Весенняя песня

Как-то раз тихим безоблачным вечером в конце апреля Снусмумрик зашел очень далеко на север – там в тени кое-где еще оставались маленькие островки снега.

Целый день шел он, любуясь дикой природой и слушая, как над головой у него кричат перелетные птицы. И они направлялись домой из южных стран. Шагал он бодро и весело, так как рюкзак его был почти пуст и не было у него на душе ни тревог, ни печалей. Все его радовало – и лес, и погода, и собственное одиночество. Завтрашний день казался таким же далеким, как и вчерашний; между ветвями берез мелькало красноватое неяркое солнышко, и воздух был прохладен и ласков.

«Подходящий вечерок для песни, – подумал Снусмумрик. – Для новой песни, в которой было бы и томление, и весенняя грусть, и, самое главное, безудержное веселье, радость странствий и одиночества».

Эта мелодия звучала в нем уже много дней, но он все не решался выпустить ее на волю. Она должна была как следует подрасти и прихорошиться, стать настолько самостоятельной, чтобы все ее звуки радостно попрыгали на свои места, как только он прикоснется губами к гармошке.

Если бы он вызвал их слишком рано, могло бы случиться так, что они расположились бы как попало, и песня получилась бы так себе, не очень удачной, и он тогда, возможно, потерял бы к этому всякий интерес. Песня – дело серьезное, особенно если она должна быть и веселой, и грустной.

Но в этот вечер Снусмумрик был уверен в своей песне. Она уже почти сложилась – она станет лучшей из его песен.

А когда он подойдет к долине троллей, он сыграет ее, стоя на перилах моста через реку, и Муми-тролль сразу же скажет, что это прекрасная песня, просто прекрасная песня.

Снусмумрик ступил на мох и остановился. Ему стало немного не по себе, он вспомнил Муми-тролля, который его ждал и очень по нему соскучился, который им восхищался и говорил: «Ну конечно, ты свободен, ясное дело, ты уйдешь, неужели я не понимаю, что тебе надо иногда побыть одному». И в то же время в глазах его были тоска и безысходность.

– Ай-ай-ай, – сказал Снусмумрик и двинулся дальше. – Ай-ай-ай. Он такой чувствительный, этот Муми-тролль. Мне не надо о нем думать. Он очень милый, но сейчас я не буду о нем думать. В этот вечер я наедине с моей песней, и сегодня – это еще не завтра.

Через минуту-другую Снусмумрику удалось выбросить Муми-тролля из головы. Выискивая подходящее местечко для привала, он услышал журчание ручья где-то чуть поодаль, в глубине леса, и сразу направился туда.

Между стволами деревьев потухла последняя красная полоска, медленно сгущались весенние сумерки. Весь лес погрузился в вечернюю синеву, и березы точно белые столбы отступали все дальше и дальше в полумрак.

Это был прекрасный ручей.

Чистый и прозрачный, он, приплясывая, бежал над коричневыми клочьями прошлогодних листьев, пробегал по еще не растаявшим ледяным туннелям и, повернув на поросшую мхом лужайку, бросался вниз головой на белое песчаное дно, образуя небольшой водопад. Ручей этот то весело напевал тоненьким комариным голоском, то придавал своему голосу суровое и угрожающее выражение, а иногда, прополоскав как следует горло снеговой водицей, заливался смехом.

Снусмумрик стоял и слушал. «Ручей тоже попадет в мою песенку, – подумал он. – Может быть, как припев».

В этот момент из запруды выпал камень, изменивший мелодию ручья на одну октаву.

– Недурно, – восхищенно сказал Снусмумрик. – Именно так это и должно звучать. Еще одна нота – как раз та, которая нужна. А может, посвятить ручью отдельную песню?..

Он достал свою старую кастрюлю и наполнил ее под водопадом. Зашел под ели в поисках хвороста. Из-за таявшего снега и весенних дождей в лесу было мокро и сыро, и Снусмумрику, чтобы найти сухие ветки, пришлось забраться в густой бурелом. Он протянул лапу – и в тот же миг кто-то взвизгнул и метнулся под ель и еще долго тихонько повизгивал, удаляясь в глубь леса.

– Ну да, конечно, – сказал самому себе Снусмумрик. – Под каждым кустом всякая мелюзга. Знаю я их... И почему они всегда такие беспокойные? Чем меньше, тем непоседливей.

Он вытащил сухой пень и немного сухих веток и, не торопясь, разложил походный костер в излучине ручья. Костер сразу же занялся, ведь Снусмумрик привык готовить себе обед. А готовил он всегда только себе самому, и никому больше. Чужие обеды его не очень-то интересовали, потому что все его знакомые никак не хотели расставаться с привычкой болтать за едой.

И еще они питали слабость к стульям и столам, а некоторые из них пользовались и салфетками.

Он даже слышал об одном хемуле, который переодевался, прежде чем приняться за еду, но это, наверное, была просто клевета.

С отсутствующим видом Снусмумрик хлебал свой жиденький суп, и взгляд его все это время был устремлен на зеленый мшистый ковер, что раскинулся под березами.

Мелодия сейчас была совсем близко, оставалось только ухватить ее за хвост. Но он мог и не торопиться, она все равно была окружена и уже не могла ускользнуть. Поэтому сначала он займется мытьем посуды, потом трубкой, а затем, когда запылают угли в костре и в лесу начнут перекликаться ночные звери, – вот тогда настанет время для песни.

Он увидел ее, когда мыл в ручье кастрюлю. Эта малышка притаилась за корневищем и таращилась на него из-под взъерошенных, нависших надо лбом волос. Глазки смотрели испуганно, но с необыкновенным любопытством, они следили за каждым движением Снусмумрика.

Снусмумрик сделал вид, что ничего не замечает. Он подгреб угли в костре и срезал несколько еловых веток, чтобы было помягче сидеть. Потом достал трубку и неторопливо раскурил ее. Он пускал в ночное небо тонкие струйки дыма и ждал, когда к нему пожалует его весенняя песня.

Но песня не торопилась. Зато малышкины глаза смотрели на него не отрываясь, они восхищенно следили за всеми его действиями, и это начинало его раздражать.

Снусмумрик поднес ко рту сложенные вместе лапы и крикнул:

– Брысь!

Крошка юркнула под свой корень и, необычайно смущенная, пропищала:

– Надеюсь, я тебя не напугала? Я знаю, кто ты такой. Ты Снусмумрик.

Она забралась в ручей и стала перебираться на другой берег. Для такой крохи ручей оказался глубоковат, да и вода в нем была слишком холодная. Несколько раз ноги ее теряли опору, и она плюхалась в воду, но Снусмумрик был так рассержен, что даже не попытался ей помочь.

Наконец на берег выползло какое-то жалкое и тоненькое, как ниточка, существо, которое, стуча зубами, сказало:

– Привет! Как удачно, что я тебя повстречала.

– Привет, – холодно ответил Снусмумрик.

– Можно погреться у твоего костра? – продолжала кроха, сияя всей своей мокрой рожицей. – Подумать только, я стану одной из тех, кому хоть раз удалось посидеть у походного костра Снусмумрика. Я буду помнить об этом всю свою жизнь. – Малышка пододвинулась поближе, положила лапку на рюкзак и торжественно прошептала: – Это здесь у тебя хранится губная гармошка? Она там, внутри?

– Да, там, – сказал Снусмумрик довольно недружелюбно. Его уединение было нарушено, его песня уже не вернется – пропало все настроение. Он покусывал трубку и смотрел на стволы берез пустыми, невидящими глазами.

– Ты нисколечко мне не помешаешь! – с самым невинным видом воскликнула кроха. – Ну если б ты вдруг захотел поиграть. Ты себе даже не представляешь, как мне хочется послушать музыку. Я еще ни разу не слышала музыки. Но о тебе я слышала. И Ежик, и Кнютт, и моя мама – все они рассказывали... А Кнютт даже видел тебя! Ты ведь не знаешь... здесь так скучно... И мы так много спим...

– Но как же тебя зовут? – спросил Снусмумрик. Вечер все равно был испорчен, и он решил, что уж лучше поболтать, чем просто молчать.

– Я еще слишком маленькая, и у меня еще нет имени, – с готовностью отвечала малышка. – Меня никто об этом раньше не спрашивал. А тут вдруг появляешься ты, о котором я так много слышала и которого так хотела увидеть, и спрашиваешь, как меня зовут. А может, ты смог бы... Я хочу сказать, тебе было бы нетрудно придумать мне имя, которое было бы только моим и больше ничьим? Прямо сейчас...

Снусмумрик что-то пробормотал и надвинул на глаза шляпу. Над ручьем, взмахнув длинными, заостренными на концах крыльями, пролетела какая-то птица, и крик ее, тоскливый и протяжный, еще долго разносимся по лесу: ти-у-у, ти-у-у.

– Никогда не станешь по-настоящему свободным, если будешь чрезмерно кем-нибудь восхищаться, – неожиданно сказал Снусмумрик. – Уж я-то знаю.

– Я знаю, что ты все знаешь, – затараторила малышка, подвигаясь еще ближе к костру. – Я знаю, что ты видел все на свете. Все, что ты говоришь, все так и есть, и я всегда буду стараться стать такой же свободной, как ты. А сейчас ты идешь в Муми-дол, чтобы как следует отдохнуть и встретиться с друзьями... Ежик говорил, что когда Муми-тролль встает после зимней спячки, то он сразу начинает по тебе скучать... Правда, приятно, когда кто-нибудь ко тебе скучает и все ждет тебя и ждет?

– Я приду к нему, когда захочу! – не на шутку рассердился Снусмумрик. – Может, я еще вообще не приду. Может, я пойду совсем в другую сторону.

– Но он тогда, наверно, обидится, – сказала кроха. Она уже начала подсыхать, и оказалось, что спинка ее покрыта мягким светло-коричневым мехом. Снова потеребив рюкзак, она осторожно спросила: – А может быть, ты... Ты так много путешествовал...

– Нет, – сказал Снусмумрик. – Не сейчас. – И он с раздражением подумал: «Почему они никак не могут оставить меня в покое? Неужели они не могут понять, что я все только испорчу своей болтовней, если начну об этом рассказывать? Тогда ничего не останется, я запомню только свой собственный рассказ, если попытаюсь рассказать о своих странствиях».

Надолго воцарилось молчание, снова закричала ночная птица.

Наконец малышка поднялась и едва слышно проговорила:

– Да, конечно. Тогда я пойду домой. Пока.

– Пока, – сказал Снусмумрик. – Да, послушай-ка. Я насчет твоего имени. Тебя можно было бы назвать Ти-ти-уу. Ти-ти-уу, понимаешь, веселое и задорное начало и долгое и грустное «у» на конце.

Малышка стояла и смотрела на него не мигая, и в отблесках костра глаза ее светились, словно желтые огоньки. Она немного подумала, тихонько прошептала свое новое имя, точно пробуя его на вкус, примерилась к нему как следует и наконец, задрав мордочку к небу, провыла это свое новое, свое собственное имя, и в вое этом было столько восторга и тоски, что у Снусмумрика по спине пробежал холодок.

Затем коричневый хвостик юркнул в зарослях вереска, и все стихло.

– Эх, – вздохнул Снусмумрик и поддал ногой угли в костре. Выбив трубку, он поднялся и закричал: – Эй, вернись! – Но лес молчал. – Ну вот, – сказал Снусмумрик. – Нельзя же постоянно быть приветливым и общительным. Просто-напросто не успеваешь. И ведь малышка получила свое имя...

Он снова сел и, прислушиваясь к журчанию ручья и ночной тишине, стал дожидаться своей мелодии. Но она не появлялась. И тогда он понял, что она улетела уже слишком далеко и ему ее, наверное, никогда не догнать. У него в ушах звенел лишь восторженный и робкий голосок этой малявки, которая все говорила, говорила и говорила...

– Ей бы сидеть дома со своей мамой, – проворчал Снусмумрик и улегся на еловые ветки. Через минуту он приподнялся и снова закричал, глядя в сторону леса. Он долго вслушивался в ночную тишину, потом надвинул на глаза шляпу и приготовился спать.

На следующее утро Снусмумрик отправился дальше. Он чувствовал усталость и был не в духе; не глядя по сторонам, он держал путь на север, и в голову ему не приходило ничего даже отдаленно напоминающего мелодию.

Снусмумрик не мог думать ни о чем другом, кроме этой малышки. Он помнил каждое ее слово, помнил все, что говорил сам, раз за разом перебирал в памяти все подробности их встречи, он все шел и шел и присел отдохнуть, лишь почувствовав полное изнеможение.

«Что это со мной? – вконец сбитый с толку, раздраженно думал Снусмумрик. – Такого со мной еще никогда не бывало. Наверное, я заболел».

Он поднялся и побрел дальше, и все началось сначала, он снова начал вспоминать все, что говорила малышка, и все, что он ей отвечал.

Наконец он не выдержал. Где-то во второй половине дня Снусмумрик решительно повернулся и пошел обратно.

Через несколько минут он почувствовал себя лучше. Он шел все быстрее и быстрее, бежал, спотыкался. В ушах его звучали обрывки песен, но ему было не до них. Ближе к вечеру, снова оказавшись в березовой роще, он принялся звать малышку.

– Ти-ти-уу! – кричал он. – Ти-ти-уу!

И ночные птицы отвечали ему: ти-у-у, ти-у-у. Но малышка не отзывалась.

Снусмумрик исходил все вокруг вдоль и поперек, он искал ее и звал, пока не стемнело. Над полянкой появился молодой месяц. Снусмумрик посмотрел на него и подумал: «Загадаю-ка я желание, ведь это же молодой месяц».

И он чуть было не загадал то же, что обычно загадывал: новую песню или, как иногда бывало, новые приключения. Но он вдруг передумал и сказал:

– Хочу увидеть Ти-ти-уу.

И он повернулся три раза кругом, потом пересек поляну и вошел в лес. Ему показалось, в кустах что-то зашуршало, что-то коричневое и пушистое.

– Ти-ти-уу, – тихо позвал Снусмумрик. – Я вернулся, чтобы поболтать с тобой.

– А, привет, – высунувшись из кустов, сказала Ти-ти-уу. – Хорошо, что ты пришел. Я покажу тебе, что у меня есть. Моя собственная табличка с именем! Смотри! Когда у меня будет свой дом, я повешу ее над дверью. – Малышка держала кусочек коры, на котором было вырезано ее имя, и важно продолжала: – Красиво, правда? Всем очень понравилось.

– Замечательно! – воскликнул Снусмумрик. – А у тебя будет свой дом?

– А как же! – просияла малышка. – Я ушла из дома и начала жить, как большая! Это так интересно! Понимаешь, пока у меня не было собственного имени, я просто бегала по лесу и всюду совала свой нос, а все события происходили сами по себе, иногда было очень страшно, иногда нет, все это было не по-настоящему... Ты меня понимаешь? – Снусмумрик попытался что-то сказать, но малышка тут же снова заговорила: – Теперь я стала личностью, и все, что вокруг происходит, все это что-нибудь да значит. Потому что происходит это не само по себе, а происходит со мной, Ти-ти-уу. И Ти-ти-уу может подумать одно, а может подумать другое – понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно, понимаю, – сказал Снусмумрик. – Я, пожалуй, все же навещу Муми-тролля. Мне даже кажется, я немного по нему соскучился.

– Что? А-а, Муми-тролля? Да, да, конечно, – сказала Ти-ти-уу.

– А если хочешь, я мог бы тебе немного поиграть, – продолжал Снусмумрик. – Или что-нибудь рассказать.

Малышка выглянула из кустов и сказала:

– Рассказать? Да, да, конечно. Только попозже. А сейчас у меня дела, ты уж меня извини...

Коричневый хвостик скрылся в кустах, но через несколько секунд Снусмумрик увидел малышкины ушки и услышал веселый голосок:

– Пока, привет Муми-троллю! А я тороплюсь, я потеряла столько времени! – И в тот же миг она исчезла.

Снусмумрик почесал в затылке.

– Вот оно что, – протянул он. – Так, та-ак.

Он улегся на мох, лежал и смотрел в весеннее небо, ясно-синее прямо над ним и цвета морской волны над верхушками деревьев. И тут он услышал свою мелодию, зазвучавшую у него где-то под шляпой, мелодию, в которой было и томление, и весенняя грусть, и, самое главное, безудержное веселье, радость странствий и одиночества.

История о последнем на свете драконе

Как-то в середине лета, в четверг, в большой яме с грязной желтоватой водой, в той самой, что направо от деревьев, между которыми папа вешал свой гамак, Муми-тролль поймал маленького дракона.

Муми-тролль, конечно же, не собирался ловить дракона. Он просто хотел поймать несколько водяных жучков, которыми кишит илистое дно, чтобы получше рассмотреть, как двигаются у них ножки, и проверить, действительно ли они плавают задом наперед. Но когда он резким движением вытащил из воды стеклянную банку, в ней оказалось нечто совсем иное.

– Вот это да-а... – благоговейно прошептал Муми-тролль. Он держал банку обеими лапками и смотрел на нее, не отрываясь.

Дракон был не больше спичечного коробка, и он метался по банке, взмахивая очаровательными прозрачными крылышками, такими же красивыми, как плавники золотой рыбки.

Но ни одна золотая рыбка не была так роскошно позолочена, как этот миниатюрный дракончик. Он весь сверкал в солнечных лучах, он казался вылепленным из золота. Его крошечная головка была нежного светло-зеленого цвета, а глаза желтые, как лимоны. Каждая из его шести позолоченных ножек заканчивалась крохотной лапкой, а хвост ближе к кончику переходил из золотистого в зеленый. Это был изумительный дракончик.

Муми-тролль закрутил крышку (с дырочкой для воздуха) и осторожно опустил банку на мох. Затем он лег на живот и принялся рассматривать дракончика, который подплыл к самой стенке и открыл свою маленькую пасть, всю усаженную белыми зубками.

«Он злой, – подумал Муми-тролль. – Такой малюсенький, а злой. Что бы такое сделать, чтобы ему понравиться... И что он ест? Что едят драконы?..»

Взволнованный и озабоченный, он снова взял банку в лапы и понес ее домой, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы дракончик не ушибся о стеклянные стенки. Ведь он такой крохотный, такой нежный...

– Я буду любить тебя, буду о тебе заботиться, – шептал Муми-тролль. – Ты можешь спать ночью на моей подушке. А когда подрастешь и мы с тобой подружимся, ты сможешь купаться со мной в море...

Муми-папа занимался своей табачной рассадой. Конечно, дракона можно было бы и показать. Но Муми-тролль решил, что не стоит. Лучше он спрячет его на несколько дней, чтобы он немного освоился. Ведь можно сделать из этого тайну и дожидаться самого интересного, того момента, когда он покажет дракона Снусмумрику.

Муми-тролль крепко прижал к себе банку и с самым безразличным видом направился к заднему крыльцу. В это время все домашние были во дворе, около веранды. Когда же Муми-тролль попытался проскользнуть в дом, любопытная мордашка малышки Мю выглянула из-за бочки с водой:

– Что у тебя там?

– Ничего, – буркнул Муми-тролль.

– Это банка, – сказала Мю, вытягивая шею. – Что у тебя в ней? Почему ты ее прячешь?

Муми-тролль бросился вверх по ступенькам и влетел к себе в комнату. Он поставил банку на стол, в ней бушевал шторм, и дракончик сидел, свернувшись в клубочек, закрыв голову крылышками. Немного погодя он стал постепенно распрямляться и показывать зубы.

– Это больше никогда не повторится, – пообещал Муми-тролль. – Прости меня, пожалуйста. – Он открыл крышку, чтобы дракончик мог осмотреться, а затем пошел и запер дверь на щеколду. Ведь никогда не знаешь, чего ждать от этой Мю.

Когда он вернулся к дракончику, тот выбрался из воды и сидел на краю банки. Муми-тролль осторожно протянул лапу, чтобы его погладить.

И тут дракончик открыл пасть и выпустил маленькое облачко дыма. Красный язычок вырывался из пасти, подобно языку пламени и так же быстро исчезал.

– Ай, – сказал Муми-тролль, потому что обжегся. Не сильно, но все-таки.

Он пришел в полный восторг от дракона.

– Ты сердитый, да-а? – растягивая слова спросил Муми-тролль. – Ты ужасно страшный и кровожадный, да? Ах ты мой славный маленький проказник!..

Дракончик фыркнул.

Муми-тролль забрался под кровать и откопал там свой ящик с припасами: несколько блинчиков, уже немного засохших, половину бутерброда и яблоко. Он отрезал от всего по кусочку и разложил на столе возле драконника. Тот обнюхал угощение, смерил Муми-тролля презрительным взглядом и вдруг с невероятной быстротой ринулся к подоконнику и атаковал большую жирную муху.

Муха отчаянно зажужжала, когда дракончик, вцепившись в ее загривок своими зелеными лапками, выпустил ей в глаза облачко дыма.

И вот уже заработали челюсти, утыканные белыми зубками, да время от времени широко раскрывалась пасть, в которой постепенно исчезала муха.

Расправившись с мухой, дракончик облизнулся, почесал за ухом и насмешливо посмотрел на Муми-тролля.

– Вот ты какой! – воскликнул Муми-тролль. – Ах ты мой маленький!

В этот момент мама ударила в гонг, это был сигнал к обеду.

– А теперь будь паинькой и подожди меня здесь, – сказал Муми-тролль. – Я постараюсь вернуться как можно быстрее.

Секунду-другую он стоял, не сводя с дракончика любящего, восторженного взгляда, тот, однако, был явно не склонен к нежностям, и Муми-тролль, прошептав «пока, дружок», быстро спустился по лестнице и выбежал на веранду.

Не успела Мю опустить ложку в кашу, как тут же завела:

– А кое-кто тут у нас что-то прячет в стеклянных банках...

– Попридержи язык, – сказал Муми-тролль.

– Можно подумать, – продолжала Мю, – что кое-кто в нашем доме собирает пиявок и мокриц, а может, даже и сороконожек.

– Мама, – сказал Муми-тролль. – Ты же знаешь, что если у нас в доме и есть пиявки, от которых невозможно отвязаться, так это...

– Бу-бу-бу-бу-бу, – сказала Мю, пуская пузыри в стакан с молоком.

– Что? – оторвался от газеты папа.

– Муми-тролль принес нового зверька, – объяснила мама. – Он кусается?

– Он слишком маленький, чтобы кусаться, – пробормотал сын.

– А он когда подрастет? – спросила Мю. – Мы его скоро увидим? Он умеет говорить?

Муми-тролль не отвечал. Снова они все испортили. А ведь по-людски надо бы как: сперва ты что-то держишь в тайне, а потом преподносишь сюрприз. Но если живешь в семье, какие уж тут сюрпризы и тайны. Им все известно заранее, и их ничем не удивишь.

– Я думаю после завтрака сходить на речку, – высокомерно процедил Муми-тролль. – Мама, скажи им, чтоб не заходили в мою комнату. А то ведь в случае чего я за последствия не отвечаю.

– Хорошо, – сказала мама и посмотрела на Мю. – Ни одна живая душа не войдет к тебе.

Муми-тролль с достоинством доел свою кашу и удалился.

Снусмумрик сидел возле палатки и красил пробковый поплавок. Увидев его, Муми-тролль снова с удовольствием подумал о своем дракончике.

– Ох уж эти мне родственнички, – сказал он. – Порой они просто невыносимы.

Не вынимая изо рта трубку, Снусмумрик хмыкнул в знак согласия.

Какое-то время они сидели молча, проникаясь духом товарищества и мужской солидарности.

– А кстати, – неожиданно заговорил Муми-тролль. – Тебе во время твоих странствий никогда не доводилось встречать дракона?

– Тебя не интересуют ни саламандры, ни ящерицы, ни крокодилы, – после продолжительного молчания сказал Снусмумрик. – Ты имеешь в виду именно дракона? Нет. Они все перевелись.

– А может быть, один все-таки остался, и кто-нибудь поймал его в банку? – задумчиво проговорил Муми-тролль.

Снусмумрик поднял глаза и, присмотревшись к своему приятелю повнимательнее, понял, что того прямо-таки распирает от восторга и нетерпения. Поэтому он без колебания отверг подобное предположение:

– Я так не думаю.

– Очень может быть, что он не больше спичечного коробка и извергает пламя, – зевнув, продолжал Муми-тролль.

– Это невозможно, – сказал Снусмумрик. Уж он-то знал, как себя вести, когда тебе готовят сюрприз.

Его друг, закатив глаза, произнес:

– Дракон из чистого золота с крохотными-крохотными лапками, который мог бы стать необыкновенно преданным и повсюду тебя сопровождать... – И Муми-тролль высоко подпрыгнул и закричал: – Это я его нашел! У меня теперь есть мой собственный маленький дракон!

Пока они поднимались к дому Снусмумрик прошел через все стадии недоверия, изумления и восторга. Он был неподражаем.

Они поднялись по лестнице, осторожно открыли дверь и вошли в комнату.

Банка с водой по-прежнему стояла на столе, но дракончик исчез. Муми-тролль заглянул под кровать, посмотрел за комодом, он обшарил всю комнату, он заглядывал в каждый закуток и звал:

– Иди сюда, дружочек, иди сюда, мой маленький умненький дракоша...

– Послушай, – сказал Снусмумрик, – вон же он на занавеске.

Дракончик действительно сидел на гардине.

– Как он туда забрался?! – в ужасе воскликнул Муми-тролль. – А вдруг он оттуда свалится... Ты только не шевелись. Обожди немножечко... Я сейчас...

Он стащил с кровати матрас с постельными принадлежностями и расстелил все это на полу под окном. Потом взял старый сачок для ловли бабочек и поднес его дракончику под самый нос.

– Прыгай! – прошептал он. – Ну, давай же. Только потихонечку...

– Ты его испугаешь, – сказал Снусмумрик.

Дракончик раскрыл пасть и зашипел. Он вцепился зубами в сачок и зажужжал, точно маленький моторчик. И вдруг, взмахнув крылышками, оторвался от гардины и принялся носиться по комнате под самым потолком.

– Он летает, он летает! – закричал Муми-тролль. – Мой дракон летает!

– Естественно, – сказал Снусмумрик. – Да не прыгай ты так. Успокойся.

Но вот дракончик, прервав свой полет, завис в воздухе, и крылышки его вибрировали, как у ночной бабочки. Затем он спикировал прямо на Муми-тролля, укусил его за ухо, да так, что тот взвыл от боли, и, взмахнув крыльями, перелетел на плечо к Снусмумрику.

Он придвинулся вплотную к уху Снусмумрика, зажмурил глаза и застрекотал.

– Такой маленький, а такой проказник, – изумился Снусмумрик. – Он весь аж раскалился. Что это он делает?

– Ты ему понравился, – сказал Муми-тролль.

Во второй половине дня вернулась домой фрекен Снорк, навещавшая бабушку малышки Мю, и, разумеется, сразу же узнала, что Муми-тролль поймал дракона.

Дракон сидел на столе возле чашки Снусмумрика и облизывал свои лапки. Он перекусал уже всех, кроме Снусмумрика, и всякий раз, рассердившись, прожигал на скатерти дырку.

– Какой он милый! – сказала фрекен Снорк. – Как его зовут?

– Ничего особенного, – пробормотал Муми-тролль. – Обыкновенный дракон.

Лапа его, медленно двигаясь по скатерти, потянулась к дракончику и дотронулась до одной из позолоченных ножек. В тот же миг дракончик резко повернулся, зашипел и выпустил маленькое облачко дыма.

– О, как мило! – воскликнула фрекен Снорк.

Дракончик придвинулся поближе к Снусмумрику и понюхал его трубку. На том месте, где он сидел, на скатерти образовалась круглая коричневатая по краям дырка.

– Интересно, может ли он и в клеенке прожечь дыру? – сказала мама Муми-тролля.

– Еще как, – подала голос малышка Мю. – Да он только немного подрастет и спалит весь дом. Вот увидите! – И она ухватила кусок торта.

Тут же набросившись на нее, словно маленькая фурия, дракончик укусил ее за лапку.

– Вот чертенок! – взвизгнула Мю и замахала на дракончика салфеткой.

– Если ты будешь так говорить, то не попадешь на небо, – немедленно вмешалась Мюмла, но Муми-тролль ее перебил:

– Дракончик не виноват! – запальчиво воскликнул он. – Дракончик подумал, что ты хочешь съесть муху, которая сидела на торте.

– Да иди ты со своим дракончиком! – закричала Мю, не на шутку рассердившись. – И вообще, он не твой, а Снусмумрика, потому что он любит только его!

На какое-то время все замолчали.

– Тут не о чем спорить, – сказал Снусмумрик, вставая. – Пройдет еще час-другой, и он будет знать, кто его хозяин. А ну-ка. Лети к хозяину!

Но дракончик, сидевший у него на плече, вцепился в него всеми своими лапками и стрекотал, как швейная машинка. Снусмумрик взял это странное создание двумя пальцами и накрыл крышкой от кофейника. Затем отворил застекленную дверь и вышел в сад.

– Он ведь задохнется, – сказал Муми-тролль и приподнял крышку.

Мгновенно вырвавшись на свободу, дракончик подлетел к окну и, опершись лапками о стекло, уставился на Снусмумрика. Через минуту он начал попискивать, а его золотистая окраска приобрела сероватый оттенок.

– Драконы, – неожиданно заговорил Муми-папа, – исчезли из общественного сознания примерно семьдесят лет назад. Я отыскал их в энциклопедическом словаре. Вид, просуществовавший дольше всех, принадлежал к той эмоциональной разновидности, которая обладала наибольшими термическими возможностями. Они весьма упрямы и никогда не меняют своих взглядов...

– Спасибо за кофе, – сказал Муми-тролль, поднимаясь из-за стола. – Я пойду к себе.

– Сынок, а не оставить ли нам твоего дракона на веранде? – спросила мама. – Или ты его возьмешь с собой?

Муми-тролль промолчал.

Он подошел к застекленной двери и распахнул ее. Сверкнув, точно молния, дракончик вылетел в сад, а фрекен Снорк закричала:

– Ты же его больше не поймаешь! Зачем ты это сделал? Я даже не успела его как следует рассмотреть!

– Можешь пойти к Снусмумрику и посмотреть, – мрачно произнес Муми-тролль. – Он сидит у него на плече.

– Мой дорогой сыночек, – грустно сказала мама. – Мой маленький Муми-тролль.

Не успел Снусмумрик взять в руки удочку, как прилетел дракончик и уселся к нему на колено. Он был в диком восторге, он приплясывал от радости, что снова видит Снусмумрика.

– Ночь будет лунная, – сказал Снусмумрик и смахнул с колена крошку дракона. – Брысь. Убирайся. Лети домой!

Но он, конечно же, понимал, что гнать его бесполезно. Дракончик ни за что от него не отстанет. А драконы, как известно, доживают до ста лет.

Снусмумрик озабоченно посмотрел на маленькое сверкающее существо, которое из кожи вон лезло, чтобы завоевать его благосклонность.

– Ну, конечно, ты у меня красавец, конечно, ты умница, – сказал он. – И здорово, если ты останешься со мной. Но понимаешь, Муми-тролль...

Дракончик зевнул. Потом он поднялся в воздух, опустился на потрепанную шляпу Снусмумрика и улегся спать, свернувшись клубочком. Снусмумрик вздохнул и забросил леску в воду. Свежевыкрашенный оранжевый поплавок покачивался на мелкой волне. Снусмумрик знал, что сегодня у Муми-тролля едва ли появится желание удить рыбу. Беда с этим драконом...