P . P . S . Не забудьте получше вооружиться: курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной!»
      — Какой, однако, славный командир ваш капитан де Тревиль! — воскликнул лазутчик, возвращая письмо Атосу. — Как он заботится о вашем здоровье!
      — Черт возьми, да все у меня со здоровьем в порядке! — солгал Атос (ну в самом деле, при таких-то злоупотреблениях какое у него могло быть здоровье?!). — И я не просил его ни о каком отпуске!
      — Не просили? — насторожился д'Артаньян, знавший, как известно, толк в подложных письмах.
      — Конечно, не просил! — подтвердил благородный мушкетер. — С каких это пор мушкетерам стали предоставлять отпуска, когда они не просят?!
      — С тех пор как у них появились друзья, которые делают это за них! — раздался голос Арамиса, и друзья, обернувшись к окну, увидели, как коренной парижанин, спешившись, отдает поводья своему верному оруженосцу Базену.
      — Черт возьми, Арамис! Так это ваших рук дело?! — воскликнул Атос, когда Арамис вошел в таверну и уселся за стол.
      — Естественно!
      — Ну и что это значит?
      — Это значит именно то, что вы прочитали в письме капитана, мой дорогой Атос: берите с собой своих товарищей, Арамиса с Портосом, а также ваших верных оруженосцев, и чтобы к вечеру духа вашего в Париже не было!
      — А кроме того, не забыть еще взять и д'Артаньяна и вооружиться до зубов, потому что курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной? — уточнил арап.
      — Точно, Портос! Тем более что мы едем не на воды в Форж, а в Лондон.
      — В Лондон?! — удивились мушкетеры. — А зачем?
      — Этого я вам сказать не могу. — Арамис тонко улыбнулся. — Это не моя тайна!
      Ну и катись ты в таком случае один в свой Лондон! — чуть было не брякнул д'Артаньян, которому совсем не улыбалось покидать сейчас Париж и нестись неизвестно зачем в столицу Англии. К счастью, не ему одному.
      — Это все из-за женщины. — Атос мрачно покачал головой. — Это все из-за женщины! Берегитесь, Арамис: Ева погубила нас всех в прошлом, и ее дочери, судя по всему, на достигнутом останавливаться не намерены! Мало того, что они уже лишили нас рая, так теперь еще и нашу жизнь на земле стремятся превратить в ад…
      — Друг мой, — мягко перебил его Арамис, — не забывайте: женщина — продолжательница рода человеческого, творец грядущих поколений!
      — Да ну?! — удивился Атос — А я-то все голову ломаю: чего это род человеческий от поколения к поколению деградирует все сильнее и сильнее?!
      — Стало быть, вы откажетесь составить мне компанию лишь на основании того, что я еду в Лондон из-за женщины?
      — Откажусь составить вам компанию?! — возмутился мушкетер. — Хорошенького же вы обо мне мнения, Арамис! Да я составлю вам компанию, даже если вы намерены отправиться в Константинополь из-за самого Люцифера! — прибавил он, к огромному огорчению разведчика.
      — Однако для путешествия необходимы деньги, — высказал д'Артаньян свой аргумент. — У меня, например, ни гроша за душой.
      — У меня тоже! — в унисон поддержали его Атос с Портосом.
      — Денег полно! — улыбнулся изящный мушкетер, доставая из-за пазухи объемистый кошелечек. — Здесь триста пистолей.
      — Э-э! Туда и обратно не хватит! — продолжал ломаться лазутчик.
      — Успокойтесь, д'Артаньян. Обратно мы вернемся не все, — ободрил его Арамис, швыряя кошель на стол.
      — Сильно сказано, черт возьми! — расхохотался афроанжуец. — Можно хотя бы в двух словах разъяснить, в чем все-таки дело?
      — В двух — можно, — не стал упираться коренной парижанин. — Одна дама, имя которой я вам назвать не могу, попросила меня съездить в Лондон за… румянами из последней коллекции английских парфюмеров. Капитан де Тревиль, к которому я пришел испросить отпуск для этих целей, задал вопрос: заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы я не добрался до Лондона? Я честно ответил, что кардинал Ришелье, пожалуй, приложит для этого все силы…
      — Кардинал Ришелье приложит все силы, чтобы вы не привезли из Лондона румяна из последней коллекции английских парфюмеров?! — изумился Портос.
      — Ну разумеется, друг мой! — ответил Арамис. — Кардинал Ришелье — страшный протекционист, всячески поддерживающий отечественного производителя и прикладывающий все силы, чтобы не пустить на французский рынок иностранцев! Конечно же он приложит все силы, чтобы мы не привезли из Лондона румяна из последней коллекции английских парфюмеров!
      — И что? — поторопил его Атос.
      — И капитан поручился мне, что в одиночку я не доберусь дальше Бонди, где меня наверняка прирежут или подстрелят, и… посоветовал взять с собой вас…
      — Чтобы в Бонди вместо вас могли прирезать или же подстрелить кого-нибудь из нас, — не удержался-таки д'Артаньян.
      — Вы боитесь? — Арамис сочувственно улыбнулся, и агент русской антиразведки запоздало сообразил, что его подсекли как неопытного пескаря!
      — Ну что вы, Арамис! Что вы!
      — И вы отправляетесь со мной?
      — Разумеется! — радостно воскликнул псевдогасконец, про себя, однако, помянув дьявола и поговорку о том, что у всякой медали есть две стороны. Даже у дружбы.
      — А про меня-то уж и говорить нечего! — Арап вскочил из-за стола.
      — Куда вы, Портос?! — остановили его друзья. — А план? А деньги?
      — Ах да! План! — спохватился чернокожий великан. — Значит, я предлагаю следующий план: четыре человека и три духа, едущие куда-то вместе, могут вызвать подозрения. Арамис даст каждому из нас надлежащие указания. Я выеду вперед на Булонь, чтобы разведать дорогу. Атос выедет двумя часами позже через Амьен. Д'Артаньян последует за ним на Нуайон. Что же касается Арамиса, он может выехать по любой дороге, но в одежде своего духа, а Базен отправится вслед за ним, изображая своего дедушку.
      — План Портоса представляется мне неудачным. — Арамис, явно не желавший вновь оказаться в шкуре духа, покачал головой. — Прежде всего, я и сам не знаю, какие указания должен дать вам. Я везу письмо. Вот и все. Я не могу снять три копии с этого письма, ибо оно запечатано. Поэтому, как мне кажется, нам следует передвигаться вместе. Письмо лежит вот здесь, в этом кармане. — И он указал, в каком кармане лежит письмо. — Если я буду убит, один из вас возьмет письмо, и вы будете продолжать свой путь. Если его убьют, настанет очередь третьего, и так далее. Лишь бы доехал один. Этого будет достаточно.
      — Браво, Арамис! Я такого же мнения! — сказал Атос. — Мой план таков: выполняя отвлекающий маневр, трое наших духов сегодня же вечером отправляются по главной дороге, ведущей в Кале, — Амьенской. Мы же вчетвером отправляемся завтра на рассвете обходным путем, я его знаю, однажды я уже так ездил. Он на десяток лье длиннее, зато на нем меньше вероятности нарваться на засаду. Четыре человека — уже отряд. Кто попало на нас не нападет, ну а если же мы все-таки столкнемся с какой-нибудь армией — примем бой, и тот, кто уцелеет, как сказал Арамис, отвезет письмо.
      Д'Артаньян слушал его с ужасом, припоминая женевскую встречу с Игнатием Корнеичем и замечание того, что сейчас в Европе страшное время — период первоначального накопления капитала, когда у людей от денег мозги напрочь посносило. Положить трех, а то и более человек ради каких-то паршивых румян!!! Это ли не сумасшествие?! Нет, решительно эти французы — умалишенные!
      Он чуть было не отыграл все назад, вспомнив вдруг про неотложные дела, не позволявшие ему оставить сейчас Париж, но в этот момент Арамис, согласный с планом Атоса, вывалил на стол деньги из кошелька, и лазутчик волей-неволей протянул руку к золоту.
      Разделив триста пистолей (нет, ну какие же деньги согласны платить иные бабы за ультрасовременную косметику!), друзья отправили Гримо, Базена и Мушкетона по домам, напомнив, чтобы те не забыли заглянуть в церковь. «Молитесь, духи! Молитесь и собирайтесь в дорогу!» — сказали они им. Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян обсудили еще несколько деталей путешествия и тоже разбежались, договорившись встретиться в пять часов на улице Старой Голубятни, у афроанжуйца.
      Полчаса спустя разведчик уже был дома и, собирая оружие, а также другие необходимые в поездке за косметикой вещи, вспоминал все, что ему было известно об их загадочном и скрытном друге Арамисе…
 

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Арамис

 
       Рядовой роты мушкетеров.
       Уроженец города Парижа, 1604 от Р. X . года рождения. Добрый католик. Беспощаден к врагам святой католической церкви и Французской короны.
       Отменный фехтовальщик.
       Характер скрытный, таинственный, неясный, но в то же время уравновешенный, твердый, нордический.
       В связях, порочащих его… ну хорошо, будем считать— не замечен.
       Слабости— религия (как только хвост прищемит, сразу же начинает говорить об уходе в монастырь, о тщетности мирской суеты и т.д. и т.п. и проч., проч., проч. А пока все нормально — так ничего: суетится наравне со всеми остальными мирянами и не жалуется!).
 
      Собравшись в пять часов на квартире Портоса, где они должны были встретиться со своими духами, д'Артаньян и три мушкетера увидели совершенно неожиданную сцену: Мушкетон лежал в постели и стонал так, словно вот-вот распрощается с душой; Базен, сменивший лазоревый плащ на черную сутану, стоял подле него на коленях, читая требник; а Гримо, напротив, находился в полной боевой амуниции и, вынув шпагу из ножен, наносил удары стене, время от времени отскакивая и делая плие, как танцор. Посмотрев на этого танцора, на умирающего и его духовника, старослужащие мушкетеры сурово осведомились: что сие означает?
      Им были предложены следующие варианты ответов. Мушкетон внезапно почувствовал себя настолько плохо, что вряд ли дотянет до следующего утра (видимо, сказывается злоупотребление спиртным, на которое прозорливо намекал им капитан де Тревиль!). Глядя на его страдания, Базен моментально осознал тщетность мирской суеты и вознамерился уйти в монастырь еще прежде, чем это сделает господин Арамис (вот прямо завтра с утра, только заупокойную службу по товарищу отстоит и сразу же уйдет!). Ну а Гримо после всего этого стали повсюду мерещиться англичане, желавшие его убить, от которых он только что яростно отбивался (вряд ли в таком состоянии имело смысл отправлять его в дальнюю дорогу!). Из всего этого Атосу, Портосу и Арамису полагалось сделать следующий вывод: ни один из их духов не способен отправиться в поход, сколь бы сильно им, духам, того ни хотелось. По крайней мере, д'Артаньяну такой вывод казался единственно возможным. Однако, к его изумлению, вывод старослужащих мушкетеров разительно отличался от его собственного. Тут, скорее всего, сказались его недостаточная осведомленность обо всех тонкостях французской армейской жизни и отсутствие личного духа.
      Не вытаскивая шпаг из ножен, Атос, Портос и Арамис принялись охаживать этими самыми ножнами злостных симулянтов, приговаривая, что сами они по молодости, будучи еще духами, симулировали гораздо изящнее и правдоподобнее, а все эти измышления про «внезапную болезнь», «уход в монастырь» и «мерещащихся англичан» — слишком примитивные способы откосить от исполнения воинского долга, чтобы можно было на них купиться! Поняв, что их обман разоблачен, Мушкетон, Гримо и Базен стали плакать и причитать: мол, где ж это видано, чтобы дедушки-старослужащие посылали вместо себя молодых духов на опасное задание?! Это ж нигде не видано! Ну, лошадь почистить — пожалуйста! Ну, квартиру прибрать — сколько угодно! Ну, ботфорты смазать — ради бога! Но чтобы на смерть вместо дедушки идти — никогда! Что же это за рыцарь-то такой, который своего оруженосца вместо себя под пули посылает?!
      Отвесив им еще несколько добрых пинков, Атос объяснил глупым духам, что на опасное задание отправляются как раз они, старослужащие, а задача молодых, неразумных мушкетеров-первогодков — просто-напросто прикрыть их отвлекающим маневром, который не несет в себе ровным счетом ничего опасного. Насколько господ Гримо, Базена и Мушкетона удовлетворило его объяснение, сказать было сложно, однако, поняв, что им не отвертеться от исполнения своего почетного «воинского долга», они, по-прежнему стеная и причитая, стали собираться в дорогу. Сочувствуя им, дедушки старались всячески ободрить своих подопечных. Портос пустился в пространные воспоминания о том, как добирался с берегов Лимпопо до берегов Сены, сколько злоключений выпало на его долю и как, преодолев все эти злоключения, он еще больше вырос в своих же глазах. В ответ на причитания Мушкетона с Базеном, что их, видимо, ожидает смерть, Атос философски заметил, что смерть ожидает всех, но людей умных и осторожных она ожидает с уважением и выдержкой, а вот к дуракам сама так и стремится навстречу. Арамис поддержал его, сказав, что это золотые слова, и прибавил также, что духам надлежит быть добрыми христианами и помнить, что вечная жизнь обещана всем нам на небесах, а здесь, на грешной земле, все мы в гостях. Засиживаться же в гостях не очень… прилично.
      Таким вот образом, с шутками-прибаутками, перемешанными с философскими цитатами и обильно сдобренными автобиографическими воспоминаниями, старослужащие мушкетеры снарядили своих оруженосцев в дальний путь и выпроводили за дверь. И сколь бы сильно Мушкетон, Гримо и Базен ни опасались врагов, собственных дедушек они опасались гораздо сильнее.
      Вследствие этого трое молодых мушкетеров покорно выехали на Амьенскую дорогу и направились в сторону Кале, бросая прощальные взгляды на Париж, который, признаемся откровенно, они не рассчитывали более увидеть.
      В полном соответствии с планом Атоса это произошло в семь часов вечера, когда до поздних июльских сумерек оставалось еще много времени. Это должно было позволить духам удалиться на приличное расстояние от столицы, пока ночь не заставит их сделать привал.
      А в три часа утра, когда до ранних июльских сумерек оставалось совсем немного времени, Атос и Портос, Арамис и д'Артаньян попарно выбрались из города через Лавильетскую и Монмартрскую заставы соответственно и соединились в Пьерфите. Этому стратегическому маневру никто не помешал, и четверка друзей, устремленная вперед делом чести, направилась, подобно своим духам, в сторону Кале, но не по главной, столбовой, дороге, а по боковому проселку, соединявшему маленькие городки и деревушки, приютившиеся в стороне от пыли главного тракта.
      Первые пять лье в силу близости столицы они миновали в полной тишине, настороженно озираясь по сторонам и выискивая признаки засады в сумраке, распластавшемся под каждым деревом. Засад им мерещилось великое множество, но, покуда рассветный полумрак не рассыпался по траве утренней росой, а роса вслед за тем не воспарила в небо, истребленная жаркими лучами восходящего солнца, ни из-под деревьев, ни из придорожных канав так никто и не выскочил наперерез кавалькаде. Из-за кустов так и не блеснула роковая вспышка мушкета, а с небес не ударила молния, призванная покарать наглецов, вставших на пути кардинала-протекциониста. Сочтя все это добрыми предзнаменованиями, в десять часов утра всадники сделали привал в маленьком кабачке, затерявшемся между двумя крошечными безымянными деревушками. Позавтракав и дав лошадям час отдыха, четверо друзей продолжили свой путь, с тем чтобы вечером того же дня прибыть в Ля-Корт и спешиться у дверей единственной на весь этот маленький городок гостиницы. Первый из многочисленных тостов, поднятых за ужином, был провозглашен за тактический гений Атоса. Да и как иначе: за весь день, прошедший в напряженном ожидании, не случилось ни единого происшествия. Все были живы и здоровы, находясь в полной готовности продолжить назавтра путь-дорожку.
      Так они и сделали, поскольку ночь также не принесла никаких тревог, подарив спокойный сон и свежие силы. Предположение Атоса получило еще одно подтверждение. Видимо, все силы кардинальской гвардии действительно были брошены на главную дорогу, где сейчас совершали отвлекающий маневр молодые мушкетеры: Гримо, Мушкетон и Базен.
      Ну или уже не совершали…
      Это могло быть известно одному Богу, ввиду чего Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян даже не забивали себе голову подобными мыслями.
      Подобно первому, второй день тоже начался весьма успешно, и до обеда ничего заслуживающего внимания не приключилось. Как и накануне, мимо мушкетеров проносились поля и леса, мелькали городишки и деревушки. Под копытами клубился пыльный проселок, а солнце, поднявшись по правую руку от всадников, к полудню начало припекать их макушки даже сквозь шляпы.
      Псевдогасконец, без малейшего энтузиазма воспринявший известие о предстоящем путешествии, понемногу освободился от мрачных мыслей и начал радоваться тому, что вырвался из смрадных теснин парижских улиц и получил возможность хотя бы несколько дней подышать свежим воздухом. Да и осмотреть Кале — крупную военно-морскую базу, игравшую на севере Франции ту же роль, что Марсель на юге, было совсем небезынтересно. День-два, пока они будут ждать Арамиса (коренной парижанин сказал, что парфюмерия — дело тонкое и секретное, вследствие чего по ту сторону Ла-Манша он отправится в одиночку), можно посвятить своим прямым разведывательно-диверсионным обязанностям.
      Размышляя подобным образом, он гнал своего скакуна вперед, держась подле Атоса, когда за очередным поворотом показалась очередная деревушка, на окраине которой возвышался двухэтажный дом, всем своим видом намекавший на теплый камин, горячий окорок, доброе вино и прочие атрибуты постоялого двора.
      Портос обернулся к ним:
      — Обед?
      Д'Артаньян смотрел на приближавшийся постоялый двор. Лошадей у коновязи не было, скопления пешего народа также не наблюдалось. Ну что ж, место подходящее, время тоже…
      — Обед! — ответил Атос, проведший, очевидно, аналогичные наблюдения.
      Подлетев к постоялому двору, мушкетеры остановились возле коновязи, и Портос, спешившийся быстрее всех, тут же разразился ругательствами.
      Обернувшись к нему, разведчик увидел, что афроанжуегд брезгливо трясет ботфортом, пытаясь стряхнуть с него конские яблоки.
      — Се ля ви! — усмехнулся Арамис, и все согласились, что жизнь действительно — дерьмо.
      — Осторожнее, друзья, — сказал Портос, — тут этого добра несметное количество!
      Оглядевшись по сторонам, д'Артаньян убедился в справедливости этого замечания: конские яблоки были рассыпаны возле коновязи в изобилии. И все как на подбор свеженькие, подумал псевдогасконец, ощущая, как в душе ворохнулось беспокойство. Что это? Следы крупного отряда, останавливавшегося тут недавно и уже отбывшего в нужную ему сторону? Или…
      Так и не доведя мысль до логического конца, он вытащил из кожаных седельных кобур пару пистолетов и, пристроив их за высокие раструбы ботфорт, спрыгнул на землю, постаравшись сделать это осторожнее Портоса. Вторая пара пистолетов, как всегда, находилась у него за поясом.
      — Д'Артаньян! Вы идете или нет? — окликнул его Атос с порога, и лазутчик поторопился, не забыв тем не менее скользнуть взглядом по сторонам.
      Кругом было пусто.
      Хозяин постоялого двора — высокий и неожиданно худощавый для человека, имеющего собственную кухню, мужчина лет сорока — пригласил гостей пройти наверх, сославшись на то, что в зале первого этажа идет ремонт. Окна там действительно были заколочены, и четверо путников, поднявшись по лестнице на второй этаж, попали в обеденную залу уважительных размеров. В зале имелся десяток столиков, причем заняты были всего три: за одним расположилась пара девиц, живо напомнивших д'Артаньяну… профессионалок из одного домика под красным фонарем в ремесленном квартале Женевы, а за двумя другими, придвинутыми друг к другу, — то ли пятеро, то ли шестеро мужчин, увлеченно обсуждавших что-то и не замечавших, казалось, ничего вокруг себя.
      Успокоенные этим, мушкетеры заняли один из свободных столиков и, дождавшись обеда, набросились на него с азартом людей, нагулявших отменный аппетит на свежем воздухе. Поглощая жаркое, д'Артаньян с интересом прислушивался к беседе за соседним столом, сообразив вдруг, что ее центром является некий прорицатель, странствующий маг почтенного возраста, внимательно разглядывавший своих собеседников сквозь огромный кристалл мутно-зеленого цвета и рассказывающий всем желающим об их истинной сущности.
      — …Раньше, еще при короле Генрихе, был гугенотом, — говорил он в этот момент огромного роста мужику с гвардейскими усами, выправкой военного и шпагой, едва видимой из-под длинного плаща, устремив на него взор, преломленный магическим кристаллом. — А теперь, получается, прозрел и раскаялся в вере своей порочной, неправильной!
      — О! Точно так! — Гвардеец усмехнулся и указал на девиц, сидевших неподалеку. — Ну а это кто такие?
      — Боже правый! — тихо сказал Арамис, также прислушивавшийся к их разговору. — Да нужен ли прорицатель, чтобы установить сущность двух этих несчастных путан?!
      Однако факир опроверг его предположение, тщательно изучив девиц посредствам своего магического кристалла и объявив, что это вовсе никакие не путаны, а самые что ни на есть набожные и добродетельные монахини из соседнего монастыря, нарядившиеся путанами для выполнения ответственного задания кардинала Ришелье, выслеживающего на этой дороге четверых опасных преступников. Услыхав о себе такое… девицы изрядно перепугались и поспешили исчезнуть из залы, сопровождаемые настороженными взглядами Атоса, Портоса, Арамиса и д'Артаньяна, а бывший гугенот, ненасытный в своем любопытстве, указал прямиком на них и поинтересовался в очередной раз:
      — А эти четверо кто?
      — Опасные преступники, разыскиваемые по заданию кардинала Ришелье, — скривив рот, прошептал Атос за секунду до того, как зоркий глаз прорицателя, усиленный магическим кристаллом, остановился на них.
      Он рассматривал их не более трех секунд, после чего мутно-зеленый камень выскользнул из его дрожащих пальцев, а сам пожилой кудесник с воплем ужаса отпрянул назад к стене и, протянув трясущуюся руку в направлении мушкетеров, завопил дурным голосом:
      — Убейте их! Убейте их!! О Господи Иисусе!!! Убейте их скорее! Убейте!
      — Что за… — зарычал Портос, вставая из-за стола.
      Он вообще не любил, когда незнакомые люди, коим он не сделал решительно ничего плохого, призывали убить его, а уж от какого-то провинциального факира, занимающегося богомерзким колдовским промыслом, и вовсе не намерен был терпеть подобного хамства.
      Д'Артаньян и Арамис поднялись следом за ним, так же как и пятеро мужчин, окружавших подленького колдунишку.
      — Убейте их! — вопил тот не останавливаясь. — Убейте их скорее! Я видел! Я знаю! Это не люди! Это не люди! Это — слуги дьявола! Убейте их скорее!!! Это — слуги дьявола! Убейте их! — верещал он.
      Потом охнул, схватился рукой за сердце и съехал вниз по стене.
      С ужасом глядя на четверых путников, из которых один лишь Атос невозмутимо сидел на своем месте, собеседники окочурившегося прорицателя перекрестились, а потом любопытный ренегат с гвардейскими усами шагнул к столику мушкетеров и сказал:
      — Видит бог, господа, мы не хотели ссоры! Но если вы и в самом деле пособники дьявола, у нас нет иного выхода! — закончил он и, вытащив из-за пояса пистолет, поднял его в направлении…
      Грянул выстрел, и бывший гугенот, ставший потом католиком, совершил переход в очередную ипостась, став трупом с простреленной головой.
      — Видит бог, господа, мы не хотели ссоры, — печально качнул головой Атос, так и не вставший из-за стола, удачно маскировавшего оружие. — Но если вы и в самом деле пособники этого мерзкого колдуна, у нас нет иного выхода! — прибавил он, заменяя разряженный, дымящийся пистолет на свежий.
      На одну-единственную мучительно долгую секунду в зале повисла тишина, а потом товарищ поверженного ренегата выхватил шпагу и, завопив «К оружию!», отправился за ним следом, когда благородный мушкетер в очередной раз нажал на спуск. Д'Артаньяну, обнажившему шпагу, показалось, что все не так уж и плохо: против них четверых осталось всего трое соперников. Но в тот же миг обе двери, наличествовавшие в зале, с треском распахнулись — в них вывалились по меньшей мере десяток добротно вооруженных головорезов, чьи лица и обнаженные клинки не оставляли сомнений относительно их намерений.
      — Ловушка! — взревел Портос, как всегда быстрее других сообразивший, во что они вляпались.
      — Точно! — ответил псевдогасконец, прямым, бесхитростным ударом нанизывая на клинок Прасковьи чрезмерно рьяного оппонента, пытавшегося достать его кинжалом.
      Атос и Арамис бились молча, вкладывая в каждый выпад всю свою выучку, весь свой опыт. Понятное дело, мушкетеры его величества Людовика XIII и, в особенности, агент русской антиразведки в разы превосходили нападавших мастерством, однако в условиях ограниченного пространства и тесноты это превосходство запросто могло скатиться к нулю.
      Так оно в конечном счете и вышло. По крайней мере, когда д'Артаньян обернулся на болезненный выкрик Арамиса, он увидел, что того окружили сразу трое соперников, один из которых сумел-таки достать мушкетера ударом шпаги. Взревев подобно разгневанному буйволу, лазутчик отшвырнул двух своих оппонентов, разрядил один из свято сберегаемых им пистолетных зарядов в спину удачливому головорезу, наотмашь рубанул другого Прасковьей по голове и, прорвавшись таким образом к товарищу, подхватил его, прежде чем тот рухнул на пол, уже порядком залитый кровью.
      — Арамис ранен! — крикнул он, перекрывая лихую перебранку, до краев затопившую залу, ставшую полем битвы.
      — Понял! — Черт возьми, даже сейчас, посреди кровавой сечи, Атос умудрялся сохранять спокойствие и выдержку. — Д'Артаньян! — скомандовал он. — Арамис на вас! Тащите его к лошадям! Портос, расчистите им дорогу!
      — Уже сделано! — ответил афроанжуец, опрокидывая стол, придавивший сразу троих нападавших, что позволило разведчику с повисшим на нем коренным парижанином выскользнуть в коридор.
      Убрав шпагу в ножны и вооружившись готовым к выстрелу пистолетом, д'Артаньян волок товарища к выходу из коварного трактира. Внезапно одна из дверей, выходивших в коридор, качнулась, словно кто-то неосторожно коснулся ее изнутри. Проходя мимо, лазутчик поднял пистолет и, молясь, чтобы Господь не позволил ему ошибиться и согрешить, выстрелил в дверь в упор. Судя по тому, что крик за дверью раздался мужской, а не женский или детский, Господь его услышал…
      Буквально скатившись по лестнице вниз и оказавшись на улице, разведчик припустил к лошадям, к счастью стоявшим подле коновязи и никуда от нее не девшимся.
      — Д'Артаньян… — простонал Арамис- Д'Артаньян… Вы слышите меня?..
      — Слышу, Арамис, конечно слышу!
      — Письмо… — простонал раненый. — Письмо должно быть доставлено в Англию в любом случае…
      — А то как же! — ответил псевдогасконец, прислушиваясь больше не к нему, а к звукам битвы, продолжавшейся на постоялом дворе. Выстрелы и лязг затихали, по мере того как товарищи удалялись прочь. — Парфюмерия — это святое.
      — Если я… если со мной… — продолжал Арамис. — Вы должны будете отправиться в Англию вместо…
      На этот раз выстрел прогремел в полную силу, не приглушенный стенами. Яростный, обжигающий укус свинца в правой руке повыше локтя заставил лазутчика вскрикнуть. Потеряв равновесие, д'Артаньян упал как подкошенный, придавленный двойной тяжестью.
      — Нет, дружище, в Англию вместо вас, видимо, отправится Портос, — простонал он, сдерживая слезы, готовые брызнуть из глаз.
      — Д'Артаньян! Д'Артаньян, вы ранены?!
      — Ну вроде того, — угрюмо усмехнувшись, ответил псевдогасконец, справляясь с собой и принимая упор на пятую точку. — Идти можете? — Он только сейчас разобрал, что вражеский удар пришелся в правый бок Арамиса, обильно залитый кровью.
      — Могу, — неуверенно отозвался коренной парижанин, поднимаясь на ноги и делая несколько шагов.
      — Можете! — ободрил его лазутчик, доставая из-за голенища заряженный пистолет. — Двигайте к лошадям! А я… — Он скользил взглядом по окнам второго этажа, выискивая стрелка.
      Стрелок. Где же стрелок, черт бы его побрал?! Д'Артаньян водил стволом вправо-влево, чтобы выстрелить, едва подлец снова покажется в окне. Арамис, скособочившись и зажимая рукой рану, ковылял к коновязи, а Портос с Атосом должны были вот-вот появиться в дверях постоялого двора. Судя по шуму, доносившемуся изнутри, их пока еще не одолели. Пока.
      Но где же стрелок?! В дверях мелькнула мощная фигура Портоса, и в тот же миг… Разведчик выругался, заметив ствол мушкета, просунутый сквозь доски, закрывавшие окна первого этажа! Да, черт бы их побрал, засаду устроили шикарно! По всем правилам и с подстраховкой! Даже если сумеют выскользнуть наружу, все равно далеко не уйдут!
      Д'Артаньян матерился, отчаянно целясь между тем и прикидывая, как стоит стрелок, укрытый оконными досками. Портос бежал к лошадям, а треклятый ствол поворачивался следом за чернокожим гигантом. Поняв, что времени больше нет, лазутчик притопил спуск, именно в эту секунду боковым зрением заметив второй мушкет в соседнем окне. Черт бы их побрал!
      До постоялого двора было не меньше тридцати метров, и, будь у д'Артаньяна в руках обычные, рядовой французской работы пистолеты, пуля могла бы и не одолеть доски, выдохшись на излете. Однако его пистолеты, привезенные из России, вышли прямиком из тульских оружейных мастерских! Будучи с виду абсолютно неотличимыми от своих французских собратьев, они на порядок превосходили их как по точности, так и по мощности боя. Отборная тульская сталь позволяла снаряжать пистолет полуторным против обычного пороховым зарядом, а специальная тройная, особо чистая обработка канала ствола позволяла пуле разгоняться гораздо веселее, нежели в обычном французском пистолете, лететь куда как прямее и жалить в итоге — гораздо точнее.
      Именно поэтому и в первый, и во второй раз пули лазутчика насквозь прошили доски как раз там, где он и хотел. Результат остался ему неизвестен, однако оба мушкета исчезли и больше не появлялись. А вот третий…
      Он появился в тот момент, когда из дверей постоялого двора вылетел Атос и ринулся к ним. Все четыре выстрела д'Артаньяна были израсходованы, а перезарядить пистолет с горящей от боли правой рукой не представлялось возможным, да и не успел бы он этого сделать…