В комнате темно, но темнота не полная – она не внушает непереносимой безотчетной тревоги. В ней можно рассмотреть очертания предметов. Мебель совсем простая – словно это тюремная камера.
      Тишина. Не работает даже кондиционер, запрограммированный так, чтобы в помещении было уютно в любое время года. Но воздух колеблется – в полумраке можно увидеть, как дрожат тонкие струи воздуха. От жары? Или от холода – словно где-то, невидимый, тает лед?
      Неожиданно с кровати, что стоит в середине, доносится шелест простыней. Чуть шевельнулась тень – влево, вправо – и вместе с ней струи горячего воздуха взметнулись в омуте тишины.
      Человек на кровати беспокойно возится, словно его тело сводит судорога. Глаза открыты. Наверно, не может уснуть и раздраженно ворочается с боку на бок? Или, может, ему приснился кошмар? Нет, не спит – просто не может подняться. Его запястья крепко связаны над головой, вытянутые руки чуть вздрагивают. Не в силах высвободиться, он яростно сжимает кулаки. Однако не похоже, что старается освободиться, во что бы то ни стало. Сдался? Или просто устал метаться?
      На его лице ничего невозможно прочесть, но с губ срываются стоны – слабые стоны человека, который уже не в силах сдерживаться. Привязанное тело приподнимается, выгнувшись, словно отчаянно пытаясь справиться с невыносимой болью. Вновь тяжелый стон. Но глубоко внутри этих беспрестанных вздохов скрывается сильнейшее эротическое очарование, будто они предназначены для чьего-то слуха.
      – Сволочь... Дерьмо...
      Сердце колотится, горло жжет, но дрожащие губы вновь и вновь выплевывают ругательства. Он знает, что от этого будет только хуже, но не в силах остановиться.
      – Дерьмо...
      Утратив выдержку, гордость, стыд, человек едва не плачет, но заставляет себя сдержаться, до крови прикусив губу.
      Как бы громко он не кричал, его никто не услышит.
      Он уже не понимает, сколько времени прошло с тех пор, как ему ввели средство, увеличивающее чувствительность члена. Может, лишь 10 минут, а может – целый час.
      Мышцы внутренней стороны бедер так напряжены от боли, что время от времени по ногам до кончиков пальцев пробегает судорога.
      Непрестанные беспокойные вздохи царапают горло и возбуждают жажду. Тело горит, онемели ноги, вены едва не рвутся от напряжения. Дайте же кончить! Не могу больше терпеть!
      Тело выгнулось. Он может лишь извиваться, стараясь хотя бы потереть бедра друг о друга. От нестерпимого желания темнеет в глазах. Это сводит с ума.
      Удовольствие вспыхивает подобно лихорадке, но кольцо сжимает член, и человек, вновь не сумев кончить, выплевывает злое ругательство. Кусая дрожащие губы, почти теряя сознание, он вновь и вновь повторяет одно и то же слово: «Дерьмо, дерьмо» – не зная иного способа, кроме этих обжигающих вздохов, сбежать от пытки.
      Дверь в комнату приоткрывается, но он слишком охвачен горящим внутри безумием и не замечает мужчину, медленно приближающегося к нему. Пушистый ковер скрадывает шаги. Манеры вошедшего полны утонченного изящества, но в умном лице нет ни капли мягкости. Все также молча, тот касается выключателя у края кровати, и комнату окутывает приглушенный свет. Но даже он слишком ярок для заключенного в темноте человека – тот сразу же щурится, чтобы привыкнуть к освещению. Он видит мужчину и тут самообладание и выдержка словно оставляют его – глаза невольно наполняются слезами.
      – Ну и как? – Безразличие мужчины еще больше подчеркивает холодно-спокойный голос, столь характерный для людей его класса, привыкших отдавать приказы. В нем чувствуется безжалостность.
      – Прости меня, – извиваясь, задыхаясь от слез, молит лежащий.
      Но мужчина даже бровью не ведет.
      – Я говорил, что ты можешь спать с другими мужчинами, но о задницах самок речи не было. – Голос равнодушен, но в глазах – пронизывающий холод. – Для Мимэи уже был подобран пэт-самец, полагаю, ты знал об этом, так ведь? Ты все испортил, и Рауль разозлился. За это полагается наказание.
      От жестоких слов, произнесенных таким ровным тоном, у него перехватывает дыхание.
      – Неужели ты действительно возомнил, что можешь взять Мимэю так просто? Если играешь с огнем, соблюдай правила.
      В этот миг из-за спины мужчины неожиданно доносится пронзительный женский голос:
      – Это не игра!
      Он вздрагивает, смотрит изумленно. Там стоит Мимэя, с которой они столько раз тайно встречались.
      – Она все просила разрешения встретиться с тобой. Говорила, что любовь слепа. Видимо, вы не понимаете, что для вас нет такого понятия как право выбора. Поэтому скажи ей все прямо.
      – Что...? – в испуганных глазах вопрос и трепет. Возможно, он уже предчувствует следующие слова мужчины.
      – А разве не так? Разве главным для тебя было, что это Мимэя, а не кто-то другой? Разве не правда, что тебя привлекло только женское тело – и не важно чье оно... Разве не так?
      По спине пробежали мурашки. Конечно же, возразить ему не позволят... Этот негромкий голос, в котором слышалась угроза, парализовал его, лицо застыло маской.
      Но прежде чем его дрожащие губы шевельнулись, закричала Мимэя:
      – Это ложь! Теперь все будут стараться разорвать наши отношения!
      Девушка с ненавистью смотрит на мужчину. Для нее тот не символ власти, а единственный соперник, который может сделать с ее возлюбленным все, что угодно.
      – Знаешь, кого господин Рауль выбрал мне партнером?", – продолжает она. – Дженнаха! Из-за его хорошей родословной!. – В ее вздрагивающем голосе слышится ярость человека, оказавшегося в безвыходном положении. – Это ужасно! Он – сексуальный маньяк, у которого одно только достоинство – лицо. Мне тошно от мысли, что у меня будет от него ребенок!
      Женская гордость не позволяла говорить такого, но у нее все же вырывается:
      – У тебя ведь больше нет никого? Ты ведь любишь только меня?
      Но, хотя эти слова исполнены чувств, и половина не достигает его ушей. Он всеми силами пытается не позволить ей заметить, что его непрестанно трясет; ерзает, кусая губы, чтобы удержаться от стонов.
      Мимэе не сказали, что он был жестоко наказан после того, как обнаружились их тайные свидания. Их секрет раскрылся. Отовсюду словно слышался смех: «Кто он такой, чтобы трогать девственницу из Академии?» «Как быстро она связалась с отбросами, стоило только отвернуться».
      Мимэя знала, что о них открыто злословят. Она была выращена в Академии, ей все завидовали, а он родился и вырос на самом дне. Но теперь и Мимэя узнала, что такое бесконечные насмешки за спиной, откровенное презрение и осуждающие взгляды.
      Но он был необычен – и одним этим привлекал внимание людей, а не происхождением, внешностью или чем-то еще. Это заставило пошатнуться все то, во что она до сих пор верила. Встречаясь с ним, Мимэя впервые поняла: рамки, за которые выходить нельзя, всего лишь видимость. Поняла, что такое внутреннее сияние души. Для нее возлюбленный казался самым красивым в своем кругу. Его словно не касались злословие и тайная ревность. Он был груб, держался в стороне от всех, но в нем чувствовалась какая-то редкостная чистота. Поэтому Мимэя хотела быть с ним. Пусть они птицы в одной клетке, но если сойтись, возможно, начнется что-то новое? И она соблазнила его. Выпрашивала поцелуи, объятия, отчаянно желая привязать к себе. Он будет принадлежать только ей! Сладкие мечты... Всего лишь несколько дней назад он бросал на нее грубоватые, но все же самые нежные взгляды, а сейчас отвернулся, ничего не объясняя. Мимэя не могла вынести этого. Молчание вселило в нее отчаянный страх.
      – Почему ты молчишь?
      И вдруг реальность, которую она не желала до этого видеть, особенно ярко бросилась ей в глаза. Если ты связан невидимой цепью, жизнь теряет свою ценность. Это принуждение...
      Противоречивые чувства терзают ее сердце. Не в силах больше терпеть, Мимэя истерически кричит:
      – Почему ты не смотришь на меня? Скажи же хоть что-нибудь!
      Но потом, поняв, что даже так ей не добиться от него и мимолетного взгляда, она хмурит красивые брови и прикусывает алую губку. Он так и не ответил на слова мужчины. Неожиданно ей кажется, что на нем – печать отвратительного предательства, которое тот даже не чувствует. От гнева у нее даже больше нет слов.
      «Вот и все», – думает мужчина, и в этот момент у Мимэи вырывается громкое:
      – Трус!
      Тут словно нажали на кнопку – ему кажется, что его спину рвут хлыстом, и он еще сильнее прикусывает губу, сдерживая льющуюся боль. Грудь горит как в лихорадке, в горле словно застрял острый шип. Руки и ноги напряглись, человек отчаянно пытается подавить не то вздох, не то всхлип. Наверное, он и сам не знает точно.
      У Мимэи дрожат губы, она отворачивается.
      – Думаю, это и тебе послужило уроком? – произносит мужчина.
      Мимэя бросается вон из комнаты. Убедившись, что она не задержалась за дверью, мужчина, не спеша, присаживается на край кровати.
      – Что ж, в любом случае, ты с самого начала знал, что этим закончится, так? – шепнул он, понемногу стягивая одеяло.
      Еще юношеское тело лежащего теперь обнажено. Грубоватое, но стройное, извивающееся от переходящего в боль удовольствия, оно возбуждает в мужчине, который неторопливо скользит по нему глазами, странные садистские желания. В холодном, спокойном взгляде того нет ни эмоций, ни тревоги. Только в тот момент, когда его взгляд падает ему между ног, глаза темнеют, и в них мелькает жестокость. Твердо стоящий член юноши словно кричит: «Кончить! Позволь мне кончить!»
      – Хочешь кончить? – будто соблазняя, шепчет мужчина.
      Губы лежащего дрожат, затуманенные глаза умоляют. Он неловко, но решительно кивает несколько раз.
      Руки мужчины небрежно раздвигают ему колени.
      «Наконец-то эта пытка окончена», – думает юноша, тяжело вздохнув.
      Но мужчина, словно смеясь над ним, даже не взглянув на член, медленно скользит пальцами по ягодицам и внутренней стороне бедер.
      Привязанный гневно смотрит на него.
      – Ты тайком от меня развлекался с Мимэей. Ты ведь не думал, что это так просто закончится?
      В первый раз в его глазах мелькает тень страха. Мужчина всегда спокоен и холоден. Но сколько жестокости прячется под этой маской человека, который никогда не повышал голоса? Ему это известно лучше, чем кому-либо.
      Но он не сожалел о случившемся. Узнав об их с Мимеей отношениях, мужчина резко охладел к нему. Тайком от хозяина он завел любовную связь с этой женщиной. Ему нравилась Мимэя – ее красота, горделивая чистота породы, нежные прикосновения. Даже невежество и незнание жизни – ведь она никогда ни на шаг не выходила за установленные рамки. В ней ему действительно нравилось все. Совершенно разные, они принимали друг друга такими, как есть. Она, в отличие от других, не относилась к нему с неприязнью, она была его единственным другом. Но, как бы то ни было, он знал, что, развлекаясь с Мимэей, всегда испытывал тайное удовольствие от того, что предает мужчину. И дело не в том, что он этого хотел. Он был гордым и свободным и не привык никому подчиняться. Он задыхался в четырех стенах, пропадал в них, разрушался изнутри – и это приводило его в отчаянную ярость. И если уж пришлось отбросить гордость и подчиниться мужчине, то хотелось хотя бы испортить ему удовольствие. Поэтому, когда их разоблачили, ему было стыдно больше перед Мимэей, чем перед хозяином. Но сейчас он испугался.
      – С Мимэей.. только однажды..
      Он знает, что мужчина не из тех, кого удовлетворит это неуклюжее извинение, но слишком напуган, чтобы не оправдываться.
      – Один раз или сто – мне не важно. Ты был с Мимэей – этого достаточно.
      Осторожно скользящие пальцы касаются бутона ануса. Наслаждение почти невыносимо. Его тайный цветок, не раскрывающийся даже от настойчивых ласк, сейчас распускается – жаждущий, нетерпеливый. Мужчина кончиками пальцев несколько раз скользит по его лепесткам.
      – Ты ведь любишь это больше всего?
      – Нет!
      Но прежде чем слова срываются с губ, тело предает его, изгибаясь от острого, невыносимого удовольствия, когда в него проникает палец мужчины. Он стонет.
      – Ну что? Теперь ты не притворяешься? – Сейчас голос мужчины настолько же мягок, насколько был холоден до того. Это кажется невозможным, ведь мужчина всегда был так бесстрастен.
      С каждым движением его рук, тело извивается, немея все больше. Мужчина нажимает сильнее, но он не пытался освободиться от его пальца, а напротив, словно старается, чтобы тот проник еще глубже. Но мужчина, решив, что этого недостаточно, лизнув мочку его уха, шепчет:
      – Хороший мальчик.
      Неожиданно онемение достигает пика, в голове что-то вспыхивает, сведя вытянутые руки и напряженные ноги судорогой. Глубоко вошедший палец касается чего-то, и под сомкнутыми веками словно пробегает огонь. Ему кажется, что вены во всем теле набухли, дыхание перехватило. Он привык к тому, что руки мужчины ласкают его, и когда тот безжалостно ущипнул затвердевшие соски, вскрикивает. Кончики ногтей раздражают головку, боль такая, словно с нее сдирают кожу. Чтобы расширить анус, мужчина добавляет второй палец.
      – Аа!
      Сдержав слезы, он отчаянно молит о прощении:
      – Больше... не.. Прости. Больше никогда! Прости! – вновь и вновь, словно в бреду, повторяет он.
      Мужчина склоняется к нему.
      – Я позволю тебе кончить сколько угодно раз, пока ты как следует не пожалеешь, что был с Мимеей, – говорит он и холодно добавляет: – Ты мой пэт. Запомни это как следует.
      В светлых глазах на идеально красивом лице, вызывающем у всех трепет и уважение, кипит лед. Что это? Уязвленная гордость? Чувство собственничества? Как бы то ни было, мужчина прекрасно знает, что в глубине его души клубится ревность к Мимэе.
 
      Мидас. Город-спутник центрального мегаполиса, Танагуры, управляемой гигантским компьютером «Лямбда 3000», более известным как «Юпитер». Сердце его составляют два разделенных дорогой района – Лхасса, район №1 и, кольцом вокруг нее, район №2, Сполох. Город развлечений. Жестокий властитель, смеющийся над ночной тишиной и покоем. Нет, скорее злой демон или райская обитель, Шангри-ла, манящая сердца людей пышным великолепием и призывным смехом. Как бы то ни было, правят здесь порок и бесстыдство. Здесь есть все для удовлетворения ненасытных страстей человеческих – казино, бары, бордели – любые развлечения на любой вкус. В царстве Мидаса нет места запретам, морали, этике; из ночи в ночь здесь господствуют лишь презрение, разврат, распущенность. Огни его манят людей, словно мотыльков. Но здесь, за великолепно-пышным фасадом кроется иное, отвратительное лицо – гротескное, уродливое, заплывшее жиром, на котором читаются лишь неприкрытая похоть и жажда удовлетворять самые низкие инстинкты и потребности. Таков истинный облик Мидаса. Само дыхание его действует как сильнейшее возбуждающее средство, оно парализует разум, околдовывает сердца. Но за пределами города все иначе.
      Окраина Мидаса. Особый, самоуправляемый район №9, Керес. Завсегдатаи города развлечений, презрительно кривясь, называют Керес трущобами. Им и в голову не приходит побывать там, хотя эти районы и не разделены ни стенами, ни заградительными лазерами. Лишь дорога отделяет их друг от друга, но по ту сторону пейзаж полностью меняется. Грязные, полные мусора улицы Кереса пусты. Льющийся по ночам из Мидаса яркий поток неонового света и ветхие стены зданий создают впечатление полной заброшенности. Здесь что-то странное – словно само время свернуло куда-то, остановилось, и нет больше ни прошлого, ни будущего. Ни сияющие огни увеселительных кварталов, ни их призывные голоса не достигают этого запущенного места. Всюду какой-то зловещий колорит. 9-й район не сравнить с Танагурой – там совсем другой, невообразимый мир. А местным жителям запрещено приближаться даже к самым дальним кварталам Мидаса; но время от времени молодежь все же забредает в веселые места в поисках развлечений.
      Жизнь в Кересе оставляет после себя лишь отбросы. Очистные устройства давно вышли из строя, и скопившуюся грязь уже не убрать – слишком ее много. Течение времени приносит только дыхание недовольства и запущенности. На отравленной людьми и городом почве больше ничего не растет. Год за годом в 9-й район вливается свежая кровь, но само ядро его испорченно, и с этим ничего нельзя поделать. Трущобы гниют изнутри.
      Жители Кереса привыкли к презрению. Они уже ни о чем не мечтают и ни на что не надеются. Существование составлено из разбитых иллюзий прошлого и горечи настоящего. Будущее ничего не обещает.
      В тот день поток тяжелых туч мчался удивительно быстро. Утром погода еще кое-как держалась, но к полудню хлынул дождь, сразу же обернувшийся грозой. Струи воды шумно и безжалостно били по земле, словно ненавидя эти трущобы. Канавы вдоль замусоренных улиц были полны воды. Куда ни глянь, всюду лужи, бурлящие потоки воды несут мусор.
      Наступил вечер. Гроза отбушевала, и все небо усыпали звезды. Дождь будто вымыл обычно тусклые сумерки, принес непривычную свежесть, но непогода заставила трущобную молодежь весь день просидеть в четырех стенах, поэтому все были раздражены, тем более что ничего особенного, за исключением нескольких рутинных стычек с другими группировками, в последнее время не происходило. Оставалось только сидеть и хлестать выпивку.
      Карта влияния группировок в 9-м районе менялась постоянно. Что бы ни происходило, банды появлялись как грибы после дождя, и их постоянная вражда ухудшала и без того неспокойное положение. Но ни одна из деливших район, не обладала «харизмой».
      Большая часть молодежи здесь состоит в разных группировках и нигде не работает, поэтому здесь всегда не хватает рабочих рук. Да, в общем-то, и нет здесь работы, которая позволяла бы жить не нуждаясь. У здешних жителей нет ни надежд, ни мечтаний – лишь голод, естественная потребность, всегда остается с ними. Обитателям трущоб редко удается пообедать. Впрочем, от голода никто не умирает, хотя, конечно, никто и не распределяет продукты поровну между всеми – каждый получает столько, сколько сможет достать. Плохо, что молодежь здесь после 20 лет резко теряет силы и энергию – их жизнь почти кончается. Они понимают это, и потому время для них бежит слишком быстро.
      Какое-то время назад за владение Кересом боролись две банды – недавно появившиеся «Джикс» и стремящиеся сохранить былое влияние «Бешеные псы». Так было всегда – прежние группировки противостояли новым, и всегда находилась третья сторона, получающая выгоду от вражды первых двух – низкие трусы, приходящие на все готовое.
      И вот, четыре года назад, появилась еще одна группа – «Бизон». Тогда был самый разгар противостояния «Джикс» и «Бешеных псов». Победитель еще не определился, но ходили слухи, что это дело времени. Но для окончательной победы им не хватало единственного качества – «харизмы», умения привлекать к себе людей, умения позволяющего в несколько раз увеличить личное влияние человека. Люди с харизмой редко рождались в трущобах. Покидая в 13 лет «Хранитель», центр, где растет и воспитывается молодежь, обладатели харизмы быстро приобретали известность в Кересе. Они не слушали ничьей лести, не доверяли людям, сломать их было практически невозможно. Все, кто знали таких людей, в один голос утверждали: «он сам по себе, словно Ваджра». Все обитатели Мидаса знали миф о таинственных зверях – звере-демоне Рагоне из царства мертвых, охотящемся за душами людей и божественном звере, Ваджре, сверкающем во тьме, с острыми клыками, способными перекусить хребет человеку, о четырех крыльях, облетающем всю вселенную. Именно с ним сравнивали главу «Бизона». Его внешность была необычной для трущобных полукровок – черные как смоль волосы и черные глаза. Красота в трущобах – опасное качество, таким людям приходится быть осторожным.
      Закон естественного отбора – для диких животных. У людей же более слабые бессознательно ищут защиты у более сильных. К главе «бизонов» стремились многие. Он не привык любезничать ни с кем, он завязывал отношения, но не обращал на них особого внимания. Единственный, кто был с ним всегда – его партнер, его вторая половина. Не будет преувеличением сказать, что он ни на кого, кроме этого юноши, не смотрел. Каждое действие лидера вызывало интерес, но ему было все равно. Любые попытки что-то предпринять против пресекались безжалостно, и все же благодаря харизме круг его почитателей все увеличивался.
      Но однажды, совершенно неожиданно, группа «Бизон» распалась. Никто не мог поверить, но дело обстояло именно так. Он оставил «Бизон». Как? Почему? Трущобы были потрясены. Ходили разные слухи – и откровенная ложь, и самые невероятные предположения, история постепенно обрастала многочисленными подробностями, но правды не знал никто. Потеряв главу, группа утратила свое ядро и «Бизон» перестал быть «Бизоном». От них осталась лишь красивая легенда.
      Прошло почти четыре года. Сначала к оставшимся «бизонам» по-прежнему тянулись толпы народа. Несмотря на распад группы, одно лишь имя привлекало людей. Но ни прежние члены банды, ни его партнер не могли возродить «Бизон». Уже ничего нельзя было сделать. Как вода, застаиваясь, портится, так и многие из группы, не выдержав черной полосы, переметнулись к другим. Прежняя сияющая слава «бизонов» сошла на нет, и лишь тем, кто был в группе с самого начала, удалось избежать позорного падения. Сразу же объявились группировки, враждовавшие с «Бизоном» – «Джикс» и «Бешеные псы». В трущобах стоит только кому-то начать терять силу, остальные группы принимаются внимательно наблюдать за ним, выжидая момент для нападения. Уже прямо говорилось – «„Бизону“ конец», «„Бизона“ больше нет». Впрочем, вскоре эти разговоры всем надоели. «Бизоны», «бизоны», сколько можно о них слушать? И от прежней легенды не осталось и следа. Группа исчезла окончательно.
      В этот вечер на прояснившемся небе необыкновенно красиво сияли две луны.
      Послышался топот ног; шаги стихли на краю тропинки. Прижавшись щекой к полуразрушенной стене, Кирие перевел дыхание. На месте, где он обычно встречался с друзьями, никого не было.
      «Черт... Почему они не пришли? Кто вспугнул?»
      И тут он понял – спасаясь от возможных преследователей, он бежал, не разбирая дороги, так что теперь даже сам не знал, где находится. «Дерьмо», – прикусив губу, зло выплюнул он, – «дерьмо, вот дерьмо». Вытер льющийся по лбу пот и в этот миг совсем рядом сверкнула искра.
      "!"
      Испуганно съежившись, Кирие напряженно выглядывался в темноту. В полумраке переулка, освещенного лишь бледным светом двух лун, смутно виднелся чей-то силуэт, сидящий на полуразрушенной стене. Слабо поблескивал алый огонек сигареты.
      – Эй, ты что здесь делаешь?
      Кирие не успел и глазом моргнуть, как раздался топот множества ног, и его окружили со всех сторон.
      – "Ты кто?" – «Даже не пытайся бежать!» – «Как здесь оказался?».
      У окруживших были молодые, еще не сломавшиеся голоса. Судя по всему, ребятам из группы «Джикс» было не больше 15. Впрочем, любой из «бизонов» в этом возрасте был гораздо более развит, наверно, даже слишком. Для «джиксов» оставшиеся члены «Бизона» были бельмом на глазу, потому что оставались для всех недостижимым идеалом; призрак группы, исчезнувшей на пике славы, будоражил умы людей. «Джиксы» не успокоятся, пока не уничтожат все, связанное с соперниками. – Ну-ка, ну-ка. Ты откуда?
      Атмосфера накалялась. Кирие знал, что ему одному со всеми ними не справиться. «Они меня в капусту порубят...» У него перехватило дыхание.
      – Ну и что? Куда бежишь, как будто тебе там кто-то шило в задницу сунул? Говори, не бойся, мы тебя обижать не будем.
      От этих насмешливо-презрительных слов он непроизвольно сжал кулаки.
      – Ты, наверно, дух бродячий, а?
      Кирие стиснул зубы – он бродяжничал целых три года. Вся молодежь в 13 лет покидала «Хранитель» и бродила неприкаянно, пока не собиралась в группы.
      Кирие понимал, что неуклюжие попытки выкрутиться ничего не дадут. Но и молчать нельзя. И тут сидевший на куче мусора и спокойно куривший сигарету «джикс», наконец, соизволил обратить на него внимание.
      – И чего тебе здесь надо? – в голосе не праздное любопытство, а раздражение, смешанное с презрением.
      – Бродячие духи всегда в это время появляются, так? Вот как пришел, так и уйду, – беззаботно ответил Кирие, словно и вправду был духом, которому нечего бояться, но внутреннее зло огрызнулся на слова мужчины: – «ну и придурок».
      – Эй, братан, ты хоть знаешь, кто мы такие? – спросил мужчина. Чего и следовало ожидать...
      – Нет, не знаю. Расскажите, – ответил Кирие, намеренно задевая гордость «джиксов». Те смотрели на него, и во взглядах читалось – «конец тебе». Дело явно шло к драке – Кирие казался им легкой добычей.
      – Мы – «джиксы».
      – Джиксы? Первый раз слышу... Что это еще такое? – быстро переспросил он, но мужчина не услышал сарказма в его словах. Кирие изумленно хмыкнул: «кажется, и в самом деле .
      – Не знаешь? Не знаешь «джиксов»? Ты что, тупой?
      – Нет. Так вы расскажите.
      – Ну ладно, я лично тебе втолкую.
      Кирие, конечно, все это знал и так, но «джикс» принялся увлеченно рассказывать:
      – Трущобы есть трущобы, здесь ничего не меняется. Но разница все же существует...
      Наконец, Кирие не выдержал:
      – Слезай оттуда, братан, я заткну твой болтливый рот.
      – А, поиграть хочешь? – отозвался «джикс», – ну, давай, давай, времени у нас достаточно.
      Парень спрыгнул вниз и в тот же миг лазерный нож Кирие разрезал темноту. «Джикса» это не испугало. Быстро шагнув вперед, он резко ударил бродягу по руке. Кирие покачнулся и упал на землю. Над дорожкой повисла странная тишина.
      «Джиксы» изумленно смотрели на свою жертву. Они были не особенно сильны, но слабость компенсировали количеством. И они привыкли, что их жертвы долго и униженно молят о пощаде, а этот парень упал от одного-единственного удара. Не интересно...
      Кирие молча лежал на земле. Можно было попытаться бежать, благо на улице было довольно темно. «Бежать... Куда угодно...», – прошептал он и прибавил со слабой усмешкой – «не спорить же с ними...»
      Вечер пятницы
      В тусклом ночном сумраке необыкновенно красиво сияли лунные радуги. Бывшие легендарные «бизоны», скучая, убивали время в одной из комнат полуразрушенного здания, служившей местом сбора группы.
      – Знаете что? Сейчас в Мистрале торги открываются, – вдруг сказал Кирие, как будто только вспомнив об этом и забыв передать соседу бутылку стаута, что шла по кругу.
      – Торги? Распродажа пэтов, что ли? – мрачно покосился на него Сид.
      Кирие кивнул:
      – В этот раз выставляют пэтов из Академии. Говорят, новые богачи Каан и Реджина как с ума посходили; кто-то слух пустил, что цены в 10 раз выше будут...
      Кирие всегда был в курсе всех новостей.
      – Чистокровные... высшего класса, с родословной, – словно размышляя вслух, произнес Гай.
      – Мы-то тут причем? – сердито отозвался Люк.
      – Так я и не говорю, что нас надо с академскими пэтами сравнивать. Хотя... если в нас деньги вложить, поработать над нами как следует... Глядишь, на что-то и сгодимся. У нас просто сейчас полоса черная в жизни, да, Рики? – взглянув на того своими странными разноцветными глазами, с улыбкой спросил Кирие. Но Рики, с безразличным видом отхлебнув стаут, ничего не ответил.
      Кирие резко нахмурился. Его задело не то, что с ним не согласились, а что проигнорировали на глазах у остальных. Он привык к злым взглядам, но никогда никто не относился к нему с таким равнодушным презрением. Поэтому это было равносильно пощечине. Стиснув зубы, Кирие вспомнил, как однажды вечером Гай появился в сопровождении этого человека, и как все сперва застыли, онемели, а потом вдруг странным голосом принялись выкрикивать его имя. «Рики!» «Рики!»
      Рики? Кто это еще такой? Хотя на самом деле Кирие, конечно, знал. Это был тот самый человек – красивый, словно родившийся в Академии, с черными волосами, черными глазами, человек, некогда обладавший харизмой. Но сейчас для Кирие он был лишь человеком, постоянно находившимся в пьяном угаре. За три дня до этого Кирие то ли специально, то ли случайно взглянул ему в глаза. Как мог он быть главой «бизонов», тем, кто так хладнокровно и в то же время с таким жаром сражался против «джиксов»? Какая ирония... Нет, какая удача. Кирие в глубине души был рад, но никогда этого не выказывал.
      Так почему же Рики был всегда так холодно-равнодушен? И ведь только к нему, Кирие. Наверно, из-за того, что в группе он был единственным новеньким, которого Рики не знал в лицо. Или, может, из-за того, что при первой встрече Кирие вел себя слишком фамильярно? Он много раз думал об этом. Почему? Может, Рики его ненавидит? Он не слышал, чтобы кто-то об этом шептался; Рики никогда не выказывал ему в лицо свою неприязнь, но холодные равнодушные взгляды означали только одно... Так почему? Нет, было бы много лучше, если бы это была простая неприязнь или язвительность – тогда Кирие бы мог как-то на них ответить. Но сейчас он не знал, как поступить. С ним просто не хотели иметь дело, и это лишь злило еще больше.
      Рики по-прежнему не обращал ни на что никакого внимания, его взгляд бродил где-то далеко. Выйдя из себя, Кирие уже собрался выругаться, но тут, как раз вовремя, мягко вмешался Гай:
      – Ты чего, Кирие, хочешь именной ошейник?
      Кирие сердито прищелкнул языком, глубоко вздохнул и наигранно улыбнулся:
      – Почему бы и нет? Если бы хозяин предложил мне что получше этого паршивого стаута, я б ему пятки лизал.
      Что-то в этих словах задело Рики. Равнодушный взгляд стал ледяным. Почувствовав его на себе, Кирие бессознательно сжал кулаки.
      – Что я такого сказал? – мысленно взвился он, скопившееся раздражение уже готово было выплеснуться. – Да какого..!
      Но молчаливый ледяной взгляд погасил разбушевавшийся костер. Кирие промолчал, но в глубине души клубилась злость на собственную слабость.
      Сидящий справа от Кирие Люк фыркнул:
      – Эй, вы что, перепили? Да никто из трущобных полукровок не станет пэтов делать, даже из любопытства.
      Никто не улыбнулся. Это была не шутка, не ирония – общеизвестный факт. Словно пытаясь разрядить обстановку, Норрис перевел разговор на другое, проговорив с досадой:
      – Опять эти чертовы «джиксы» повылезали...
      – Да, это точно...