- Какая там политика, пан прапорщик! - возразил Цыган. - Речь идет о молодежной организации. Насколько я знаю, она в КНБ не запрещена. А для службы ущерба нет никакого.
      - Вы запланировали массу разных мероприятий, а времени - в обрез.
      - Так в этой дыре ничего же нет, пан прапорщик! - ответил Яниш. Ничего. Ни танцев, ни кино, всего не сколько книг! Никуда не выберешься, только служба да служба. Домой можно съездить лишь раз в год. Мы хотим сделать свою жизнь более интересной, да и не только свою. Местные жители тоже скучают, особенно зимой.
      Павелка проворчал, склонившись над своими бумагами:
      - Ну... мне все равно, пан Яниш. Я знаю, что на заставе большинство составляют коммунисты, но я политикой не интересуюсь и не хочу иметь неприятности по службе. Служу, и с меня достаточно.
      В это время в дверях канцелярии с бумагой для плаката появился Стромек. Он вмешался в разговор:
      - А где написано, пан прапорщик, что члены КНБ не могут состоять в политических организациях? Ведь такие организации созданы и в армии. Разве раньше, в годы прежней республики, жандармы и полицейские не состояли в политических партиях?
      - Официально ничего не разрешено, - сказал прапорщик. - А здесь командую я.
      - Этого у вас никто не отнимает, пан прапорщик! - взорвался вспыльчивый Стромек. - Но Союз молодежи - это наше дело.
      - Что ж, я здесь пробуду еще пару дней. Я подал рапорт с просьбой о переводе в другое место. Семья у меня бог знает где, да и нервов для такой работы не хватает.
      - А мы должны здесь служить все время! Служить, спать, служить, спать... разве это жизнь? - заметил Цыган. - Что мы видали? Оккупацию. Сыты мы ею по горло. А сейчас хотим жить и развлекаться так, как нам нравится. Товарищ Готвальд...
      Павелка встал.
      - Оставим это, господа. Мои взгляды вам известны, извольте поступать соответственно.
      Ребята вышли из комнаты и отправились к дежурному. Там и написали плакаты, извещавшие о предстоящем вечере.
      - Вот чудак! - проговорил Стромек. - Поскорее бы он отсюда испарился.
      - Только бы не прислали какого-нибудь фрукта по чище этого! - сказал Цыган. - Ну разве это бумага? Только колбасу завертывать... Был бы ватман...
      Вечер удался на славу. В сани, запряженные лошадьми, которыми правил молодой служащий Пепик, уселась группа ребят в традиционных костюмах. Сани останавливались у каждого дома, жители выносили подарки для предстоящего вечера. Мачек опять изображал святого Николая. Ему удалось уговорить служку местного костела - жену одного из лесорубов - одолжить ему на время из ризницы кое-какое одеяние. При этом Ярда выглядел таким серьезным и благочестивым, что женщина уступила, тем более что Мачек посулил ей златые горы. Его дополняли Цыган и Олива в длинных, черных, вывернутых наизнанку тулупах. Они громыхали и звенели цепями, заглушая звонок, который святой Николай тоже выпросил в костеле. Вилы, покрашенные серебряной краской, так же как и тяжелые цепи, ребята раздобыли у Благоутов. Милушка Зимова в роли ангела была великолепна. Мамаша сделала для ее успеха все, что могла.
      Дети относились к святому Николаю с почтением. Хуже приходилось обоим выходцам из ада: они потели в тулупах и под масками и про себя ругались. Черти заранее знали, что сказать тому или иному юному лесовчанину, кого похвалить, а кому пригрозить. Потом святой Николай раздавал детям подарки, а потные черти тем временем выпивали с главами семейств. Чаще всего подносили самогон. Однако вскоре нечистая сила стала отказываться от дальнейшего угощения: им еще предстояли танцы. Тогда их пришлось заменять святому Николаю, а иногда и ангелу - Милуше... В туго набитых карманах чертей оказалось много домашней колбасы: во многих домах накануне кололи свиней. Черти искусно играли свою нелегкую роль, и только маленький Гонза Шпачек с сомнением в голосе прошептал отцу:
      - Папа, это ведь пограничники, правда? - И украдкой взглянул на фетровые сапоги и тулупы чертей.
      Ангелу тоже было жарко. Румяна, которыми было покрыто его лицо, пачкали белоснежную одежду. Лесничий Лишка чуть было не доконал их, предложив заграничный ликер. Он не хотел слушать никаких оправданий. Хорошо, что был уже последний дом, и ряженые вздохнули с облегчением: деревня осталась позади.
      - А ведь мы еще до этого как следует наелись! - простонал Олива и отбросил тулуп. Подарков они собрали четыре полные корзины.
      Потом начался танцевальный вечер, оркестр из Планы гремел вовсю и не злоупотреблял паузами. Во время танго свет гас и светились лишь самодельные разноцветные фонарики. Девушки из ЧСМ сделали замечательные украшения. Сборы были просто фантастическими. Обязанности казначея выполняла Ярослава. Мать Милуши приводила в порядок своего ангела и ругала чертей и святого Николая за то, что они позволили ангелу напиться. Цыган и Олива умылись и вышли во двор подышать свежим воздухом. Усевшись на поленницу, закурили.
      - Идите скорее в зал! - закричал им, высунувшись из окна, Ярда Мачек. А то пропустите самое интересное!
      Они смотрели со двора на то, что делалось в коридоре, заполненном лесовчанами, и в зале. Тут были и заядлые танцоры, и те, кто просто пришел посмотреть и поразвлечься. В этой суматохе внимание Оливы привлек один мужчина. Он стоял, опершись о стену, и с интересом рассматривал всех вокруг. Иван резко отбросил сигарету.
      - Вашек... посмотри. Вон на того, у стены. Ты его когда-нибудь видел? Костюм у него не для танцев.
      - Ага, - сказал Цыган и встал. - Кажется, танцы для нас кончаются. Прощупаем его?
      Мужчина, думая, что они хотят пройти внутрь, посторонился, давая им дорогу. Ему было лет тридцать пять. На нем был коричневый костюм и легкое серое зимнее пальто. Цыган сразу же обратил внимание на его промокшие полуботинки с прилипшей к ним хвоей.
      - Ну, как вечер? Как вам здесь нравится? - начал Олива.
      - Хорошо, - ответил тот и сунул руки в карманы пальто.
      - Проходите в зал, места хватит всем, - предложил Цыган.
      - Но... Я пришел в гости и ищу здесь своих знакомых.
      - Конечно, конечно, - усмехнулся Олива, тоже по смотрев на обувь незнакомца. - Я вам их найду. Здесь собралась вся деревня. Как их зовут?
      Мужчина заколебался. Было видно, что ему не хочется продолжать разговор.
      - Извините, - сказал он и направился к выходу, однако подошедший Мачек, сразу разобравшись в сути дела, загородил ему дорогу с другой стороны коридора.
      - Документы! - резко потребовал Цыган.
      - Я...
      - Руки вверх! - приказал Олива, не повышая голоса. Они внимательно смотрели, как незнакомец медленно
      вынимает руки из карманов. Этот момент мог оказаться роковым. Олива быстро захлопнул двери перед носом у любопытных и вытолкнул незнакомца во двор ресторанчика, слабо освещенный фонарем.
      - Ну так как? Кто вы такой, куда шли? - задал Олива обычный для пограничников вопрос, помахивая перед лицом мужчины пистолетом, с которым никогда не расставался. Даже нарядившись чертом, Олива держал пистолет при себе.
      - Поднимите-ка руки вверх! - приказал Цыган и, по дойдя к задержанному сзади, обыскал его.
      Олива многозначительно посмотрел на Яниша, когда тот вытащил из кармана, мужчины пистолет. Иван резко спросил:
      - А это у тебя для родственников к празднику? Ну, признавайся! Хотел махнуть через границу, так?
      Мужчина побледнел и что-то забормотал, но потом отчаянно махнул рукой. Цыган между тем достал из его кармана несколько патронов. Засмеявшись чему-то, он снял с шеи Мачека парадный галстук и связал задержанному руки. Документов у мужчины не оказалось. Черным ходом пограничники вывели задержанного из ресторана. Ребята досадовали, что самая интересная часть вечера пройдет без них. Заспанный Павелка сразу же приступил к допросу. Когда он услышал об оружии, сон с него как рукой сняло.
      - Только не говорите, что шли к знакомым или заблудились. Это нам уже надоело! - заранее предупредил задержанного Цыган.
      Мужчина выпрямился на стуле и глубоко вздохнул:
      - Запираться нет смысла. Мне всегда не везет. Я шел к брату. Во время войны он был летчиком в Англии, там и остался.
      * - Что значит "всегда не везет"? - спросил прапорщик.
      - Да однажды я уже пытался. Серьезно... Мы заблудились и нарвались на патруль. Попали в тюрьму, товарищ и я. Теперь снова туда же...
      Он был продавцом в каком-то магазине в Бероуне. Жена с ребенком ушла от него. Вот он и отправился к брату.
      - С пистолетом?
      - Он был у меня с войны, и я думал... просто так. Для храбрости. Стрелять я не хотел.
      - Вы были когда-нибудь в армии? Служили? - спросил Цыган.
      - Нет.
      - Все ясно. Пан прапорщик, посмотрите: пистолет калибра 7,65, а патроны - 6,35. Никогда бы ему не выстрелить!
      - А зачем вы пошли в ресторан? - продолжал Павелка, усмехнувшись при взгляде на оружие.
      - Я заблудился... как и в тот раз. Страшно мне не везет. Жена... и вообще. Я проголодался, хотел поесть.
      - Ведь вы должны были знать, что в ресторане находятся и пограничники.
      - Я знал, но думал: они не обратят на меня внимания.
      - И на эту хвою на ботинках тоже? - улыбнулся Цыган.
      Мужчина посмотрел на свои полуботинки, носки которых были покрыты толстым слоем хвои, и грустно пожал плечами.
      - Впервые я пытался перейти границу вблизи Кленчи. Теперь же я доехал до Планы, прошел пешком до леса и потерял ориентировку. Услышав звуки музыки, пошел в этом направлении и так дошел до ресторанчика. Я ре шил подкрепиться, поговорить с кем-нибудь и снова отправиться в путь... Будьте так любезны, дайте мне сигарету.
      Павелка не курил, сигарету протянул ему Олива.
      - Больше, приятель, ты уж таких попыток не делай, а то в следующий раз постучишь прямо в окно дежурному по заставе, - засмеялся Иван.
      Ребята так выразительно посмотрели на часы, что этого не мог не заметить даже прапорщик.
      - Позовите дежурного, пан вахмистр, - сказал Павелка. - Протокол я составлю сам. Возвращайтесь на вечер и скажите Зиме, чтобы примерно через часок кто-нибудь из них был на станции.
      - Слушаюсь, пан прапорщик! - выпалил Цыган, и вахмистры устремились назад к ярко освещенному ресторанчику Киндла. Девушки, увидев их, улыбнулись. Танцы продолжались, людям не хотелось расходиться по до мам.
      В этом году зима тоже легла необычайно рано и сразу же показала свой норов. Пограничники на этот раз вовремя получили, необходимое зимнее обмундирование, которое им так давно обещали, и теперь мороз им больше не был страшен. Ветви деревьев склонялись к земле под тяжестью пушистого снега. Вскоре наступили лютые морозы. Не обошлось без снежных обвалов. Рабочих рук явно не хватало...
      - Час от часу не легче, - причитала тетя Благоутова. - Сначала такое сухое лето, теперь такая лютая зима. Брат писал из Будейовице, что у них еще хуже. Скот пришлось ликвидировать, просто нечем кормить. У нас два колодца, да третий внизу, в погребе, а воды в каждом - на дне. Надо бы раздобыть хотя бы два воза сена.
      - Где ты их, скажи на милость, раздобудешь? - воз разил ей супруг.
      - Если будешь сидеть дома, то, конечно, не раздобудешь. Надо съездить в Гуть или в Уезд, расспросить там.
      - Попробую, - сказал Благоут. - Завтра собирается сельскохозяйственная комиссия. Правда, и у других дела обстоят так же.
      - Говорят, по карточкам будут давать меньше продуктов?
      - Урожай был наполовину меньше обычного, - вступил в разговор Стромек. - Однако Готвальд был в конце ноября в Москве. Нам будет оказана помощь. А национальные социалисты еще говорят, будто коммунисты не умеют вести хозяйство!..
      За окном падал густой, тяжелый снег.
      - Ну и работенка! - пожаловался Цыган. - Снега по колено, а ты отправляйся на границу и к Двуру. Туда еще кое-как добраться можно, а вот наверху - хуже все го. Там кругом поваленные деревья, приходится все время обходить их. А потом, вспотевшие, ложимся и два - три часа лежим, не двигаясь. На днях были мы в Ждаре, так, прежде чем нам удалось дотащиться до Двура, прошло часа два. Не будь елочек вдоль дороги, за которые мы держались, нам бы туда не добраться. Когда опустился туман, мы пытались стрелять из автомата, но удалось это лишь тогда, когда мы зажгли газеты и отогрели затвор.
      - Какой дурак пойдет в такую погоду через границу? - недоуменно сказал Благоут, поднимая глаза от "Руде право".
      - Такая погода в самый раз. Идет снег, следов не видно, патрули двигаться быстро не могут. Мы перекрываем лишь ключевые места, те, куда можно добраться.
      Два дня назад в страшную метель Олива с Хлоупеком. шли по направлению к Гути. Был такой сильный ветер, что им приходилось кричать во всю глотку, чтобы понять друг друга. Жена Зимы, которая вешала на чердаке белье, когда они проходили мимо, потом совершенно серьезно спрашивала их, из-за чего они так яростно спорили. Ребята рассмеялись в ответ.
      - Как там идут дела у Храстецкого? - спросил Благоут.,
      - Прислал письмо. Шлет вам привет. Вы ведь знаете: он в Словакии, в горах.
      Тетя Благоутова поставила на стол блюдо с ароматными картофельными оладьями.
      - Долго они там.
      - К рождеству должны были вернуться на заставу. Бандитов, говорят, уже разгромили, в горах остались лишь единицы. Кормят ребят там хорошо, и денег им то же хватает. Они получают там почти вдвое больше, чем мы. И все равно хотят поскорее вернуться в Лесов.
      Ребятам надо было спешить на заставу: Цыгану и Манеку предстоял ночной наряд. Павелка, однако, перенес его на воскресное утро с десяти ноль-ноль, а командиром патруля назначил Манека. Погода стояла именно такая, какой они больше всего боялись: завывала пурга, валил снег, суровый северный ветер наносил сугробы вокруг дома, которые росли все выше и выше. Следов Мачека, ушедшего на дежурство полчаса назад, давно уже не было видно.
      В воскресенье утром Цыган осмотрел лыжи. Они были в порядке. К нему подошел Манек.
      - Ты что думаешь, мы пойдем на них? В такую сумасшедшую погоду?
      Цыган понимал, что Манек прав, но он понимал и другое: Манек весело провел время у Вршковых, даже немного выпил, язык у него слегка заплетался, а на губах застыла улыбка.
      Они пошли пешком и скоро скрылись в метели. Снег безжалостно хлестал по лицам, слепил глаза. Они не встретили ни одной живой души. Видимость была метров на десять, не больше, а когда ребята хотели что-то сказать друг другу, им приходилось идти, прижавшись плечом к плечу. Опустив головы, дотащились до лесопилки. Однако там Манек не свернул на дорогу, ведущую к Двуру, а продолжал идти прямо. В том направлении находился ресторанчик.
      - Ты что, мало хватил? - взревел Цыган, стараясь перекричать шальной ветер.
      - У меня кончились сигареты, а стаканчик грога в такую стужу будет в самый раз, - ответил командир патруля. Это было явное нарушение маршрута, но стояла такая отвратительная погода...
      В буфете сидело несколько деревенских жителей. Пограничники стряхнули со своих шапок и плеч массу снега, автоматы поставили в угол. Булко, лучший лесовский лесоруб, взглянув в окно, сказал:
      - Черт побери, много в такую погоду не заработаешь!
      - Ничего не поделаешь, - похлопал его по плечу Цыган. Булко был членом деревенского комитета КПЧ. Во время Словацкого национального восстания он сражался в рядах партизан.
      Пограничники выпили по два стакана грога, купили сигареты и вновь отправились в путь. Киндл закрыл за ними дверь и вымел снег из коридора. Поднялись на холм, остановились, отдохнули и опять прошли несколько метров. Дул резкий северный ветер, однако ребята все взмокли. Манек сел на снег.
      - Вашек, нам ни за что не взобраться наверх, на Ждар. Хорошо, если доберемся до Двура. В положенное время нам все равно не уложиться.
      - Да, скверно, - кивнул головой Цыган.
      - Ну так пошли!
      И опять они тащились по глубокому снегу. В лесу идти было немного легче, ветер здесь не так мешал им, но зато грозно ревел в кронах деревьев. Они бесчисленное количество раз останавливались передохнуть, прежде чем преодолели эти три километра. К тому времени, когда они завернули за первый сарай в деревне, подвыпивший Манек совсем выбился из сил. Они сняли рукавицы и стряхнули ими снег с одежды, а затем уселись у двери старого сарая. В ближайшем домике никто не жил, только ветер стучал открытой оконной рамой. Ребята испытывали такую усталость, что им даже курить не хотелось.
      - Что ты скажешь, если мы зайдем к Радванам? - вдруг спросил Манек, и измотанный Цыган лишь кивнул в ответ на предложение командира патруля. В конце концов Павелка им ничего такого не запрещал, наоборот, он всегда напоминал патрулям, чтобы они в Двуре разговаривали с местными жителями и "собирали сведения".
      Лесник Радван жил на краю деревни. К его дому не вели ничьи следы, из трубы валил дым. Значит, хозяева дома одни! Вокруг большого стола, не зажигая света, в полумраке и тепле сидела вся семья Радвана. Марушка предпочла бы видеть Стромека на месте Цыгана и Манека, но тем не менее вскоре она от всей души смеялась и шутила с ними. Жена лесника предложила им пирог. Цыган взял только один кусочек, чтобы не обидеть хозяйку, зато набросился на пол-литровый кувшин чая с ромом. Манек поставил автоматы к печке, чтобы они обсохли, и посмотрел в окно. В этот момент снегопад прекратился, тьма рассеялась и на какой-то миг даже выглянуло солнце. Цыган забеспокоился и отодвинул кувшин.
      - Сдается мне, что Старик пойдет проверять посты и будет нас искать.
      - Ты с ума сошел? Он забился в канцелярию или сидит у Зимы. Так он и отправится на Ждар на лыжах! Ради твоих прекрасных глаз, что ли, олух ты эдакий?
      - Да вы его увидите из окна. Другого пути под сказал Радван.
      Однако Цыган не успокоился. Воскресные контрольные "экскурсии" стали для Павелки традицией. Если только прапорщик не ездил к семье, он всегда осуществлял их. "Он, конечно, мог отправиться и на Гуть, проверить другой патруль", - успокаивал себя Яниш, но тем не менее не спускал глаз с опушки заснеженного леса, где проходила единственная дорога из Лесова. Манек разглагольствовал о том, что его одногодки в Германии почти все погибли в годы войны, а Цыган, Марушка и Йозеф стали рассказывать в это время друг другу анекдоты. Яниш знал их массу, память у него на них была отличная. Жена лесника вся тряслась от смеха.
      - Боже, ваш начальник! - вдруг вскрикнула она, по смотрев в окно.
      - Так я и знал, черт побери! - Яниш схватил авто мат, ремень и шапку.
      - Идет на лыжах, - подтвердил усатый лесник.
      Супруга Радвана торопливо проводила ребят в соседнюю маленькую комнатку, которую семья использовала как чулан. Марушка смеялась во все горло, так что отцу пришлось ее одернуть. Едва за ребятами закрылась дверь, как Павелка был уже на пороге. Лесник старательно стряхнул с него снег, внес в дом его лыжи и принялся подробно расспрашивать, много ли снегопад поломал в лесу деревьев. Ребята слышали каждое слово, сидя в темноте возле полки, заставленной банками с компотом и копченым мясом.
      - Я только на минуточку, - сказал прапорщик. - Хочу догнать патруль. Вы их не видели?
      - Как же, видели. После обеда, - врал лесничий. - В самую метель они тащились в сторону Ждара. Кто там был, не знаю, не разобрать было. Шли они пешком.
      - Это были они! - воскликнул прапорщик.
      Франта Манек с трудом сдерживал душивший его кашель, прижимая воротник свитера к губам. В чулане был собачий холод. От мяса и фруктов исходил благоухающий запах, а ребят мороз пробирал до костей. Павелка ушел только через полчаса. Он отправился в сторону Ждара, хотя лесник старательно отговаривал его от этого. Едва прапорщик вышел, как промерзшие ребята под хохот всей семьи выскочили из чулана и бросились к печке. Манек лязгал зубами.
      - Дал он нам жизни! А меня, как назло, кашель чуть не задушил.
      У Цыгана было другое настроение:
      - Ну и влипли же мы. Ведь он нас не найдет. Надо что-то придумать.
      - Предоставь это мне, - махнул рукой Манек. Цыган в отчаянии предложил дойти до пограничного столба № 24 и опередить Павелку: следы же, мол, замел ветер. Однако Манек, командир патруля, решил никуда не ходить. Так и просидели все время дежурства у Радванов, а в восьмом часу вечера той же самой дорогой отправились обратно в Лесов. Следы Павелки! Они шли по ним вниз вплоть до самой мельницы и там решили заглянуть в ее заброшенное здание. При свете карманного фонаря Цыган увидел на деревянном, запорошенном снегом полу чьи-то следы. Он сорвал с плеча автомат. Из соседней комнаты донеслись чьи-то голоса.
      - Посвети-ка туда! - прошептал Яниш и осторожно начал открывать дверь. Неожиданно яркий свет изнутри ослепил его. Цыган отскочил за дверь и чуть было не свалил с ног Манека.
      - Не дурите, ребята! - раздался изнутри знакомый голос. - Это я, Иван.
      Цыган перевел дух. Иван Олива... А что он тут делает? Они вошли в комнату. На лавке у окна сидели Иван и смеющаяся, смущенная Анча.
      - Черт побери, ну и перепугал же ты нас! - на пустился на Ивана Манек. - Не мог выбрать для свидания места получше?
      - Ты лучше спроси Цыгана, куда он ходит, - не сдавался Иван. Оба вахмистра присели на лавочку к влюбленным.
      - Привет, Анча, - сказал Цыган с улыбкой. - А мы уж собрались стрелять.
      - Мы слышали, а Иван хотел вас напугать. Манек посмотрел на часы.
      - Уже девять. Нам пора. А вы здесь посторожите, ладно?
      Они выкурили с Иваном по сигарете и отправились дальше.
      - Я не удивлюсь, - улыбнулся, поднимая воротник, Цыган, - если Иван как-нибудь будет сопровождать от сюда не Анчу, а кого-нибудь другого.
      - Да, устроился он неважно. Вот у тебя квартирка уютненькая. Ну, скажи на милость, что это за любовь в такой обстановке и холоде?
      - А куда ему пойти? Киндлова не позволит же ему приходить к ним на второй этаж!..
      Они обогнули общежитие и подошли к заставе. Дежурный стоял снаружи, будто поджидая их. Только они приблизились к шлагбауму, как он негромко сказал:
      - Где же вы, негодяи, были? Старик, не найдя вас, совсем ошалел. Послал за вами в Двур Стромека и Тонду.
      "Этого еще не хватало!" - подумал Цыган, и ему стало стыдно.
      - Так где же вы, собственно, прошли?
      - Более коротким путем. Через холм нельзя было идти, - со злостью сказал Манек.
      - Мне-то все равно, расскажешь обо всем Старику. Павелка был в канцелярии и, увидев их, вздохнул, как показалось Цыгану, с облегчением. Не дав сказать командиру патруля ни слова, он начал резким тоном:
      - Скажите, господин вахмистр, где вы были? Все мои попытки найти вас оказались тщетными. У меня есть все основания подозревать, что вы где-то отсиживались все это время.
      Цыган молчал.
      - Не говорите так, пан прапорщик! - вспыхнул Манек. - Мы со всем этим барахлом еле влезли в гору у Ждара, даже не поели как следует, а вы нам говорите такое!..
      - Да, сегодня нам досталось, - поддержал его Цыган. - Через две минуты любой след полностью заносило, а ветер был такой, что нам приходилось орать во весь голос, чтобы услышать друг друга.
      - Ну, ладно, - смягчился Павелка. - Я знаю, что дежурство было не из легких. Я сам прошел весь ваш участок. Прочувствовал, что это значит. Отправляйтесь есть.
      Выйдя из канцелярии, Манек остановился, подмигнул и улыбнулся Цыгану: ' - Здорово мы его провели?
      - Да, ловко, - сказал Цыган. - Ну, подожди! Когда командиром патруля буду я, ты у меня получишь и ром, и грог, и все удобства. Ты у меня это на всю жизнь за помнишь! Я говорю серьезно. Поступили мы по-дурацки.
      Потом им еще влетело от Стромека и Тонды, промерзших и измотанных. Цыгана ждало письмо от Храстецкого " и газеты. Наконец-то в Лесове появился почтальон. Им стал старый Ржига, горец из Крконоши, искусный лыжник. Он поддерживал связь Лесова с остальным миром и пользовался всеобщей любовью и уважением. Письмо из Словакии шло целую неделю... Храстецкий писал, что скоро вернется, что там собачий холод и бандитов осталось уже совсем немного. Скука, караулы и длинные походы. Питание скверное. Мачек в сравнении с местным поваром - просто мастер кулинарного искусства. Они все время в движении, поэтому он и не сообщает своего адреса. Из-за этих бесконечных переездов он и из дому не получает писем...
      Стромек, забравшись в постель, принялся читать газету. Это было "Свободное слово", ее принес Вашек Гофман.
      - Ну, конечно! - комментировал Стромек передовую статью. - "Армия и КНБ должны стоять в стороне от политики!" Написано будто специально для Павелки! "Слишком много в армии занимаются политикой. Достаточно обычной просветработы, как во времена старой республики... В КНБ слишком увлекаются политикой..." Лучше бы они больше заботились о нашей службе, вечно нам чего-нибудь не хватает. Им бы только загребать монеты, а мы должны их защищать. Не дождутся!
      В Лесове подавляющее большинство жителей поддерживало политику КПЧ. Однако день ото дня активизировали свою деятельность и их противники: Лишка, Байер, Долежал... Они агитировали своих подчиненных вступать в свои политические партии, играли на религиозных чувствах людей. Вахмистрам казалось, будто Гофман действует заодно с ними. Он молчал, в дискуссии не вступал, часто тайком ездил в лесничество к Лишке, но ребята это знали: в Лесове тайн не было. Он и в ЧСМ не вступил.
      Работа с молодежью тем временем шла успешно. У вахмистров не оставалось почти ни одного свободного вечера. На февраль будущего года они запланировали большой бал, а поскольку от вечера, проведенного на николин день, осталось немало денег, пограничники договорились с оркестром с заставы КНБ в Карловых Барах. Пусть Лесов тоже увидит что-нибудь стоящее!..
      Однажды морозным днем Цыган с Оливой шли от Двура к Грифику. Они ворчали на яркое солнце, которое, отражаясь от кипенно-белого снега, слепило глаза. Вдруг издалека, со стороны лесной сторожки, они услышали крики. Что там происходит? Оказалось, это Стромек, Манек, Мачек и Недоба играли на небольшом пруду в хоккей. Еще в начале зимы они расчистили пруд, сделали ворота, залили лед и соорудили хоккейную коробку. Они играли ветками, загнутыми в форме клюшек, а вместо шайбы использовали буковую плашку. Иногда играли даже небольшой банкой из-под свиных консервов. В их экипировку входили резиновые сапоги, похожие на "канадки", и это помогало хорошо скользить. Внутрь они надевали обычные шлепанцы и могли спокойно ходить в сапогах по воде.
      Цыган и Олива поставили автоматы в угол сторожки и принялись готовить на горячей печке чай. Игроки тем временем сушились у печки. Они перекусили, и вскоре с большим азартом возобновилась игра: патруль против патруля. Они не сразу заметили, что с той стороны границы за ними наблюдают четыре американских солдата, дрожа от холода в своих коротких шинелях. Американцы притопывали и курили. Первым их заметил Олива. "Стадион" раскинулся в каких-нибудь пятнадцати метрах от границы, и американцы с живым интересом следили за всеми перипетиями игры.
      Игроки собирались уже возвращаться в сторожку, но тут американцы стали жестами звать их к себе. Цыган обратил внимание на то, что у американцев точно такие же сапоги. Долговязый сержант энергичными жестами дал им понять, что они тоже хотят сыграть - трое на трое, поскольку их шофер-негр участвовать в матче не собирался. Сержант достал три пачки сигарет "Кэмел" и объяснил, что игра пойдет на них. Негр уселся на шинелях, которые сняли его товарищи, и принялся курить. Оружие они беззаботно оставили в машине.
      Играть за ЧСР готовились Олива, Цыган и Манек. - Минуточку, ребята! закричал Манек. Он сбегал в сторожку и рядом с сигаретами положил красивый немецкий трофейный кинжал. Сержант с интересом осмотрел кинжал и пробормотал "о'кей". Договорились играть два периода по десять минут каждый. Так состоялась первая после войны на территории нашей республики встреча ЧСР США. Это был скоростной хоккей: игра шла в атакующем стиле. Лед был безукоризненно гладким, игроков буквально выносило к берегу пруда. Там на шинелях сидели негр и Недоба. Они кричали что есть мочи, как мальчишки.
      Первая половина встречи закончилась вничью, 5:5, и игроки отправились на отдых. Цыган хотел было закурить, но негр отобрал у него сигарету, положил в пачку, а сам побежал к автомашине. Вернувшись, он дал каждому игроку по пачке жевательной резинки.
      - Вы сейчас запыхались, - объяснил он, - и курить нельзя!
      Американцы вели 8:5, но хозяева поля вновь сравняли счет. В конце концов они разделили призы. Взмокшие американцы подарили им сигареты, а они сержанту - кинжал. Глаза американца засверкали.
      Когда американский патруль уехал, ребята по-братски разделили сигареты, выпили чаю, и Цыган с Оливой продолжили свой обход. Так они сыграли еще несколько матчей, но потом выпало очень много снега, их "стадион" занесло до самой весны. Соревнованиям пришел конец. Цыган получил в качестве приза пару "канадок", Олива - рубашку-хаки, остальные - другие мелочи. Американцы готовы были играть даже на пистолеты. Их у них было много, трофейных, красиво инкрустированных перламутром, с фотографиями полуобнаженных женщин... В конце концов об этом узнал Павелка и обрушился на них. Ребята пытались было отпираться, но прапорщик знал все: видно, Гофман ему рассказал об этом. Запретив хоккей, Павелка вознамерился решить и другую проблему. Незадолго до рождества он сообщил, что отправит Адольфа или в суд в Тахов, или обратно в Германию. Вахмистров это весьма огорчило. Они уже привыкли к Адольфу, но прапорщик был неумолим. Ребята упрашивали его, но безуспешно.
      - Это противозаконно, господа! Я уже указывал на это своему предшественнику. Посудите сами: как я могу оправдать пребывание немца на нашей территории, а тем более на заставе?
      Это была холодная, безупречная логика, и всем было искренне жаль Адольфа. От суда его им все же удалось уберечь.
      - Конвоирами будут Цыган и Стромек! - приказал Павелка.
      - Пан прапорщик, не посылайте нас на это дело, - попросил Яниш. - Это неудобно. Адольф живет у нас уже давно, много сделал для заставы. Пусть его проводят те ребята, которых он мало знал. Им будет легче передать его немецким пограничникам. И не надо будет ехать в Тахов и отвечать там на разные вопросы.