Когда в 1588 году Константинопольский патриарх Иеремия (старейший из восточных патриархов) прибыл в Москву, Борис Годунов от имени царя Федора предложил ему окончательно поселиться в Москве и принять на себя сан патриарха Всероссийского. Но Иеремия отклонил предложение и посоветовал возвести в этот сан Московского митрополита Иова, который и был провозглашен первым патриархом Всероссийским.
      Другая мера – прикрепление крестьян к земле – была вызвана экономическими особенностями жизни Московского государства. До конца XVI века крестьяне представляли собой сословие вольных землепашцев, которые не имели собственной земли, жили и работали на землях, отведенных в поместья дворянам и детям боярским. За право пользования помещичьей землей, крестьяне были обязаны часть времени работать на помещика. Помимо этого они обязаны были платить определенные подати и нести известные повинности в пользу государства. Осенью, по окончании работ на землях одного помещика, крестьяне имели право переселяться на земли другого, т. е. пользовались «правом свободного перехода». Это право было весьма выгодно для богатых помещиков и для монастырей, владевших огромными землями. И те, и другие переманивали к себе крестьян отовсюду, предлагая им разные льготы, что вызывало отток рабочей силы от хозяйств мелких помещиков, что нередко приводило к разорению. Но мелкие помещики и составляли главную военную силу государства. Более того, при таком «праве свободного перехода» распределение нагрузки податей и повинностей оказывалось весьма затруднительным. Поэтому Борис Годунов особым царским указом окончательно прикрепил крестьян к земле и всякий переход от одного помещика к другому запретил под страхом суровых наказаний (1597 г.).

Воцарение Бориса Годунова

      В начале 1598 года царь Федор скончался бездетным, и с ним пресеклась династия царей московских, восходившая к Александру Невскому и еще дальше, вплоть до первоначальных русских князей Рюриковичей. За шесть лет до смерти Федора его младший брат, царевич Дмитрий, был умерщвлен в Угличе, и народная молва утверждала, что убийцы были к нему подосланы Борисом Годуновым, который надеялся быть избранным на царство после смерти бездетного царя.
      Однако после смерти царя Федора все бояре, как бы опасаясь этого избрания, поспешили присягнуть вдовствующей царице Ирине. Но она отказалась от престола и удалилась в монастырь. Борис также временно удалился от дел, пока преданный ему патриарх и сильная партия его приверженцев побуждали всех граждан московских предложить престол Борису. Но Борис притворно отказался. Он желал быть избранным не только Москвой, а всей Русской Землей, а для этого нужно было собрать Земский Собор. Собор был действительно созван в Москве, и 17 февраля 1598 года на соборе было решено еще раз просить Бориса принять престол. На этот раз Борис принял престол, рассчитывая, что после такого торжественного избрания будет править Московским государством спокойно и беспрепятственно, а также передаст его своему сыну. Но его расчеты не оправдались.
      Воцарение Бориса никого не порадовало и ни в ком не пробудило сочувствия. Все знали, что он правитель искусный и опытный в управлении государством, но никто не верил в прочность его власти. Более того, бояре его опасались и завидовали ему, а народ роптал против него за стеснения, которые он внес в их жизнь закреплением крестьянства к земле. Борис, со своей стороны, также не доверял боярам, опасался их козней и всех подозревал в заговорах против себя. Подозрительностью Бориса воспользовались недобрые люди и стали перед ним выслуживаться доносами. За этими доносами последовали репрессии, розыски и ссылки.
      В числе многих других, пострадавших от подозрительности Бориса, оказалась и вся семья бояр Романовых, сыновей Никиты Романова, брата царицы Анастасии. Старший из них, Федор Никитич, умный, начитанный, красивый, в цвете лет, был против воли пострижен в монахи (под именем инока Филарета), разлучен с женой и семьей и сослан в дальний монастырь на севере Руси . Братья его также были разосланы по ссылкам и подвержены такому жестокому обращению, что спустя год только один из четверых остался в живых. Эти опалы и ссылки ни в чем не повинных людей еще более озлобили против Бориса бояр и вельмож, а то отношение, которое Борис проявлял к иноземцам (посылая молодых людей за границу для обучения), отдалило от него и духовенство.
      К довершению всего этого прибавилось недовольство и ропот со стороны народа, так как на него последовательно обрушились страшные бедствия. Три года подряд, с 1601 по 1604, в Московском государстве продолжались неурожаи, которые, в итоге, привели к неслыханному голоду. Страшный мор – неизбежное следствие голода – разразился над изнуренным населением Московского государства. Голодные, доведенные до отчаяния люди выходили на дороги разбойничать и грабили хлебные склады богатых людей и запасливых монастырей. Но как ни старался Борис Годунов помочь голодающим, все его усилия перед лицом этого страшного бедствия оказывались тщетными. Он щедро раздавал и хлеб из царских житниц, и деньги из своей казны, предоставлял народу возможность заработка на казенных постройках, но народ продолжал роптать на него и говорил, что бедствия посылаются на Русскую Землю Богом в наказание за прегрешения Бориса и за те темные дела, которыми он незаконно добился престола. Припоминалось ему и то, что он закрепостил народ, отдав его, вместе с землей, во власть помещиков...

Появление Самозванца

      И вдруг, в это страшное, бедственное время, из-за границы с Литвой начали доходить вести о том, что «настоящий, законный русский царь» появился во владениях польского короля, что этот царь есть никто иной, как Дмитрий, младший сын Иоанна Грозного, который будто бы каким-то чудом спасся от убийц, некогда подосланных Борисом в Углич... Под влиянием этих слухов, народ заволновался в ожидании каких-то новых, необычайных событий. Действительно, вскоре оказалось, что во владениях польского короля появился смелый и ловкий самозванец, и явился в такое именно время, когда его успех можно было считать вполне обеспеченным и по ту, и по эту сторону границы.

Взгляд на историю Западной Руси. Церковная уния

      Следует заметить, что во второй половине XVI и в начале XVII века, и Польша, и в особенности русско-литовские области, расположенные в приграничных районах Московского государства, были переполнены весьма беспокойными элементами. Польское государство сложилось на аристократической основе, при огромном преобладании крупного землевладельческого дворянства, которое совершенно парализовало слабую власть избираемых королей, в большинстве случаев чуждых Польше. Около крупных магнатов-землевладельцев группировалось весьма многочисленное мелкое землевладельческое сословие, которое пользовалось правом голоса на сеймах, где являлось составной частью партий, поддерживавших того или другого магната. Народ находился в полном принижении и забвении, представляя собой только рабочую силу, которая давала возможность шляхте жить безбедно и праздно. Его интересы и вообще интересы государства менее всего принимались в расчет правящим сословием, съезжавшимся на сеймы, где преобладали личные интересы. Партийные вопросы решались криком подкупленной шляхты, а иногда пускались в дело и сабли.
      Этой внутренней неурядицей прекрасно умело пользоваться католическое духовенство, которое в лице разных прелатов и папских легатов оказывало сильнейшее давление на весь ход польской политики как внутренней, так и внешней. Духовенство еще более усилилось с тех пор, как в Польше появились иезуиты, а Виленский епископ Валериан Протасевич вызвал их из Польши в Литву и направил их рвение на борьбу с православием в русско-литовских областях, где православие было господствующей религией. Иезуиты, основав в Вильне высшее учебное заведение – духовную академию – стали привлекать сюда избранных юношей из лучших литовско-русских дворянских фамилий и не пренебрегали никакими средствами для убеждения православных к переходу в католичество. Затем, при Сигизмунде III (преемник Стефана Батория), они стали уже открыто теснить православие и затруднять православному духовенству доступ к высшему образованию. Но когда иезуиты решились, наконец, вступить с православием в открытую борьбу, то встретили такой сильный отпор, какого не ожидали. После долгой и напрасной борьбы иезуиты пустились на хитрость: они стали демонстрировать усердное желание примириться с православием, стали усиленно хлопотать о Церковной Унии, т. е. о воссоздании Восточной и Западной Церкви под верховным главенством папы на самых, по-видимому, льготных условиях для православного населения западнорусских и южнорусских областей Польско-Литовского государства. Стараясь склонить на свою сторону наиболее влиятельных православных епископов, они предлагали им сохранить для православных все обряды православной Церкви и богослужение на русском языке, а самим епископам сулили щедрые награды и большие выгоды в будущем. Этими посулами им удалось склонить на сторону Унии двух весьма влиятельных православных епископов и киевского митрополита Рагозу, которые прибыли в Рим в конце 1595 года и дерзнули просить папу «от лица всего русского духовенства» о принятии русской Церкви под его верховное главенство и о присоединении ее к Унии.
      Такой самовольный поступок этих троих отступников тотчас же вызвал открытый протест со стороны всего православного населения русско-литовских областей. Все православное духовенство и русское дворянство собралось на собор в Бресте (1596 г.) и потребовало отступников к себе на суд, но те не явились, и Собор объявил их лишенными сана. Однако никакие протесты православных на сейме и никакие их петиции к королю не помогли – епископы-отступники при поддержке иезуитов и польских властей открыто предложили всем православным принять Унию. Когда же это предложение было с негодованием отвергнуто, то начались систематические преследования и гонения православных, которые привели к целому ряду волнений и к массовым выселениям русского народа из южных областей Литвы за рубеж – в степные места, занятые привольными поселениями казаков и всякого сброда, бежавшего сюда из Литвы, Руси и Польши.

Самозванец и иезуиты

      Именно в это время, столь благоприятное для всяких смут, в Литве появился тот самозванец, о котором мы упомянули выше. Он выдавал себя за царевича Дмитрия, хотя на самом деле, как полагают, был сыном галицкого служилого человека и именовался Григорием Отрепьевым. Это был не простой обманщик, а человек, по-видимому, уверенный в том, что он действительно был царского рода и что ему каким-то чудом удалось ускользнуть из-под ножа убийц, подосланных в Углич Борисом. Есть основание думать, что эта уверенность, вселенная в душу юноши некоторыми случайными признаками сходства с убитым царевичем, была, вероятно, отчасти внушена ему с детства лицами из боярской среды, у которых он жил и воспитывался и которые, может быть, даже преднамеренно готовили из него орудие для отмщения Борису.
       Портрет Лжедмитрия
      Рано выучившись грамоте, он рано постригся в монахи и странствовал по разным монастырям. Как человек не только грамотный, но и начитанный, он некоторое время даже состоял писцом при патриархе Иове, но за дерзкие речи против царя Бориса чуть было не попал в ссылку и спасся от нее бегством в Литву. Здесь он вел скитальческую жизнь: бродил по монастырям в Киеве и на Волыни, потом скинул рясу и довольно долго жил среди запорожских казаков, где научился владеть оружием и ездить верхом. По возвращении из Запорожья на Волынь, Григорий Отрепьев попал в руки иезуитов и, вероятно, под их руководством пополнил свое образование и совершил свой дальнейших путь.
      Хорошо знакомые и с общим положением Польши, переполненной всякими беспокойными элементами, и с положением соседних русских областей, в которых было в ту пору такое множество недовольных, иезуиты сообразили, что дерзкие притязания способного и смелого юноши могут произвести в Московском государстве смуту, которой можно будет воспользоваться в самых разных целях, а в случае удачи – даже прямо перенести католическую пропаганду в самое сердце недоступного для нее Московского государства. При помощи иезуитов, наиболее знатные польские вельможи приняли Григория Отрепьева под свое покровительство и, представив мнимого царевича королю Сигизмунду III в Кракове, убедили польское правительство оказать поддержку этому «Лжедмитрию».

Успехи самозванца, его воцарение и гибель

      Мы не будем излагать в подробностях дальнейшую историю самозванца, а заметим только, что расчеты иезуитов вполне оправдались. Все беспокойные элементы Польши, все бродячее приграничное население и недовольное Борисом население ближайших русских областей, в том числе и казачество – встали на сторону Лжедмитрия, а та мрачная и кровавая легенда, которая придавала известный ореол его имени, довершила остальное. Борис оказался бессилен в борьбе с этим страшным именем. Войска его бились вяло против «законного, прирожденного государя», а когда Борис в самый разгар борьбы умер, то царские войска открыто перешли на сторону самозванца, очистив тем самым ему путь к Москве, и передали в его руки несчастную семью Бориса. 20 июня 1605 года Лжедмитрий торжественно въехал в Москву и был провозглашен царем.
       Могила семьи Годуновых на кладбище в Троице-Сергиевой лавре
      За управление государством он принялся смело и толково, делами занимался усердно, проявляя при этом ум и недюжинные способности. Но боярам он не нравился тем, что слишком мало давал им воли, намеревался провести быстрые и кардинальные реформы, к тому же был явно неравнодушен к иноземцам и иноземным обычаям. Много вредили ему и поляки, которые, прибыв в Москву в большом количестве и в войске Лжедмитрия, и в свите его тестя, польского магната Мнишека, держали себя дерзко и нагло и распоряжались в древней русской столице, как в завоеванном городе.
      Этим положением воспользовался один из бояр, хитрый и умный царедворец, князь Василий Шуйский. Он организовал в среде бояр заговор против царя и его польских приверженцев, поднял московскую чернь и изгнал Лжедмитрия вместе с поляками, приехавшими с ним в Москву. Самозванец погиб во время мятежа. Вслед за этим приверженцы Шуйского развернули настолько бурную деятельность, что через два дня после гибели самозванца, князь Василий Шуйский был избран московским царем. В то же время собором высшего духовенства низложен был патриарх Игнатий, приверженец самозванца, и на его место был возведен в сане патриарха митрополит Гермоген – человек твердый, разумный и высоконравственный.

Царь Василий IV (Шуйский). Новый самозванец

      Но Шуйский, воцарившись, не смог умиротворить мятеж и смуту, поднятые по всей Русской Земле привлекательным и страшным именем «царя Дмитрия». Убийство Лжедмитрия и воцарение Шуйского последовали одно за другим настолько быстро, что на окраинах Московского государства узнали об этой перемене не скоро, а узнавши – не поверили. Получилось так, что многие близлежащие города и области признавали двух разных царей и вступали между собой в борьбу: одни стояли за царя Дмитрия, другие – за царя Василия, и всюду из-за этого шли распри и междоусобия.
      А между тем иезуиты успели подготовить нового самозванца. В пограничных с Литвой областях пронесся слух, будто «царь Дмитрий» еще раз успел спастись от убийц, что вместо него был убит царский конюх, и многие области тотчас же перешли на сторону нового самозванца, а под знамена хитрого и сметливого обманщика стали быстро стекаться все, кому была выгодна смута, кому хотелось безнаказанно пограбить и нравилось жить за чужой счет. К нему перешла и казацкая вольница с Дона, и запорожцы из Приднепровья, толпами приходили самые отчаянные головорезы из польской шляхты, которым было тесно в Польше.
      Весной 1608 года новый самозванец двинулся с войском к Москве, разбил по дороге царское войско и, подойдя к стенам столицы, расположился станом в селе Тушине, в 12 верстах от Москвы, перерезав тем самым подвоз съестных припасов к городу, так что царь Василий оказался как бы осажденным в своей столице. Это значительно затруднило его связь с остальными областями Московского государства, а новому самозванцу дало возможность даже в окрестностях Москвы насаждать свою власть то силой, то обманом. Особенно много усилий ему пришлось положить на то, чтобы овладеть Троице-Сергиевым монастырем, в котором хранились большие запасы продовольствия и накоплены были большие богатства. Но монастырь, в котором, кроме иноков и монастырских крестьян, было всего несколько сот стрельцов, защищался так мужественно, что разбойничьи дружины самозванца осаждали его целых 16 месяцев, и все же вынуждены были снять осаду.
       Общий вид Троице-Сергиевской лавры

Враждебные отношения Польши по отношению к Руси. Война. Осада Смоленска

      В связи с тем, что польский король вопреки условиям заключенного договора действует крайне двусмысленно и лицемерно и не принимает никаких мер к отзыву поляков, постоянно прибывавших в лагерь самозванца, царь Василий заключил союз со Швецией, по которому Карл IX, король шведский, обязывался прислать ему небольшое вспомогательное войско и помочь в изгнании поляков за пределы Московского государства. Но этот союз только ухудшил его положение. Сигизмунд III, узнав о союзе с его личным врагом, королем шведским, объявил войну Московскому государству и с сильным войском подошел к стенам Смоленска.
      В это тяжкое время у царских войск появился юный полководец, который всех сумел воодушевить – то был племянник царя Василия, князь Михаил Скопин-Шуйский. Во главе русских и шведских войск он нанес самозванцу и его скопищам несколько поражений, очистил путь к Москве и вывел царя Василия из его затруднительного положения. Все взоры обратились к нему, все видели, что он один был способен подавить смуту смелостью и решимостью и собрать все силы Русской Земли против главного врага – короля польского.
      Но вскоре после торжественного вступления в Москву юный князь Скопин-Шуйский внезапно заболел и скончался, и «глас народа» не без основания приписывал его смерть отраве, так как его быстрые успехи породили в окружении царя немало зависти и опасений... Эта смерть всех опечалила и всех лишила надежды на избавление от бедствий смуты. В довершение всего, царь Василий, отправивший под Смоленск сильное войско, поручил командование над ним человеку неспособному и всеми нелюбимому – брату своему Дмитрию, против которого Сигизмунд выслал лучшего из своих полководцев, гетмана Жолкевского. Войска сошлись недалеко от деревни Клушин (в Вяземском уезде, Смоленской губ.) 24 июня 1610 года. Русские бились храбро, но в самом разгаре битвы шведский вспомогательный отряд изменил им и перешел на сторону поляков. Царское войско было разбито наголову и рассеяно, а весь его обоз и артиллерия достались победителю.

Отречение Василия от престола. Междуцарствие

      Так как царь Василий не мог немедленно собрать и выставить в поход новое войско, то его враги решились воспользоваться сложившимся положением. К Москве одновременно с двух сторон двинулись и поляки, под предводительством Жолкевского, и скопища самозванца. Тогда и московское население, преданное царю Василию, стало волноваться. 17 июня 1610 года бояре и люди других сословий собрались на Красной площади и порешили просить царя Василия, чтобы он отрекся от престола. Царь Василий не противился народному решению и удалился из дворца в свой прежний боярский дом, а Русская Земля осталась без царя и в ужасном положении полного безвластия.
      Действительно, на западной окраине стоял король Сигизмунд, осаждая Смоленск и собирая около себя русских изменников. В Новгородской области воевали шведы, которые из союзников превратились в лютых врагов и, пользуясь бедствиями Московского государства, задумали за его счет расширить свои владения. Южнее Москвы все области были на стороне самозванца. Всюду бродили отдельные отряды поляков, казаков и всякой иной вольницы, которые не были ни на чьей стороне, а занимались только грабежом и разорением страны.

Избрание королевича Владислава царем

      В таком безвыходном положении московский патриарх и бояре, к которым перешло временно управление государством, решили вступить в переговоры с Жолкевским, настолько же хитрым дипломатом, насколько и отличным полководцем. Жолкевский предложил им избрать в цари королевича Владислава, сына Сигизмунда III. Бояре и патриарх с этим согласились, но при непременном условии, что королевич перейдет в православие. На основании этого условия, принятого Жолкевским, Москва (27 августа 1610 г.) присягнула Владиславу, и Жолкевский, отогнав от Москвы скопища самозванца, уговорил бояр впустить в Москву польский гарнизон под видом охраны столицы. Патриарх был против этого замысла но бояре его не послушали и впустили поляков в Москву. Затем хитрый Жолкевский посоветовал боярам отправить к Сигизмунду почетное посольство и усиленно хлопотал о том, чтобы в состав посольства были назначены наиболее знатные представители бояр и митрополит Филарет (Романов) которые, находясь в Москве, могли представлять опасность для выполнения дальнейших польских замыслов. Вскоре после отъезда посольства Жолкевский и сам уехал из Москвы, захватив с собой в качестве пленников бывшего московского царя Василия (Шуйского) и его двух братьев

Борьба с поляками в Москве

      Однако вскоре обнаружилось все коварство польской затеи. Оказалось, что Сигизмунд и не думал отпускать королевича в Москву на царство, а, наоборот, сам предполагал сесть на московский престол. Посольству, которое к нему прибыло из Москвы, он поставил прежде всего непременным условием сдачу Смоленска. Все это еще более усложнило и затруднило общее положение дел...
      А между тем, именно в это время самозванец был убит одним из своих приближенных и в Москве почти одновременно узнали о происках Сигизмунда и о гибели самозванца. Тогда под влиянием патриарха Гермогена все население Москвы поняло, что поляки собираются погубить Московское государство. Из Москвы пошли во все стороны Руси грамоты, в которых русский народ призывался к избавлению древней столицы из-под власти поляков и подавалась всем мысль о необходимости избрания царя из русских и православных людей. Хотя поляки и русские изменники и заключили патриарха Гермогена под стражу, но семя, посеянное его грамотами и поучениями, взросло и принесло плоды.
      В то время, когда Смоленск после отчаянной обороны, был, наконец взят поляками, и Сигизмунд торжествовал свою победу на его развалинах, население Москвы уже вступило в борьбу с польским гарнизоном и выжгло весь город вокруг Кремля, в котором заперлись поляки оказавшиеся таким образом в осаде. В то же время на помощь москвичам шло уже многочисленное ополчение, собранное из весьма разнородных элементов под командованием трех воевод, которые постоянно между собой ссорились и не ладили. Ополчение подошло к Москве, вступило в бой с поляками, но их действия не могли освободить Москву, тем более, что в любой момент можно было ожидать, что на помощь полякам, осажденным в Москве, придет польский король со своим войском.

Троицкие грамоты. Минин и Пожарский

      В эту критическую минуту двое энергичных деятелей этой страшной эпохи – архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий и Авраамий Палицын, его келарь и помощник, стали по всей Русской Земле рассылать грамоты, увещевая всех «сразиться с врагами Московского государства и до конца постоять за веру и отечество». В октябре 1611 года одна из таких грамот была доставлена в Нижний Новгород и оглашена в соборе перед народом. Грамота вызвала сильное воодушевление в толпе. По прочтении ее один из почтеннейших горожан Козьма Минин (по роду деятельности – мясной торговец) стал говорить согражданам: «Чтобы помочь Москве – ничего не пожалеем: дома продадим, жен и детей заложим и будем искать себе начальника!» Побуждаемые Мининым нижегородцы решили, что следует немедленно созвать ратных людей и собрать казну на жалованье им. Они избрали воеводой своего ополчения храброго князя Пожарского, который уже бился под Москвой с поляками, а управление казной и все заботы о содержании войска возложили на Минина. Как только поднялись нижегородцы, к ним отовсюду стали стекаться и ратники, и пожертвования. Увидев такое одушевление, нижегородцы стали уже от себя рассылать всюду грамоты с призывами «быть с ними в одном совете и идти на врага поспешно».

Освобождение Москвы и избрание царем Михаила Федоровича Романова

      Пожарский и Минин шли к Москве медленно и осторожно, постепенно стягивая к своему ополчению подкрепления, подходившие из разных городов. Под Москвой они стали отдельным станом, не смешивая свои полки с нестройным войском первого ополчения. Однако с воеводами было согласие действовать заодно. Оказалось, что нижегородское ополчение подошло к Москве как раз вовремя. На помощь осажденным в Москве полякам подходило уже сильное польское войско, под командованием гетмана Хоткевича и с большим обозом припасов. 22 и 24 августа под стенами Москвы произошли жестокие сражения, победа в которых осталась на стороне русского народного ополчения. Хоткевич вынужден был отступить с большими потерями, так и не успев ни провести в Москву свежие войска, ни доставить запасы осажденным в Кремле полякам, которые уже испытывали голод. Однако поляки продержались в Кремле еще три месяца и только в конце ноября сдались Пожарскому и Минину. 27 ноября 1612 года ополчение и народ с духовенством и воеводами во главе вступили в Кремль, очищенный от страшных следов разорения и долгой осады.
       Могила князя Пожарского в часовне Спасо-Евфимиевского монастыря
       Гробница Козьмы Минина в усыпальнице Нижегородского собора
      Вскоре после очищения Москвы от поляков все вожди народного ополчения, бояре и высшее духовенство решили приступить к избранию царя «всей Землей». На Земский Собор были созваны в Москву представители от всех городов и всех сословий. Когда же в Москву съехались все выборные, они в течение трех дней готовились к выборам постом и молитвой, а затем уже приступили к совещаниям. 21 февраля 1613 года выборные на Соборе единодушно постановили: избрать царем юного Михаила Федоровича Романова, сына Федора Никитича (в иночестве Филарета), в то время томившегося в плену у поляков.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Германия с начала религиозного мира. Царствования: Фердинанда I, Максимилиана II, Рудольфа II, Матвея. Юлих-Клэвские споры о наследстве и смуты в габсбургских потомственных владениях