Французское войско

      Французы, передавая происшествия тех дней, в разговоре или в историческом рассказе, с особенной любовью останавливаются на военных событиях того времени. В военном лагере господствовал совершенно иной дух, чем в общественном собрании и в партии, управлявшей городами и общинами. Истинный честный французский патриотизм увлек множество людей среднего сословия волонтерами на границу; эти лица искренне верили и увлекались идеями свободы, равенства и возрождения Франции, которую в то же время оскверняли тысячами преступлений. Благородное честолюбие возгоралось среди людей талантливых и образованных. Теперь была открыта дорога мужеству и другим военным добродетелям. До сих пор во Франции военное поприще было доступно только аристократам, привилегированным и знатным лицам. Смелость, с которой употребляли где нужно, все силы страны, их употребляли не желая: частые наборы, к счастью Франции, вызывали не просто слепое восстание толпы, не levee en masse — поднялась молодежь, способная к военному делу.
      В то время, как в других частях управления царствовал наглый произвол и обман, военная часть была в руках Лазаря-Николая Карно, знатока дела, честного, трудящегося человека. Ему было тогда 40 лет. Против этих войск, в которых были, первоначально, все недостатки, но вскоре и все достоинства молодости, стояли войска старого закала. Пылкому честолюбию, страстному увлечению новыми началами мирового устройства, возбужденному до глубины чувства любви к отечеству и, несмотря на свое минутное разъединение, единству народа, противостояла безжизненная военная методика, малодушные предрассудки, а более всего разъединенность, взаимное недоверие коалиции, в которой не было общности интересов.
       Лазарь-Николай Карно. Гравюра работы Компани с портрета кисти Бонневияя

Коалиция. Англия

      Мы проследили военные действия до конца 1793 года. Поход 1794 года начался при обстоятельствах, мало благоприятных для коалиции. Англия была единственным государством, не допускавшим мысли о примирении. Ее премьера, министра Питта, террористы признали за подобие дьявола. Декрет конвента от 7 августа 1793 года провозгласил, что Питт враг человечества; другое бессовестное извращение повелений, изданное под влиянием деклараций Барера, запрещало отдавать помещение всякому англичанину и ганноверцу. Повеление это, само собой понятно, никем не исполнялось. Интересы Англии не страдали от войны; правительство ее могло указать даже на успехи. Остров Сен-Доминго, главнейшая колония Франции в Вест-Индии, была как бы утрачена для нее. Декретом законодательного собрания, сентября 1791 года, были объявлены права белых над краснокожими и неграми. Жители, пользуясь благоприятным случаем, соединились с неграми-рабами, постарались сорвать цепи своего рабства и требовали равноправности, что было в духе тех дней.
      Революция закинула на этот остров двух комиссаров Марата, с 6000 человек, которые перенесли туда безумные идеи своего учителя; они сделались предводителями негров в преследовании негодяев-аристократов, как они выражались. За этим следовало страшное возмущение негров в Туссен-Лувертюре, избравших своим предводителем своего же чернокожего. Освобождение негров в колониях Франции не имело того влияния, которого желал конвент, так как острова Англии остались спокойными. Англичане, высадившись на острове Доминго, завладели им и другими Вест-Индскими островами в течение 1794 года. Пондишери, в Ост-Индии, попал тоже в их руки. В том же году борьба на острове Корсике обратилась в пользу английской партии и англичан, высадившихся на острове в феврале; а в мае 1794 года в морском сражении при Кессанте, у берегов Бретани, адмирал Хове одержал победу над французским начальником Виларе-Жойёзом. Такие победы дали министерству Питта, большинством голосов, средства к энергичному продолжению войны.

Пруссия, 1795 г.

      Из этих средств 4 600 000 фунтов выдано было заимообразно Австрии, продолжавшей усердно войну. Ввиду внутренних, довольно затруднительных обстоятельств, было ясно, что Пруссия не могла продолжать войну. Средства ее были исчерпаны, а министр Австрии Тугут, коварно и враждебно относившийся к Пруссии, делал затруднения в выдаче ей субсидий; тогда король отозвал войска и своего генерала Мёллендорфа и хотел оставить только 200 000 человек союзного войска. Англия своевременно остановила это своим вмешательством. В Гааге, 19 апреля 1794 года, между Англией и Голландией, с одной стороны, и Пруссией, с другой, был заключен международный договор, обязывавший прусскую армию помогать морским державам в тех пунктах, где потребуют обстоятельства или где им будет указано. В этих переговорах прошло много времени и оказалось, что Англия требовала похода прусских войск в Нидерланды, что заставило Пруссию призадуматься, по причинам, которые мы узнаем вскоре.
      Французы располагали действительно хорошо обученными солдатами и немалым числом талантливых военачальников. Между тем коалиция не имела успеха ни на Рейне, ни в Бельгии, и видны были признаки ее военного расстройства. В Бельгии в низших чинах, под начальством Пишегрю, служили люди, впоследствии получившие громкую известность: Суам, Моро, Макдональд, Ренье. Во французской армии выработался навык к стремительным атакам, уменье командовать большими массами войск и направлять их быстро в данную минуту на известный пункт; союзное же войско со своими принцами, добросовестными рекогносцировками, осадой крепостей, с желанием удержать позиции, с правильными колоннами, которые должны аккуратно явиться в минуту, рассчитанную полководцем на бумаге, теряло все более и более почвы в сравнении с форсированными рекогносцировками и ожиданными стычками противников. После счастливой победы при Камбрэ следовала неудача при Туркуэне; кровавое сражение при Турнэ осталось без последствий, и 26 июня произошла битва при Флёрюсе, которую принц Кобургский прекратил, не предвидя победы, а потом очистил Бельгию. Крепости, завоеванные в предшествующие кампании, — Ландреси, Лекенуа, Валансьен, Конде — одна за другой вновь перешли в руки французов.

Война на Рейне

      Еще менее лавров пожинали на Рейне, где разъединение и "зловредная дезорганизация", по выражению одного из генералов принца, были еще сильнее. 9 августа французы вступили в Трир. Пруссаки снова двинулись и одержали бесплодную победу еще в нескольких сражениях при Кайзерлаутерне, под начальством наследного принца Гогенлоэ; отступление на правый берег Рейна австрийцев, которыми командовал теперь генерал Клерфайт, вместо принца Кобургского, должно бы обессилить войну на Верхнем Рейне, если бы она не была парализована уже прежде. После 6 октября французы осадили Кёльн, Бонн, Кобленц, а 4 ноября пал Мастрихт, так что в руках так называемых союзников остался на левом берегу Рейна только Майнц и Люксембург. Для полноты надо еще прибавить, что в том же месяце французы перешли границу, одержали победу над испанцами и в Верхней Италии над австрийцами.

Франция и Пруссия

      Самым важным событием было решение императора Вильгельма II отправить бывшего посланника в Париже, графа Гольца, в Базель, чтобы заключить перемирие, а 1 декабря начались переговоры о мире.

Положение на Востоке

      На это решение события в Польше имели большое влияние и, сцеплением разных обстоятельств, давно уже отражались на войне во Франции.

Польша, 1772 г.

      В то время, как Франция, посреди потоков крови, возрождалась и обновлялась, затрагивая своими переворотами жизнь всей Западной Европы, на Востоке распалось королевство, которое уже никогда не могло воскреснуть. По поводу первого раздела Польши мы уже упоминали о внутреннем положении этого королевства; мы говорили уже о том крайнем неравновесии в отношении сословном, которое нарушало государственный строй, давая слишком большое значение знати и шляхте, при бессилии верховной власти (короля и сейма); мы указывали и на страшно угнетенное положение народа, утесняемого и шляхтой, и фанатизированным духовенством, не допускавшими в пределах Польского королевства никакой иной религии, кроме католицизма. Мы же упоминали и о кровавых смутах, которые вызывались утеснением «диссидентов» и которые почти вынудили русское и прусское правительство вступиться за своих единоверцев. Мы также видели, как это заступничество привело к деятельному вмешательству трех держав во внутренние дела Польши и к первому разделу, которым они старались обезопасить себя от беспокойного соседа. Но со времен этого первого раздела прошло уже 20 лет, а брожение умов в Польше не унималось. Страна являлась открытым поприщем для внутренней борьбы партий и для политической интриги соседних держав, которые, поневоле, зорко следили за всем происходившим в Польше, и Россия не без опасения замечала, что прусское влияние начинает приобретать все более и более значения в западной половине Польского королевства. С другой стороны, все польские патриоты только и мечтали, что о восстановлении Польши в границах 1772 года и надеялись этого достигнуть путем существенных перемен во внутреннем строе Польши и привлечением западных держав к союзу против России, в которой поляки видели своего главного и наиболее опасного врага. К этому присоединилось и еще одно немаловажное обстоятельство — французская революция нигде не нашла себе такого сочувственного отклика, как в польской интеллигентной среде, уже издавна тесно связанной с Францией, а в последнее 20-летие еще более сблизившейся с нею при посредстве польской эмиграции во Францию.
      Под весьма сильным влиянием революционных веяний, партия польских патриотов, во главе которой стояли весьма влиятельные люди — Игнатий Потоцкий, Станислав Малаховский и Колонтай — задумала произвести государственный переворот, целью которого были такие существенные перемены в конституции королевства, которые должны были в значительной степени ослабить влияние России на Польшу. Партия эта действовала так ловко и так единодушно, что переворот ей удался (3 мая 1791 г.), и король Станислав-Август вынужден был дать государству новую конституцию.
      В этой новой конституции несомненно были некоторые весьма похвальные нововведения. Католическая Церковь признана государственной, но допускается свобода вероисповедания; свободный и легкий переход из одного сословия в другое; законодательная, исполнительная и судебная власть разделены: законодательная принадлежит сейму, разделенному на двое: сенат и земское депутатское собрание с королем; одобрение и утверждение короля необходимо для узаконения решения. Исполнительная власть принадлежит королю при ответственности министров и участия сейма; всеобщая воинская повинность являлась обязанностью всех граждан и королевское достоинство признавалось наследственным. Важным преимуществом новой конституции было то, что дела на сейме положено было решать не единогласно, как прежде, а большинством голосов. Два злоупотребления остались без изменения: дворянство не платило налогов, а крестьяне оставались крепостными.

Конституция 1791 г.

      Но в этой новой конституции 3 мая 1791 года был, главным образом, один пункт крайне невыгодный для России: королевская власть признавалась не избирательной, а наследственной; а так как король Польский, Станислав-Август, был бездетен, то, по смерти его, польский престол должен был перейти к одному из немецких принцев и остаться в его роде. Таким образом, Польша, примкнув к владениям одного из германских государей, могла образовать сильное государство, а такое усиление Польши было уже, конечно, противно интересам России и для нее нежелательно. Ввиду этого Екатерина решилась не допускать введения новой конституции и приняла сторону той партии, которая была конституцией недовольна. Это было тем более удобно для Екатерины, что у нее теперь руки были развязаны для действий: война с Турцией (вторая и наиболее славная) была закончена выгодным миром в Яссах, война со Швецией — Верельским договором, и когда недовольные конституцией поляки, образовав в Тарговицах конфедерацию, обратились к России за помощью, Екатерина приказала двинуть в Литву и Польшу 100-тысячную армию (19–21 мая 1792 г.).
      Тарговицкие конфедераты, ободренные помощью России, стали требовать от сейма отмены конституции, а король Станислав-Август, напуганный решительными действиями Екатерины, тотчас же поспешил перейти на сторону тарговицких конфедератов. Он даже лично приехал на сейм, собравшийся в Гродне для обсуждения новой конституции, уже подписанной им. Главным деятелем на сейме был Сиверс — тонкий дипломат, уполномоченный Екатерины в Польше. Опираясь на русскую армию, Сиверс затянул обсуждение конституции на сейме, а между тем вошел в сношения с Пруссией и дал ясно понять прусскому правительству, что Россия не допустит преобладания Пруссии в Польше, и что Пруссия может рассчитывать на дальнейшие территориальные приобретения только в случае ее согласного и совместного действия с Россией, уже вступившей в вооруженную борьбу с партией новых руководителей Польского государства, которые вывели в поле 40 000 войска, под начальством Иосифа Понятовского (племянника короля) и Тадеуша Костюшко, восторженного польского патриота, который уже и прежде, вместе с Вашингтоном и Лафайетом, сражался за независимость Соединенных Штатов в Америке.

Россия и Пруссия

      Тогда Пруссия, сначала весьма доброжелательно относившаяся к новым веяниям в Польше и к конституции 3 мая, увидела, что ей ничего более не остается делать, как действовать заодно с Россией, и прусская армия, под командой генерала Меллендорфа, двинулась в Великую Польшу. Пруссаки заняли Данциг и Торн, чего не ожидали конфедераты. Они обратились к русскому посланнику с нотой, где жаловались на вторжение Пруссии. Посланник Сивере и генерал Игельстром ничем их не удовлетворили. Они дали такой ответ, что вступление Пруссии совершилось или с согласия государыни и потому тщетно конфедераты кричали в ответ на это, что теперь вся их надежда на великодушие Екатерины Великой. Тогда обе державы, подписавшие договор 23 января 1793 года, объявили свое решение: "не находя другого средства удержать распространяющийся якобинский дух, мы заблагорассудили ограничить права Речи Посполитой, для чего поляки должны собрать сейм". Ответом на это заявление был протест со всех сторон. Король даже рассердился и возмутился; он хотел отречься от престола, но императрица, обратившись к нему письменно, удержала его от этого шага. Вскоре после того, в марте 1793 года, в Гродне был обнародован манифест императрицы Екатерины, в котором было заявлено о необходимости второго раздела Польши, для окончательного усмирения смут и для общей безопасности, которую Россия и Пруссия обязывались охранять соединенными силами.

Второй раздел Польши

      Сейм собрался 17 июня 1793 года и вынужден был принять условия русской партии, после многих бурных проявлений и резких выражений… "Лучше идти в Сибирь, чем подчиниться!" Но русский посланник Сиверс был властелином в стране — мягкий, вежливый, ласковый, приветливый в обращении — и, благодаря ему, был подписан 22 июля трактат с русскими. С Пруссией не очень-то спешили, несмотря на требование Бухгольца. Россия по этому трактату брала 4175 кв. миль и 3 миллиона душ. Число польских войск было ограничено 15 000, и король польский обязывался ни с кем не воевать и не вступать в союзы без согласия России; впредь до полного успокоения края русские войска должны были занимать Варшаву. К Пруссии отходило 1061 кв. миля с 3,5 миллионами человек. Торн и Данцинг делались прусскими владениями; но зато и третья часть Прусского государства становилась славянским. Но на этом дело с Польшей не окончилось. Главные деятели конституции 3 мая — Игнатий Потоцкий, Колонтай и Тадеуш Костюшко — удалились из Польши за границу и оттуда продолжали руководить польскими тайными кружками, которые все еще мечтали о воссоздании прежней Польши.

Польское восстание

      24 ноября 1793 года закрыто было заседание сейма; но настроение было неспокойное, раздраженное, как это легко себе представить. В Литве и Польше одновременно образовался обширный заговор, и в марте 1794 года вспыхнуло новое восстание — первоначально в Кракове. Один из польских военачальников, Мадалинский отправился со своими тремя тысячами солдат в Краков, сделал воззвание к молодежи, а 24 марта 1794 года подоспел Костюшко и собралась Краковская конфедерация. "Перед лицом неба и всего человеческого рода", — такими словами начиналась их жалоба на стеснения прав и свободы, и тотчас же объявлено было восстановление конституции 1791 года. Решено было немедленно действовать. Первая удачная стычка Мадалинского с Тормасовым, стоившая русским 11 пушек и 1500 человек, всем вскружила голову. Мятеж вспыхнул и в Варшаве, и в Вильне. В двух последних городах восстание сопровождалось бессмысленным и жестоким кровопролитием: и тут, и там несколько тысяч русских военных, застигнутых восстанием врасплох, были в одну ночь изменнически перебиты. Сам генерал Игельстром едва избежал гибели. Тотчас после этого предательского поступка, мятежники учредили в Варшаве временное правительство, Костюшко был избран диктатором, и Польша, со свойственным ей безумием, объявила разом войну и России, и Пруссии.
      Тогда Пруссия, не объявляя войны, выступила с 40-тысячной армией и пошла на Краков, одновременно с русским генералом Демидовым; превосходя громадным числом поляков, они при Равке отбросили Костюшко. Винявский, не сделав ни одного выстрела для защиты Кракова, изменнически сдал его 2000 пруссакам, не имевшим за собой даже подкрепления. Весть об измене Винявского произвела в Варшаве ужасное впечатление. Толпы бросились в тюрьмы, избивать "врагов отечества" — преимущественно дворян, преданных России. Костюшко сдерживал неистовства толпы, уговаривал, старался всеми средствами успокоить и поднять дух народа; обнадеживал вооруженной помощью Франции; утешал даже возможностью заступничества со стороны Австрии. Надежда на расположение Австрии, однако же, обманула, так как эта держава, не участвовавшая во втором разделе, уже вела переговоры с Россией. Борьба сосредоточилась около Варшавы; Костюшко собрал тут 22 000 человек, Пруссия и Россия — 66 000 человек не очень-то дружного войска, которое стояло у города. Осада и приступ не удались; восстания в городах, принадлежавших Пруссии: Серадзь, Познань, Калиш, Гнездо, отвлекали силы пруссаков и усмирение восстания велось довольно вяло.
       Тадеуш Костюшко. Гравюра работы Физингера с портрета кисти Грасси

Суворов А. В.

      Но Екатерина, в своем положении решительницы судеб Польши, знала, что предпринять: она послала в Польшу Суворова, своего самого решительного и великого военного гения, с которым мы уже знакомы по его блистательным победам в Турции. Быстро собрав армию, этот энергичный полководец явился в Крупчицах на Буге и после ожесточенной битвы положил там 10 000 поляков; Костюшко выехал из Варшавы в направлении вверх по Висле и встретил в 10 милях оттуда генерала Ферзена, прежде чем Суворов успел соединиться с ним при Мацпиовицах (10 октября 1794 г).