Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Всемирная история. Том 1. Древний мир

ModernLib.Net / История / Йегер Оскар / Всемирная история. Том 1. Древний мир - Чтение (стр. 9)
Автор: Йегер Оскар
Жанр: История

 

 


Эти известия важны, потому что доказывают, какая тесная взаимная связь существовала у греков между их литературными и государственными стремлениями и успехами. Несравненные произведения Гомера, в свою очередь, породили богатую эпическую литературу,в виде продолжений и подражаний его поэмам, тем более, что для этой литературы уже готов был строго выработанный и как бы созданный для нее размер — гекзаметр. Из эпической поэзии при посредстве некоторого изменения стихотворного размера появилась новая поэтическая форма — элегия,в которую было вложено и новое содержание: в элегии поэт от простого эпического рассказа переходил в область чисто субъективных ощущений, и таким образом открывал поэтическому вдохновению новые необъятные горизонты. Новый элегический размер служил формой то для нежной жалобы, то для спокойного созерцания, то для произведения сатирического оттенка; одной из подобных элегий Солон побудил своих сограждан к завоеванию Саламина. Тот же поэтический размер, несколько сокращенный, послужил современнику Солона, Феогниду из Мегары,для эпиграмм, направленных против возникающей демократии. Другой отличный знаток языка и приятный поэт, Архилох Паросский,изобрел другой стихотворный размер — ямбическийстих как форму, удобную для выражения возбужденного чувства — гнева, насмешки, страсти. Этим стихом воспользовались для новых поэтических образов поэты богатого талантами острова Лесбоса Арион, Алкейи поэтесса Сафо,и воспевали им вино и любовь, воинственное возбуждение и страстную борьбу партий. Немногие из поэтов, подобно Анакреонту Теосскому,занимались своим искусством под покровительством тиранов. Большинство этих смелых мыслителей были в своих произведениях враждебны тирании, которая опиралась в своих стремлениях на низшие слои народа. Может быть, именно поэтому и поспешили Писистратиды принять под свое покровительство драму,эту младшую, но важнейшую из отраслей поэзии, которая зародилась на почве Аттики, богатой духовной жизнью.
       Праздничный хор в честь бога виноделия Диониса. Изображение с архаической вазы VIII в. до н. э.
       Праздник Диониса. Рельеф аттического саркофага.
      Драма в первоначальной форме развилась из тех хоровых песен, которые пелись в честь бога вина Дионисана его веселых празднествах. Предание называет Феспидаиз аттического демоса Икарии первым виновником появления новой поэтической формы. Ему будто бы пришла в голову мысль внести в хоровую песнь элемент живого действия; для этой цели он стал и хор, и главного запевалу (корифея) хора облекать масками, хоровую песню обратил в песенный диалог между корифеем и хором; в основу же этих диалогов клали одну из множества легенд о Дионисе.
       Мимический танец. Актеры одеты в маски.
       Изображение с греческой вазы V в. до н. э.

Искусства

      Одновременно с литературой стали быстро развиваться и другие пластические искусства, к которым особенно благосклонно относились тираны, помогая их развитию и поощряя художников. Внимание этих правителей было обращено преимущественно на сооружения, пригодные для общественной пользы — дороги, водопроводы, бассейны, но они не пренебрегали и изящными, каждому бросающимися в глаза произведениями. И рост искусств в эту эпоху был так же поразительно быстр, как и рост литературы. С невероятной быстротой освободились они от уз ремесленности и цеховой ограниченности. Раньше всех развилась архитектура,в которой блестящим образом проявился творческий гений эллинов.
       Кариатида из храма Афродиты в Книде VI в. до н. э.
       Рельефы из храма Афродиты, находящегося в малоазиатском городе Книд.
       Образец ранней классической скульптуры VI в. до н. э.
       Принадлежности античного художника.
      Возможно, что до первых греческих зодчих и дошли смутные предания о громадных храмах, дворцах и гробницах египтян, но они не могли взять с них примера и пошли самостоятельным путем. Так, например, очень рано встречаются у греков два совершенно различных типа колонн, в которых восточные формы не только преобразованы и улучшены, но настолько самостоятельно усвоены, что в них проявляются даже характерные особенности двух главных греческих племен в виде двух стилей — дорическогои ионического.
       Капители колонн дорического и ионического типов.
      Рядом с архитектурой развивается и скульптура. Уже у Гомера упоминаются скульптурные произведения, изображавшие людей и животных, которые представлялись «как бы живыми». Но, в сущности, это искусство двигалось вперед очень медленно, и резец художника не скоро приучился побеждать технические трудности ваяния; однако даже те произведения греческой скульптуры, которые заканчивают собой ее первый период, например, известная фронтонная группа на храме Афины в Эгине, превосходят по общему духу произведения и по художественной живости своей все, что в той же области искусства успел создать Восток.
       Фронтонная группа храма Афины на острове Эгина.

Религиозные воззрения эллинов

      В религиозных воззрениях и мифах эллинов древнеарийские начала отступили на задний план. Боги обратились в олицетворения людей, которые и ненавидели, и любили, и мирились, и ссорились, и интересы их перепутывались точно так же, как у людей, но только в ином, высшем мире — идеальном отражении низшего. Благодаря такому обороту в понятиях народа появлялась опасность слишком большого принижения, материализации божества, и многие из передовых людей Греции это отлично понимали. Неоднократно проявлялось стремление очистить религию от слишком грубых представлений о божестве, облечь эти представления в некоторый туман таинственности. Именно в этом смысле были важны некоторые местные культы, из которых два пользовались громадным значением во всей Греции, а именно культ божеств, покровительствующих земледелию, Деметры, Коры и Диониса в Аттике — в Элевсине,известный под названием Элевсинских таинств.В этих таинствах внушительным образом связывалось мимолетное, ничтожное существование каждого смертного с явлениями высшего порядка, недоступными человеческому знанию и пониманию. Насколько известно, здесь наглядно представлялось в общей картине цветущее время жизни, ее увядание, смерть и пробуждение к новой загробной жизни, о которой, собственно говоря, греки имели лишь весьма ограниченное представление.
       Поминальное жертвоприношение. Изображение на аттической вазе.
      Не меньшим значением пользовался и культ бога Аполлона в Дельфах.Это небольшое местечко, заброшенное в горах Фокиды, в середине VI в. до н. э. прославилось оракулом, прорицания которого почитались за волю вдохновлявшего его бога. Важным шагом вперед по пути развития религиозных верований следует считать уже то, что здесь Аполлон, бог солнца, — следовательно, олицетворявший собой одну из сил природы — в народном представлении обратился в божество, способное к откровению, изрекавшее свою волю устами жрицы, которую сажали на треножник над щелью в скале, постоянно испускавшей серные пары. Отуманенная ими и приведенная в исступленное состояние, жрица становилась действительно непроизвольным орудием бога или его ловких служителей. Тысячи простолюдинов и небогатых людей постоянно толпились в Дельфах, а цари, правители и вельможи беспрестанно присылали туда своих послов с запросами к оракулу. Впоследствии, когда некоторые города, а потом все большее их число, учредили в Дельфах сокровищницу и надежный склад своих богатств и драгоценностей, этот город обратился в очень важный центр торговых оборотов. Дельфийские жрецы, к которым отовсюду приходили с вестями и запросами, конечно, должны были очень многое знать и пользовались огромным влиянием на народ. Но к их чести следует сказать, судя по их немногим дошедшим изречениям, что они в значительной степени способствовали распространению в народе более чистых нравственных воззрений. Геродот рассказывает известный случай со спартиатом Главком, который, утаив чужое добро, осмелился обратиться к оракулу с вопросом, может ли он присвоить себе деньги принесением ложной клятвы. Оракул сурово отвечал, воспрещая всякую клятву, и грозил Главку полным истреблением его рода. Главк вернул утаенное им богатство, но было уже поздно: его колебание было вменено ему в проступок, и боги жестоко покарали его, искоренив его род в Спарте. Этот пример, приводимый Геродотом, ясно указывает на то, что нравственные воззрения этого времени были выше, нежели во времена Гомера, который с удивительной наивностью восхваляет одного из князей за то, что выдвинулся «воровским искусством и клятвами, которые внушал ему сам бог Гермес».

Наука

      Нетрудно уяснить такой значительный нравственный прогресс, припомнив, что в это время и наука уже заявила о своем существовании и стала, смело минуя мифы, искать начала всему существующему. То был именно век, впоследствии прозванный «веком 7 мудрецов»; история науки указывает в это время на ионийца Фалеса,на Анаксименаи на Анаксимандракак на первых ученых, которые наблюдали природу, разумно созерцая и не уносясь в область фантазии, и старались заглянуть в самое существо окружающего их мира, отрицая навязываемые преданием религиозные воззрения сограждан.

Пробуждение национального чувства. Олимпийские игры

      Все вышеприведенное указывает на значительную общность мысли и ощущения в греческом мире, которая приравнивала до известной степени всех эллинов и придавала им нравственное единство в то время, когда они, стремясь во все концы известного им мира, всюду основывали свои поселения. Но нигде не упоминается в это время ни политического, ни национального центра, к которому бы все эллины тяготели. Даже Олимпийские игры в честь Зевса не служили таким центром, хотя уже успели приобрести большое значение и сделаться достоянием всего эллинского мира. Всем эллинам одинаково доступные, они уже давно утратили свои местный характер; по Олимпиадам,т. е. четырехлетним промежуткам между играми, велось летосчисление во всей Греции, и тот, кто хотел посмотреть Грецию или себя показать и прославиться на всю Грецию, тот должен был явиться на Олимпийские игры.
       Геракл (Геркулес Фарнеский).
       Дискобол.
       Победитель получает головную повязку
      В течение пяти дней праздника на равнине Алфея кипела свежая, пестрая и удивительно разнообразная жизнь. Но и здесь главным оживляющим элементом было соперничество различных городов и местностей, выказывавшееся в более мирной форме в эти священные дни, тотчас по прошествии их готовое перейти в ожесточенную борьбу. По амфиктиониям —довольно оригинальному политико-религиозному учреждению — видно, в какой степени эллины в этот период времени были способны к единению. Это название обозначает «союз окрестных городов» — окрестных по отношению к святилищу, и важнейшей из амфиктионий была та, центром для которой служило святилище Аполлона в Дельфах. Этот союз дважды в году собирался на собрания, и постепенно в его состав вошло довольно значительное количество племен и государств: фессалийцы и беотийцы, дорийцы и ионийцы, фокейцы и локры, сильные и слабые по своему политическому значению. На этих собраниях приходили к общим решениям, которые и выполнялись общими силами, в тех случаях, когда священнослужению грозило какое-нибудь нарушение спокойствия или выказанное кем-либо непочтение святыни требовало мести и искупления. Но участие в этом союзе не препятствовало войнам и раздорам между городами, принадлежавшими к одной амфиктионий. Для этих войн (а ими переполнена история Греции) существовали, впрочем, известные гуманные правила, по которым, например, нельзя было доводить войну до крайнего разорения входившего в амфиктионию города, нельзя было отводить у него воду и морить его жаждой и т. д.

Эллинская свобода

      Итак, главным жизненным элементом этого мира маленьких общин была свобода движения, и любовь к этой свободе была настолько велика, что ради нее каждый из эллинов был готов пожертвовать всем. Восточные соседи греков в Азии, не имевшие понятия о жизни таких маленьких центров, смотрели на них с пренебрежением и смеялись над их постоянными спорами и усобицами. «Чего они ссорятся? Ведь язык у них у всех один — послали бы послов, и те уладили бы все их несогласия!» — думали персы, не постигавшие, какая громадная сила заключалась в этой самостоятельности каждого отдельного гражданина, не терпящей никаких стеснений. Историк Геродот, которому, напротив, была совершенно ясна разница между мировоззрениями эллинов и азиатов, т. к. он родился подданным персидского царя, чрезвычайно высоко ставит то, что он называет « равенством всех людей на рынке»,т. е. равенство граждан перед законом, в том виде, как оно установилось после изгнания тиранов. Кому не известен его рассказ о разговоре Креза с Солоном, так превосходно рисующий идеалы эллинов лучшего времени? Крез, показав Солону все неисчислимые богатства, которыми была переполнена его сокровищница, спросил: «Видел ли на свете людей, счастливей его, Креза?» На это великий законодатель Аттики отвечал, что «самых счастливых людей не бывает между смертными, но, насколько это выражение может быть применимо к смертному, он мог бы указать Крезу на одного из своих сограждан, как на одного из самых счастливых людей на свете», и затем рассказал царю его простую, незамысловатую историю. Таким счастливцем, по мнению Солона, был афинянин Телл, всю жизнь работавший и приобретавший на себя, а не на деспота. Он ни богат, ни беден, у него — столько, сколько ему нужно, у него и дети, и внуки, которые его переживут, в борьбе не за Элладу, а за свой родной город, в одной из небольших усобиц с соседним городом, Телл умирает с оружием в руках, и его сограждане воздают ему честь по заслугам. Они погребают его на том месте, где он пал, и погребают на свой общий счет…
      И наступил час, когда эту силу азиатам предстояло испытать в громаднейшей войне — в войне, которую следует признать одной из великих героических эпопей всемирной истории и которая, конечно, представляет совсем иной интерес, нежели опустошительные походы Ашшурбанапала и Навуходоносора.
       Греческая монета, выбитая в честь Олимпийских игр, с изображением наград, присуждаемых победителям.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Персидские войны. 500–479 гг. до н. э

Персидские войны

      Первое столкновение Европы с Азией, Востока с Западом, известное под названием Персидских войн, несомненно, одно из важнейших по своим последствиям событий в истории человечества. Это событие обыкновенно излагается историками пристрастно, только с точки зрения заслуг и достоинств греков, даже более пристрастно, нежели излагает его греческий историк Геродот. Не следует забывать, что, как бы ни были велики заслуги греков в этой борьбе с персами, из этого вовсе не следует, что, когда столкновение уже произошло, греки были постоянно правы, а персы постоянно неправы. При обзоре отдельных эпизодов этой борьбы необходимо глубже вдумываться и вглядываться в то, что могли думать и чувствовать персы, и в то, что должно было происходить в душе мощного царя, в то время правившего Персидским царством.

Дарий I и его поход против скифов

      Царь Дарий I (сын Гистаспа), восстановив спокойствие и порядок в своем взволнованном государстве, ощущал необходимость в большой и, конечно, победоносной войне, которая должна была бы сблизить разнородные племена его царства и вместе с тем послужить испытанием его твердости. С этой целью он предпринял большой поход против скифов, степных народов, живших на север от Дуная и Черного моря, некогда (в VII в. до н. э.) причинивших так много вреда и бедствий своим нашествием на Малую Азию. Дарий, во главе войска, которое шло под его личным предводительством, переправился в Европу и двинулся за Дунай, далеко внутрь скифских степей, но те жертвы, которых стоил этот трудный поход, не могли равняться с ожидаемыми от похода выгодами, и потому Дарий отказался от его продолжения. Эта неудача, сильно преувеличенная в греческих известиях, не поколебала уважения к Дарию в его подданных. Поход остался не без результатов: пункты переправ из Азии в Европу остались во владении персов и были ими укреплены; важные города, такие как Перинф, Византии, Дориск (на европейской стороне), а равно и некоторые острова, как Лемнос и Имброс, были присоединены к Персидскому царству и сатрапу Лидии Артаферну (родному брату царя) было дано поручение исследовать западные страны через посредство некоего врача Демокеда, эллина из Кротона, странной судьбой занесенного на дальний Восток, ко двору персидского царя. Около этого времени сатрап, правивший Египтом, подчинил власти царя греческую колонию Кирену, на запад от Египта. Более чем сомнительно, чтобы Дарий в то время уже принял решение распространить персидское могущество и на Европу. По крайней мере, известно, что при персидском дворе была партия, которая утверждала, что обладание гористой страной и островами, на которых было расселено греческое племя, не принесет Персии ни малейшей пользы… Но греки сами напали на персов, вынудив воевать с Грецией.
       Греко-персидские войны. Военные действия 500–478 гг. до н. э.

Восстание ионийцев. 500 г.

      В 500 г. на ионийском побережье Малой Азии разразилось восстание, быстро распространившееся потому, что власть персидского царя там мало давала себя чувствовать. Персидское правительство старалось влиять на эти города через посредство их тиранов, и это было тем более удобно, что, если один из них подавал повод к недоверию, его нетрудно было под благовидным предлогом во всякое время вызвать в Сузы. Но в том-то и беда, что персы не знали, с каким народом имеют дело; они верили в некогда высказанное их великим царем Киром мнение, что «персам нечего опасаться людей, которые сходятся на рынок, чтобы обманывать друг друга». Вот почему это восстание ионийских городов застало персов врасплох. Беспокойный, хитрый и отважный Аристагор,занявший в Милете место вызванного в Сузы тирана Гистиея, своего зятя, встал во главе восстания. Тираны всюду были изгнаны, всюду введена демократия и избраны стратеги. Персидское войско, в этой местности весьма незначительное, отступило и заперлось в цитадели, в Сардах. Разумные люди, ближе знакомые с персидским могуществом, напрасно старались охладить разбушевавшиеся страсти. Аристагор, который носился с самыми задорными замыслами и уже затеял поход против Суз, чтобы воспользоваться громадными сокровищами этого города, решил отправиться в Грецию просить поддержки. В Спарте, где вообще недоверчиво смотрели на дальние походы, да притом и с Аргосом еще не успели поладить, Аристагору отказали, но афинян он увлек своими речами, и они послали в помощь своим землякам 20 кораблей, к которым еще присоединились 5 кораблей из Эретрии. Между тем восстание широко разлилось во все стороны — к Геллеспонту, в Карию и с другой стороны — в греческие колонии на Кипре. Войско ионийцев двинулось на Сарды, но не смогло овладеть цитаделью. Сам город был случайно сожжен. А затем случилось то, что заранее предсказывали благоразумные люди. Громадные силы могущественного царства, поддерживаемые со стороны моря флотом финикийцев, давних противников греческой колонизации, отовсюду надвинулись как тучи. Афиняне и эретрийцы поспешили вернуться домой, между восставшими не было доверия друг к другу, не было единства, города ссорились между собой, не было единого вождя, которому бы все повиновались. Войско сосредоточилось вокруг самого большого и самого богатого из ионийских городов Милета. Решительное морское сражение у острова Лада(сейчас он составляет часть материка), защищавшего вход в милетскую гавань, было проиграно, город взят приступом и, насколько можно было разорить подобный город, был разорен (494 г. до н. э.).

Разорение Милета. 494 г.

      Все, кто мог, искали себе спасения в бегстве на запад, а немногие храбрецы, как например Дионисий Фокейский, продолжали войну с персами, образовав легкую пиратскую флотилию. Персы, ожесточенные долгим и упорным сопротивлением, не замедлили отомстить. Часть военнопленных и между ними Гистией, отпущенный царем из Суз и обещавший унять восстание, а вместо того сам приставший к мятежникам, были казнены, другие отправлены на поселение на дальний Восток. Святилища греков были сожжены. Персы говорили, что «так поступать они научились у греков»… Затем восстановилось спокойствие. Артаферн приказал измерить страну и каждой общине назначил дань, которую она должна была платить. Затем он созвал выборных от городов и установил между ними мир, чего они никак не могли достигнуть, пока были предоставлены на волю самим себе.
      Особенно оскорбило персов вмешательство афинян. Они не без основания предполагали, что имеют самый справедливый повод к объявлению войны, т. к. европейские ионийцы первыми нанесли им обиду, и Дарий, как рассказывают, со времени пожара Сард приказывал себе каждый день напоминать об этом ненавистном народе. При первом известии об этом пожаре он схватился за свой лук, пустил стрелу к небу и молил бога отомстить афинянам. Но привести это мщение в исполнение не спешили, и два первые похода (492 и 490 гг. до н. э.) были снаряжены в не слишком больших размерах.

Первый поход. 492 г.

      Мардоний, сын Гобрия, зять царя Дария, получил от него приказание наказать город Афины. Это был человек не только весьма знатного рода, но и талантливый, в чем убеждает его способ действия по отношению к ионийским городам: он всюду допустил в них демократическое устройство, в том предположении, что оно удовлетворит желания населения и сильно ослабит его воинственные наклонности. Нет никакого сомнения в том, что он разделял и гордость персов, почитавших себя первыми бойцами в мире, и их ожесточение против нанесенной их государству обиды. Однако первый поход не достиг своей цели. Случайные обстоятельства воспрепятствовали дальнейшему движению персов в то время, когда они уже достигли опасного полуострова во Фракии, Афона. Пришлось удовольствоваться тем, что персы оставили за собой те крепкие пункты, которые были ими захвачены.

Второй поход против Афин. 490 г.

      Между тем как с востока надвигалась эта страшная опасность, которая откладывалась лишь на время, в Греции и не думали предпринимать какие бы то ни было общие меры к отражению врага. По-видимому, страх, внушаемый грозной мощью Персидского царства, превозмог все: уже само имя «мидийцы», по словам Геродота, было способно возбудить ужас; и если, по другим сведениям, известно, что один из современных греческих поэтов воскликнул в веселом кружке застольных товарищей: «Будем пить и меняться веселыми речами, не пугаясь войны с мидийцами!», то из этого ясно, что этой войны с мидийцами все очень боялись, когда не сидели за кубками. Это настроение было, конечно, известно в Сузах, где при дворе царя находили себе приют многие знатные греки-изгнанники. Там, кажется, придерживались того мнения, что цели можно будет достичь даже без особенно больших военных усилий. Царь решил отправить глашатаев в греческие города и через них потребовать формального признания его власти — потребовал «земли и воды». В большинстве городов требование царя было исполнено; но в Афинах и Спарте на это требование отвечали оскорблением царских послов, с которыми обошлись как со шпионами. В 490 г. до н. э. был предпринят второй поход,с совершенно определенной и исключительной целью: отомстить Афинам и Эретрии. Это было необходимо, чтобы персам сберечь свою национальную честь. Они покорили всю Азию, и между их знатью жило твердое убеждение, что им надлежит владеть всем миром. Если бы их царь не привел в исполнение свою волю над этими городами ионийцев, то уважение к нему народов его царства могло быть поколеблено. Притом приказание разорить эти города, а их жителей привести в Сузы пленными, не может быть понято буквально, т. к. изгнанный Писистратид Гиппий находился во втором походе при персидском войске, и персы хотели восстановить его власть в Афинах.
       Лидийский воин персидской армии с боевой колесницей. Изображение с рельефа Персеполя.
       По описанию Геродота, подобные колесницы снабжались специальными серпами на колесах, осях и дышлах. Они должны были начинать битву, врезаясь на всем скаку в неприятельский строй, вызывая в нем смятение и ужас, но на практике против такого сплоченного построения, как фаланга гоплитов, прикрытого стрелками, они оказывались беспомощными.
      Предводительство над войском было поручено мидийцу Датису, в помощники которому был дан молодой князь из рода Ахеменидов, Артаферн, и на этот раз персы избрали прямой южный путь в Аттику, через Кикладские острова. Первый город, на который обрушилась месть персов, Эретрия, пал после краткого сопротивления. Город с его храмами был сожжен, часть жителей была посажена на корабли и отослана в Азию. Несколько дней спустя 600 персидских кораблей бросили якорь у берегов Аттики.

Марафонская битва. Мильтиад

      Решительная битва произошла в августе или сентябре 490 г., у городка Марафон,в северо-восточной части Аттики. У афинян союзников не было. Спартанцы, правда, пообещали прислать вспомогательное войско, но выступление его будто бы замедлилось из-за соблюдения каких-то религиозных формальностей. В Афинах появилось сомнение в возможности борьбы с персами в открытом поле, когда их громадному, как полагали — 100-тысячному, войску можно было противопоставить только 10 тысяч тяжеловооруженных воинов. Между старшинами десяти фил нашелся человек, хорошо знавший персов, то был Мильтиад,из старого знатного афинского рода. Он предложил смелый план: начать оборону с наступления. Выступив против врага, афиняне уже на пути получили неожиданную помощь: повстречали тысячу гоплитов, высланных им на помощь дружественным беотийским городом Платеями. В роще, посвященной Гераклу, на ближайших к морю высотах, спускающихся в прибрежную Марафонскую равнину, афинское войско заняло позицию. Мильтиад начал битву. И в этой первой битве между Востоком и Западом западное военное искусство одержало верх: в то время, когда персы готовились пустить в греков тучу стрел, афинские гоплиты быстро перебежали отделявшее их от врага пространство и произвели на него страшный натиск, в котором выказали всю силу и ловкость мышц, развитых постоянными упражнениями в палестрах. Персы были озадачены и быстро отступили к кораблям, у кораблей афиняне еще раз напали на них, но персы все же благополучно убрались на суда, оставив 6,4 тысячи человек на месте битвы. У них был злой умысел — быстро обогнув мыс Суний, они намерены были произвести высадку близ Афин, в которых Гиппий мог рассчитывать на поддержку со стороны своих тайных доброжелателей. Но Мильтиад угадал их намерение и, оставив небольшую часть войска на поле битвы, поспешил с остальным войском к Афинам, которые и избавил от внезапного нападения. Персы должны были на этот раз удовольствоваться половиной мщения и вернулись домой скорее ожесточенные, нежели оробевшие, т. к. они, конечно, приписывали свое поражение новой, незнакомой им тактике греков.
       Надгробие Аристиона, воина, погибшего в Марафонской битве.
      Можно себе представить, как вся Аттика воспрянула духом после этой победы. Без всяких союзников удалось поразить врага; спартанская помощь прибыла несколько дней спустя и могла оказать своим союзникам только военную вежливость: весь спартанский отряд в полном составе: а их было 2 тысячи человек, посетил поле сражения. И они, и весь греческий народ убедились в том, что персов можно было победить, а это было очень важно ввиду дальнейших нападений, которых нужно было ожидать.
      Однако эти новые нападения последовали не сразу. В этом сказалась осторожность умного Дария, который, правильно оценив события, убедился в том, что покорение западных ионийцев было не так легко, как полагали его вельможи. Он знал, чем он рискует, и тотчас же принялся за приготовления в таком громадном размере, что неудача предстоящего нападения представлялась уже немыслимой. Его приготовления дали грекам возможность вздохнуть, т. к. по совершенно случайному стечению обстоятельств затянулись на целые 10 лет. Это время греками не было потеряно, но и воспользовались они им не так, как должно было воспользоваться.

Аристид и Фемистокл

      Немногое известно из истории этих десяти лет. Сохранились имена победителей на Пифийских, на Истмийских играх, дошло имя баснописца, или же легенда о том, что аттический поэт Эсхил выступил со своей трагедией в только что отстроенном первом каменном театре в Афинах и получил за это награду. Тем не менее, и в Афинах, и в Спарте были мужи, которые сознавали грозившую Греции опасность и решили противостоять ей. Мильтиада уже не было в их числе; он воспользовался своим значением в Афинах, чтобы побудить афинян (из весьма узких личных целей) к морской экспедиции против острова Парос, а эта экспедиция не удалась. Весьма мягкий приговор гелиеи присудил его к уплате денежного штрафа в 50 талантов, но он не дожил до лучшего времени и умер еще в заточении от раны, полученной на Паросе. Из молодых деятелей на его место выдвинулось двое: Аристид,сын Лисимаха, и Фемистокл,сын Неокла, оба из старинной аттической знати.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52