Рукопись.

Манускрипт, возможно, написанный рукой самого Дракулы и уж совершенно точно — от его имени. А в нем — информация о несметных сокровищах, упрятанных хитроумным рыцарем на дне стремительного Арджеша.

Возможно, он решил утопить свои сокровища в тот момент, когда осознал, что силы на исходе и турки вот-вот ворвутся в крепость.

Возможно — много раньше, еще только опасаясь вероятного вторжения.

Но как бы там ни было, тайну подводного клада он доверил бумаге.

Бумагу же передал на хранение той, что жила с ним «как жена» и родила дочь.

Как залог своей любви, быть может?

Верности?

В подтверждение того, что вернется?

Она не поверила или в ужасе перед свирепыми янычарами дрогнула, утратила веру — шагнула в бездну, ринувшись вниз с самой высокой крепостной башни.

Навек канула в ревущем потоке.

Вслед за сокровищами неверного возлюбленного.

Самое главное его сокровище, возможно.

А бумага осталась.

Вообще же надо сказать, что слухи о кладах Дракулы гуляют по миру давно.

Едва ли не с того момента, как он покинул этот мир.

В летописи русского Кирилле-Белозерского монастыря я нашла по интернетовской ссылке «Сказание о Дракуле-воеводе», а в нем — прямое указание на сокровища Дракулы, погребенные в бочках на дне некой реки. А рукопись, между прочим, датирована 1486 годом. Со дня гибели Дракулы минуло всего-то десять лет!

— Вы самостоятельно нашли упоминание о сокровищах?

— Да, господин аль Камаль, но это совсем не сложно, достаточно всего лишь зайти в сетевую поисковую систему.

— Понимаю. Но это упоминание… оно не натолкнуло вас ни на какие мысли?

— Очень смутные. И — к своему стыду — тогда я не стала их развивать. Скажу больше: в дальнейшем я не раз встречала упоминания о кладах Дракулы, но, откровенно говоря, они казались мне бредовыми. К примеру, в 1940 году по миру пошел гулять некий «манускрипт графа Дракулы», в котором утверждалось, что ужасный вампир зарыл в Европе шестьсот шестьдесят шесть кладов. Очевидный бред, согласитесь. Однако ж и в ту пору, и значительно позже — едва ли не в наши дни — находятся охотники искать мистические сокровища. Вы улыбаетесь?

— Да, но — упаси Аллах — не сочтите это насмешкой. То, о чем вы говорите, за исключением, пожалуй, монастырской рукописи, действительно абсолютный бред, и никто, ни один здравомыслящий человек не обратил бы на него внимания.

— Насколько я понимаю, в руках господина аль Камаля оказались более убедительные документы, касающиеся сокровищ Дракулы. Полагаю, вы обнаружили их не в Интернете?

— Разумеется, нет. И не обнаружил вовсе — приобрел, выложив за бумаги приличную сумму. Однако прежде, как вы понимаете, отдал их на экспертизу. Высокопрофессиональную и взыскательную, поверьте. Эксперты — а их было несколько — независимо друг от друга подтвердили подлинность документа. Тогда я и приобрел его.

— Не спрашиваю, у кого. Однако рискну поинтересоваться: что же это за документ?

— На первый вопрос я действительно вряд ли смогу ответить. Таковы условия нашего договора с продавцом. Могу лишь заверить: к той кровавой катавасии, что развернулась вокруг сокровищ, он не имеет ни малейшего отношения. Что же касается содержания документа… Боюсь, несколько развею романтический флёр, окутавший историю подлинного манускрипта, поведанную нам госпожой Вронской.

— Каким же образом?

— Я обладаю точной копией той бумаги, которую оставил Дракула своей возлюбленной. А вернее — ее вторым экземпляром. Впрочем, возможно, и первым, и третьим, и пятым. Словом, бумага была отнюдь не уникальной. Думаю, и здесь он остался верен себе — не доверял никому.

— Но зачем же в таком случае тиражировать документ?

— Не знаю.

— И полагаю, никто не знает. И вряд ли когда узнает. Еще одна тайна Дракулы.

— Действительно. И, надо сказать, это обстоятельство наводит на странные мысли.

— Что за мысли, Полли?

— Совершенно «вампирские» мысли, милорд. Увы! В эзотерике существует теория, согласно которой смысл мистических кладов заключается в том, чтобы завладеть душами людей. В нашей истории не сам клад, но информация о нем представляется именно таким крючком, цепляющим человеческую душу, чтобы затем утащить ее в пучину смертных грехов. Если принять эту теорию, становится ясно, зачем понадобилось тиражировать секретный — по всему — документ. Не так ли?

— Но это ведь мог сделать и не он?

— А кто же?

— Вы, помнится, говорили о неких оккультных провокациях против Дракулы…

— Да, это хорошая мысль.

— Неплохая. Но как бы там ни было, сегодня мы можем с уверенностью говорить как минимум об одной душе, попавшейся на этот дьявольский крючок. Посему — продолжайте, Полли. Насколько я понял, теперь мы вплотную приблизились к истории нашего героя.

— Скорее уж антигероя. Но сейчас действительно пришла пора поговорить о нем.

Итак, документ спокойно хранился в семье целых шесть столетий, пока не появился на свет мальчик, нареченный Каролем.

Необычное распятие он получил еще во младенческом возрасте, а точнее — в момент крещения.

Документ, понятное дело, попал в руки несколько позже.

Однако ж, что теперь очевидно, это произошло слишком рано.

Неокрепшую психику подростка подточили два червя — гордыня и жадность. Умный, но замкнутый и не слишком популярный у сверстников, мальчик из скромной семьи внезапно осознал себя прямым наследником грозного правителя. Надо ли говорить, что идея завладеть сокровищами далекого предка безраздельно им завладела.

Клад Дракулы открывал дорогу на вершину общественной лестницы, где, по его разумению, Кароль Батори должен был находиться по праву.

Поначалу он просто жил мечтой, хорошо понимая, что ей не суждено сбыться — в стране правили коммунисты. И не просто коммунисты — жесткая коммунистическая диктатура. Сокровища, если предположить, что он каким-то образом сумел поднять их со дна реки, немедленно перекочевали бы в государственную казну. И как сложилась бы дальнейшая судьба наследника — трудно сказать. Вероятнее всего — трагически. Вездесущая секуритате вряд ли отнеслась к нему благосклонно.

Потому в семнадцать лет потомок Дракулы вынужден был поступить в скромное медицинское училище, следуя по стопам родителей. Правда, ступенью ниже. Отец и мать Кароля были врачами. Медицинский факультет университета, однако, оказался ему не по зубам.

В двадцать лет он получил диплом фельдшера. Будущее казалось абсолютно прозрачным и… совершенно безрадостным.

Но начались перемены.

В новой Румынии, как ни странно, для скромного фельдшера нашлась вполне приличная работа — в одной из первых частных косметических клиник.

Работа была интересной, к тому же за нее хорошо платили.

На какое-то время мечта отступила на задний план, уступив место куда более реалистичному желанию стать пластическим хирургом. И поначалу все складывалось великолепно — он победил на каком-то профессиональном конкурсе, получил солидный не правительственный грант и отправился учиться в Лондон.

Там и свершился роковой поворот в судьбе Кароля Батори.

Британские библиотеки, начиная с библиотеки Imperial college, студентом которого он стал, вплоть до British library — главной библиотеки Туманного Альбиона, были теперь в полном распоряжении молодого человека.

Соблазн был велик. Забыв о медицине, Кароль погрузился в исторические фолианты. Заветная мечта получила изрядную порцию самой живительной информации.

И не осталась в долгу — вспыхнула с новой, утроенной силой.

Вдобавок, не без приятного удивления, Кароль Батори обнаружил в себе определенный литературный дар. К тому же — что было еще более приятно и полезно — выяснилось, что некоторые британские издания — газеты и даже пара-тройка журналов — с любопытством восприняли экзерсисы молодого румына на любопытную историческую и одновременно оккультную тему.

Что тут сказать? Снежный шар сорвался с вершины горы.

Дальнейшее, полагаю, вам понятно.

Он возвратился в Румынию с твердым намерением завладеть принадлежащим по праву, не имея, однако, четкого плана и даже не представляя, каким образом намерение можно осуществить.

Просто плыл по течению — правда, в русле известной темы. И таким образом однажды — далеко не прекрасным денем — прибился доктору к Брасову.

На что он надеялся?

Поднять сокровища со дна реки было делом нелегким — требовались немалые затраты и, разумеется, полная и абсолютная конспирация. Вездесущая секуритате больше не дышала никому в затылок, но и власти новой Румынии вряд ли спокойно взирали бы на то, как из страны уплывают баснословные ценности.

Полагаю, он просто ждал, предпочитая при этом чутко держать руку на пульсе волнующей темы, находиться в непосредственной близости от заветных мест.

Надеялся на благоприятные обстоятельства, которые однажды сложатся сами собой. В конце концов подобное уже не раз происходило в жизни. И — вполне вероятно — дождался бы.

Однако провидение рассудило иначе — начались проблемы.

Экспедиция доктора Эрхарда.

Глубокие исследования доктора Брасова, подступившие едва ли не вплотную к заветной теме. Допускаю, кстати, что однажды профессор поделился со своим секретарем некими предположениями относительно клада Дракулы. Слишком уж много информации по этому поводу доносили разные источники. И тем самым подписал себе смертный приговор.

И наконец, прямой, при том совершенно законный наследник, отыскавшийся в Европе.

Это было уже слишком — Кароль Батори решил, что настало время действовать.

Кстати — вот трагический парадокс! — получается, что доктор Брасов сам обрек себя и прочих на такую странную смерть, сформулировав однажды философию террора Дракулы.

Убить некоторых, дабы запугать всех.

Кароль Батори оказался вдумчивым учеником — он не просто взял ее на вооружение, но и решил претворить в жизнь… от имени самого Дракулы.

Такая коллизия.

Надо сказать, это ему почти удалось.

— Да уж. А технически, как я понимаю, все было достаточно просто?

— Крайне просто.

Перчатка с заостренным когтем какого-то животного. На него нанесено сильнодействующее средство, вызывающее мгновенный паралич сердца.

Легкий укол в шею, а точнее, прямиком в сонную артерию. Должна сказать, он ни разу не промахнулся — похоже, был неплохим фельдшером.

Через секунду жертва испускала дух.

Дальнейшее — и того проще.

Аппарат для липосакции — вакуумного удаления жира из подкожной области. Сегодня эту нехитрую операцию делают едва ли не на каждом углу. В каждой косметологической клинике — уж точно. Совсем небольшой аппарат, легко умещающийся в спортивной сумке.

И — фантастически! — тройной эффект.

Необъяснимое исчезновение крови из тела жертвы. Раз.

Частицы костного вещества на краю ранки. Два.

И наконец — ни капли крови, пригодной для исследования, и, следовательно, никаких следов отравляющего вещества. Три.

Мистика чистой воды.

Вполне закономерные предположения о Дракуле, восставшем ото сна.

Или другом вампире. Все равно жутко.

К тому же он организовал неплохое пропагандистское обеспечение. Натолкнувшись однажды на «вампирские» бредни несчастного украинского репортера, хитро ангажировал его. А потом, когда тот проявил прыть, решив вопреки договору открыть читающей публике тайну Соломона Гуру, заманил на руины старинной усадьбы и убил.

Все тем же способом.

Для убедительности.

— Но почему же в таком случае для герцога Текс кого он избрал другой способ? Можно ведь было и его… На тех же поенарских развалинах.

— Можно. Однако наш антигерой вошел во вкус собственных мистификаций.

Однажды — снова, как и в случае с доктором Брасовым, отнюдь не в добрый час — в руки ему попала небольшая заметка о работах российского ученого Михаила Ростова. Тот исследовал механизм генетического сбоя, вызывающего так называемую порфинову болезнь, и пришел к выводу, что больной ген можно получить искусственно. С его помощью доктор Ростов надеялся создать обратный механизм, противостоящий болезни.

В голове Кароля Батори родился совершенно противоположный план.

Возможно — и небезосновательно! — он полагал, что фокус с аппаратом для липосакции рано или поздно будет разгадан.

Возможно, просто хотел усовершенствовать систему устрашения.

Но как бы там ни было, идея взять на вооружение открытие москвича показалась привлекательной. Что в результате стоило жизни еще трем людям — Михаилу Ростову, даме его сердца и, наконец, герцогу Текскому.

Последний, кстати, умирал особенно страшно, раздираемый вдобавок и нравственными мучениями. Ибо свято уверовал в то, что проклятый вирус получил по наследству и… стал вампиром. Потому и просил вас, Энтони, пронзить собственный труп осиновым колом.

Кароль Батори мог торжествовать еще одну победу.

И — какую!

Кстати, материалы, которые Владислав Текский получал из Бухареста, отправлял ему секретарь доктора Брасова. И перед отправкой основательно правил таким образом, что в чуткой душе герцога волей-неволей рождались страшные сомнения.

Вот, собственно, и все.

Или почти все.

В кровавой эпопее Кароля Батори осталась последняя, заключительная история, связанная с нашим появлением в Бухаресте.

Единственная — со счастливым концом. Но независимо от этого она не слишком радует меня. Потому что именно по ее итогам должна признать одну из самых серьезных ошибок, допущенных мной за все годы практики.

Но ради полной и абсолютной справедливости необходимо, наверное, поговорить и об этом.

Узнав о нашем приезде, он, очевидно, запаниковал. Не потому, разумеется, что мы представляем какую-то особую силу.

Просто — устал.

Одного за одним устранял всех, кто становился на пути, но в тот момент, когда почти уверовал в окончательную победу, обнаружил новую угрозу.

И — сорвался.

Не выдержал.

Закатил глупую истерику в кофейне. Хотел — как признался потом — бежать, исчезнуть, отказаться от своей затеи.

Но искушение было слишком велико.

Немного успокоившись, решил, что игра не проиграна. И — первым бросил перчатку. Сам пришел ко мне, еще не зная, как будет действовать. Просто на разведку.

Я, однако, — не иначе ум зашел за разум — разговорилась совершенно непростительно. Токовала, как тетерев по весне. Ничего не слыша, а вернее, не замечая вокруг.

И он запаниковал снова.

Впрочем, на сей раз паника в его душе странным образом сочеталась с яростью. Ибо его замысел, его блестящая теория, его тайна, наконец, оказались почти раскрыты.

— Ну, теория, положим, вовсе не его. Изначально — Влада Дракулы. Позже — воспроизведенная доктором Брасовым.

— Не думаю, Стив, что Кароль Батори даже мысленно готов признаться в этом. Нет. Безнаказанность породила в нем уверенность в собственной исключительности. К тому же Кароль Батори очень серьезно относится к тому обстоятельству, что его предком был сам Дракула. Я бы даже сказала — слишком серьезно. А вернее, совершенно ошибочно его толкует. Вот в чем беда. Потому, выслушав мои излияния, не столько отчаялся, сколько разозлился.

И решил действовать немедленно.

Я же при этом вела себя непростительно. Прямо как доверчивая овца, добровольно идущая на заклание. И если бы память подвела Костатса…

— Она и подвела. Правда, в последнюю минуту вроде бы как одумалась. Я ведь вспомнил про крест только в воздухе.

— И завопил как резаный. Слава Богу, его не слышал пилот — иначе лежать бы нам сейчас где-то в окрестностях Поенари среди обугленных останков вертолета.

— Ну да. А мне — неподалеку от вас с перерезанным горлом.

— Прекратите Бога ради! Невозможно слушать.

— Представляешь, каково было бы увидеть?

— Стив!!!

— Замолкаю, ваша светлость. Какие-то мы стали нервные.

— Стали. Не забывай все же, что не так давно я имел несчастье лицезреть мертвого друга.

— Прости, Тони.

— Ладно уж. Скажи лучше вот что: как вы сообразили дожидаться их на тропе, ведущей к замку?

— Ну, это просто. Как только Костас вспомнил про крест — пасьянс сошелся. Это ведь знакомо тебе: часами сидишь над картами, потом неожиданно перекладываешь одну, и — готово! — сошлось.

— Не скажу, чтобы я часто бился над пасьянсами. Разве что в детстве, вместе с бабушкой.

— Ну, все равно. Крест оказался недостающей картой. Он лег на место, и сразу стало ясно, что представляет собой «противная сторона». Дальнейшее было делом техники. Когда же выяснилось, что Кароль Батори, к тому же в компании с нашей Полли, летит в Поенари, сомнений относительно его намерений у нас не возникло. Вертолетная площадка в окрестностях замка только одна. Оставалось ждать и потом аккуратно двигаться следом за ними. Как можно ближе, чтобы в случае чего успеть.

— Откровенно говоря, Стив, я не ожидал от вас такой прыти. Вы так сокрушительно огрели парня, что я уже не чаял увидеть его живым.

— Я был зол.

— И похоже, решил тряхнуть стариной. Вспомнил джунгли Вьетконга, а, дружище?

— Без комментариев.

— Ну, как знаешь. Что ж, друзья мои, наша история, похоже, завершилась благополучно. Впрочем… Я бы погодил ставить точку.

— Что еще, Энтони?

— Кто. Герцог — или, Как вы его называете, господарь — Дракула. И его доброе имя.

— Теперь, я думаю, все встанет на свои места.

— Действительно. К тому же архив доктора Брасова — слава Богу — цел.

— Это так. И — вот что! — я намерен учредить фонд, который займется его публикацией и вообще продолжит исторические исследования…

— А останки рыцаря?

— Вы, кажется, собираетесь вернуться к своей первой затее, аль Камаль?

— Почему бы и нет, милорд? Она по-прежнему кажется вам авантюрой?

— Не знаю, друг мой, откровенно говоря — я еще не готов к разговору на эту тему. Может быть, позже?..

— Осторожно, Энтони. Общественное мнение…

Трое мужчин оживленно заспорили между собой.

— Простите, Полина. — Коста склонился над ее креслом, осторожно тронул за плечо. — Понимаю, как вы устали — солировать-то пришлось без малого час. Но… можно еще один вопрос?

— Любого из них я, пожалуй, послала бы куда подальше. Но своему спасителю отказать не могу. Валяйте!

— Мой сон. Помните, я рассказывал вам по дороге сюда.

— Разумеется, помню. И что же?

— Полагаете, это действительно был сон? Или… Возможно — что-то иное? Видение… Черт возьми, я ничего не понимаю в этих делах и всегда держался подальше от всякой мистики. Даже триллеры — я их не люблю, честное слово. Но это… Это как будто совсем из другой оперы… Как вы считаете?

— Знаете, Костас… Придерживаясь строго научного подхода, я должна была бы сказать вам, что наше подсознание считывает картинку окружающего мира куда более внимательно и пристрастно, чем сознание. И потому хранит бездну информации, в обычное время нам недоступной. Однако наступает критическая ситуация — и оно, подсознание, как верный страж, предупреждает нас о чем-то. Тогда люди видят вещие сны, чувствуют смутные тревоги, приходят к неожиданным выводам — и так далее, и тому подобное… Последнее время вокруг только и было что разговоров о Владе Дракуле. Нет ничего удивительно в том, что для откровенного разговора с вами ваше же подсознание выбрало его образ… Примерно так, Костас, я могла бы ответить вам. И была бы тысячу раз права. И… не права одновременно.

Потому скажу иначе: возможно всё. Сон. Видение. Знамение. Как бы там ни было, разобраться в том, что же оно значит, о чем предостерегает, чего добивается, можете только вы. Ибо обращено было к вам… Удовлетворит вас такой ответ?

Он промолчал.

Только задумчиво покачал головой.

Зато неожиданно откликнулся лорд Джулиан:

— Могу я не согласиться с вами, Полли?

— Сколько угодно, милорд.

— Вы говорите: только к нему. Я так не думаю. Будь так — он ни за что не поведал бы об этом вам, мне… И вообще, вероятнее всего, забыл бы о том, что видел.

— Что же из этого следует, Энтони?

— Пока не знаю. Потому и говорю — точку ставить рано.

Примечания