По числу войск перевес был на стороне русских, так как польское подкрепление, на которое рассчитывали, не подошло. Конница была расстроена сильным огнем русских, и пехота не выдержала их натиска. Костюшко старался остановить бегущих и думал снова собрать их и двинуть в бой; три лошади были под ним убиты, наконец он пал тяжелораненый и попался в руки казакам Денисова. В Варшаве и на другом берегу Вислы, в Праге, собрались все, кто хотел еще драться — 20 000 солдат и ополчение.
      Обе армии русских соединились, двинулись к городу, и на 4 ноября назначен был штурм Праги (предместья Варшавы). В 5 часов утра пущена была сигнальная ракета и в 9 часов, после отчаянного сопротивления, русские овладели Прагой. По ту сторону, в Варшаве, нельзя было мечтать о долгой обороне. На следующее утро посланы были депутаты от городского магистрата к Суворову и просили о безопасности людей и имуществ. Суворов, обладая верным взглядом и мягким сердцем, прибавил от себя: "И забвения всего происшедшего". Он обещал амнистию и сдержал свое обещание, что еще дороже.

Finis Poloniae

      Конец Польши — Finis Poloniae — напоминает известный рассказ о том, как Костюшко, тяжелораненый, падая с лошади, воскликнул с горем: "Настал конец Польши, ее третий раздел — раздел ее остатков!" Король Станислав подписал свой отказ от престола 25 августа и получил пенсию в 200 000 дукатов. Костюшко остался в плену, а толпа беглецов пошла по всей Европе разносить семена ненависти, принесшие впоследствии плоды.
       Станислав (Понятовский), король Польши. Гравюра работы Э. Е. Нильсона

Третий раздел Польши

      Третий раздел Польши был постановлен между Австрией, Россией и Пруссией 3 января 1795 года. Пруссия присоединилась к нему 19 октября, после долгих пререканий, а 24 октября 1795 года в Петербурге он был окончательно подписан. Львиная доля досталась России — 2000 квадратных миль и город Вильна; Австрия получила очень плодородный кусок и город Краков — 834 кв. мили; а Пруссия 1000 кв. миль и город Варшаву.
      Одновременно с этим условием был подписан тайный договор в Петербурге; то был оборонительный и наступательный союз Австрии и России, явно враждебных Пруссии; если Пруссия нападет на какое-нибудь из союзных государств, то другая держава поможет не только согласно договору, но всей силой страны, как против общего врага. Известна ли была прусским министрам эта тайна, насколько они ее узнали, и как быстро постигли — все это можно только предугадать, что императрица Екатерина намерена втягивать немецкие государства в войну с Франциею, не желая их допустить до вмешательства в дела Востока. Ввиду всего этого продолжение войны делалось бессмысленным для Пруссии, противным ее собственным выгодам. Само государство усилено требовало мира, который и был заключен в Базеле 15 апреля 1795 года, между королем прусским, представителем которого был граф Гарденберг, и Французской республикой, научившейся опять вежливому обращению и дипломатическим приемам в сношениях, вместо якобинских тирад. Пруссия как отдельное государство и как государство европейское отказывалась от продолжения войны. В соответствии с пятым параграфом этого условия прусские владения на левом берегу Рейна остались заняты французами, и окончательно соглашение по этому вопросу отложено до имперского мира. В тайном пункте, оставшемся тайным очень недолго, Пруссия обеспечила себе вознаграждение на случай, если Франция останется владетельницей на Рейне по условию общеевропейского мира.

Базельский мирный договор, 1795 г.

      Вышеупомянутым договором Германия отдала левый берег Рейна; Пруссии ставят в вину то, что она допустила занятие берега; виноваты столько же те государства, которые довели до такой необходимости; в этом случае упрекали это немецкое неустановившееся государство в том, что было ошибкой всего народа и отпадавшей от нее габсбургской Австрии, умевшей всегда оправдывать свои ошибки необходимостью своих разносторонних интересов. Король медлил слишком долго, он даже противился необходимости заключить договор с республиканцами. Он желал, чтобы чаша эта прошла мимо него; когда он ясно увидел, какую паутину сплели его союзники, он решился не испить чашу. 17 мая составлен был конвент, по которому подробно установлена была демаркационная линия от Эмса до Франкфурта-на-Майне, а землям, лежащим за этой линией, также Пфальцу и Франконии, обеспечен нейтралитет. Такой же мир был заключен и братом короля, великим герцогом Тосканским; затем 23 июля мир с Испанией, тоже в Базеле: Франция возвращала Испании занятые ею владения, а последняя уступала свои владения на острове Сен-Доминго. В августе присоединился ландграф Гессенский; Швеция тоже признала республику и посланник ее был уже на пути. Французскую республику готовы были принять в число европейских держав.

Внутреннее положение во Франции

      Реакция против терроризма продолжала усиливаться, о чем мы уже говорили. В Париже реакция не имела кровавого характера, но в департаментах пало несколько террористов жертвами справедливого гнева и мщения реакции. Так, весной 1795 года, 95 заключенных убиты в Лионе, ville afranchie якобинцев. Преступлениями радикализма у многих вызвано было желание такого же радикального поворота или возврата к былому, носившему роялистский оттенок. Некоторые эмигранты возвратились в Париж, немало их поселилось в департаментах, а главные члены ее и граф д'Артуа, находившийся тогда в Эдинбурге, с обычными надеждами изгнанников, затевали вторжение. Предводители Вандеи и Шуаны, в Бретани, подчинялись республике лишь условно, а поддержать попытку вторжения обещала Англия. По собственному стремлению и по вдохновению эмигрантов, поднялась Вандея под предводительством Шаретта, шуаны — с мельником Жоржем Кадудалем во главе. В то время умер сын Людовика XVI, и граф Прованский, ближайший наследник бессмертной короны, принял имя Людовика XVII. 30 священников и 6000 эмигрантов сели на английские корабли; 28 июня высадился десант на полуострове Квиберон, на берегу Бретани. 16 июля следовал второй транспорт людей; зачинщики этого предприятия не скрывали в своих воззваниях и памфлетах, что теперь настало время наказания всех подстрекателей революционного духа, причисляя сюда и приверженцев конституции.
      Их военная прозорливость была не меньше политической; против них выступил один из самых талантливых молодых людей, Гош; к сожалению, его деятельность скоро прекратилась. По рождению он происходил из низших слоев общества и был годом моложе Бонапарта. Он отбросил наступавших к Пентьеврскому форту, который занимает середину узкого полуострова. Пока главный корпус «синих» наступал спереди, замолкли внезапно пушки за ними; оказалось, что смелая республиканская толпа, обошла эмигрантов и заняла форт. Эмигранты были оттиснуты к морю на глазах у английского флота; высланы были спасательные лодки; но многие попались в плен, многие спаслись личными связями, как, например, благодаря человеколюбию самого Гоша, однако же убитых было около 600 человек. Английскому министру трудно было оправдать себя перед парламентом в деле, совершенно проигранном и необдуманном сначала до конца. На свое оправдание, выраженное совершенно в английском духе, что ни одна капля английской крови не пролита, он получил знаменитое возражение оратора оппозиции Шеридана: "Не кровь пролита, но английская честь пострадала".
       Генерал Луи Лазар Гош (Hoche). Гравюра и рисунок работы Бонневиля

Усмирение Вандеи

      Между тем поднялись шуаны в Бретани, под предводительством Шаретта, а из Портсмута вышла 21 августа новая экспедиция. На этот раз очень знатный человек, принц королевского дома, граф д'Артуа, должен был — или хотел — пожертвовать своей драгоценной жизнью. Со светлыми надеждами на будущее вооружились при этом известии крестьяне и собрались к Шаретту. Но явился адъютант принца с известием, что monsieur отложил высадку на берег до более благоприятного времени; он передал Шаретту почетную саблю с надписью: "Я никогда не отступаю". Придворные боялись, что принц не может вести войну достойно своему положению, и что было бы неприлично (impossible), принцу участвовать в простой войне шуанов. Это известие было для Шаретта равносильно смертному приговору; только в том случае дело его могло иметь успех, если бы принц королевского дома Франции стал во главе движения. Те, которые занимались шуанским восстанием, думая делать добро, сложили свои головы за это дело; 29 марта 1795 года Шаретт был расстрелян, а граф д'Артуа спокойно вернулся в Англию.

Составление конституции

      В Париже собралось постепенно немалое число эмигрантов; они держали себя вдали и прятались. Враждебность к конвенту выказывалась, напротив, явно; с его именем соединена была пролитая кровь, хотя большинство конвента само находилось под страхом террора, который действовал будто бы именем его декретов, когда производил свои оргии.
      Те секции, из которых удалились приверженцы террора перед грозой, нависшей над ними, настаивали на принятии законных мер против орудий террора, действия которых вопияли о мщении. Некоторые отделы просили об очищении конвента, как не раз уже очищали его во время террора; со всех сторон подавали жалобы на комиссаров конвента или партий, правящих его именем, посланных в департаменты, по обычаю революции, с неограниченными правами. Конвент мог опасаться, что это течение унесет драгоценные приобретения, добытые шестью бурными, только что пережитыми годами; они ускорили труды по составлению конституции и льстили себя надеждой, что она положит конец революции. Такие умные люди, как Сиэйс, Дону, Буасси д'Англас, заседали в комиссии для написания конституции и не верили себе, что пережили такие ужасные дни. Буасси д'Англас представил свой доклад 23 июня, в котором он резко осуждал понятия и попытки последних лет. В августе была утверждена конвентом новая конституция и озаглавлена "Конституция директории или года III", и 23 сентября объявлена во всеобщее сведение.

Конституция директории, 1795 г.

      Конституция вышла очень умеренная и, в противоположность прежней, 1791 года, казалась слишком консервативной; для нее воспользовались опытами последних лет, приобретенными такой дорогой ценой. К правам человека было прибавлено объяснение обязанностей гражданина; законодательная власть была доверена, не так, как в 1791 году, двум палатам, составлявшим вместе законодательный корпус: совет старейших 250 человек не моложе 40 лет, и совет пятисот не моложе тридцати лет; как для избирателей, так и для избираемых требовался тот же ценз. Первые выборы избирали депутатов, корпорацию избирателей; затем исполнительная власть принадлежала 5 директорам, которых предлагал совет пятисот, представляя имена 50 человек, из которых совет старейших выбирал пять человек; одна треть судей выбывала ежегодно, из директоров — один член, и заменялись тотчас по выборам; таким образом эти корпорации возобновлялись понемногу, в силу очень консервативного принципа — ради избавления страны от волнения при общих выборах.
      Директория назначала министров и других государственных чиновников. Общинные чиновники избирались первоначальными избирателями, департаментские чиновники выборными, судьи тоже были выборные; так что по новой конституции не были лишены удовольствия беспрерывных выборов. Невозвратившиеся эмигранты считались изгнанными из Франции; их имущество делалось народным достоянием и закреплялось за покупателем. Объявлена была свобода слова и печати. Религиозные обеты, клубы и коллективные прошения запрещались; свобода вероисповедания признавалась, но правительство не вмешивалось и не оплачивало духовенство, к какому бы исповеданию оно не принадлежало; само правительство не имело религии, как выражаются теперь. Кроме теории умеренности, конвент постиг еще многое. По настроению граждан в настоящую минуту можно было с уверенностью сказать, что если предоставить полную свободу выборам, то большинство будет роялистов, и что из тех, кто составляет теперь конвент, очень немногие будут выбраны в новое законодательное собрание; привязанность к республике была только в армии.
      Мы помним то нелепое самоотречение национального собрания, по которому, во вред себе, оно не дозволило допускать к избранию своих членов. Совершенно иное определение давал конвент 5 и 13 фруктидора (22 и 30 августа) в своих двух дополнительных статьях, по которым две трети конвента по праву были членами национального представительного собрания. Таким образом предстояло избрать одну треть членов и устроить соответственные выборы — следовательно неполные выборы, а только в случае происшедших недоразумений в выборе заполнять места членами конвента. Последнее было крайне деспотическим ограничением национальных прав, о которых так много говорили и разглагольствовали; очень смелое государственное злоупотребление, которое можно оправдывать до некоторой степени страхом сильной реакции и слишком крутым поворотом; законы эти возбудили большое недовольство. Разнесся слух, что конвент собирает армию около Парижа; отделы стали высказывать в Париже самые горькие истины и отдел Лепелетье нашел средство составить из 48 отделов центральный комитет, вроде антиреволюционного: комиссию общественной безопасности. Конвент признал это изменой, но граждане не дали себя запугать, и в то же время продолжалось народное голосование в первоначальных собраниях: ими принята была и подписана конституция с ее дополнительными статьями. Конституция получила 900 000 одобрительных и 40 000 неодобрительных голосов; дополнительные статьи — 263 000 против 93 000: в этом числе были армия и флот.
      Из этих данных ясно, что по опыту всех голосований и выборов последних лет, масса народонаселения не принимала в них участия и даже обвиняла собрание в подделке чисел. Следствием этого голосования было увеличение раздражения недовольных и отделы в Париже приготавливались к борьбе, в сущности вовсе не желая ее. Конвент назначил 11 октября для окончания выборов. Самые ярые четыре парижских отдела открыли свои собрания уже 2-го, приготовились на следующий день к борьбе и издали разжигающее воззвание к народу.

13 вендемьера III года республики (4 октября 1795 г.)

      Конвент отменил 4 октября закон о подозрительных и тем самым стер одно постыдное пятно истекшего года. Генералу Мену поручено было приготовиться к усмирению готовившегося мятежа; конвент выказывал нерешительность, давал себя обманывать в переговорах. Секции стояли в полном вооружении; но напасть на конвент у них не хватало смелости. 4 октября, 13 вендемьера III года, Баррас сменил Мену, оба не великие герои; но заслуга Барраса в том, что он вовремя вспомнил о молодом Наполеоне Бонапарте, офицере не без заслуг и в эту минуту без дела. Мы узнали его в первый раз при осаде Тулона; удальство, выказанное им, сделало неизвестного юношу минутной знаменитостью. Он был не француз родом, а из Аяччио на острове Корсика, где он родился 15 августа 1769 года, через год после того, как Франция купила у Генуэзской республики этот постоянно бунтовавший остров. Положение адвоката Карла Бонапарта было не блестящее; семья состояла из пяти сыновей и трех дочерей. Наполеон, второй из сыновей, поступил в военную школу в Бриене; выдержав довольно посредственно офицерский экзамен, он служил то на родном острове, то во Франции со своим полком, не выказывая никаких особенных подвигов и ничем не давая предугадать свое будущее величие. Живя в бедности, томимый тщеславием, он принял участие в самых рискованных предприятиях Корсики, что могло повредить навек его будущности во Франции. К счастью, он поступил в свой прежний полк Лафер; в 1793 году он сумел проявить себя при осаде Тулона и поправить свое положение; но вскоре в его службе произошла полная остановка. Не имея ничего в виду, кроме повышения, он присоединился к господствующей партии и до поры до времени стал якобинцем с якобинцами, за что и был уволен со службы (май 1795 г.).
      Счастье представило ему случай пойти дальше. Однажды, находясь в числе праздных жителей, глядевших на унизительные сцены перед Тюльери 20 июня 1792 года, он сказал своему товарищу: "Suivons cette canaille", видя, что толпа отхлынула оттуда. Уже тогда явилась у него мысль добыть две пушки и исполнить свою обязанность солдата: быстро смести эту сволочь с площади. Настал час его торжества: ловким приемом овладел он утром артиллерийским парком национальной гвардии; хотя в секциях было 20 000 человек, но не было настолько мужества, чтобы напасть на шесть или восемь тысяч человек Бонапарта. Более надежных людей из предместий Сен-Антуан и Сен-Марсо, так называемых санкюлотов, не было тут, и только после полудня подоспели они с улицы Сент-Онорэ к Тюльери. Полагали, что конвент начнет переговоры, зная, что в его среде есть шаткие люди и даже тайные сторонники; между гражданами и солдатами шли разговоры о том, но несколько ружейных выстрелов, сделанных по команде Бонапарта или без нее, подали знак к битве. Бонапарт воспользовался своей артиллерией, и секции быстро отступили. Бегство их провожали холостыми зарядами; убитых не было, но отрезвляющий страх подействовал и ускорил восстановление спокойствия; к 6 утра у монастыря des filles St. Thomas подавлено было последнее сопротивление. Несколько сот человек было убитых, преимущественно со стороны отделов секции. Опасение, что конвент возобновит систему запугивания, было неосновательно, хотя несколько следующих дней партия горы держала себя очень грозно: даже Лежандр называл 13 вендемьера днем печали, и после амнистии, довольно обширной, национальное собрание разошлось.
       Схватки на улице Сент-Онорэ, 13 вендемьера (4 октября) 1795 г. Гравюра работы Гельмана по рисунку Ш. Моннэ

Конец конвента

      В течение своей трехлетней деятельности собрание залило кровью всю Францию; находясь само в подчинении, оно должно было давать полномочия, пользуясь которыми, 300 000 якобинцев (и в их числе множество негодяев и преступников прежних правительств и обществ, воров, мошенников, бродяг) проливали кровь своих сограждан, а имения их прикарманили. Насчитывают 15 414 декретов, выпущенных собранием; в числе их были несомненно прекрасные, создавшие прочное основание для будущего, но в общем они оказали неизгладимое влияние на характер народа, заметное еще теперь, спустя столько лет.
      По признанию сведущих французов, изучавших это время по достоверным источникам, все, чем они прежде отличались, исчезло: нравы огрубели, браки стали одной формальностью, заключались часто на одну неделю, что в легкомысленных кружках старого режима провозглашали как нравы Отаити (les moeurs d'Otaheiti). Жажда наживы не исчезла, а возбудилась в толпе, овладевшей имениями эмигрантов, духовенства и казненных. Народ дошел до невероятного и поражающего неряшества в одежде, отвратительной грязи в домах. Историки говорят, что реакция была слабая: только парижская молодежь требовала восстановления своих прав и присущих ей безумств, вместо спартанского санкюлотизма.
      Успокоившись несколько после ужасных впечатлений термидора, страстью тех дней сделались танцы. Зимой 1796 года в Париже было 644 публичных бала всякого рода, с платой за вход от пяти франков до двух су. Кладбище Сен-Сюльпис, двор кармелитского монастыря, где, говорят, видны были следы крови 2 сентября 1793 года, обращены были в танцевальные залы — такими страшными воспоминаниями шутило легкомыслие! Были bals de vicime, coiffure a la vicime, salut de 1'echafaud. Танцующий приглашал свою даму наклоном головы, изображая падающую с гильотины голову. Возвращаясь с бала в 2 часа ночи, эта веселящаяся молодежь встречала голодную и дрожащую от холода толпу, осаждавшую пекарни.
      Случаи голодной смерти составляли ужасную противоположность с чисто болезненной веселостью. За заставами — беспрестанные грабежи; ни одна почтовая карета не могла проехать без вооруженной охраны. Замечательно много было сумасшедших, что вовсе неудивительно; но когда имеешь письменные источники под рукой и представишь себе эти страшные три года в Париже, Лионе и Нанте, то решительно не понимаешь, как люди могли все это вынести и что они могли натворить! "Все возможное происходило тогда, даже более того".

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Правление директории. Поход 1796 г. в Германию и Италию. Мир в Кампо-Формио. Раштадтский конгресс и экспедиция в Египет. Вторая коалиционная война и возвращение Бонапарта. 18 брюмера