Эта громаднейшая война, доведенная после 18-летнего периода борьбы до благополучного конца, не принесла продолжительного мирного периода, как этого можно было ожидать. Но если мир и был нарушен, то вовсе не потому, как это часто представляют историки, что римскому сенату и народу тотчас после уничтожения карфагенского могущества вздумалось произвольно перенести свое победоносное оружие по ту сторону Адриатического моря. Там были у римлян, вследствие сцепления особых обстоятельств, еще со времен иллирийской войны, даже еще со времен Пирра, союзники, да и вообще весь восточно-европейский мир с той поры постепенно вступил в область политики римского сената.

Восточные дела

      Между тем как Пирр был занят своим причудливым предприятием на Западе, на Грецию и Малую Азию обрушилось большое хищническое нападение галлов, отражением которого эпирский царь мог бы приобрести себе гораздо более почетную славу, чем своим походом в Италию. Сын первого Птолемея, Птолемей Керавн, следовательно, египетский принц, тогда (280 г. до н. э.) правивший Македонией, был убит в войне с галлами. Затем они разлились по всей Греции, где им могли противиться только укрепленные города; их грабежи были главным образом обращены на святилища, и, ограбив все, что им было доступно, они направили свой опустошительный набег на Азию, где царские резиденции сулили еще большую добычу. Здесь они наткнулись на сирийское войско, и Антиох I нанес им жестокое поражение. Некоторой части галлов удалось осесть в одной из внутренних областей Малой Азии, которая получила от них название Галатии. Впрочем, они и там продолжали свое военное бродяжничество, только в другой форме: как наемники в войске различных правителей этих малоазийских областей.
      Общее положение дел в восточном мире, конечно, ненадолго изменилось от этого хищнического набега. Там объединились и выделились три больших государства: Египет, Сирия и Македония. Великим несчастьем для спокойствия Востока было то, что все эти страны когда-то, при Александре Великом, составляли одно царство. Благодаря этому обстоятельству, и т. к. они притом не были устроены на основе какой-нибудь одной национальности, в каждом из государей этих еще юных династий постоянно поддерживалось влечение к приобретению земель, к расширению своего могущества, и, сколько возможно, к восстановлению единой великой монархии Александра. Менее всего это мелочное честолюбие проявлялось в египетских государях, благодаря самостоятельному положению страны и весьма разумной решимости первого правителя из династии Птолемеев. В противоположность Птолемеям, это честолюбие было естественным свойством македонских и сирийских государей, которые до некоторой степени имели право смотреть на себя как на наследников притязаний Александра. Из Македонии Александр некогда направился в свои завоевательные походы; центром и главным местопребыванием Александра в Азии были именно те страны, которые теперь находились во власти Селевкидов. Для римской политики особенно важна была та судьба, которая ожидала Грецию, подобно Италии еще сохранившую республиканское устройство среди этих трех могущественных государств.

Македония и Греция

      Там проявились новые политические коалиции. В Средней Греции Афины давно уже утратили свое руководящее политическое положение, но их значение в области искусства и литературы по-прежнему было весьма важно, и среди общей военной сумятицы здесь один за другим чередовались главы философских школ, преимущественно по двум главным направлениям — платоновскому и аристотелевскому. Среди непрерывной работы духа здесь развились два мировоззрения, весьма важных для истории человеческого духа: школа Эпикураи школа Зенона.
       Эпикур. Париж, Лувр.
       Зенон из Катиона. Статуя из Капитолия. Зал гладиаторов. Рим.
      Первая из них направляла взгляд человека от общественных и государственных дел к частной жизни, и стремление к счастью объясняла внутренней гармонией души. Вторая, прозванная стоической (от того Пестрого Портика — Stoa Poikile, в котором Зенон преподавал свое учение), побуждала человека к более мужественной мудрости, к разумному представлению об общих жизненных вопросах, к практическому осуществлению философии в государстве и в обществе. Мировоззрение Эпикура более соответствовало современному положению Афин. Вместо этого важного древнего центра, во время войн против Антипатра и позднее против галлов, выдвинулась такая страна, которая прежде была вовсе незаметной — Этолия. Население Этолии, страны, заброшенной в горах и лежавшей в стороне от главных центров, сохранило в значительной степени древнюю грубость нравов и свежую, воинственную силу былого времени. Поэтому и сам Этолийский союз, который вел свое начало от древнейшего периода, по своему составу был демократическим. В Ферме, самой северной части Этолии, ежегодно собиралось народное собрание и избирало союзных чиновников, стратега и его помощника, гип-парха, государственного секретаря и совет апоклетов. К этому издревле установившемуся центру вскоре примкнули другие города и области, преимущественно те, которым наиболее угрожала Македония. После кончины Пирра Эпирского этолийцы вступили в союз с его сыном, Александром, против нового македонского правителя — Антигона Гоната, и отныне этолийский союз был постоянной точкой опоры, постоянным союзником всех стремлений, направленных в Греции против македонской гегемонии.

Ахейский и Этолийский союзы

      Точно так же сложились дела и в Пелопоннесе. И здесь, рядом с древним главенствующим государством — Спартой, давно уже утратившим свое значение, — возросла новая сила из государства, некогда бывшего незаметным. Города северо-западной узкой береговой полосы Ахайиизгнали македонские гарнизоны (ок. 280 г. до н. э.), постепенно возобновили старые связи, и дважды в год их выборные собирались на совещание в Эги. Внутренний строй этих городов сложился подобно строю городов Этолийского союза.
       Дидрахма Этолийского союза.
       АВЕРС. Голова юноши.
       РЕВЕРС. Юноша, опирающийся на суковатую палку, держащий под левой рукой меч и поставивший ногу на скалу. Надпись по-гречески: «ЭТОЛИЯ» и две латинские буквы «Nl», начало имени магистрата.
      Эта федерация, Ахейский союз, приобрела более видное значение с тех пор, как к нему примкнул город Сикионна востоке полуострова (251 г. до н. э.). Это присоединение несомненно было заслугой некоего Арата, еще совсем молодого человека, по происхождению принадлежащего к одному из знатных сикионских родов. Он-то и сверг тирана, опиравшегося на Македонию. В Арате воплотилось особого рода честолюбие этой новой державы, какое проявлялось на древней почве мелких государственных интересов.
       Драхма Ахейского союза.
       АВЕРС. Голова Зевса.
       РЕВЕРС. Непонятный символ под крестовидной монограммой «Х», т. е. АХ — Ахейский союз. Надпись по-гречески: «ТЕСЕЙ» — имя магистрата.
      Когда Арат был избран в стратеги, он сумел, кроме других городов, присоединить к союзу важный г. Коринф, после того как внезапно овладел его цитаделью, в которой еще находился македонский гарнизон (243 г. до н. э.). И Афины тоже склонились к этому союзу, т. к. тщеславие афинян, заменившее у них древнюю и вполне основательную гордость, не дозволяло им примкнуть к Этолийскому союзу. И вот в такой же степени, в какой Этолийский союз враждебно относился к Афинам или к Фивам, в такой же и Спарта не ладила с Ахейским союзом. В Спарте некоторые великодушные мечтатели или патриоты в духе новой стоической школы, царь Агис(242 г. до н. э.), а 15 лет спустя после того, как он погиб в борьбе с древней олигархией и древним эфоратом, несколько успешнее Агиса, царь КлеоменIII(226 г. до н. э.) — пытались восстановить древнее государство Ликурга. Они прежде всего устроили погашение долгов и произвели новый передел земель, думая привлечением периеков к политической жизни обновить стареющую олигархию и в то же самое время восстановить древнеликурговскую выдержку и строй жизни. Это пришлось по душе множеству всяких обездоленных не в одной только Лаконии. Клеомен стал повсюду популярным и своим политическим значением угрожал превзойти Арата, политического вождя Ахейского союза. Дело дошло до войны, но оказалось, что Арат не мог тягаться с Клеоменом в воинском искусстве. Тогда он решился на прием, весьма обычный среди современных ему государственных деятелей Греции: он отрекся от своего прошлого и призвал македонцев на помощь. Акрокоринф был им передан опекуну несовершеннолетнего царя Филиппа V Антигону Досону, и в Селасийском ущельеКлеомен потерпел поражение в битве с многочисленным македонским войском (221 г. до н. э.). С немногими приближенными он удалился в Египет, к царю Птолемею III Эвергету, который был расположен к его брату Гераклиту. Но Эвергет умер вскоре после этого, а лица, окружавшие нового царя, Птолемея Филопатора(221–205 гг. до н. э.), отнеслись к спартанским беглецам недоверчиво. Их положение при египетском дворе показалось тяжким, недостойным и безнадежным — и они все сами наложили на себя руки (219 г. до н. э.). В Спарте же в это время правил жестокий царь Ликург, под непосредственным влиянием Македонии и надзором восстановленных эфоров.
       Слева направо:
       Клеомен III. Серебряная тетрадрахма, приписываемая Клеомену III, царю Спарты. Птолемей IV Филопатор. С его тетрастатера.
       Птолемей V Эпифан. С его золотой тетрадрахмы.

Сирия. Египет.

      Таким образом, Македония явилась во главе всех государств Греции; в Азии же после смерти Птолемея Эвергета Сирия стала могущественнейшим из всех государств. Здесь Селевку III в 222 г. до н. э. наследовал Антиох III, в высокой степени обладавший честолюбивой алчностью приобретения и захвата земель. Однако при первом его походе против Египта ему не повезло: при Рафии, между Газой и окраиной пустыни, защищающей границы Египта от вторжений, в самый год битвы при Тразименском озере его войско потерпело поражение. Зато ему удалось в малоазиатских владениях около Тигра и Евфрата твердо обосновать свое влияние и значение. Даже по ту сторону восточно-азиатских гор, на берегах Инда, он побывал со своим войском, и эта воинственность Селевкидов являлась у них как бы общей чертой характера. Но Антиох этими походами не удовольствовался: он решился вновь приняться за выполнение обширных планов родоначальника его династии Селевка Победоносца, и когда в 205 г. до н. э. умер Птолемей IV Филопатор, он задумал воспользоваться малолетством его наследника, Птолемея V Эпифанаи возобновить нападение на Египет. С этой целью он вступил в союз с Филиппом V Македонским (с 221 г. до н. э.) — таким же беспокойным честолюбцем, как и он сам.
       Филипп V, царь Македонии. С его монеты.
      Рассказывают, что он весьма недружелюбно относился к союзу с Ганнибалом. Кажется даже, что ему не хотелось действовать заодно с пунийцами, торжества которых он боялся не менее, чем торжества римлян. Когда в 205 г. ему удалось заключить с римлянами мир и не особенно почетно выпутаться из этой войны, он стал подумывать о том, чтобы обеспечить свое положение с восточной стороны. И вот у Хиосаон вступил в битву против египтян и их союзников (пергамского царя, младшего среди малоазийских государей, и родосцев, которые образовали нечто вроде морского союза из нескольких прибрежных и островных городов), разбил их и завладел прибрежной малоазийской страной Карией, которая тогда принадлежала Египту. Антиох сражался не менее успешно. Вероятно, целью этого союза обоих государей до некоторой степени было желание вытеснить римлян с тех позиций, которые были ими заняты по эту сторону Адриатического моря. Оборот, который приняла великая римско-пунийская война, был очень неблагоприятен для Филиппа; его коварная и ничтожная политика проявилась достаточно ясно и в том, что македонские войска, хотя и не царем непосредственно посланные, сражались в рядах карфагенян в битве при Заме.

Римляне и Филипп

      У римлян тем временем были развязаны руки, и вся Италия, после решительной битвы при Метавре избавленная от непосредственной военной опасности, успела до некоторой степени вздохнуть. Весь запад, Сицилия и другие ближайшие острова, и сама Испания — были в их руках; в Италии приходилось еще бороться с галлами, которые в отчаянной, последней борьбе беспрерывно хватались за оружие. Но эта борьба не могла уже задержать развития сил римского государства. На войну обоих царей-союзников против Египта римляне смотрели со стороны, но не равнодушно. С египетским двором, с царем небольшого Пергамского государства, с морским союзом родосцев, равно как и с большей частью греческих городов у римлян давно были завязаны дружественные связи. Однако сенат и не думал воевать одновременно с обоими царями — Филиппом и Антиохом — и поступал весьма осторожно, хотя и твердо решил не допускать дальнейшего распространения могущества Филиппа. Ему не могли извинить того, что он в самую тяжкую для Рима годину без всякого повода к войне вступил в союз с Ганнибалом на погибель Рима.
      Тотчас после окончания пунической войны римские послы явились в лагерь Филиппа перед Абидосоми предложили ему нечто вроде ультиматума: возвращение всего, что было отвоевано у Египта, третейский суд по вопросу о вознаграждении родосцев и пергамского царя за военные убытки, прекращение всяких наступательных действий против греческих городов.
       Тетрадрахма Абидоса.
       АВЕРС. Погрудное изображение Артемиды.
       РЕВЕРС. Орел и факел в окружении лавровых ветвей; надпись по-гречески: «АБИДОС ДИОНИСИЙСКИЙ».
      Царь уклонился от прямого ответа, но вторжение в аттическую область македонского войска, вызванное враждебными действиями афинян против акарнанцев, союзников Македонии, привело к разрыву с Римом.

Вторая Македонская война

      В сенате объявление войны было уже делом окончательно решенным. Но не совсем легко было получить на это согласие граждан, которые теперь уже имели формальное право произносить решающее слово в вопросе о войне и мире. Уже с 241 г. до н. э. Сервиева форма центуриатных комиций была преобразована в демократическом смысле. Разделение по центуриям было так связано с разделением по округам или трибам, что каждая из 35 триб стала содержать в себе по 10 центурий, и из пяти достаточных классов в ней всякий раз участвовали представители двух классов — одного из старейших и одного из младших; центурии всадников уцелели, но они прежде всех других утратили важное право подачи голосов, которое по жребию стало теперь переходить к одной из центурий первого класса. Таким образом, перевес знати был нарушен; в ее безусловном распоряжении осталась только одна пятая часть голосов. Но и само значение этих собраний гражданства в силу изменившихся политических обстоятельств, которые бывают сильнее всяких форм внутреннего устройства, в значительной степени умалилось. А для этих обстоятельств форма первоначальных собраний, в которые землепашец призывался от плуга, а ремесленник от своего верстака, давно уже оказывалась непригодной. Всей внешней политикой ведал теперь сенат, в котором заседали люди сведущие, а в их среде держалась передаваемая от отца к сыну, как дорогое наследство, государственная мудрость, служившая непоколебимо твердой основой при обсуждении дел. К тому же, среди сенаторов всегда могли найтись люди, по личному опыту и наблюдению знакомые с иноземными странами, о которых шла речь. Так вот и на этот раз при вторичном созыве комиций сумели добиться от них объявления войны Филиппу Македонскому, для которой не было недостатка в поводах, и даже весьма веских. Лучшим из них было соображение, которое послужило основанием внешней политики римского сената: оборона угрожаемых иноземными вторжениями частей италийской территории при посредстве занятия береговых областей в соседних странах, — политика, которая повела римлян далее, нежели они первоначально могли предполагать (200 г. до н. э.). Походы 199 и 198 гг. до н. э. не привели ни к какому результату. Только уже консулу Титу Квинкцию Фламинину, быстро добившемуся высших должностей (ему едва ли было 30 лет), удалось дать войне благоприятный оборот и на некоторое время привести греческие дела в сколько-нибудь удовлетворительное положение.
       Тит Квинкций Фламинин.
       Со статера, отчеканенного в Македонии, после превращения ее в провинцию Римской республики.
      Долгое время оба войска стояли друг против друга в долине реки Аой в Эпире. Эпирский князек указал, наконец, римскому консулу путь для обходного движения, и Филипп отступил в Македонию. Зимой начались переговоры, затем царь съехался с римским проконсулом и его союзниками-греками в г. Никее, при Малейском заливе. Обусловлено было перемирие. Македонские послы отправились в Рим. Но оказалось, что они не были уполномочены согласиться на безусловное отречение от вмешательства в дела Греции, которую Филипп держал в руках, занимая в ней три важные крепости — Коринф, Халкиду на Эвбее и Деметриаду при Пагаситском заливе. Потому с весны 197 г. до н. э. война была возобновлена. В самом сердце Фессалии, к северу от г. Скотуссы, там, где возвышается ряд холмов под названием Киноскефалы, последовало решительное столкновение между древнемакедонским и римским военным искусством — между фалангой и легионом. Битва, к которой в тот день не готовилась ни та, ни другая сторона, была Филиппом проиграна; с римской стороны особенно отличилась этолийская конница. Филипп, не лишенный способности верно оценивать действительность, не пытался противостоять судьбе. Он принял предложения, которые были ему сделаны еще на никейском съезде. Они были достаточно суровы: отречение от всех внемакедонских владений — в Греции, Фракии, Малой Азии и на островах, сокращение войска до 5-тысячного состава, военного флота до пяти кораблей, уплата тысячи талантов контрибуции… Но он все же остался македонским царем. При этих средствах македонский царь не мог быть опасен ни для римлян, ни для их союзников. Последние (особенно представители Этолийского союза) в своей близорукой ненависти потребовали было уничтожения македонского царства; римский проконсул очень разумно ответил им, что уничтожением Македонского царства они сами откроют свою границу вторжениям северных варварских народов, а в ответ на неискусные и неразумные речи греческих ораторов строго заметил: «Нечего шуметь там, где надо дело говорить!»

Мир. Приведение греческих дел в порядок

      Греческие дела были улажены Фламинином в сообществе с комиссией из десяти мужей, присланных в его распоряжение сенатом. Сам он принадлежал к младшему поколению римских государственных людей, выросших под влиянием эллинского образования и одушевленному идеалами свободы в этом древнеэллинском смысле. В Риме не собирались прибирать Грецию непосредственно к рукам, и в римском сенате прекрасно понимали, что греки нужны Риму только как союзники, что нельзя Риму обойтись без той нравственной силы, которая все еще исходит из этих древних городов.