Бунт эпохи постмодерна

      Итак, постепенно стихийный сквотинг идеологизируется и политизируется. Начинает формироваться скоординированная сеть международного сквотерского движения. Борьба крестьян за землю в развивающихся странах объединяется с борьбой бездомных людей промышленных мега полисов. Происходит своеобразная глобализация движения сковетров за место под солнцем. Процесс революционизации стихийного сквотинга во всех странах третьего мира следует по одному шаблону: «крестьяне захватывают участок земли, армия или наёмники землевладельца пытаются согнать их с этой земли, крестьяне прячутся на ближайших холмах, а когда военные уходят, [то они вновь] возвращаются на захваченный ими участок. Так продолжается до первой крови. Таким образом, появляется революционное крестьянское движение». Наиболее примечательным примером является Мексика. В начале семидесятых годов в Мексике разразился земельный кризис. Каждый второй мексиканский крестьянин не имел своей земли. В то время как, 1% сельских хозяйств использовали более 30% всех пахотных земель. Земельный кризис усилился после введения в силу Северо-Американского соглашения о свободной торговле. Крестьяне и фермеры Мексики не выдержали конкуренции с коллегами из США и Канады. В течение девяностых годов за неуплату долгов банки лишили права пользования землёй около 10 тысяч крестьян. В то же время новое правительство отменило статью 27 Конституции страны поддерживавшую систему владения землёй ejido. Статья 27 была главной победой крестьян во время гражданской войны 1910 года. На неё возлагали надежды реформаторы. Теперь же после отмены этой статьи в стране началась приватизация общинных земель. Надежды крестьян на улучшение своего бедственного положения рухнули. 400 тысяч га было закуплено иностранными лесозаготовительными компаниями, которые приступили к вырубке уникальных эвкалиптовых лесов в южных штатах Мексики. Статья 27 по праву считалась детищем вождя крестьянской революции 1910 года Эмилио Сапато, поэтому появление в джунглях Чиапаса партизан-сапатистов ни у кого не вызвало удивления. В конце семидесятых годов сапатисты создали автономную сеть движения за захват земли и противодействие репрессиям «Аяла», а так же образовали независимые крестьянские профсоюзы. Организация была разбита на ячейки и группы самозащиты.
      В 1983 году репрессии властей усилились, и сапатисты ушли в подполье. Произошёл серьёзный поворот в тактике движения. Ненасильственные методы гражданского неповиновения уступили место вооружённому сопротивлению. 1 января 1994 года сапатисты открыто объявили войну правительству и захватили большую часть штата Чиапас (Южная часть Мексики). Эту территорию они контролируют до сих пор. Лозунг сапатистов за девяносто лет не изменился: «Земля и свобода!». Потомки древних майя и радикалы-интеллигенты подняли знамя борьбы против глобализации капиталистической экономики и массовой культуры, против нищеты и бесправия, за самоуправление и идейную автономию. Движение сапатистов часто называют «первой постмодернистской герильей». Именно сапатисты инициировали международное движение против глобализации экономики, собрав на своей территории Всемирный конгресс за человечность и против глобализации. Лидер повстанцев субкаманданте Маркос предложил свой проект деконструкции «нового мирового порядка» эпохи неолиберализма. Он призывает «строить «новый мир», сплетая его из разноцветных лоскутков всемирного движения сопротивления любому виду господства». Антинеолиберальный бунт, тем не менее, не преследует анархические или сепаратистские цели. «Сапатистская армия национального освобождения (САНО) и всё туземное национальное движение не стремятся к отделению индейских народов от Мексики…Они мечтают о Мексике, построенной на принципах демократии, свободы и справедливости».
      Несмотря на то, что требования сапатистов-интеллектуалов являются по своей сути буржуазно-демократическими, леворадикальные движения всего мира считают крестьянское восстание в Чиапасе явлением анархическим, либертарным. Существует международная сеть солидарности и сопротивления за выживание сапатистского движения. С помощью этой сети сапатисты не только распространили свои идеи по всему миру, они так же выиграли информационную войну с правительством Мексики. Симпатии мировой общественности явно находятся на стороне повстанцев. Этому не мало способствовали и фильмы снятые в Чиапасе в 1998 году видео кооперативом берлинских сквотеров АК КRAAK при финансовой поддержке альтернативистского фонда XminusY Solidarity (Голландия). Власти Мексики проиграли так же и войну виртуальную. Так, 10 апреля 1997 года правительство объявило в столице страны мобилизацию, которая являлась частью плана уничтожения очага сапатистсткого сопротивления. «Политизированные» хаккеры, сторонники повстанцев, объявили по всему миру свою кибер-мобилизацию. В январе 1998 года Анонимная Цифровая Коалиция предложила план «сидения» на вебсайтах пяти финансовых корпораций города Мехико. Была выбрана временная зона для одновременной перезагрузки этих вебсайтов посредством постоянной посылки на них всевозможных запросов. Произошла эффективная блокада компьютерных сетей финансовых корпораций Мексики. Движению сапатистов оказывается так же финансовая и продовольственная помощь. Так, американская организация «Продукты, а не Бомбы» (Food Not Bombs) ежегодно отправляет в мятежный Чиапас караваны с продовольствием и медикаментами. Сапатистское движение является, пожалуй, единственным примером идеологизированного сквотинга в сельских районах развивающихся стран. Идеологизация политизация сквотинга чаще всего происходит в крупных европейских и североамериканских городах. Как уже было сказано, подобного рода сквотинг впервые появился в северных городах Италии в начале семидесятых годов. Далее движение проникает в Швейцарию, Германию, Данию и Голландию. В восьмидесятых годах идеологизированный сквотинг достигает своего апогея, и нет уже такой индустриальной капиталистической страны, где бы не было сквотов.
      Нарушая границы владений, «идейные» сквотеры не просто удовлетворяют свои насущные потребности, они реализуют свою утопию. Сквотеры вовлечены в коллективный процесс общей контркультурной борьбы. Если захватывается пустующее здание, в нём, как правило, помимо комнат для жилья, создаётся культурный или политический центр: конференц-залы, кафе, информационные центры, магазинчики, в которых продаются леворадикальные книги, газеты и журналы. Художники разрисовывают стены сквота. Скульпторы устанавливают в них свои творения. Так, в Кёльне в середине восьмидесятых годов сквотеры захватили бесхозный комплекс шоколадной фабрики «Штольверке». Помещение администрации превратилось в многоквартирный дом, а в огромном здании самой фабрики поселенцы устроили зал для конференций и фестивалей. Стены зала расписали многие известные художники города. Директор городского музея, увидев творения их рук, воскликнул: «Нельзя допустить, чтобы это было разрушено. Это искусство, которое должны увидеть потомки!». Вскоре полиция выселила сквотеров из фабрики, несмотря на протесты общественности города. Сквотеры, подобно античным греческим колонистам, занимали пустующие здания и, порой, такая экспансия приводила к образованию целых анклавов, свободных зон, оазисов альтернативного образа жизни. Так, в Кёльне в конце восьмидесятых годов было более 100 захваченных домов. Кварталы сквотеров существовали в Западном Берлине - Кройцберг, в Гамбурге - Хафенштрассе. После падения берлинской стены в Восточном Берлине возник самый крупный в Европе сквотерский район - Майнцерштрассе. Вскоре деятельность сквотеров объединённого Берлина стала координироваться посредством Совета делегатов от различных домов. Использовалась так же информационная сеть и система координации между домами. Это помогало им эффективно отражать атаки полиции и неонацистов. Сквотеры стремились оккупировать не только пустующие дома, но и ближайшие парки. Так, в Цюрихе, в парке озёр появился город лачуг «Чаотикон». В середине восьмидесятых годов в Швейцарии ширилось движение за создание автономных молодёжных центров. Такие центры появлялись во всех вновь образованных сквотах.
      Городок «Чаотикон» олицетворял собой слияние автономного молодёжного движения с борьбой за деджентрификацию парков и других общественных мест. До сих пор продолжается борьба сквотеров и радикальных экологов Нью-Йорка за сохранение общественных садов, созданных ими на пустырях и свалках Манхеттена (Лойер Ист Сайд). Вот уже 20 лет существует нью-йоркская коалиция за сохранение садов, которая инициирует судебные процессы, а так же использует нелегальные методы борьбы. Манхеттенские «радикальные садоводы» и сквотеры одними из первых применили виртуальные методы саботажа. Несколько раз им удавалось блокировать вебсайты некоторых админестративных учреждений города. Сквотеры не просто обустраивают и облагораживают своё жизненное пространство, но и пытаются решить социальные вопросы. Так, в результате экономического кризиса восьмидесятых годов в США на улицах городов появились десятки тысяч образованных и квалифицированных бомжей. “Те кто когда-то были хорошо образованы, кто не пил , не кололся, у кого всё было в порядке с головой, те кто до недавнего времени входил в ряды среднего класса, все они пополнили армию традиционно бездомных людей, большинство из которых являлись наркоманами или были психически нездоровы”. Бездомность стала приобретать политический характер. У неё появилась своя философия и мораль. По всей стране стали появляться организации бездомных, которые применяли тактику сквотинга.
      Наиболее успешную компанию сквотинга проводит организация “Дома, а не Тюрьмы” (Homes Not Jails), филиалы которой находятся в Сан-Франциско, Филодельфии, Оукланде и Нью-Йорке. По мнению активистов этой организации, большой несправедливостью является тот факт, что на фоне острой проблемы бездомности существует огромное колличество пустующих жилых помещений. По их подсчётам, подтверждающимся официальной статистикой, в больших городах США существует достаточно вакантных квартир, чтобы обеспечить ими всех нуждающихся. Решить проблему мешает принцип частной собственности, поэтому члены этой организации идут на сознательное нарушение владений. “Сквотинг - нарушение основной идеи общества. Собственность священна. Когда ты вскрываешь [пустующее] помещение, ты нарушаешь права чьей-то собственности.”- так говорил самый молодой активист этой организации Конни Моргенштерн. В период с 1988 по 1993 годы активистам этой организации удалось нелегально передать бездомным более 300 вакантных квартир. При этом сквотеры строго придерживались трёх принципов сквотинга: ненасилие, отказ от употребления наркотиков и принятие решений через консенсус. Ими практиковались два типа захвата помещений: скрытый (нелегальный) и символический. “Эта двойная, скрытая и публичная, стратегия позволяла Homes Not Jails (HNJ) немедленно обеспечивать жильём сразу большое количество бездомных, в то время как СМИ воздействовали на общественное мнение и политиков [в пользу действий организации]”.
      СМИ за 7 лет существования этой организации придали ей невероятный политический вес на местном уровне. Сквотеров представляли как Робин Гудов. «В противоположенность наркоманам, бандитам, чиновникам и енотам, HNJ появляется в квартале с чувством скромности и уважения» - это обычный отрывок взятый из местной газеты. Во время обустройства жилья HNJ строго придерживается метода «sweat equity» применявшейся в США ещё в XIX веке. Суть этой жилищной политики заключается в следующем. Арендная плата с жильцов взимается не деньгами, а их работой по ремонту своей квартиры, подъездов, подвалов дома, а так же по благоустройству прилегающей к дому территории. «Посредством «sweat equity» бездомные… улучшают свои условия проживания, обмениваются строительными навыками и придают особое значение ответственности связанной с правом на жильё. Этот метод прекрасно подходит тем бездомным людям, которые являются профессиональными рабочими, попавших в горнило безработицы, выселения». Более того этот метод даёт людям возможность участвовать в реализации общего проекта. Они вовлечены в общее дело. Это прекрасный способ не только материальной, но и духовной реабилитации бездомных людей. Аналогичная практика существовала и в Западной Европе. Наиболее ярким примером является территориальная производственная коммуна «Христиания». Она образовалась в сентябре 1971 года на территории бывшей военной базы НАТО на острове Христиания в Копенгагене. В течение первого года её существования тысячи сквотеров стали обживать 156 бесхозных армейских казарм. С тех пор Христиания превратилась в основной опорный пункт контркультурной оппозиции в Дании. Всё это время поселенцы отбивали постоянные атаки полиции и байкеров, боролись с наркоманией и создавали рабочие места в различных альтернативистских самоуправляемых предприятиях. Христиания стала настоящей котркультурной Меккой для датчан и иностранцев. Возникла она на волне датского тинейджерского движения Фронт Освобождения Детей. Лозунгом Фронта были слова: «Освободите нас от наших родителей!» Конфликт «отцов и детей» привёл к появлению в Дании стихийного сквотинга, который и привёл к возникновению Свободной Республики Христиании. Сотни людей жили здесь нелегально. Органы власти в Коммуне не действовали. Совместные решения поселенцы принимали на общем собрании Ting (аналогично русскому вече).
      С 1971 года Ting стал использоваться и в других «свободных зонах» Дании. Не смотря на то, что Христиания была сквотом, она всё же оплачивала коммунальные услуги и арендную плату. Деньги нужны были поселенцам так же на реализацию различных проектов. В каждом квартале был человек ответственный за сбор взносов (около 100 долларов в месяц за человека в 1990 году). Так же все альтернативистские предприятия Христиании вносили свою долю в «большую коробку», которая являлась фондом коммуны. Из этого фонда выдавались гранды на осуществление различных проектов. На территории коммуны существовали различные альтернативистские предприятия. Было налажено изготовление экологических печей и уникальных велосипедов (дизайн «Христиания»), ювелирных изделий и керамики, свечей и обуви. Альтернативные целители лечили больных, а рестораны и кафе кормили голодных. Рабочие этих предприятий имели свои советы, собрания которых были открыты для всех. Отношения с властями выясняла в основном Радужная Армия, сформированная из старейших коммунаров. Ненасильственными методами они предотвращали угрозу уничтожения Коммуны, ремонтировали здания, удовлетворяли различные потребности поселенцев. 1 апреля 1976 года датские власти пообещали выселить сквотеров, но национальная компания организованная Радужной Армией предотвратила эту угрозу. 25 тысяч человек поддержали Христианию. Одна из популярных датских групп организовала в Свободной Республике студию звукозаписи. Театр Действие Христиании совершил тур по стране с пьесой «Апрельский День Дураков». Но предотвратить угрозу выселения Радужная Армия смогла только после полной легализации Коммуны. Таким образом, из «свободной зоны» Христиания превратилась «в очаровательную деревушку времён феодальной Европы, где автономные принципы существовали только с позволения лорда». Разложению сквота так же способствовали разрешённые на её территории лёгкие наркотики, которые источили Христианию изнутри. Между сквотерскими организациями США и Западной Европы существует, на первый взгляд небольшая, но, тем не менее, существенная разница. Несмотря на нелегальность своих действий, американцы всё же стремятся как можно скорее направить процесс в законное русло, поэтому главными условиями принятия решений у них являются компромисс и консенсус. Европейские «политические» сквотеры до конца сопротивляются легализации своих коммун. Действия их в основном носят контркультурный характер. Они предпочитают идти против течения. Они отрицают консенсус и компромисс. Решения принимаются в их среде только на основании всеобщего согласия.

Мюсли и Молли: от Новых Левых к панк левачеству.

      В конце семидесятых годов рок-н-ролл почти полностью коммерционализировался. Он перестал ассоциироваться с бунтом и контркультурой. Ему на смену пришёл новый стиль - панк-рок. Явление это было маргинальное, подпольное и имело ярко выраженный политический характер. Панк музыка «была средством выплёскивания агрессивной реакции против доминирующих проявлений конформизма и потребительства». «Никакой власти никому!» - популярный лозунг 1981 года. Он отвергал политику истеблишмента, которую использовали молодые конформисты, стремящиеся попасть во властные структуры. Чёрный цвет, цвет анархии и свободы, стал стилем новой моды и поведения. Это был цвет презрения, презрения к государству, к американизированной массовой культуре, к капитализму и государственному социализму. Чёрный цвет стал цветом политической пустоты, символом автономии от партий, правительства и нации. Существование панк-рока, как явления контркультурного и революционного, возможно только при условии сохранения и постоянного воспроизводства его первоначального политического контекста. Тэд, редактор панк-журнала «Profane Existence», писал: «Мы должны [постоянно] придерживаться политической точки зрения, иначе панк умрёт. Он умрёт потому, что без политического сознания панк не будет способен поддерживать ту среду обитания, в которой он способен выжить. Это называется самосохранением, [самосохранением] от вторжения корпораций или политического раскола.…Чтобы поддерживать высокий уровень организации…нам необходима хорошо развитая идея «анархических»…антиавторитарных концепций». Из всех внутренних различий внутри автономистского движения самым ярким было отличие между панками и хиппи, или как их называли в Германии, Молли и Мюсли. Мюсли, как правило, носили длинные волосы. Это были экологически ориентированные активисты, которые придерживались непротивленческих взглядов. Они осуществляли широкомасштабные образовательные проекты, жили в коммунах и развивали «гармоническую освобождённую чувствительность» по отношению к жизни. Левые Мюсли считались «мягкими» в сравнение с бунтарями-панками, политику которых сразу же окрестили как «жёсткий курс» (hard line). Мюсли тяготели к сельской местности, панки же, в большинстве своём, были городскими жителями.
      Панки были грубее. Они одевались во всё чёрное и олицетворяли мужское начало в автономистском движении. Мюсли же были теплее и доброжелательнее. Они ассоциировались с женским началом. В политической культуре автономистского движения эти две противоположности тесно сплетались друг с другом, образуя единство целостности и многообразия. Леворадикальные панк группы походили чем-то на бардов, трубадуров международного автономистского движения. Темы панк песен совпадали с общими темами движения: борьба за права животных, насилие полицейских, глобализация капиталистической экономики, милитаризм, борьба за сохранение природы, права женщин и гомосексуалистов. Фред, вокалист группы «State of Fear», так высказался по этому поводу: «Причина, почему люди [панк музыканты] так много пишут об этом, заключается в том, что это проблемы реальные, проблемы нашей повседневной жизни.…Это не изменит мир, но может разбудить людей». В начале восьмидесятых годов в леворадикальном панк движении сформировалась своеобразная этика «Сделай сам» (Do It Yourself) - DIY. Суть этой морали заключалась в том, что истинным панк роком стало считаться движение некоммерческое, движение политизированное, левацкое. Одной из первых групп придерживавшихся этой этики стала группа «Black Flag» (США). Они впервые сумели совершить национальное турне без финансовой помощи промойтеров и без широкомасштабной «раскрутки». То есть, они всё сделали сами. Пример был заразителен.
      Теперь, чтобы устроить длительное турне по стране, не нужно было в поте лица работать над своим имиджем, заискивать перед воротилами шоу бизнеса и хозяевами клубов. Достаточно было завязать знакомства с единомышленниками в других городах, выпросить деньги на бензин у родителей и смело отправляться в путь. Вскоре появилась национальная и международная сеть DIY-промойтеров, которые предлагали группам альтернативный способ организации гастролей. Все они работали за идею. Их деятельность не носила коммерческий характер. В начале девяностых годов DIY группы заполонили США. Начался кризис перепроизводства. Предложение явно превышало спрос. Во всех маломальских городках страны два-три раза в неделю стали выступать многочисленные неизвестные панк группы. Качество музыки резко пошло на убыль. Любая группа, сочинив несколько песен, стремилась тут же донести их до слушателей. Действительно талантливые музыканты просто терялись среди этого «нашествия» дилетантов. Стал падать так же и интерес у фанатов к этому стилю музыки. Началось пресыщение. Тем не менее, DIY-этика сделала своё дело. Она не просто облегчила новым группам доступ на национальную и международную панк сцену, она так же внесла в движение мощное политическое автономистское звучание. Левый радикализм DIY-стиля направлен против капиталистической музыкальной индустрии. Он являет собой пример альтернативного свободного от эксплуатации образа жизни. Лозунг этого направления - «Кооперация, а не конкуренция!» Его основа - солидарность единомышленников и напряжённая интеллектуальная работа. «Знайте, что панк - это не только проколотые уши и татуировки! Панк - это то, что у тебя внутри, а не снаружи! Следуй идеалам DIY и создавай больше волонтёрских передвижных клубов».
      DIY-этика - явление конструктивное. В отличие от аморальности и де конструктивности панк сцены семидесятых годов, привнесённых группой «Sex Pistols», стиль DIY имеет позитивную автономистскую программу. Это эгалитарное, экологическое, антивоенное, антифашистское и во многом аскетическое движение. Чтобы оставаться в этом качестве DIY-сцена должна постоянно находиться в подполье. Андеграунд - это образ жизни леворадикальных панков. «Идейный» панк - это эстетствующая личность. С помощью юмора, сарказма, творчества и, иногда, агрессии они формируют себя и своё окружение. В отличие от маргинальных «гаражных» или «плестик» панков, «идейные» «гейм»-панки карнавализируют свою повседневную и политическую среду обитания. Все поступки «гейм»-панков - это перфоманс, представление, театр. Они эстетизируют неприятное. Используют его как материал для творчества. Перфомансы панков - это своеобразная шоковая терапия смертью. Панк-мертвец совершает виртуальное самоубийство, например, делает ритуальные «запилы» на руках. С лозунгами “Fuck off!” и “No Future!” он добровольно уходит из этой «неправильной» жизни и перерождается вновь, но уже в новом чудном мире, в мире «своей стаи», которая формируется по архетипическим законам. Панк прибегает к тотальному отрицанию, для того, чтобы создать нечто новое. Происходит некий возврат к варварству, к средневековью. Итак, принцип частной собственности вновь подвергается сомнению, «вновь обретает реальное существование собственность коллективная, и этот период истории служит прелюдией к полному устранению собственности как социального явления».
      Западные хозяйственные системы воспринимаются уже не столько как постиндустриальные, сколько как пост капиталистические. Общество входит в новый информационный этап своего развития. Человек выходит за пределы материального производства. Важнейшим хозяйственным ресурсом становится информация. Знания стали основной производственной силой. Появились предпосылки для того, «чтобы средства, необходимые для создания, распространения и воспроизводства информационных продуктов, стали доступны каждому работнику, способному обеспечить им адекватное применение». Залогом жизненного успеха становится «не собственность, а организация, не владение, а пользование, не возможность присвоить, а способность применить те или иные средства и условия производства». Механическое устранение частной собственности не приведёт к возникновению справедливого социального порядка. Новые формы личной и коллективной собственности должны быть одухотворены. Необходима новая этика экономических отношений, новые общечеловеческие ценности и ограничения. Новое Возрождение возможно только при слиянии экономических и духовных инноваций. Леворадикальное движение не просто усомнилось в справедливости частной собственности, частных владений, оно не только предлагает их де конструировать, либертарии создают свою эгалитарную модель этики новых экономических и культурных отношений. Сквотинг является составной частью автономистского движения европейских индустриальных стран. Как правило, это движение объединяет в своих рядах многочисленные радикальные экологические, феминистские, студенческие, альтернативистские и панк-группы. Чаще всего, действия этих групп объединяются, создавая колоритную атмосферу бунта, карнавала и праздника. Это контркультурное движение постоянно подвергает сомнению существующий порядок и создаёт свой автономный альтернативный мир.
      Автономисты автономны от государства, от партий и даже от институтов гражданского общества. Идеология автономистов разнообразна. В Германии они считают себя анархистами или «рэтекоммунистами». В Испании они проповедуют антиавторитарный марксизм и анархизм. Итальянская «Рабочая Автономия» - марксистская организация. В любом случае, автономистская идеология находится, в основном, в рамках левого радикализма. Это либертарное движение, направленное на достижение экономической и социальной справедливости, духовной свободы и экологической безопасности. Одним из источников автономистского движения является радикальный феминизм.

Радикальный феминизм: автономистская версия.

      Промышленная революция XIX века породила революцию викторианскую, ставшую первым серьёзным этапом в освобождении женщин. Идеалом этой революции стали брак по любви и сексуальные пуританские отношения. «Викторианская революция хотя и заставила людей относиться к сексу пуритански, но поставила его на гораздо более значимое место в брачной связи, чем когда-либо, изменив пропорциональную важность трёх видов собственности в семье [сексуальная, поколенческая, хозяйственная]». Поколенческая собственность обесценилась, сексуальная и хозяйственная приобрели новую значимость. Судьба девушки больше не зависела от воли родителей и хозяйственного интереса. Брак по расчёту стал осуждаться в обществе. У женщины появилась свобода выбора своего спутника жизни. В постиндустриальную эпоху условия жизни женщин изменились. Изменилось и понимание термина «женская свобода». Так, материальное положение многих женщин заметно улучшилось. Они успешно стали конкурировать с мужчинами в сферах управления, науки и власти. Одновременно с этим стали изменяться и отношения в семье. Женщины-«белые воротнички» уже не стремились рано выходить замуж и обзаводиться детьми. У них появилось много свободного времени для того, чтобы как следует обдумать перспективы своего дальнейшего освобождения. Эпоха постмодерна уничтожила четко выраженные формы классовой и колониальной эксплуатации, вскрыв, таким образом, новую проблему, проблему деления политического сообщества по половому признаку. В шестидесятых годах появляется феминистское движение «второго призыва». Явления частной жизни стали явлениями политическими. Лозунгом радикального феминизма стали слова «Личная жизнь - это политика!» (The personal is the political!).
      Феминистки потребовали избавить их от двух типов несправедливости: социально-экономической и культурной (символической). Чтобы решить эти проблемы нужно было, соответственно, перераспределить и признать. Марксистские группы феминисток дополнили теорию разделения труда К. Маркса. Помимо оплачиваемого «производственного труда», на котором в основном работали мужчины, существовал неоплачиваемый «домашний труд» женщин. По их мнению, женщины эксплуатируются дважды: на производстве - капиталистами и дома - мужьями. Таким образом, капитализм и патриархат поддерживаются неоплаченным «домашним трудом». В связи с этим, марксистские феминистки заявляют, что первым классом является пол, «выделяемый на основании разделения труда в процессе биологического воспроизводства и порождаемого им социального неравенства полов». Поэтому необходимо было перераспределить материальные блага в пользу женщин и таким образом устранить ранее незримый вид домашней эксплуатации. Биологические различия преобразуются в социальное и символическое неравенство. По мнению радикальных феминисток, общество должно признать, что культурные различия по половому признаку являются феноменом культурным, «не-естественным», «не-природным». А всё культурное может быть подвергнуто сомнению и изменению. Радикальные феминистки предлагают не останавливаться на наделении женщин социальными правами наравне с мужчинами. Необходимо покончить, прежде всего, с классовым и расовым угнетением женщин. «Это обязательно борьба за искоренение идеологии господства, которая пронизывает западную культуру на различных уровнях, а так же приверженность реорганизации общества таким образом, чтобы саморазвитие людей стояло выше империализма, экономической экспансии и материальных желаний». Наиболее ярко радикальные феминистки проявили себя в Италии и Германии. Так, в северных городах Италии они были активными участницами событий горячей Осени 1969 года. Повсеместно в стране ими организовывались группы по подъёму сознательности, женские центры, клубы по интересам, а так же книжные магазины, в которых продавалась феминистская литература. Именно в этих местах и началась жаркая дискуссия о радикальной трансформации повседневности, которая актуальна в этих кругах до сих пор. Несмотря на то, что все партии и левые группировки игнорировали обсуждение этих «приземлённых вопросов», эта проблема стала очень популярна среди молодёжи, и, особенно, среди её женской части. Этому способствовала, в большей мере, деятельность альтернативных центров здоровья. В то время почти во всей Европе были запрещены аборты и контрацептивы.
      Нелегальное их использование часто приводило к печальным последствиям. Ежегодно в одной только Италии от нелегальных абортов погибало до 20 тысяч женщин. Феминистки не собирались с этим мириться. Началась компания за легализацию абортов, которая вскоре распространилась по всему капиталистическому миру. Январь 1974 года стал началом борьбы. В Тренто на демонстрацию вышло 263 женщины. Ни одна партия не поддержала их требования. Через год к инициативной группе феминисток присоединился Союз Женщин Италии и Коммунистическая партия Италии. Начался сбор подписей за проведение референдума об аборте. Всего было собрано около миллиона подписей.