Большое значение имела перемена на престоле Пьемонта, происшедшая вскоре, 27 апреля 1831 года, — восшествие на престол Карла Альберта, первого из новой династии Савойя-Кариньян. Правительство Луи Филиппа снисхождениями и послаблениями достаточно доказало свое миролюбие державам Священного союза; в остальных делах ее главным стремлением было возможное вступление в близкие отношения с Англией. Талейран, умный представитель Франции при британском дворе, отмечал это обстоятельство как необходимый образ действия в иностранной политике новой эры. Единодушие западных держав вызвано было исключительными обстоятельствами на Пиринейском полуострове, которые в этой связи получали большое значение.

Испания и Португалия с 1830 г.

      Выше было сказано, что в октябре 1830 года у короля родилась дочь, принцесса Изабелла, и если кто и надеялся провести "Прагматическую санкцию" Фердинанда VII, то это можно было сделать только с помощью либералов. Фердинанд умер в сентябре 1833 года и вдова его, королева Христина, была регентшей, вместо дочери своей, Изабеллы, которая была наследницей в силу восстановленного старокастильского права престолонаследия. Это не было признано другой партией, признававшей дона Карлоса, брата короля, прямым его наследником. Междоусобная война между христинистами и карлистами, либеральной и независимой партией, не заставила себя долго ждать. Луи Филипп, столь же законно управлявший, как и Изабелла, был, разумеется, на стороне последней, что и естественно.
      Во внутренних делах Португалии Англия принимала такое же активное участие, как Франция в Испании. Мы помним, что королева Мария де Глория была признана только на острове Терцере, остальная же земля находилась в руках дерзкого узурпатора дом Мигуэля. В апреле 1831 года дом Петро I, король Бразилии, отец Марии, отказался в пользу сына своего Педро II, и посвятил себя задаче восстановления в Португалии прав своей дочери. 8 июля 1832 года ему удалось завладеть городом Опорто; 27 июля 1833 года, после ряда различных перемен, он мог въехать в Лиссабон и принять регентство именем своей дочери — случай, возможный только в силу исторических особенностей этой страны. Большую часть своей армии дом Мигуэль спас, и таким образом оказалось, что оба, дом Мигуэль и дон Карлос, были против обеих несовершеннолетних королев, которые, по стечению различных обстоятельств, были представительницами либеральных принципов. Симпатии всех либералов Европы были на их стороне, а все, что сочувствовало легитимизму и клерикализму, стояло на стороне дон Карлоса и Мигуэля. Более того, интересы Англии и Франции требовали, чтобы управление Португалией и Испанией осуществлялось как можно разумнее, стало быть либеральнее, или хотя бы не совсем клерикально, то есть неблагоразумно, и эта общность интересов в апреле 1834 года привела к четверному союзу, заключенному между Португалией, Испанией, Францией и Англией.
       Дон Карлос.
       Гравюра работы Лассонгэра, с портрета кисти Магуэса
      Дело обоих претендентов от этого весьма пострадало; при Эворе, в провинции Алемтехо, где соединены были их военные силы, они вынуждены были сдаться на условиях капитуляции, окруженные превосходящими силами испанско-португальской армии. Мигуэль исчез с политической сцены; дон Педро восстановил конституцию 1826 года и пятнадцатилетняя королева была в том же году (сентябрь 1834 г.) объявлена совершеннолетней. Ее отец, дом Педро, скончался несколько дней спустя; молодая королева, после смерти своего мужа, герцога Лейхтенбергского, скончавшегося в марте 1835 года, сочеталась браком вторично с Фердинандом, герцогом Кобургским, из католической ветви этого дома, Кобург-Когари.
      В Испании междоусобная война длилась дольше. Карлисты имели чрезвычайно способного предводителя в лице баскского офицера Томасо Цумалакарегуи. Конвенция в Эворе пришлась очень кстати дон Карлосу потому, что на него не наложили никаких других условий, что вероятно не помогло бы, и он мог снова беспрепятственно вернуться к своим преданным наваррцам после того, как его увезли в Англию, на английском корабле. Христиносы в следующем году ни в чем не добились успеха. Их главнокомандующий, знаменитый Мина, не был на высоте поставленной перед ним задачи, а карлисты имели в лице Кабреры нового, прекрасного предводителя, после смерти Цумалакарегуи, умершего от ран в июне 1835 года.
      С обеих сторон война велась ожесточенно, что естественно для такой горячей страны. Военная помощь предоставлялась англичанами и французами, но очень скупо. Надо сказать, что политическое положение в Мадриде служило к тому большим препятствием: зависть и разногласия в правящих кругах, смена министров, неспособность, недоверие регентши. Радикальная или более радикальная партия, прогрессисты, в 1836 году сочли своевременным еще раз восстановить старое божество, конституцию 1812 года. Целый полк милиции напал на замок Ла-Гранда, соединился там с гвардией и заставил регентшу принять конституцию (август 1836 г.). В 1837 году была составлена новая конституция в умеренном духе, с двумя палатами и абсолютным veto короны, и была утверждена.
      Между тем война продолжалась, и летом 1837 года, в то время как новое Estatuto real подходило к завершению, дон Карлос со своим войском шел к Мадриду. Теперь во главе стоял настоящий полководец, генерал Бальдомеро Эспартеро, который при Хуэрта-дель-Реи, в октябре того года, нанес карлистам поражение. В их лагере тоже были разногласия; глупое ханжество, с которым думали привлечь Пресвятую Деву непременно на сторону этой войны, величая ее «генералиссимусом», не помогло. В августе 1839 года один из карлистских предводителей, Марото, условился с Эспартеро, и по договору в Фергара признал королеву Изабеллу. Дон Карлос и его самый храбрый и способный предводитель Кабрера в июле 1840 года перешли французскую границу.
       Герцог Эспартеро. Литография работы Левельэ с портрета кисти Галофра

Франция

      Луи Филипп в испанских делах вел себя осторожно, совершенно также, как Англия; серьезного недоразумения с восточными державами касательно этого вопроса нечего было опасаться. Правительство его до сих пор не имело страстного желания военной славы в громадных размерах. Такому осторожному, расчетливому человеку, как Луи Филипп для этого нужны были особенно благоприятные обстоятельства. Для проявления доблести или по крайней мере для забавы французам служил Алжир, приобретение Карла X, который решили оставить за собой. Заселить Алжир и привлечь поселенцев не удалось, а с 1835 года пришлось бороться с серьезным противником, с эмиром Абд эль-Кадером. Он был из племени марабутов, ревнитель "правой веры", возбуждавший религиозный фанатизм и неукротимую страсть к независимости этого племени.

Внутреннее развитие Франции с 1830 г.

      В последнее десятилетие Франция привлекала всеобщее внимание своей внутренней политикой, живой и своеобразной работой французской конституции, переменами министров и правительственными расчетами, оживленной парламентской борьбой, своими нападками и защитой, на публичных собраниях и в печати. Луи Филипп был никак не великий человек, но он был очень умен и в первое десятилетие своего царствования умел с большой ловкостью и искусством обходить все подводные камни.

Противники Луи Филиппа, бонапартисты

      У него было три противника: легитимисты, республиканцы и к ним прибавился с 1836 года третий, мечтательный и не опасный, бонапартизм. После смерти герцога Рейхштадтского, Наполеона II, по выражению бонапартистских легитимистов, умершего в молодых летах, в Вене, в июле 1832 года, третий сын бывшего короля Голландии Людовика, Людовик Наполеон Бонапарт, считал себя законным наследником великого имени и прав, с ним соединенных. Он родился в 1808 году, находясь в изгнании, в Германии он получил хорошее воспитание, принимал в 1830 году участие в восстании Романьи, потом жил при своей матери Гортензии в ее замке Аренненберг в Тургау, был гражданином Швейцарии и артиллерийским офицером, и даже проявил некоторую храбрость, неожиданно появившись в октябре 1836 года в Страсбурге, где стояла та артиллерийская батарея, в которой начал свое великое поприще Наполеон I, и в которой Людовик Наполеон был дружен с полковником. Предприятие не удалось на первом же шагу, так как гарнизон остался верен своему долгу.
       Герцог Рейхштадтский в гробу. Гравюра работы Штебера с рисунка Эндера
      Правительство не хотело сделать героем или мучеником искателя приключений и отправило его в Америку. Некоторое время спустя он вернулся и от Швейцарии потребовали его изгнания. Одна из особенностей иностранной политики Луи Филиппа была та черта, что он, желая выказать свою благонадежность и доброе расположение к западным державам, принимал относительно Швейцарии резкий тон и нередко предъявлял грубые требования. Принц уехал в Англию, там он был в безопасности, а для него было достаточно пока того, что он заставил о себе говорить.

Легитимисты

      Еще легче было справиться с легитимистской партией. Она состояла большей частью из знатных людей, которые от случая к случаю ораторствовали в парламенте, в прессе, в церквах и капеллах, организовывали демонстрации в памятные дни, но не имели ни средств, ни смелости для того, чтобы действовать серьезно. Герцогиня Беррийская, которой наскучило изгнание, решилась (апрель 1832 г.) высадиться недалеко от Марселя, но так как тут не нашлось для нее никакого дела, то, переодетая, она переехала через всю Францию, и появилась в Вандее; там она, обосновавшись в замке Плассак, призывала роялистов к оружию. Однако эта область давно уже утратила свою романтичность, и поднять знамя в пользу "великого дела" ей не удалось; уголок, куда укрылась предприимчивая герцогиня, был обнаружен правительством. Она была переселена на один из островов на Жиронде, в замок Блэй, где в мае 1833 года ее приключение закончилось довольно курьезным, а для легитимистской партии даже и весьма прискорбным эпизодом, — именно рождением здоровенькой дочки. Герцогиня должна была признаться, что она была тайно обвенчана с итальянским графом. В ноябре, в Граце, на австрийской земле, умер король Карл X.
       Герцогиня Беррийская. Гравюра работы Фрильлея с портрета кисти Покэ

Республиканцы

      Гораздо непокладистее и опаснее был третий противник — республиканцы; те, кто себя, своих руководителей и подстрекателей называли народом "le peuple", и выставляли его нарочно, язвительно противопоставляя его собственникам, т. е. буржуазии. Действительно, это был тот самый народ, который был полон революционных и якобинских воспоминаний, который бился во время трехдневного июльского боя, частью искренне полагая, что бьется за республику, а не за новый престол. А теперь на них пали грустные последствия революции: остановка производства и как следствие отсутствие заработка, — между тем как они ничего от революции не выиграли. Хотя этим июльским борцам выдавались наилучшие обещания относительно отправки нескольких миллионов человек на общественные постройки, на поддержание промышленности, но вместе с тем вежливо выпроваживали их из национальной гвардии, как вежливо вытеснили Лафайэта с места главнокомандующего этой гвардией.
      В действительности, революция пошла на пользу только богатым собственникам страны: на них она опиралась и в их интересах она правила. В одном сходились обе партии — в желании мстить министрам июльских распоряжений. Стоило много труда вырвать Полиньяка, Пейронэ, Шантелозэ, Гернона Ранвиля из рук бушующей толпы, которая пришла в бешенство, узнав, что пэры не вынесли им смертного приговора. Но вскоре они разделились. Министерство было вновь сформировано в консервативном духе, во главе его стал Казимир Перье, 13 марта 1831 года, страстный любитель порядка, с большой энергией и такой же страстный поборник мира, и когда в мае 1832 года он умер от холеры, его система не была изменена. То были правила и самого короля, и в зависимости от состава палаты, управление было то строже, то мягче, что сам король называл золотой серединой, juste millieu, между революцией и реакцией.
       Казимир Перье. Гравюра работы Дельпешта с портрета кисти Герзана

Система короля. Восстания. Покушения

      Некоторые параграфы конституции были отредактированы в сторону предоставления больших свобод, преимущественно в конституционном духе так, что у правительства были связаны руки. Но самое важное и желательное как, например, повсеместное распространение выборного права или решительная политика децентрализации, в духе Мартиньяка, — в ней не было отражено. Новый закон о выборах, изданный в марте 1831 года снизил ценз на право быть избранным с 1800 на 750, а ценз избирателей с 300 на 200 франков, и все же это дало не более 200 000 избирателей. Департаментский закон, вследствие которого хотели именно этим 200 000, платящим высший налог, дать избирательное право, не был приведен в исполнение. Единственный существенный успех состоял в принятии закона о школах, автором которого был самый выдающийся ум среди консервативной части господствующей партии, протестант Гизо.
      Положение страны и недостатки прошлого отчасти обрисовываются тем, что новобранцы конца 1830 года были наполовину неграмотные. По-видимому, все шло очень либерально и очень конституционно, и этот призрак внушительно действовал на либералов по ту сторону Рейна, на которых обаятельно влиял французский конституционализм. Наследственное дворянство — предмет страха и зависти для конституционного буржуа — было на заднем плане; при рассуждениях о будущем положении Палаты пэров в 1831 году наследственность пэра была отменена подавляющим большинством 356 против 40 голосов, и мера о назначении пэров, перед грозной тенью которой в том же году отступила английская аристократия, не испугала никого, и королевским указом сразу было назначено 36 пэров. Выборы назначались в соответствии с законом, прения были совершенно свободные и министров меняли строго конституционным образом, в зависимости от того, как истечет срок полномочий у большинства в палате депутатов.
      Против этой системы республиканская партия боролась разными средствами, с упорной ненавистью, но тщетно. Ежегодно хоть раз известие о покушении на жизнь короля тревожило мир. Покушение корсиканца Фиэски в 1835 году произвело большое опустошение в свите короля, но "адская машина" даже не ранила его, делавшего смотр национальной гвардии. Все покушения не достигали цели и только укрепляли положение короля, уменьшали смелость оппозиции в палате и давали повод к усилению репрессивных мер.
      Министр-президент герцог де Брольи воспользовался покушением Фиэско для проведения трех строгих законов (сентябрь 1835 г.), признававших оскорбление короля и посягательство прессы на существующий образ правления — за преступления против безопасности государства, причем палате передавалось дело для вынесения приговора. Такие преступления не бывают всегда работой одиночек, как их причисляют к этому числу те, кто пытается оправдать дух партии, хотя партию собственно нельзя непосредственно обвинять в преступлении потому, что оно происходит под влиянием политической атмосферы, окружающей преступника или безумца. Правительству памятны были последние мятежи этого страстного народа, легко поддающегося подстрекательству, с более или менее опасными восстаниями, против которых им приходилось бороться; например, восстание в декабре 1830 года в Лионе, происшедшее от действительной нужды и недостатка работы и остановленное энергией Казимира Перье, и в 1834 году в этом же городе, но уже с политической подоплекой и страшным кровопролитием. В Париже также вспыхивали восстания и старания сдержать их. Так, возникли конфликты в 1832 году на похоронах генерала Ламарка, единомышленника Лафайета; в 1834 году, вследствие восстания в Лионе, в 1839 году по случаю долго продолжавшегося министерского кризиса, и под покровительством одного из тайных обществ революции под крайне невинным названием "общества четырех времен года".
      Неутомима была в этих тайных кознях якобинская партия, которой немало содействовала печать. Они возникали под разными названиями: в 1831 году под именем "association nationale", призывавшем к борьбе с иностранцами и бурбонами; в 1832 году под названием "общества человеческих прав", в котором принимали участие такие известные люди, как Лафайет, общество, состоявшее из несколько отделений, насчитывавших в каждом менее двадцати членов, или "общество семей" — семьи, отделения, квартиры; потом общество времен года. Последнее произвело, под руководством неизвестных вожаков, 12 мая 1839 года неожиданное нападение на городскую думу. Один из предводителей, вышедший из мрака неизвестности не на пользу себе, Барбес, доставил себе удовольствие провозгласить республику, но и в этот раз с ними легко справились.
      Еще хуже этих отдельных взрывов, не опасных для правительства при некотором внимании и энергии, было постоянное брожение низших классов народа; им объясняли, что недостаточно политической революции, что надо делать революцию общественную, дабы избавить 31 миллион плотов, или париев, живущих во Франции, от власти всемогущих 500 000 распутных лентяев, и довести до того, чтобы работник и хозяин вместе определяли бы заработок; установить налог на предметы роскоши и снять его с других предметов — тогда управление страной не будет в руках денежных людей, банкиров, поставщиков, откупщиков, биржевиков и подобных кровопийц, кормящихся за счет народа. К несчастью, в этих пустых и страстных декларациях было столько правды, что они если не оправдывали ненависть недовольных, то становились добродетелью в их собственных глазах. Зло, несправедливость, недостатки государственного устройства и законодательства несомненно существовали; их можно было постепенно если не уничтожить, то смягчить, но коренное зло — бедность, бедствия можно уничтожить только самообладанием, нравственным исправлением, учением, воспитанием, образованием, объединением всех лучших сил в целях постепенного усовершенствования. К подобному усовершенствованию здесь не было даже и доброго желания.
      В непосредственной связи с этими находится удивительная школа, или секта сен-симонистов, называвшаяся так по имени происходившего из большой семьи графа Сен-Симона, изобретателя "нового христианского вероучения", нового устройства общества, похожего на учение Платона. Согласно его учению большинство людей здесь же, на земле, должны найти счастье, а при современном общественном строе это невозможно. Другой мечтатель, Карл Фурье, придумал систему добровольных общественных союзов, товариществ, «фаланстерий» из 1500–1800 членов каждая; так как в них собраны все человеческие способности, то они могут составить самостоятельное, само себя удовлетворяющее целое, которое должно положить основу общему блаженству. Вследствие этого Сен-Симон, умерший в 1825 году, поставил во главе своего нового общественного строения патриархального деспота, своего рода папу, который каждому, по его способностям, назначает его место в известном порядке. Это учение, похожее на новую религию, обладало притягательной силой, и человек, на которого возложен был сан сен-симонистского папы, Инфантен, обвиненный в нарушении устава общества, нашел, однако, возможность ясно изложить опасную сторону этого учения, причем он подробно осветил несовершенство устройства современного общества, старающегося избавиться от всяких бедствий человечества. Секта, состоявшая в большинстве своем из благородных мечтателей или из пресыщенных представителей высших сословий, вскоре исчезла, но теория их продолжала развиваться и проявилась впоследствии в другом виде.

Министерства

      В общем обзоре этого десятилетия невозможно уследить за каждым министерским кризисом, и достаточно представить самые известные имена тех, кого большинство голосов и "парламентское созвездие" ставили во главе и потом опять низвергали. То были: Лафитт, Казимир Перье, Монталивэ, маршал Сульт, которого король заставлял играть роль Веллингтона в Англии. В октябре 1832 года министерство juste millieu с Тьером, Гизо, герцогом де Брольи — Жерар, маршал Мортье, — министерство герцога де Брольи, министерство Тьера, министерство графа Моле и Гизо (1836 г.); вторично министерство Сульта (1839 г.). Тронная речь в декабре того года представляла положение страны в весьма благоприятном виде, действительно, нельзя было не отдать справедливости большим заслугам правления, в продолжение десяти лет веденного в строго конституционном духе, носившего на себе печать умного и осторожного, расчетливого Луи Филиппа. Оно содействовало сохранению мира в одной части света в весьма критическое время; не с почетом в духе галльского стремления к славе, но и не утратив действительного влияния и уважения.
      Внутри государства это обеспечивало спокойствие и нормальное течение дел, создавало необходимое предварительное условие для проявления трудолюбия и благосостояния народа; талантам был открыт всюду путь, и нельзя было пожаловаться на недостаток свободы, на бессердечие Церкви или политики, на покровительство одним льстецам и помощникам, как это бывает обыкновенно при дворах. Кроме того, король старался быть и казаться популярным. Его нравы и обычаи и даже воззрения и потребности были мещанские, bourgeois: в таком духе он управлял и выставлял себя напоказ, что более чем согласовывалось с достоинством короля Прочность нового дома казалась обеспеченной. Короля окружали сыновья во цвете лет и старший из них, герцог Фердинанд Филипп Орлеанский, которому предстояло быть наследником престола, женатый с 1837 года на немецкой протестантской принцессе, Елене Мекленбург-Шверинской, известен был как разумный, в частной жизни безупречный человек, вызывавший общее доверие своим характером. Полагали, что он будет продолжать и дополнять действия своего отца в духе, соответствующем национальному характеру страны.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1840–1848 гг. Германия и Фридрих-Вильгельм IV. События в Швейцарии и Италии: Пий IX