Великая Альта - Книги Великой Альты

На другом конце стола поднялся Карум.

– Мы долго ехали, – сказал он, – а завтра снова отправимся в путь. Даже Богиня должна иногда отдыхать. Человеческая плоть, хоть и служит лишь оболочкой божественного духа, устает так же, как наша. – Подойдя к Дженне, он медленно поднес ее руку к губам и приложился к ней. У него и рука, и губы были теплыми.

Дженна с улыбкой, плавно и грациозно отняла у него руку.

– Спасибо, – просто и без затей сказала она горожанам, – спасибо за все. – Потом кивнула королю, Питу, Петре и мальчикам и направилась к двери. Карум последовал за ней.

– Не волнуйся, – шепнул он. – Я с тобой.

В темноте они ощупью добрались до первого поворота и принуждены были повернуть назад.

– Хуже, чем в хейме, – проворчал Карум.

Дженна промолчала, вспомнив, каким нашла тот хейм по возвращении. Она не знала, куда ведут все эти двери, но полагала, что подойдет любая – лишь бы скрыться от докучливых любопытных глаз.

– Сюда, – внезапно сказала она.

Они вошли и оказались в большой комнате. Слабый свет чуть сочился в закругленные окна, выходившие на широкие ступени крыльца. Должно быть, это был зал совета – здесь стоял большой стол, окруженный тяжелыми стульями. Вдоль стен стояли еще стулья и несколько лежанок. Дженна с глубоким вздохом опустилась на одну из них.

– Что бы я без тебя делала, Карум?

– Надеюсь, тебе больше не придется обходиться без меня.

– Не надо играть словами. Я не дама из рода Гарунов и не торговка из Новой Усадьбы.

– Но это совсем не игра, Дженна.

– Все вы, Гаруны, мастаки играть словами, а пуще всего твой брат.

– Ну а ты ни в какие игры не играешь? – резко спросил обычно мягкий Карум.

– Нет. Никогда.

– Значит, ты не играла, когда нынче вечером подала руку моему брату?

Он маячил перед Дженной, как тень, и она не видела его лица.

– Я этого не делала, – отреклась она, снова ощутив железную хватку холодных пальцев.

– Полно – я все видел.

– Он сам схватил меня и не отпускал.

– От меня ты в трапезной освободилась довольно легко.

– Но ты сам отпустил меня. И не принуждал.

– Я никогда и ни к чему не стану тебя принуждать.

– О чем же мы тогда спорим? – Ей вдруг вспомнилось то, что он сказал недели, месяцы – годы назад, и она только теперь поняла это. – Ты ревнуешь. Вот в чем дело. Ревнуешь.

Дженна думала, что он будет отпираться, но он присел рядом с ней и сказал вновь потеплевшим голосом:

– Да, ревную. Это правда. Ужасно ревную.

– А как же дуб? – засмеялась она. – Как же лавр? Разве деревья умеют ревновать?

– К каждому порыву ветра, – засмеялся он в ответ. – К каждой птице. К каждой белке на ветке и каждой лисице в дупле. Ко всему, что способно приблизиться к тебе.

Дженна в темноте нащупала его лицо. На лбу пролегли морщины – Карум всегда хмурился, когда думал о чем-то. Она разгладила морщины двумя пальцами.

– О чем ты думаешь?

– О том, как люблю тебя, несмотря на все смерти, которые легли между нами.

– Тише, – шепнула она. – Не оскверняй свой рот, упоминая о них. Не думай о Гончем Псе. Не думай о Быке. Не вспоминай Катрону или женщин из погибших хеймов. Мы не позволим, чтобы их кровь разделила нас. – Дженна вдруг спохватилась, что ничего не сказала о любви – заметил ли это Карум?

– Я видел больше смертей, чем даже ты, Джо-ан-энна, и не могу не думать о них. Не могу не думать о своей вине во всем этом. – И Карум умолк, вновь погрузившись в себя.

Они долго сидели так, и пальцы Дженны лежали на лбу Карума. Потом его руки нашли ее лицо, медленно провели по косам и начали расплетать их. Дженна сидела не шевелясь, и скоро распущенные волосы, пахнущие ветром и скачкой, легли ей на плечи.

Она едва помнила, что надо дышать, и вот его губы прижались к ее губам. Теперь они оба лежали, укрытые плащом ее волос. Она чувствовала, что должна подарить ему что-то очень дорогое, хотя и не могла выговорить слова «люблю».

– Мое настоящее имя, – прошептала она, – Аннуанна. Его никто не знает, кроме моей Матери Альты, моей темной сестры и тебя.

– Аннуанна, – сладко выдохнул он ей в губы.

И вот так, губы к губам, язык к языку, не говоря слова «люблю», они познали намного больше, чем рассказывали ей, и чем вычитал он в своих книгах. Они познавали это вместе, далеко-далеко за полночь.

Сексуальные табу Гарунов и жителей Долин были столь различны, что они едва ли могли прийти к согласию. Гаруны представляли собой высокоразвитое общество, щедро заимствовавшее с Континента и гетеро – и гомосексуальные обычаи. Ко времени завоевания Островов они успели сменить множество чередующихся периодов распутства и целомудрия. Об этом широко свидетельствует континентальный источник. (См. самую раннюю работу Доил, ее докторскую диссертацию: «Обеты и действительность», позднее превратившуюся в популярную книгу «Как я, так и ты: нечто о Гарунийских обычаях».)

Но о Гарунах после завоевания Долины мы знаем гораздо меньше и можем лишь строить догадки, хотя и на научной основе. Доил не без основания полагает, что они перевезли с собой через Залив Всех Душ идею группового брака, столь популярного тогда на Континенте. На этом основании она выдвигает опять-таки логичную гипотезу о том, что Гарунийские вельможи брали жен, как из своих кланов, так и из высшего общества Долин. Король мог жениться несколько раз, не нарушая этим строгого брачного кодекса, принятого в Долинах.

Долины в то время были матриархальными (см. блестящую работу Кован «Мать и сын: передача титулов в Долинах», Демографический ежегодник, Изд. Пасденского ун-та, № 58), поэтому все имущество, земли и титулы передавались по материнской линии, и вторжение патриархальных Гарунов должно было внести большую перемену. Есть даже свидетельства о том, что жители Долины не понимали роли мужчин в рождении детей, веря в некую разновидность женского клонирования, в «зеркальных близнецов», столь дорогих сердцу Мэгона. (Диана Бэрроуз Джонс рассматривает этот вопрос в «Энциклопедии Долин», глава «А был ли папа?».) Но, как ни трудны были новые понятия для психики коренных жителей, на протяжении четырехсот лет все, похоже, шло довольно гладко. Гарунийские короли брали жен из Долин, не вступая с ними в физическую близость, но заключая, таким образом, союз с местными племенами. Женам из Долин, по предположению Залмона и Зигеля, жаловали сан жриц, и они становились почетными матерями или Матерями Альтами, хотя свидетельства этого являются весьма фрагментарными.

Мэгон, разумеется, не упустил своего, пытаясь доказать, что многие из последних королей (особенно Оран, отец Добродруга, и сам Добродруг) были и фактическими мужьями своих местных жен и имели от них потомство. В доказательство он приводит старые и весьма вольные стишки:

И извлек тогда Добродруг инструмент,

Чтоб младенца из дерева выстрогать

Сотворил малыша в единый момент,

Дурацкое дело – быстрое

Цитирует он также нежное посвящение, начертанное (неизвестно кем) на единственном имеющемся у нас экземпляре Книги Сражений: «Дарю эту книжонку тебе, Аннуанна, любовь моя, мой свет». Оставляя в стороне тот факт, что Гарунийскую жену Добродруга звали Джо-эль-эан (та самая пресловутая Джо-эль-эан, которая отказалась сесть рядом с мужем и тем опозорила его и погубила его королевство), имя Аннуанна, несмотря на свое женское окончание, долго считалось мужским, будучи сокращенной формой имени Аннуаннатан. Даже если посвящение сделано рукой Добродруга, не логичнее ли предположить, что свою Книгу Сражений он посвятил другу-мужчине. Аннуаннатан скорее всего был его гомосексуальным любовником и в армии спал с ним под одним плащом. Если бы доктор Мэгон потрудился проделать этот анализ сам, он не выставил бы себя на посмешище в ученых кругах.

В Новой Усадьбе они оставались еще два дня – столько времени ушло у них на набор и оснащение двухсот молодых парней. Под конец выяснилось, что их, собственно, двести тридцать семь – в их число входил и старший сын бургомистра. Кроме того, старых солдат короля снабдили новой одеждой, и отцы города принесли им в дар множество мечей и копий. Карум был великолепен в винно-красной паре и белоснежной, шитой золотом рубашке. Король облекся в золотую парчу целиком. Даже Пит обрел приличный вид, хотя выбрал для себя зеленые и бурые цвета, неприметные, по его словам, в лесу, и сказал при этом: «Золото хорошо для церемоний, мой государь, но война – дело иное».

Горум посмеялся над ним.

– Где король, там и церемонии.

– Где король, там война, – возразил Карум, но на него не обратили внимания.

Дженна отказалась наотрез от предложенных ей женских юбок и корсажей, расшитых бисером. В юбке трудно ездить верхом, а бусинки будут цепляться за каждую ветку и сыпаться, оставляя след. Она лишь вычистила свой старый кожаный наряд да залатала в нем свежие прорехи. В украшениях она не нуждалась. На войне надо быть одетой по-военному. Катрона не раз говорила ей: «В драке все сойдет за меч».

Но помыться Дженна согласилась охотно и больше часа мокла в горячей воде. При этом она жалела только о том, что запах Карума уйдет с ее кожи, хотя и продолжала чувствовать его, закрывая глаза, – глубокий и пряный. Ей казалось, что теперь она узнает Карума где угодно по одному запаху. А ванна была истинным наслаждением. В пути приходилось довольствоваться холодными ручьями. Дженна, закаленная лесная жительница, не боялась холода и мылась всякий раз, как ей попадалась хоть какая-нибудь вода, но она как-никак выросла в хейме, знаменитом своими горячими банями, и это было единственное удобство, которого ей недоставало.

Когда же это она мылась в бане последний раз? Целую вечность назад, вместе с Петрой. Впрочем, в Долинах говорят: «Вечность – недолгий срок».

Но этот срок был долгим. Петра сильно изменилась – да и Дженна тоже. Тогда они с Карумом вышли из зала совещаний, держась за руки, но у входной двери расстались и на городской площади показались отдельно.

Петра стояла у стены, закрыв глаза, и грызла куриную косточку.

– Петра! – шепнула ей Дженна, и она медленно, почти неохотно открыла глаза.

– Куда это вы подевались?

Карум без лишних слов повернулся и ушел, а Дженна даже не посмотрела ему вслед.

– Ты ничего не ела, – сказала Петра, точно Карума и не было тут только что. – Вот я и набрала тебе еды, на потом.

Кража далась мне нелегко – я ведь готовлюсь стать жрицей, а тебя и след простыл.

– Я… – начала Дженна и вдруг поняла, что Петре ничего нельзя говорить. Петра еще девочка, а Дженна теперь стала женщиной. Как ни внезапно совершилась эта перемена, от нее уже не уйти. Дженна удивлялась, как этой перемены не видно по ней – по ее лицу, по ее глазам, по ее губам, еще не остывшим от поцелуев. Она взяла у Петры кусок цыпленка. – Вот спасибо. Я прямо умираю с голоду.

– Если боги не могут есть нашу пищу, неудивительно, что они ходят голодные.

– Она просто не создана для них, – поправила Дженна. – Он так сказал!

Петра предложила ей зеленый лук, но она отказалась, и Петра сжевала его сама.

– Они хотят, чтобы я осталась здесь.

– Кто? – спросила Дженна.

– Да все. Бургомистр, к примеру…

– Может, так и правда будет лучше, – медленно сказала Дженна, хотя эта мысль ужаснула ее.

– Они говорят, что женщины не должны воевать. Что мы слабее мужчин. Так говорят у них в городе.

– А как же я? Анна?

– Ты богиня. Это дело иное.

– Женщины Альты делают что хотят. Мы приучены к войне не меньше, чем к мирной жизни.

– Я знала, что ты так скажешь, – усмехнулась Петра. – И сказала им то же самое. И еще, что жрица Альты должна всегда быть рядом с Анной. Немало женщин отдало жизнь за то, чтобы ты могла воевать, а я – быть с тобой рядом.

– Они не за это отдали жизнь.

– Но ты понимаешь, о чем я.

– Держись своих стихов – они у тебя как-то проще. – Тут Дженна прикусила губу – как могла она сказать такие жестокие слова?

Но Петра только посмеялась, то ли не поняв ее жестокости, то ли простив ее.

– Правда твоя. Если я стану твоей жрицей, я должна быть яснее ясного – или темнее темного. Лишь бы мне верили. – И она обняла Дженну.

– Фу-у! – сказала та. – Если ты будешь есть зеленый лук, то одним духом сшибешь с ног пятерых мужчин, даже уступая им в силе.

На этот раз они посмеялись вместе и вернулись в ратушу.

Наконец они выехали из Новой Усадьбы на восток, и повсюду их встречали ликующие толпы народа. Дженна больше не позволяла Долгу плясать – один солдат показал ей, как надо управляться с конем. Она ехала рядом с Карумом, но близость их с того памятного вечера этим и ограничивалась. Оба были слишком заняты и всегда окружены людьми.

Однажды под стук копыт и утихающие позади крики Дженна спросила:

– А ты еще… – И осеклась – разве можно было сказать это во всеуслышание?

Карум скривил рот, и шрам под его левым глазом взлетел вверх, будто подмигивая.

– Конечно же, я все помню, если ты это хотела сказать. Все до последней мелочи. Как дуб. А ты?

Она улыбнулась ему.

– Джо-ан-энна значит «любимая белыми березами».

– Что? – Он не расслышал ее за стуком копыт. Она повторила, добавив:

– Если ты дерево, я тоже дерево.

– Нет, я не дерево. Я живой.

– Я знаю, – шепнула она. – Теперь я хорошо это знаю.

И их кони, подгоняемые задними, перешли на крупную рысь, положившую конец разговорам.

Они остановились еще в двух городках, набрав там с дюжины охотников. Король везде показывал Дженну, как диковинного, завезенного с Континента зверя. Карум громко роптал по этому поводу, но и он должен был признать, что это идет на пользу делу.

Пит тоже ворчал:

– Двенадцать человек, когда нам требуется двенадцать сотен – да и двенадцать тысяч не помешало бы.

– Ну а женщины? – спросила Дженна. Они как раз остановились передохнуть, и новобранцы спешили познакомиться с остальными, пока лошади щипали траву у дороги. – Тут поблизости непременно должен быть какой-нибудь хейм. Уцелевший хейм, – тихо добавила она. – Вы сказали, что десять хеймов уничтожено, но ведь их было… семнадцать.

Пит проворчал что-то неразборчивое, король же сказал:

– У нас не регулярное войско, привыкшее воевать вместе с подругами из хеймов. Наши ребята пришли к нам прямо с полей и из отцовских лавок. Женщины, по их мнению, должны стряпать и шить – других они не видели. Если мы не хотим, чтобы они побросали свои новые мечи…

– Женщины из хеймов тоже умеют владеть мечом. И им есть за что…

– Есть тут недалеко один хейм, – вмешался Карум, достал из седельной сумки карту. Прислонив ее к боку своей лошади, он провел пальцем по извилистой черной линии. – Мы теперь где-то здесь…

– Вот тут! – ткнул пальцем Пит.

– Верно. А вот здесь находится хейм под названием М'дора.

– М'дора? – Дженна припомнила перечень, который назвала ей Катрона в начале их рокового путешествия: Селен, Калласфорд, Перекресток Вилмы, Джосс, Каламери, Карпентерс, Крисстон, Западная Долина, Аннсвилл, Кримерси, Ларин Колодец, Саммитон, Восточный Хеймс, Джон-о-Милл, Картере, Северный Ручей, Нилл. Память о Нилле заставила ее стиснуть зубы. Но никакой М'доры там не было. – Никогда не слышала о таком хейме, – сказала Дженна.

– Это странное место, Дженна, – задумчиво ответил Карум. – Не такой хейм, как все прочие, – так, во всяком случае, сказано в книгах. Они откололись еще во времена первой Альты и построили свой хейм на неприступной скале. Подняться к ним можно только по веревочной лестнице. Они не имеют никаких сношений с мужчинами, никогда не посылали своих воительниц в армию и никогда…

– М'дора, – прервала его Петра. – От них и странницы никогда не приходили. Моя Мать Альта грозилась, что, если мы не будем слушаться, она нас самих пошлет в М'дору, когда придет время странствий: «В горный хейм, где даже орлы не смеют гнездиться». Я думала, что это просто сказка.

– Может, и сказка – но на карте он отмечен, – сказал Карум.

– Едем туда, – решила Дженна. – Если он и правда существует, его воительницы пополнят наши ряды. А поскольку они с мужчинами дела не имеют, то и твоим людям беспокойства от них не будет.

– Плохо же ты знаешь этих парней! – засмеялся король. – Они способны сотворить женщину из цветов, из листьев, из мечты. Весенняя лихорадка их никогда не покидает.

Дженна залилась краской.

– Никого там нет, – буркнул Пит. – Нечего тратить время на сказки.

– Сказки тоже откуда-то берутся, – заметил Карум. – Нет дыма без огня.

– Выдумал кто-то спьяну, а все и поверили, – не уступал Пит. – Да и женщин там мало.

– Судя по карте, до них меньше дня езды, – сказала Дженна. – И ты сам сказал, что бойцы нам нужны. Если вам так дорого время, давайте поеду я. Я их уговорю.

– Кого – орлов, что ли? – бросил Пит.

– Ты имеешь слишком большую ценность, чтобы тебя отпускать, – задумался король.

– Я поеду с ней, – вызвался Карум. – Мы вернемся.

Король, сверившись с картой, сказал Дженне:

– Мы остановимся на ночь вот здесь. – Он указал на место, откуда дорога поворачивала к М'доре. – У тебя есть время до утра. Спать тебе не придется, но на Континенте говорят: «Красивый сон стоит ночного отдыха». Пит поедет с тобой, но Карум останется здесь.

Он знает, подумала Дженна. Знает про нас с Карумом. Эта мысль сначала смутила ее, а после рассердила, будто Горум как-то запятнал их тем, что знал.

Карум заспорил было, но Дженна это пресекла.

– Хорошо, пускай Пит. И Петра. Мне понадобится помощь жрицы, чтобы убедить их примкнуть к нам.

– Пит для защиты, девочка для уговоров, – улыбнулся король. – Ну и парочка.

– Защитить себя я и сама могу – а Пит нужен для того, чтобы ты не сомневался.

Горум, мрачно кивнув, протянул ей руку.

– Дай руку в знак того, что вернешься

– Я даю тебе мое слово. Кроме того, у тебя остаются те, кто мне дороже всего на свете. – Она указала на Джарета, Марека и Сандора, но не упомянула о Каруме. Значит, она сказала королю не всю правду – но, в конце концов, здесь не было ни Пинты, ни Амы, ни прочих женщин Селденского хейма, а они уж, конечно, ей дороже всех.

Король, если и заметил ее упущение, ничего об этом не сказал. Дженне пришлось дать ему руку в знак обещания и снова испытать холод его пожатия.

Дорога в М'дору на поверку оказалась узкой, заросшей тропкой. Если бы не Пит, они бы ее не нашли, да и он впоследствии не мог объяснить Мареку, как отыскал ее.

Все войско по команде короля расположилось лагерем на лугу. Выслали разведчиков, чтобы отыскать воду и осмотреть дорогу впереди, а Пит, Петра и Дженна свернули на М'дору.

Дженна оглянулась, чтобы посмотреть на Карума, но его не было видно. Она поехала дальше, размышляя о коварстве мужчин, для которых любовь и память ничего не значат.

Вокруг стоял высокий густой лес. Были здесь и береза, и дуб, и терн, и лавр, и вовсе неизвестные Дженне деревья: одни с пятнистой корой, другие хвойные, а у третьих корни свивались на землю, как плохо заплетенная коса. Пестрые птицы чирикали на ветвях и с шумом разлетались прочь. Если здесь водились какие-то звери, то Дженна их не заметила, а Пит вел их быстрой рысью по ведущей в гору тропе, точно знал, куда едет.

Через пару часов тропа стала еще уже, так что пришлось спешиться и вести лошадей за собой, а после пропала совсем. Всадники привязали коней к деревьям и дальше пошли пешком. Пит карабкался все выше в гору, и скоро все трое уже дышали с трудом. У Дженны кололо в груди, но она в этом не сознавалась.

Пит явно умел ходить по лесу, но Петре в новых пышных юбках приходилось нелегко. Она то и дело цеплялась за колючие кусты, и спутники теряли драгоценное время, выпутывая ее.

Дженна только языком цокала с досады, радуясь, что хотя бы сама осталась верна своей кожаной одежке.

Наконец лес поредел, и впереди показалось открытое место. Путники оказались на широком плоскогорье, где вместо деревьев стояли гигантские скалы. Одни были как иглы, другие как лезвия мечей, третьи как кособокие башни – и все вышиной в сотни фунтов. Приходилось задирать голову, чтобы взглянуть на их вершины.

– Стало быть, это правда, – отдышавшись, сказала Петра.

– Насчет скал правда, – согласился Пит, – что же касается хейма…

– Смотри! – воскликнула, Дженна. Далеко к северу, на самой широкой из скал, виднелось какое-то строение. Подойдя ближе, они разглядели, что там лепится целая куча деревянных галерей, увенчанных кровлями наподобие гигантских грибов. Никакой тропы или лестницы на скале не было видно.

– Но должны же быть какие-то ступеньки, хотя бы на той стороне, – шепнула Дженна больше себе, чем другим.

– Поглядим, – сказал Пит.

Они потратили еще два часа в меркнущем свете дня, чтобы обойти скалу кругом, но ничего не нашли.

– Как же они туда забираются? – недоумевала Петра.

– Может, они летают, как орлы, – предположил Пит.

– Или путешествуют под землей, как кроты, – добавила Дженна.

Но тут футах в двадцати от них что-то свалилось со скалы – это была веревочная лестница с деревянными перекладинами.

– Там наверху кто-то есть, – сказала Петра, заслонив рукой глаза.

– И этот кто-то знает, что мы здесь, – сказал Пит, вынимая меч.

Дженна удержала его руку

– Погоди. Это женщина. Наша сестра.

По лестнице кто-то спускался. Пит спрятал меч обратно, но продолжал держаться за него.

В густеющих сумерках было трудно разглядеть спускающуюся вниз фигуру. Она была плотной, и казалось, что на спине у нее горб. Быть может, здесь селятся только калеки – или полоумные? – подумала Дженна. Но потом ей вспомнилась Мать Альта из Ниллского хейма – слепая, шестипалая и параличная, но жившая вместе со всеми, а не отдельно. «Мы, женщины, не оставляем в беде своих близких, – подумала Дженна, – может, этот хейм сделан таким для защиты от врагов».

Тень сошла с лестницы и оказалась женщиной, что было ясно по ее плотному шерстяному корсажу, а горб у нее за спиной…

– Да это ребенок! – сказала Петра.

Дитя за спиной у женщины весело запищало, размахивая ручонками.

– Я Илюна, а вы кто будете? – осведомилась женщина.

– Я Пит, военачальник ко…

Женщина повернулась к нему спиной. Дитя, увидев его бороду, перестало смеяться и съежилось в своей котомке.

– Вы кто? – обратилась Илюна к Дженне и Петре.

– Я Петра из погибшего Ниллского хейма, будущая жрица.

– А ты?

– Я Джо-ан-энна из…

– Это Белая Дева, Анна, – объявила Петра. – Та, о ком возвестила Великая Альта, о ком говорит пророчество.

– Вздор! – Илюна поправила котомку за спиной.

– Что-о? – опешила Петра.

Дженне же Илюна сразу понравилась.

– Я сказала – вздор. Она такая же женщина, как ты или я. Это даже в темноте видно. Но она пришла сюда недаром.

– Так ты знаешь… – начала Петра.

– Иначе вы бы сюда не явились. Никто не приходит в М'дору просто так – только по делу или с известием. – Илюна взялась рукой за лестницу. – Пошли. Когда я поднимусь до половины, придержите лестницу и забирайтесь. Бородатый останется здесь.

– Я пойду с ними, – возразил Пит.

Илюна повернулась – ее лица нельзя было разглядеть в сумерках.

– Попробуй только – лестницу обрежут, когда ты будешь у самой верхушки, и ты брякнешься с высоты сто футов, а кости твои так и останутся лежать внизу. Ни один мужчина не войдет в М'дору живым. Если бы ты голодал, мы бы сбросили тебе хлеб. Если бы тебя ранили, мы послали бы к тебе лекарку. Но поднимись по этой лестнице – и мы скинем тебя вниз, не раздумывая. Можешь мне поверить.

– Мы верим, – поспешно сказала Петра.

– Я вернусь, Пит, клянусь могилой Катроны. И мы вместе возвратимся в лагерь, – пообещала Дженна.

Дождавшись, когда Илюна поднимется до половины, Петра полезла следом, цепляясь за хлипкую лестницу потными руками. Когда пришла очередь Дженны, стало совсем темно, и на небо высыпали звезды, не дающие света. Она перебирала перекладины на ощупь. Легкий ветер швырял растрепавшиеся волосы ей в глаза. Дыша по-паучьи, как полагается при трудном подъеме, Дженна поднималась плавно, хотя не видела даже скалы перед собой. Лестница перестала трястись, и она поняла, что Петра добралась до вершины. Еще двадцать ступенек – и Дженна услышала сверху подбадривающие ее голоса. Последние ступеньки были прочными – железные кольца прикрепляли их к скале.

– Добро пожаловать, сестра, – сказал чей-то голос. Наверху стояла женщина с фонарем, освещая лестницу. – Или мне следует сказать – добро пожаловать, сестры?

– Спасибо, – сказал кто-то рядом с Дженной, – хотя темнота избавила меня от необходимости лезть с самого низа.

– Скада! – воскликнула Дженна, с удивлением увидев свою темную сестру на теневой лестнице сбоку от себя.

– Ну, Джен, что ты поделывала в эти последние дни? – При свете фонаря на лице Скады ясно виднелась насмешливая улыбка.

Дженна невольно покраснела.

– Не надо краснеть из-за меня, сестра, – шепнула Скада. – От него и правда хорошо пахнет.

– Скада! – шикнула Дженна, но тут же засмеялась. Конечно же, Скада знает все.

– Нет, не все, сестра, – словно читая ее мысли, засмеялась в ответ Скада. – В той комнате было очень темно, а свечей вы не зажигали. У меня есть только твоя память…

– Я никогда не стану зажигать свечей! Да и Карум этого не позволит!

– Гм-м, – протянула Скада, – а ты его спрашивала? – Но тут же засмеялась, видя смущение сестры, а Дженна вместе с ней.

– Поднимайтесь, сестры, – поторопила их женщина, – на лестнице беседовать неудобно. Разделите нашу трапезу. Она проста. Но на вас троих достанет.

– Еда! – вскричала Скада. – Да я умираю с голоду!

Они взобрались наверх, и женщина повела их в дом. Хейм, увешанный теперь легкими фонариками, которые покачивались на ветру, был построен из камня и дерева так, чтобы наилучшим образом прилепиться к скале. Но камень – это не земля, где можно воздвигнуть все что угодно, и строителям пришлось приспосабливаться к выступам и трещинам. Поэтому здание, на взгляд Дженны, вышло причудливым, и даже в одной комнате встречалось по несколько ярусов.

В трапезной этих ярусов было три. На самом верху располагался большой стол, вокруг которого стояло больше двух десятков стульев. Пониже помещалось с полдюжины столов поменьше с четырьмя – восемью стульями у каждого, а в самом низу стояли кухонные столы с едой. Подойдя поближе, Дженна разглядела, что столы и стулья сколочены из мелких кусков дерева.

Блюда подавались большей частью знакомые: яйца вкрутую, лесные травы, грибы, жареная зайчатина и птица – но были и ягоды, незнакомые Дженне, и пироги с начинкой странного цвета. Вино отсутствовало – здесь пили только воду да голубоватое снятое молоко.

– А как же Пит там, внизу? – спросила Дженна.

– Мужик что скотина – пусть пасется, – сказала одна из женщин.

– Будь он голоден, мы бы сбросили ему еду, – сказала другая, – но Илюна говорит, что он не похож на голодающего. – Она выпятила руки перед животом и рассмеялась.

Остальные подхватили ее смех, поднимаясь с полными тарелками к большому столу. Дженну, Скаду и Петру тоже снабдили едой. Когда все расселись, хозяйки представились гостьям, но так быстро, что даже Дженна никого не запомнила.

– Итак, – сказала Шеллина, женщина с фонарем, одна из немногих, чье имя застряло в памяти у Дженны, – какую весть вы принесли нам?

– Я .. – начала Петра, но Дженна и Скада остановили ее, придержав за руки.

– Мы из разных хеймов, но весть у нас одна, – сказала Дженна. – Мы возвещаем о войне. – Она сняла с мизинца кольцо. – Это дала мне Мать Ниллского хейма.

– Моего хейма, – тихо добавила Петра.

– Перед тем как Мать и все прочие сестры погибли от руки мужчин, – сказала Скада.

– От руки людей Каласа, – поправила Дженна и продолжила в полной тишине: – Мать Альта велела мне идти из хейма в хейм и везде говорить: «Близится последний срок». Она сказала, что Матери хеймов поймут, что это значит. Но вы… – И Дженна опустила глаза, охваченная воспоминаниями.

– Что мы? Продолжай, дитя, – мягко сказала Феллина.

Тронутая этим ласковым обращением, Дженна обвела глазами стол. Лица были незнакомые, но чем-то родные, как лица сестер Селденского хейма. Дженна сделала вдох латани, медленно сосчитала до десяти и заговорила:

– Ваш хейм пока что – единственный уцелевший, который мне удалось найти.

– В скольких же ты побывала?

– В двух. Но…

– Но нам сообщили, что погибло десять хеймов, – подхватила Петра.

– А сколько их всего?

– Семнадцать.

– С М'дорой будет восемнадцать, – добавила Скада.

– М'дору никто не считает, – сказала Илюна. Она отвязала ребенка со спины с помощью своей темной сестры и качала его на руках.

– Да, до вчерашнего дня я ни разу не слышала о М'доре, – призналась Дженна.

– Я слышала, но думала, что это сказка, – сказала Петра.

– Десять. Десять хеймов погибло. – Эта весть, быстро обежав вокруг стола, достигла даже женщин, сидящих внизу, и они, поднявшись на четыре ступеньки, стали рядом со своими сестрами.

Дженна дождалась полной тишины и заговорила громко и раздельно, как король у ратуши Новой Усадьбы. Это был ее народ, и пришел ее черед говорить.

– Меня называют Белой Девой, Анной, хотя я на это и не напрашивалась. Верите вы в это или нет, поверьте тому, что я скажу вам. Идет война. Мужчины воюют с женщинами и с другими мужчинами, но женщины страдают все равно. Что-то кончается, как и сказано в пророчестве. Не знаю, конец ли это света, но миру хеймов уж точно приходит конец.