Время Химеры - Скользящий по лезвию

Юлия Зонис

Скользящий по лезвию

Дарксиду, без которого все было бы куда хуже

Так идет веселый Дидель

С палкой, птицей и котомкой

Через Гарц, поросший лесом,

Вдоль по рейнским берегам.

По Тюрингии дубовой,

По Саксонии сосновой,

По Вестфалии бузинной,

По Баварии хмельной.

Марта, Марта, надо ль плакать,

Если Дидель ходит в поле,

Если Дидель свищет птицам

И смеется невзначай?

Эдуард Багрицкий. Птицелов

Не преклонив колен и не склонив главу,

не погружаясь в глубь себя, ни в синеву

морскую ли, небесную, не веря

ни вышнему, ни ближнему, назло

кондуктору, ни в зверя, ни в число,

обозначающее Зверя, —

так прожил он все худшие года,

и лучшие, не ведая стыда,

вины и — страшно молвить — страха.

И нет креста, чтобы его нести.

И нет души, чтобы ее спасти.

Есть горстка праха.

Борис Херсонский

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Юлия Зонис, биолог по специальности (биофак МГУ, обучение в Израиле, стажировка в Лондоне, работа в Торонто), считается одной из главных надежд современной фантастики. От ее прозы захватывает дух и у эстетов, ценителей «цветной волны», и у продвинутых почитателей научной фантастики, и у страстных поклонников постапокалиптики.

Завораживающий и страшный цикл «Время Химеры», в который вошли романы «Геном Пандоры», «Биохакер» и «Скользящий по лезвию», отмечен премиями «Интерпресскон» и «Созвездие Аю-Даг».

Итак, какой же он — мир после биогенной катастрофы?

Ученые и военные, андроиды и существа из древних легенд… Новый мир зарождается, но найдется ли в нем место человечеству?

Пролог

Июль 2036-го. Телефонный разговор, который никогда не был записан

— …Грегори, вы поступаете неверно. Если использовать вашу терминологию, вы стреляете из пистолета алмазными пулями. Даже нет. Вы стреляете «Мадоннами» Рафаэля и партитурами Моцарта.

— Перестаньте нести эти благоглупости, Харпер.

— Я уже восемнадцать лет твержу вам, что мои пациенты — не расходный материал. Вы вцепились в рычаг управления и не хотите понять…

— Я понимаю, что мог бы убрать вас.

— Не угрожайте мне, Грегори. Я пытаюсь предупредить вас. Пытаюсь спасти.

— Мне ничего не грозит. Если вы о том детективе из Большого Яблока, то пусть и дальше роет землю…

— Детектив тут ни при чем. Я возражал, когда вы в своих утилитарных целях использовали других пациентов. Однако я готов был смириться. Вы сильнее, Грегори. Повторяю, у вас все рычаги…

— Хватит парить мне мозг вашей психологической хренью.

— Хорошо. Тогда я скажу предельно ясно — использовать Ричарда для убийств нельзя.

— Вы что, охренели, доктор? А если это кто-то услышит?

— Вам же ничего не грозит, Грегори.

— Вы смеетесь надо мной?

— Ни в коей мере. Смеяться над психотиком крайне опасно…

— Что вы сейчас сказали?

— Это не насмешка, Грегори, а констатация факта. Ваша психика была нестабильна еще до операции. После иммортализации девяносто процентов пациентов становятся жертвами того или иного психоза… Но речь сейчас не о вас, а о Ричарде. Его использовать нельзя.

— Вы можете объяснить, почему я до сих пор слушаю ваши бредни?

— Потому что в глубине души вы осознаете, что я прав. Операция Ричарда была проведена некорректно. Результат нестабилен. В отличие от других пациентов он способен сохранять контроль. Вы сами убедились в этом четверть века назад.

— Он поджег конюшню.

— Не смешите меня, Грегори. Не пытайтесь убедить в том, что вы приказали ему поджечь конюшню. Что вы на самом деле велели ему сделать?

— Да пошел ты на хрен, долбоклюй вонючий!

[Конец записи]

Часть первая

Соки. Сентябрь 2036-го

Глава 1

Автостопщица

Соки стояла на заправке в западном конце Тремонт-стрит у выезда на шоссе 90. А если сказать точнее, не стояла, а топталась на месте, потому что сентябрь в этом году выдался неожиданно мокрым и промозглым. На календаре было всего пятнадцатое число, но дожди как зарядили неделю назад, так и лили с редкими перерывами. От непогоды Соки защищали только растянутый университетский свитер с капюшоном, рваные джинсы и кеды. Свитер принадлежал еще недавно Парню из Милуоки. Парень из Милуоки, один из двух парней Соки и причина ее поспешного отъезда, играл за баскетбольную команду «Гарвард Кримсон». Очень большая шишка во всех смыслах — богатенькие предки из «иммортелей», рост хорошо за шесть футов, голубые глаза и сверкающая улыбка. Другие девчонки из государственного колледжа отдали бы за такого душу, а если бы души не хватило, приплатили бы десятью годами жизни. Все равно, заделавшись подружкой «иммортеля», ты почти обеспечивала себе пропуск в рай. Десять лет туда, десять обратно — какая разница для Бессмертных? Проблема Соки заключалась в том, что Парень из Милуоки был только вторым. Первым был Джим О'Неро, Парень из Прачечной. Он не учился в Гарварде и играл в баскетбол только на дворовой площадке вместе с остальными чернокожими ребятами из их района. Как метко выразилась бабушка Соки, всезнающая Дебора Вачински, «женщин из нашей семьи вечно тянет на всякую цветную шваль».

Наверное, родители Парня из Милуоки в обморок бы грохнулись, услышав такое признание. Они, Бессмертные, всегда старались держаться подчеркнуто вежливо, будто все их слова записывались для полицейского протокола. А может, так и было. Но Соки-то знала, что Ба не имела в виду ничего плохого. В сущности, она говорила о себе, потому что первой из женщин их семьи связалась с цветной швалью.

Дебора Вачински, в девичестве О'Лири, а по первому мужу — Рейнольдс, служила медсестрой в резервации у Черных Холмов, в Южной Дакоте. Там она повстречалась с Джоном Рейнольдсом, индейцем из племени лакота. В те времена мистер Рейнольдс работал слесарем, хотя вообще-то был профессиональным шаманом, «вичаша вакан» на языке сиу, и звали его по-настоящему Кричащий Бык. Когда-то предки Кричащего Быка воевали за эти скалы с армией США и даже победили, но все равно почему-то очутились в резервации. Только недавно, пятнадцать лет назад, индейцы отстояли независимость и провозгласили Республику Лакота, но тогда Ба уже не жила там и вообще сменила фамилию на Вачински. Бабушка бросила индейского мужа, переехала в Массачусетс и вышла замуж за владельца автомойки Герберта Вачински. Но ее старшая дочь, Майя, была наполовину индианкой, и фамилия у нее осталась отцовская, Рейнольдс. Майя Рейнольдс, избежав общей женской участи их рода, выбрала в мужья вполне благопристойного Джека Кастера, торговавшего упаковочными материалами. Однако ее дочке досталась дедовская фамилия, потому что Ба вдруг, ни с того ни с сего, закатила истерику: с какой это стати у внучки Кричащего Быка будет фамилия американского генерала, пролившего немало индейской крови у Черных Холмов?

Соки Рейнольдс никогда не видела деда, не знала его и даже по телефону не разговаривала, потому что индейцы Лакота, провозгласив независимость, принципиально не пользовались современной техникой. Соки считала, что это довольно глупо, ведь бизоны-тхатханка давно уже не бродили стадами по Великим Равнинам. Наверняка индейцы покупали еду в супермаркетах, как все нормальные люди. Или нет? В общем, именно это ей и предстояло выяснить.

Дело в том, что все лето Соки металась между Парнем из Милуоки и Парнем из Прачечной. Парень из Милуоки, как и все эти задаваки-«иммортели», делал вид, будто ничего не замечает. Парень из Прачечной грозился пристрелить Парня из Милуоки, а затем Соки, а затем себя. Ну, или в обратном порядке, хотя на это Соки справедливо замечала, что вряд ли тогда ему удастся осуществить остальные два пункта программы. И все же чернокожий Джим О'Неро нравился ей больше. Для гарвардского игрока она сама была только игрушкой — очень симпатичной игрушкой с тощими вороными косичками, переплетенными бисером, острым лисьим личиком и бабкиными глазищами цвета голубики. Обезьянка. Вечно смеющийся клоун. А для Джима она была своя, выросшая через три квартала, на узкой захламленной улице — в одном конце застройки для черных, в другом, более приличном, рассохшиеся коттеджи местных аристократов. Джим плясал, как она, пел, как она, играл в мяч, как она, и трахался, как она, быстро и неистово. Только в колледж не пошел. Толку от этого государственного образования все равно ноль, бурчал Джим, зачем зря время терять.

Однако время Соки теряла, мечась между этим и тем, в результате так и не успела сделать заданную на лето работу по американской истории. Хорошо еще, что гарвардские профессора, как всегда перед новым учебным годом, объявили забастовку, и коллеги из университетов и школ победнее их поддержали. Начало семестра перенесли на октябрь. И Соки решила убить двух куропаток одним выстрелом: во-первых, оставить позади Джима с его угрозами и Парня из Милуоки с его укоризненными взглядами, а во-вто-рых, лично познакомиться с американской историей. Из первых рук. Из рук дедушки-шамана.

И вот ранним сентябрьским утром она мерзла на заправке, надеясь поймать попутную тачку. Конечно, можно было наскрести денег на автобус, не вопрос. Но, отправляясь в приключение — а поездка в резервацию у священных Черных Холмов, к собственным истокам, это, конечно, самое настоящее приключение, — нельзя действовать обычными методами. Значит, попутка, едущая на запад. Если повезет, подбросят до Олбани. Или даже Нью-Йорка. А там поглядим.

Соки снова дунула на замерзшие пальцы, постучала кедом о кед и оглянулась через плечо на «Данкен Донатс», прикидывая, не купить ли еще кофе. Почему-то машин на дороге почти не было. А те, что были, пролетали мимо заправки, явно превышая скорость. Странно, что над дорогой еще не роились полицейские флаеры. Соки опять оглянулась на широкую витрину закусочной. Там мерцал голографический экран. Под ним столпились несколько человек. Новости. Диктор что-то сосредоточенно говорил, внизу по экрану бежала красная полоса. Авария? Теракт? Может, шоссе перекрыто? В последнее время фанатики из «Чистого мира» совсем распоясались, взрывая бомбы чуть ли не у штаб-квартиры ООН на Манхэттене. Неужели и в Бостоне что-то грохнуло? Нахмурившись, Соки сунула руки в карманы свитера, ссутулилась и уже двинулась к закусочной, когда сзади раздался автомобильный гудок.

Девушка резко крутанулась на месте. Ей сигналил старый «Форд»-гибрид: облупленная красная краска, широкий капот, за рулем мужик с выгоревшей русой шевелюрой, в ковбойской куртке. Соки подхватила валявшийся у ног рюкзачок и шагнула к машине. От «Форда» несло бензином и разогретым железом. Студентка сморщила нос — большинство горожан сейчас ездили на биотопливе. Нефтяные компании постепенно сдавали позиции под давлением «альтернативщиков», и только в глубинке народ предпочитал старые добрые двигатели внутреннего сгорания. Значит, тачка либо реально древняя, из семидесятых годов прошлого века, либо очень дорогая и очень точная копия. Что за странный тип?

Странный тип распахнул дверцу. В бледном свете утра его хищное лицо с резкими чертами казалось осунувшимся и каким-то нездоровым. Под серо-голубыми глазами залегли круги. Щеки, подбородок и шея с выступающим кадыком заросли рыжеватой щетиной. Нет, очень, очень подозрительный тип.

— Куда собралась? — спросил он, повернув голову и смерив ее равнодушным взглядом.

Мужчина жевал жвачку. Из салона «Форда» тянуло кожей, машинным маслом и чуть-чуть лошадьми. На джинсах незнакомца красовались плохо отстиранные пятна. И его тягучий техасский акцент девушке не понравился. Ни дать, ни взять, маньяк-убийца из южных штатов. Соки уже попятилась, когда мужчина бросил:

— Я еду в Небраску. Линкольн. Ну что, садишься или так и будешь топтаться?

Девушка вздохнула. Если у озера Мичиган свернуть не на запад, к Давенпорту, а на север, к Милуоки (вот черт, опять Милуоки!), то до Рэпид-Сити в холмах останется всего день езды. Больше двух третей дороги. Решительно нахмурившись, Соки нырнула на потертое пассажирское сиденье рядом с маньяком-убийцей.

* * *

На выезде из города шоссе было перекрыто. Эстакада над головой, по которой обычно проносились грузовики, пустовала, не считая нескольких полицейских джипов. У «рогаток» стояли двое хмурых копов с ID-ридерами. Их машина торчала на обочине, поблескивая от утренней росы.

— Опачки, — округлив рот, выдохнула Соки. — Что, правда, взрыв был?

Водитель покосился на нее и выплюнул жвачку прямо в ветровое стекло. Жвачка, не приклеившись, свалилась на приборную панель. На вопрос он так и не ответил.

Один из копов, высокий, мощный, но уже обрюзгший, махнул им, сделав знак остановиться. На секунду Соки показалось, что ковбой сейчас выжмет газ, и они помчатся вперед, снося кордон. Однако «Форд» послушно притормозил. Полицейский постучал по стеклу.

— Выезд из города ограничен. Разворачивайтесь.

— У меня есть разрешение на выезд, — невозмутимо ответил ковбой.

— Вот как?

Коп широко ухмыльнулся, поднимая сканер. Во рту у него сверкнул золотой зуб. «Парень из латиносовского квартала, — успела подумать Соки, — они там гордятся такими штуками. Наверное, на плече еще осталась татуировка банды. А потом решил остепениться и подался в законники». Черт! Ее вдруг осенило, насколько она попала. Если ковбой соврал, это обман полиции, двести часов общественных работ. Или хуже того… А даже если не соврал, у нее-то разрешения точно нет.

Тем временем ее спутник невозмутимо приложил ладонь к сканеру. Прибор пискнул, забирая пробу ДНК… и мигнул зеленым светодиодом. Соки не видела, что высветилось на экране, но, должно быть, облезлый ковбой оказался важной шишкой. Коп втянул щеки и брюхо и весь подобрался, как пес, услышавший команду хозяина.

— А эта с вами… — куда тише произнес он.

— Моя дочь. Несовершеннолетняя, поэтому мои гражданские права распространяются на нее.

Соки недавно исполнился двадцать один год, и сердце у нее ухнуло прямиком в пятки. Ложь, да еще какая наглая. Во-первых, ковбою, несмотря на потрепанный вид, вряд ли стукнуло сорок. Ну ладно, ее с этими косичками часто принимали за школьницу, а свитер скрывал вполне оформившуюся грудь, но сканер…

— Приложите руку к датчику, — совсем уже вежливо попросил полицейский-латинос, просовывая прибор в окно.

Соки, расширив глаза, отчаянно взглянула на своего самозваного папашу («Вот бы удивился настоящий папочка Кастер», — успела подумать она.) Тот, усмехнувшись уголком рта, чуть заметно кивнул ей. Девушка, набрав в грудь воздуха и незаметно отжав кнопку открывания двери — если что, прямиком в канаву, через изгородь и поле бежать вон к тем складам, — прижала ладонь к холодному пластику. Полицейский взглянул на экран. Соки так и не узнала, что он там увидел, зато заметила, как лампочка снова мигнула зеленью.

— Проезжайте, — сказал коп.

И когда ковбой уже закрывал окно, даже расщедрился на «Счастливого пути». Его напарник оттащил в сторону «рогатку», и машина вырулила на шоссе 90, ведущее на запад, к Олбани, Чикаго и Кливленду.

Соки сидела ни жива ни мертва, прислушиваясь к ровному гудению мотора. За окном проносились склады, поля в прихваченной инеем стерне, огромные разноцветные коробки торговых комплексов. Ковбой смотрел в ветровое стекло, негромко насвистывая. Девушка медленно перевела взгляд на его сложенные трубочкой губы и поблескивающие светлые глаза. «А ведь ему чуть больше тридцати, просто выглядит паршиво, — подумала она. — Тоже мне папаша». Пожевав нижнюю губу, наследница Кричащего Быка спросила:

— Вы кто?

— Федеральный агент, — невозмутимо протянул тот, словно нарочно усиливая акцент. — Гонюсь за очень важным преступником.

Соки захлопала ресницами, а потом вскинула ладони к щекам и расхохоталась.

Причина ее веселья заключалась в следующем.

У папочки Кастера был партнер по бизнесу Гумберт Свенсон, или дядя Гумберт, как Соки заставляли его звать. Дядя Гумберт, с приглаженными редкими волосами, в старомодных очках и с солидным брюшком, дружил не только с папочкой Кастером. Когда папочка Кастер отправлялся в деловые командировки (он вел все дела фирмы в Чикаго, потому что дядя Гумберт страдал расстройством печени и не мог надолго покинуть своего лечащего врача), так вот, когда папаша уезжал, дядя Гумберт зачастую наведывался к Майе Кастер. Они любили играть в разные игры в родительской спальне, а Соки любила подглядывать, забравшись в гардероб и оставив маленькую щелку. И очень часто дядя Гумберт изображал федерального агента — в темных очках, с приклеенными черными усами и кожаным дипломатом, в котором наверняка были припрятаны секретные шифры и код запуска тактических ракет. Потом, конечно, дядя Гумберт избавлялся от дипломата, одежды, а порой и от роскошных черных усов — мама Соки частенько отрывала их в порыве страсти. Так что представление о федеральных агентах у Соки сложилось довольно специфическое.

— Врете вы все, — бесцеремонно заявила она. — Как вы это сделали?

— Сделал что?

— Изменили показания ридера. У вас есть для этого прибор, да?

— Прибор у меня точно есть, — заметил ковбой, растянув сухие губы в улыбке.

Соки снова захотелось выскочить из машины.

— Но к несовершеннолетним я его не применяю.

— Мне двадцать один, — буркнула девушка, но тут же зажала себе рот, сообразив, что сморозила лишнее.

Ковбой смотрел на нее, откровенно веселясь.

— Я знаю, Соки Мария Рейнольдс. Дата рождения — двадцать первое июня две тысячи пятнадцатого года, отец — Джек Филипп Кастер, мать — Майя Элизабет Рейнольдс, группа крови четвертая, обучается на третьем курсе государственного колледжа «Моунтэйн Спрингс», специализация — общественные науки, успеваемость… неважная успеваемость.

Соки пялилась на него, отвесив челюсть.

— Откуда?..

— Информация с ридера.

— Но ведь тот коп увидел…

— Увидел кое-что другое.

Ковбой небрежно крутанул руль, выравнивая машину на средней полосе пустого шоссе, и добавил:

— Меня зовут Ричард.

— Ричард?..

— Просто Ричард. Дядя Ричард.

Тут Соки опять нервно захихикала. То папа, то дядя. И вообще, хватит с нее дядь.

— Папа дядя Ричард, — противным голоском пропела она, — может, вы знаете, почему выезд из города перекрыт? И почему на дороге и на улицах так мало машин?

Новоявленный дядя Ричард заломил выгоревшую бровь.

— Ты, детка, хоть иногда новости смотришь?

— Смотрю, — вздернув подбородок, заявила она. — Вот утром на заправке смотрела. Там в «Данкен Донатс» большой экран. Только не слышала, что говорит диктор.

Ковбой хмыкнул.

— В городе уже три дня как ввели чрезвычайное положение. Жителям велено сидеть по домам, пока угроза не будет устранена. Самые умные смылись в первые два дня, когда еще не перекрыли дороги. Остальным, думаю, крышка. Хотя через пару дней кордоны сметут, все шоссе встанут. Да и поздно уже будет.

Соки недоверчиво смотрела на него. Крышка? Почему крышка? А как же мама, и папа, и Ба? Тут она вспомнила, что в последние два дня сбросила, наверное, двадцать звонков из дома. Она заперлась в общаге — подруга оставила ключ от комнаты на лето, а сама еще не вернулась из Детройта. Соки сидела на кровати, завернувшись в плед, обняв колени, и думала о Парне из Милуоки, и о Джиме, и о том, что Джим вполне может пристрелить Парня из Милуоки, и, вообще, надо все это как-то решать. Не слушала новостей. Не отвечала на звонки Ба и матери — те даже не знали, где она. Соки и до этого часто уходила из дома, но почему-то раньше родню это не беспокоило. Значит, и вправду что-то случилось.

Дернувшись на сиденье, она потянула пряжку ремня безопасности.

— Разворачивайтесь.

Ковбой невозмутимо пожал плечами.

— Держи карман шире.

— Тогда остановитесь. Выпустите меня. Я поеду обратно.

На плечо ей легла жесткая ладонь. Пальцы сжались, причиняя боль. Светлые блестящие глаза в красных прожилках усталости оказались вдруг совсем близко («Он же не смотрит на дорогу, вообще не смотрит!» — истерически метнулось в голове), и голос с южным акцентом раздельно произнес:

— Детка, я очень редко делаю добрые дела. Но это дело — доброе. Конечно, я поступил бы добрей, прикончив рыжую суку, но она с ребенком. И я не смог. Не смог.

Соки сжалась, стараясь скрыть дрожь, но как скроешь, когда рука сумасшедшего впилась ей в плечо?

— Я долго думал, что это за хрень, я не понимал, зачем их убивать. Но все из-за рыжей сучки. Я должен был прикончить ее. Я родился для этого. Жил для этого. И не сумел. Надо было верить до конца, но я не сумел. Просрал свой шанс оправдаться перед Господом. А она выпустила на волю чудовищ.

«Помогите!» — гремело в голове Соки, но девушка только и могла завороженно смотреть на своего мучителя, хлопая длинными ресницами.

— И вот теперь мне надо сматываться. Рвать когти. В остальных штатах еще не подняли тревогу. Если та тварь заявила на меня в полицию, у них еще есть время побегать за мной, пока не начнут бегать от ее чудовищ. Я могу обмануть сканеры, но не глаза. Если они составили фоторобот… Мне нужно, чтобы меня не искали. Папашу с дочкой никто не ищет, ясно тебе? И я спасу твою шкуру. Хоть что-то. Хотя бы что-то…

Ковбой убрал руку, замолчал и наконец-то уставился на дорогу. Наверное, все же в «Форде» был автопилот, потому что они пока оставались живы. Машина неслась по прямой, как стрела, трассе, делая по меньшей мере девяносто миль в час. «Если выскочу сейчас, разобьюсь», — подумала Соки. Девушка сидела, проклиная себя за то, что не доверилась первому впечатлению. Все-таки он маньяк. Обидно. До слез.

Но с маньяками надо разговаривать. Это любой знает. Надо расспрашивать их и рассказать о себе как можно больше, и тогда…

— О ком вы говорили? — тихо спросила Соки.

Вместо ответа ковбой провел пальцем по сенсорной панели, включая встроенное тиви.

«…манта Морган, — сказал диктор с экрана, — подозреваемая в убийстве офицера полиции Дианы Виндсайд и следователя нью-йоркского отдела убийств Роберта Стингала, бежала из города, выпустив из лаборатории опасных подопытных животных. Всем жителям просьба оставаться в своих домах, закрыть окна и двери и не выходить на улицу, пока опасность биологического заражения не будет устранена. Жители районов, прилегающих к…»

Внизу экрана бежала красная строка с полицейским предупреждением. В следующую секунду картинка из студии сменилась фотографией красивой рыжеволосой женщины лет тридцати — тридцати пяти в белом лабораторном халате. Соки привычно прижала ладони к щекам. «Рыжая сука». Это она? Она? Значит, ковбой Ричард не бредит или не совсем бредит? Может, он действительно федеральный агент, которому поручили устранить преступницу? Это объяснило бы фокус с ридером, но при чем тогда фоторобот? Или он работает под прикрытием?

Додумать девушка не успела, потому что машина, дернувшись, резко вильнула. Соки больно стукнулась плечом о стекло и обернулась. На обочине валялся сбитый ими пес. Черная кровь растеклась по рыжеватой шерсти колли, но собака, уже умирая, все ползла за машиной, оскалив измаранную пеной и кровью пасть. Соки вздрогнула и отвернулась. Ричард тихо выругался. «Форд» продолжал нестись на запад, с ревом накручивая милю за милей и уже приближаясь к границе Массачусетс–Коннектикут.

Глава 2

Кресты в небе

К полудню распогодилось, и солнце ярко заблестело на мокром дорожном покрытии и на крышах белых и краснокирпичных городков, мимо которых они проносились. На границе между штатами их снова ждал блокпост. Здесь машин уже было больше — и легковушки, и грузовики, и междугородные автобусы, и трейлеры. Пришлось долго ждать своей очереди. Дорогу перегородила не полиция, а армейские части в пятнистых комбинезонах. Солдаты с собаками ходили между машинами. Люди, высунувшись из окон, переговаривались и пытались расспросить солдат, но те упрямо молчали. Молчали и их псы.

Ричард, не участвуя в общем гаме и расспросах, вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет и закурил. В салоне завоняло крепким табаком. «”Мальборо”, как и полагается настоящему ковбою», — зло подумала Соки. Она протянула руку, оскалив зубы в нахальной улыбке. Псих Ричард равнодушно вытряхнул сигарету из пачки ей на ладонь и щелкнул зажигалкой. Жесткий дым продрал горло. Соки закашлялась и высунулась в окно, с хрипом втянув пропитанный парами бензина и метана воздух.

У блокпоста, кроме солдат, стоял армейский медик. На лице его была голубая тканевая маска — в школе Соки такие носили заболевшие гриппом ученики. По приказу бритоголового сержанта пришлось выйти из машины. Военные обыскали салон и багажник, а медик подошел к Ричарду и Соки.

— Откуда едете?

Прежде чем девушка успела открыть рот, ковбой хрипло буркнул:

— Сауфбридж. Что у вас тут за бардак?

Медик пожал плечами и зачем-то посветил в глаза Ричарду фонариком.

— У вас были в последние дни контакты с животными?

— Половые? — немедленно брякнул ее псих.

— Ха-ха, — деревянно ответил врач. — Очень смешно. Вас кусали? Жалили? Вы гладили или кормили животное с рук?

— Только ее, — продолжал забавляться ковбой, дернув головой в сторону Соки.

«Чтоб тебе лопнуть, приколист хренов», — мысленно пожелала она. Медик топтался на месте, словно не зная, что делает, — как первокурсник, впервые попавший в комнату женской общаги и неловко дергающий молнию на брюках. «Они тоже ничего не знают?»

— Пропускайте! — устало крикнул врач, обернувшись к солдатам.

И их пропустили. Дальше поехали в сплошном потоке машин, то и дело попадая в пробки на мостах и развязках.

В десяти милях от границы штата Ричард наконец-то разрешил Соки достать из рюкзачка комм и набрать номер Ба. Звонок сорвался. Мама. Снова не прошел.

— Военные глушат, — со спокойствием черепахи заявил ковбой. — Никому не хочется, чтобы люди звонили родне в других городах и поднимали панику.

Соки зло швырнула комм на кожаное сиденье и воззрилась на Ричарда.

— Да что там такое? Что за чудовища?

Псих улыбнулся половиной рта, как будто его разбил инсульт.

— В основном крысы. Еноты. Белки. Собаки опасней, но их меньше. Так что я голосую за крыс.

— Ты издеваешься?

Соки понимала, что так с маньяками не разговаривают, но терпением она пошла в Ба. То есть никакого терпения у нее отродясь не было.

— Просто делаю выводы из того, что видел, — полицейская хроника, армейские каналы. Звери взбесились и нападают на людей.

Соки мотнула головой и нерешительно хихикнула.

— Но это глупо. Что могут сделать крысы, даже бешеные?

— Проблема, — холодно ответил ковбой, — не в крысах.

Больше он ничего сказать не успел, потому что над забитым машинами восемьдесят четвертым шоссе низко прошли три военных вертолета. Соки видела, как солнце блестит на дверцах и на стекле кабин.

— Началось, — прошипел Ричард и вытряхнул из пачки последнюю сигарету.

— Что началось, что?

Когда ковбой не ответил, Соки впилась пальцами в плечо его старой замшевой куртки и основательно тряхнула. Мужик отмахнулся от нее, как от прилипчивой мухи, и завертел головой.

— Что ты ищешь?

— Съезд.

— Но нам прямо.

Не говоря ни слова, ковбой вздернул подбородок, указывая на шоссе впереди. Поток машин не двигался. Большая часть надрывно сигналила — это напоминало вопли издыхающих животных. «Слоны, пришедшие умирать на свое слоновье кладбище», — подумала Соки. Над слоновьими спинами автобусов и грузовиков струилась дымка разогретого воздуха. Тучи расчистились, и в бледно-голубом небе над этой дымкой упрямо кружили армейские вертушки.

— Все, — сухо сказал ковбой и свернул прямо на обочину.

Они проехали ярдов двести, прежде чем наткнулись на грунтовку, уводящую в поля. Ричард полез в карман, вытащил наладонник и сверился с картой.

— Через две мили к югу должно быть триста восемьдесят четвертое шоссе. Оно двухполосное, но не федеральное. Значит, пробок пока нет. Попробуем пробиться туда.

Соки с опаской смотрела на поле. Пшеница здесь еще не была убрана, и от ветра по ней пробегали медленные волны — словно кто-то бродил там, на поле, раздвигая колоски. Кто-то или что-то… тьфу. Неужели ее так напугали рассказы про бешеных крыс и сбитая собака? Смешно. Да. И солдаты на дороге. И обрывающаяся связь. И врач с дурацким фонариком. И ведущий машину убийца-психопат. Смешно до слез.

* * *

Они остановились перекусить за Хартфордом. День уже клонился к закату. На белой табличке при въезде в городишко Соки прочла название: «Фармингтон». До федерального шоссе было не больше пяти миль, но здесь как будто не слышали ни о какой катастрофе. Ричард медленно вел машину по центральной улице, и Соки невольно вертела головой. Выкрашенные белой краской дома. Аккуратные заборчики. Старые яблони и канадские клены. Закатные лучи золотили высокий белый шпиль церкви. В воздухе кружились пылинки, и листва кленов только-только начала подергиваться осенней ржавчиной. Здесь пахло карамелью и яблоками, и Соки вдруг нестерпимо захотелось блинчиков с кленовым сиропом, вроде тех, что пекла Ба.

Они зашли пообедать в кафешку напротив церкви, и надо же — в меню оказались те самые блинчики! Соки придвинула пластиковый стул к столу, намереваясь наконец-то основательно расспросить своего спутника. Тот, кажется, успокоился, по крайней мере, бредить и орать о рыжей суке перестал, а жадно ел ростбиф с картошкой айдахо, то и дело поглядывая в окно. Соки тоже оглянулась через плечо. Церковь как церковь. У них рядом с домом стояла почти такая же, только никто из семьи туда не ходил, кроме мужа Ба. Но он не был дедом Соки и указывать ей не мог. Ее дед — шаман, значит, ей полагается верить в Великого Ворона, в Бизонью Женщину — в общем, в Вакан Танка, а вовсе не в Христа. Парню из Милуоки нравились именно ее индейские штучки, маленькие амулетики на кожаных шнурках, висевшие на шее, и вплетенный в волосы бисер…

Но псих Ричард говорил что-то про шанс оправдаться перед Господом. Значит, он христианин?

— Хочешь зайти туда? — промычала Соки сквозь блинчик во рту и ткнула вилкой в следующий. — Там сейчас должна начаться вечерняя служба… кажется. Ты можешь поговорить с Господом насчет той рыжей…

— Заткнись.

Соки выронила вилку и, крутанувшись на стуле, уставилась туда, куда с самым недобрым выражением смотрел Ричард.

Церковь была довольно большая для такого городка — колокольня в три этажа с высоким шпилем и белое двухэтажное здание самого храма под темной двускатной крышей. Над крышей кружились чайки. К чайкам Соки привыкла, хотя в Бостоне они были откормленные, наглые, морские. Чайки устраивались на фонарном столбе напротив их дома и орали по утрам так, что хоть святых выноси. А эти мелкие, речные или озерные, с четкими черными треугольниками на кончиках крыльев. Некоторые из них опускались на крышу, но потом снова взмывали вверх, как будто стерегли косяк рыбы.

— Чего ты на них так уставился? — мрачно спросила девушка. — Тут, наверное, свалка рядом. Сейчас покружат и кормиться полетят. У нас всегда чайки по вечерам на свалке тусовались, жрали всякую дрянь…

Двери церкви растворились. Оттуда донеслись последние звуки госпела, а затем начали парами выходить прихожане. Значит, Соки ошиблась — служба уже кончилась. Это было забавно, как путешествие в позапрошлый век: пастор с белым воротничком и осанистые мужчины и женщины, идущие под ручку, ведущие детей… В церковь мужа Ба, кроме него, ходили в основном толстые черные тетки, отчего Герберт Вачински очень страдал. От теток разило потом, и они пели черный госпел, и плясали, оскорбляя религиозные чувства мистера Вачински. А эти казались такими тихими, степенными…

Чайки заорали. Так, наверное, они орали в океанских колониях на вершинах скал, завидев грабителя гнезд — ястреба. А затем вся стая, взметнувшись над площадью грязно-белой волной с черными пятнами на гребне, рухнула вниз, словно углядев в воде долгожданную рыбу. Соки, открыв рот, смотрела, как эта волна растекается ручьями, вскипая водоворотами там, где люди пытались сопротивляться или бежать. Толстая тетка отбивалась сумкой. Мужчина в черной шляпе полз под машину, а чайки плотным комком сидели у него на спине. То одна, то другая птица вырывалась из общего клубка, унося в клюве что-то вроде маленьких красных рыбок. Это было настолько бредово, что казалось почти смешным, как в немом кино, не считая того, что чайки надсадно орали, а люди вопили от боли и ужаса.

Соки очнулась только тогда, когда какой-то облепленный птицами человек с разинутым ртом на бегу врезался в витрину, не больше чем в пяти дюймах от ее лица. Чайки вились вокруг его головы и долбили клювами. От этого лицо человека покрывалось красными ямками, а на месте глаз были два бордовых пятна.

— ААААААААА! — взвыла Соки.

Ковбой Ричард очень быстро перемахнул через стол и захлопнул стеклянную дверь. Развернувшись к официантке — та так и застыла с кофейником в руке, из носика на пол лилась коричневая струя, — он прокричал:

— Тут есть задняя дверь?

Женщина повернулась, как манекен, и махнула кофейником куда-то за барную стойку, расплескивая остатки кофе.

Ковбой схватил Соки за руку и потащил к черному ходу. И очень вовремя, потому что за спиной раздался звон разбитого стекла — это колотившиеся в витрину люди наконец-то прорвались внутрь, внеся с собой облако закатного света, и перьев, и крики, и бьющихся остервеневших птиц.

* * *

Вечер навалился на землю, как подушка на голову, когда не хочешь слышать перебранку в соседней комнате. Соки сидела, дыша в окно и стараясь надышать на нем пятно, но снаружи было недостаточно холодно. Мимо неслись темные перелески, поля, рубиновые и золотые вывески мотелей, спящие города. Соки понимала, что после событий в Фармингтоне должна поверить психу-ковбою, но так уж у нее были устроены мозги — чем плачевней ситуация, тем меньше в нее верилось. Поэтому бешеные птицы отошли куда-то в разряд страшного кино вроде Джима, размахивающего пистолетом, и оглушительных родительских ссор, и всяких других неприятностей. Просто не хотелось ни о чем думать. Смотреть, как разматывается за окном машины ночь. Слушать рев мотора. Дышать запахом бензина, кожи и старого курева. Она просидела бы так до утра, если бы машину не начало уводить к обочине.

Соки быстро оглянулась. Ковбой задремал, уронив голову на грудь. Сейчас он не казался опасным, как на заправке, или решительным и профессиональным, как днем, когда убегали от птиц, — только усталым. В салоне «Форда» свет был выключен, и лицо Ричарда все состояло из пятен: черные глазницы и провал рта, белые щеки и нос. Тяжелая рука на руле, подрагивая, поехала вбок… Соки перехватила руль, выравнивая машину, и ковбой, вздрогнув, проснулся.

— Я могу повести, — угрюмо предложила девушка. — Или хотя бы автопилот включи.

Тот лишь оскалил крупные желтые зубы в ответ.

— Тогда давай заночуем.

Ричард поглядел на нее, как на мешок с мусором.

— Я просчитался, — наконец-то процедил он. — Видела, что творилось на границе? Я думал, у нас есть в запасе еще пара дней.

— У нас есть в запасе еще пара минут, а потом ты врежешься в дерево.

Ковбой прищурился.

— Ты когда-нибудь видела паникующую толпу?

— Да.

Это было на первом курсе. Тогдашний парень Соки, Антон, очень сознательный студент-старшекурсник, потащил подружку на демонстрацию за равные права андроидов и деклассированных. Демонстрацию разгоняли отряды «Хаук», личной гвардии Бессмертных. Видимо, «иммортели» решили, что не стоит солдатикам сидеть без дела, пора и поразмяться. Соки тогда расквасили нос и вывихнули плечо. Антона так и не нашли среди трех сотен трупов. Кровь с брусчатки перед университетом смывали на следующее утро поливальные машины. Да, она кое-что видела.

— Ничего ты не видела, — сказал, будто сплюнул, Ричард. — Ладно, заночуем в следующем мотеле.

* * *

Следующий мотель назывался «Сильвер Кросс». Обещанный серебряный крест красовался прямо посреди белых неоновых букв вывески. На парковке темнели пять или шесть машин. В длинном корпусе горела пара окон. Сонный портье за стойкой поинтересовался, одну им комнату или две. Ричард, крутя на пальце брелок с ключами от машины, буркнул: «Одну», и портье, зевнув, шлепнул на стойку пластиковый ключ от номера «12». Соки, тащившаяся следом за Ричардом по темной дорожке к их номеру, не могла понять, как к этому относиться. Конечно, когда едешь автостопом, следует учитывать и такой вариант. Особенно если застопила психа и маньяка. И вообще, у нее раньше уже бывали мужчины постарше.

Ее сексуальное образование начал тот самый дядя Гумберт, любитель фальшивых черных усов и кожаных дипломатов. Пару раз, когда папаша Кастер бывал в отъезде, а мама застревала на работе, дядя Гумберт подвозил Соки из школы. Усадив девочку на переднее сиденье, он сосредоточенно шарил рукой у нее по коленям. Соки не было противно, скорее, весело. Дело кончилось тем, что вконец обнаглевший дядя Гумберт завалил ее на заднем сиденье. Ничего особенно веселого в этом уже не было, потому что волосатый потный живот дяди Гумберта почти не давал ей дышать, и вообще потом всё три дня болело, но Соки опять же не особенно огорчилась. Только разбила толстяку нос, когда тот полез к ней в следующий раз. Зажала в руке костяную шахматную фигурку королевы, которую когда-то давно свистнула из папиного набора и всюду таскала с собой, и разбила.

Псих-ковбой, конечно, выгодно отличался от дяди Гумберта. Во-первых, он был психом, а это всегда придает отношениям остроту. Во-вторых, не жирным, не уродом и, вообще, спас ее сегодня от бешеных чаек. За такое принято благодарить. Когда Ричард, открыв дверь, включил в комнате свет, и широкая желтая полоса упала к ногам Соки, девушка окончательно поняла, что как следует отблагодарит ковбоя.

С благодарностью, однако, вышла заминка. Соки успела: выпить минералку из бара — раз, поваляться на широкой пружинистой кровати — два, еще пять раз безуспешно набрать Ма и Ба — три, покривляться перед зеркалом — четыре, включить древний «твердый» телек и прослушать сводку местных новостей (урожай яблок особенно задался, прошлой ночью прямо из дома пропал шестилетний Томас Уиллис, сенатор Дженкинсон встречался с избирателями округа Хартфорд) и, раздевшись до трусиков, забраться под одеяло, а ковбой все торчал в душе. Тогда Соки пошарила в рюкзачке и вытащила пару поцарапанных ай-гуглов. Батарейка почти села, да и вообще модель была дешевая — вирт то и дело глючило, объемное изображение сменялось плоской картинкой. Соки сразу вошла в MyWorld. Ее аватаркой в соцсети был старый пройдоха Йель, ворон из индейских сказок Ба.

Встряхнувшись, ворон полетел над плоской ржаво-серой прерией в сторону тотемных столбов, расставленных кругом. Там подписчики ее Мира оставляли сообщения. Птица-Соки приземлилась на центральный столб и завертела головой, но новых сообщений было только два: общая университетская рассылка о ходе забастовки и короткое письмецо от подруги с просьбой оставить ключ на проходной. Все. Соки еще раз облетела столбы, внимательно изучая процарапанные в темной древесине значки. Ба и Ма не были зарегистрированы, но Парень из Милуоки или Джим могли кинуть весточку.

Сердито каркнув, ворон поднялся выше и полетел во френд-зону у подножия невысоких бурых гор. Выходить из нее разрешалось немногим, потому что повсюду вокруг была личная территория Соки. В отличие от большинства других юзеров она ограничила общий доступ одной утоптанной площадкой.

До гор ворон не долетел. Внизу, в жесткой траве, он заметил какую-то суету и, спустившись ниже, начал выписывать круги. На земле лежал койот. Приблизив изображение с помощью телескопического зрения, ворон увидел, что у койота белый воротничок, что пасть койота распахнута, и что зверь безнадежно мертв. По песчаного цвета шерсти ползали крупные жуки. Один глаз был выклеван, из второго тянулась черная муравьиная дорожка. Казалось, от трупа несет падалью, хотя у ворона не было обоняния, и, вообще, запахи передавались только через церебральное подключение. Вскрикнув, Соки метнулась вверх и, задыхаясь, сорвала очки.

Койот был аватарой Джима О’Неро. Но Соки никогда прежде не видела в MyWorld мертвых аватар. Может, это такая глупая шутка? Вполне в духе О’Неро. Он знал, что Соки будет волноваться, и вот выкинул очередной свой номер.

«Не буду думать о долбаном придурке Джимми, — решила Соки. — Пусть он сам обо мне думает. Вот пересплю с этим чужим мужиком, подхвачу какую-нибудь жуткую заразу — тогда узнает».

* * *

Прошло полчаса, а в душе по-прежнему лилась вода. Ковбой там что, заснул? Или, наоборот, разгонялся? Или вообще решил сегодня ночью заменить секс правой рукой?

Откинув одеяло, Соки сунула ноги в пушистые розовые тапочки (входят в список услуг мотеля) и, прошлепав к ванной, распахнула дверь. Уже стоя на пороге в облаке пара и пытаясь разглядеть, что творится в душевой кабине, она вдруг поняла, как глупо поступила. А что, если маньяк расколотил зеркало и сейчас скачет по ванной, весь измазанный кровью, готовясь полоснуть ее осколком по горлу? От такой картины Соки фыркнула и, прищурившись, шагнула внутрь, во влажное тепло.

Ричард мок под душем, положив руки на стену и прижавшись лбом к запотевшему кафелю. Он стоял спиной к Соки, и поэтому девушка сразу заметила широкий глянцевитый шрам от ожога, проходивший наискось от левой лопатки и до ягодиц. Плечи ковбоя блестели от воды и, кажется, подрагивали.

— Эй, — осторожно позвала Соки.

Молчание. Плеск воды.

— Эй, — повторила она и, мысленно проклиная себя за глупость, ткнула пальцем в спину мужчины.

И тут же отскочила к порогу — а что, если?.. Однако никакого «если» не случилось. Ричард медленно развернулся. Взгляд Соки невольно метнулся вниз, но ковбой оказался быстрей и, сорвав полотенце с сушки, обмотал его вокруг бедер.

— Чего тебе? — хрипло поинтересовался он, отключая воду.

— Ну, ты застрял так надолго. Я подумала, может, тебе плохо.

Ричард мрачно осклабился.

— Мне хорошо.

— Ага. Вижу. Ты что, тут плакал?

— Ты что, идиотка? — с интересом спросил он.

Соки подумала, что, конечно, она идиотка, потому что села в машину с психопатом, бросив Ба и Ма на съедение чайкам и еще бог знает каким тварям в оцепленном армейскими частями Бостоне.

Однако вслух она сказала:

— Не я тут бормотала о каких-то убийствах и Господнем прощении, между прочим.

Ковбой сощурился, склонив голову к плечу. В мертвенном свете люминесцентной лампы его загорелое лицо казалось бледным, как у покойника, а щетина на подбородке почти черной. Плечи не особо широкие, но и не узкие, на сухощавом теле веревками проступают мышцы.

«А он совсем ничего, — подумала Соки. — Как минимум четыре по пятибалльной шкале».

Ковбой шагнул из душа. Ванная была такой маленькой, что Соки снова пришлось попятиться, чтобы не уткнуться носом ему в плечо.

— У тебя на спине шрам, — нервно сказала она. — Здоровенный такой шрам. Где заработал?

Ответа она не ожидала, просто брякнула первое, что пришло на ум. Однако Ричард ответил:

— На пожаре. В конюшне. Горящая доска упала сверху.

— Ох.

— Это случилось давно. Еще в детстве.

— Ты хотел спасти лошадей? — снова попыталась наладить разговор Соки, глядя на то, как капли стекают по плечам и груди ковбоя.

Потемневшие от воды волосы облепили его череп, и на правом виске мужчины проступил еще один шрам, бледный и тонкий.

— Нет, — улыбнулся Ричард. — Я поджег эту конюшню. Хочешь спросить что-то еще?

Соки опять отступила на шаг и, споткнувшись о ковер, растянулась во весь рост на полу, больно стукнувшись локтем о ножку кровати.

Глава 3

Серенький волчок

Соки проснулась от автомобильных гудков за окном и села, подтянув к груди простыню. Всю ночь она ютилась на краешке, то задремывая, то вновь просыпаясь от храпа вольно раскинувшегося ковбоя, и уснула по-настоящему только на рассвете. Сейчас, если верить часам на прикроватной тумбочке, было семь утра. То есть спала она меньше часа. В окно, закрытое жалюзи, сочился серенький свет, и в этом свете стоял Ричард. Он выглядывал в щель так, словно на газоне под домом засели автоматчики. Или загонщики, наконец-то выследившие опасного зверя. Вчера ковбой тоже изрядно смахивал на волка, только больного и усталого, а сегодня — на здорового, хищного и настороженного. Соки поежилась. Роль Красной Шапочки ей не очень-то улыбалась.

Гудели, как будто на стоянку мотеля съехалась половина Бостона. Беженцы? Беглецы, как они, или…

Комм на тумбочке пискнул — пропущенное сообщение. Соки быстро включила проигрывание записи. Ба. Девушка чуть не засмеялась от облегчения, увидев на экране лицо Деборы Вачински, хотя та была изрядно рассержена. Глаза цвета голубики смотрели возмущенно, как будто перед Ба был не экранчик комма, а сама Соки, вновь стащившая из кладовой рождественские кексы.

«Соки Мария Рейнольдс, я очень, очень тобой разочарована! — прогремела Ба своим командирским голосом, от которого в былые времена, наверное, приседали все бизоны в прерии. — Здесь такой переполох, а до тебя невозможно дозвониться. Твое поведение, молодая леди, переходит всякие границы!»

Тут картинка на экране дернулась, и откуда-то из-за спины бабушки донесся голос: «Ма!»

«Мама», — радостно осклабилась Соки.

«Так вот, хочу сообщить тебе, — невозмутимо продолжала Ба, — что военные совершенно распоясались. Из какого-то госпиталя сбежали животные…»

«Из института, Ма!»

«Неважно. Они требуют, чтобы мы собрали вещи, сели в их обшарпанный грузовик и покинули город. Через двадцать минут за нами придут солдаты Национальной Гвардии. Мы, конечно, подчинимся, хотя это возмутительное насилие и нарушение наших гражданских прав».

«Мама!»

Соки улыбнулась еще шире, потому что тут мать наконец-то вырвала у бабушки комм и прокричала:

«Соки, мы поедем к твоему дяде Генри в Атланту. Мы будем ждать тебя там. Папа тоже приедет к нам из Чикаго. Непременно возьми теплые вещи — возможно, придется провести там несколько месяцев. Целую, родная!»

На записи к экрану прижались мамины губы, и Соки тоже поцеловала комм, чувствуя себя полной дурочкой. Счастливой дурочкой. Значит, с ними все хорошо. Она съездит к дедушке — не сворачивать же с полдороги. Притом, черт знает, что сейчас у ковбоя на уме. Съездит и вернется к своим в Атланту. Ну и отлично. Пропустит один семестр. Даже здорово, что проблема Парня из Милуоки и Джима разрешилась сама собой.

Соки подняла голову. Пока она слушала сообщение, ковбой не отходил от окна, только поднял жалюзи. К стеклу прилип белый прямоугольник с каким-то рисунком. Девушка пригляделась и поняла, что это листовка, наклеенная с той стороны. Завернувшись в простыню и зябко переступая босыми ногами по вытоптанному ворсу ковра, Соки подошла к окну.

С листовки смотрел мальчишка лет шести, тощий, белобрысый и темноглазый. Соки вспомнила — его вчера показывали по тиви. Пропавший Томас Уиллис.

— Что там?.. — начала она, кивнув в сторону забитой машинами стоянки.

Какие-то люди передавали друг другу листовки. Один, в сером пиджаке, с шерифской звездой на груди, забрался в кузов грузового «Доджа» и орал в мегафон.

— Поисковая партия, — не оборачиваясь, ответил ковбой. — Ищут пацана. Будут проверять лес на той стороне шоссе.

Соки облегченно вздохнула. Значит, дорога пока свободна. Может, и не будет никакой паники, никаких бегущих толп? Ведь Ба говорила — уже вмешалась Национальная Гвардия, эвакуация под контролем.

— Можем ехать? — полувопросительно произнесла она.

Вчера Соки испугалась. Однако ковбой ничего ей не сделал — протянув руку, помог встать, а затем растянулся на кровати и почти сразу же захрапел. Наверное, Соки даже сбежать могла бы. Она и сделала три тихих шага к двери, но Ричард забормотал, заворочался во сне, полосатый свет со стоянки скользнул по его лицу — и показалось, что глаза ковбоя открыты. Соки на цыпочках метнулась в кровать.

Сегодня ей уже не было страшно. Днем вообще не страшно. Потом прямо за окном шериф и его люди. Наверное, Ричард прятался от них, хотя вряд ли местные, озабоченные поисками пропавшего мальчишки, будут вглядываться в чужака.

— Поедем? — повторила она.

Ковбой молча натянул несвежую рубашку, джинсы и, набросив на плечо куртку, шагнул к двери. Соки, путаясь в собственных джинсах и в рукавах свитера, побежала за ним.

* * *

Не успели они пройти и пяти шагов к «Форду», как к ним подлетел краснолицый толстяк и впихнул в руки Ричарду листовку. От толстяка несло потом и возбуждением. Соки, вытянувшись во весь свой невеликий рост, зарыскала взглядом по стоянке. «Форд» прочно застрял между «Доджем», с которого по-прежнему разорялся шериф, и старым белым «Линкольном». Вообще тут шагу негде было ступить. Пар от дыхания десятков людей завис в мутном утреннем воздухе, мешаясь с запахом табака и кофе. Кажется, к поискам основательно подготовились. Кто-то, не теряя времени, уже разложил на капоте автомобиля сэндвичи, кто-то прихлебывал из колпачка термоса.

Тем временем толстяк, вцепившись в пуговицу Ричарда, прокричал:

— Сейчас парни пойдут в лес. Нам надо разделиться и обшарить все от Уотсон-Крик до фермы Диггори…

Ковбой, стряхнув руку толстяка, поднял к глазам листовку. Соки подумала, что сейчас он сомнет бумажку, отшвырнет в сторону и пойдет вызволять машину, однако Ричард снова ее удивил. Он спросил:

— Где живет мальчишка?

Толстяк заморгал, выдохнул:

— Кленовая улица, дом четыре. Но там все еще вчера обыскали.

— Когда он пропал?

— Утром. Вчера утром. Окно в его спальне было открыто. Мать к завтраку позвала — а парня и след простыл.

Ковбой скривился так, словно ему вместо сахара предложили к кофе живую пиявку.

— Двадцать четыре часа? Или больше тридцати с тех пор, как он ушел? Так вы никого не найдете.

Толстяк, мотнув головой и взбрыкнув, как жеребец на скачках, ринулся к следующему скоплению людей.

— Разве мы не хотели ехать? — тихо спросила Соки.

Шериф, оторвавшись наконец от мегафона, развернул голоэкран с комма и водил пальцем по карте, очерчивая поисковые квадраты. Мужчины столпились вокруг него. Ричард, полуприкрыв глаза, повторил:

— Так они ничего не найдут.

Взгляд под веками у него был чисто волчий.

* * *

Соки в упор не понимала, зачем они, бросив машину у мотеля, бредут по этой улочке. Кленов на ней не было. Ни канадских, ни вообще никаких, зато в изобилии имелись вишневые деревья, выглядывающие из-за живых изгородей. Почему бы не назвать улицу Вишневой? Или, на худой конец, Шиповниковой?

Еще она не понимала, с какой стати Ричарду, убийце рыжих сук, крутому беглецу и опасному типу, понадобился мальчишка. На их конце Кливленд-стрит в южном районе Бостона дети пропадали нечасто, а вот в застройках — чуть ли не каждый день. Правда, находились тоже частенько, обычно обожравшиеся наркоты, или укравшие из машины тиви и навигатор, или просто смотавшиеся на региональный фестиваль хип-хопа — мертвые, но все равно живые. Сама Соки пропадала раз сто и девяносто девять раз находилась, вот только сейчас не нашлась. Правда, она уже не ребенок. И Кливленд-стрит в Южном Бостоне совсем не похожа на тихую, заросшую вишнями улочку с живыми изгородями из шиповника и выкрашенными белой известью заборами. Из-за заборов виднелись подъездные дорожки, лужайки с гномами и фонариками, с аккуратными ступенями, ведущими к застекленным дверям домов. У каждой калитки непременно торчал почтовый ящик, иногда тоже в форме домика, или замка с башенкой, или латунного сундучка — странная местная мода.

— Зачем мы туда идем? — в десятый раз переспросила Соки.

— Заткнись, — предложил ковбой.

— Я есть хочу.

— Потерпишь.

— Я писать хочу!

Ричард резко остановился и, сграбастав ее за капюшон, толкнул в очередной куст шиповника.

— Ой! Тут же колючки.

— Писай.

— Кретин.

Соки, кипя от ярости и потирая царапину на щеке, выбралась из куста и обнаружила, что они стоят перед калиткой с зеленой цифрой «4». Здешний почтовый ящик выглядел просто как почтовый ящик. Это почему-то обрадовало девушку.

Ковбой отворил калитку и шагнул на усыпанную гранитной крошкой дорожку.

— Эй, ты вторгаешься на частную территорию!

Словно в ответ на ее окрик, дверь дома распахнулась, и на пороге показалась бледная высоконькая девочка лет десяти, с соломенного цвета волосами, заплетенными в косички, в синем джинсовом комбинезоне. Она была очень похожа на мальчика с фотографии.

— Вы нашли Томми? — вскрикнула девчонка.

«Ну, мы попали», — мрачно подумала Соки.

* * *

Соки сидела в гостиной на диване, уплетая сэндвичи с сыром и ветчиной, и уже без особого удивления слушала вранье своего странного спутника. Если верить теперешним словам ковбоя, звали его Оливером Мэттьюсом, и он был федеральным маршалом. Соки, понятно, не верила, а вот миссис Уиллис и ее дочь Сара мгновенно поверили в федерального маршала как во спасение, ниспосланное свыше. Даже малышка Джудит, ползавшая по полу, кажется, поверила, потому что восторженно таращила на обманщика голубые глазенки.

У новоявленного маршала нашлось даже удостоверение. Кто бы сомневался. Оказывается, он проезжал через Дэнвилл, направляясь по делам в Чикаго. В этой новой версии его жизни Соки была племянницей, которую родители поручили доставить в колледж к началу семестра. Почему бы и нет? Отличные сэндвичи (миссис Уиллис собирала мужчинам, но все не влезло в сумку), чистая ванная, уютный плюшевый диван. Если не вспоминать о пропавшем мальчике, все просто супер. Не вспоминать, к сожалению, не удавалось.

Миссис Уиллис с опухшим от слез и недосыпа лицом твердила:

— Нет, сэр. Нет, он никогда не убегал из дома. Нет, у него не было никаких новых знакомых. Нет, я не думаю, что кто-то мог желать нам с Рональдом зла.

Ричард-Оливер уже успел осмотреть спальню Томми — на подоконнике никаких следов, защелка не взломана, из окна открывается вид на такую же небольшую улочку. В пяти ярдах справа — соседский дом, слева — детская горка. Прямо под окном площадка, засыпанная гравием, и пара цветочных клумб. Здесь было просто некуда и незачем пропадать.

По словам хозяйки дома выходило, что помощник шерифа еще вчера явился с полицейским псом, но тот повел себя странно — сначала взял след и бодро добежал до забора, а потом вдруг завертелся на месте, зарычал, прижавшись брюхом к земле, и напрочь отказался идти дальше.

— Нет, соседи ничего не видели, — всхлипнула миссис Уиллис, и малышка на полу, поглядев на мать, вдруг уселась на попу и заревела во всю глотку.

Сара, старшая, подхватила ее на руки.

Ричард хмурился.

— Так, говорите, ничего подозрительного? Его поведение в последние дни никак не изменилось?

Миссис Уиллис замотала головой. Сара, посадив сестренку на диван, потянула мать за рукав.

— А та собака, ма?

Женщина отмахнулась, но Ричард быстро оглянулся на девочку.

— Какая собака?

Сара, ковырнув носком тапочки ковер, застенчиво сказала:

— Два дня назад Томми взял из холодильника замороженные котлеты. И отбивную. Он собаку кормил.

— А ты видела эту собаку?

— Сара, оставь эти глупости, — сердито вмешалась миссис Уиллис, однако Ричард настойчиво повторил:

— Собака. Ты ее видела?

— Нет. Да. Не знаю.

Девочка захлопала глазами. Казалось, еще секунда — и она тоже разревется. Соки взяла ее ладошку липкими от майонеза пальцами и ободряюще пожала.

— Я видела позавчера, — выпалила Сара. — Томми сидел на подоконнике и смотрел в окно. Я зашла взять фруктовые кольца, он их всегда из буфета забирал и уносил в комнату. На улице за домом светил фонарь, и я увидела собаку. Что-то вроде собаки. Большое, грязное. Я даже испугалась. Томми соскочил с подоконника и закричал, чтобы я убиралась. Но он же не мог сам съесть те котлеты, да? Значит, собака была.

— Томми не мог уйти ночью за какой-то собакой! — истерически выкрикнула ее мать.

Малышка снова зашлась плачем.

— А где ваш муж? — тихо спросил самозваный маршал. — В поисковой партии? Мне казалось, что там всем руководит шериф.

Миссис Уиллис упала на диван рядом с Соки и отчаянно разрыдалась. Ричард, обернувшись к Соки, быстро бросил:

— Принеси ей воды.

И Соки метнулась на кухню, как будто с самого рождения была девочкой на побегушках у этого психопата.

* * *

Муж миссис Уиллис, Рональд Уиллис, уехал на заработки год назад. Городок только с виду казался уютным и мирным — после закрытия трех больших фабрик в Блумсбурге большинство жителей перебивались на пособие. Рональд, Рон Уиллис, профессиональный военный, успел отслужить в Пакистане, был уволен по состоянию здоровья, признан негодным к дальнейшей службе и вернулся домой. Потом у них родилась Джудит, и жить стало вообще невозможно. Пенсия и страховка Рона не покрывали медицинских расходов. И он нашел работу охранника. В Бостоне, где-то в Генной Долине. Мэган Уиллис, его жена, очень гордилась — ведь это значило, что Рон превосходит квалификацией охранников-андроидов, которых предпочитали белые халаты и Бессмертные. Через месяц он собирался снять квартиру побольше и забрать для начала Сару, ведь там хорошие школы…

— SmartGene Biolabs? — перебивая ее рассказ, негромко спросил Ричард.

— Да. Подождите.

Женщина растерянно поглядела на него, потирая лоб. Сара укачивала малышку.

— Откуда вы знаете?

Фальшивый маршал не ответил, но Соки уже запомнила это его выражение — как будто ему очень хотелось сплюнуть. Или стукнуть себя кулаком по лбу.

* * *

Они стояли под фонарем. Землю здесь усыпали сухие листья, торчала примятая желтеющая трава. В двух шагах за спиной начиналась асфальтированная дорожка. Соки в упор не понимала, что они делают. Сама она никаких следов не видела. Но Ричард тоже их не искал, как полагалось бы настоящему маршалу. Не ходил по домам, не опрашивал соседей. Он просто стоял у столба, прикрыв веки, словно впал в транс или заснул.

— Эй! — позвала девушка.

Никакого результата.

— Эй, ты что, медитируешь? Тогда лучше сядь в позу лотоса, а еще лучше — на диване у них в гостиной, а не тут, на холоде. А вообще, здорово было бы, если бы ты перестал сходить с ума и мы бы поехали. Ты сам говорил — наплыв беженцев и…

Веки ковбоя распахнулись, и Соки попятилась, уткнувшись спиной в столб. В глазах мужчины горел тот же безумный огонек, что тогда, в машине, когда он говорил о рыжей Саманте Морган.

— Четыре камеры из пяти не работают, — прошипел он. — Но вон на том доме…

Медленно повернув голову, Соки заметила черное рыло стрит-кама на облупленной белой стене. Дом с камерой стоял по ту же сторону от дорожки, что и коттедж Уиллисов.

— Полиция уже наверняка проверяла запись. Оттуда окно не видно.

— Зато видно отражение вон в том окне, — Ричард мотнул головой, указывая на окно-фонарь в доме напротив.

Затем он вытащил наладонник и уставился на экран. Девушка тоже опустила голову и только через пару секунд поняла, что на экране проматывается видео с камеры. Отражение. Увеличенное. Нерезкое. Искаженное отблесками фонаря и все же…

Под фонарем на дорожке маячило что-то горбатое, темное. Большая собака? Волк? В доме Уиллисов распахнулось окно, и на подоконнике показался силуэт мальчика, обрисованный светом ночника из спальни. Томми — конечно же это был Томми — развернулся, уцепился руками за подоконник и спрыгнул на гравий. Несколько мгновений постоял на четвереньках — должно быть, больно ударился — и, встав, перелез через низкий заборчик. Собака попятилась, но не убежала. Потом Томми вместе с собакой-несобакой вышел из круга фонарного света и сгинул в темноте.

Соки прижала кулаки к вискам и снова оглянулась на камеру, затем на Ричарда. Тот морщился, словно у него вдруг разболелась голова.

— Как ты это делаешь? — обмирая, шепнула Соки.

Ричард взглянул на нее. Глаза у него горели уже совсем по-волчьи.

— Я не знаю, — выхаркнул он. — Не знаю!

Девушка вскинула голову. В окне спальни Томми стояла Сара и глядела на них, испуганно приоткрыв рот.

— Ты знаешь, куда они пошли? — поспешно спросила Соки.

— Тут есть еще камеры. Камеры есть повсюду.

Ковбой криво улыбался. Все же он псих. Псих со сверхспособностями. Наверное, с психами такое бывает.

— Пошли, — выдохнула Соки и решительно потянула своего психа за рукав туда, где скрылись собака с мальчиком.

Сара в окне проводила их взглядом.

* * *

С каждым шагом Соки все больше казалось, что она погружается в дурной сон. Как в считалке из старого фильма: «Раз-два, Фредди заберет тебя. Три-четыре, запирайте дверь в квартире»… Точь-в-точь так: живые изгороди по сторонам сменились дощатыми заборами, потом вообще какими-то корявыми палисадниками из покосившихся жердей, а аккуратные белые и бежевые домики — курятниками с замусоренными дворами. Через изгороди был виден хлам, тряпье, старые ботинки, перевернутые садовые тачки. Асфальт расчертили трещины, кое-где были выворочены целые куски. В дырах скопилась красная земляная грязь.

«Это почти как дома, — думала Соки. — Наш конец Кливленд-стрит и застройки, где живет Джим. Можно камнем докинуть. Но если идти, закрыв глаза, решишь, что попал в другой город».

Другой Дэнвилл ей не понравился. А особенно не понравился изодранный собачий труп, валявшийся поперек дороги. И довольно свежий. Неужели никто не мог убрать падаль? Соки брезгливо обошла дохлятину стороной.

Ричарда труп, напротив, чрезвычайно заинтересовал. Он присел рядом на корточки, отогнав рой вялых осенних мух. Соки подошла, зажимая нос и морщась от сладкого душка. Вокруг дохлой собаки было натоптано так, словно кто-то водил тут хоровод. Кровь. Следы в крови. След ботинка и рядом… босой ноги. Левый ботинок и правая нога. И кажется, нечеткий отпечаток пятерни.

— Ричард…

Ковбой поднял руку над желтоватым свалявшимся боком собаки, хищно растопырив пальцы. Провел рукой в воздухе, как будто прослеживая следы когтей… бурые спекшиеся полосы, в которых виднелись более яркие клочки мяса.

Соки согнулась пополам, и ее вывернуло сэндвичами миссис Уиллис прямо на ближайший забор.

Отплевавшись и вытерев рот, девушка выпрямилась. Стараясь не глядеть в сторону Ричарда и его гадкой находки, она спросила:

— Думаешь, это та собака? Та, с которой ушел Томми?

— Нет, — сразу ответил ковбой.

— Почему ты так уверен?

— Потому что Томми ушел не с собакой.

И тут Соки пробрала злость. Почему он ей ничего не говорит? Таскает за собой. Врет. Пугает. Будь они дома, Соки с ним давно бы разобралась. Взяла бы у Джима пистолет. Или просто врезала бы как следует, как в тот раз дяде Гумберту.

— Да пошел ты! — проорала она и кинулась вперед по разбитой улице, переходящей в пустыри.

Пускай догоняет. Или не догоняет. Рюкзак остался в машине, но плевать на рюкзак — она найдет другого, нормального попутчика. Без всяких остервеневших чаек, без рыжих сук, без дохлых животных и пропавших детей. Ба ведь не зря говорила — с кем поведешься…

Соки неслась до острой боли в боку. Стебли и сухие травяные зонтики хлестали по рукам. Семена поднялись облаком, липли к вспотевшей коже. Девушка с разгона выбежала к обрыву — внизу блестели железнодорожные пути, сверху тянулся арочный железный мост. Мостом, похоже, не пользовались уже лет десять — фермы проела ржавчина, пролеты зияли дырами. «Наверное, тут возили продукцию с фабрик, — мелькнуло у Соки в голове, — а когда фабрики закрылись, и железная дорога сделалась не нужна».

Сзади послышались шаги. Девушка обернулась. Ковбой шел за ней, легко убирая с дороги засохшие стебли. В его светлой шевелюре блестело проглянувшее сквозь тучи солнце, и весь луг в солнечном свете казался золотым, нездешним, а Ричард приближался медленно, неотвратимо, как в фильме…

Пять, шесть, Фредди хочет всех вас съесть.

Семь, восемь, кто-то к вам придет без спросу…

Соки взвизгнула и дунула через мост.

* * *

За мостом была свалка. В небе мельтешили темные точки. Соки, замерев на краю гигантского котлована, все пыталась сообразить — откуда в таком маленьком городке такая огромная свалка? Или мусор свозили сюда грузовиками из Блумсбурга? Над свалкой, похожей на бесконечное лоскутное одеяло, вроде того, которое зимами шила Ба, черными стежками метались вороны. Соки сначала посмотрела на ворон с ужасом — ей почудилось, что эти птицы, как давешние чайки, сейчас развернутся и набросятся на нее. Однако ворон привлекало что-то другое, что-то внизу. И Соки совсем не хотелось знать что. Девушка присела на корточки, зажмурилась и зажала уши руками — она делала так в самом-самом раннем детстве, когда Па и Ма орали друг на друга в соседней комнате. Залезть бы под кровать, как тогда. Уткнуться лицом в пыль. Обнять себя руками, чтобы сделалось тепло-тепло и тихо, как, наверное, было еще у мамы в животе. Но мешал ветер. Ветер стегнул по лицу, обдав вонью гнилого тряпья, золы и ржавчины и чего-то еще. А за ветром пришел голос:

— Так и будешь сидеть?

Соки подняла голову. Рядом стоял ковбой и бесстрастно глядел на дно котлована. И тогда девушка тоже решилась взглянуть.

Мальчик был там. Отсюда совсем маленький, словно игрушечный солдатик, он сидел на старой стиральной машине, обняв колени руками. На нем были пижамные штаны и спортивная куртка, зеленая с желтыми полосками по рукавам. Рядом в мусоре возилось что-то большое болотного цвета. Вороны кружились с гортанным карканьем, то и дело опускаясь ниже. Тогда мальчик махал руками и кричал, и птицы снова взлетали.

— Что это там? — выдохнула Соки. — ЧТО ЭТО?!

Не отвечая, ковбой широкими шагами двинулся вниз по склону. Мусор под его ногами начал осыпаться, и он наполовину бежал, наполовину скользил. Вороны взмыли вверх, разразившись хриплыми ругательствами. То, что дергалось в грязи рядом с мальчиком, развернулось и странным подскоком ринулось навстречу чужаку.

Томми закричал:

— Нет, нет, не надо! — и спрыгнул со стиралки.

Соки тоже заорала «Нет!», потому что внезапно все поняла и помчалась вниз, спотыкаясь, запинаясь, падая. Последние несколько ярдов она прокатилась в лавине из консервных банок и пластиковых пакетов и, кажется, вывихнула руку, однако все же вскочила и побежала вперед. Но не успела.

Страшная тварь в болотного цвета плаще валялась мордой вверх. Из ее перерезанного горла толчками била кровь. Тварь хрипела и булькала, и Соки показалось, что в бульканье она различает слова. Ричард, присев рядом, со странной улыбкой вытирал нож о плащ. Рукав его куртки был замаран красным. Томми налетел с криками:

— Ты убил моего папу! Убийца! Ты убил папу!

Ковбой держал мальчика на расстоянии вытянутой руки, а тот все молотил кулаками воздух. Соки, сделав еще пару шагов на подгибающихся ногах, остановилась. На земле лежал человек. Наверное, человек. Лицо с уродливыми наплывами было местами голым, а местами поросшим жесткой бурой шерстью. На скрюченных пальцах кривились желтые грязные когти. Но глаза оставались человеческими. Из-под разодранного на плече плаща виднелись бинты в засохшей крови, как будто кто-то пытался вцепиться человеку в глотку.

— Его в Бостоне укусила какая-то тварь, — сквозь зубы процедил ковбой. — Собака, наверное. Потом все равно бы подох…

— Это мой папа! — орал Томми, и слезы брызгали у него из глаз, как разбивающиеся об асфальт капли дождя.

— Пойдем, — выдохнула Соки, падая на колени рядом с мальчишкой и обнимая сзади его горячее дрожащее тельце. — Пойдем отсюда. Сейчас мы пойдем к маме, и все будет хорошо.

Хотя даже круглый идиот догадался бы, что хорошо уже ничего не будет.

Глава 4

Гнев

Когда Соки была маленькой, Ба вешала над ее постелью Ловца Снов. Сама Ба усаживалась рядом с кроватью в скрипящее кресло-качалку и начинала медленно раскачиваться. Соки очень нравилось смотреть на морщинки на лице Ба и ее седые волосы, аккуратно собранные в узел на макушке. Ба не сидела без дела — она вязала или шила свое лоскутное одеяло, а чтобы Соки заснула быстрее, рассказывала старую легенду лакота.

«Однажды мудрый старец забрался на вершину горы и увидел там великого учителя Иктоми, принявшего обличье паука. Иктоми взял у старого шамана ивовый прут, к которому были прицеплены перья, конский хвост, бусы и начал плести паутину».

Соки знала эту сказку, поэтому слушать было неинтересно, и она перебивала:

— Ба, расскажи что-то новое.

Но та, скрипя креслом, продолжала:

— Иктоми согнул прут, связав его в обруч, и обруч стал как человеческая жизнь — все начинают нетерпеливыми младенцами вроде тебя, а кончают шамкающими занудными старухами вроде меня. Это, конечно, уже не Иктоми сказал, это я тебе говорю.

— Ба, ты не занудная.

— Тогда слушай. Иктоми-паук протянул первую паутинку. Это была девочка, и звали ее Дебора. Она жила в Сан-Франциско с папой и мамой и часто ходила в кино. В кино она любила смотреть фильмы про индейцев, вестерны с Джоном Уэйном и мечтала о том, как однажды сбежит из дома в дикую прерию, будет охотиться на бизонов с оджибвеями, увидит великого духа Медведя и много чего еще интересного. И вот как-то раз у входа в зал ей встретился волшебный старичок в высоком цилиндре и протянул особый билет — очень красивый, весь оклеенный золотой фольгой. Он сказал: «Маленькая девочка, если ты действительно хочешь попасть на Великие Равнины, возьми этот билет».

— Ну? — замирая, спрашивала Соки. — Она ведь взяла билет, да?

Ба набрасывала петли на спицы, считая мучительно медленно, а потом окидывала Соки насмешливым взглядом черно-синих глаз.

— А ты как думаешь? Как бы еще маленькая девочка очутилась в индейской резервации с мужем-пьянчугой и вот таким животом? Давай-ка я лучше расскажу тебе, как Бешеный Медведь Уилли наловил гремучих змей и выпустил их ради потехи в баре, и как твой дедушка его за это отколотил, потому что боялся, что мне придется лечить всех укушенных. А у меня как раз простаивала сыворотка, и мне очень хотелось попробовать…

Внучка зло била кулачком по одеялу. Ба всегда разрушала сказку на самом интересном месте, всегда. И никогда Соки не задумывалась о том, что было бы там дальше, если бы девочка взяла у паука-притворщика волшебный билет, если бы вторая, третья и четвертая паутинки протянулись через обруч, ловя страшные сны и пропуская хорошие, но плохие-то все равно оставались там, в Ловце Снов.

Сейчас как будто кто-то разорвал паутину, выпуская на волю все кошмары.

Все, которые она так и не увидела во сне благодаря безжалостно правдивым сказкам Ба.

* * *

Соки молчала всю дорогу от Дэнвилла.

Она на руках вынесла Томми из котлована — мальчик затих и только шмыгал носом ей в плечо. Соки было даже не интересно, идет ли следом Ричард. Она понимала, что, если Томми снова начнет кричать про убийство, им несдобровать. Утренняя толпа у мотеля — такие сначала забивают до полусмерти, а потом спрашивают, кто виноват и в чем дело. А даже если и нет, Ричард бежал от полиции. Их могли схватить. Засадить за решетку на двадцать четыре часа или на двести двадцать четыре. Конечно, здесь не Юг, но обитатели глубинки штата Пенсильвания недалеко ушли от реднеков.

Их спасла Сара.

Когда Соки заметила ее синий джинсовый комбинезон на краю котлована, то чуть не выронила Томми. Мальчишка сердито засопел, вцепившись спасительнице в шею. Прежде чем девушка успела открыть рот или хотя бы оглянуться на Ричарда, Сара затараторила:

— Я все видела! Я же говорила — это была собака. Томми, дурачок, зачем ты пошел за этой собакой? Да еще на эту грязную свалку?

Но Томми уже спал. Он проспал всю дорогу до номера четыре по Кленовой улице, так что при подходе к дому руки у Соки отваливались. И все же она была счастлива. Собака! Конечно же собака! Ричард зарезал ножом большую собаку, и только. И не о чем тут больше говорить.

Пожелай она объяснить самой себе, почему не может смотреть на ковбоя, не может слышать его и даже выносить его запах, почему в машине села на заднее сиденье, заткнула уши наушниками и сразу уставилась в окно — объяснение бы касалось чего угодно, кроме трупа в котловане.

* * *

Часам к четырем бензин почти закончился. Ближайшая заправка была на восьмидесятом федеральном шоссе, и Ричард, выругавшись сквозь зубы, свернул на север.

В двух милях от трассы они заметили дым. Черный столб дыма поднимался над верхушками деревьев, густой, как будто жгли огромную кучу автомобильных покрышек.

Ковбой вырулил на обочину и остановился. Чем дальше к западу, тем становилось жарче. Тучи и сырость остались у океана, а здесь вовсю пекло солнце. В высокой траве трещали кузнечики. Пыль, поднятая колесами их «Форда», медленно оседала на грунтовку, вся просвеченная солнечными лучами.

Соки с заднего сиденья увидела, как Ричард нырнул в бардачок и, похоже, надавил там на что-то, потому что прямо ему в ладонь вывалился пистолет. Компактный «Глок 56», хотя этому парню куда больше подошел бы какой-нибудь понтовый револьвер «Смит-энд-Вессон». Раздражение кипело в Соки с утра и тут наконец-то выплеснулось наружу.

— Машину обыскивали военные, — процедила она. — С собаками. Что, если бы его нашли?

— У меня есть разрешение, — не оборачиваясь, бросил ковбой.

Распахнув дверцу, он выбрался наружу и залез в багажник. Соки тоже вышла из машины и остановилась на пыльной обочине, щурясь из-под руки на далекий дым. Кажется, клубы становились гуще. Ей почудилось, что из-за рощи, разделявшей грунтовку и шоссе, доносятся крики и звуки стрельбы. Или это лопались шины? Приятели Джима О'Неро любили помахать оружием, но пускали его в ход нечасто, по крайней мере, в своем квартале. Пару раз они с Джимом выбирались пострелять по пустым пивным банкам, но настоящей перестрелки Соки еще не видела. И пожалуй, не хотела увидеть.

Ричард, захлопнув багажник, поставил на дорогу две пятигаллонные канистры. Пистолет он сунул за пояс и прикрыл курткой.

— Жди здесь.

— С какой стати? — зло выпалила Соки.

Ковбой пожал плечами и зашагал к роще. Соки оглянулась на полинявший от пыли «Форд». Сесть бы за руль и свинтить к чертям. Беда в том, что далеко она не уедет. Что лучше — угнать машину и застрять в пяти милях отсюда посреди лугов и полей или дождаться своего психопата? А если он не вернется? Дым над деревьями ей совсем не нравился. Девушка тихо выругалась и побежала следом за Ричардом.

* * *

Синий дорожный указатель гласил, что до Чикаго осталось 120 миль, но похоже, что здесь, на границе штатов Огайо и Индиана, столкнулись два потока беженцев. Стоя на холме над дорогой, Соки протерла глаза и стукнула себя кулаком по лбу. Как? Почему? Даже если в Бостоне творится ад кромешный (в новостях кратко упоминали пожары в городе и военное положение), то почему люди бегут из Чикаго? Зажмурившись, девушка на мгновение представила стаю горланящих чаек. Могли ли чайки, кормившиеся на помойке в южном Бостоне, за пять дней добраться до Чикаго? И зачем им это делать, если в городе и так достаточно еды? И вообще, с какой скоростью летают чайки? Соки прокляла себя за то, что была невнимательна на уроках биологии. В основном она заглядывалась на мистера Паолини, молодого учителя — единственного, кстати, мужчину-учителя в их школе, не считая физрука. Мистер Паолини говорил с певучим итальянским акцентом, был красив, как танцор танго, и, наверное, неплохо знал свою биологию. Вот только Соки намного больше интересовали закатанные рукава его рубашки, чем пищеварительная система ящерицы. Сейчас она об этом сильно пожалела.

На шестиполосном шоссе перевернулся огромный грузовик компании «Уол-Март». Возможно, он столкнулся со встречной легковушкой или его просто занесло, но сейчас на дороге образовался целый завал из горящих машин. Оттуда стеной валил дым, застилая все вонючими клубами. Остальные автомобили, застрявшие в пробке по обе стороны от завала, отчаянно сигналили. Над ними проносились редкие флаеры — разрешение на вождение воздушного транспорта выдавали в основном шишкам из администрации, — и попавшие в затор водители, высунувшись из окон, бессильно грозили им вслед кулаками и матерились.

На заправке под холмом тоже творилось неладное. У заправочного автомата дрались и кричали какие-то люди. Витрина магазина была разбита. Соки собственными глазами увидела, как в дверь спиной вперед вылетел мужик в зеленом кепи, а за ним выступил парень в желтой униформе компании. В руках парня был дробовик. Небольшая толпа вступила в рукопашную у тележек с биотопливом, выставленных под стеной магазина. Солнце блестело на красной крыше заправки и красиво отражалось в огромной растекающейся луже бензина. Соки тут же представила, что случится, когда огонь с шоссе доберется до этой лужи.

Девушка обернулась к Ричарду. Тот стоял у соснового ствола, скрестив руки на груди. Канистры валялись рядом на прошлогодней рыжей хвое. Роща пахла смолой и гудела от жара. Сухая древесина, казалось, звенит — достаточно всего пары искр, и…

— Пойдем отсюда, — хрипло попросила Соки.

Ричард коротко кивнул ей и, прищурив глаза, поднял уголки губ в жутковатой улыбке.

— Как я говорил, — негромко и раздельно произнес он, — проблема не в крысах.

* * *

И все же проблема была именно в крысах. Когда Соки и ковбой вернулись к «Форду», оказалось, что машину окружили четыре крысы людской породы. Пятая крыса устроилась на водительском сиденье и, согнувшись, возилась под приборным щитком, пытаясь запустить двигатель. У крыс было четыре канистры того же желтого цвета, что униформа парня с дробовиком. «Наверное, — подумала Соки, — их тачка застряла в пробке. Они слили бензин или затоварились на заправке, пошли по грунтовке и наткнулись на наш «Форд». Как мило».

Эти крысы принадлежали к белой расе, той ее особой разновидности, которая всегда первой бежит с тонущего корабля. Соки научилась отличать их еще в детстве, когда тусовалась с ребятами из застроек. В ответ на крик: «Шухер, пацаны!» — они сматывались быстрей всех, а если попадались, то неизменно крысятничали взрослым и учителям — на то они и крысы. Они были трусливыми, наглыми, любили халяву и чертовски не любили держать ответ. Соки во второй раз за все путешествие (первый был в кафе с сумасшедшими чайками) порадовалась, что с ней Ричард. И уже не злилась на него за пистолет. Пистолет, впрочем, ковбой доставать не спешил. Остановившись посреди дороги, он расставил ноги и прикрикнул:

— Эй, детишки. А ну-ка вылазьте из машины.

— С какой радости, папаша? — немедленно отозвался самый высокий из парней, в бейсболке на растрепанных рыжих волосах и в грязной белой майке.

Его тощая задница была упакована в не менее грязные джинсы.

Трое его товарищей, развернувшись, как по команде, уставились на Соки и Ричарда. Соки мгновенно вспомнила вставших столбиками сурикатов из программы National Geographic, синхронно поворачивающих головы на сигнал тревоги. Только сурикаты не скалились так, как эти. Пятый продолжал возиться в машине, неразборчиво проклиная «ржавую кучу дерьма».

— А ты вылезай из ржавой кучи дерьма, — вполне миролюбиво продолжил ковбой, — и дуй отсюда.

Угонщик высунул из машины чумазую голову, глядя на наглого пришельца с таким изумлением, словно это его «Форд» пытались свистнуть при всем честном народе.

— Твоя тачка, что ли? — спросил еще один, черный, итальянистого вида пацанчик.

— И девка тоже твоя? — немедленно вмешался третий, блондин со щербатой улыбкой.

— И девка моя, — жизнерадостно подтвердил Ричард. — И машина моя.

«С ними же нельзя разговаривать», — подумала Соки, загнанно оглядываясь. Ей хотелось сбежать в лес, но в отличие от крыс она своих не бросала. А псих был уже ее собственным, знакомым психом. К тому же не факт, что не догонят и не отымеют вон под той сосенкой.

Двое — итальяшка и мрачный крепыш в куртке с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз» — уже обходили их сзади. Соки напряглась, готовясь к драке. Чего она не ожидала, так это того, что машина вдруг заведется и задом рванет с места. Парень на сиденье тоже не ждал такой подлянки и с криком треснулся грудью о руль. «Форд», попутно снеся с ног щербатого блондина, вырулили на дорогу и включил передний ход.

— Эй, чувак, — заорал рыжий в бейсболке, — ты что творишь?

Ричард с широкой улыбкой поднял пустые руки. Ключей в них не было, хотя Соки не заметила в антикварной тачке сенсорного замка. Опять? Опять его штучки, как с ID-ридером, а потом со стрит-камом? Додумать она не успела, потому что крепыш в куртке «Янкиз», злобно фыркнув, набросился на Ричарда сзади. То есть ему показалось, что набросился, потому что ковбоя на дороге уже не было, и дурень на полной скорости врезался в бампер «Форда». Крепыш опрокинулся под колеса, визжа, как девчонка.

И тут рыжий все-таки вытащил пистолет. Соки до последнего надеялась, что у крыс нет оружия, в крайнем случае ножи. Но нет. Главарь выхватил из заднего кармана плоский маленький «Вальтер», на вид почти игрушечный, и наставил на нее.

— Так, — сказал он. — Спокойно. Всем не рыпаться. Ты…

Он стрельнул глазами в сторону Ричарда, странным образом оказавшегося за спиной итальяшки.

— Ты, останови свою долбаную тачку и подними свои долбаные руки, а то девка получит пулю в лоб.

— Как скажешь, — покорно ответил ковбой.

Соки не было страшно, хотя она отчетливо видела черную дырку пистолетного дула. Все опять стало тягучим, нереальным, как спуск в котлован, как сон, из которого не выбраться, и остается только подчиняться его вывернутой логике. Девушка явственно слышала треск кузнечиков, ноздри щекотал запах вянущих трав и сосновой смолы из рощи, затылок грело уже заходящее солнце, и тени крыс и Ричарда на дороге были такими длинными, словно хотели дотянуться до горизонта.

Однако не дотянулись. В том замедленном времени, в котором, как в куске янтаря, застыла Соки, Ричард поднял левую руку и локтем придавил горло итальяшке, а правую — с пистолетом — вскинул и выстрелил рыжему в голову. Правда, Соки даже в тягучем времени не успела увидеть, куда целился ковбой, — только выплеснувшееся из черепа вожака красное месиво и слетевшую в пыль бейсболку.

Рыжий упал на дорогу. Соки смотрела, как из его простреленной головы течет черная кровь, мешаясь с пылью, потому что иначе надо было бы смотреть, как Ричард хладнокровно расстреливает убегающих крыс.

Когда все стихло, ковбой подошел к трупу рыжего. Носком ботинка поддел мертвую руку главаря, подобрал вывалившийся из пальцев пистолет. Девушка все же решилась поднять глаза на убийцу. Ричард проверил обойму, защелкнул обратно и протянул «Вальтер» ей.

Соки замотала головой.

— Бери.

Сунув пистолет в ее покорную руку, Ричард подошел к машине — из распахнутой дверцы кулем свисал парень, пытавшийся запустить мотор, — и постучал ногой по желтой канистре.

— Теперь, по крайней мере, у нас есть бензин.

Прежде Соки всегда кричала, когда злилась. Кричала, швырялась вещами, ее гнев был быстрый, горячий, красного цвета. Сейчас она испытывала что-то совсем другое. Медленно подняв руку, девушка прицелилась в лицо убийце. Большим пальцем сняла «Вальтер» с предохранителя — рыжий крыс так и не успел этого сделать.

— И что теперь? — глухо произнесла она. — Будем разъезжать по дорогам, как трахнутые Бонни и Клайд? Мочить людей, забирать у них бензин и припасы? Так?

У ног Соки лежала ее тень, длинная и бледная, словно сопля.

Ковбой смотрел равнодушно. Закатное солнце вызолотило его волосы, сделало резче морщины, идущие от носа к углам рта. Морщины дрогнули и зашевелились, когда он заговорил.

— Лет в семь я услышал от своего мозгоправа одну телегу. Тогда родители еще считали, что походы к шринку меня вылечат. Они были простые люди, разводили лошадей на ранчо, но очень высоко ставили науку и медицину. Потратили на этого мозгоправа кучу долбаных баксов. И он однажды сказал мне: «Ричи, у горя есть пять стадий: отрицание, гнев, торги, депрессия и принятие». Я не очень понимал, о каком таком горе он талдычит, с эмоциями у меня всегда был полный швах. Но ты, думаю, понимаешь. Так вот, мой тебе совет, малышка: забудь об отрицании, торгах и депрессии. Остановись пока на гневе, и это поможет тебе выжить.

Соки прикусила губу. Рука не дрожала, палец уверенно лежал на спусковом крючке, но «Вальтер» в тот день так и не выстрелил.

* * *

Искры от костра с треском взлетали в воздух. Смолистые ветки горели жарко. Соки валялась на куске полиэтилена, опираясь на локоть, и тянула косячок. Она редко курила травку. Ребята из застроек предпочитали химическую дурь, которая и дешевле, и вставляет круче, так что скверную привычку Соки подцепила уже поздно, у Парня из Милуоки. Тот был так элегантно старомоден. В университете надо курить травку. И они курили травку, лежа на крыше общаги и глядя на звезды. Парень из Милуоки показывал ей созвездия: Кассиопею, Плеяды… Может, поэтому он ей и нравился — с виду тупой качок, но было в нем что-то. Он любил смотреть на звезды. Сейчас, возможно, чайки уже склевали его лицо.

Уезжая из общаги, Соки прихватила с собой пакетик. Она представляла, как приедет к деду и будет сидеть на пороге типи, сворачивая косяк, а потом затянется, глядя на бесконечную прерию и черные громады скал вдали. А дед там внутри начнет воскурять шалфей и душистую траву, призывать духов и бить в бубен, совсем как в кино. Эта мысль ее отчего-то развеселила. Локоть поехал на скользком, и Соки плюхнулась лицом на землю, задыхаясь от смеха и дыма.

Ричард, нахохлившийся по ту сторону костра, поднял голову и взглянул на нее.

— Ржака! — громко объявила Соки. — Бонни и Клайд. Помнишь, я говорила? Так вот, был такой старый мувик «Прирожденные убийцы». Там парень с девкой колесили по стране, убивая всех встречных. В том числе пристукнули одного старого шамана, а он превратился в гремучую змею… или не превратился, не помню. Короче, они ворвались в аптеку и искали сыворотку. А мой дед поколотил своего друга за то, что тот выпустил в баре гремучих змей… Прикольно, да? Он был шаман.

— Друг?

— Дед!

Голос Соки звонко разносился по лесной опушке.

Они загнали машину в пустующий кемпинг и решили переночевать прямо тут. На природе, мать ее. На кусачей и злой природе. Соки, шлепнув по шее, убила комара. Косяк погас. Со спины тянуло холодом, а джинсы на заднице, несмотря на пленку, уже отсырели. Можно было залезть в «Форд» и задрыхнуть, но отчего-то ей хотелось растормошить молчуна Ричарда.

— Ну вот скажи, когда ржешь — это какая стадия горя?

— Ты просто накурилась.

— С одного косяка? Фигня. И трава старая. Ее мне Холлидей еще в конце прошлого семестра дал. Холлидей — это Парень из Милуоки, мать его, а еще у меня есть…

— Заткнись.

Соки села, возмущенно уставившись на ковбоя через костер.

— Почему ты всегда говоришь «заткнись»? Сам ничего не рассказываешь, как будто гребаный кот съел твой поганый язык, а мне только «заткнись» и «заткнись».

— Ругаться нехорошо. У тебя грязный рот, малышка, — глубокомысленно заметил человек, только при ней убивший пятерых.

Это было так неожиданно, что Соки снова расхохоталась. Отсмеявшись, она придвинулась поближе к костру, села, сгорбившись и обняв колени, и спросила:

— Зачем ты поджег конюшню, Ричард? Не любишь лошадей?

Ковбой пожал плечами.

— Я люблю лошадей. Я и сейчас помню их имена…

Он не смотрел на Соки, уставившись куда-то в ночь поверх ее головы.

— Смоки. Соколик. Киммериец… отец был фанатом сериала о Конане. Тигр. Красавчик. И Нэнси, мне позволяли на ней кататься.

Соки недоуменно сощурилась.

— Тогда почему ты их убил?

Ричард хмыкнул:

— Потому что я псих, верно?

— И это, конечно, все объясняет.

Соки опять разозлилась. Благодушие от травки рассеялось, и вновь подкатила та самая вторая стадия. Гнев. Злоба. Обида. Именно так.

— «Я псих, — сказал он и зубной щеткой вскрыл брюхо щенку. — Я псих, поэтому сверну-ка шею сестренкиной канарейке, а затем и самой сестренке. Я псих, мне же все можно, залезу-ка я в чужой дом и убью двух спящих стариков. А потом буду кататься по полу, пуская пену и кусая людей за лодыжки, потому что я псих». Верно рассказываю, Ричард? Если нет, ты подправь — это ведь твоя гребаная история.

Если Соки добивалась того, чтобы ковбой разозлился, то цели своей не достигла. Поворошив прутиком в костре, он негромко ответил:

— Нет, не так. У меня сильно болела голова. Так сильно, что я не мог сидеть в комнате и вылезал в окно, а потом убегал в поле. Такое со мной случалось часто.

— Поэтому тебя водили к психиатру?

— Нет. К мозгоправу меня водили раньше. Когда умер мой брат. Мозгоправ считал, что я не могу с этим смириться, поэтому нес всякую пургу о горе. Но я смирился, вот только голова болела все сильнее. Почти каждую ночь.

Ковбой поднял лицо к небу и на секунду сделался похож на Парня из Милуоки, глядящего на звезды с крыши общаги. Такой же светловолосый, широкоплечий, такой же… отрешенный?

— В ту ночь я выбежал в поле и носился, как обычно, а потом услышал голос. Голос шел изнутри. Я не помню, что именно он мне приказал, но очнулся уже тогда, когда конюшня полыхала. Я стоял с канистрой в руках ярдах в двадцати, и от меня разило бензином. Я слышал ржание лошадей и понимал, что они сгорят. Тогда я сбросил рубашку и побежал к воротам, чтобы сбить замок и выпустить лошадей. Конюшня уже начала разваливаться. На меня упала балка, кожа на руках загорелась…

Ричард поднял руки и задумчиво повертел ими перед собой.

— Мне сделали пересадку. А шрам на спине остался. Слишком дорого пересаживать столько кожи. Потом предлагали убрать этими новыми стволовыми штучками, но я отказался. Зачем?

Соки пробрала дрожь. Ковбой говорил о своих горящих руках так спокойно… Эта история вполне вписывалась в канву обезумевших птиц и человека-пса, но не в прежнюю нормальную жизнь Соки, студентки-третьекурсницы, метавшейся между двумя парнями и завалившей зачет по социальной истории. Как будто встреча с Ричардом стала первым толчком, а затем мир вокруг нее постепенно начал сходить с ума. Однако и Ричард был не виноват, ведь он не хотел убивать лошадей, ему велел какой-то голос…

— А сейчас? С той рыжей женщиной, Морган? Ты тоже слышал голос? И решил, что это Бог приказал убить ее?

Ковбой молчал, но тут Соки осенила новая мысль. Вздрогнув, она выпрямилась и медленно произнесла, не отрывая взгляда от лица Ричарда:

— Так вот в чем дело. Ты думаешь, что виноват? Если бы ты убил ее, она бы не выпустила зверей из лаборатории и не началось бы все это? Так? Ты вроде как подвел Бога, не выполнил свою миссию. Поэтому ты пошел искать Томми и…

Ковбой резко качнулся вперед. Скривил рот и приблизил лицо к огню так, будто хотел нырнуть в костер.

— Бог или дьявол, Соки, — прошипел он. — Или человек. И, поверь, очень скоро я это выясню.

Глава 5

Пир духа

По правую сторону от дороги болтался здоровенный транспарант. На нем был изображен титанический многослойный бургер. Надпись извещала, что в г. Уолкертон, штат Индиана, проводится ежегодный праздник урожая и фестиваль бургеров. Транспарант полоскался на ветру, отчего бургер соблазнительно пучил румяные бока.

— Жрать хочу, — немедленно заявила Соки, прильнув к стеклу и жадно глядя на поджаристого великана.

— Мы туда не поедем, — мгновенно откликнулся ковбой.

— Мы с утра ничего не жрали, только пили выдохшуюся газировку, — резонно возразила его спутница. — Еще из Дэнвилла.

— Найдем что-нибудь дальше, когда выберемся на Гранд Арми Хайуэй. Если тебе так приспичило слопать бургер, заедем в макдачную.

— Нету здесь никаких макдачных! Только пивнушки для местных мужиков, где они режутся в пинболл и бильярд и проломят тебе башку кием за то, что ты не местный мужик.

На это Ричард хмыкнул. Соки слегка скорректировала высказывание:

— Хорошо, ты проломишь им башку кием, потому что ты крут, как гребаный Терминатор. Но, может, шесть трупов за три дня — это уже достаточно? И вообще, тебе тоже надо заправиться. Ты тощий. Не люб-лю тощих мужиков.

Ричард, оторвав взгляд от дороги, наградил девушку скептической улыбкой.

— А по-твоему, мужчина должен трясти тремя подбородками и перемещаться с помощью грузовой платформы?

— Ты все утрируешь.

— Не хвастай своей университетской премудростью.

— Я не училась в университете.

— Тогда заткнись.

— Ты всегда говоришь заткнись! Ты мне не дядя и не папочка, помнишь? Если у меня развился стокгольмский синдром, это еще не значит…

Зарычав сквозь зубы, Ричард крутанул руль вправо, на съезд, ведущий к г. Уолкертон, штат Индиана. Соки радостно сглотнула слюну.

* * *

Ярмарка урожая и фестиваль проводились на центральной площади городка. Все было запружено людьми, так что пришлось припарковаться за два квартала и дальше идти пешком. Двухэтажным кирпичным и штукатуренным белым зданиям с магазинчиками внизу стукнуло не меньше двух веков, о чем извещали гордые надписи на фасадах. В толпе виднелись черные шляпы и пиджаки местных, вырядившихся квакерами, и чепчики их жен, украшенные цветными лентами.

— Стоит выехать из города, и попадаешь в долбаное средневековье, — процедила Соки, пробивая локтями дорогу в толпе.

Она подумала, что Ричард в своем ковбойском прикиде тут как раз смотрится уместно. А она кто? Гребаная Покахонтас, угодившая на праздник к бледнолицым. Не хватает только разделанной индейки и какого-нибудь стрелка-доброхота, притаившегося на крыше и намеренного побороться за чистоту белой расы.

Однако когда дома расступились и толпа выплеснулась на площадь, на душе у Соки повеселело. Здесь пахло корицей и жаренным на углях мясом, печеным тестом и яблочным пирогом. И конечно же потом, но теперь ей было плевать. Соки заработала локтями еще энергичней, протискиваясь к прилавкам с едой. Северный ветер с озера Мичиган раздувал белые и полосатые тенты, похожие на паруса. Солнце то скрывалось за тучами, то снова заливало площадь ярким предсмертным блеском. На прилавках красовались подносы с пирожками, початки жареной кукурузы, картофельный салат, пироги — лимонные, вишневые, яблочные, с цукатами. Здесь же жарили блинчики, продавали огромные рыжие тыквы, золотистые подсолнечные головы и зеленые кабачки. И конечно же яблоки. Корзины и корзины яблок, зеленых, краснобоких, желтых, как масло, и пестрых, как веснушчатая девчоночья щека.

На мгновение Соки потеряла из виду обтянутую курткой спину Ричарда и завертела головой. Она наткнулась взглядом на высокий помост, где было возведено что-то вроде разноцветной цирковой палатки с откинутым пологом. Растяжка над палаткой гласила, что здесь проводится соревнование по скоростному поеданию бургеров.

— Ха, — сказала Соки.

— Даже не думай, — прошипел Ричард, неведомым образом оказавшийся у нее за спиной.

— Трижды ха, — непоколебимо отозвалась Соки. — У тебя есть лишние бабки? Там написано, что победитель получает триста баксов, плюс это бесплатный обед.

Зазывала в кухонном фартуке и поварском колпаке энергично размахивал руками, приглашая новых участников, но участники отчего-то не спешили подняться на помост. Соки решительно устремилась туда. Когда она добралась до деревянной лесенки, ведущей наверх, ей открылось, почему желающих было так немного.

Посреди палатки стоял стол и два стула. За столом сидели двое: тощий мужик в рабочем комбинезоне, словно вынырнувший из эпохи немого кино, и вполне цивильного вида городской хипстер в пиджаке, отутюженных брюках и моднючих кедах. Парень из Милуоки частенько так одевался. Мол, костюм и кеды — последний писк моды у Бессмертных. И еще какая-нибудь дебильная причесочка типа панковского гребня или бритого черепа с фальшивой татуировкой. У этого хипстера, впрочем, каштановые волосы были зачесаны ровно, только надо лбом поднимались хохолком. Оба трудились над бургерами — но какими бургерами! Каждый размером с суповую тарелку, с тремя котлетами, горой салата и стекающим на стол и по пальцам участников соусом. Рядом стояли две корзины с картошкой, а посреди стола — здоровенные песочные часы. В верхних половинках песка почти не осталось. Тощий рабочий не справился пока что и с половиной бургера. Хипстер преуспел больше, но его картошка была почти не тронута. Зрители оживленно горланили и подбадривали своих фаворитов, делая ставки.

— Все еще хочешь поучаствовать? — ядовито поинтересовался Ричард из-за спины.

Соки жадно потянула носом. Есть хотелось ужасно. Жаренное на углях мясо упоительно пахло.

В часах последние песчинки пересыпались в нижнюю половину.

Рабочий со стоном отвалился от стола, уронив недоеденный бургер на тарелку. Хипстер ловко запихал в рот оставшийся кусок и судорожно сглотнул. Зазывала, обернувшись к ним и распахнув зубастую пасть, проорал:

— Так-так-так. У нас есть победитель! Но что я вижу… мистер Как-Вас-Там из Большого Города пренебрег нашей замечательной картошкой фри. За это ему полагается… штрафной раунд!

Зрители взревели. Хипстер страдальчески заломил брови. Рабочий с немалым облегчением выбрался из-за стола и, рыгая и отдуваясь, принялся спускаться по лестнице. На столе он оставил стобаксовую купюру — похоже, проигравшему этот обед дорого стоил.

— Итак, — продолжал разоряться хозяин балагана, — кто из вас, дорогие сограждане и гости фестиваля, готов сразиться с мистером Джорджем из… как вы сказали?

— Из Линкольна, — буркнул хипстер.

— …из Линкольна за звание лучшего бургероеда всех центральных штатов?

— Я буду сражаться за северо-восток! — гаркнула Соки, прежде чем сама успела сообразить, что делает.

Зазывала, обратив к ней усатую загорелую харю, радостно осклабился:

— Поприветствуем храбрую мисс…

— Мисс Соки из Массачусетса!

Зрители снова взревели, и кто-то жалостливый даже вскрикнул: «Да вы посмотрите на эту фитюльку, она же лопнет».

— А на этот случай у нас за сценой дежурит врач! — любезно известил всех шут гороховый в колпаке.

Уже поднимаясь на помост, Соки услышала, как Ричард шипит ей в спину:

— Если не доешь, я тебе в глотку запихну этот бургер.

Девушка торжествующе усмехнулась. Ба всегда говорила: «Пес, который громко лает, не кусает». Ковбой много лаял на нее, но пока не укусил ни разу. А громко лающих псов надо ставить на место.

* * *

Плюхнувшись на стул напротив хипстера и смахнув со стола листья салата, обильно орошенные соусом, Соки сразу поняла, что угадала. Парень гордо носил университетский пиджак с красными буквами UNL и вышитой под ними круглой эмблемой вроде печати или колеса. По ободу шла надпись на латыни Universitas Nebraskensis и дата основания — 15 февраля 1869. Ну точно, студент из богатеньких, член братства «Альфа-а-не-омега» — вон и колечко на пальце с печаткой. Соки мстительно облизнулась и подумала, что прикончит двух куропаток одним выстрелом — утрет нос этому пижону и проучит Ричарда. Надо только справиться с одним бургером и корзиной картошки. Одним охренительно здоровенным бургером и ниипически огромной корзиной картошки. Раз плюнуть. Главное — наляпать побольше соуса и запивать…

Только тут Соки заметила, что ни воды, ни газировки на столе нет. Студент правильно расшифровал ужас на ее лице и хмыкнул:

— Ты, подружка, попала. Я тоже сначала думал, что можно запивать.

При этом он нагло ковырял зубочисткой в зубах и вообще выглядел так, словно для него проглотить еще один бургер-переросток — как в два пальца сморкнуться. Хотя, конечно, этот красавчик ни разу в жизни не сморкался в два пальца. И не пробовал супер-пупер-бургеров Ба.

Ба неплохо пекла блинчики, лепешки из маисовой муки, кукурузный хлеб и вообще готовила вполне знатно, но была у нее одна небольшая странность. Она не понимала, зачем лепить из фарша маленькие котлетки, если можно было изжарить одну большую, а потом поделить на всех членов семьи. В результате барбекю с бургерами в саду у Ба выглядело так: много-много съедобных вкусностей вроде фаршированных грибов и печеного картофеля с сыром и три — всегда ровно три! — грандиозных мегабургера в титанических булках, с целыми кустами салата. Они неизменно получались либо жесткими, как подошва, либо недожаренными. Беда в том, что Соки была младшей в семье. Ма поздно вышла замуж. К тому времени все ее единоутробные сестры и братья Вачински уже переженились и обзавелись детьми. Особенно отличился дядя Генри из Атланты со своими четырьмя пацанами. Парни налетали на провизию, как саранча, а Соки оставались… правильно, мерзкие бургеры!

Потом, когда все дети в семье чуть подросли, она придумала классную штуку. То есть не придумала, а вычитала в книжке про Тома Сойера. Суть штуки заключалась в том, что все, похожее на игру, приятно, а всякая принудиловка хуже горькой редьки. Вот Соки и предлагала кузенам соревнование — кто быстрее слопает бургер Ба. Так и ей доставалось меньше, и кузены, обожравшись фирменным блюдом Деборы Вачински, не так яростно налегали на остальные вкусности. Двойная выгода. А учитывая сегодняшние соревнования, даже тройная.

— У тебя в зубах салат застрял, — мстительно ухмыльнулась Соки в ответ на реплику студентика.

Салата никакого не было, но парень тут же принялся лихорадочно зондировать зубочисткой челюсть. Мысленно проговорив зловещим оперным голосом «Ха! Ха! Ха!», Соки обернулась к официантке, с трудом несущей что-то похожее на тележное колесо. Это, конечно, была тарелка со следующим бургером.

* * *

— Итак, абсолютным победителем наших состязаний становится Джордж из Линкольна, Великий Истребитель Бургеров!

Соки, застывшая с куском котлеты в зубах, взглянула на песочные часы. Весь песок пересыпался вниз. Парень напротив навис над пустой тарелкой. Его явно тошнило, но молодец, держался. И как в него все влезло?!

Соки, тоже борясь с отрыжкой, жалобно оглянулась на толпу. Отдавать бумажку с Франклином не хотелось до боли, к тому же у нее и было всего две сотни наличкой и две тысячи долга на карточке… Но сбежать не удастся. Вздохнув, девушка вытащила из кармана джинсов смятую купюру и швырнула на стол. Вот блин! Ричард сейчас, наверное, ликует… Соки подняла голову.

Ковбой стоял под помостом и делал странные знаки. Он провел руками вдоль своего весьма поджарого тела, а затем развел руки в стороны, словно внезапно набрал пару сотен фунтов. Издевается? Или хочет ей что-то подсказать?

Девушка оглянулась на победителя. Тот сгреб со стола выигрыш, встал, торжествующе ухмыляясь… и помост под ним затрещал. Крепкий деревянный помост. Джордж из Линкольна сделал шаг к лестнице. Соки обалдело смотрела, как доски гнутся и скрипят под его ногами. Когда парень в пижонском пиджаке ступил на верхнюю ступеньку — та визгливо запела, — до Соки наконец дошло.

— Нечестно! — заорала она, с трудом отрывая собственную тощую задницу от стула.

К горлу волной подкатила тошнота. Соки яростно сглотнула и ткнула пальцем в удаляющуюся пиджачную спину.

— Он жулик! Он…

Парень оглянулся, снисходительно заломив бровь.

— Он в маске! В этой голографической фигне, меняющей внешность! На самом деле он, наверное, со слона ростом!

Усач в колпаке склонил голову к плечу. Колпак при этом свесился набок, отчего стал еще больше похож на головной убор шута.

— Это все подстава! — разорялась Соки. — Со всех участников просто слупили бабки, подсунув какого-то монстра.

— Чем докажешь? — петушиным голосом выкрикнул хипстер.

— А давай мы тебя взвесим, — ласково предложила девушка и дернула подбородком в сторону больших весов, куда два дюжих фермера как раз сваливали мешки с яблоками.

Зазывала замахал руками, словно обезглавленная курица крыльями.

— Клянусь, мы не имеем к этому никакого отношения. Наш ресторан просто предоставил бургеры и картошку. Обращайтесь к распорядителю ярмарки!

— Да ладно, — ухмыльнулся во всю рожу хипстер. — Что уж там. Расколола. Сметливая малышка.

Соки не уловила момент, когда внешность хипстера изменилась. Еще четверть секунды назад на ступеньке стоял стройный молодой человек, а в следующий миг там уже выросло чудовище за семь футов ростом и с хорошую цистерну в обхвате. На нем был все тот же университетский пиджак, только размеров на десять больше, и мешковатые штаны, вполне способные поработать театральным занавесом. Соки отвесила челюсть. Физиономия верзилы, похожая на воздушный шар с веснушками и бледными картофельными глазками, расплылась в широкой плутовской улыбке. Каштановый хохолок по-прежнему задорно топорщился надо лбом. Сверкнули отличные белоснежные зубы. Между передними застрял листик салата.

— Срань господня, — выдохнула Соки.

Она растерянно оглянулась на Ричарда. Ковбой стоял, положив руки на пояс, словно раздумывал, не выхватить ли пистолет. Выражение лица у него было самое многообещающее, и ничего хорошего слоноподобному парню оно не сулило.

Тот примирительно поднял руки. В правой были зажаты смятые в комок купюры.

— Сдаюсь и преклоняю колени перед победительницей.

Объявив это, великан спустился с помоста (зрители в первом ряду поспешно расступились), плюхнулся на колени прямо на землю и отвесил Соки шутовской поклон.

За следующий час Соки успела покататься на качелях-лодочках, последовательно отказаться от трех порций мороженого, яблочного и лимонного пирога и узнать, что Джордж из Линкольна — парень совсем неплохой. Веселый, падкий на розыгрыши, только вот с генами ему не повезло. Он действительно был из семьи Бессмертных, однако маску таскал не от хорошей жизни. В детстве Джорджи, как ни странно, отличался плохим аппетитом и хилой комплекцией. Сейчас в это слабо верилось, но обеспокоенные родители, вице-мэр Линкольна и его супруга, записали малыша на генную терапию. Терапия оказалась не самой удачной. Теперь на аппетит Джордж не жаловался, скорее, наоборот.

— Все бы ничего, только девчонки от меня еще со старшей школы шарахались, — говорил он, заглядывая сверху вниз в лицо Соки. — Представляешь? У меня все — деньги, клевая тачка, семейный флаер, яхта… а они ни в какую.

— И что, маска помогает?

— До первой базы.

— А потом? — фыркнула девушка. — Когда приходит… э-э… время пощупать?

Джордж сокрушенно склонил голову, и Соки против воли расхохоталась.

— Меня предки хотели к доктору Морган записать, — вздохнула жертва генной терапии.

От его вздоха с пирамиды фруктов, перед которой они стояли, скатилось верхнее яблоко и весело заскакало по земле, сверкая золотыми боками. Великан с кряхтеньем нагнулся, поднял яблоко и попытался водрузить обратно. В результате его усилий вся яблочная пирамида рассыпалась. Дюжий фермер, стоявший за прилавком, разразился ругательствами. Джордж схватил Соки за руку — ладонь его была рыхлой, прохладной и чуть липкой от пота, — и они побежали прочь, хихикая, как малолетки. Посетители ярмарки шарахались в сторону, словно на них несся бешеный носорог.

Все это время Ричард мрачно следовал за парочкой, напоминая то ли пса-ищейку, то ли встревоженную няньку. Соки уже начала подумывать, как бы половчей от него отделаться. Ковбой словно притягивал всякую инфернальную дрянь, а без него жизнь казалась такой же простой и солнечной, как раньше.

— Ты чего забрался так далеко от своего университета? — спросила девушка у Джорджа. — У вас что, тоже преподы забастовали и отложили начало семестра?

Великан, тяжело дыша, остановился и вытер со лба крупные капли пота. Они стояли у выхода с ярмарки, перед большой и переполненной автостоянкой. Джордж кивнул на одну из машин — средних размеров трейлер с такой же эмблемой на борту, как у него на пиджаке.

— Нет, я как раз работаю. Решил не брать денег у предков и поступил лаборантом. Я вообще на факультет биохимии пошел, чтобы подправить свои гены. Дурак дураком был. Думал, состряпаю себе генный коктейль, хлопну рюмочку и стану как Джонни Вайсмюллер.

Соки недоуменно прищурилась.

— Актер черно-белого кино, сыгравший Тарзана. Спортивный такой дядька, атлет. Всю жизнь хотел быть на него похожим.

— А жрать меньше не пробовал?

Джордж развел руками.

— Я бы рад — желудок не согласен. Метаболическая дисфункция. Очень какая-то замысловатая, меня целый консилиум докторов лечил — и не вылечил.

— Ну так ты пошел на факультет биохимии, и что?

Джордж смешно сморщил нос и взъерошил свой хохолок. Вход на ярмарку — два деревянных столба, соединенных цветочной аркой, — рядом с ним выглядел почти игрушечным. Казалось, сделай он шаг, и, как Гулливер, переступит через цветочные ворота.

— И то. На факультете пытаются понять, что произошло в Бостоне и как оно распространяется по стране. Мы с напарником ловим птиц, анализируем пробы крови и тканей на наличие «генбота» — так Морган назвала свою зверушку. Потом кольцуем птах и отпускаем. В кольцо встроен портативный анализатор. Он подает сигнал, когда в клетках появляется «генбот». Так мы исследуем зоны и скорость заражения. Сейчас подались на восток. Айову уже обработали, на очереди Иллинойс. Завтра планируем двинуться на север. В Чикаго дела особенно плохи. Потом поедем дальше, смотря какой вектор распространения вируса.

Соки потерла лоб, пытаясь вникнуть в объяснение. Собравшись с мыслями, она спросила:

— А зачем вообще птицам из Бостона в Чикаго? Что они там потеряли? Ну, заразились бы и сидели дальше на бостонской помойке.

Джордж задрал похожий на батон колбасы палец и сделал умное выражение лица — то есть свел редкие брови к переносице и закатил глаза.

— О! У моего шефа появилась целая теория на этот счет. Он говорит, что у «генбота» Морган собственный разум. Причем чем больше тварей заражено, тем лучше соображает «генбот», вроде как с каждым животным в мозгу прибавляется новая клетка. И этот разум занимается тем же, что и наш, а именно — помогает хозяину выжить. «Генбот» чует, что люди — основной его враг и конкурент. И пытается истребить людей, начиная с наибольших скоплений. Атакует города. Уничтожает основные очаги сопротивления. Типа как в «Неукротимой планете» Гаррисона, если читала.

Девушка нахмурилась.

— А на ярмарку вы зачем тогда приперлись? Здесь что, основной очаг сопротивления?

— Как зачем? — осклабился Джордж. — За бургерами! Если я пару часиков не поем, зверею. У нас стоянка тут неподалеку, на поле одного чудака. Мой напарник там остался, ворон ловит. А я заехал пожрать.

Тут Джордж хлопнул себя по лбу. Звук был такой, словно морж шлепнул ластами по мокрой гальке.

— Ему-то я еды забыл купить. Он же меня пристрелит, как пить дать, подстрелит мою задницу.

Соки хмыкнула.

— Промахнуться ему будет трудно. А он кто? Тоже биохимик?

— Скорее орнитолог, — туманно ответил Джордж. — Слушай, постой минутку, я сбегаю обратно на ярмарку и куплю ему пожевать. Никуда не уходи, у меня на тебя большие планы. И вот что…

Он смущенно засопел и выдал:

— Денег не одолжишь? У них тут все по старинке, электронкой не берут. Деревня. А я весь налик тебе спустил.

Соки, снисходительно усмехнувшись, протянула гиганту стобаксовую купюру, добытую в честном бою.

Затем обернулась и чуть не уткнулась носом в куртку Ричарда. Ковбой стоял прямо у нее за спиной и с тем же зловещим выражением смотрел на эмблему университета Небраски на боку трейлера.

— Ты чего? — удивилась девушка. — Выглядишь как гребаное привидение.

— Нам надо ехать.

— Это тебе надо ехать. Я-то ни от кого не убегаю и ни за кем не гонюсь. И вообще… ты же говорил, что тебе в Линкольн? Может, нам с ними по пути?

Ковбой улыбнулся. Все-таки крайне неприятная была у него улыбка.

— Этого-то я и опасаюсь.

* * *

Фургон ощутимо потряхивало. Соки устроилась на пассажирском сиденье рядом с Джорджем. Широкое ветровое стекло было заляпано какой-то бурой дрянью, словно птицы гадили на лету, и трейлер въехал в целое облако дерьма. Еще здесь неприятно пахло застарелым потом, прокисшей едой, какими-то медикаментами или химикатами и немного падалью. Но Соки старалась не обращать внимания. Наверное, так всегда пахнет там, где два мужика пытаются изучать зараженных вирусом птиц.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.