Самосохранение вынудило Гая Гракха и другого вождя народной партии, Марка Фульвия Флакка, также принять меры предосторожности. Они вместе с народом заняли Авентинский холм и окопались в древнем святилище Дианы. Правительство, уклоняясь от любых переговоров, захотело овладеть позицией силой оружия. Ряды сторонников Гракха стали быстро редеть, сам Гракх вынужден был бежать на правый берег Тибра, но там, по его собственному желанию, он принял смерть от руки раба. В доме одного ремесленника, в одном из предместий, был разыскан и Фульвий Флакк, и также был убит. Таким образом, знать одержала вторую победу и спешила воспользоваться ее плодами, щедро рассыпая направо и налево смертные приговоры, конфискации имущества и начиная судебные процессы.

Реакция

      Победа, одержанная над великим новатором, который в такое короткое время успел поколебать древний государственный строй на его основах, сильно содействовала гордому и самодовольному успокоению знати и даже внушила ей уверенность в том, что все осталось по-старому и всякая опасность миновала. И действительно, поражение Гракховской партии было весьма тяжкое. Она была лишена вождя, который, обладая выдающимся умом и энергией, был необходим для введения в действие нового строя или законодательства, а потому и незаменим. И большинство тех, кого привлекает власть, отвратилось теперь от народной партии и опять стало заискивать перед сенатом, который еще раз доказал, как легко он умеет расправляться со своими врагами. Прежде всего знать воспользовалась своей восстановленной властью, чтобы обеспечить себя от аграрного закона. В 119 г. до н. э. комиссия, распределяющая земли, была распущена, а в 111 г. до н. э. присужденные по дележу участки земли прямо обращены в продажную собственность. Этим был восстановлен прежний порядок вещей, по которому весьма естественно маленькие владения должны были поглощаться большими, т. е. делались добычей капитала и поприщем для рабского труда. Весьма ничтожным и не имеющим дальнейшего значения успехом было то, что в 118 г. до н. э. партии народа удалось выселить одну колонию в Нарбон— в южную часть Трансалийской Галлии.

Правление знати

      Правление знати не осталось прежним: оно стало хуже, потому что раз затронутое с ненавистью и недоверием смотрело на каждую попытку улучшения, и, справившись с бурей, прониклось чувством своей полной безопасности и не намерено было стесняться. Полная бесталанность и нравственная испорченность этой аристократии ясно выказались в некоторых немаловажных событиях, произошедших в ближайшие десятилетия.
       Комический актер в маске, изображающий свинью-сенатора. Статуэтка, найденная в Риме.
      Одним из таких событий было восстание рабов в Сицилии, длившееся с 105 по 101 гг. до н. э. Это было второе восстание в течение четверти века, и длилось оно не меньше первого (135–132 гг. до н. э.). Как тогда, так и теперь, шайке взбунтовавшихся рабов дали разрастись в целое войско, которое выбрало себе царька, неистовствовало, побуждаемое дикой жаждой мести, и наконец могло быть подавлено только при помощи сильного войска. Гораздо дольше (118–106 гг. до н. э.) длились смуты в Африке, которым древние придавали название Югуртинской войныи которые один из новейших историков менее удачно назвал «войной за нумидийское наследство». Для общего хода человеческого развития эта война имеет мало значения: точные сведения о ней сохранились благодаря тому обстоятельству, что способ ведения этой войны, злоупотребления и казнокрадство вновь возбудили озлобление против правления сената и в связи с различными ее происшествиями вновь разгорелась борьба партий.

Обострение положения в Африке

      Речь шла о царстве Масиниссы, которое тот в 149 г. до н. э. передал своему сыну Миципсе, а Миципса в 118 г. до н. э. — обоим своим сыновьям Адгербалуи Гиемпсалуи племяннику Югурте.
       Миципса (слева), нумидийский царь, с его серебряной монеты.
       Югурта (в центре), нумидийский царь с его монеты. Африканский слон с погонщиком (справа), с тетрадрахмы Югурты.
      Последний еще со времен Инумантинской войны пользовался некоторой известностью в кругу римской знати, т. к. тогда он командовал нумидийским вспомогательным отрядом, состоявшим в распоряжении римского главнокомандующего. Югурта приказал Гиемпсала убить, а с Адгербалом затеял войну. Когда же тот стал просить в Риме о помощи, Югурта сумел обратить в свою пользу решение римской сенатской комиссии: после небольшого перерыва война началась вновь. На этот раз явился в Ливию первейший аристократ Марк Эмилий Скавр. Варвар разыграл перед ним покорнейшего слугу, но он очень хорошо знал, куда клонились в то время все стремления римской знати, и обладал достаточными средствами для их удовлетворения. И чуть только римское посольство удалилось, ничем не обеспечив безопасность Адгербала, Югурта преспокойно продолжал войну, осадил и взял город Цирту, в котором Адгербал искал убежища, убил его и кроваво отомстил населению, укрывшему его. При этом погибло и несколько италийских купцов, пребывавших в Цирте по торговым делам. Тут уже в Риме объявили войну Югурте: в Ливию было отправлено консульское войско, и тотчас разнесся слух о том, что Югурта покорился. Победа была быстрая, и консулу Луцию Кальпурнию Бестии, а также его советнику-руководителю Эмилию Скавру принесла много чести. Но все с изумлением узнали, что Югурта, убийца римских граждан, несмотря на изъявленную им покорность, по-прежнему остался царем Нумидии, владыкой всего своего царства и всех своих сокровищ. Народный трибун Гай Меммийобжаловал дело перед народом и выдвинул требование, чтобы Югурта лично явился в Рим и дал ответ в своих действиях.

Югурта в Риме

      Случилось то, чего никто не ожидал: нумидиец явился, твердо уповая на свои связи, перед лицом народного собрания Меммий обратился к нему со своим запросом. Тогда за него заступился другой трибун, Гай Бебий, и ответа, который мог бы опозорить первейших государственных мужей, не последовало. А варварский царек воспользовался своим пребыванием в Риме для того, чтобы избавиться от еще одного проживавшего там своего родственника, который мог быть ему неудобен при известных случайностях, и выехал из Рима, как рассказывают, заявив насмешливо, что «здесь за деньги можно все иметь — можно бы и город весь купить, если бы только нашелся для него покупатель».
      Война началась снова (109 г. до н. э.). Первые слухи с театра военных действий были неутешительны: война затягивалась, велись какие-то переговоры, затем заговорили даже о возвращении в Рим консула Спурия Постумия Альбина ради присутствия на комициях в Риме, и потом вдруг узнали о внезапном нападении на римский лагерь, за которым последовала позорнейшая капитуляция со стороны римского главнокомандующего Авла Постумия. Римское войско вынуждено было покинуть Нумидию, чуть ли не пройдя под игом, и в этот знаменательный день покрылось таким позором, перед которым бледнели все, самые ужасные и жестокие поражения, когда-либо вынесенные римским войском в былое время (110 г. до н. э.).

Метелл и Марий

      Только уж тут командование войском было поручено серьезному полководцу, патрицианскому консулу 109 г. до н. э. Квинту Цецилию Метеллу, которому прежде всего пришлось устроить и сделать пригодным к войне совершенно расстроенное войско. Подробности похода или даже походов Метелла — т. к. он в 108 г. до н. э. продолжал войну в качестве проконсула — не существенно важны для истории войны. Югурта умел отлично пользоваться выгодными природными условиями нумидийской земли и утомлял римское войско, то внезапно появляясь с массами конницы и легкими подвижными отрядами пехоты там, где его невозможно было ожидать, то внезапно исчезая в горах и пустынях и избегая сражения или преследования. Ему удалось переманить на свою сторону царя Бокха Мавретанского, своего тестя, который вступил с ним в союз. Возможно, что диким племенам пустыни он представлялся даже борцом за их независимость против римского могущества. В сущности же, он просто вел борьбу за свою жизнь, т. к. напоследок ему все-таки пришлось иметь дело с беспощадный и неподкупным противником.
       Бокх I, царь Мавретании.
       Статуя из коллекции Маттеи.
       Возможно также, что это изображение азиатского князя. Обнаженные части тела — из серого мрамора, одежда — из алебастра с крупными пятнами.
      Однако не Метеллу было суждено окончить эту войну. Позорные происшествия первых лет войны подействовали на народ гораздо сильнее, чем это могли предположить в кругу аристократии, и вот теперь всех смущало то обстоятельство, что и Метеллу, от которого ожидали быстрых успехов, не удавалось завершить войну одним ударом. Это вызвало в Риме усиленное движение против партии сената, которым ловко успел воспользоваться один из легатов Метелла Гай Марий, честолюбие которого не удовлетворялось положением, достигнутым в то время. Этот человек, которому в будущем было суждено играть значительную и гибельную роль в судьбах Рима, происходил из низкой среды. Он был сыном простого поселянина в Арпине, городе древней земли вольсков.
       Гай Марий.
       Мраморный бюст в Ватикане
      Однако путь к возвышению в Риме был всегда открыт в виде воинской службы. Он обратил на себя внимание главнокомандующего во время нумантинской войны, затем был народным трибуном, в 115 г. до н. э. — претором и теперь стремился к высшей цели всех римских честолюбцев — к консульству. Он попросился в отпуск у своего главнокомандующего, аристократа, как и все другие, и тот отпустил его с насмешкой. Разумеется, вся аристократическая партия в Риме воспротивилась его избранию. Однако на этот раз тщетно: общественное мнение и настроение, которое нередко на выборах обманывает самые пламенные надежды, вдруг так горячо восстало против аристократии, что этот грубоватый, опытный в военном деле плебей-воин вдруг стал на целую голову выше своих знатных соперников, тем более, что с обычным лукавством простолюдина умел прикидываться человеком честным и прямым, способным всюду идти напролом, и потому представлялся толпе именно тем, кто ей в данном случае был нужен.

Марий — консул.

      Выбор этого человека, который теперь принял на себя ведение нумидийской войны, должен был иметь гораздо больше серьезных последствий, чем предполагали. С вступлением его в должность главнокомандующего было связано новшество, которое повлекло за собой довольно тяжкие последствия. Римское войско до того времени, как некогда гоплиты греческих государств, было до некоторой степени аристократическим учреждением, отчасти потому, что положение легионной пехоты по отношению к союзническим когортам и к вспомогательным отрядам внеиталийских стран было вполне привилегированным, отчасти потому, что все высшие начальники войска избирались народом, т. е. ими же. Но особенно привилегированным их положение было именно потому, что граждане, не обладавшие никакой собственностью, так называемые capite censi, были совсем исключены из числа служащих в военной службе. Это условие Марий и изменил: он дал возможность этому классу граждан вступать в службу в качестве добровольцев, и этим путем создал в войске такой элемент, который вполне зависел бы от него, главнокомандующего. Таким образом, в войске появились люди, которые возлагали на него все свои надежды на будущее и всегда были готовы служить, если бы ему вздумалось играть политическую роль.

Окончание войны

      Марий, конечно, не поскупился на обещания в своей выборной речи. Но и он одерживал лишь совершенно бесплодные победы, и понемногу стало выясняться, что война может быть окончена только тогда, когда сам Югурта окажется во власти римлян. С этой целью уже вступили в переговоры с царем Бокхом I, который, вероятно, в это же время пришел к убеждению, что война с Римом может привести его только к утрате власти. В этих переговорах выдающуюся роль сыграл квестор Мария, происходивший из древнепатрицианской фамилии Корнелиев, некто Луций Корнелий Сулла, который до этого был известен только своей родовитостью и распущенностью жизни. Здесь же, в войне, которая от обоих предводителей требовала лукавства и хитрости, Сулла тотчас выступил на первый план, как и потом, во всех случаях, когда ему приходилось разрешать мудреные задачи. Когда переговоры с варварским царьком зашли достаточно далеко, Сулла принял на себя выполнение опасного поручения: отправился ко двору мавританца и убедил его, что ему следует выдать зятя римлянам.
       Сулла. По изображению на монете.
      И вот с пленным Югуртой, который наконец наткнулся на человека похитрее его, Сулла возвратился в римский лагерь, и война, длившаяся целых 5 лет, была таким образом закончена. Теперь наконец-то появилась возможность отомстить нумидийцу, который так долго издевался над римским могуществом: он был удавлен в старой тюрьме, у подошвы Капитолия. Часть его царства оставили во власти князьков из дома Масиниссы, другую его часть отдали в награду Бокху. Остальное было присоединено к провинции Африка.
       Легионер в походе.
       С колонны Траяна.
       Шест с перекладиной, на котором легионеры переносили в походе провизию, инструменты и личные вещи.
       По утверждению античных авторов, был введен Марием, солдаты также дали этому приспособлению прозвище «осел Мария».
      Эта война, в основе представлявшая событие весьма второстепенного значения, не была опасна для владычества Рима в Африке, и даже трудно предположить, чтобы в этом дерзком и коварном варварском царьке, который закончил жизнь позорной смертью преступника, таилась часть того громадного честолюбия, которое когда-то руководило действиями Масиниссы. Но в то же время впервые после 500-летнего периода центру римского государства, Италии угрожала непосредственная, действительная опасность, и вот к отвращению ее и обратились теперь все мысли и опасения римских государственных людей.

Отношения к северным странам

      Поприщем исторического рассказа до настоящей минуты были расположенные по побережьям Средиземного моря страны, следовательно, южная часть Европы. Все, что простиралось на север от Пиренеев, Альп и их восточных разветвлений, на север от Балкан, следовательно, вообще по ту сторону гор, которые на крайнем западе у Атлантического океана начинаются и тянутся до Черного моря, — все это для римлян представляло собой так называемый варварский мир. Римская политика довольствовалась только тем, что если какие-нибудь племена из этого мира северных варваров продвигались в сферу римского могущества, на них сейчас же обращали внимание, их старались выделить из среды соплеменников и либо одолеть мечом, либо совладать с ними при помощи различных способов римской культуры, действовавших медленнее, но вернее оружия. Новые поселения таких северных народов на римской государственной почве не допускались. Когда в 183 г. галльские толпы попытались осесть в северо-восточной части Италии, римское правительство решительно им отказало, и римское посольство было отправлено к жившим между Пиренеями и Альпами трансальпийским кельтским племенам, чтобы заявить им определеннейшим образом, что Альпы составляют границу, которую их соплеменники ни в коем случае не должны переступать. В то же время и доступ с востока был замкнут вновь заложенной крепостью Аквилея. Но этим дело не закончилось. Римлянам пришлось переступить указанную ими границу. С 125 г. до н. э. римские войска уже бьются с племенем, живущим между Роной и Альпами — с аллоброгами, которым стало помогать одно из могущественнейших племен южной Галлии, арверны, а другое племя, эдуи, приняло сторону Рима. В 121 г. до н. э. консул Квинт Фабий Максим, внук Эмилия Павла, заслужил себе большой победой, одержанной над аллоброгами, почетное название « Allobrogicus«, и вся Трансальпийская Галлия между Альпами и Пиренеями получила провинциальное устройство с главным городом Нарбоном. И вообще, по всей линии, по которой варварский мир соприкасался на границах с цивилизованным римским государством — и в Альпах, и во Фракии, и в Иллирии — как это обычно, повелась непрерывная мелкая пограничная борьба: с одной стороны, бесконечные набеги и грабежи, с другой, — изыскания и экзекуция за них.

Начало переселения народов. Кимвры, 113 г.

      В 113 г. до н. э. на среднем течении Дуная откуда-то из дальних северных стран явился новый народ, назвавший себя камерами — племя, вероятно, германского происхождения, которое, вследствие каких-нибудь естественных переворотов или других побуждений, было вынуждено искать себе новые поселения. Они избегали столкновения с римлянами. Консул Гней Папирий Карбонхитростью вынудил их к битве близ Нореи(в Норике), но потерпел страшное поражение. Этот бродячий народ, в состав которого вошли еще и кое-какие иные элементы, повернул теперь на запад, и через Рейн и Юрские горы вошел в Галлию. И здесь-то, где это страшное вторжение привело к ужаснейшему положению, дело дошло до вторичной битвы с римлянами, которым подобные соседи были не по нутру (109 г. до н. э.). И опять результат был плачевным: консул Марк Юний Силан, потерпел тяжелое поражение. Впечатляющие разгромы двух консульских армий вызвали панику в «Вечном городе», но варвары желали воспользоваться своей победой только так, чтобы владения, на которых они осели, были признаны Римом за ними. С этой целью они прислали в Рим посольство, и в этом случае впервые встречается среди кимврских послов настоящий германец, который тешит всех своим человеческим юмором и своим искренним заявлением на мгновение заставляет забыть обо всех ужасах войны. Одному из послов показали на римском форуме на некое произведение искусства — статую карлика с посохом, изображавшего Пифагора или Нуму или кого-нибудь другого, — и при этом спросили его, во сколько он это произведение ценит. Варвар отвечал, что он такого старичонку и живого не принял бы в подарок.

Поражение римлян

      Сенат отказал посольству в ходатайстве, а между тем войну повели вяло, и только в 105 г. до н. э. дело дошло до генерального сражения при Аравсионе на левом берегу Родана. Консул Гней Манлийи проконсул Квинт Сервилий Цепион(последний, хотя и принадлежал к знати, но пользовался дурной славой) соединили свои силы для общего удара, их войска были так жестоко истреблены кимврами, что, по известиям, может быть и преувеличенным, однако передающим первое впечатление поражения, только 10 человек успели бежать с поля битвы… И вот теперь уже приходилось ожидать вторжения этих дикарей в саму Италию.

Кимвры и тевтоны

      Этого, однако, не случилось. Кимвры перешли Пиренеи и вторглись в Испанию. Но в Риме под впечатлением « кимврского ужаса« вторично на 104 г. до н. э. в консулы был избран Гай Марий, в котором народ видел противника знати и уважал воина, напоминавшего древнеримских воинов. Обстоятельства сложились так, что против всех существующих законов, самым необычайным образом он же вновь был избран в консулы в последующие четыре года подряд. Дело в том, что кимврская война в 103 г. до н. э. отхлынула от Испании. Они не смогли ничего добиться, т. к. туземцы встретили их упорнейшим сопротивлением. Они потянулись на север вдоль океанского побережья, пока и здесь им не преградило путь храброе галльское племя белгов. Но именно тут-то им, по преданиям, и удалось соединиться с другим крупным германским народом, тевтонами, которыми предводительствовал какой-то храбрый витязь, Тевтобод, и тут решились, наконец, северные варвары соединенными силами вторгнуться в Италию. Однако их многочисленность была настолько велика, что они должны были подразделить свое войско: кимвры и другие тесно связанные с ними племена двинулись на восток, чтобы вторгнуться в Италию с восточной стороны, а тевтоны с тойгенами и отборной ордой кимвров двинулись на юг против римской провинции.
       Римские Гладиаторы, мозаика в термах (около 200 г. н. э.) Коракаллы
       Помпейское искусство. Стенная живопись и роспись на штукатурных украшениях 300 г. до н. э. — 63 г. н. э.

Победа Мария над тевтонами при Аквах Секстиевых

      Марий успел привести свое войско в отличный порядок и пользовался безусловным доверием. Он превосходно понимал все нужды солдата и умел отлично подлаживаться под его настроение. Он умел пользоваться даже суевериями солдатской среды, потому что до известной степени и сам их разделял. Так, например, он в приближении к себе постоянно держал сирийскую прорицательницу Марфу, словам которой, как думали в войске, придавал большое значение. На пути движения варваров Марий занял твердую позицию в укрепленном лагере, который они не могли обойти. Три дня подряд они возобновляли свои нападения на него, и все же выманили осторожного полководца на битву в открытом поле. У него была на это своя цель — приучить своих воинов к способу ведения войны германцами и, кроме того, — оставить варваров в приятном заблуждении, будто римляне ими побеждены. Так и случилось. Тевтоны двинулись дальше по долине Родана, направляясь к местности, в которой, незадолго до того, при горячих источниках около небольшой крепости выросла новая римская колония Аквы Секстиевы. Здесь авангард Мария, последовавшего за воинственными толпами тевтонов, наткнулся на амбронов, отборное кимврское войско, которое, по-видимому, составляло сторожевой полк в арьергарде тевтонов. Амброны были сбиты с позиции, и всю ночь в римском лагере был слышен их шум и вопли, походившие на рев диких зверей, и этот рев служил выражением самых разнообразных ощущений и страстей — яростного ожидания предстоящей битвы и сокрушений о павших в битве товарищах. И действительно, решительная битва последовала на другой же день. Римские легионы, успевшие снова приобрести все спокойствие дисциплинированного мужества, были тесно связаны со своим полководцем твердой уверенностью в его искусстве. И тут со страшной силой появилась навстречу безумному натиску варваров верно направляемая и с несокрушимой правильностью совершаемая атака легиона. Римская пехота была построена в три шеренги, притом так, что вторая замыкала своими рядами промежутки между рядами первой шеренги. Вся эта пехота была вооружена метательными копьями (pilum) и — по испанскому образцу, принятому со времен второй пунической войны — коротким мечом. При таком вооружении бой издали и рукопашные схватки быстро следовали друг за другом и должны были производить сокрушительное действие. Длинное и тонкое железное ратовище метательного копья, законченного небольшим стреловидным острием, было пропущено сквозь деревянную рукоять настолько, что верхняя его часть наполовину торчала из деревяшки, а меньшая часть выставлялась снизу. Когда неприятель подступал на 50–60 шагов к римскому строю, или наоборот римский строй приближался к нему на такое расстояние, то по команде или по сигналу трубы метательные копья градом бросались в неприятеля. Передняя шеренга когорты, за нею вторая, даже третья — выполняли залпы, один за другим. Сила метания этих копий была настолько велика, что деревянные рукояти от них отлетали и копья падали вниз всей своей тяжестью.
       Эволюция римского метательного оружия. V в. до н. э. — III в.
       Своеобразным оружием легионов был пилум. Он применялся не только как оружие ближнего боя (аналогично копью гоплитов), но и для метания, что расширяло возможности римской тяжелой пехоты и делало ее более универсальной. По-видимому, этот тип оружия появился у этрусков. В гробницах, относящихся к V в. до н. э., были найдены первые образцы (1).
       Особенностью пилума является железный наконечник с длинной втулкой, что, хотя и делало оружие тяжелым, но зато увеличивало его пробивную силу. По утверждению Цезаря, пилум с расстояния 10 м способен был пробить два галльских щита из кожи и меди, общей толщиной от 13 до 25 мм. Хотя после этого пилум становился не годным к употреблению, но и противник вынужден был бросать щит, оставаясь незащищенным.
       После нашествия галлов в IV в. до н. э. пилум (2) все шире используется в римской армии. Им вооружают сначала первую линию боевого порядка — гастатов, потом вторую — принципов и, наконец, в эпоху Мария, весь легион. Каждый легионер получал два пилума — тяжелый и легкий (3). У легкой пехоты — велитов остался на вооружении легкий дротик — верутум (3, справа). По утверждению Тита Ливия, Марий сделал еще одно усовершенствование, заменив один из гвоздей, которыми крепился наконечник в древко, на деревянный клин, который при попадании пилума в щит ломался, и древко загибалось в сторону, затрудняя тем самым противнику возможность действовать щитом. Тяжелый пилум имел в длину 2,1 м, верутум 1,2 м. К I в. н. э. тяжелый пилум стал меньше (4), После 100 г. н. э. на нем появился металлический груз (5), что сохраняло его пробивную силу. В галльских вспомогательных войсках под римским влиянием стало применяться метательное копье — гезум (5, справа). В III в. пилум в римских войсках исчезает, его вытесняет обычное копье. Из метательного оружия пехоты Вегеций упоминает только своеобразную цельнокованую стрелу с грузом (6), аналогов которой в археологических источниках не имеется.
      И только что этот страшный град железных копий впивался в передние ряды неприятеля, как за ним следовала рукопашная схватка, в которой воины работали мечами. Когда первая устремившаяся на неприятеля центурия истощала свои усилия, сигнал, данный рожком, отзывал ее обратно, и вторая заступала ее место, опять начиная атаку с залпа метательных копий и продолжая ее в виде рукопашной сечи мечами. В надлежащий момент спокойным размеренным шагом выступала вперед вторая линия воинов в интервалы первой линии и возобновляла битву со свежими силами. При такой системе, особенно если полководец умел толково распорядиться своими силами, конечно, никакой натиск варваров не мог сломить римской пехоты, и никакое их скопище не могло устоять против такого натиска. Тевтонам, к тому же, сильно вредили жара и пыль, от которых они страдали в этой южной стране. Обходное движение римлян завершило поражение, которое оказалось особо сокрушительным потому, что отступление неприятеля было не обеспечено. Но когда римляне проникли до обоза тевтонов, то встретили отчаянный отпор со стороны тевтонских женщин, и для того, чтобы овладеть обозом, должны были выдержать с ними ожесточенный бой (102 г. до н. э.).

Победа над кимврами при Верцеллах. 101 г.

      Не в такой же степени удачно велась борьба против остальной смешанной массы варваров. Кимвров пришлось одолевать уже тогда, когда они нахлынули в Италию.
       Битва с камерами. Римский саркофаг. Капитолийский музей.
      Патрицианский сотоварищ Мария во время его четвертого консульства, Квинт Лутаций Катул, занял было позицию на правом берегу Атезии; когда же кимвры появились в долине реки, он снялся со своей позиции и отступил за реку По. Но кимвры преспокойно осели в прекрасной стране, чуть ли даже не завели переговоры. Между тем Марий, в пятый раз выбранный в консулы, соединил свое войско с войском Катула и тотчас же начал наступательные действия. На левом берегу р. По, в равнине на запад от Милана, при Верцеллах(сейчас станция железной дороги между Миланом и Турином), Марий вступил в битву с неприятелем, который потребовал от него назначения дня и места для нее. Битва произошла 30 июня 101 г, до н. э. Здесь победе римлян способствовал сильный ветер, который гнал облака пыли в лицо северных витязей. Их строй, которому они придали вид громадного четырехугольника, был пробит натиском римлян. Бежать было некуда, да и битва с обеих сторон велась с таким ожесточением, что о бегстве никто и не думал. Оставшиеся в живых после окончания битвы были взяты в плен, и множество этих пленных германцев, захваченных при Верцеллах и Аквах Секстиевых, с той поры обрабатывали италийскую почву в качестве рабов или же, обращенные в гладиаторов, тешили своих победителей зрелищем кровавых боев (101 г. до н. э.).
       Гладиатор.
       Терракотовая статуэтка из музея Борджа в Веллетри.
      Только тут Марий принял, наконец, давно предлагаемый ему триумф, которого он вполне заслуживал, освободив Италию от варварских скопищ и избавив государство от опасности. Его встречали в Риме и в войске с восторгом, называя то «вторым Камиллом», то даже «Ромулом». И действительно, положение, занятое им во главе общества, было очень важным и даже исключительным: он был первым среди всех римских полководцев, четыре года подряд сосредоточивал в своих руках и высшую государственную власть и предводительствование войском и, тем самым, сумел приобрести со стороны войска беспримерную привязанность. В то же время он был и вождем политической партии: ослепленный честолюбием, заблуждаясь насчет своих способностей, постоянно окруженный льстецами из народной партии и легко поддававшийся их лести, он тоже задумал играть важную политическую роль и, чтобы иметь возможность выполнить это, стал в шестой раз в 100 г. до н. э. добиваться выбора в консулы.
      Ради этой цели он соединился с двумя темными личностями, в ту пору стоявшими во главе народной партии и мутившими народ: с Гаем Сервилием Главцией, добивавшимся преторства, и Луцием Аппулеем Сатурнином, вторично добивавшимся трибунства. Все они достигли своих целей: выборы, какими бы то ни было средствами, прошли благоприятно для них, и Сатурнин, отчаянный демагог, но человек действительно способный, взялся за обширную законодательную деятельность в духе идей Гракха.