Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Warhammer: Вампир Женевьева (№1) - Дракенфелс

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Йовил Джек / Дракенфелс - Чтение (стр. 11)
Автор: Йовил Джек
Жанр: Ужасы и мистика
Серия: Warhammer: Вампир Женевьева

 

 


– Ну, давай, – сказал он, – спрашивай...

– Спрашивать о чем?

– Не я ли выпотрошил Руди и выковырял его глаза. И не проделал ли то же самое с Менешем.

Детлеф поколебался.

– Хорошо, спрошу.

Глаза Бреугеля снова наполнились слезами. У него был такой вид, словно его предали.

– Мог бы спросить и вслух. Так больнее. Боль – самое главное во всем этом.

Детлеф сглотнул.

– Ты убил их? Руди и Менеша?

Беззубый рот Бреугеля скривился в болезненной усмешке.

– А ты как думаешь?

– Ох, да брось ты, Варгр. Это же я, Детлеф Зирк, не какой-то посторонний! Мы работали вместе... сколько лет? Ты остался мне верен в «Истории Сигмара» и думаешь, что я собираюсь бросить тебя, потому что ты...

Он пытался найти слово. Бреугель подсказал его:

– Мутант. Сейчас их... нас называют так. Да, я порождение Хаоса. Посмотри на меня...

Бреугель запульсировал, из его тела появились какие-то удивительные органы.

– Это странная болезнь. Я не знаю, умираю от нее или возрождаюсь. Если бы я был писателем, как ты, тогда, может, сумел бы описать, на что это похоже.

– Это больно?

– Временами. А порой это... довольно приятно, как ни странно. Я могу не чувствовать боль, если захочу. Иначе Крали уже давно добился бы от меня замечательного признания. К несчастью, я не могу защитить себя незнанием, понимаешь? Эти щупальца на животе способны видеть главные мысли в сознании людей. Я знаю все подробности убийств, которые Крали хочет выбить и выжечь из меня. Так же как знаю твои настоящие чувства к тому, чем я стал...

Внутри у Детлефа все сжалось, и он выпалил извинения.

– Не огорчайся. Мне самому отвратительно то, во что я превратился. Я всегда был отвратителен себе. Так что ничего нового. Я вовсе тебя не виню. Ты единственный, кто когда-либо давал мне шанс. Я собираюсь вскоре умереть и хотел бы, чтобы ты знал, как я благодарен тебе за твою дружбу.

– Варгр, я не дам Крали убить тебя.

– Нет, не дашь. Я могу сам решать, жить или умереть. Я могу остановить свое сердце, выгрызть его зубами, которые выросли у меня в груди. И я собираюсь сделать это.

– Но Освальд справедливый человек. Он не станет смотреть, как тебя вешают за убийства, которых ты не совершал.

Ресницы Бреугеля извивались и меняли цвет.

– Нет, но как насчет того, чтобы увидеть меня на виселице за убийства, которые я совершу? Даже просто за то, что я такой. Я меняюсь...

– Это ясно.

– Не только тело. Мой разум меняется тоже. У меня возникают новые влечения. Варп-камень извращает умы так же, как и тела. Я забываю известные вещи, в голову приходят странные мысли, странные желания. Я очень меняюсь. Я мог бы уйти в Пустоши и затеряться среди орд Хаоса, присоединившись к прочим монстрам. Но тогда я уже не был бы больше собой. Я теряю Варгра Бреугеля и не думаю, что хочу жить, сделавшись тем, во что вот-вот превращусь.

Бреугель стиснул зубы и выпрямился в цепях. В груди у него громко заскрежетало. Его ресницы потемнели и растопырились, будто толстые сосиски.

Примчался обратно Крали со своими людьми.

– Что творит эта скотина? – спросил управляющий.

Детлеф развернулся и ударил его в брюхо, еще больше разбивая костяшки пальцев. Крали сложился пополам, ругаясь и кашляя. Детлеф хотел ударить его еще раз, но у него было слишком много других забот.

Туловище Бреугеля начало раздуваться, и он вырвал цепи из стены. Улыбаясь, он направился к Крали. Доверенный человек принца завопил, когда монстр подошел к нему. Бреугель загрохотал цепями и с силой ударил своего мучителя по лицу. Он продолжал увеличиваться в размерах, на коже его появились трещины. Глаза выпучились, словно фурункулы. Он глубоко вздохнул, наполняя легкие воздухом.

Детлеф отступил, чтобы его не забрызгало. Палач пошатнулся и, пытаясь удержать равновесие, схватился за полную раскалённых углей жаровню. Он взвыл, когда его рука начала поджариваться. Бреугель с могучим вздохом развалился на куски.

– Желаю удачи с пьесой, – произнес Варгр Бреугель, умирая.

IV

Когда тремя днями позже прибыл отряд Императора, положение было настолько близко к нормальному, насколько возможно. Детлеф лично руководил погребением Варгра Бреугеля и проинформировал Хенрика Крали, чтобы тот, ради своего же блага, не попадался ему на дороге. Крали развесил объявления о том, что Бреугель и был убийцей, и бубнил своим людям, что каждый день, прошедший без очередного зверства, доказывает его правоту. Если у карлика и имелись сообщники, управляющий не слишком-то усердствовал в их розыске. Частным образом он высказывал мнение, что голоса, которые они слышали в комнате, где был убит Менеш, принадлежали демонам, которых вызывал Бреугель своим нечестивым ритуалом.

Был Бреугель убийцей или нет, но труппа очень сожалела о нем. Детлеф отменил утреннюю репетицию, чтобы все могли присутствовать на похоронах его заместителя. Детлеф похоронил его на горном склоне, за стенами крепости. Джастус, как-никак духовное лицо, прочел молитву, а Детлеф произнес краткую речь. Единственной персоной, не замеченной на похоронах, была Лилли Ниссен, да и на репетициях ее в последнее время особо не видели. У Бреугеля было больше друзей, чем он думал. Детлеф поклялся, что, когда приедет Освальд, он поквитается с Крали, которого считал убийцей своего друга.

Представление уже обрело свои окончательные очертания. Детлеф целый день просидел на репетиции, ничего не дополнив, не исключив и не изменив ни в одной роли, и вся труппа разразилась восторженными криками. Он достал свою исчерканную каракулями рукопись и объявил, что работа над текстом закончена. Потом он прочитал пятидесятиминутную лекцию о наиболее сильных сторонах пьесы, стращая, укоряя, льстя, обхаживая тех, кто заслуживал того, и приведя в восторг своих сторонников разговорами о духе их спектакля. Наблюдая из зала – в роли его заменял дублер, – Детлеф отметил, что единственным пустым местом оставалась Лилли, и с этим действительно ничего нельзя было поделать. По крайней мере, выглядела она потрясающе, с зубами или без, и ее мрачность можно было легко принять за отстраненность нежити, даже если это не соответствовало характеру пьесы и ожиданиям любого, кто встречал настоящую Женевьеву Дьедонне. О своей игре он сказать ничего не мог. Это была одна из задач Бреугеля – не давать ему покоя как актеру, тогда как сам он мог быть слишком поглощен другими деталями постановки. Он надеялся, что его друг не будет слишком строго судить его из загробного мира, и старался воздерживаться от переигрывания, на что постоянно указывал ему Бреугель.

Когда ранним утром появились гонцы, возвестившие о скором прибытии Императора и выборщиков, Детлеф был настолько уверен в успехе, что отменил дневную репетицию и разрешил членам труппы заниматься своими делами. Отдохнув и расслабившись, они станут играть лучше. И он знал, что они будут ему благодарны за возможность поглазеть на богатых и знаменитых людей. Не одна юная актриса или музыкант исчезли сейчас в своих спальнях, извлекая на свет самые соблазнительные и/или откровенные наряды, в надежде заполучить богатого покровителя из императорской свиты.

Император Карл-Франц въехал в замок Дракенфелс во главе каравана, Освальд – теперь великий принц Освальд – чуть позади него, рядом с сыном императора Люйтпольдом, изо всех сил старавшимся не отставать. Император помахал рукой, и собравшиеся актеры приветствовали его громкими возгласами. Остатки каравана проскрипели и прогрохотали через ворота замка, и внутренний двор заполонили конюхи, кучера и слуги. Благородные персоны покинули кареты и были препровождены в роскошные апартаменты, приготовленные для них в противоположном от занятого актерами крыле крепости. Детлеф услышал, как Иллона Хорвати с завистью обсуждала до смешного обвешанный драгоценностями дорожный наряд графини Эммануэль фон Либевиц. Он узнал выборщика Миденланда, который отвел взгляд и, бледный, устремился прочь, на поиски уборной. Некоторые плохо переносят дорогу. Крали опередил Детлефа и первым заговорил с Освальдом. Он кратко отрапортовал, и актер увидел, что лицо выборщика сделалось серьезным.

Освальд подошел к Детлефу, оставив Крали разбираться с толпой вновь прибывших стражников.

– Скверное дело.

– Да, ваше высочество, и ваш слуга сделал его еще хуже.

Освальд был мрачен.

– Я тоже так думаю.

– Варгр Бреугель был ни в чем не виновен.

– Но все же он был измененный.

– Это само по себе не является преступлением.

– Теперь, возможно, нет. Общество меняется. Тем не менее, я уверяю вас, что на этом дело не закончится. Будут предприняты шаги. Вам сообщат.

Юный Люйтпольд подбежал к Освальду и взволнованно потянул его за плащ. Потом он заметил Детлефа и из нормального мальчишки, которого втиснули в дурацкую солдатскую форму, превратился в маленького аристократа с соответствующими манерами и осанкой.

– Люйтпольд из рода Вильгельма Второго, позвольте представить вам Детлефа Зирка.

Зирк поклонился, взмахнув рукою перед собой. Мальчик ответил тем же.

– Для меня это большая честь, ваше высочество.

Выполнив свой долг, Люйтпольд вновь перенес внимание на Освальда.

– Покажите мне, где вы победили чудовище, Освальд. И где вашего учителя убил гном Ули, и где горгульи вылетели из стен...

Освальд засмеялся, но не особенно весело.

– Это может подождать до представления Детлефа. Вы все узнаете из него.

Будущий Император умчался прочь, один шелковый чулок у него сбился и сполз на щиколотку. «Освальд больше похож на гордого родителя, чем Карл-Франц», – подумал Детлеф. Потом великий принц снова посерьезнел, словно осознав вдруг, куда вернулся.

– Знаете, а мы не проходили через внутренний двор, – сказал он. – Я увидел его лишь потом, при свете солнца. Мы вошли через ворота над пропастью, которые находятся в том крыле замка.

Он указал. Днем Дракенфелс был всего лишь обычной горной крепостью. Ужас выползал наружу лишь ночью.

– Там я и увидел Сиура Йехана, моего самого давнего друга, с вырванным горлом, из которого вытекала последняя кровь.

– Мы все потеряли друзей, ваше высочество.

Освальд уставился на Детлефа, точно впервые увидел его.

– Простите. Значит, это место потребовало новых жертв. Иногда я думаю, что следовало бы снести крепость и разбросать ее камни, а после засыпать это место солью и серебром.

– Но тогда вы не смогли бы устроить здесь этот спектакль.

– Наверно, нет.

Детлеф не мог не заметить, что Освальд, казалось, сильнее огорчен гибелью Сиура Йехана двадцать пять лет назад, чем смертями Руди Вегенера и Менеша на этой неделе. Аристократ стал более толстокожим со времени первого визита сюда. Юный герой из пьесы Детлефа был похоронен внутри опытного политика, важного государственного деятеля.

К ним приблизился энергичный человек в самом начале средних лет. Он снял церемониальное одеяние, и Детлефу понадобилось некоторое время, чтобы узнать его в простом черном дорожном костюме.

Император Карл-Франц из Дома Вильгельма Второго протянул руку. Детлеф не знал, пожимать ее или целовать, и предпочел сделать и то и другое. К своему изумлению, он сразу понял, что этот человек ему нравится.

– Мы наслышаны о вашей работе, Зирк. Надеюсь, вы не разочаруете нас завтрашней ночью.

– Постараюсь, ваше величество.

– О большем мы и не просим. Освальд, пойдемте к столу. Я умираю с голоду.

Карл-Франц и Освальд удалились рука об руку.

«Вот они, – подумал Детлеф, – гиганты, истинные боги, чьи прихоти изменяют ход наших жизней, из-за чьих ошибок гибнут тысячи, и чьи добродетели будут жить в веках. Подобно крепости Дракенфелс, они не кажутся такими значительными при свете дня».

Появилась Женевьева, прячущаяся за своими странными темными стеклами, и устремилась за Освальдом.

На миг Детлеф задумался, не называется ли то, что он сейчас испытывает, ревностью.

V

Пока Освальд развлекал Карла-Франца и выборщиков в одном крыле крепости, а Детлеф наблюдал за ходом генеральной репетиции в другом, Антон Вейдт готовился покинуть Дракенфелс. Он извлек оружие из тайников, устроенных в комнате, и почистил его. Он обернул моток веревки вокруг тощей талии. Он уложил еды на три дня в горах. И он позволил себе сигару, затягиваясь дымом и стараясь сдержать спазмы в груди.

Он человек неглупый. Эржбет мертва. Руди мертв. Менеш мертв. Он может последовать за ними. Леди вампирша и великий принц, может, и глупы настолько, чтобы остаться и накликать свою судьбу, но Вейдт уходит сейчас же.

Двадцать пять лет назад было то же самое. Конрадин мертв. Хайнрот мертв. Сиур Йехан мертв. Гном Ули мертв. Стеллан, маг, мертв. Другие, чьи имена он не мог даже вспомнить, мертвы. И Вейдт один в темноте, ожидающий смерти.

Иногда он гадал, не умер ли на самом деле в коридорах этого замка и не была ли остальная его жизнь лишь сном или ночным кошмаром? Чем больше точил его изнутри черный краб, тем сильнее он чувствовал, как его тянет обратно, к тем часам во тьме с медленно расползающейся по телу отравой.

Он часто просыпался по ночам в уверенности, что матрас под ним – это каменный пол замка Дракенфелс.

Может, прошли всего лишь минуты с того мига, как Освальд и другие оставили его умирать там? Может, он вообразил весь ход своей жизни в эти недолгие мгновения забытья? В темноте события двадцатипятилетней давности казались сном. Как он только мог поверить, что такое смутное, ничтожное существование было реальностью?

Эти тоскливые мысли – свидетельство того, насколько опасно это место. Он никогда не должен был возвращаться. Всех золотых крон Империи недостаточно, чтобы заставить человека совершить самоубийство.

Он хорошо выбрал время, когда Освальд занят своей пирушкой, а Детлеф – представлением. Повсюду стража, но они не подозревают, что кто-то попытается бежать. У него не должно возникнуть проблем. А если он все-таки наткнется на какого-нибудь неугомонного алебардщика, на то у него есть стреляющий дротиками пистолет и короткий меч.

На самом деле у него не было оснований считать, что он не мог бы просто сказать Освальду, что уходит, и покинуть Дракенфелс открыто. Но он не собирался зависеть от прихотей великого принца. Освальд с одинаковой легкостью мог и бросить его в тюрьму, и отпустить на свободу, и невозможно предположить, насколько важен Вейдт для живых картин принца.

Надев свою старую охотничью одежду, он покинул комнату и прокрался во внутренний двор. Двор был хорошо освещен, и в нем толпилось чересчур много воинов. Крали лично надзирал за караульными, фанатично посвятив себя обеспечению безопасности императорской свиты в попытке оправдать свои прежние действия. Огромные ворота были закрыты, и Вейдту, чтобы удрать, пришлось бы лезть через стену. Риск был слишком велик.

Надо было ему уходить из крепости тем же путем, каким они пришли сюда годы назад, через ворота на вершине скалы над пропастью. У него есть веревка, и руки у него цепкие, как прежде. Он мог бы перевалить через горы, удрать в Бретонию. Там Освальд нипочем не достанет его, и там достаточно преступников, чтобы его брюхо было сыто. Он старился бы среди бретонских девушек и бретонского вина, и, может быть, сердце его не выдержало бы этого изобилия и разорвалось раньше, чем краб убьет его.

Недели назад, когда они прибыли в крепость, он прошел по пути их первой экспедиции, отыскивая место, где лежал без чувств, пока Освальд убивал Дракенфелса. Он не сумел его найти. Один коридор казался похожим на другой. Теперь он проходил этот маршрут снова, только шел в обратную сторону, стремясь на волю. Он миновал прекрасный зал, где актеры заново воссоздавали сцену смерти Дракенфелса, потом медленно пошел по коридору, где Руди угодил в деревянные челюсти ловушки. Впереди были место его страданий, зал отравленного пира, камни горгулий, заколдованная дверь, которая убила Стеллана, и наружная стена.

Его боли в последние несколько дней поутихли. Удобное жилье и хорошая пища сделали свое дело. Роскошь успокоила его, и он сознательно игнорировал опасность. Но теперь толстый старый Руди умер, и однорукий Менеш, и бедная безумная Эржбет. Похоронены без глаз. Как и он, они должны были погибнуть здесь четверть века назад, но цеплялись за жизнь и после того, как их время вышло. Вейдт собирался цепляться чуть дольше, с чуть большим упорством.

Он брел уже многие часы, дольше, чем ожидал, отдыхая время от времени в укромных уголках. Генеральная репетиция, должно быть, уже закончилась, пир утих. Эта часть крепости была пустынна – точнее, заброшена, и никто не стоял между Вейдтом и безопасностью ночи за стенами. Руди нашли здесь. И комната, где с Менеша содрали шкуру, находилась всего лишь в нескольких поворотах коридора отсюда.

Теперь он снова чувствовал краба, чувствовал, как тот шевелится внутри него. Сердце в груди было тяжелым, как камень, суставы болели. Он был уверен, что под одеждой истекает кровью. Он должен сдерживать приступы кашля, чтобы не привлечь внимание стражников. Или кого-нибудь еще похуже.

Вейдт еле волочил ноги, словно шел вброд по густой грязи. И он вспомнил про яд горгульи, текущий в его венах, превращающий его плоть в подобие камня. Может быть, эта слабость лишь дремала в нем все эти годы, дожидаясь, когда он вернется в Дракенфелс, чтобы поразить его снова?

По лицу стекало что-то влажное. Он прикоснулся рукой к месту, где была та царапина, и увидел, что оно кровоточит. Рана, нанесенная рогом горгульи, открылась опять.

Он споткнулся, пытаясь заставить себя двигаться дальше, и полетел носом вперед. От удара о камни в голове зазвенело. Он инстинктивно нажал на курок, и пистолет выстрелил. Он скорее услышал, чем почувствовал, как дротик со свистом пролетел над полом и вонзился ему в бедро. Потом пришла боль. Он перекатывался и ерзал, пока не добрался до стены позади себя. Дротик согнулся, но наконечник глубоко засел в мышце. Он зажал древко в кулаке и потянул, и оно выскользнуло из его пальцев, в них осталась лишь пустота. Он не мог ухватить дротик настолько сильно, чтобы вырвать его из ноги.

Уставший, он позволил сну овладеть им...

...и проснулся, настороженный. Боль в ноге пробивалась сквозь смутные чувства.

В коридоре вместе с ним были люди. Его старые товарищи. Там была Эржбет, робеющая, с длинными волосами, закрывающими лицо. И Руди, его ставшая свободной кожа шлепала о скелет. И Менеш, сочащийся кровью, придерживающий кишки лишенной кожи рукой. Были и другие. Сиур Йехан с разорванным горлом, Хайнрот, с костями снаружи и кожей внутри, облако висящих в воздухе частичек плоти, очертаниями отдаленно напоминающее мага Стеллана. И человек в маске, человек, который был не совсем Дракенфелс, но который мог стать им на мгновение, человек, которому нужны глаза Вейдта.

Он понял, что отыскал, наконец, то место.

VI

На императорском пиру у Женевьевы было такое чувство, будто ее посадили за детский стол. В то время как Освальд и Карл-Франц сидели за главным столом, в окружении остальных выборщиков, Женевьеву сочли достойным украшением для второго стола, за которым командовал Люйтпольд, сын Императора. Наследник взволнованно допытывался у нее про Дракенфелса, но с разочарованием узнал, что она лежала без сознания во время рукопашной схватки Освальда с Великим Чародеем. Потом к Женевьеве прилипла прыщавая дочь баронессы Марлен Клотильда, весь мир для которой ограничивался ее гардеробной и картой танцев. Почти восемнадцатилетняя девица упорно обращалась с ней как с малолетним ребенком, стараясь подчеркнуть собственную взрослость. Женевьева с некоторым изумлением поняла, что девчонка понятия не имеет, кто она такая, а главное, сколько ей лет.

Она ела мало и ничего не пила. Порой она могла отведать чего-нибудь просто ради вкуса, но не нуждалась в мясе и хлебе, чтобы существовать, и часто слишком простая пища вызывала у нее запор и плохое самочувствие. Она едва ли могла припомнить, что значит есть, потому что нуждаешься в еде.

Матиас, советник великого теогониста культа Сигмара, нервно спросил, танцует ли она, и она с чрезмерной поспешностью ответила отрицательно. До конца обеда он не поднимал больше взгляда от тарелки.

Она продолжала посматривать в сторону главного стола, наблюдая за теми, кто там сидел. Освальд был спокоен, расслаблен и казался довольным. Графиня Эммануэль пыталась затмить всех в зале своим блеском, и Клотильда уже восторженно распиналась о ее шлейфе длиной двадцать футов с вышитым на нем генеалогическим древом императорского рода и пересекающейся с ним веткой фон Либевицев, о ее ожерелье из трехсот отборных сапфиров и о глубоком вырезе лифа ее золотистого платья.

Женевьева пришла к заключению, что в облегающие одежды графини подложены подушечки. Никакая женщина не смогла бы заполнить своими настоящими прелестями такое количество китового уса и шелка.

Когда генеральная репетиция окончилась, к пиру присоединились избранные члены труппы. Вошел Детлеф, неловко ведя под руку Лилли Ниссен, и актрису представили двору. Кое-кто из выборщиков был воспитан настолько хорошо, что покраснел, а другие – настолько плохо, что открыто пустили слюну. Женевьеве доставили удовольствие откровенно ненавидящие взгляды, которыми обменялись Лилли и графиня Эммануэль. Их одеяния соперничали друг с другом в безвкусии и неудобстве. Лилли не могла тягаться с родом фон Либевицев в том, что касалось стоимости, хоть на ней было достаточно драгоценностей, чтобы затмить старую ведьму, но она, безусловно, могла демонстрировать больше розовой кожи сквозь разрезы на платье и чулки в сеточку. Графиня и актриса поцеловали одна другую в щечку, не касаясь губами кожи, и сделали друг другу комплименты по поводу того, как молодо они выглядят, брызжа ядом при каждом слове.

«И это меня-то называют кровопийцей», – подумала Женевьева.

– Вы знаете, – обратилась Женевьева к Клотильде, постоянно забывающей, что ей еще нет восемнадцати, – я, наверно, единственная женщина в этом зале, которой никогда не приходится лгать насчет своего возраста.

Девушка нервно хихикнула. Женевьева поняла, что оскалила клыки, и с притворной скромностью поджала губы.

– Я знаю, сколько вам лет, – заявил Люйтпольд. – Из баллады про Освальда и Женевьеву. Вам шестьсот тридцать восемь.

Клотильда поперхнулась разбавленным водой вином, изрядно попортив платье.

– Это было двадцать пять лет назад, ваше высочество, – отозвалась Женевьева.

– А, тогда вам должно быть... – Люйтпольд прижал язык к щеке, считая в уме: – ...Шестьсот шестьдесят три.

– Вот это верно, ваше высочество. – Она подняла бокал в знак одобрения; но не поднесла его к губам.

Трапеза была окончена, и компания поднялась. Клотильда держалась от нее как можно дальше, и Женевьеве стало немножко жаль девочку. Она напомнила ей одну из сестер, Сириэль.

Люйтпольд был теперь очень заботлив.

– Давайте сходим, поговорим с папой. Он терпеть не может Миденхейм и Талабхейм. Он захочет, чтобы его спасли.

Будущий Император сопроводил ее к кучке высокопоставленных лизоблюдов, собравшихся вокруг Карла-Франца. Лилли из кожи вон лезла, чтобы привлечь внимание несговорчивого на вид молодого мужчины, который, как полагала Женевьева, был выборщиком Зюденланда, но не слишком преуспела. Графиня Эммануэль хлопала ресницами в сторону Детлефа. В Южных Землях Женевьева видела огромных черных кошек, вполне мирно уживавшихся друг с другом над останками оленя, а потом рвущих в кровавые клочья лоснящиеся шкуры соперниц. Теперь, когда графиня и Лилли мурлыкали друг с другом, она будто видела выпущенные из мягких подушечек когти.

Женевьева чувствовала себя в этой компании ребенком. Их взаимоотношения были такими сложными, а то, что она читала на поверхности их разума, настолько резко противоречило тому, что они говорили. Однако это было не хуже, чем двор Первого Дома Парравона. А о Карле-Франце у нее сложилось мнение едва ли не лучшее, чем о любом другом наделенном властью человеке, которого она когда-либо встречала.

Благоразумно пригласили музыкантов Хуберманна, и начались танцы. Не веселые и страстные, как на вечеринке бедного Руди, но утонченный ритуал, лишь слегка изменившийся с тех времен, когда она еще девочкой – ровесницей Люйтпольда – разучила его. Он не имел никакого отношения к удовольствию, это была церемония и подтверждение места каждого танцора в непоколебимом мировом порядке. В отсутствие жены Карл-Франц повел танец с графиней Эммануэль, и вид у него был куда более веселый, чем у нее, после того как он заглянул ей в ложбинку между грудей.

Освальд сослался на усталость после похода и сел за свой стол. Лилли навязалась выборщику из Зюденланда, который лениво наступал ей на ноги и упрямо не попадал в такт. Детлеф пригласил Женевьеву, но она пообещала первую павану другому.

Люйтпольд был рослым для своего возраста, поэтому они славно танцевали вместе – самый юный и самая старая в этом зале. Она коснулась его разума и ощутила, как он взволнован этим событием. Он предвкушал спектакль и новую охоту с дядей Освальдом. В дальнейшем его ожидали Империя и корона, но сейчас ему было не до них. Она обнаружила, что льнет к этому обыкновенному мальчику в нарядной одежде, чувствуя в нем надежду на будущее, до которого она неизбежно должна была дожить.

Детлеф увел ее у наследника Империи, и она поняла, что он столь настойчив отчасти потому, что хотел быть с нею, а отчасти – оттого, что заподозрил о ее намерениях насчет Люйтпольда. Молодая кровь могла быть такой соблазнительной.

Они танцевали вместе до конца вечера. В какой-то момент Освальд выскользнул из зала. Женевьева почувствовала его отсутствие не так остро, как присутствие Детлефа, и они продолжали держать друг друга в объятиях.

После пира она оставалась возбужденной, но неудовлетворенной. Теперь ее томила жажда. А рядом был Детлеф с текущей по жилам горячей кровью.

Этой ночью в спальне Женевьевы Детлеф отдал себя ей. Она расстегнула его куртку и сняла ее, потом распустила шнуровку на его рубашке. Его руки были у нее в волосах, его поцелуи – на ее челе. Она деликатно прокусила острыми зубами дырочку в складке кожи у Детлефа на шее, лишь чуть задев главную артерию, и посмаковала на языке кровь гения. В его крови было все то, чем был он сам. Жадно глотая бьющую ключом алую жидкость, она узнавала о его прошлом, его будущем, его секретах, его страхах, его амбициях. Потом она присосалась к нему, как пиявка, пока он отвечал на ее ласки, и пила жадно, пачкая губы. Кровь была теплая и соленая, Женевьева глотала ее, и она приятно стекала по задней стенке глотки.

Она позабыла про Освальда фон Кёнигсвальда и прильнула к Детлефу Зирку.

VII

Вечный Дракенфелс пристально глядел на свое скрытое под маской лицо в зеркале, всматривался в недобрые глаза, наслаждаясь могуществом, которое, он чувствовал, пробуждается в нем. Он согнул руки, ощущая силу, разливающуюся по мышцам вместе с током крови. Он провел заостренным языком по длинным зубам. Тело его под доспехами было мокрым от пота после недавнего напряжения. Он так близок к цели. Нужно выпить воды, восполнить потерю жидкости. У зеркала стояли кувшин и кубок. Он сдернул маску с лица...

...и Ласло Лёвенштейн налил себе воды.

– Потрясающе, Лас. Ты был просто ужасен! – Этот идиот Жесснер хлопнул его по спине. – У меня кровь застыла в жилах.

– Благодарю.

Скоро Лёвенштейну не придется соблюдать вежливость, не придется кланяться никому, ни императору, ни директору. Он смотрел на маску в своей руке и видел свое настоящее лицо.

Когда Жесснер ушел, он принялся снимать грим, наложенный вокруг глаз. Потом подновил тонкий слой румян, которые накладывал на лишенное красок лицо. Завтра ему не нужно будет прибегать к этому обману, он сможет показать себя таким, какой он есть. Изменения пока еще в основном скрыты под кожей, но скоро новые кости проткнут ее насквозь. Скоро доспехи Великого Чародея придутся ему по-настоящему впору. Скоро...

Спустя долгое время после того, как все разошлись из гримерных, Лёвенштейн ушел тоже. Он направился в ту часть крепости, где ждал его покровитель. Работа предстояла большая, но Лёвенштейн уже научился ловко справляться с ней.

Человек в маске стоял над трупом, скрестив руки на груди. Никого из духов при нем не было.

– Кости, – проговорил покровитель. – На этот раз нам нужны кости.

Ножи Лёвенштейна работали быстро. Он искусно срезал филе с Антона Вейдта, отделяя мясо от костей, и вскоре остался один голый скелет. В красной мякоти обнаружились волокнистые комки какой-то черной дряни, он такого никогда раньше не видел, но они разрезались ножом, как обычное мясо.

– Не забудь глаза.

Два движения, и дело было сделано. Лёвенштейн представил, как покровитель улыбается под маской.

– Хорошая работа, Лёвенштейн. Мы почти собрали все целиком. Сердце, мясо, кожа, жизненно важные органы, кости. От госпожи вампирши нам понадобится кровь...

– А от великого принца? От убийцы Чародея?

Человек в маске помедлил.

– От него, Лёвенштейн... от него мы возьмем всё.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

I

Час до поднятия занавеса. Ничто в целом мире не сравнимо с ним. Любая эмоция усилена тысячекратно. Зуд в местах любовных укусов, скрытых теперь под высоким воротником костюма принца Освальда, возбуждал его. Воздух гримерных был заряжен электричеством. Он сидел в кресле, накладывая грим, успокаивая себя, вживаясь в роль. Двадцать пять лет назад принц Освальд одержал свою величайшую победу в главном зале замка Дракенфелс. Сегодняшней ночью сражение повторится, но это станет победой Детлефа Зирка.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14