Доремус был в лесу, охотился вместе с отцом.
      - Вторая из наиболее опасных тварей, - сказал граф Рудигер, - самка человека…
      Они бежали быстро, быстрее, чем кони, чем волки, петляя и уворачиваясь между высоких деревьев.
      Добыча все время ускользала от них.
      Рядом с Доремусом бежал Магнус со свежим шрамом на окровавленном лице.
      Бальфус тоже был с ними, похожий на собаку, он хватал их за пятки и облизывал нос и лоб длинным языком. А его вампирша скользила над ними на крыльях то ли бабочки, то ли летучей мыши, натянутых от лодыжек к запястьям, оскалив зубы вполлица. Рудигер продолжал бежать и тащил их всех за собой.
      Они двигались так быстро, что казалось, будто они стоят, деревья бросались им навстречу, земля разлеталась из-под ног.
      Доремуса пронзила боль, острая, как от удара кинжалом.
      Они догнали добычу.
      Они вылетели из-за деревьев на поляну и увидели свою жертву.
      Рудигер выпустил из рогатки камень. Он попал жертве по ногам, и она упала, покатилась, ударилась о поваленное дерево, с хрустом ломая кости.
      Лунный свет пролился на поверженную жертву.
      Рудигер издал торжествующий вопль, пар поднимался от его разинутого рта, и Доремус увидел лицо добычи.
      Он узнал свою мать…
      …и проснулся, дрожа, весь в поту.
      - Мальчик, - сказал Рудигер. - Сегодня ночью у нас охота.
      Его отец стоял в дверях своей спальни, сгибая лук, чтобы поставить на него тетиву. Жилы на его шее под бородой туго натянулись.
      Слуга стоял наготове с охотничьим костюмом Доремуса. Юноша вылез из постели, босые ноги обожгло холодом на каменном полу.
      Этого холода было недостаточно, чтобы убедить его, что это уже не сон.
      С его отцом был граф Магнус, и Бальфус, и Женевьева.
      Доремус не понимал.
      - Вторая из наиболее опасных тварей.
      Он натянул одежду и принялся сражаться с сапогами. Он постепенно просыпался. Снаружи была еще глубокая ночь.
      На единорогов охотятся днем. Тут что-то другое.
      - Мы охотимся ради нашей чести, Доремус. Ради имени фон Унхеймлихов. Нашего наследия.
      Едва он оделся, его повлекли по коридору к выходу.
      Ночной воздух тоже обжигал, студеный, пахнущий деревьями. Магнус держал зажженные фонари. Бальфус охаживал плеткой двух псов, Карла и Франца, чтобы разозлить их до бешенства.
      Землю припорошило снегом, и хлопья все еще лениво слетали с неба. Они таяли на его лице, превращаясь в холодные мокрые кляксы.
      - Эта шлюха опозорила наш дом, - сказал Рудигер.- Наша честь должна быть восстановлена.
      Сильвана дрожала, стоя между двух слуг, изо всех сил старавшихся не касаться ее, словно она подцепила чуму. Она была одета в странную смесь мужских и женских одежд, частью дорогих, частью дешевых. Шелковая блузка была заправлена в кожаные брюки, на ногах были старые охотничьи сапоги Рудигера. Поверх всего был надет жилет из воловьей кожи. Волосы в беспорядке рассыпались по лицу.
      - А этот глупец оскорбил наше гостеприимство и показал, что недостоин своего места.
      Глупец был Ото Вернике, одетый так же, как Сильвана, смеющийся с деланой беззаботностью.
      - Это шутка, да? Дорри, объясни своему отцу…
      Сильвана хладнокровно залепила пощечину коменданту охотничьего домика Лиги Карла-Франца.
      - Идиот, - бросила она. - Не унижайся, не доставляй ему удовольствия…
      Ото снова засмеялся, тряся подбородками, и Доремус увидел, что он плачет.
      - Нет, я хотел сказать, ну, это просто…
      Рудигер смотрел на Ото бесстрастно и сурово.
      - Но я же магистр, - выговорил Ото. - Салют Карлу-Францу, салют Дому Вильгельма Второго.
      Он отсалютовал трясущейся рукой.
      Рудигер хлестнул его по лицу парой кожаных перчаток.
      - Трус, - бросил он. - Если ты посмеешь еще раз упомянуть Императора, я убью тебя прямо здесь и скормлю твою печень собакам. Ты понял?
      Ото отчаянно закивал, но промолчал. Потом он схватился за живот, и лицо его стало серо-зеленым.
      Он рыгнул, и из его рта вытекла желтая струйка.
      Все, включая Сильвану, отступили подальше.
      Ото упал на четвереньки и затрясся всем телом, как заколотый боров. Он широко разинул рот, и оттуда фонтаном изверглось все, что он успел проглотить. Это была прямо-таки чудовищная рвота, достойная войти в легенды. Он давился, рыгал и блевал, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи.
      - Семь раз, - сказал граф Магнус. - Я думаю, это рекорд.
      Ото натужился и сделал это в восьмой раз.
      - Вставай, свинья, - приказал Рудигер.
      Ото послушался и поднялся.
      - У волка есть клыки, у медведя когти, у единорога рог, - сказал Рудигер. - У вас тоже есть оружие. У вас есть мозги.
      Ото взглянул на Сильвану. Женщина стояла спокойно, с дерзким видом. Без косметики на лице она выглядела старше и сильнее.
      - И у вас есть это.
      Рудигер достал два острых ножа и протянул Сильване и Ото. Женщина взвесила свой в руке и поцеловала лезвие. Глаза ее были холодны.
      Ото не знал даже, как держать нож.
      - Ты должна знать, - обратился Рудигер к Сильване, - что, когда я охочусь на тебя, я люблю тебя. Просто люблю, а не мщу. То зло, что ты причинила мне, ушло, забыто. Ты добыча, я охотник. Мы ближе друг другу, чем когда-либо, ближе даже, чем бывали как мужчина и женщина. Важно, чтобы ты понимала это.
      Сильвана кивнула, и Доремус догадался, что она так же безумна, как его отец. Эта игра закончится смертью…
      - Отец, - сказал он, - мы не можем…
      Рудигер взглянул на него с гневом и разочарованием.
      - У тебя сердце твоей матери, мальчишка, - сказал он. - Будь мужчиной, будь охотником.
      Доремус вспомнил свой сон, и его затрясло. Он уже видит все иначе. В нем кровь единорога.
      - Если вы дотянете до рассвета, - сказал его отец Сильване и Ото, - вы свободны.
      Рудигер взял у слуги вощеную соломинку и поднес к пламени одного из фонарей Магнуса. Соломинка занялась и начала медленно тлеть.
      - У вас есть время, пока она горит. Потом мы пойдем за вами.
      Сильвана вновь кивнула и шагнула во тьму, медленно растворяясь в ней.
      - Граф Рудигер… - просипел Ото, утирая рот.
      - Времени мало, боров.
      Ото уставился на горящий конец соломинки.
      - Да беги же, Вернике, - велел граф Магнус.
      Решившись, комендант охотничьего домика встряхнулся и порысил прочь. Жир так и колыхался под его одеждой.
      - Снег кончается,- сказал Магнус,- и тает на земле. Жаль. Он бы тебе помог.
      - Мне не нужен снег, чтобы читать следы.
      Соломинка догорела уже почти до половины. Рудигер забрал у Бальфуса собак, держа их за ошейники одной рукой.
      - Ты и твоя кровавая сучка останетесь здесь, - приказал он проводнику. - Я возьму только Магнуса и своего сына. Этого достаточно.
      Бальфус, казалось, вздохнул с облегчением, но Женевьева, которая этой ночью выглядела куда живее, разозлилась, что ее не берут. По каким-то причинам вампирша хотела участвовать в охоте. Конечно, ей должно быть привычно охотиться на вторую из наиболее опасных тварей.
      Соломинка превратилась в искорку в пальцах Рудигера, и он щелчком отбросил ее прочь.
      - Пошли, - произнес он, - пора на охоту.
 

      У Ото Вернике было такое чувство, будто кто-то засунул внутрь него раскаленную докрасна кочергу и шурует в его потрохах.
      Он не представлял, в какой части леса находится. И был напуган, как никогда в жизни.
      Вот драки - это его стихия. Выйти на затянутые туманом улицы Альтдорфа с друзьями по Лиге и схлестнуться с «Крючками» или с «Рыбниками» в доках, или со сборщиками налога «на большой палец» на улице Ста Трактиров, или с треклятыми революционерами. Там была настоящая драка, настоящая храбрость, настоящий почет. Хорошая драка с хорошей попойкой и хорошим сексом потом.
      Рудигер задался маниакальной целью убить его. Граф фон Унхеймлих ничем не лучше Зверя, того революционера-мутанта, который разорвал на части полдюжины проституток в Альтдорфе два года назад. В тот день, когда этого демона разоблачили, Ото хорошо подрался.
      Вот Ефимович был как раз из тех существ, на кого надо охотиться ночью. Он, наверно, к этому приспособился бы.
      Ноги его горели в чужих сапогах, и он промерз до костей.
      Где сейчас Сильвана? Это она втравила его во все это; теперь ее долг спасти его жир от топки.
      Жир тянул его к земле. Раньше он никогда не мешал Ото. Мясо и выпивка сделали свое дело.
      Бежать - это, конечно, хорошо, но он то и дело налетал на деревья и ранил лицо и рвал одежду. Несколько минут назад он упал, повредив лодыжку. В ней все еще пульсировала боль, и он боялся, что сломал себе что-нибудь.
      Это просто ночной кошмар.
      Он не мог припомнить, как все случилось. Он и пробыл-то на этой шлюхе Сильване минуту-другую, как его оттащили и оглушили пощечиной.
      Граф Рудигер ударил его.
      Вот почему его так тошнило.
      Древесная ветка, торчащая до нелепого низко, выросла из тьмы и хлестнула его по лицу. Он почувствовал, как из носа потекла кровь, и еще понял, что зубов тоже больше нет.
      Хотел бы он быть теперь в Альтдорфе, похрапывать в своей постели, видеть во сне горячих женщин и холодное пиво.
      Если он выберется отсюда, он вступит в орден Сигмара. Даст обеты умеренности, целомудрия и нестяжательства. Принесет жертвы всем богам. Раздаст деньги беднякам. Отправится миссионером в Темные Земли.
      Если бы только ему позволили жить…
      Он поднырнул под ветку и заковылял дальше.
      И его кровь, и деревья, на которые он налетал, станут следом, по которому пойдет граф. Охотники хорошо разбираются во всей этой ерунде, выслеживая жертвы по царапинам на коре и примятым хворостинкам на земле.
      Милосердная Шаллия, он хочет жить!
      Он снова увидел, как стрела графа вонзается в голову единорога, как лопается янтарный глаз, как наконечник появляется из гривы.
      И вдруг у него под ногой не оказалось земли, и Ото упал. Он ударился о камень коленом, потом спиной, головой, задом. Он катился по откосу, налетая на камни и ветки. Наконец он остановился и замер, лежа лицом кверху.
      Он будет просто лежать и ждать стрелы графа.
      Это уж всяко не хуже, чем бегать впотьмах.
      Над собой он видел луны, Маннслиб и Моррслиб.
      Он обратился к Морру, богу смерти, моля того подождать. У него еще впереди экзамены, которые нужно сдать, жизнь, которую нужно прожить.
      Боль в желудке опять напомнила о себе, и он перекатился на живот. В нем уже не могло остаться ничего, что можно было бы отрыгнуть, но брюхо его сокращалось, и он кашлял, давясь желчью.
      Вот так он и умрет.
      Он опустил лицо в ледяную грязь и ждал стрелы в спину.
      После него останутся три непризнанных незаконнорожденных ребенка, о которых ему известно, да неоплаченные счета из дюжины таверн. Он не знал точно, убил ли кого-нибудь, но он швырял камни и ножи в драках, и сколько угодно народу могло умереть от его кулаков. Он служил своему Императору и с нетерпением ждал, когда же придет время защищать Дом Вильгельма Второго от врагов.
      Острие вонзилось ему между лопаток, и он знал, что это конец.
      - Убивай, - сказал он, перекатившись снова и подставляя мечу брюхо. - Убей меня в лицо.
      Графа позади него не было.
      Вместо этого оказалось, что он уставился в огромные янтарные глаза, посаженные по обе стороны длинной морды. Животное ткнуло его растущим между глаз сияющим рогом.
      Самка единорога вздохнула, из ее ноздрей вылетело облачко пара.
      Единороги - те же лошади с рогами, только у лошадей не бывает такого выражения лица.
      Эта самка улыбалась, она смеялась над ним. Глаза самцов застилал туман, но у самки они были ясные, горящие, тревожные.
      Он застыл, чувствуя, как между ног у него потекла струйка, наполняя штаны теплой влагой.
      Самка насмешливо заржала и убрала рог.
      Она была выше любой кавалерийской лошади, какую Ото когда-либо видел, с длинной гривой и мощными мышцами. Очень сильная, она казалась одновременно гибкой и женственной.
      Ото, как бы ни был перепуган, не мог не воспринимать ее как женщину.
      В первый раз в жизни Ото Вернике видел нечто, показавшееся ему прекрасным.
      Потом она исчезла, белый сполох во тьме.
      Ото не мог поверить своему счастью. Он облегченно всхлипнул и громко рассмеялся, давая выход бушующим внутри него чувствам.
      Потом он услышал, что к нему приближаются другие звери.
      Они рычали, лаяли, стремительно сокращая расстояние между Ото и собой.
      Два пса вылетели из тьмы и вонзили зубы в его жир.
      Ото завопил.
 

      Доремус скользил по склону, раскинув для равновесия руки, к тявкающему, визжащему клубку.
      - Карл! Франц!
      Он звал собак, но они не слышали или не слушали.
      Позади, на гребне холма, стоял Рудигер и смотрел, как собаки рвут Ото.
      Это зашло слишком далеко. Он не намерен дать убить этого толстого олуха. Непохоже, чтобы отец так уж беспокоился о своей любовнице. Насколько Доремус мог судить, он скоро бросил бы Сильвану. Вполне естественно, что женщина принялась подыскивать себе другого покровителя. Конечно, она проявила дурной вкус, но Ото все-таки герцог, хоть и худородный выскочка.
      - Карл! - заорал Доремус, и собака подняла голову. Зубы ее были измазаны красным.
      Он схватил Карла за ошейник и оттащил. Франц вгрызался в колено Ото, разрывая материю, чтобы добраться до плоти.
      Магистр ложи был еще жив. Похоже, он даже не слишком сильно пострадал. Лицо и шея исцарапаны, но собаки не знали вкуса человеческого мяса.
      Доремус оттащил Франца.
      Угомонившись, собаки уселись и распустили слюни. Доремус потрепал их по головам.
      Ото стонал и плакал.
      Доремусу почему-то вспомнился Шлихтер фон Дюрренматт, низкорослый парень, который не прошел посвящения в Лигу Карла-Франца. Ото и его дружки безжалостно пинали и избивали мальчишку, бросили голым в Рейк, советуя плыть домой, к мамочке. Доремус хотел бы, чтобы Шлихтер, теперь послушник Мананна, оказался тут и посмотрел на вонючего, униженного Ото Вернике.
      Доремус бросил Ото платок.
      - Утрись, - велел он.
      К ним уже подошли его отец и Магнус. Рудигер не пытался вмешиваться и холодно смотрел, как всхлипывающий Ото, из чьих детских глаз слезы ручьем лились на лицо жирного развратника, протирает свои раны, вздрагивая от прикосновений платка.
      - Эта добыча совсем жалкая, - сказал Рудигер. - Даже на память взять нечего.
      - Отрежь ему, по крайней мере, уши, - предложил Магнус, мягкой усмешкой показывая, что шутит.
      Ото, не видевший улыбки, захныкал.
      - За то, что он сделал, я бы лучше отрезал ему яйца, - без улыбки ответил Рудигер. - Но мужчина есть мужчина, он не несет особой ответственности за то, что творят его чресла.
      - Самка, - вспомнил Ото. - Она была здесь…
      Рудигер улыбнулся.
      - Вот как? Куда лучшая добыча, чем ты, хотела оказаться на твоем месте? Но это ни к чему. Единорог у нас запланирован на завтра. Сегодня мы охотимся за самкой человека.
      Магнус был озабочен.
      - Это может оказаться опасным. Единороги не соблюдают охотничью этику.
      Ото обхватил себя руками, трясясь от страха и xoлода.
      - Господин Вернике, - произнес Рудигер, - слушайте меня внимательно…
      Ото заткнулся и, полусидя, воззрился на графа.
      - Возвращайтесь в охотничий домик, и повозка отвезет вас в Миденхейм. Скажете кучеру, что вы должны уехать до того, как я вернусь с этой охоты.
      Ото кивнул, лицо его расцветало облегчением. Он склонился поцеловать сапог Рудигера. Граф пихнул его в грудь и с отвращением заворчал.
      - Мой сын будет следующим магистром ложи?
      Ото повторил «да» несколько раз, исходя обильными слезами.
      - И он восстановит честь Лиги Карла-Франца.
      Магнус помог Ото подняться. Было ясно, что добыча обмочилась. Даже Доремус уже не испытывал отвращения к этому дураку.
      - Прочь с моих глаз, - приказал Рудигер.
      Ото нервно поклонился и полез вверх по склону, пыхтя и хрюкая, роняя изо рта пену.
      Последнее, что заметил Доремус, - его пышный зад, исчезающий за гребнем холма.
      - Когда рассветет, он отыщет дорогу, - сказал Магнус.
      Рудигер пожал плечами и с упорством двинулся дальше.
      - Женщина предпочла левый рукав ручья, вот тот, - сказал он. - Она направилась к ручью, чтобы сбить собак со следа.
      - Отец? - выговорил Доремус. Рудигер и Магнус оба повернулись к нему.
      - Что? - спросил Рудигер, опасно сверкнув глазами.
      - Ничего.
      - Тогда пошли. Через час рассвет, и добыча ускользнет.
      Доремуса охватил стыд, но он зашагал следом за двумя охотниками.
      Рудигер был прав. Собаки шли по следу Сильваны до ручья, а там растерялись. Граф спустил их с поводков, зная, что они отыщут дорогу домой.
      - Теперь это наша работа. Мужчина охотится на женщину. Так устроен мир, сын мой. Мужчина охотится на женщину.
      - Пока она не поймает его, - добавил Магнус, закончив пословицу.
      Они шли вдоль ручья вглубь леса. На небе уже появились предрассветные краски и, просеиваясь сквозь листву, превратились в волшебное сияние.
      - Времени достаточно, - бросил Рудигер.
      - Мы возле Ущелья Кхорна, - сказал Магнус, сотворив охранный знак Сигмара при упоминании этого жуткого имени.
      Ущелье Кхорна было глубоким провалом в почве, глубиной футов триста-четыреста, разрезавшим лес надвое, словно по холму ударил гигантский топор. В ущелье низвергался водопад, и местная легенда гласила, что, когда возле водопада свершается злодеяние, воды его окрашиваются красным. Это, конечно, была чепуха, хотя Доремус слышал, что у этой воды действительно странные свойства. Лесные жители называли ее целительной. Ребенком он сильно рассадил себе лоб, и Магнус умыл ему лицо водой из Ущелья Кхорна, и рана затянулась, будто ее никогда и не было.
      - Хорошо, - отозвался граф. - Через него ей не перебраться.
      Они вышли из-за деревьев и встали на краю ущелья. Доремус слышал, как падает вода в небольшое глубокое озерцо на дне, и видел, как вода стремительно обрушивается с другого края ущелья вниз.
      - Где эта потаскуха? - выругался Рудигер, накладывая стрелу и натягивая тетиву.
      Спуститься вниз Сильвана не могла. Ущелье, как и озеро, было бездонным. Множество лесных жителей сложили здесь свои кости.
      Доремус посмотрел вниз, потом по сторонам и, наконец, вверх.
      Ущелье было достаточно широким, чтобы через него смог перепрыгнуть даже атлет, но кроны разросшихся деревьев встречались и переплетались над ним, образуя единый полог. Он не увидел женщину, но смог разглядеть, как шевелятся сучья под чьей-то тяжестью.
      Доремус промолчал, но его отец все равно посмотрел наверх.
      - Хитрая девка, - сказал он, прицеливаясь в шевелящиеся ветви.
      Магнус положил руку на плечо друга.
      - Рудигер, - сказал он. - Не надо. Пусть на этом все и кончится. Твоя честь восстановлена!
      Граф стряхнул руку Магнуса, лицо его вспыхнуло холодной яростью.
      - Моя честь, Магнус? Ты не всегда так заботился о ней.
      Магнус попятился, словно ему дали пощечину, и опустил взгляд. Рудигер прицелился снова. Теперь Доремус увидел Сильвану. Она уже почти перебралась на ту сторону, ее ноги повисли над водопадом.
      - Рудигер! - вскрикнул Магнус.
      Потом все случилось быстро и сразу. Доремус крутил головой, пытаясь уследить за происходящим. Где-то в глубине сознания время от времени вспыхивало озарение.
      Его отец выпустил стрелу, и та понеслась к цели. Совсем рядом, в лесу, раздался треск и мелькнула чья-то крупная тень. Сильвана не вскрикнула, когда стрела пробила ей бок, но Доремус слышал, как рвались ее одежда и кожа, когда в них вошел зазубренный наконечник. Протест Магнуса замер у того на губах. Копыта с силой ударили о землю, согнулись молодые деревца. За ними из чаши появилась огромная голова, янтарные глаза горели, острие рога сверкало, словно молния. Рудигер уже послал вторую стрелу. Сильвана забилась среди ветвей, за которые все еще цеплялась, и листья посыпались вниз, словно мертвые птицы, уносимые прочь стремительным потоком падающей воды. Рог самки единорога пронзал пространство, и Доремус знал, что она ударит его отца, проткнет его насквозь, сбросит с края Ущелья Кхорна.
      Вторая стрела Рудигера угодила Сильване выше, в плечо, и она теперь могла держаться только одной рукой. Сучья скрипели и трещали. Магнус обхватил шею единорога, и самка обратила рог против него.
      Это было крупное, удивительное создание, серебристо-белое и древнее. Сильвана невозможно медленно падала в воду. Рог вонзился Магнусу между ребер. Сильвана со всплеском ударилась о самый край водопада и уцепилась за камень, торчащий посреди потока. Единорог мотнул головой и стряхнул Магнуса, из раны струей вытекала густая липкая кровь. Рудигер уже держал наготове очередную стрелу.
      Магнус ударился оземь и заскользил к краю ущелья, и Доремус, очнувшись, наконец, кинулся к нему. Руки Сильваны оторвались от скалы, и ее подхватил водопад. Единорог взревел, его голос слился с криком женщины. Рудигер отвернулся от своей жертвы и встретился взглядом с самкой единорога. Доремус уцепился за Магнуса и тянул его прочь от обрыва. Сквозь листву пробился солнечный луч и заиграл на наконечнике стрелы Рудигера и на кончике рога самки. Магнус бормотал что-то. Рудигер и единорог глядели друг на друга, его стрела смотрела в землю, ее рог - в небо.