Вполголоса

— Разве мы не встречались прежде?

— Никогда, ваша светлость.

— Странно. Я был уверен в обратном.

— Это потому, что вы просто никогда не воспринимали таких мелких особей, как я, всерьез.

— Что за чушь? Выходит, как раз наоборот.

— Ничего подобного не выходит. Людей в вашем представлении значимых вы запоминаете наверняка. Что до мелкой сошки вроде меня, можно позволить роскошь — обмишуриться.

— Ладно, оставим это. Охота вам упражняться в самоуничижении — извольте. Я, господин Камаль, не намерен отбивать хлеб у ваших психоаналитиков.

— Вы не поверите, лорд Джулиан, но у меня нет психоаналитиков. Ни одного.

— Ваше дело.

— О да! Каждому — свое, не так ли? Однако не спешите 'брезгливо морщить нос, сэр Энтони, я вовсе не намерен втягивать вас в философские споры. Это было бы по меньшей мере безрассудно с моей стороны. Мне ли, скромному лавочнику, тягаться с блестящим выпускником Eton и прочая… прочая… прочая…

Лорд Джулиан пожал плечами.

Не только нос, но и все его породистое крупное лицо выражало крайнюю степень брезгливого раздражения.

Впрочем, Ахмад Камаль к тому и стремился.

Это была известная тактика тщеславных, задиристых людей, идущая в ход, если чье-то превосходство — особенно по их собственному разумению — было слишком очевидно.

Вернее, одна из наиболее известных тактик, требующая от «униженной» стороны изрядной выдержки и хладнокровия.

Суть проста: превосходство оппонента не только немедленно безоговорочно признается, но и возводится в высшую степень, одновременно собственное "я" усиленно втаптывается в грязь, вплоть до полного и абсолютного уничижения.

«Превосходящая» сторона в такой ситуации, как правило, чувствует себя неуютно, порой даже испытывает некоторую вину. И — как правило — отступает, тушуется и едва ли не приносит извинения.

Впрочем, лорд Джулиан — сам любитель тонкой игры на струнах человеческих слабостей — категорически не терпел манипуляций над собой.

Даже таких примитивных.

Он не стушевался и уж тем более не собирался приносить извинений.

Напротив.

Возможно, игра доставляла ему некоторое удовольствие.

Возможно, сам собой включился механизм, отработанный до автоматизма.

Но как бы там ни было, на глазах Ахмада Камаля произошла одна из знаменитых метаморфоз Энтони Джулиана, не раз повергавших в состояние крайнего изумления самых разных людей.

Благородный лик слегка раздосадованного джентльмена, хранившего притом абсолютное спокойствие и безупречные манеры, исчез, не оставив и следа, словно сценическая маска, ловко сорванная опытным лицедеем.

На сцене появился персонаж диаметрально противоположный — развязный, самоуверенный янки. Личность, по всему, не слишком образованная, зато абсолютно уверенная в том, что вселенная вращается вокруг нее.

А также — исключительно ради нее.

И — никак не иначе.

— Что ж, старина, вы оказались из понятливых. Это приятно. Не стану спорить — мы птицы разного полета. Слишком разного. Однако не все находят в себе силы признать такое. Нет, не все. Но вы — другое дело. Вы-то все понимаете правильно. И это, думаю, облегчит решение ваших проблем.

Смуглое лицо Ахмада Камаля не дрогнуло, однако золотистый загар будто бы подернулся легкой серой пеленой.

Словно пыльный ветер пустыни, преодолев тысячи миль, вдруг накрыл его своим горячим крылом, стряхнув немного сухого, мельчайшего и легкого, как пух, песка.

— Моих проблем, ваша светлость?

— Разумеется, ваших, старина. А разве у вас нет проблем?

— Позволю заметить, ваша светлость, проблемы — в той или иной степени — есть у каждого смертного. Иначе цивилизация навсегда остановилась бы в своем развитии. Я не прав?

— Стоп, дружище! Остановитесь и вдохните поглубже, ибо вас явно и очевидно понесло не в ту сторону. Опасно

Понесло. Философия, спору нет, дама привлекательная. Но только издали. Стоит какому парню вроде вас приблизиться, и готово — коварные коготки намертво вцепились в его распахнутую душу. А дальше — пиши пропало. Вы прочно сидите на крючке. И сам Господь порой уже не в состоянии вам помочь. Никаких философий! Ваши проблемы, дорогуша. О них стоит поговорить сегодня. А более — не о чем.

— Каковы же мои проблемы, сэр Энтони?

— Каковы?! Помилуйте, старина, об этом толкуют здесь на каждом перекрестке. Да и в некотором отдалении отсюда уже, полагаю, тоже. Экспедиция, снаряженная вами… Причем — заметьте! — не из каких-то проходимцев: все — европейцы, ученые, молодые, подающие надежды. Во главе — и вовсе светило: доктор Эрхард. И что же? Вся эта почтенная публика, ангажированная вами для выполнения работы… ну, скажем так… довольно странной, находит в этих чертовых горах свою смерть. Причем — страшную смерть, разобраться в которой еще предстоит. Это ли не проблема? Но — увы! Поверьте, старина, я искренне сочувствую той истории, в которую вы влипли. Вернее, впрочем, будет сказать: «тем историям» — потому что на первой трагедии полоса неудач не заканчивается. Не так ли? Один из ваших людей, приставленный к экспедиции и чудом — хвала Создателю! — уцелевший, снова — надо полагать, следуя вашей воле — возвращается в эти Богом проклятые места — и… исчезает. Надеюсь, его не постигла та же участь, но, насколько мне известно, никакой информацией о нынешнем местопребывании бедняги вы не располагаете. И — что особенно тревожит и заставляет мое сердце сжиматься в предчувствии недоброго! — последний раз его видели в окрестностях того самого замка. Это ли не проблема номер два? И — черт возьми! — я так расчувствовался, сопереживая вам, старина, что совершенно упустил главное. А главное — это почти всегда цель. Ради чего? Во имя какой цели принесены столь обильные жертвы? Скажу откровенно: когда до меня дошли слухи о вашей затее, я несколько удивился и, признать, не очень-то поверил. Про вас лет десять кряду говорят пишут столько всякого… Впрочем, что толковать об этом, сами все знаете не хуже меня. Однако не огорчайтесь, дорогуша, большинство людей в этом мире рассуждают все-таки здраво и, стало быть, далеко не все байки относительно вашей персоны, из тех, что гуляют по свету, принимают на веру. Я, например, почти уверен, что многое газетчики просто выдумывают, как бы сказать… по инерции, что ли? Ибо однажды и — увы! — навсегда вы попали в обойму тех, кто вечно в эпицентре какой-нибудь грандиозной авантюры. С этим уже ничего не поделаешь, но — повторюсь! — трезвые люди умеют отделять зерна от плевел. Словом, я не очень-то поверил. Однако теперь, когда произошло столько всего… Теперь не верить невозможно. Но в этом случае проблемы ваши не просто велики — они безграничны. Что вы молчите, старина? Опровергните меня, докажите, что я не прав! И — клянусь честью! — я, не раздумывая ни секунды, сниму перед вами шляпу.

— На вас нет шляпы, лорд Джулиан.

— Фигурально. Разумеется, фигурально, дорогуша!

— К тому же я не очень понял, какую именно из моих затей вы имели в виду. Речь шла о моем решении организовать и поставить на индустриальную основу клонирование 'человеческих особей? Кстати, вопреки воле большинства государств, а вернее — их правительств. Или — о малой составляющей всего проекта: попытке раздобыть знаменитый череп — а хорошо бы все останки — печально знаменитого графа Дракулы? То есть — прошу прощения! — недавно я выяснил, что этот господин было много знатнее. Полагаю, для вашей светлости это немаловажно?

— Это действительно немаловажное обстоятельство. Но почему же только для моей светлости, старина? Любого образованного человека, на мой взгляд, должна раздражать историческая небрежность.

— Возможно. Однако мы уже сошлись на том, что я чертовски дурно образован.

— По-моему, вопрос стоял несколько иначе: речь шла о моем образовании — не стану скромничать! — вполне приличном.

— Пусть так. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Я помню. Видите ли, друг мой, клонирование себе подобных — пусть об этом изрядно шумят нынче — почти не занимало меня. До сей поры. Откровенно говоря, я даже не знал о том, что вы имеете отношение к этой затее.

— В некотором смысле, лорд, это, собственно, моя затея, и странно…

Он оборвал фразу, не закончив.

Едва различимая насмешка скользнула в бездонной темени глаз лорда Джулиана.

Но и этого было достаточно.

Ахмад Камаль понял, что угодил в ловко расставленную ловушку, обнажив при этом самое уязвимое место своей души — непомерное, ненасытное тщеславие.

Любимый порок сатаны, если верить философам.

Но лорд Джулиан не желал философских дискуссий.

Ахмад замолчал, ожидая неизбежного — язвительной, разящей реплики, на которые Энтони Джулин был мастер.

Однако тот, похоже, пребывал в благодушном расположении духа.

Достаточно было уже и того, что собеседник «открылся», как говорят боксеры.

Разящего хука не последовало.

Энтони ударил еще раз, но не сильно, скорее играючи, нежели боксируя всерьез.

— Вот как? Простите, старина, но я действительно ничего не знал. Однако вернемся к вашему вопросу. Ответ, полагаю, ясен. Меня поначалу удивила и несколько позабавила эта охота за призраком, которую вы вздумали учинить в начале третьего тысячелетия. Однако забавной история казалось лишь до того момента, как пролилась первая кровь. С той поры ситуация стала занимать меня всерьез. А поскольку, старина, ваш покорный слуга — невозможный педант и зануда, очень скоро мне были известны все или по крайней мере значительная часть деталей и подробностей происходящего. И ваши проблемы — да, дружище, именно тогда я постиг глубину и тяжесть ваших проблем.

— И снова та непреодолимая пропасть, что лежит меж-ДУ нами, дает о себе знать. Вам, лорд Джулиан, полностью ясна суть моих проблем, хотя, откровенно говоря, я и сам еще не до конца понимаю, в чем именно они заключаются теперь. Мне же до сих пор неведомо, что заставило вас спешно покинуть Лондон и примчаться сюда с командой профессионалов экстра-класса. Смею предположить — тоже некоторые проблемы. Рискну пойти дальше — отнюдь не пустячные. Иначе стали бы вы жертвовать парфорсной охотой лорда Гатвика?

— Скажу по секрету, друг мой, я всегда ненавидел парфорсные охоты. Даже под патронажем лорда Гатвика. Однако в сторону достопочтенного лорда и его знаменитую охоту! Причина столь поспешно — это вы точно подметили! — прибыть в эти края у меня, разумеется, есть. И это — видите, я снова соглашаюсь с вами — действительно очень серьезная причина. В одном вы ошиблись, старина, но это существенная ошибка. У вашего покорного слуги нет проблем. Однако отсутствие проблем вовсе не означает отсутствия обязательств, порой очень серьезных. Не станем лукавить. Коль скоро вам известно, что мой вояж начался от древних стен Гатвик-Холла, причина его — также не секрет для вас.

— Его светлость герцог Текский…

— Да, и все, что связано с его пребыванием здесь, включая скорую мучительную смерть.

— Я слышал об этом, и поверьте, мне искренне жаль…

— Благодарю. Итак, я ответил на ваш вопрос, господин аль Камаль?

— Возможно, сэр Джулиан.

— То есть?

— Ответ прозвучал, это верно. Однако боюсь, что я не очень понял, каким образом выполнение обязательств перед покойным герцогом Текским связано с приездом в эти края. Или это обязательства какого-то особого рода?

— Вы действительно не поняли меня, старина. И это тем более странно.

— Отчего же — тем более?

— Восток, друг мой, и его древние традиции, насколько мне известно, диктуют куда более жестко, нежели наши европейские обычаи… Разумеется, я говорю не о кровной мести… Но загадочная смерть близкого друга — разве она не обязывает по крайней мере разобраться в причинах трагедии? Одно время — я помню — вы пытались отмежеваться от ваших восточных корней и даже назывались Алексом Камали. Но это было давно. Теперь, если я не ошибаюсь…

— Это красивый удар, лорд Джулиан. Красивый, признаю. Но совершенно напрасный, ибо цель, которую вы стремились поразить, — мой порок, а вернее, один из моих многочисленных пороков, изжит некоторое время тому назад. И знаете, я не только раскаялся в этом грехе, но жестоко покарал себя за него. Кара, сознательно обращенная на самого себя, — уж поверьте — намного страшнее любого вашего мастерского удара. Однако я принимаю ваш упрек, лорд Джулиан! Были времена, Ахмад аль Камаль был настолько глуп, что пытался оторваться от своих корней и — более того — стыдливо прятал их за ширму нелепого европейского псевдонима.

— Я рад за вас, дружище. Право слово, рад. Однако ж в этом случае ответ мой должен быть вам понятен, как никому.

— Иными словами, единственное, что привело вас в эти края, — загадочная смерть герцога Текского? А вернее — ее причина?

— И виновники. Если таковые существуют.

— Это все?

— Разве этого мало?

— Но ведь герцог Текский не просто так появился здесь? Иными словами, он преследовал какие-то свои цели?

— Мне казалось, что мы уже отказались от дурацкого хождения вокруг да около, старина, и перешли к деловому разговору, вполне достойному каждого из нас.

— Вы оказываете мне честь, лорд Джулиан.

— Оставьте! Говорю же, время реверансов и легких уколов шпагой миновало, мы — деловые люди, господин аль Камаль, хотя и вращаемся в разных кругах. Посему предлагаю отряхнуть дипломатическую паутину. Мой друг Владислав Текский прибыл в Румынию для того, чтобы на месте заняться реабилитацией своего далекого предка — валашского герцога Дракулы. Полагаю, вам это известно ничуть не хуже, чем мне.

— Согласен.

— С чем согласны?

— И с тем, что намерения покойного герцога Текского мне действительно хорошо известны. Согласен также перевести наш разговор в плоскость исключительно деловую. И вот вам вопрос в этой плоскости, сэр Энтони. Герцог Текский собирался заявлять свои наследственные права в том случае, если Румыния, вслед за другими странами Центральной Европы, примет закон о реституции?

— Скажем так, он размышлял над этим вопросом. Румынский ученый доктор Брасов — о смерти которого вы, думаю, тоже информированы — уговаривал его на подобный шаг, причем не дожидаясь принятия закона. У историка, вне всякого сомнения, был свой резон…

— Дракулу распродают на сувениры…

— Именно так. Но Влад колебался. Его, как, впрочем, и всю жизнь, в большей степени волновали вопросы нематериальные. Доброе имя предка — вот что было главным, все остальное оставалось на периферии сознания. Да, именно так. И таким он был всегда.

— А вы?

— Что я?

— Вас трудно назвать бессребреником.

— Никогда и не пытался им казаться. Но при чем здесь я?

— Ходят слухи, что, умирая, герцог объявил вас своим душеприказчиком и единственным наследником.

— Ах, вот вы о чем. Что ж, вопрос вполне укладывается в русло делового разговора…

— Я понимаю и только в силу этого обстоятельства осмелился спросить…

— Снова реверансы! Вопрос закономерный. И ответ вы получите, можете не сомневаться. Итак… Согласно завещанию герцога Текского, я действительно являюсь его душеприказчиком, но никак не наследником. Имущество, которым располагал Влад, согласно его воле передано различным благотворительным организациям, небольшие денежные суммы отписаны старым слугам, мне же по завещанию достались несколько семейных портретов, студенческий альбом и документы, касающиеся истории герцога Дракулы. Те, что собирал для Влада румынский историк. — Вы ознакомились с этими документами?

— И я, и двое моих друзей, любезно согласившихся принять участие в этом расследовании.

— Один из них — бывший сотрудник ЦРУ. По слухам, очень ценный сотрудник. Другой, а вернее другая, — офицер SAS.

— Все верно. За исключением того, что Полли не носит никаких погон. И в то же время все — полная чушь. Ибо и один, и другая сопровождают меня исключительно по моей личной просьбе и, разумеется, как частные лица.

— Я понял. Значит, вы и двое ваших друзей изучили эти документы? И что же? Неужели никакой зацепки, предположения относительно причин всей этой запределыцины?

— На мой взгляд — увы! — нет. Но они… у них, знаете ли, свое видение проблем. Словом, они теперь работают, каждый — в своем направлении. Однако я, кажется, потерял нить нашей беседы…

— Откровенно говоря, это я несколько запутал ее. Но не злонамеренно — отнюдь. Просто собираюсь с силами, чтобы задать вопрос, который — скажу откровенно — мучает меня уже некоторое время.

— Продолжительное? — Нет, последние десять минут нашей беседы.

— Тогда самое время задать его теперь.

— Я тоже так думаю. Скажите, лорд Джулиан, если вдруг сегодня или в ближайшие дни окажется, что эфемерное наследство Дракулы состоит отнюдь не из нескольких древних замков, в большинстве своем обращенных в руины, но включает также и баснословные ценности, как душеприказчик герцога Текского, вы предпримете какие-либо действия?

— Иными словами, стану ли я претендовать на эти мифические сокровища?

— Можно сказать и так.

— Нет, друг мой. Мне вполне хватает того, что оставили собственные предки. Вот если бы у Влада были дети или Другие близкие ему люди, в их интересах — возможно… Но таких людей нет. И, стало быть, я могу с чистой совестью заявить вам — нет, друг мой, я и палец о палец не ударю, чтобы завладеть этими сокровищами. Ну а теперь давайте, соберитесь с силами и задавайте свой главный вопрос!

— Главный вопрос? И какой же вопрос, по-вашему, является для меня главным?

— Череп. Вы же охотились за ним больше года. Теперь, разумеется, его нет в наличии, но может так случиться, что пропажа обнаружится. Как отнесусь я к тому, что останки великого рыцаря и предка моего покойного друга будут подвергнуты сомнительному эксперименту — разве не это интересует вас больше всего?

Он негромко рассмеялся.

Впервые за время беседы.

Негромко и как бы про себя.

Но этот смех был подобен внезапно налетевшему порыву ветра.

Не очень сильного.

Однако ж он повалил и смешал фигуры на незримой шахматной доске, доселе послушные воле одного только лорда Джулиана.

И сразу же вся партия оказалась под угрозой.

Сэр Энтони едва заметно нахмурился.

Ахмад Камаль немедленно оборвал смех.

— Простите, лорд Джулиан. Сейчас я объясню вам все подробно. Но прежде знайте — мне глубоко наплевать на череп достопочтенного графа — или герцога — Дракулы, равно как и на прочие его останки.

— Кого же в таком случае вы собираетесь клонировать?

— Мой дорогой герцог, вас не очень огорчит, если я скажу, что мне глубоко наплевать на какое бы то ни было клонирование вообще? Откровенно говоря, я до сих пор не представляю, как такое возможно.

Два немолодых респектабельных джентльмена который час неспешно беседовали в небольшом уютном баре на одной из центральных улиц Бухареста.

Глядя на них со стороны, трудно было определить национальность и социальную принадлежность каждого.

Единственное, что угадывалось безоговорочно, — оба были иностранцами, причем богатыми иностранцами.

Пожилой бармен, в недавнем прошлом работавший в закрытых номенклатурных заведениях, был человеком искушенным в жизни, и особенно в жизни сильных мира сего, хотя и наблюдал ее всего лишь со стороны.

Внимательно изучая обоих посетителей — благо других в этот час в баре почти не было, — он находил все новые черты и черточки, которые лучше всяких слов говорили о том, что провидение послало ему нынче необычных гостей.

Пытаясь слиться со своей массивной стойкой, стремясь стать почти невидимым, он тем временем полностью обратился в слух.

Но — тщетно.

Так и не расслышал ни слова.

Разговор был негромким.

Вполголоса.

Полина Вронская. Возвращение

Москва промелькнула мгновенно.

Будто короткая вспышка в памяти.

Обрывок старого, любимого, однако — увы! — слегка подзабытого кино.

Всего несколько кадров.

И те — из окна машины, в движении, а потому — слегка смазаны.

Расплывчаты.

Словно сквозь пелену дождя.

Чушь, конечно. Не было никакого дождя.

Дни — а было их всего-то два — стояли ясные, солнечные и, наверное, теплые.

О последнем Полина могла только догадываться: в небольшом номере отеля «Мариотт», где она поселилась, в машине, любезно предоставленной в ее распоряжение галантным генералом Антоновым, в кабинетах, высоких и более чем скромных, в уютных барах и дорогих ресторанах — словом, всюду, где ей довелось побывать, было одинаково прохладно.

Везде исправно работали кондиционеры.

Москва, определенно, настойчиво стремилась оправдать статус мировой столицы.

И, надо сказать, преуспевала.

Полина, впрочем, предполагала, а скорее, была почти уверена в том, что блестящие перемены коснулись пока лишь парадных подъездов и тех фасадов, что открыты всеобщему обозрению.

Однако побродить в одиночестве по тихим переулкам, созвониться со старыми друзьями, немедленно после звонка завалиться в гости и осесть на кухне до утра — не вышло.

Информация, хлынувшая на нее из московских источников, закружила таким бешеным водоворотом, что времени оставалось только на сон.

И то — очень немного.

На исходе второго дня, поздним вечером она покидала столицу, надеясь отоспаться в самолете.

Однако ж когда маленький лайнер, набрав высоту, растворился в сумрачном беззвездном небе, когда скрылось из глаз зыбкое мерцание московских огней и вежливый темнокожий стюард предложил выбрать аперитив перед ужином — Полина, собравшаяся поначалу попросить только плед вкупе с пожеланием не беспокоить до самой посадки, неожиданно поняла, что заснуть не сможет.

К тому же оказалось, что она порядком голодна.

И совсем не прочь выпить чего-нибудь, чтобы расслабиться и снять напряжение двух сумасшедших дней.

Разумеется, ей было известно, что лорд Джулиан, чей легкокрылый «Falcon» парил сейчас в небе отходящей ко сну страны — России, любитель и знаток виски, однако не сомневалась, что коньяки из его коллекции тоже будут вполне достойными.

И даже более чем достойными.

Она спросила было любимого «Hennessy», но пожилой стюард, минуту поколебавшись, заметил:

— Если госпожа Вронская предпочитает мягкие сорта, то я бы взял на себя смелость рекомендовать «des Charaentes». Это старейший дом Франции. Правда, сейчас они знамениты в основном «Pineau des Charaentes», однако начинали с коньяков. И теперь делают их совсем немного. Большая редкость. И превосходный вкус, особенно если кто предпочитает помягче.

Глупо было бы спорить.

Старик — как и все, кто служил у лорда Джулиана — знал свое дело.

Коньяк оказался отменным.

Приятное тепло сразу же разлилось по телу.

Она откинула спинку кресла.

Хрустко — с удовольствием — потянулась.

Была мысль — раз уж заснуть не сложилось — поработать с московскими материалами.

Но, поразмыслив с минуту, Полина сочла ее не слишком удачной.

Сознание напряженно работало два минувших дня, впрочем, и ночь, разделяющую их, — тоже.

Она почти не спала, размышляя, анализируя, сопоставляя.

Сейчас надо было взять паузу.

Пусть короткую — два с небольшим часа, — но паузу.

Стюард — словно подслушал мысли — почтительно склонился над креслом:

— Пока мы заправлялись в аэропорту, я купил несколько русских журналов. Может, вам будет интересно взглянуть перед ужином…