный меч в шею. – Цурри-Эш горделиво сжал рукоятку короткого меча, висевшего у него на поясе.

– О, ваше величество, как вы правы! – с жаром воскликнул премьер-министр. В голосе его дрожала та трепетная искренность, которая бывает только у опытных лжецов.

– Однако пора, господа, – сказал король и тут заметил меня. – А, Саша, вы не усидели в ложе, друг мой…

Если б я отозвал его в сторону, я бы мог возбудить подозрения у премьер-министра. И кто знал, сколько здесь, в комнате, было его сообщников.

– Ваше величество, вы знаете, я никогда не жалуюсь, но меня оскорбили…

Цурри-Эш нахмурился и подозрительно посмотрел на меня.

– Кто?

– Стражник. Я даже не решаюсь повторить его слова, ваше величество, мне стыдно произнести их вслух…

– Что за вздор! – раздраженно воскликнул король. – Говорите? И если это правда, я прикажу перебить ему пару рук.

– Ваше величество, – прошептал я, – разрешите повторить эти слова так, чтобы… – Я приблизил губы к королевскому уху и прошептал: – Парку убил инспекторов чудовища и снял ограничители…

– Мерзавец! Черт знает что происходит с корпусом стражников, распущенность ужасающая! Господин Фридж!

– Я здесь, ваше королевское величество! – дрожащим голосом ответил министр юстиции, полиции и очистных сооружений. Лицо его пошло красными пятнами.

– Вижу, что здесь. Арестуйте немедленно стражника у королевской ложи.

– Слушаюсь, ваше королевское величество.

– Вот так разволнуют… А знаете, господа, у меня идея. А что, если кто-нибудь из вас вначале выйдет на ристалище? Как вы знаете, это совершенно безопасно, но зрители глотки себе надорвут от восторга. А потом уже выйду я. Кто желает?

– О, ваше величество, это такая честь! Позвольте… – сразу несколько придворных низко наклонили головы.

– Боюсь, это было бы несправедливо, господа, – сказал король. – Вы все знаете мою крайнюю щепетильность в вопросах придворного этикета. Думаю, высокую честь следует оказать господину Парку.

– Правильно! Мудро! Благородно! – прошелестели придворные и тихо зааплодировали, хлопая средней рукой попеременно то о правую, то о левую, отчего комната наполнилась сплошным мельканием рук.

– Но я недостоин такой чести, – пробормотал премьер-ми­нистр.

– Мы все знаем и ценим вашу скромность, Парку, – улыбнулся король, – я вызываю дракона на арену. – С этими словами он нажал большую красную кнопку на стене, и через несколько секунд в комнату донесся рев трибун. Малыш появился на поле.

– Вот, господин премьер, держите! – король снял с себя электронный меч и надел через плечо премьер-министру. – И вот вам моя личная страховка. В знак благодарности за многолетнюю верную службу. Что вы делаете, друг мой!

Парку стал на колени. Руки его, простертые к королю, дрожали.

– Но я же… не в форме… Годы…

– Какое это имеет значение, господин Парку! Вы-то знаете, как это безопасно. Это народ думает, что победить чудовище может только герой, а мы-то знаем, как это делается. Как шутит мой лейб-лекарь: «Мы-то знаем, что пульса нет». Ну, смелее, мой друг! Позвольте мне самому положить в ваш карман мою страховку. – Король нагнулся, похлопал премьера по карманам и вытащил маленькую черную коробочку. – Ого, вы, оказывается, мечтали о поединке, друг мой, раз у вас в кармане страховка. Но я вам даю королевскую. а это немалая честь. Смелее, смелее, Парку, народ жаждет увидеть своего героя.

– Я… не могу…

– Чепуха, Парку. Господа, поможем нашему уважаемому премьеру! Фридж, ну-ка! Возьмите его под руки, скромность хороша до известных пределов.

– Не-ет! – крикнул Парку и бросился к двери, но Цурри-Эш с неожиданной ловкостью подставил ногу, и премьер-министр растянулся на ковре.

– Да. Не нет, а да. Фридж! Премьера на арену. От королевских подарков не отказываются. И распорядитесь, чтобы народу объявили, что до меня на арену выйдет господин Парку.

Министр юстиции, полиции и очистных сооружений поднял толстяка с пола, и несколько добровольцев с готовностью помогли ему. Должно, они поняли, что происходит нечто необычное, что премьер попал в переплет, и, как всегда в таких случаях, в глазах их сверкало жадное и злорадное любопытство.

– Ну-с, последим за героем, – сказал король и подошел к окну. Я последовал его примеру. Парку я не видел, должно быть, он не попадал в поле нашего зрения, но Малыш виден был прекрасно. Он стоял посредине арены, могучий, само воплощение свирепости, и подозрительно оглядывался, время от времени изрыгая короткие языки пламени. Но вот, очевидно, он почувствовал невдалеке жертву, потому что грозно зарычал, поднялся на задние лапы, выдохнул длинную огненную струю, снова опустился и бросился вперед. Двигался он легко и быстро, чуть пригнув голову.

Стадион тысячеусто охнул и взорвался аплодисментами. Петляя, как наш земной заяц, по полю мчался премьер-министр. Дракон был намного быстрее, но обладал гораздо большей массой и несколько раз проскакивал, когда Парку резко менял направление.

Однажды Парку бросился прямо на барьер, огораживающий арену. Малыш мчался прямо за ним.

– Он хочет, чтобы чудовище врезалось в барьер, – заметил король. – Для премьер-министра он вовсе не глуп, но и дракон сконструирован недурно.

И действительно, в нескольких шагах от препятствия чудовище резко затормозило и в тот самый миг, когда Парку свернул, оно ловко срезало угол и одним ударом лапы повалило премьера на траву.

Боже, как рукоплескали трибуны, как махало избранное общество Эша флажками и шляпами, как кричало с восторгом, скандируя: «Ешь, рви, ешь, рви!»

Через несколько секунд все было кончено. Я отвернулся. Не могу сказать, чтобы я жалел заговорщика, но все-таки зрелище премьер-министра, разделенного на части, было мне неприятно. И если я все же мог сохранять некое подобие спокойствия и удерживать содержимое желудка на месте, то лишь из-за того, что воспринимал все происходившее как некую абстракцию. Как мальчик в анекдоте, заплакавший, когда ему показали картинку в книге, на которой античные львы на римской арене рвали несчастного христианина. «Что ты плачешь?» – спросили мальчика. «А вот тому льву ничего не досталось».

– М-да, – вздохнул Цурри-Эш, – справедливость в ее чистейшем виде. Человек получает то, что желал ближнему. Очень мило, но боюсь, я сегодня не смогу выйти на арену, а это опасно. Я всемогущ, а стало быть, не должен опасаться какого-то там паршивого дракона. А то получается, что я выслал на пробу премьера, а сам не решился выйти на ристалище. Можно было бы, конечно, бросить на арену еще одного или двух эшей и подождать, пока у дракона не подсядут батареи. Но зрелище еле ползущего чудовища вряд ли укрепит мою репутацию. Но что же делать, друг мой?

Если бы только у нас в институте кто-нибудь видел эту сцену! Там я младший научный сотрудник, существо низшего ранга, созданное лишь для общественных поручений и выступлений на лыжных кроссах. Там никому и в голову не приходило спрашивать мое мнение. Как, впрочем, и мне в голову не приходило его высказывать. А здесь его величество король Эша с надеждой смотрит на меня. Ах, Зина, Зина, где ты, лапочка, почему ты не видишь сейчас меня?

– Ваше величество…

– Нет, нет, Саша…

– Ваше величество, я выйду на арену и включу ограничители.

– Нет, Саша, мы цивилизованная планета и подписали соглашение о безопасности инопланетных посетителей.

– Не волнуйтесь, я…

– Но как? Нет такого существа, которое могло бы управиться с драконом.

– Я смогу, ваше величество.

– Саша, друг мой, я создам авторитетную комиссию, которая составит акт о вашем безумии, и я сохраню ваши останки в холодильнике до прилета ракеты.

– Хорошо, ваше величество, вы очень любезны.

Я бежал вниз к арене, а в голове у меня птичкой прыгала мысль: вот, принято думать, что человек с годами умнеет, становится более благоразумным. А я зачем-то выскакиваю на арену стадиона в столице Эша Угорре для того, чтобы включить предохранители в боку кровожадного электронного дракона. Зачем? Да, Малыш не тронул меня в ангаре, но кто может предсказать тайну электронных эмоций? Вполне может случиться, что, разохотясь на бедном премьер-министре, он ринется и на меня. Хотя, конечно, в глубине души я в это не верил.

Стадион ревел от восторга, и рев этот окружил меня незримой, но плотной стеной. И в мгновение это я вдруг понял, зачем я здесь. Вовсе не для того, чтобы помочь королю еще раз одурачить своих подданных. Нет. Просто я всегда завидовал товарищам, которые с притворно-равнодушным видом выходили на футбольное поле или баскетбольную площадку, делая вид, что их нисколько не волнуют аплодисменты. Потому что я никогда не играл ни в одной команде. И не из-за того, что был так уж неловок или бездарен. Просто стоило мне ощутить на себе чей-то взгляд, как члены мои наливались свинцом от смущения и я становился неуклюж и растерян.

И вот я на арене, я ощущаю на себе все сто пятьдесят тысяч глаз плюс три глаза Малыша. Он уже учуял меня, встает на задние лапы, рычит. Я бегу к нему и бормочу:

– Ну, ну, Малыш, ты же такой симпатичный дракончик, мы с тобой уже знакомы.

Клянусь ВАКом и своей докторской диссертацией, где она сейчас находится, мне показалось, что он слегка вильнул хвостом. Что вам сказать? Я поглаживал чудовище, бормотал всякие глупости, пока не откинул незаметно крышечку и не щелкнул ограничителями.

Когда я шел обратно к выходу с арены, дракон плелся за мной, как наша земная собака, а стадион бушевал от восторга.

Через час, после того, как его величество благополучно сразило Малыша и мы сидели в его комнате под трибунами стадиона, Цурри-Эш сказал:

– Саша, вы знаете, что ставите под угрозу политиче­скую стабильность Эша?

– Что вы, ваше королевское величество! У меня и в мыслях этого нет, не говоря уже о том, что это стро – с жайше запрещено всем командируемым в другие миры.

– И тем не менее, друг мой, и тем не менее. Вы оказы­ваете мне бесценную услугу. Вы отказываетесь от десяти по­стов, которые я вам предлагаю, от роскошных, поистине коро­левских подарков, даже от Зукки из обсерватории Элфи, хотя, поверьте мне, эта дрянь умеет показывать звезды. Вы смущае­те меня, вы посягаете на мое мироощущение, друг мой. Как может править монарх, если он не уверен, что все на свете имеет цену? Благородство куда опаснее для властителя, чем, скажем, жадность или расчет. Потому что жадность или расчет легко предсказуемы и, стало быть, неопасны. А благородство, бескорыстие… Не знаю, не знаю, может быть, у вас там, на Земле, эти вещи и уместны, но на Эше – нет.

– Поверьте, ваше величество…

– Не желаю ничему верить. Короли должны знать, а не верить. Вы смущаете мой покой, а вы отдаете себе отчет, что такое королевский покой? Это не просто покой, это государственный покой, государственная тишина.

– Стало быть, ваше величество, прежде чем спасти вас, я должен был пораскинуть мозгами, что мне выгоднее: предупредить вас о грозящей смертельной опасности или спокойно смотреть, как дракон разрывает вас на сорок частей? Кстати, почему именно на сорок?

– В уголовном кодексе Эша сорок статей. В честь них дракон и разрывает преступников на сорок частей. Постоянное напоминание о необходимости трепетать перед законом. Но вопрос вы задали правильно, друг мой. Вы должны были рассчитать, что вам выгоднее, вернее, кто вам выгоднее, я или уже ныне покойный Парку. И ваш выбор был бы тогда логичным, я бы сказал, научно обоснованным. Потому что расчет – понятие научное. А ваше благородство… даже слов нет, друг мой, как оно нелепо и ненаучно. Что вы так смотрите на меня? Разве вы еще не привыкли к тому, что я хоть и король, но правлю в основном по королевской логике? Если угодно, я, так сказать, логический самодержец…

«А может, – подумал я, – логический самодур». Но мысль была поверхностная, чисто абстрактная, игра слов. Я никак не мог заставить себя относиться к Цурри-Эшу всерьез. И не только потому, что он был первый король, с которым мне приходилось общаться, и явился, казалось, прямо из сказки. Он был так кокетлив, так любил позерствовать, производить впечатление, так поглощен собой, что напоминал порой плохо воспитанного мальчишку, но уж никак не взрослого человека.

– А вообще-то, Саша, спасибо, – вдруг сказал Цурри-Эш и улыбнулся. – И никогда не слушайте, что говорят короли. Как вы говорили… ну, что-то насчет положения?

– А… ноблес облнж. Это по-французски, я вам…

– Да, да, помню. Именно ноблес оближ. Положение обязыва­ет. Еще как оближ.

3

– Вы извините, Саша, что я послал за вами без предупреждения, да еще в такую рань, – сказал Цурри-Эш и зевнул. – Спал ужасно, почти не сомкнул ни одного глаза. Еле заставил себя сделать утром зарядку…

– Зарядку?

– Да, Саша, королевскую утреннюю зарядку. Очень эффективное средство для подготовки к новому дню. Для этого я вызываю заранее министра этикета и, как только открываю глаза, требую от него доклада. Он редкостный балбес, лентяй и невежда. Как только он открывает рот, я чувствую, что вот-вот убью его. Бью я его редко, но и состояния гнева вполне достаточно. Дыхание учащается, легкие хорошо вентилируются, кулаки ритмично сжимаются и разжимаются, кровь прямо бурлит в жилах. Я бодр и полон энергии. Иногда я думаю: что бы я делал без этого Сипени, ведь второго такого кретина найти нелегко. Вот и держу его в ранге министра, даже награждаю порой. Другие министры обижаются, мол де, он ваш фаворит, и мы не хуже его. Хуже, говорю, господа, хуже. Такая глупость, как у него, это тоже, так сказать, редкий дар. И сколько бы вы ни старались, такими не станете. Попробуйте, скажите глупость. Будете тужиться, мучиться, перебирать варианты. Выйдет плоско, вымученно и даже неглупо. А он что скажет слово – непревзойденная глупость. Изысканный вздор.

Но я отвлекся, друг мои. Вы знаете, почему я всю ночь провертелся без сна? Все из-за того, что вы спасли мне жизнь и отказались от награды. Может, думаю, в доброте все-таки что-то есть? Короче, через двадцать минут начинается большой королевский совет, и я хочу, чтобы вы на нем присутствовали.

Я пробыл на Эше к этому времени почти полгода, но на большом королевском совете еще не был. Обстановка напоминала мне заседание средневековой палаты английских лордов, запечатленной с детства по классической литературе. Такого количества чопорных физиономий, собранных вместе, я еще не видел на Эше.

Придворные располагались тремя рядами амфитеатра перед троном, на котором восседал король. Стены совета были увешаны королевскими штандартами и гербами, а одну занимал огромный портрет Цурри-Эша, вонзающего меч в грудь дракона. Картина была выполнена в голографической технике – даже не картина, а окно в стене, в которое виден был поединок.

– Королевский совет открывается, – сказал Цурри-Эш. – Век править королю!

– Век! – хором воскликнули члены совета, и король медленно и внимательно ощупал присутствовавших взглядом, словно желая убедиться, все ли выражали свои чувства с пристойным рвением.

– Господа, – сказал король, – я собрал вас по чрезвычайно важному поводу. Я пришел к выводу, что эши недостаточно добры и благородны. В их поступках много корысти, расчета и слишком мало истинных движений души…

– Неблагодарные… – пробормотал кто-то из присутствовав­ших.

– Меня кто-то перебил? – недоверчиво спросил Цурри-Эш.

– Да, ваше королевское величество, – храбро воскликнул молодой эш, вскочив на ноги. – Это сделал я, ваш недостойный слуга Гаорри, начальник королевской изостудии. Я осознаю, что совершил неслыханное преступление, но я не мог молчать. Меня потрясает неблагодарность ваших подданных, которые не хотят брать пример с вашего королевского величества, монарха необыкновенно доброго и неслыханно благородного. Я сказал, ваше величество, и готов теперь нести любое наказание за дерзость.

– Похвальная готовность. Ваше звание, господин Гаорри?

– Придворный приближенный четвертого класса, ваше королевское величество.

– За то, что вы перебили меня, я снижаю ваше звание до пятого класса.

– Век править королю Цурри-Эшу Двести десятому! – выкрикнул начальник королевской изостудии.

– Век, век, век! – подтвердил король. – За достойные мысли и чувства, высказанные ясно и от души, повышаю ваше звание на два класса. Отныне вы придворный третьего класса.

Члены совета дружно закричали «Век править королю!», но от взглядов их, казалось, начальник изостудии вот-вот должен был задымиться и вспыхнуть, как мишень в мощном лазерном луче.

– Итак, господа придворные приближенные, в стране дефицит добрых и благородных чувств. Мало кротости, господа. И это меня огорчает. Да что огорчает, даже печалит! Сердит и возмущает! Я бы тех, господа, в ком мало кротости, своими руками задушил! – лицо Цурри-Эша побагровело, а все три руки сжались на воображаемых шеях недостаточно кротких подданных.

– Я бы тех, в ком мало благородства, бросил дракону, и пусть каждая сороковая часть их останков учит эшей любви и доброте. Но, господа, поскольку мы не можем загнать всех граждан на арену стадиона, ибо не хватит ни арен, ни драконов, сле­дует не только устрашать, но и поощрять.

Поэтому, господа, с сегодняшнего дня я ввожу королевским эдиктом шкалу цен, начисляемых каждому моему верноподданному за доброе дело или благородный поступок. Мысли и чувства награждаться не будут впредь до ввода в строй проверочной станции. Станции такие разрабатываются и будут представлены мне для королевской апробации еще до конца года. С появлением их каждый эш должен будет два раза в день зайти на станцию, где специальные датчики мгновенно проанализируют все движения души испытуемого и передадут плюсовые или минусовые очки на личный счет его в главном компьютере полицейско-карьерного департамента. Два раза в год будет назначаться день королевского страшного суда. Набравшим высокую положительную сумму будет вручаться моя статуэтка, набравшие отрицательную сумму будут передаваться дракону или посылаться на необитаемый остров.

А пока станции будут готовы, мы должны учитывать только добрые и благородные дела. Например, помощь внезапно заболевшему на улице. Регистрацию добра и благородства будет вести полицейский департамент, причем все полицейские сегодня же получат прейскурант, в котором будет указана та или иная цена того или иного доброго дела.

Само собой разумеется, господа придворные приближенные, вы должны будете подать пример моим подданным.

Благодарю вас, господа, за плодотворный обмен мнениями.

– Век править королю! – воскликнули члены совета. – Век!

Хор голосов поразил меня изумительной стройностью, я бы сказал, синхронностью, но лица придворных были напряжены, а глаза напоминали дисплеи калькуляторов, в которых так и прыгали циферки.

Через два дня его величество сказал мне:

– Я вас не понимаю, мой друг. Сначала вы смущаете мой покой и стройность мыслей малознакомым мне благородством, а когда я ввожу его в своем королевстве, вы только пожимаете плечами. Ваше счастье, Саша, что я не сразу понял значение этого жеста, никто на моей памяти не пожимал передо мной плечами. А когда мой придворный психолог объяснил мне, что такое пожатие плеч, я уже остыл. А то бы, клянусь драконом, он разорвал вас на сорок частей за неверие в добро… хотя, гм… во-первых, он вас не трогает, а во-вторых… гм… вы же и сагитировали меня… гм… И все равно, друг мой, не сносить бы вам вашей двуглазой головы. С друзьями и близкими я очень непосредствен в выражении чувств.

Но я хочу, чтобы вы сами убедились сегодня в том, насколько я мудр и дальнозорок. Что-то, я помню, вы говорили о том, что лучше увидеть или услышать… Впрочем, мы и увидим и услышим.

– Каким образом?

– Сегодня в одно и то же время из пяти пунктов столицы выйдут пять эшей. На каждом из них будет незаметно спрятан аудио – и видеопередатчик. В одно и то же время все пятеро упадут прямо на улице с сильным сердечным приступом…

– А смогут ли они сыграть свою роль достаточно убедительно?

– О, им и не придется играть, друг мой, – тонко улыбнулся король.

– Не понимаю.

– Однако, Саша, порой вы удивительно непонятливы. У них действительно будут сильные сердечные приступы.

– Но…

– Об этом позаботился департамент здоровья. В детали я не вхожу, но думаю, что что-нибудь они им дадут.

– О-о, ваше королевское величество! Чтобы судить о распространении благородных чувств, вы заставляете страдать пятерых ни в чем не повинных эшей.

– Не понимаю.

– Им же будет больно, они будут мучиться. Им будет страшно.

– Ну и что? Какой, однако, вздор вы несете, друг мой. Или это ваша земная несуразность? О каких страданиях вы говорите, если я осчастливил кого-то, выбрав для служения королю?

– Значит, эти пятеро добровольно согласились испытать сердечный приступ? Правильно ли я вас понял, ваше величество?

– Не совсем. Они согласились выйти на улицу, но они не знают, что их ожидает. Я люблю делать своим подданным сюрпризы. И потом, вы сами сказали, что поведение их должно быть достаточно естественным. Замечательный эксперимент, а? А мы с вами будем наблюдать за тем, что с ними случится.

В который раз я спрашивал, что представляет собой существо, сидевшее сейчас передо мной с самым добродушнейшим и горделивым видом. Так ли он бесчеловечно жесток или искренне не в состоянии проникнуться чужой болью? И не мог дать себе ясного ответа, потому что истина, как это она любит делать, скрывалась где-то посредине.

– Но позвольте, ваше величество, спросить. Надеюсь, приступы не будут чрезмерно сильными.

– Ах, вы опять о своем, – раздосадованно сказал король. – Вот вы мне рассказывали о своей медицине, о науке. Сколько тысяч раз вы ставили опыты на животных?

– Но они же…

– Вы хотите сказать, не понимают? Но ведь чувствуют! И страдают! Мы же никогда на Эше не ставим опыты на животных, хотя наши тупы физиологически очень близки к нам. Мы ставим опыты исключительно на эшах. На добровольцах или на осужден­ных. У нас даже наказание есть специальное. Приговаривается, допустим, к медицинскому эксперименту такой-то степени сложности. Но хватит об этом. Располагайтесь поудобнее, через несколько минут мы включим экраны мониторов.

Ярко вспыхнули пять экранов. На всех них ритмично покачивались изображения улиц, и нетрудно было догадаться, что передатчики были закреплены на идущих эшах. Внезапно на одном из экранов картинка дернулась, здания описали дугу, а динамик донес до нас стон.

Не могу сказать, что я как-то особенно отзывчив к чужой боли. Иногда я кажусь себе суховатым и даже бесчувственным человеком, но на этот раз все во мне сжалось от острой жалости к незнакомому трехглазому существу, упавшему сейчас по нелепой королевской прихоти где-то на улице столицы. Два ли у тебя глаза, три или вовсе нет – не имеет никакого значения. Если любое живое существо, способное ощущать боль и ужас, страдает, мы, земляне, выкорчевавшие из себя древний слепой эгоизм, всегда стремимся помочь ему, разделить одиночество мучений. Я не мог помочь безвестному мне эшу, не мог позволить себе вскочить на ноги и с наслаждением влепить увесистую и заслуженную оплеуху королю эшей. Я мог только мысленно скорчиться вместе с упавшим, видеть опрокинутый тротуар совсем близко от лица, задерживать дыхание, стараться ублажить свирепую, грызущую боль в груди…

Из динамика послышались торопливые шаги, и на экране показался эш. Вот он побежал, приближаясь, заполнил собой эк­ран.

– Вот удача, – послышался его голос, слегка запыхавшийся от бега, – это же помощь заболевшим или пострадавшим на улице или в общественных зданиях. Целых пятнадцать очков, подумать только! Только бы он не испустил дух, а то от пятнадцати очков останется всего пять. Та-ак… Слава королю, жив, кажется… Гм… что же делать… пойти вызвать медицинский экипаж, а вдруг пока кто-нибудь еще появится… Нет, надо подождать стражника, а то вообще не зарегистрируешь доброе дело, иди потом доказывай.

– Бо-ольно, – прошептал лежавший эш, – помогите… в груди…

– Ничего, ничего, потерпишь. Вот зарегистрирую добро, тогда и вызовем экипаж.

Внезапно послышались торопливые шаги. Подошел еще один эш.

– Это что такое? – строго спросил он.

– Да вот, свалился, жалуется, в груди болит, жду стражника, чтобы зарегистрировать доброе дело. Пятнадцать очков – не шутка.

– Не шутка, – охотно согласился подошедший эш. Был он велик ростом, и передние его глаза смотрели зло и подозрительно. Он оглядел лежавшего, перевел взгляд на второго эша, подозрительно ощупал его глазами и спросил:

– А почем я знаю, что ты не врешь? Бывают, говорят, случаи, когда сами эшей с ног сшибают, а потом требуют очки за помощь…

– А вы кто такой, чтобы выговаривать мне? Вот крикну сейчас стражника…

– Я тебе крикну. А ну, беги отсюда, пока я тебе все три глаза не прикрыл. Понял? Или тебе больше кулаки понятны? Ну?! – Он сжал кулаки и надвинулся грудью на противника. Тот мгновение колебался, потом отступил на шаг.

– Да вы что? – заныл тонким плаксивым голосом первый эш.

– Это что же получается, я нашел этого типа первый, наклонился над ним, жду стражника, чтобы зарегистрировать доброе дело, а у меня его хотят оттяпать!

– Я те оттяпаю, – зло буркнул высокий эш. – Ты его сам с ног сбил, по всем твоим трем глазам вижу, что ты за штучка. Беги, пока я тебя сам стражникам не сдал!

– По-омогите, – застонал лежавший эш, но спорившие даже не обратили на него внимания.

– Пятнадцать очков захотели! – взвизгнул первый эш. – Нет уж, я за свое благородство глотку всем перегрызу!

– Ты? Глотку? – засмеялся высокий. – Мозгляк! Запахло очками – и все на свете забыл, даже разум потерял. Ты мне глотку перегрызешь? Да я сначала…

– Бо-ольно, – снова застонал лежавший.

– Будет больно, – рассудительно сказал высокий, – когда за очки бог знает что готовы вытворять. Совесть совсем потеряли. Последний раз предупреждаю, вали отсюда подобру-поздорову, а то вместо очков раздерет тебя чудовище на сорок частей. Ну!

Первый эш коротко вскрикнул, наклонил голову и попытался боднуть высокого, но тот ловко увернулся, нанес короткий удар нападавшему в голову, и тот со стоном рухнул на тротуар рядом с жертвой эксперимента.

– Придавить тебя, что ли, – задумчиво пробормотал высокий. – Еще пять очков… Хотя иди потом, доказывай…

Он так погрузился в свои расчеты, что не заметил, как его противник перевернулся на спину и неожиданно ударил его ногой в живот. Высокий хакнул, качнулся, наступил на больного эша и шмякнулся на землю.

Его величество нажал кнопку, и изображение погасло.

– Каково? – горделиво посмотрел он на меня. – Вы видите, друг мой, как эши живо откликнулись на мою мудрую инициативу? Как идея добра мгновенно пустила корни? Эши готовы сражаться за право сделать добро…

– Гм, – промычал я.

Великое дело точка зрения. То, что наполняло меня брезгливым отвращением, мнилось Цурри-Эшу необыкновенно достойным начинанием. Говорить было бессмысленно, спорить глупо. И все же я не мог удержаться.

– Ваше величество, – вздохнул я, – вы не находите несколько странным, когда во имя добра совершают насилия?

– Не понимаю, друг мой Саша, – нахмурился король, – что вас так изумило? Эши отныне стремятся к добру. Что означала эта смешная драка, что мы только что видели? Искренность. Если бы этим двум эшам было безразлично, содеют ли они доброе дело, стали бы они бросаться друг на друга, как дикие тупы? Хоть вы и инопланетный мой гость и спасли мою королевскую жизнь, но вы порой кажетесь мне таким… гм… скажем, не­последовательным. Но давайте посмотрим за вторым монитором.

На экране около лежавшего эша стоял стражник в голубом плаще департамента полиции и беседовал с пожилым господином в черной шляпе гильдии коммерсантов.

– Но поймите, господин стражник, – вкрадчиво шептал коммерсант, – что вы получите, если вызовете медицинский экипаж и сдадите этого несчастного? – Он бросил быстрый взгляд на лежавшего. – Да ничего, потому что оказание помощи пострадавшим и так входит в обязанности корпуса стражников, и очки за это им не начисляются. С другой стороны, если бы можно было отнести доброе дело на мое имя, компьютер внес бы на мой счет целых пятнадцать плюсовых очков. Пят-над-цать! А жизнь коммерсанта, господин стражник, вовсе не так сладка, как думают некоторые, и никогда не знаешь, какой там баланс окажется в день страшного королевского суда. Ведь нам и завидуют, хотя совершенно зря, клянусь драконом, и клевещут на нас, охо-хо… Как еще клевещут!

– К чему вы это все? – спросил стражник. – Для чего столько слов?

– А к тому, господин стражник, что мы оба могли бы извлечь пользу из ситуации, которая не дает ни вам, ни мне ровным счетом ничего… – Коммерсант тонко улыбнулся и посмотрел на стражника всеми своими тремя глазками.

– Как это? Не пойму я, как-то вы это смутно все излагаете, – пробормотал полицейский. Лицо его изображало крайнее умственное напряжение.

– Видите ли, господин стражник, я бы с удовольствием дал вам, ну, скажем, двадцать пять кулей, если бы вы зарегистрировали, что я совершил доброе дело, найдя этого несчастного, оказав ему первую помощь и вызвав медицинский экипаж.

– Но ведь это я его нашел, – усмехнулся стражник.

– Ну конечно, вы. Иначе я бы не предлагал вам двадцать пять кулей. Понимаете? Это очень просто. Вы регистрируете мое доброе дело, а я даю вам двадцать пять кулей. Вот, смотрите, – он вынул из кармана длинные и узкие полоски королевских денег.

– Нет, – покачал головой стражник, – так не пойдет, господин коммерсант. Сначала вы даете мне деньги, а потом уж я регистрирую ваше доброе дело.

– Хи-хи-хи, – тоненько засмеялся коммерсант, – какой вы недоверчивый человек. Сразу видно, что вам мало приходится заниматься коммерцией. Торговля, господин стражник, развивает доверие. Я вам, например, вполне доверяю. Поэтому я вам дам пять кулей, вы зарегистрируете меня, и тогда получите оставшиеся двадцать.

– А если не дадите? – пожал плечами стражник. – С кого мне их потом стребовать? Не приду же я к начальнику. Так, мол, и так, я зарегистрировал доброе дело эшу, а он, неблагодарный, надул меня на двадцать кулей. Знаете, что сделал бы наш начальник?

– Н-нет, – неуверенно пробормотал коммерсант, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Он бы сказал: «Пруззи, принеси мне к вечеру пятьдесят кулей, или ты окажешься на подземной очистке». Вот что сказал бы наш начальник, господин коммерсант. А он человек принци­пов. Сказал – сделал!

– Может мы зря торгуемся, господин стражник, может наш так сказать, товар уже испустил дух? – Коммерсант нагнулся над лежавшим, приоткрыл ему веко, приложил ухо к груди. – Жив. Ну, хорошо, господин стражник, вы убедили меня. К тому же мне вообще неприятно торговаться над больным эшем. Вот вам десять кулей и пятнадцать вы получите после регистрации.

Стражник посмотрел на противоположную сторону улицы, где шли два эша.

– Может, я лучше предложу больного этим? – спросил страж­ник. – Смотрите, какие плащи, уж эти-то не станут торговаться из-за лишнего куля. Позвать?

– Экий вы, однако, упорный, – вздохнул коммерсант, – двадцать кулей сейчас, пять потом.

– Дракон с вами, двадцать пять вперед и десять потом.

– М-да, – сказал король, – это уже немного выходит за рамки. Если корпус стражников начнет устраивать на улицах аукционы… Адъютант! – Он повысил голос.

– Слушаюсь, ваше королевское величество, – браво отрапортовал молодой эш с внезапно вспыхнувшего большого экрана.

– Только что по второму монитору некий стражник по имени Пруззи пытался продать доброе дело. Чтобы через полчаса он был здесь.

– Слушаюсь, ваше королевское величество.

Король посмотрел на меня, помолчал, потом, как бы извиняясь, молвил:

– Дело новое. Вот вы недавно рассказывали, как у вас когда-то вводили обязательные прививки детям против оспы. Так и с добрыми делами. Пройдет время, все образуется. Король должен быть мудр и терпелив. Я Двести десятый повелитель эшей в последней династии. И каждый мой предшественник тоже был мудр и терпелив. Представляете себе, сколько это мудрости и терпения? Как говорил мой отец, не забывай, сынок, что все начинания имеют свои окончания. Удивительный был человек мой отец. Правил сорок два года – и ни одной измены среди приближенных придворных. И знаете, как он этого добился? Очень просто: каждый год выгонял всех своих приближенных и набирал новый двор. Он исходил из здравой мысли, что серьезный заговор против короля – дело сложное, хлопотное, требующее уж никак не менее года. Цурри, сынок, говорил он мне, никогда не забывай вулкан Кару-ну. Первый раз я спросил его: «Папочка, при чем тут вулкан?» «Очень просто, сынок. Ты помнишь это жерло, клокочущее от подземного дьявольского жара? Этот грохот, глухой и страшный? Этот запах вонючего подземелья? Так вот, сынок, ты должен помнить, что королевский трон – это тот же вулкан. Еще страшнее, пожалуй. Прислушивайся, принюхивайся и не прозевай сигнал опасности».

Мудрый был человек и справедливый. И повелитель космоса наградил его по заслугам – дал умереть своей смертью.

Должно быть, король прочитал мои мысли. Он нахмурился и обиженно сказал:

– Напрасно вы так улыбаетесь, Саша. Знаете, сколько моих предшественников имели счастье отправиться к повелителю космоса естественным путем? Так вот, друг мой, всего девяносто четыре, то есть много меньше половины. Теперь вы понимаете, что имел в виду мой незабвенный родитель, когда утверждал, что трон наш стоит на вулкане.

– Ваше королевское величество, – доложил адъютант со вновь вспыхнувшего экрана, – по вашему приказанию стражник Пруззи найден и доставлен во дворец.

– Хорошо, – сказал король, – пусть вползет.

– Слушаюсь, ваше королевское величество.

Дверь в комнату тут же распахнулась, и стражник, которого мы уже видели на экране монитора, быстро полз по ковру, не поднимая головы. Наверное, им двигало верноподданнейшее чутье, потому что он распростерся ровно в трех метрах от короля, которые предписывались этикетом, трижды стукнул лбом о пол. Лба стражник не жалел, и удары получились звонкие, бодрые.

– Сегодня вечером ты пытался продать доброе дело страж­ник. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Я справедлив, терпелив и мудр и всегда выслушиваю последнее слово. Говори. Можешь стать на колени.

Стражник одним текучим движением гимнаста оторвался от пола и стал на колени. Но и на коленях он стоял не вертикально, а весьма основательно наклонился вперед, отчего поза его выражала удвоенное почтение и готовность мгновенно сорваться с места и броситься вперед по первому приказу своего повелителя.

– Ваше королевское величество, я не собираюсь оправдываться. Быть наказанным королем Эша – величайшее счастье. И если ваше королевское величество дарует жизнь хотя бы двум моим несмышленым сыновьям, они с гордостью и восторгом будут помнить всю жизнь, что их отец был наказан самим обожаемым повелителем Эша.

– Неплохо сформулировано, – вздохнул король, повернулся ко мне и добавил: – Знают, негодяи, мою слабость к четким и изящным формулировкам, пользуются. Ну так что же ты можешь сказать по существу, Пруззи? Ты пытался продать доброе дело?

– С разрешения вашего королевского величества, ваш недостойный слуга скорее пытался сделать бизнес при помощи служебных обязанностей.

– Объясни.

– Ваше королевское величество, как я мог продать доброе дело, если оно мне не принадлежало? По действующим инструкциям стражникам за доброе дело очки компьютер не начисляет. А стало быть, очки я не продавал. Нельзя продать то, чего у тебя нет. С другой стороны, я действительно попытался сделать небольшой бизнес в размере тридцати пяти кулей, но лишь в качестве благодарности за доброе дело.

– Гм… Ты, случайно, не знаком с трудом королевского экономиста Паззла «Взятка»?

– Так точно, ваше королевское величество! – с лихой горделивостью воскликнул стражник. – Начальник зачитывал нам отрывки.

– Что же ты понял из выводов моего советника?

– Ваше королевское величество, все наши стражники знают наизусть три главных вывода многомудрого господина Паззла.

– Назови их.

– Слушаюсь, ваше королевское величество. Первый: взятка королевского чиновника есть древнейшая и естественнейшая смазка государственного механизма, позволяющая всем его частям и колесам вращаться легко и без скрипа. Второй: чиновник, получающий взятку в разумных традиционных размерах, должен поделиться ею со своим боссом. Это способствует воспитанию у взяткобрателя уважения к королевским чиновникам и развитию философского восприятия мира, потому что, делясь взяткой, он становится одновременно и взяткобрателем и взят­кодателем. Третий: взяточничество является наиболее эффективным способом перераспределения богатства.

– Гм, отличная память. Значит, ты не считаешь себя виновным?

– С разрешения вашего королевского величества, мои боссы учили нас, что каждый эш должен всегда считать себя виновным, пока вышестоящий чиновник не решит иначе. Я виновен вообще и в частности в том, что намеревался предложить заболевшего эша двум другим эшам, а это можно квалифицировать как аукцион, что законом запрещено, и как нарушение королевского порядка па улицах.

– Гм… похвальная строгость по отношению к самому себе, стражник. Итак, мой справедливый и мудрый приговор: за попытку устроить аукцион на улице – двадцать электрических разрядов. За отличное знание основополагающего труда о взятках и умение четко формулировать мысли ты будешь награжден, причем награда будет вручена во время экзекуции, дабы она могла смягчить страдания от разрядов. Все.

– Век править королю! – воскликнул стражник и с такой силой трижды стукнул головой о пол, что я был уверен – вот-вот она треснет. Со сверхъестественной способностью к ориентации, которую я не раз наблюдал у должностных лиц Эша, страж­ник быстро пополз в обратном направлении, ногами вперед. Он ни на мгновение не оторвал лица от пола, но попал ногами не просто в дверь, а в самую ее серединку, деликатно приоткрыл ее ногой же и ловко выскользнул из комнаты.

– Вот так, друг мой, – усмехнулся король. – Кое-кто думает, что самодержец обязательно самодур. Помню, как-то раз приговорил я одного приближенного придворного к визиту к дракону. Не помню уже за что, ну да это и не имеет значения. Так вот, этот неблагодарный и говорит: «Ваше величество, перед тем, как быть разорванным драконом на сорок частей, я хотел бы самым почтительнейшим образом заметить, что вы самодур». У меня даже кровь в лицо бросилась от обиды. Чувствую, все три глаза увлажнились, вот-вот заплачу. «Это почему же я самодур? – спрашиваю. – Извольте объяснить вашу реплику, господин приближенный придворный!» – «Ваше королевское величество, я признаю, что из-за моего небрежения во время королевской охоты электронные гончие не были с должным тщанием проверены, и туп, которого вы должны были загнать, ушел. Но я полагал, что за мой проступок мне следовало бы дать двадцать–тридцать электрических разрядов». Представляете, Саша, какова наглость? Да это почти революция! Я с трудом сдержался и спокойным голосом говорю: «Господин приближенный придворный, сами того не подозревая, вы противоречите себе. Да, если бы я был самодуром, я приказал бы дать вам электрических разрядов. Но это наказание традиционно применяется к низшим сословиям, Я мог бы, разумеется, послать вас на необитаемый остров, но традиционно считается, что это менее благородное наказание, нежели визит к дракону. Видите, сколько соображений приходится принимать во внимание, прежде чем разрешить вам отправиться в последнее путешествие к повелителю космоса. А вы – самодур!» И что же вы думаете? Понял всю вздорность своих утверждений. Голову так повесил грустно, пригорюнился и прошептал: «Простите, ваше королевское величество, я был не прав». Чувствую, Саша, прямо даже какая-то симпатия к нему так и поднимается откуда-то из живота. Так и подмывает простить и помиловать. А нельзя. Не может король быть непоследовательным. Это уж действительно было бы самодурством. Решил казнить – казни! Пусть тебе тяжело, пусть ты внутренне страдаешь, все равно терпи. Теперь вы видите, какова наша королевская доля? Не позавидуешь, клянусь драконом, не позавидуешь. Иной раз так себя жалею, так жалею, бросил бы все к повелителю космоса. А нельзя. Потому что я эш долга. Взялся править – правь. На то ты и король. Обидно только, когда сталкиваешься с неблагодарностью, как с этим эшем, о котором я вам только что рассказывал. О себе только думают. Не хочется, видите ли, чтобы дракон их на сорок частей разделал, а чтоб о своем короле подумать – куда там… Такое падение нравов…

Цурри-Эш устало вздохнул и как-то обмяк, расплылся в своем кресле. Несколько минут он молчал, и я в тысячный раз поражался его искренней убежденности в своем праве казнить и миловать, указывать, кто прав и кто виноват. Может, он и прав, может, без этого и нельзя быть самодержцем. Не знаю, не пробовал. Так это все чудовищно далеко от нашей земной жизни. Хотя были когда-то на Земле короли, цари и диктаторы, которые отличались от Цурри-Эша только количеством глаз и рук.

И все-таки какой же поразительной глухотой и слепотой должно обладать мыслящее существо, чтобы так отгородиться от мыслей, чувств, страданий себе подобные. Эгоцентризм, переходящий в патологию. А может, не так уж не правы историки, утверждающие, что все деспоты должны быть в большей или меньшей степени безумны.

– И знаете, Саша, от чего больше всего устаю? От необходимости рассчитывать каждый свой шаг, от необходимости постоянно напоминать себе, что ты – король. Ловлю себя иногда на том, что уж и мысленно называю себя не иначе как «ваше королевское величество». А как тяжело предвидеть последствия своих шагов! Давеча пятерых футурологов пришлось отправить на остров Дракона. Предсказали одно, а на поверку получилось совсем другое. Вот и завтра тоже садись снова на трон и выполняй функции верховного судьи. Гильдия воров жалуется на моих футурологов. Опять, кажется, намудрили предсказатели. Приходите послушайте.

– Обязательно, ваше величество.

4

Зал королевского совета был полон. На этот раз амфитеатр был заполнен эшами в судейских полосатых плащах и еще какими-то, чью профессиональную или кастовую принадлежность я не мог определить по одежде.

– Высший королевский суд начинает работу, – устало молвил Цурри-Эш и плотнее уселся на троне. – Век править королю!

– Век! – волнами заходило по амфитеатру. Я прислушался, присмотрелся и понял, откуда этот стереоэффект. Похоже было, что обе стороны судебного разбирательства были еще и сторонами в буквальном смысле этого слова: каждая из них занимала одно из крыльев амфитеатра. И соревновались теперь в энтузиазме, с которым славили короля.

– Сегодня его величество король в качестве верховного судьи и хранителя высшей справедливости рассмотрит жалобу гильдии воров на гильдию программистов электронно-вычислительных устройств. Адвокат воров, изложите вашу жалобу.

– Слава справедливейшему из справедливых! – пылко воскликнул пузатый эш в полосатом судейском плаще. – Позвольте, ваше величество, кратко изложить суть дела.

Цурри-Эш слабым движением век изобразил согласие, и пузатый начал выступление:

– Ваше королевское величество, столько, сколько существует цивилизация, существует воровство. По мнению многих ученых, например королевского историка Кразу, воровство существовало даже до возникновения цивилизации, являясь в каком-то смысле ее, так сказать, катализатором.

Крадут, как известно, и животные. По мнению королевского историка Аразу, воровство является одной из функций живого существа и может быть включено в дефиницию живого…

– Может быть, адвокат гильдии воров несколько сократит чисто исторический экскурс? – сказал король.

– Век править! Спасибо вашему королевскому величеству за столь ценную поправку к нашему выступлению! – выкрикнул ад­вокат. Одно из крыльев амфитеатра ответило одобрительным гулом, другое – легким и почтительным шиканьем. – Итак, ваше королевское величество, можно считать воровство одной из древнейших, а стало быть, и почтеннейших профессий. Как известно, гильдия воров существует на Эше с незапамятных времен и всегда рассматривалась как весьма полезная и даже необходимая общественная организация. Она считала необходимым следить за высоким профессионализмом своих членов, требуя при вступлении в гильдию сдачи суровых и сложных экзаменов. Она таким образом оберегала общество от любителей, ибо любители и только любители всегда были ответственны за эксцессы при воровстве, за никому не нужное повреждение частной и королевской собственности и даже жертвы. Наконец, гильдия всегда строго следила за оптимальным численным составом своих членов, тогда как любительство ведет к бесконтрольному воровству. Гильдия также всегда требовала соблюдения ее членами воровской этики, которая, как известно, отличается на Эше высокими нравственными критериями.

Так продолжалось века, пока не были изобретены компьютеры. Как только они стали использоваться в банковском деле. при всевозможных платежах, появились случаи, когда особо ловкие программисты ухитрялись различными тонкими манипуляциями переводить на свои счета довольно крупные суммы. Так, например, старший программист Первого коммерческого банка Угорры некто Пуарс ухитрился за год перевести на свой счет не более не менее как один миллион двести тысяч кулей. Ряд членов гильдии поставил вопрос о приеме программистов-воров в нашу гильдию. Но абсолютное большинство на ежегодном заседании с негодованием отвергло эту идею. Выступавшие подчеркивали, что настоящий вор – традиционно честный эш, зарабатывающий на жизнь нелегким трудом карманника, домушника, медвежатника и так далее. Ремесло это требует многолетнего обучения, труда, способностей, постоянной тренировки. Оно сопряжено с риском. Отсюда и профессиональная гордость и вполне понятное стремление предстать в глазах общества в наилучшем виде. Гильдия тратит до двух миллионов кулей в год на рекламную кампанию в прессе и других средствах массовой информации под лозунгом: «Воровство не зло, а полезная для общества профессия».

Программист же для нас существо презренное. Мы скрещиваем свои умы, свою ловкость, свой талант с умами, ловкостью, талантами других эшей. Другими словами, мы крадем в честном состязании. Или мы украдем, или нас поймают. Программисты же крадут в некотором смысле у машины. У интегральных цепей и полупроводниковых приборов. С точки зрения гильдии это безнравственно. К тому же, признаюсь, ваше королевское величество, многим заслуженным членам гильдии, почтенным виртуозам бритвы и отмычки, больно и неприятно было наблюдать, как какие-то молодые выскочки воруют в десятки раз больше и легче их. Вначале мы обратились с петицией сократить или вовсе прекратить практику использования компьютеров для различных банковских операций. Выяснилось, что это, увы, невозможно. Тогда мы попросили министерство юстиции, полиции и очистных сооружений усилить борьбу с ворами-программистами и увеличить им наказание. Министерство пошло нам навстречу. Так, за один лишь прошлый год двенадцать программистов было брошено дракону, двадцать семь отправлены на необитаемый драконов остров, сто два получили различные дозы электрических уда­ров.

К сожалению, все эти меры не возымели желаемого действия. Воры-программисты продолжали беззастенчиво обманывать доверчивые компьютеры. Тогда гильдия обратилась к футурологам. По их указанию была проведена новая интенсивная кампания с целью повышения престижа традиционных воров и выставления программистов в виде презренных врагов общества и прогресса. Мы устраивали лекции, состязания, выставки. Особым успехом пользовались состязания. На сцену приглашались желающие, десять или пятнадцать эшей. Среди них действовал карманник, в лицо его не знали. По правилам состязания, любой эш, схвативший вора за руку в момент совершения кражи, получал крупный приз. В зале устанавливались телемониторы, а на потолке сцены передающие камеры. Зрители могли видеть, как ловко, как виртуозно работают карманники, какой артистичностью и талантом нужно обладать, чтобы буквальна опустошить карманы людей на сцене, каждый из которых ждал, готовился к этому. Верите, ваше королевское величество, сотни раз аудитории разражались восторженными аплодисментами, глядя, как их товарищи на сцене подозрительно крутят головами во все стороны в то время, как у них из карманов как бы сами собой вылезали бумажники: «Вы как заклинатели змей, – сокрушался как-то один из обчищенных на сцене. – Вы не вытаскиваете ничего из карманов. Вы заставляете содержимое их выползать прямо к вам в руки».

А состязания, пропагандирующие ловкость наших квартирных воров! Позволю напомнить, ваше королевское, величество, как они устраивались. На сцене сооружался макет дома или квартиры, и в десяти-пятнадцати местах, на полу, в стенах, в мебели, мы прятали чувствительные микрофоны, соединенные через мощные усилители с динамиками в зале. По условиям состязания, чтобы получить приз, нужно было пройти от входа в квартиру до небольшого сейфа, стараясь произвести как можно меньше шума. Свет на сцене убавляли, чтобы участник состязания нащупывал свой путь в полутьме. Повелитель космоса, как веселились собравшиеся, когда через шаг или два в динамиках слышался чудовищный грохот от перевернутого стула или визг домашнего тука от прищемленного хвоста! Один, второй, третий – ни одному из любителей не удавалось дойти до сейфа. И вот на сцену выходил профессионал. Ведущий торжественно объявлял: «Уважаемые эши, мы рады представить вам непревзойденного мастера взлома, героя ста с лишним краж, со средним годовым доходом в семьдесят тысяч кулей, эша, который за восемнадцать лет интенсивной практики провел на очистных сооружениях всего шесть месяцев. Просим приветствовать!» Эши хлопали герою и потом с восторгом следили, как изящно, ловко, даже грациозно скользил вор по квартире, скользил быстро и бесшумно, как летучий хруни, что умеет видеть в темноте. Повелитель космоса, в какой восторг приходили эши от такого искусства!

А замочные конкурсы! Наши профессионалы демонстрировали поистине феноменальное искусство открывания замков, причем, заметьте, замков не своих, а тех, что им передавала публика. Они вскрывали сейфы, открывали замки на ощупь, с завязанными глазами, одной рукой.

Престиж воровских наших традиционных профессий вырос необыкновенно. Мы начали было надеяться, что одолели программистов в заочной битве, но, к своему смятению, начали убеждаться, что повышение престижа повлекло за собой совершенно непредвиденные последствия. Как тут не вспомнить шутку кулинаров: по-настоящему вкусное блюдо можно приготовить только по рецепту. Но рецепт этот можно составить, только приготовив по-настоящему вкусное блюдо.

Члены гильдии начали замечать, что им все труднее и труднее становится работать. Один из лучших наших специалистов жаловался недавно на собрании секции карманников: господа, не могу понять, что происходит. Ранее я работал совершенно спокойно. В день, не перенапрягаясь, делал три–четыре сумочки, изымал до десятка бумажников, не говоря уже о карманах в россыпь. А сейчас с трудом выполняю четверть этой работы, причем то и дело почти что хватают за руку. Происходит самое страшное, господа, начинаешь терять в себе уверенность. По ночам мне снятся капканы, которые сжимают мои пальцы в чужих карманах. Это ужасно, господа, и этому есть только одно объяснение: эши, которым мы с такой гордостью демонстрировали свое искусство, стали опытнее и осторожнее. Они открыли для себя множество маленьких хитростей, которые необыкновенно усложняют нашу работу. Я не знаю, что со мной будет, господа, не знаю, как сумею воспитать своих детей.

А совсем на днях один из опытнейших наших квартирных воров влез в дом, причем в дом, который он очищал дважды. Не успел он тихонько соскользнуть с подоконника, как вдруг сам по себе зажегся яркий свет и мужской голос сказал из динамика: «Поздравляем с проникновением, маэстро. Просим прощения, что установили на окне тепловой датчик».

Ваше королевское величество, в гильдии разброд и роптание. Многие члены говорят, что нечего было ополчаться против программистов, что, мол, во всем виноваты ретрограды, засевшие в правлении. Что прогресс есть прогресс, и надо было не бороться против программистов, а открыть на средства гильдии колледж по подготовке воров-программистов для работы на компьютерах.

Ваше королевское величество, хранитель и воплощение высшей справедливости! Гильдия воров Эша припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой принять меры против жуликов-прог­раммистов. Да, ваше королевское величество, жуликов, ибо ни один из тех, кто обманывает машину, не достоин звания вора. Обмануть машину – это все равно что отнять монетку у маленького ребенка, который пошел купить себе конфету у уличного торговца.

Ваше королевское величество, сегодня компьютеры при всей их высокой эффективности всего-навсего бездушные машины. Но не завтра, так послезавтра в этих ящиках с проводками и полупроводниками может зародиться настоящий искусственный ин­теллект. Можем ли мы позволить, чтобы эти неокрепшие умы росли в атмосфере циничного жульничества? Можем ли мы представить все последствия такого воспитания? А что, если машины начнут жульничать по своей воле? Ваше королевское величество, всех нас, ваших верноподданных слуг, охватывает ужас при мысли о том хаосе, который может возникнуть в королевстве, если презренные нечестные программисты обучат свои компьютеры воровству и жульничеству.

Ваше королевское величество, гильдия воров припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой как-то приструнить во­ров-программистов. Я кончил.

Почтительный гул одобрения пронесся по крылу амфитеатра, где сидели члены гильдии и их адвокаты. Противоположное крыло не менее почтительно зашикало.

Вперед вышел еще один адвокат, такой худой, что казалось, начинен он был не живыми внутренностями, а состоял из печатных схем. Он стал на колени, трижды гулко ударил головой о пол и молвил:

– Ваше королевское величество, разрешите мне ответить на… я не нахожу слов, чтобы дать определение тому чудовищному потоку лжи, диффамации, игре на предрассудках и, наконец, невежеству, которые мой уважаемый коллега столь нагло обрушил на вас, ваше королевское величество.

Компьютерная сторона сладострастно застонала от восторга, а Цурри-Эш нахмурился и сказал:

– Адвокат, меньше волнуйтесь из-за определений, для этого существует королевский научный совет, излагайте нам факты.

– Истинно так, ваше королевское величество! Факты и только факты составят фундамент, а также стены и крышу наших построений…

– Не понимаю, адвокат, либо вы собираетесь изложить свои соображения, либо что-то строить…

Цурри-Эш слегка улыбнулся, видимо очень довольный своим остроумием, а воровская часть амфитеатра покатилась со смеху. Смех был необыкновенно выразителен: в нем слышалось, и презрение к противнику, и почтительная сдержанность, предписываемая этикетом, и восхищение остроумием верховного судьи.

– Ваше королевское величество, позвольте мне от лица пятидесяти тысяч программистов выразить вам глубочайшую признательность за столь ценные указания. Да, ваше королевское величество, следуя вашим указаниям, мы не будем ничего строить, мы будем лишь излагать сухие факты. Компьютеры, как известно, эмоций не имеют и их не понимают. Они понимают лишь сухой язык данных, заложенный в программе. Поэтому мои подзащитные – это эши, привыкшие оперировать только фактами, а не эмоциями, которыми пытался жонглировать мой уважаемый коллега. Я преклоняюсь перед его профессиональной добросовестностью… – Глухой ропот недовольства прошелестел по лагерю программистов, а члены гильдии захлопали. Но адвокат поднял руку, призывая к тишине, и продолжал: – Да, господа, профессиональной добросовестностью, ибо чем же еще можно объяснить его смешные попытки, да что попытки, жалкие потуги оправдать неоправдаемое, защитить незащитимое, бросить тень на незатемняемое!

Ваше королевское величество, господа, позвольте прочесть вам несколько высказываний, сделанных триста с лишним лет назад теми эшами, которые подавали прошения в суды с просьбой запретить только что появившиеся гравитационные экипажи. Я цитирую отрывки, ваше королевское величество: «Совершенно недопустимой является беззвучность, с которой передвигаются эти новые экипажи, ибо, не слыша привычного грохота и шума, эши не смогут вовремя освободить дорогу и погибнут от ударов этого драконовского изобретения. Мною подсчитано, что, если сейчас же не запретить новомодные экипажи, за ближайшие тридцать лет практически все население Эша погибнет в результате дорожных происшествий». А вот еще одна цитатка, ваше королевское величество: «Передвижение живых существ со скоростью, с какой мчатся новые экипажи, является глубоко безнравственным и приведет ко всеобщему упадку морали. Наши предки жили в условиях медленного движения. Все вокруг было прочно, неподвижно и способствовало формированию правильного взгляда на вещи. Но о каком взгляде на вещи можно говорить, когда сидишь в летящем экипаже и все вокруг сливается, теряет свои привычные очертания, становится зыбким и ненадежным. Такая скорость, безусловно, приведет к потере почтения к родителям и старшим у подрастающего поколения, ко всеобщему беззаконию».

Ваше королевское величество, смешно было бы мне попытаться сообщить вам какие-то новые факты, ибо король – сосредоточение всей мудрости и всего знания. Не сомневаюсь, что вы знали эти цитаты, ваше королевское величество, и я позволил себе привести их только для господ воров и их адвокатов, которые, увы, так слабы в истории. Да, ваше величество, они умеют незаметно залезть в квартиру, в беззащитные дома ваших кротких верноподданных, но они, очевидно, никогда не пытались залезть в библиотеку. Даже зайти в нее через дверь не пытались, ибо не за знанием они охотились, а за добычей.

Все новое всегда пугает. Страх перед новым, как пишет королевский историк Фариузи в своей книге «Страх как двигатель прогресса», был когда-то полезен, он заставлял наших бесконечно далеких предков спасаться всего, что было им незнакомо. Но мы ведь не дикари, нами правит мудрейший из мудрых монархов, и коль скоро он в своем всезнании даровал эшам компьютеры для облегчения различных вычислительных работ, преступно было бы усомниться в их пользе. Да, господа, преступно. Клянусь повелителем космоса, если бы мне в голову пришли такие сомнения, я бы сам явился к властям с просьбой бросить меня дракону. Целый эш, так сказать, ни одним кусочком не должен сомневаться в неизбывном знании его величества короля Цурри-Эша, в его мудрости. Пусть сомневаются сорок частей, остающиеся после встречи с драконом.

Итак, ваше королевское величество, я позволил себе напомнить тем невежественным и жадным эшам. что в своей корыстной слепоте осмелились побеспокоить своего верховного судью, что смешно и преступно бояться новых изобретений. Да, среди программистов встречаются нечестные эши, смешно было бы отрицать это. Но ведь нечестные эши, увы, попадаются и среди водителей экипажей, и среди астрономов, торговцев, наладчиков очистных сооружений. Но глупо было бы требовать запрещения экипажей, астрономии, торговли, очистных сооружений.

Ваше королевское величество, пятьдесят тысяч программистов Эша припадают к вашим стопам с покорнейшей просьбой защитить их от кампании злостного очернительства, кою затеяли руководители гильдии воров. Я кончил.

Почтительное ликование программистов было прервано Цурри-Эшем, который поднял руку и сказал:

– В своей безграничной мудрости и вечном стремлении к справедливости король Цурри-Эш Двести десятый, выполняющий сегодня функции верховного судьи, сообщает, что заслушал аргументы обеих сторон и повелевает следующее:

В срок не более двух обращений малого светила гильдия воров должна разработать предохранительные меры, которые затруднят или сделают невозможными кражи посредством нарушения работы компьютеров. В тот же срок гильдия программистов должна разработать электронные устройства, надежные и недорогие, которые затруднят или сделают невозможными кражи из карманов, сумочек, портфелей, чемоданов, шкафов, сейфов и так далее.

Приспособления и устройства будут испытаны перед королевским судом ровно через два оборота малого светила. В случае, если таковые устройства представлены в срок не будут или окажутся малоэффективными, руководство той или иной гильдии будет отправлено на необитаемый остров или к дракону.

Следует заметить, что чрезмерно легкая жизнь способствует вырождению. Так, например, чрезмерно обильные урожаи холи в наших лесах привели к бесконтрольному размножению зарипов, в результате чего среди них, наблюдаются болезни, в том числе легкомыслие, бесплодие и ожирение.

Его королевское величество и верховный судья Цурри-Эш Двести десятый не хотел бы, чтобы подобные несчастья обрушились на гильдию воров и программистов. Поэтому жизнь их должна быть более суровой.

Когда мы остались одни, Цурри-Эш с наслаждением начал чесать себе спину средней рукой, которая у эшей длиннее и гибче двух боковых.

– Представляете, Саша, все заседание умирал от желания почесаться. А нельзя. Королевское достоинство не позволяет. Как вы говорили… ага, ноблес оближ. Так вот и лишаешь себя простых радостей во имя королевского долга. Мало того, что почесаться публично не моги, приходится все время следить и за объективностью. А то так и подмывало крикнуть: все к дракону, сейчас же, шагом ма-арш!

Король жалобно вздохнул, еще раз поскреб спину всеми растопыренными семью пальцами средней руки и сказал:

– А вы говорите «самодержец»! Какой, к дракону, самодержец, когда почесаться всласть нельзя. Ах, Саша, Саша, земной мой друг, не ценят нас, монархов, не ценят. Вот вы недавно мне говорили, что таких архаических формаций, как на Эше, почти и не осталось в изученной вселенной. Верю, верю. Монархия, Саша, эта жуткая штука. Хлопот что с компьютерами, что без них – полон рот. Ни днем покоя, ни ночью сна. И прав, прав тысячекратно был мой родитель незабвенный, когда учил меня, что мы, короли, сидим на вулкане. Спасибо ему, так всыпал мне по мягкому моему детскому седалищу, что сделал его необыкновенно чувствительным. А ведь для хорошего профессионального короля, друг мой, не голова важна, а седалище. Такое оно должно быть чувствительное, чтобы улавливать малейшие колебания трона, чтобы заранее чувствовать изменения в вулкане. Я как-то раз был в хорошем настроении, уж и не помню отчего, призвал королевских сейсмологов и говорю им: «Господа, предлагаю вам соревнование. Вы устанавливаете самые чувствительные свои сейсмографы, а я просто сажусь на трон. Где-нибудь, ну, скажем, в сотне куней от дворца кто-нибудь топнет ногой. Посмотрим, кто из нас сумеет уловить колебания почвы». И что вы думаете, Саша? Я выиграл. Вот так-то. Нас, монархов, не просто любить нужно, жалеть нас нужно. А я сколь себя помню, ни разу не слышал: ваше королевское величество, бедненький мой, как же вас жаль, всемогущего! Бесчувственные твари эти эши, только о себе и дума­ют. Ну что, устали?

– Честно говоря, да, ваше величество, просто слушать это словоговорение устал. А вам ведь и судить нужно было. Вы прямо как царь Соломон…

– Это с какой планеты? Что-то я не слышал…

– У нас на Земле был такой в библейские времена. Тоже су­дил.

– Ничего не поделаешь. Входит в штатные обязанности. Пообедаете со мной?

– С удовольствием, ваше величество.

– Ну тогда идемте. Как раз и время подошло. Королевский мой шеф-повар не любит, когда я опаздываю. Строгий эш. Я и не женился пока из-за него. Как хотите, говорит, ваше величество, но я королевы над собой не потерплю. Мне это руководство повседневное и дамская мелочная опека ни к чему. Лучше, говорит, я сам к дракону пойду.

Был момент, признаюсь, Саша, заколебался. Причем кандидатка не своя, не с Эша. Здешние мне и так доступны, отбою от них нет. Эта с нашей соседней планеты, с Круты, была. Такая забавная особа, рук, представляете, семь, а глаз вовсе нет, они, оказывается, всей кожей видят. Кожное зрение называется. Такая смешная! И нежная, нежная, насквозь видна вся. Я, говорит, очень удобна для брака, на нас, дам Круты, по всей цивилизованной вселенной спрос. У нас ведь по семь рук, и ловкость их необыкновенная.

Потом думаю: а повар что скажет? Насколько я прогрессивен в нашей отсталой монархии, настолько я консервативен в личных привычках. Так ничем и не кончилось. Иногда, правда, взгрустнется, подумается невольно: хорошо бы рядом была такая, с нежными руками, прозрачная вся… О повелитель космоса, пути твои неисповедимы…

Мы вошли в малую королевскую столовую. Где-то запели трубы, и два огромного роста стражника молча отодвинули нам стулья.

Здесь я должен сделать небольшое отступление. Еще первая экспедиция с Земли, посетившая Эш, установила, что местная пища при всей ее экзотичности, вполне усваивается земными желудками. Тем не менее перед отлетом на Эш меня снабдили сверхконцентратами на случай, если я не смогу приспособиться к необычной кулинарии. Главная трудность – это совершенно непривычный вид пищи на Эше. Она носит скорее растительный характер. Я говорю «скорее», потому что растения, идущие здесь в пищу, не совсем растения. Они полурастения-полуживотные, хотя по форме гораздо ближе к растительному миру, по крайней мере в нашем восприятии. Но главное – эшская пища светится в тарелке. Причем это свечение зависит от качества пищи и ее приготовления и считается эшами главным критерием вкуса. Вначале, признаюсь, я закрывал глаза, чтобы по подавиться этими изысканными гаммами всех цветов радуги, но быстро привык.

Так вот, повар короля действительно был непревзойденный виртуоз. То, что лежало сейчас перед нами на тарелках, излучало необыкновенно чистый и глубокий синий свет. Но как только я дотрагивался лопаточкой, которые заменяют здесь наши ножи, вилки и ложки, до побегов, похожих на колбаски, синий цвет тут же сменялся фиолетовым, потом красным.

После обеда король пришел в умиротворенное состояние духа, скорее по инерции опять жаловался на тяготы королевской жизни, потом вдруг надумал отправиться в обсерваторию к Зукки. Я отказался и не спеша побрел в Дом пришельцев. Не за горами было окончание командировки, и пора было начать как-то систематизировать горы материалов, которые у меня уже накопились.

Самое забавное, что я начал испытывать к Цурри-Эшу некую симпатию. Но это же смешно, говорил я себе. Дружба младшего научного сотрудника с королем сама по себе, конечно, непредосудительна, но с таким королем! Я, как мудрейший и справедливейший… Скромности в них нет, в этих монархах. Попробовал бы он побыть у нас на заседании сектора… Но, с другой стороны, зачем ему быть на заседании сектора, когда даже я иной раз старался придумать себе оправдание, чтобы не слушать нудных и справедливых поучений Аглаи Степановны…

Иногда мне начинало казаться, что мой королевский приятель с трудом сдерживает желание посмеяться над своей работой, что в душе он потешается над всеми этими атрибутами и обязанностями правителя Эша. Но я тут же напоминал себе, что сотни эшей, исчезающих в подземных очистных сооружениях и выталкиваемых на арену стадиона на расправу Малышу, вряд ли думают о чувстве юмора у Цурри-Эша.

А симпатии мои непонятные к нему объясняются, надо думать, привычкой и комфортом. Да, комфортом, потому что благорасположение ко мне его величества было общеизвестно и раскрывало передо мной все двери. А к комфорту привыкаешь быстро. Когда ты имеешь то, чего не имеет ближний твой, или когда тебе позволено то, что не позволено другому, ах как неудобно и неуютно считать эти удобства несправедливыми. С дьявольской хитростью древнее чувство эгоизма начинает нашептывать, не сразу, конечно, не грубо, а потихонечку, но капельке: а может, это потому, что ты лучше других… вообще-то в этом есть и нечто несправедливое, но, с другой стороны… И так далее. И тут нужно быть безжалостным палачом: давить в себе змей-искусительниц без всякого судебного разбирательства.

Не хочу хвастаться, но в каком-то смысле пребывание на Эше сослужило мне определенную службу. Младший научный сотрудник, не говоря уже об аспиранте, существо угнетенное, бесправное, посылаемое на все кроссы, от лыжного до бега по пересеченной местности, на все курсы, которые больше никому не хочется посещать, получающее отпуск только после уборщиц и вахтеров, существо, на которое даже машинистки нашего машбюро смотрят сверху вниз. Такому существу королевские почести могут только сниться, и то редко. И лишь здесь, на Эше, я оказался весьма привилегированной особой, волей обстоятельств приближенной к королю. Но нос не задрал, не забыл, кто я такой и откуда явился. Не загордился, не начал почтительно кланяться себе в зеркало и называть себя мысленно на «вы».

Здесь я должен во имя единства повествования перескочить сразу вперед на два обращения малого светила, что по нашим земным меркам соответствует примерно двум месяцам. Дело в том, что мне хочется закончить историю о битве воров и программистов, тем более что ничего особенно забавного за это время не произошло.

Итак, мы снова в зале королевского совета, эшей на этот раз меньше, зато между троном и амфитеатром стоит небольшой ярко-красный компьютер, два манекена, одетые в мужские и женские плащи, и открытый макет небольшой квартиры, сразу напомнивший мне павильон киностудии. Мой приятель Гена, помощник режиссера на «Мосфильме», как-то провел меня на съемки. Сплошное были разочарование. Скрипел и пах опилками вот такой же макет внутренностей какой-то квартиры, бегала и суетилась масса людей, все с крайне озабоченным видом, знаменитая актриса брезгливо жевала бутерброд. Лицо у нее было злое и вовсе не такое красивое, как на экранах.

– Ну, господа, начнем королевскую экспертизу. Сегодня ут­ром мне как раз доложили, что на очистных сооружениях масса вакансий, ха-ха-ха, поэтому не будем терять, времени, – сказал Цурри-Эш.

«Что это, – в который раз подумал я, – чувство юмора или жестокость? Или самолюбование?»

– Начнем с гильдии воров. Жалоба была их, пусть они и на­чинают. Вы готовы, господа?

– Так точно, ваше Королевское величество. Следуя вашим многомудрым указаниям, гильдия воров, не жалея средств, наняла десять лучших кибернетиков и поручила им разработать устройство, которое исключало бы возможность для нечестных программистов пользоваться машиной в целях личной наживы. Решение проблемы, ваше королевское величество, кажется нам необыкновенно простым и остроумным.

– А именно? – спросил Цурри-Эш.

– Видите ли, ваше королевское величество, наши кибернетики не пошли по пути создания новых, все более сложных прог­рамм. Потому что на каждую новую страховочную программу можно составить контрпрограмму. Там, где речь идет о краже, ваше королевское величество, предела изобретательности эшей нет.

– Что же вы сделали, господа?

– Наши кибернетики пошли по другому пути. Они совместно с биологами и физиологами пришли к выводу, что любой эш, совершая преступление, испытывает определенные психологические перегрузки. Соединение страха, жадности, восторга, возбуждения и тому подобных эмоций проявляется в изменении пульса, давления крови, потовыделения, заметным образом усиливается биополе, психополе, поле «я». Мы создали небольшую компактную приставку, которая подходит ко всем типам компьютеров. Каждый программист или оператор, начиная работать, должен предварительно подсоединить к себе датчики приставки. Иначе машина не включается. Так вот, как только он начинает любые противозаконные манипуляции с целью кражи, приставка тут же регистрирует изменения в его состоянии, подает сигнал тревоги и защелкивает ручные и ножные кандалы на конечностях преступника.

Стоимость приставки всего шестнадцать тысяч кулей, а в дальнейшем при массовом производстве цена сможет быть еще ниже.

– А если попадается особенно храбрый жулик, к тому же уверенный, что его не поймают, что тогда? Не будет страха – не увеличится пульс, частота дыхания и так далее.

– Как всегда, ваше королевское величество, вы бесконечно правы и дальновидны. Наши исследования показали, что действительно можно представить особенно мужественного проходимца…

– Ваше королевское величество! – вскочил адвокат гильдии программистов. – Я протестую! Мой досточтимый презренный коллега может называть нас ворами и жуликами, но я протестую против «проходимцев»!

– Протест принят, – кивнул король. – Вор может быть проходимцем, а может и не быть.

– Слушаюсь, ваше королевское величество. Я продолжаю. Итак, вор может оказаться эшем мужественным и не испытывать при краже страха. Он даже может не испытывать особой жадности, особенно если он ворует давно и успешно. Но исследования показали, что ни один эш не может не испытывать чувства восторга при этом. Таков характер эшей. Поэтому нашу приставку обмануть невозможно. К сожалению, мы не можем продемонстрировать вам работу приставки…

– Почему? – нахмурился король.

– Видите ли, ваше королевское величество, любой программист, который сядет сейчас за машину, не осмелится жульничать в вашем присутствии и при работающей приставке, а стало быть, не будет испытывать эмоций, о которых мы говорили.

– Чепуха! – сказал Цурри-Эш. – Достаточно посадить за машину эша, который испытывал бы чувство страха. Не знаю, как программисты, но вообще-то такого эша найти нетрудно. С вос­торгом, разумеется, сложнее, господа, но чувство страха испытает любой эш, которого стражники схватят на улице. Адъютант! – поднял голос король.

– Слушаю, ваше королевское величество! – лихо отрапортовал молоденький адъютант со вспыхнувшего экрана.

– Чтобы через три минуты здесь был первый же прохожий.

– Слушаюсь, ваше королевское величество.

Первый прохожий оказался эшем средних лет, одетым в серый чиновничий плащ. Он неуклюже повалился на пол и застыл.

– Ползите же! – зашипел адъютант, но чиновник лишь плотнее вжимался в пол. Казалось, еще минута-другая – и он ис­чезнет.

– Достойная скромность, – сказал король. – Народ должен ничего не видеть, молчать и не двигаться, но в данном случае посадите-ка его за машину.

Адъютант и стражник подхватили чиновника и усадили за операторский пульт.

– Слава королю! – слабо пискнул чиновник и снова закрыл глаза.

– Включите приставку, – приказал Цурри-Эш, и тотчас же один из помощников адвоката метнулся к машине и нажал какую-то кнопку. В то же мгновение послышался леденящий душу вой сирены, яростно замигала мощная лампа, из компьютера высунулись манипуляторы, ловко нащупали руки и ноги несчастного чиновника и защелкнули на них легкие и элегантные кандалы. Чиновник начал клониться набок и упал бы, если бы они его не держали.

– Очень мило, – сказал Цурри-Эш. – Уберите этого господина, и, если он еще жив, наградите его моим портретом.

– Слушаюсь! – рявкнул адъютант.

– Ну-с, господа программисты, а как вы намерены усложнить жизнь членов гильдии воров?

– Ваше королевское величество, – сказал адвокат гильдии программистов, – в отличие от моего коллеги мне легче будет продемонстрировать наши достижения. Позвольте мне пригласить опытного карманника. Прошу.

– Век править королю! – поклонился необыкновенно респектабельный эш. Лицо его дышало благородством, а в осанке чувствовалось достоинство. – К вашим услугам.

– Перед вами два манекена. Согласитесь, что вытащить что-нибудь из кармана манекена легче, чем у живого эша, поскольку живые эши испытывают врожденное и стойкое отвращение к чужим рукам в их карманах. Просим, господин эксперт.

Карманник подошел к манекену, одетому в мужскую одежду. Я понимал, что он намеревался сделать. Я следил за его руками. Я ожидал увидеть ловкость рук. Но я ее не увидел. Я не увидел ее потому, что эксперт, казалось, вовсе и не был заинтересован в манекене. И тем не менее в его руках вдруг очутился бумажник, обычный бумажник, какие в моде на Эше – длинный и гибкий. Все засмеялись, но не потому, что респектабельный вор столь виртуозно продемонстрировал свое искусство, а потому, что от бумажника шла тонкая цепочка к карману манекена, и вор с недоумением смотрел на нее. Кроме того, какое-то сигнальное устройство громко и тревожно пищало.

– Идея необыкновенно проста, ваше королевское величество. Все ценные вещи в карманах должны иметь колечко, в которое пропускается одна из нескольких тонких цепочек. Как только цепочка натягивается, включается портативное сигнальное устройство. Цена комплекта, включающего пять цепочек и сигнальное устройство, составляет всего двадцать пять кулей.

А теперь я попрошу эксперта по квартирным кражам проникнуть любым угодным ему способом в установленный перед нами макет.

Тощенький немолодой эш с бегающими глазками подошел к двери, сделал несколько движений, похожих на пасы иллюзиониста, и хотя я готов был поклясться своей, еще не написанной докторской диссертацией, что он не прикасался к замку, замок щелкнул и дверь открылась.

Вор достал из кармана маленькую коробочку, нажал кнопку, и из нее бесшумно выползла антенна, которую он всунул в приоткрытую дверь. На коробочке вспыхнула зеленая точка.

– Портативный универсальный детектор, ваше королевское величество, – пояснил вор, – регистрирует присутствие любых электронных ловушек. Как только я вижу, что таких ловушек нет, я смело вхожу в помещение.

Вор сделал осторожный шажок, все еще держа в руках детектор, но в это мгновение что-то негромко хлопнуло, словно вытащили плотную пробку из бутылки, что-то мелькнуло в проеме двери, и эксперт издал крик досады и удивления. Он был окутан сеткой, которую тщетно пытался стащить с себя.

– Ничего удивительного, ваше королевское величество, что детектор не среагировал. Он обнаруживает присутствие электронных приборов, но наш сетемет приводится в действие тепловым инфракрасным излучением, испускаемым любым нагретым телом, в том числе и вором.

– Очень мило, – сказал Цурри-Эш, – его королевское величество благодарит за доставленное удовольствие. Все свободны.

– Но ваше королевское величество… – начал было адвокат гильдии воров, но король прервал его:

– Обычно я не терплю слова «но». Оно пригодно для обычных эшей. А поскольку я всесилен и всемогущ, слово «но», предусматривающее всякого рода возражения, для меня не существует. Но раз вы просите объяснений, его величество в своей неизбывной доброте представляет их. Дело в том, господа, что по моему приказанию министр юстиции, полиции и очистных сооружений сразу же установил за вами постоянную слежку, так что я в курсе ваших дел. Я знаю, например, что изобретатели приставки к компьютерам одновременно сконструировали адаптер, который преобразует все сигналы от датчиков таким образом, что приставка безмолвствует. Я также знаю, что вместе с цепочками разработаны мощные и легкие кусачки, легко их перекусывающие. Таким образом, господа, его королевское величество благодарит вас за технический прогресс и мудро предоставляет воровскому промыслу развиваться естественным пу­тем. Всего наилучшего, господа.

5

– Саша, друг мой, – сказал Цурри-Эш, – у меня к вам просьба. – Он хмыкнул, покачал головой, пожевал губы. – Просьба! Вам не кажется это смешным – всемогущий повелитель Эша обращается с просьбой к младшему научному сотруднику, да еще с другой планеты…

Король снова замолчал. Я ни разу не видел его таким сму­щенным. Он, казалось, мучительно ворочал в голове мысли и никак не мог решиться высказать их. На него это было непохоже. Обычно он сначала говорил, а потом уже думал, а иногда не думал и потом.

Я молчал. Надо было бы, конечно, подбодрить беднягу: смелее, ваше величество, я вас не укушу, но нет ничего на свете ненадежнее, чем королевское чувство юмора.

– Саша, я просто не знаю… Впрочем, ладно. Так или иначе, вы ведь скоро улетаете. Когда у вас кончается командировка?

– Ракета должна быть здесь через одно обращение малого светила.

– Да, помню. Тем лучше. То есть я вовсе не хочу этим сказать, что рад вашему возвращению на Землю, но… Сейчас вы поймете. Видите ли, друг мой, впервые в жизни я в сомнении, а королям сомнения категорически противопоказаны. Мало того, что от них повышается давление крови и пропадает аппетит, они способствуют потере трона, а иной раз и головы.

– Что же заставляет вас сомневаться, ваше королевское величество?

– Гм… сейчас я вспомню одно выражение, которое вы несколько раз употребляли… ага, вспомнил: хочется и колется. И это меня удручает, тут скрыт скверный парадокс. Если самодержцу и может что-то хотеться, то уж колоться – ни в коем разе. И тем не менее колется. И это ужасно. Совершенно незнакомое ощущение. Крайне неприятное, должен вам доложить. Чувствуешь себя простым смертным, каким-нибудь рядовым эшем, а не просвещенным деспотом…

– Так что же все-таки терзает вас, ваше королевское величество?

– Наука, друг мой, наука.

– Ничего не понимаю. Вы казались мне на редкость просвещенным монархом, по крайней мере в научно-популярной сфере.

Я поймал себя на том, что не употребил обращение «ваше королевское величество». Цурри-Эш был прав, сомнения не к лицу властителям. Вот-вот я уже назову его «Цуррик, дружище».

– Это верно, я фантастически образован. Вы знаете, я даже школу кончил, домашний курс, разумеется. Вещь для короля неслыханная. И все-таки наука повергает меня в печаль и сомнения… – Король глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и сказал: – По моему приказанию лучшие кибернетики Эша в течение пяти обращений большого светила разрабатывали большой исторический компьютер.

– Исторический компьютер?

– Да, Саша, да. В него ввели всю историю Эша и запрограммировали на составление прогноза на ближайшие двадцать обращений большого светила… – Король замолчал, судорожно, как плачущий ребенок, вздохнул. – И вот компьютер установлен в моем рабочем кабинете. Он опечатан. И ждет лишь, когда я его включу. – Цурри-Эш вдруг остренько посмотрел на меня и спросил: – Саша, вы хотите знать свое будущее?

– Как вам сказать, ваше величество. Скорее нет. Я его и так более или менее знаю. Вернувшись на Землю, я защищу докторскую диссертацию. Не сразу, конечно, это не так-то просто. Ее еще и написать нужно. Ну-с, в конце концов мы с Зиной так устанем от наших постоянных ссор и скандалов, что поженимся. Это, знаете, как ближний бой у боксеров. Чтобы отдохнуть, вешаются друг другу на шею. Не забывая, конечно, награждать при этом друг друга тумаками. Ну, может быть, стану заведующим сектором в нашем институте. Слетаю еще на десяток планет. Потом, лет в сто пятьдесят, тихо и благодушно скончаюсь, если, конечно, не надумаю жить и дальше. Вот, собственно, и все. Зачем же мне точно все знать? Это, ваше королевское величество, все равно как посмотреть, чем кончается детектив, а потом начать его читать.

– Вот видите, в этом-то вся разница, между младшим научным сотрудником и королем. У вас все ясно, – завистливо сказал король, и лицо его стало злым и неприятным. – Вам что грозит? Одна, так сказать, эфемерность. А у меня планета на руках, цивилизация. Дракон один знает, как ее развивать и развивать ли вообще. Одни заговоры замучили. Вы думаете, после того, как дракон разорвал премьер-министра, больше не было попыток? Три заговора с тех пор! Три! Представляете? Кажется, приди, скажи открыто, так, мол, и так, хочу сесть на трон. Может, я ему еще все три руки пожму. Так нет, плетут, плетут интриги, не приближенные придворные, а пауки.

Выходит, для монарха знание будущего не роскошь, а средство сохранения престола.

– Так что же вас смущает? Включите электронного своего прорицателя и посмотрите, что вас ждет.

– Гм, легко сказать: посмотрите! А если вдруг увижу, как дракон берет меня в свои лапки и непринужденно начинает разрывать на части, а стадион скандирует: раз, два, три, четыре… Как я после этого править буду? Деспот, Саша, должен быть оптимистом.

– Тогда не включайте свой компьютер. Разбейте его.

– Неглупо, друг мой, неглупо. Очень прогрессивный подход к проблеме, но ведь хочется, Саша, ох как хочется хоть глазком взглянуть в будущее. Знать, кого и чего остерегаться. Я вам, Саша, больше скажу, открою вам все тайники королевского сейфа: готов править на пару с компьютером. Он пусть предсказывает и предупреждает, а я, так сказать, его исполнительный орган. Эффектор, выражаясь научным языком.

– Тогда включите.

– А колется. Страшно. Вот я и хотел просить вас… Я с этим-то вас и пригласил… Включите компьютер вы. Посмотрите, что там меня ожидает. А потом уже мне скажете. Я, друг мой, вам вполне доверяю. Если уж выслушать приговор, то хоть от друга. У нас, знаете, был когда-то обычай: если уж нужно было кого-то предать или даже казнить, просили это сделать друга. Но это я к слову. Сделаете мне эту услугу, а? А я за это прикажу выбить ваш горельеф и установить его на стене в зале королевского совета, а?

– Обижаете, ваше величество. Я и без этого с удовольствием помогу вам.

Все три глаза Цурри-Эша увлажнились.

– Все б у нас такие были, – вздохнул он. – Вот, друг мой, ключ от компьютера. Чтобы освоиться, можете сначала посмотреть картинки прошлого…

– Что ж вы сразу не сказали! – воскликнул я. – Это ж, это ж… это ж даже передать нельзя, как я вам благодарен! Это для моей диссертации золотая жила!

– Тем лучше, друг мой. Идите, и да пребудет с нами повелитель космоса.

Я довольно быстро освоился с управлением компьютера: подобно земным моделям, запрос вводился обычной клавиатурой. Я напечатал: «Возникновение династии Цурри». Буквы на дисплее повторили мой запрос, и тут же экран засветился, и ражий бородатый эш воткнул здоровенный грубый кинжал в спину согбенного старца.

Это не было кино, конечно, или какой-либо другой формой хранения информации. На нижней части экрана бежали слова, рассказывавшие, как молодой воин по имени Цурри убил больного вождя племени и провозгласил себя новым правителем. А картинки, похожие на мультфильм, лишь иллюстрировали текст.

Не могу точно сказать, сколько я просидел перед компьютером, разбираясь в белых для меня пятнах истории Эша. Меня подгонял скрипучий голос Аглаи Степановны: скажите, товарищ Бочагов, а почему у вас так слабо освещен вопрос развития ремесел? А почему вы обходите систему землепользования на Эше? А почему? А где? А как? А кто?

Я бы, наверно, просидел перед компьютером еще несколько дней, но вдруг подумал о том, что сейчас должен чувствовать мой друг Цурри-Эш. Нехорошо, сказал я себе, учить короля благородству, а сам, как последний эгоист, присосался к машине. Я запросил компьютер о правлении Цурри-Эша Двести десятого. Теперь изображения на дисплее были менее условны. Очевидно, информация, введенная в память машины, была гораздо более подробной. Но зато и бегущая строка внизу, и сами изображения сменялись много медленнее. Это было понятно. Электронные потроха не выдавали готовую продукцию, а раскидывали так и эдак, взвешивали тысячи факторов, сравнивали, экстраполировали. Но вот компьютер ускорил движение, словно пришел к твердому заключению. А заключение не было для меня неожиданным. Я видел, как толпы эшей двигались по улицам, переворачивая экипажи, как дорогу им пытались преградить стражники, как вспыхивало в их руках какое-то незнакомое мне оружие, как эши падали, обугленные и страшные. Но толпа странным образом не убывала, она уже валом катила по улицам, и там, где она прошла, не оставалось уже ни одного стражника.

Вот и дворец. Цурри-Эш с перекошенной физиономией смотрит из окна. Он начинает что-то кричать, метаться, но вдруг останавливается и, словно завороженный, смотрит на дверь. Она вспучивается противоестественно под напором тел и падает во­внутрь комнаты. Сотни рук тянутся к королю, хватают его. И вот, прочертив в воздухе невидимую и короткую линию, он лежит на мостовой.

Я нашел короля в спальне. Он приказал немедленно прово­дить меня к нему, как только я выйду из кабинета. Он лежал на кровати и, увидев меня, тут же вскочил.

– Ну? – выдавил он из себя.

– Ваше величество, мне кажется, ни одно разумное суще­ство не может не любить путешествия…

– Что вы хотите этим сказать? – спросил король, но по тому, как посерело его лицо, я видел, что он понял

– Я хочу сказать, что любопытство, стремление увидеть и узнать что-то новое – на редкость универсальная черта всех мыс­лящих существ во вселенной. Вы же ваше величество, сиднем си­дите на одной планете. Как бы вы посмотрели на то, чтобы поле­теть со мной на Землю? Я уверен, что вас с удовольствием за­числят в штат нашего института. Консультантом. – Мне хотелось добавить, что до младшего научного сотрудника ему как до неба, но тут же спохватился, что, пожалуй, даже дальше.

– Это нужно? – жалобно спросил король.

– Так нужно, Цурри-Эш. – Первый раз я назвал его по имени. Надо было готовить его к жизни на Земле. Трудно было представить, чтобы в нашем отделе кадров к нему обращались «ваше королевское величество».

– Так плохо, Саша? Я это подозревал… Во сне видел…

– Что значит плохо? Для кого? Для Эша? Насколько я знаю историю галактических цивилизаций, это случается всегда. Раньше или позже, но всегда. И потом, положа все три руки на сердце, так ли вы уверены, что монархия – лучшая форма правления? Да и вообще, охота вам с утра до вечера заседать, управлять, казнить, миловать, бояться заговоров? Жуткая работа.

– Это верно, – вздохнул король. – Ну а не зачахну я там у вас без обязанностей? Знаете, что такое отрекшийся король?

– Вот уж этого не бойтесь, ваше величество! Чего-чего, а дел хватит. И работы, и общественных нагрузок. Стенгазету, например, выпускать будете.

– Стенгазету? Что это?

– Не беспокойтесь, ваше величество, научим. Я уж и название придумал: «Голос консультанта». Как?

– А что, – вдруг оживился Цурри-Эш, – звучит внушительно…