Союз западных держав

      Между тем западные державы спешили завершить свои приготовления. Англо-французская эскадра была отправлена в Балтийское море; английский адмирал Непир собирался провести там несколько операций, однако особенного успеха не имел. Но на Черном море, у Варны, было собрано союзное войско, всего 50 000 человек, — 30 000 французов и 20 000 англичан. Союз держав и война приковывали к себе внимание в обоих государствах: публика жадно ожидала великих событий, подвигов, рассказов, «сенсационных» известий, которые бывают столь необходимы в дни всеобщего возбуждения. Главным вождем англичан был старый лорд Раглан, сражавшийся еще при Веллингтоне; французами командовал Сент-Арно, игравший заметную роль во время государственного переворота 2 декабря. Начал он свои действия против русских неудачным вторжением в Добруджу, где его десятитысячный корпус не настиг русских, но наполовину погиб от холеры, свирепствовавшей в этой местности. Наступательная война против русских была, вообще, затруднительна. В громадной русской империи мало уязвимых мест; ее можно поразить лишь со стороны ее береговой линии. Это заставило англичан и французов, при содействии небольшого турецкого корпуса, собраться у Варны с целью перебросить оттуда союзную армию к главной твердыне русских на Черном море — Севастополю.
       Военный министр маршал Сент-Арно. Литография работы Репье с портрета кисти Леполля

Крымская война. Осада Севастополя

      Союзники высадились у Евпатории, на западном берегу Крыма, и высадку произвели под защитой своих судов; когда же русские попытались воспрепятствовать их продвижению к Севастополю, то союзники вступили с ними в битву на берегу реки Альмы, и уже в этой первой битве проявилась большая отсталость русских войск в военном искусстве по сравнению с Западом — в особенности с французской армией. Оказалось, что и вооружение их далеко уступает вооружению французов и англичан, а артиллерия у союзников бьет дальше и вернее русской, и все части войска более подвижны в боевых построениях и передвижениях. Против этих преимуществ трудно было бороться даже и с мужеством и стойкостью русских солдат. Более того, в битве при Альме русским генеральным штабом была сделана непростительная ошибка, вследствие которой сражение было проиграно и русское войско, с большими потерями, вынуждено было отступить.
      При этом весьма странным образом по всей Европе разнеслась невероятная весть, введшая в заблуждение все слои общества, от низшего до высшего, а именно — весть о взятии той крепости, которой предстояло привлекать к себе взоры всего мира еще в течение целого года. Несомненно, однако, что после неудачного сражения при Альме Севастополю угрожала большая опасность. Если бы союзники действовали решительнее и тотчас после битвы двинулись бы к Севастополю, то его невозможно было бы защитить, потому что он вовсе не был укреплен с суши. Но союзники действовали слишком осторожно, долго простояли на месте, а когда наконец двинулись, то пошли далеким обходным путем вокруг Севастополя, к Балаклаве, где решились устроить обширный укрепленный лагерь, и уже отсюда начать методичное обложение и осаду южной стороны Севастополя.
      Однако когда они с этой стороны подошли к Севастополю, то увидели его уже прикрытым целой линией превосходных земляных укреплений… Дело в том, что защитники Севастополя, воспользовавшись промедлением союзников, в несколько дней, ценой неимоверных усилий и неутомимой энергии адмиралов Корнилова, Нахимова и Истомина, успели сделать южную сторону Севастополя настолько же неприступной с суши, насколько он был неприступен с моря. Линия укреплений, возведенных по плану талантливейшего молодого инженера Тотлебена, была оснащена большим количеством тяжелых орудий, снятых с кораблей черноморского флота, затопленных у входа в Севастопольскую бухту. Экипажи с этих кораблей были также переведены на укрепления и оказали на них при обороне Севастополя неоценимую услугу.
       Общий вид Севастопольской бухты
       Адмирал Корнилов
       Адмирал Нахимов
       Адмирал Истомин
      Вскоре началась знаменитая осада Севастополя, памятная геройским сопротивлением, которое было оказано русскими войсками. Князь Меньшиков, которому поручено было командование войсками в Крыму и оборона Севастополя, неоднократно пытался делать вылазки на укрепленный лагерь союзников; но все эти попытки, неплохо задуманные, были плохо и неумело исполнены: там, где приходилось сражаться в открытом поле, как под Балаклавой, 25 октября, или у Инкермана, 5 ноября, победа оставалась за союзниками; но и о штурме крепости не могло быть речи: каждый раз, как только союзники решались на приступ севастопольских укреплений — они отбрасывались назад с большими потерями. А между тем зима и болезни делали свое дело: армия союзников, и без того немногочисленная, таяла на глазах.
      Обеспечение армий было крайне неудовлетворительным, в особенности было плохо налажено полевое интендантство у англичан. Все это заставляло Англию и Францию искать новых союзников. Цель войны была изложена ими в четырех пунктах (июль 1854 г.): русский протекторат в княжествах должен быть заменен общеевропейским; судоходство в устьях Дуная должно быть свободным; власть России на Черном море подлежала ограничению; охрана христиан в турецких владениях возлагалась на саму Порту.
      Такая программа была принята также Австрией и Пруссией. Австрия, после смерти Шварценберга (3 апреля 1852 г.), даже заключила формальный союз с западными державами (декабрь); в скором будущем ожидалось объявление и ею войны России; по крайней мере, ради такой цели был произведен в государстве громадный внутренний заем в 500 миллионов гульденов и выставлен обсервационный корпус на границе России. Но далее этого австрийская политика не пошла. Пруссия не решилась на заключение союза с западными державами, что было разумно с ее стороны; зато западные державы, к удивлению всего мира и к досаде Австрии, приобрели себе союзника в лице сардинского короля (26 января 1855 г.), который в мае отправил 15-тысячный корпус из Генуи в Крым. Этот союз имел большое значение в ином направлении, но и эта необходимая материальная помощь была очень нужна при ведении осадной войны, стоившей уже многих жертв.
      Французский генерал Ниель составил новый план блокады крепости; подкрепления прибывали; в Англии, под давлением общественного мнения, обвинявшего правительство в слишком вялом ведении войны, министерство Эбердина было заменено другим, во главе которого стоял энергичный лорд Пальмерстон (февраль); в то же время Омер-паша, с Дуная, где его корпус был уже не нужен, переправил свое войско в Крым и усилил им армию союзников.

Кончина императора Николая I. Император Александр II, 1855 г.

      Вскоре вслед за тем, в самый разгар геройской обороны Севастополя (18 февраля 1855 г.), император Николай скончался. Однако новый император, Александр II Николаевич (1855–1881 гг.), не мог тотчас же прекратить войну, принимавшую крайне неблагоприятный оборот для России, хотя в азиатской части Турции и были одержаны русскими блестящие победы. Англо-французская экспедиция заняла (май) Керчь и Еникале, уничтожив большие продовольственные запасы русских на Азовском море. Осада самого Севастополя велась энергично, и оборона его день ото дня становилась все труднее и труднее, тем более, что наиболее выдающиеся из его защитников — Нахимов и Корнилов — уже погибли.
      Многих из старших офицеров и в союзной армии тоже уже не было в живых: маршал Сент-Арно умер вскоре после сражения при Альме; вслед за тем и лорд Раглан; его заменил генерал Симпсон, а главное командование, для которого сам генерал Канробер считал себя недостаточно способным, было поручено генералу Пелисье, прошедшему высшую и суровейшую школу военного искусства в Африке.
       Генерал Пелисье. Гравюра XIX века
      Первый штурм двух главных восточных укреплений — Малахова кургана и реданта (18 июня) — был отбит, и союзники понесли при этом тяжелые потери. Новый главнокомандующий русской армией, князь Михаил Горчаков, заместивший князя Меньшикова, захотел еще раз испытать счастья в открытом поле, но это сражение на реке Черной (16 августа) снова оказалось гибельным для русских; они потеряли 7000 человек. Вскоре после того началась последняя бомбардировка Севастополя, продолжавшаяся с небольшими перерывами 22 дня и превратила всю южную часть города в груду развалин. 27 августа (ст. стиля) 1855 года союзники решились пойти на приступ и несмотря на чудеса храбрости, оказанные подчиненными генерала Хрулева, важнейшие укрепления (Малахов курган и редант) остались в руках союзников, и это решило судьбу войны: русская армия перешла на северную сторону города и великая русская твердыня оказалась во власти союзников после 349-дневной осады.
       Общая картина осадных работ под Севастополем. Вид с соседних высот. По наброску 1855 г.
       Штурм Малахова кургана 27 августа 1855 г.
       Главнокомандующий князь Михаил Горчаков
       Генерал Хрулев

Падение Севастополя. Парижский мир, 1856 г.

      К счастью для России, ее армия действовала победоносно на азиатском театре войны, что облегчало императору задачу начать мирные переговоры. Крепость Каре, обороной которой руководили весьма опытные английские, венгерские и польские офицеры, была взята русскими, тоже после долгого сопротивления (28 ноября). Император Александр II принял все четыре пункта давно уже составленной англо-французско-австрийской программы мирного договора (январь 1856), и Наполеон III был доволен еще и тем, что мирный конгресс собрался в Париже, в его владениях. Условиями этого Парижского мира, от 30 марта 1856 года, определялись русско-турецкие отношения, а именно: улучшение быта христиан в турецких владениях посредством реформ, изложенных султаном в виде закона в январе того же года; объявление акватории Черного моря нейтральной; общий европейский протекторат всех договаривающихся держав над Дунайскими княжествами, вместо единоличного русского. Особенно чувствительной для России, после статьи о Черном море, была та, в силу которой проводилось "исправление границы", то есть урезка 200 кв. миль земли в Бессарабии в пользу Турции. Особой конвенцией между Францией, Англией и Австрией гарантировалась в будущем целостность Турции, и вышеуказанные державы обязывались обеспечить выполнение условий Парижского мирного договора.
      Мог ли этот договор, в случае необходимости, оказать пользу Турции — это должно было зависеть от обстоятельств. Но общее значение этой войны и этого мира было громадно: Священный союз, воссозданный в новом виде бурями 1848 года, был разрушен; Россия была на время ослаблена; между ней и Австрией порваны были все отношения, и уже сформировалась, или должна была сформироваться в ближайшем будущем, совершенно новая группировка европейских держав.
       Парижский конгресс 1856 г. Литография работы М. Алоша
      1. Граф Буоль-Шауенштейн. 2. Кавур. 3. Барон фон Гюбнер. 4. Лорд Кларендон. 5. Фон Брунов. 6. Граф Вaлевский. 7. Граф Гацфельд. 8. Фон Мантейфель. 9. Али-паша. 10. Мехмед Джемиль-бей. II. Де Вилламарина. 12. Граф Орлов. 13. Барон фон Буркеней. 14. Лорд Коулей. 15. Бенедетти.

Франция с 1852 г.

      Для уяснения этого нового порядка необходимо бросить взгляд на другие государства в период до и после Парижского мира (1852–1859 гг.).
      Наиболее явным последствием только что оконченной войны было укрепление императорского режима во Франции, который, даже с самого начала, там привился быстро и легко. Наполеон III выступил с весьма определенной программой, которую он опубликовал еще в 1839 году под названием "idees Napoleoniennes", хотя в то время эти «idees» не привлекли к себе должного внимания. Возможно Наполеон III именно потому был способен управлять беспокойной французской нацией, что в нем самом было мало собственно французского; он получал образование в Германии, Швейцарии, Англии, Америке, Италии, и лучше понимал французов, или правильнее судил о них, нежели Карл X или Луи Филипп. Признание его императором последовало без возражения со стороны прочих государей. Но план Наполеона вступить в брак с какой-либо ветвью старых царствующих династий не удался; он сочетался браком с красавицей испанкой, девицей Евгенией Монтихо, принадлежавшей к весьма именитому испанскому роду. В то самое время, когда в Париже проходил мирный конгресс, у императора родился наследник.
       Наполеон III, французский император. Рисунок и литография работы Мецмахера, 1863 г.
       Евгения, французская императрица. Литография работы Лассаля с портрета кисти Дюбюза

Внутреннее управление

      Во Франции было достигнуто почти полное внутреннее спокойствие, и эта видимая потребность в мире со стороны трудолюбивого народа служила, в данную минуту, лучшей гарантией прочности престола. Разглагольствования республиканских беглецов, вроде Виктора Гюго, печатавших свои памфлеты против "Наполеона Малого" в Лондоне или Бельгии, и несколько покушений на его жизнь вели лишь к ужесточению законодательства в пользу деспотии. Так, были ограничены свобода печати и право сходок, была устранена трибуна в законодательном собрании, выборы в это учреждение находились настолько явно под контролем правительства, что звание депутата переставало быть почетным. Императорская власть поддерживалась теми же средствами, которые использовались римскими Цезарями; опорой трона были: войско с его высшим командованием; народные массы, не занимающиеся политикой и которую император тешил демократической о ней заботливостью, преимущественно же парижское население, то есть рабочие и класс промышленников, которым не переставал давать работу бывший подпрефект, а затем и барон империи, Гаусман, грандиозно, хотя и нерасчетливо, перестраивавший целые городские кварталы. Вторая парижская всемирная выставка, устроенная в мае 1855 года, еще до окончания войны привлекла в Париж толпы посетителей, чем и была достигнута ее главная цель — поддержать парижан в хорошем расположении духа. Наполеон сумел воспользоваться удачным исходом Крымской войны и сравнительно выдающейся в ней ролью французского войска.
      После заключения мира отношения России к Франции стали более благоприятными; с Англией и лично с королевской фамилией Наполеон состоял в дружбе с начала войны, а свидание его с русским императором Александром при дворе короля Вюртембергского (сентябрь 1857 г.) заставило всех считать его действительно могущественнейшим из европейских государей того времени; он давно уже был и самым привлекательным из них для публичного любопытства. Такое положение не могло быть достигнуто только популярными мероприятиями и нельзя не отметить отрицательных сторон императорского владычества во Франции, а именно: поощрения придворного раболепства, грубого подавления свободы слова и печати, покровительства ультрамонтанству, беззастенчиво распространявшему повсюду свое суеверие и фанатизм; но, с другой стороны, нельзя не отдать должное тому искусству, с которым Наполеон III умел употреблять в дело все возможное, что было способно укрепить его власть.

Покушение Орсини, 1858 г.

      Новые выборы в законодательный корпус дали результат, которого и следовало ожидать при господствовавшей тогда системе официальных кандидатур и явного давления на избирателей со стороны властей, "l'autoritee". Правительство имело за собой в палате такое громадное большинство, что император мог в своей новогодней речи к поздравлявшему его дипломатическому корпусу, а к этим речам прислушивался весь мир, обещать, что наступающий год будет вполне спокойный. Однако не прошло и двух недель, как покушение на улице Лепелетье доказало, до чего еще была зыбка почва империи.
      14 января 1858 года под императорский экипаж, в котором Наполеон ехал в оперу вместе со своей супругой, были брошены бомбы, не достигшие своей цели, но убившие или поранившие до ста пятидесяти совершенно посторонних человек. Злоумышленник, уроженец Романьи, некто Орсини, приписывал Наполеону порабощение Италии и хотел ему отомстить. Он был казнен 13 марта и встретил смерть твердо, хотя и раскаивался в своем поступке, когда его убедили — не без хорошо обдуманного намерения — в том, что Наполеон желает и решается сделать что-нибудь благоприятное для Италии. Однако само покушение послужило правительству страшным орудием для принятия мер против побежденных политических партий. Министром внутренних дел был назначен генерал Эспинас, грубейший солдат, а правительство внесло в палату так называемый охранительный закон, благодаря которому всякое подозреваемое лицо или то, которое при желании можно было бы назвать подозрительным, полностью отдавалось на произвол полиции.
      В качестве характерной особенности этого ужасного закона достаточно привести только одну его статью, гласившую, что всякий, осужденный за участие в июньских смутах 1848 и 1849 годов или декабрьских 1851 года, мог подвергнуться, ради общественного спокойствия, новому заключению или ссылке, если навлек на себя подозрение какими-либо "серьезными фактами". А для применения этого повторного ареста или ссылки было достаточно простого заявления департаментского префекта, местного военного начальства или генерал-прокурора о неблагонадежности того или иного лица. Для облегчения таких мероприятий вся Франция была разделена на пять больших военных округов, с маршалом во главе каждого из них. Сенат принял без оговорок вышеназванный закон, дававший право проскрипции, находя его соответствующим конституции и принципам 1789 года; в законодательном корпусе он был принят 217 голосами против 24. Стоит отметить при этом фразу одного из наиболее угодливых наполеоновских ораторов, Тролонга, который сумел открыть среди признаков недовольства императорским правительством и "мятежное безмолвие" (silence seditieux).

Англия с 1852 г.

      Англия избежала таких потрясений. Частые смены министерств, происходившие в это время, не имели особого значения для страны. Отставка Пальмерстона, самого выдающегося члена кабинета лорда Джона Росселя, вызванная его произволом во время государственного переворота во Франции, ослабила министерство вигов и в феврале 1852 года, к большой радости континентальных реакционерных правительств, кабинет Росселя заменился торийским кабинетом графа Дерби, в котором канцлером казначейства и лидером Палаты общин стал гениальнейший человек, весьма даровитый романист еврейского происхождения, Бенджамен Дизраели.
      Однако радость была непродолжительна: виги, средняя партия Пилитов и радикальная, так называемая Манчестерская партия — объединили усилия для низвержения нового министерства. Последовавшее затем коалиционное министерство лорда Эбердина, которое скорее было само вовлечено в войну, нежели вовлекало в нее кого-либо, вело военные действия очень слабо и необходимость окончить их с честью для Англии заставила поставить снова во главе дел Пальмерстона, как это было уже сказано выше. Этот министр был бы готов продолжить войну и на третий год, "до полного сокрушения русского могущества" (!), но ему не позволило сделать это миролюбие французов, император которых довольствовался достижением своих частных целей.
      Пальмерстон не обращал внимания на крики радикальной партии, требовавшей реформ после выявленных войной недостатков и злоупотреблений в различных областях управления. Он направил всю свою энергию — бесполезно, по мнению многих, — на войну с Китаем и с Персией; в первом случае предлогом послужило мнимое оскорбление китайцами британского флага; во втором — дело было вызвано торговыми интересами. Встретив неодобрение в Палате общин, он распустил ее, и новые выборы дали правительству значительное большинство. Обе военные экспедиции окончились для Англии благополучно. В союзе с французами англичане взяли Кантон (29 декабря 1857 г.) и заключили Тиенцзинский мир, согласно которому китайское правительство возмещало победителям военные издержки, открывало им доступ в некоторые из своих гаваней и обязывалось терпеть у себя христианство.

Восстание сипаев в Индии

      В том же году британскому владычеству в Азии пришлось выдержать совершенно неожиданное сильное потрясение, которое, действительно, было так же невозможно предусмотреть, как какую-либо стихийную катастрофу, условия которой лежат вне рамок человеческих расчетов. В Британской Индии — владениях Ост-Индской компании — насчитывалось тогда до 160 миллионов жителей, проживавших на (приблизительно) 70 000 кв. милях, около 900 000 европейцев, 50 000 европейского войска и 300 000 сипаев, то есть туземных солдат под командованием английских офицеров. Как видно из сказанного, это было полное чужеземное господство, однако, в целом, благодетельное и, во всяком случае, лучшее из всех, каким когда-либо подчинялись местные туземцы. Но восстание и не было массовым мятежом, национальным движением против чужеземного ига; оно не было также вспышкой издавна накопившейся злобы на какое-нибудь вопиющее насилие; нет, оно было вызвано простым, в сущности совершенно безобидным, распоряжением военного начальства употреблять смазанные салом патроны при введении в войсках ружей нового образца.
      Однако индусы не смеют касаться воловьего, а магометане свиного жира, — и это нелепое суеверие вызвало сначала солдатский бунт в Мирате, близ Дели; вслед за тем взбунтовались туземные полки в самом Дели, и волнение быстро распространилось из этой древней монгольской столицы по всем гарнизонным пунктам Бенгальского президентства. Застигнутые врасплох и жившие разбросано европейцы были обречены на погибель; однако они проявили энергию, свойственную англосаксонской расе. Всюду происходили невообразимые ужасы; иначе и не могло быть, потому что дикие силы не управлялись никакой высшей идеей, национальной целью или хотя бы чьей-нибудь преобладающей волей. Собственно народ и не примыкал нигде к восстанию, а только следил за ним с тупым ужасом. Но превосходство европейского ума над простой численностью вскоре дало результаты. Первым успехом англичан был удачный штурм Дели, резиденции Великого Могола, девяностодвухлетнего тупоумного старца, потомка Тимура. Мятежников было около 60 000 человек; англичан, штурмовавших город, в десять раз меньше, но Дели был взят в сентябре 1857 г.
      В Бомбейском и Мадрасском президентствах властям удалось удержать сипаев в повиновении. В Лукнове, главном городе королевства Ауд, недавно еще присоединенного к британским владениям, небольшой английский гарнизон держался 88 дней в здании резиденции, выдерживая осаду со стороны в 50 раз сильнейшего неприятеля. На выручку ему прибыл вернувшийся из персидской экспедиции двухтысячный отряд Генри Гэвлока, но и он был окружен и заперт в Лукнове. Освободил всех этих осажденных лишь 17 ноября новый английский главнокомандующий, сэр Колин Кэмпбел. Подкрепления, прибывавшие из Европы, помогли властям подавить восстание и избавили население от еще более худших бед, грозивших со стороны неуправляемой солдатчины. В конце 1858 года спокойствие было восстановлено. Строгость наказаний оправдывалась безусловной необходимостью, хотя и была чрезвычайной; главнейшим же последствием этого мятежа было уничтожение Ост-Индской компании: согласно "Индийскому биллю", все индийские владения с 1858.года поступали в непосредственное ведение британской короны.

Конец Ост-Индской кaмпании

      Этот билль был внесен еще лордом Пальмерстоном, но проведен лишь торийским министерством лорда Дерби, потому что покушение Орсини вызвало вторичное падение Пальмерстона: стало известно, что это злодеяние было подготовлено в Лондоне; как искреннее, так и искусственное негодование французских официальных сфер выражалось по этому случаю очень резко, называя Англию "притоном убийц" и другими подобными именами. Само французское правительство обратилось к английскому с требованием принятия каких-либо охранительных мер. Вследствие этого лорд Пальмерстон, и небезосновательно, внес билль, ужесточавший английские законоположения против проступков подобного рода. Однако английское общественное мнение было раздражено резким тоном французского официального мира и потому билль был отвергнут Палатой общин, притом с выражением порицания человеку, имя которого "civis Romanus sum" повторялось всеми устами, и который вообще был известен как неспособный перенести малейший ущерб национальному самолюбию, без отмщения за такое, хотя бы мнимое, оскорбление в отношение Великобритании.

Италия с 1852 г. Кавур

      Крымская война и покушение Орсини непосредственно отразились на судьбе Италии. В ней было восстановлено Status quo венских договоров 1815 года, но Сардинское королевство, ставшее национальной и конституционной монархией с 1848 года, держалось в стороне от государств австрийской системы, относясь к ним даже резче и непримиримее, нежели до этой эпохи. Церковную область оберегали, с одной стороны, французские, с другой — австрийские войска; под их охраной папа мог беспрепятственно заниматься догматическими вопросами, причем он и утвердил на созванном им в 1854 году епископском соборе, оспариваемый дотоле некоторыми учеными богословами догмат о "нетленном зачатии Богоматери". Мирскими делами папства заведовал статс-секретарь Антонелли, который сумел, по крайней мере, устроить свои собственные дела: он оставил после себя дочь и миллионное наследство; все прочее шло по-прежнему; о реформах не было и речи.
      В Неаполе обстоятельства сложились плохо, в Тоскане несколько лучше: австрийские войска выступили отсюда в мае 1855 года. В Парме был убит герцог, что доказывало страшную ненависть, тлевшую под тонким покровом как бы потухшей золы. Убийца не был найден. В австрийских провинциях понемногу вводились более человечные порядки, и германские газеты, склоненные чем-нибудь в пользу Австрии, не находили достаточно слов для описания того восторга, с которым император Франц Иосиф и его супруга были приняты в Венеции и Милане в декабре 1856 и январе 1857 годов. Эти рассказы были большей частью вымышлены, а если и действительно этот восторг кое-где проявлялся, то он был только расчетом со стороны итальянцев, высшие классы которых категорически отвергали австрийское иго. Они признавали своей настоящей родиной то, что лежало за Тессином, и здесь, в Пьемонте, находились люди, способные провести государственную ладью среди угрожавших ей бурь.
      В Италии не было недостатка в прозорливых патриотах: после того как туринская палата приняла мирный договор с Австрией без излишних разглагольствований, министерство Массимо д'Азелио воспользовалось мирным временем для проведения необходимых реформ. Ультрамонтаны были обузданы законами Сиккарди, по которым представители духовенства подвергались общему суду в делах уголовных или гражданских. Король и страна нашли самого подходящего государственного деятеля для данного момента в лице графа Камильо Бензо ди Кавура, родившегося в Турине 10 августа 1810 года и приступившего к управлению двумя министерствами — торговли и земледелия — в октябре 1850 года, благодаря своей способности к неутомимой работе. Этот человек был воодушевлен теми возвышенными патриотическими идеями, которые объединяли все правящие классы в Италии как бы в незримую, без слов понимаемую всеми, к одной цели стремящуюся общину; вместе с тем, он обладал большими Практическими познаниями в политико-экономических вопросах, что позволило ему поднять благосостояние страны и сделать ее образцом для всех других, несмотря на необходимость выплат тяжелых военных издержек. Он достиг этого благодаря проведению своей свободной торговой политики, разумному покровительству национальным производствам, ограничению праздношатания монашества, законной веротерпимости и установлению свободы печати и слова.
       Граф Камильо ди Кавур. Литография работы Демэзона, IS56 г.

Сардиния. Союз 1855 г.

      Кавур, одно имя которого представляло собой уже целую программу, стал главой министерства в ноябре 1852 года. Когда вскоре после этого, в феврале 1853 года, австрийское правительство наложило запрет на имущество ломбардских выходцев, он имел смелость обратиться по этому случаю с запиской к великим державам и отозвал сардинского посланника из Вены. Весьма ловким шагом с его стороны было заключение между Пьемонтом и западными державами союза против России (26 января 1855 г.). Борьба против реакции, представительницей которой являлась тогда Россия и ее правительство, была в интересах Италии. Между тем Пьемонт оказывал услугу западным державам в такую минуту, когда союз второстепенного государства и 15 000 хорошего войска имели громадное значение для них, давая, вместе с тем, Сардинии право участвовать на мирном конгрессе. После заключения мирного договора, члены конгресса провели еще несколько частных заседаний для свободного обсуждения некоторых важных европейских вопросов; при этом, к великой досаде австрийцев, сардинский посланник выступал уже в качестве представителя Италии, а не только одного Пьемонта. Отношения между Австрией и Сардинией становились очень натянутыми. В Турине больше и не скрывали, что прежние отношения становятся невозможными. Общественное настроение в остальной Италии обрисовывалось тоже с большой резкостью.