Очень полезная книга

– …Я же так рассудил: если и дальше будут беды в Подгорном твориться, значит, колдун виноват, на костер его. А с каждого двора налог возьму втрое, повезу Милу к столичным колдунам, пусть из лоскотухи назад девку делают.

– А если она виновата была? – полюбопытствовал Иван.

– Тогда пусть лоскотухой свой век коротает, меньше будет вреда. А по мне, она и так и так хороша!

Вот уж верно говорят: любовь зла!

– …А в библиотеке-то мы что забыли? – ворчал Иван, нарезая круги по крутой винтовой лестнице, ведущей в одну из высоких боковых башен. Как и неказистый фасад, внутренность графского замка впечатления на него не произвела: грубые серые стены, бурые нештукатуреные потолки, местами давяще низкие, местами такие высокие, что казалось, где-то там, меж закопченных балок, должны прятаться вороньи гнезда, громоздкая кондовая мебель, будто не на людей, а на великанов каких-то рассчитанная. По молодости лет он не научился еще ценить благородную простоту древности и старым камням предпочитал евроремонт, а красоте необработанного дерева – лепнину с позолотой.

Библиотечная же башня не понравилась ему особенно, потому что окон в ней не предусмотрено было вовсе. Иначе нельзя, пояснил слуга-провожатый, «иначе дракон в окно дыхнет и разом все графское достояние, что предки веками копили, спалит».

– …Хочу уточнить способ вызова демона, – ответил на вопрос Ивана Кьетт, и голос его, отразившись от стен каменного мешка, загремел гулким эхом. – Мы с графом, пока ты дрых, договорились так: он проводит нас до столичного рынка, там мы закупим все нужное, вернемся в замок, демона вызовем и заставим растащить нас по домам. Но нужен точный список; твоим воспоминаниям я, уж прости, не доверяю.

Книга колдовская в библиотеке имелась, и даже искать не пришлось, книгочей свое обширное хозяйство знал наизусть. Только руку потянул и сразу добыл нужную – потрепанный гримуар в черном переплете. На нужной странице его открыл, зачитал нараспев, а Кьетт старательно законспектировал. Сам. Ивану он не доверял.

Местный способ вызова демонов от интернетовского заметно отличался сложностью своей. И заклинание было длиннее, и ингредиентов больше, в том числе глазная чешуя дракона, желчь покойника и пресловутая девственная кровь, да не простая на этот раз, а «порченая».

– Ерунда! – заявил граф. – На рынке этого добра возами! Завтра поутру и отправимся, а пока отужинать надо!

– Не надо! – За день они успели настолько освоиться в гостях, что обидеть хозяина отказом больше не боялись. Такой замечательной натурой обладал граф Сонавриз, что обидеть его можно было одним лишь способом: сказать, что есть на свете кони красивее и умнее его Ястреба. – Если мы отужинаем, как вчера, то завтра утром опять никуда не попадем!

Так и легли гости голодными – по мнению графа. Потому что разве может наесться человек (а хоть бы и не человек!) одним-единственным жареным гусем на двоих? А вина, считай, вообще не пили – кувшина не ушло! Эх, слабовата молодежь в иных мирах!

Поутру они держали путь в Зиассу, столицу королевства Семозийского. На этот раз Иван попросил отдельную лошадь, сославшись на то, что надо же когда-то учиться. Граф посмотрел на него с большим уважением и велел привести с конюшни Девочку. Это была невысокая смирная кобылка гнедой масти. Граф держал ее исключительно ради того, чтобы обучать верховой езде малолетних племянников. Иван со скотинкой быстро поладил и, сделав несколько кругов по просторному замковому двору, заключил, что ничего сверхъестественного в верховой езде нет и не боги горшки обжигают.

Дорога до столицы заняла чуть меньше двух часов. Иван был очень доволен – скакать самостоятельно оказалось гораздо интереснее, чем вдвоем. Девочка была безукоризненно смирна, и Ивану порой казалось, что она гораздо лучше его понимает, что и как надо делать. Когда он путался с непривычки в поводьях, лошадка, вместо того чтобы выполнить неверную команду, останавливалась, поворачивала голову и глядела на горе-всадника с немой укоризной. Тогда приближался Кьетт, исправлял ситуацию, и путь продолжался.

После «приятного» знакомства с «красотами» подгорного села и системой «канализации» графского замка Иван подозревал, что и в столице будет не лучше. Ему доводилось читать описания средневековых городов собственного мира с их грязью, вонью и полным отсутствием представления о санитарии и гигиене. Нечто подобное он ожидал встретить в Зиассе, но ошибся. Городишко – назвать сорокатысячную столицу «городом» у Ивана не поворачивался язык – оказался на удивление чистым. В смысле не грязнее любого провинциального российского городка. Помои на улицу там, конечно, сплескивали – ну так это и у нас сплескивают, но именно помои, а не содержимое ночных ваз. Мусорных куч в поле зрения не наблюдалось, центральные улицы (целых четыре!) были вымощены аккуратно подогнанным булыжником, но даже на окраинах, где мостовая отсутствовала, каменистый горный субстрат не позволял дороге слишком уж раскиснуть. Свежий ветер с вершин гнал прочь все неприятные запахи, воздух был свеж, правда, сквозило на узких улочках, как в трубе, и ветер свистел в ушах.

Жилая застройка столицы была очень плотной – мрачноватые каменные дома, крытые толстой огнеупорной черепицей, тянулись вверх, налезали друг на друга, нависали над нижестоящими, обрастали боковыми пристройками – настоящая воронья слобода. Окна были крошечными, стены – массивными. «Типичная драконоустойчивая архитектура», – прокомментировал Кьетт, ему подобный стиль был не в новинку.

Королевский замок, расположенный чуть на отшибе (если так можно выразиться применительно к резиденции главы государства), был выстроен на высокой скале и возносился над городом тяжеловесной закопченной громадой, его видно было с любой точки. Собственно, от замка графа Сонавриза он отличался лишь размерами: был крупнее раза в полтора-два.

– Эх! А не заехать ли нам к королю? – вдруг засомневался граф. – Пожалуй, ему стоит с вами познакомиться, не каждый день наши земли посещают гости из других миров! Посидим, выпьем… – В королевские покои Сонавриз был вхож запросто, поскольку приходился их владельцу ни много ни мало родным дядюшкой и имел на молодого короля немалое влияние (каковое злые языки считали дурным).

– Рынок закроется! – напомнил Иван, вздрогнув при упоминании о выпивке.

– Верно! Ну в другой раз… А вот и рынок! Прибыли!

Оставив лошадей у коновязи под присмотром своего человека, граф размашисто зашагал меж торговых рядов, врезаясь в толпу, и народ расступался перед ним, как лед перед носом могучего ледокола. Кьетт с Иваном спешили следом и не понимали, как можно на такой скорости купить хоть что-нибудь? Заваленные всякой всячиной прилавки мелькали мимо, товар даже разглядеть не удавалось, не то что выбрать и прицениться. Но Сонавриз знал, что делал. Он вел гостей к той единственной лавке магического товара, хозяин которой пользовался репутацией торговца относительно честного, потому что к роду человеческому принадлежал только наполовину – был гимал по отцу. Правда, если бы кто-то спросил мнение Кьетта Краввера, тот заявил бы, что нет на свете твари более лживой, хитрой и алчной, нежели гимал. Но обитатели этого мира, видно, мыслили иначе. Трудно сказать, кто из них был прав. В конце концов, нолькрам тоже не чужды этнические предрассудки.

Лавка полугимала Вуссиха отличалась от соседних оригинальностью постройки. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: внутри торгуют чем-то необыкновенным! Входом служил настоящий череп огромного дракона с разверзшейся пастью, оштукатуренный и облицованный зелеными, красными и позолоченными изразцами. Миновав два ряда устрашающе-острых зубов (верхние нависали так опасно, что рослый человек рисковал поранить череп), посетитель попадал на крутую каменную лестницу, уводящую довольно глубоко вниз. Там, под землей, и находилось само торговое помещение, освещенное таинственным светом жидкого магического огня, разлитого по изящным колбам, свисающим с потолка на серебряных цепочках. Иван, не разобрав, принял их сначала за «лампочки Ильича», но, приглядевшись, понял, что это гораздо более редкостная и элегантная вещь.

Поперек небольшого, пять на семь шагов, торгового зала (вообще-то в этом мире его считали едва ли не огромным) находился прилавок, заставленный множеством предметов, назначения коих Иван при всем желании угадать не мог. Вдоль задней стены тянулись стеллажи с книгами, на подозрительно черных корешках которых эффектно поблескивало золотое тиснение, с колбами и ретортами, бутылками и коробами. Сбоку стояло несколько свернутых в рулон ковров, к каждому булавкой был пришпилен ценник, и надпись на нем содержала такое количество символов, что сразу становилось ясно: к этому товару не подступишься! Даже объемистый восточного вида кувшин, отлитый не иначе как из чистого золота и инкрустированный каменьями, стоил меньше.

– Ну этого нам, по счастью, не надобно, – перехватив взгляд гостей, объявил Сонавриз, – а надобно нам… Что нам надобно? Где список, друзья мои?

При этих его словах за прилавком внезапно материализовалось нечто. Вернее, некто маленький, тощенький, в черной мантии и профессорской шапочке с кисточкой, плотно сидящей меж крупных заостренных ушей.

– Чем могу служить, почтеннейшие господа?.. О! Кого я вижу! Ваша светлость! Польщен, право, польщен вашим визитом!.. – Существо лебезило, рассыпалось в поклонах и дурацких комплиментах всем присутствующим, отчего было неприятно.

– Ладно, – остановил его граф, – слов сказано достаточно, перейдем к делу.

Торговец мелко-мелко закивал – как голова не отвалилась!

– Я весь внимание! Рад служить! Товар у нас отменнейший, лучший в королевстве… да что там – в королевстве! Такого вы на всем Ассезане не найдете! А главное – без обмана, без подлога! Мы ведь понимаем: подлог в колдовском деле недопустим!.. Так чего пожелаете-с?

Кьетт принялся мрачно зачитывать перечень, и, по мере того как он читал, на прилавке росла куча предметов. За движениями торговца не успевал уследить глаз. Будто ниоткуда, сами собой появились запечатанная пробирка с ядовито-желтой жижей, кусок задубевшей кожи, покрытый чешуей наподобие рыбьей, но грязно-зеленого цвета, несколько пучков зелени, сушеной и свежей, куриная лапа с когтями отнюдь не куриными. «Молодой василиск! Конечно, подороже простой птицы обойдется, но поверьте, господа, оно того стоит! Берите, не пожалеете! Демоны на василиска так и клюют, таки так и кидаются! Вам ведь демона вызывать, я правильно понял?»

Порченая кровь девственницы шла последней в списке. Да-да, именно девственная, именно порченая!.. Ну что вы, как можно-с!.. Всеми мамами клянусь!

В общем, затарились наконец! Вырвались из душного подземелья, пропитанного запахами трав, химикатов и погребной гнили, хлебнули свежего горного воздуха!

– Ф-фу-у! – шумно перевел дух граф Сонавриз. – Как заново родился! Нелегкое, однако, это дело – колдовство! Не люблю! – и пошел по лавкам выбирать подарки для лоскотухи Милы.

От нечего делать Иван с Кьеттом увязались за ним и стали свидетелями приобретения красивой кружевной шали, серег с речным жемчугом, серебряного гребешка и изящного зеркальца – у графа оказался хороший вкус. Он хотел еще и платье купить, тяжелое, бархатное, со шлейфом, золотым шитьем отделанное, да Кьетт отговорил:

– Зачем ей такое, в пруду-то? Водой напитается – так она, пожалуй, и всплыть не сможет!

– Твоя правда! – крякнул граф и купил легкий шелковый хитон с орнаментом из водяных лилий.

– Другое дело! – одобрил покупку нолькр.

Иван в их переговоры не вмешивался, убежденный, что бывшая удавленница такого внимания не стоит вовсе. И вообще, он начинал нервничать. Шли вторые сутки отсутствия его в родном мире. Занятия вчерашние он прогулял – три семинара и лекцию, сегодняшние тоже. Скоро его могут хватиться родные в Саратове, или Леха, или ребята из группы… Конечно, по отдельности никто из них не обеспокоится. Ребята решат, что он укатил домой на недельку – такое иногда случалось. Леха подумает, что сосед ночует у подруги. Родные, если вдруг и позвонят по причине очередного поноса или там золотухи, догадаются, что раз не отвечает, значит, денег на счете нет или опять мобильник потерял. В общем, обойдется. Но если Анька надумает позвонить Лехе (и зачем, дурак, дал сестре его номер, на какой такой «случай»?!) и попросит того разузнать у Димки из пятнадцатой комнаты, где именно ее братец обретается, и выяснится, что о судьбе его никому не ведомо – тогда беда! Родители в панику впадут, как бы еще в розыск не догадались подать!..

Короче, Ивану срочно требовалось домой. Так он и сказал по возвращении в замок: надо торопиться.

– Как?! – ужаснулся Сонавриз. – А прощальный ужин?! А кабан на вертеле?!

«И правда, – подумал здорово проголодавшийся за день Иван, – когда еще снова доведется пожрать по-графски?»

В общем, в тот вечер процедура возвращения не состоялась, была перенесена на завтра.

Наступило завтра, пришла пора расставания.

Сперва они очень тепло распрощались с графом, а пришлепавшая в замок лоскотуха расплакалась навзрыд и чмокнула-таки Ивана в щеку холодными синеватыми губами.

Потом их, увешанных прощальными подарками (пара золотых кубков, пара вороненых клинков с инкрустированной рукоятью, плащи на меху и сапоги со шпорами) оставили в просторной, но полутемной комнате, специально для колдовских обрядов предназначенной. Она так и называлась: «колдовская» или «темная» – Иван заподозрил даже, что в языке Семозийского королевства эти два слова являются синонимами.

Тонкий луч солнца, пробившийся сквозь единственное узкое, изящно зарешеченное окошко, стыдливо приткнувшееся под самым потолком, стрелой пронзал полумрак помещения, и в свете его снегопадом плясали пылинки. На потолке кистью искусного живописца были изображены химеры, грифоны, саламандры и прочая магическая живность, перемежающаяся с загадочными знаками и поучительными надписями на трех мертвых языках. Пол был украшен мозаичной пентаграммой – чтобы каждый раз новую не рисовать, пояснил граф. В тех же местах, где полагалось вычерчивать магические символы, каменные плиты пола были нарочно отшлифованы до блеска, чтобы лучше ложился мел и легче было потом стирать (потому что для разного колдовства и символы потребны разные). У стены стоял резной шкаф с дверцами, забранными от мышей медной проволочной сеткой, – там хранилась пара черных книг, каковым в порядочной библиотеке не место, а выбросить от греха тоже жалко – как-никак дедушкина память! Там же было спрятано несколько колдовских приборов, о назначении которых нынешний хозяин не знал и знать не желал, хотя чуть побледневший Кьетт предложил ему растолковать.

– Меньше знаешь – крепче спишь! – отказался граф. Еще раз церемонно откланялся, пожелал всяческой удачи, смахнул скупую мужскую слезу и удалился, оставив гостей одних.

С минуту они стояли молча, выжидающе глядя друг на друга.

– Ну что же ты медлишь? Начинай, вызывай! – велел Кьетт немного удивленно.

Иван так и подскочил:

– Я?!!

– А кто же еще?! Я не могу, это ваша, человеческая магия. Если сунусь со своими потенциалами – беды не оберешься! На тебя одна надежда! Действуй, человече, и да не посрами вдругорядь род людской! – Похоже, нолькр издевался.

А Иван медлил. Потому что в магических способностях своих успел за последние дни разувериться окончательно.

– Ну ладно, – уступил Кьетт. – Давай я стану зачитывать вслух, что и как надо делать, а ты будешь выполнять. Идет?

На том и уговорились. Ничего, ловко процесс пошел.

Главное, они все сделали настолько безупречно, что, по выражению Кьетта, «хоть квалификационную комиссию приглашай – магический разряд будет в кармане!» Ни одного компонента не перепутали, ни одной черточки символа, ни одной буквы заклинания!

Но то, что лежало в глубоком обмороке внутри меркнущей пентаграммы, походило на демона еще меньше, чем Кьетт-Энге-Дин-Троннер… и так далее! У первого хотя бы когти с клыками были, не абы какие, но все-таки! Второй имел лишь оттопыренные мясистые уши, плотно обхваченные гнутыми дужками дурацких круглых очков а-ля Гарри Поттер с сильными линзами, крошечный носик, заплывшие глазки, упитанное тельце и короткий толстый хвост, выглядывающий из специальной прорези в опрятных серых брюках со стрелками. Рядом с бесчувственной тушкой странного создания лежал объемистый кожаный портфель, изрядно напоминающий кабана.

– Это еще что такое? – пробормотал Иван смятенно. – Это разве демон?! Это ботаник какой-то!

– Он такой же демон, как и я! – яростно выплюнул Кьетт, и Иван, заметив, что рука нолькра непроизвольно потянулась к ножу, счел нужным попятиться. – Или нет. ОН В ДЕСЯТЬ РАЗ МЕНЬШЕ ДЕМОН, ЧЕМ Я! Это снурл! Типичный! Зачем ты вызвал снурла, несчастный?!

– Я?! – возмущенно взвыл Иван. – Это же ты, ты лично диктовал, что и как делать, и хвалил еще вдобавок! Вот и разбирайся теперь, где что напутал.

Озадаченный нолькр погрузился в свои записи. Потом несколько раз обошел пентаграмму кругом, сверяя начертание символов. Снова проштудировал записи. Наконец поднял голову и объявил:

– Ничего не понимаю! Мы все сделали точнее некуда! И-де-аль-но! – На его остром лице было написано выражение полнейшего недоумения и растерянности.

– Может, книга изначально врала? – дрогнувшим голосом предположил Иван.

– Такие книги не лгут.

– Тогда…

– КРОВЬ!!! – Эта ужасная мысль пришла им обоим одновременно.

Все-таки мерзкий торговец их обманул!

… – И что теперь? – вопрошал Иван убито. Надежда на скорое возвращение развеялась в дым. – И что теперь?

– Не знаю… Может, поменять кровь и попытаться еще раз… – очень неуверенно предложил Кьетт.

– НЕТ! Даже не надейся! – взвился Иван. – Хочешь, чтобы я еще кого-нибудь сюда притащил?! В жизни больше не свяжусь с колдовством! Надо найти хорошего мага, и пусть он нас возвращает… Кстати, почему мы сразу этого не сделали? Еще когда были в Зиассе?

– Потому что хороших магов в Зиассе нет, все бежали на север во времена царствования Аззисара Доброго… или, может, его как-то иначе звали… Ассизар? Аззасир?.. Короче, ближайший обретается в двух неделях конного пути, в городе… не помню, но это далеко за пределами Семозийского королевства.

– А ты откуда знаешь? – удивился осведомленности товарища по несчастью Иван.

– Оттуда. Я, в отличие от тебя, ситуацию изучал, а не дрых чуть не до вечера с похмелья!

– Скажите пожалуйста, исследователь какой! – оскорбился Иван. – А ты сколько дрых у меня в общаге?! Сутки напролет!

– У тебя я не дрых, а помирал, – с достоинством парировал нолькр и, спохватившись, кивнул в сторону снурла, продолжавшего лежать неподвижно в расслабленной позе. – Слушай! Надо это… тело из пентаграммы извлечь, пока совсем не задохнулось! Зачем нашему доброму графу лишний труп в доме? – «Тело» уже начинало синеть.

Пришлось же им с тем снурлом повозиться! Кое-как за руки за ноги выволокли из пентаграммы («тяжелый, зараза!»), провезли упитанным задом по полу, размазывая мел, по команде «раз-два, взяли!» водрузили на широченную скамью под окном. Скамья скрипнула. Иван утер пот со лба, Кьетт сказал. «Фу-у! Вот туша, прости господи! Не иначе, из мирных краев!»

Но даже вызволенный из душной пентаграммы и обихоженный снурл еще долго не желал приходить в себя, хоть и обмахивали его листом пергамента на манер веера, и в лицо дули, и по щекам шлепали, и перо, прилипшее к лапе василиска, под носом сожгли, едва упомянутый нос не подпалив (не со зла, по неопытности). Наконец Кьетт потерял всякое терпение и пустил в ход какую-то магию. Только она и помогла. Сначала у снурла мелко-мелко задрожали веки, потом он отчаянно расчихался (видно, перо дало о себе знать), странно взбрыкнул ногами, сел, ошарашенно озираясь и одновременно пытаясь нашарить руками портфель… А потом вдруг взвизгнул истошно, вскочил как ужаленный, упал на пол, ужом заполз под скамью, в дальний ее угол, и там забился.

– Чего это он?! – не понял Иван. – Больной, что ли, совсем?!

Кьетт мрачно хмыкнул и, глядя куда-то в сторону, пояснил:

– Меня боится.

– Зачем?!

Кьетт замялся.

– Ну видишь ли… Были времена… а может, и сейчас где-то есть… Короче, традиционно нолькры охотились на снурлов. Исторически, так сказать, смотри не подумай чего плохого.

– Ели, что ли?! – подумал-таки «плохого» Иван.

– Фу-у, скажешь тоже! Какая нездоровая у вас, некромантов, фантазия! Не ели, а силу забирали. Хотя снурлам от этого, конечно, не легче. – Все-таки Кьетту не чужда была справедливость. – Ты его это… извлеки, зачем он под лавкой сидит?

Иван взял свечу и заглянул под скамью. Несчастный лежал там, сжавшись в упитанный комочек, и мелко дрожал. Глазки у него были совершено затравленные, на лбу блестели капли пота.

– Как я его извлеку? – недовольно спросил Иван.

– За ногу, – посоветовал Кьетт.

– А-а-а! – тоненько закричал снурл на своем булькающем снурловом языке. – Не надо! Не тронь! Убива-а-ют!!!

…Это был очень робкий снурл. Они долго убеждали и успокаивали его, а Кьетт еще и клятвы давал, прежде чем Болимс Влек – так его звали – согласился покинуть свое ненадежное убежище, но даже после этого он шарахался от каждого резкого движения нолькра. «Да не съем я тебя!» – раздражался тот, и снурл шарахался снова. Они вкратце объяснили ему суть происшествия, и он пришел в ужас. Потому что ровно через два часа начиналось слушание по делу «об изгрызении мышами плана реконструкции загородной резиденции государя», и младший практикант-помощник судьи Болимс Влек непременно должен был на том слушании присутствовать. Мало того, все бумаги по делу находились не где-нибудь в канцелярии суда, а у помощника Влека в портфеле, потому что его милость судья Бловсик был неделю нездоров, бумаги брал на ознакомление домой, а потом поручил помощнику доставить их в суд к началу заседания. И если Болимс Влек поручения не исполнит, то заседание не состоится, и судья Бловсик прикажет, и тогда…

Что будет «тогда», слушателям узнать не удалось, потому что у рассказчика, к их радости, перехватило горло от ужаса, и он не мог говорить. Воспользовавшись паузой в его сумбурном и отчаянном монологе, Кьетт предложил устало:

– Идемте уже наверх. Пора графу узнать, что гостей у него не убавилось, а совсем наоборот. Я думаю, он будет рад.

Ну конечно, граф был рад! Неважно, что весь снурлов род он не слишком-то жаловал, почитая их занудами и, что греха таить, «трусами, каких мало рождается под этим небом». Из другого мира вышел – вот что ценно! Вот что надо отметить – и новое знакомство, и счастливое продолжение старого знакомства… «Хоть и сочувствую неудаче вашей, господа, но как есть, от души вам признаюсь и каюсь в том: рад! Рад снова принимать вас у себя в дому! К столу, господа, к столу!»…

«Сопьюсь, – расслабленно думал Иван, лежа поутру в широченной постели на грязноватых шелках. – Еще несколько дней в гостях у графа – и я непременно сопьюсь!»

Немилосердно болела голова, ее хотелось отрубить. Неприятное осеннее солнце, ухмылясь, заглядывало в стрельчатое окно, забранное по старинке не пластинами слюды, и даже не витражом, а настоящим листовым стеклом, удивительной новинкой, доступной пока лишь сильным мира сего. На карнизе копошился голубь, пачкал драгоценную новинку своим пометом. В каминной трубе завывал ветер, хотелось ему подвывать. Где-то рядом умирающе попискивал Болимс Влек – несчастного тошнило всю ночь, и слуги бегали с тазиками. Жизнь не радовала. Иван смежил веки, повернулся на бок и заснул.

Они уже никуда не спешили.

Странные желтые облака чередой шли по небу – верные предвестники осенней колдовской бури. Она придет завтра, и тогда дождь будет хлестать три дня и три ночи, под ударами ветра станут валиться деревья, повылезет нечисть из проклятых пустошей, и разные безобразия будут твориться на земле. Нечего и думать пускаться в путь в пору осенней бури – это же верная погибель! Остается одно – пировать и спать, спать и пировать. Чтобы не думать о родителях, которые наверняка уже сходят с ума, куда сыночек дорогой пропал… Или скоро будут сходить…

Глава 5,

которая учит: наличный расчет всегда предпочтительней безналичного

Окончательно раскисшая от долгих дождей дорога плотоядно чавкала под копытами трех коней. Трое всадников, закутанных в непромокаемые плащи с капюшонами, сгибались под порывами северного ветра, больно бьющими в лицо.

Вообще-то их должно было быть четверо, и это сильно упростило бы жизнь троим. Гостеприимный граф Сонавриз по широте и бескорыстию натуры своей собирался лично проводить пришельцев из чужого мира до самой границы семозийских земель. Собственно, он и дальше, до Фазака, рад был бы их проводить, но так уж вышло, что с гевзойским канцлером Мезгом его связывала давняя и кровавая вражда, и в землях Гевзои граф был персоной нон грата. Там общество его не только не принесло бы пользы трем товарищам по несчастью, но и смертельно навредить могло. Зато путешествие по Семозии в сопровождении всесильного графа Сонавриза, любимого дядюшки самого короля, сулило быть легким и беззаботным.

…Вольно же смертным строить планы, когда жизнями их управляют совсем иные силы.

Буквально за час до отъезда прискакал из столицы гонец на взмыленной кобыле, и его роскошный алый плащ на спине снизу доверху был заляпан жирной дорожной грязью. Весть он принес радостную. Король, прожив четверть века холостым, наконец избрал себе даму сердца и со свадьбой решил не тянуть. Церемония бракосочетания его с леди Лоззой состоится уже завтра!

Граф Сонавриз был в отчаянии. Он никак не мог пропустить свадьбу любимого племянника хотя бы потому, что именно его монарх желал видеть посаженым отцом. Но и новых друзей бросить на произвол судьбы не мог! И выход видел только один: они поедут во дворец вчетвером, отгуляют положенные двенадцать дней, а уж после…

Ивана такое предложение повергло в ужас.

…Трое суток бушевала буря над семозийскими землями. Небеса рушились на землю потоками дождя и громовыми раскатами. Белые, желтые и кроваво-красные молнии сверкали почти непрерывно, и в свете их мелькали тела крылатых черных тварей, реющих среди туч и друг друга пожирающих. Ветер выл голодным зверем в каминных трубах замка, а за стенами его гнул деревья, переворачивал телеги, разметывал стога и прочие беды чинил. Казалось, весь мир превратился в сплошной грохот и рев. Даже каменная, почти монолитная громада замка перестала казаться надежным убежищем, она содрогалась до основания всякий раз, когда молния била в соседние скалы или очередная туша ночного чудовища грузно шмякалась на крышу, чтобы мгновение спустя быть растерзанной в клочья и растащенной без остатка.

И все эти страшные дни, пока за окнами буйствовала безумная стихия, в замке гудело безумное веселье. Сутки больше не делились на день и ночь, как не было рассветов и закатов за окном, лишь мутная непроглядная мгла и дикое беспробудное пьянство. Люди жрали, пили и тут же валились спать, и слуги больше не растаскивали господ по комнатам, потому что сами валялись подле. Парадный зал провонял пьяной мочой и рвотными массами. Все слилось в один бесконечно долгий день, и Иван уже самого себя плохо помнил. С кем-то он постоянно и очень церемонно знакомился и пил на брудершафт, кто-то требовал историй о чужих мирах, и он рассказывал по сто раз одно и то же, а потом за это снова пили. Иногда откуда-то выплывало встревоженное и удивительно трезвое лицо Кьетта – он спрашивал с тревогой: «Ты уверен, что еще не помираешь?» – и Иван лихо отвечал: «Ого! Ты меня еще плохо знаешь! Русские не сдаются!» – а потом снова тонул в беспамятстве. А под конец и сам нолькр выглядел не таким уж трезвым – надышался винных паров, густо пропитавших атмосферу зала, да еще и уксусом слегка отравился. Время от времени пришлепывала из своего пруда лоскотуха в новом шелковом хитоне и кружевной шали, отплясывала на столах что-то этническое, целовалась со всеми желающими, а может, и не только целовалась, Иван за этим не следил, и граф, похоже, тоже.

…Трое суток бушевал пир в замке Сонавриз. Трое человек его не пережили по тем или иным причинам, в которых никто не стал разбираться. Один из местных арендаторов, по слухам, утонул в бочке с вином, что стало с двумя другими – история умалчивает, все списали на бурю. «Ерунда! – пояснил граф гостям, ошарашенным траурным известием. – Такое у нас каждый год случается, не всем суждено колдовскую стихию пережить. Ничего, слуги их уже в погреб спустили, чтоб не пропали, закопают, как подсохнет». Тогда Кьетт поинтересовался: когда б не столь бурные возлияния, не было бы выживших больше? А вот и нет, отвечал граф победно. Давно замечено: что так, что эдак – все едино, и злое колдовство свою жертву найдет. Кому не суждено бурю пережить, тот ее и не переживет, однако же пьяному помирать веселее – сам не заметишь, как на тот свет шагнешь. Вот и хлещет винище вся Семозия от мала до велика, глушит страх…

– Странно, – сказал потом Кьетт Ивану, – по-моему, это сущие предрассудки. Не знаю, как там снаружи, но внутри замка во время бури никакого колдовского влияния не чувствовалось… Ты чувствовал что-нибудь? – этот вопрос был адресован Болимсу Влеку, робко выползшему из темного угла, в котором он пережидал смутные дни.

– Да! – прошелестел тот. – Воняло очень…

– Я же про иное речь веду, любезный господин Влек! Ты улавливал флюиды злого колдовства, сочащиеся в замок извне в поисках ежегодной жертвы? Ощущал потоки злых чар, наведенных на головы тех несчастных? – Когда хотел, Кьетт умел выразиться очень цветисто. Пожалуй, впервые за все последние дни снурл взглянул на нолькра не как трясущаяся от страха жертва на кровожадного хищника, а как одно разумное существо на другое разумное существо, без страха, даже с уважением. И ответил не в обычной своей манере – умирающим лепетом, а спокойно и здраво:

– Готов поклясться на Своде законов, ничего подобного не происходило, любезный господин… – Тут он замялся, потому что Кьетт до сих пор не успел ему представиться.