- Ты же знаешь, Вашек, я ведь только пришел из дозора, - извиняющимся тоном проговорил усталый Шикл, дрожа от холода.
      Они подняли воротники курток и продолжали сидеть, неподвижные, молчаливые, как два каменных истукана, погруженные в туман и тьму. Около половины второго до них донесся звук мотора, и оба сразу же узнали машину Густы - этот старый немецкий военный автомобиль, прозванный "свиньей". С выключенными фарами машина подъехала вплотную к шлагбауму. Они подошли к ней.
      - Поехали домой, - сказал Густа, - их взяли ребята с соседней заставы.
      - Вот идиотство! - проворчал Мила и усталой походкой направился к машине.
      - Отлично, - заметил Цыган, - хотя, конечно, лучше бы было, если бы они попались нам. Ну, да главное, что они не прошли.
      - Они взяли их у самой границы и говорят, что это вовсе не легко было сделать, - сказал шофер.
      Машина с затемненными фарами медленно ехала к Лесову.
      Около таможни Цыган велел остановиться.
      - Мы с Милой пойдем пешком. Ты забери тех ребят, которые у Гути и внизу, у Гвезды. Остальное узнаем по телефону.
      - Соседи послали телефонограмму. Дежурный ее получит.
      Не говоря ни слова, они направились к заставе. Мила мечтал выспаться, Цыган же думал о том, как прошла операция. Несколько вахмистров уже сидели у дежурного. Они кое-что разузнали и обсуждали операцию соседей.
      - Один из них спекся, другой остался в живых, - сообщил Вевода. - Эти гады открыли по ребятам стрельбу, и нашим не оставалось ничего другого...
      - Видно, они свернули с дороги и шли к границе наискосок, - задумался Цыган. - Пойди они прямо, вы шли бы к двадцать второму...
      В далеком районе Марианске-Лазне и окрестностях Тахова издавна проходили каналы, по которым бандеровские курьеры следовали на Запад. Вероятно, ими воспользовались и остатки этих банд.
      Цыган отправил всех спать, назначил время выхода утреннего патруля и вернулся на свою мансарду у Благоутов. Он немного сожалел, что успех выпал не на их долю. Правда, они сделали все, что могли. Он вспомнил убитых в лесу у Гути пограничников: "Пока еще никто не заплатил нам по этому счету..." Подумал о Бараке, Карлике, о массе операций у границы. Всех их уже и не вспомнишь...
      В первой половине дня Цыган и Олива находились на совещании в Тахове. Содома особенно подчеркивал значение сотрудничества с местными жителями: необходимо находиться с ними в постоянном контакте, внимательно следить за их действиями и настроением, привлекать к совместной работе возможно большее число граждан.
      - В вашем районе бывает Дядя, - обратился Содома к Цыгану. - Я убежден в этом.
      - Мы тоже, - согласились с ним Цыган и Олива. - Только бы не переключился он на другой участок. Границу он знает на большом протяжении. А мы считаем, что за ним должок.
      - То, что я говорю вам, слыхали от меня и другие. Не стану утверждать, будто он все время ходит одними и теми же путями. Пока ему все сходило с рук. Но,, как говорят, сколько веревочка ни вьется...
      Напрасно командиры застав просили Содому прислать еще людей.
      - В свое время, - коротко бросил он. Казалось, будто Содома что-то знает о предстоящих изменениях, но не хочет раньше времени мутить уставших, измотавшихся людей на заставах и заниматься сейчас кадровыми вопросами в большей степени, чем это было необходимо.
      Цыган и Иван пошли пешком. Конечно, они могли взять на совещание Густу с его ветхой машиной, однако решили дорогу в Тахов и обратно использовать для патрулирования. Они распрощались со старыми друзьями, с которыми виделись только на совещаниях и разных курсах, и направились к Лесову. Им предстояло пройти семнадцать километров. Выйдя из города, пошли напрямик, лугами и лесами. Поднявшись в гору у Шдярже, оказались на своем участке и направились по знакомой лесной дороге. Стоял прекрасный теплый день. Янишу и Оливе было о чем потолковать друг с другом. Они были знакомы с сорок пятого года, сотни часов провели вместе в дозорах, у них не было друг от друга никаких тайн. Цыгану нравилось, что Иван не завидует его командирской должности и всегда, при любых обстоятельствах, поддерживает его. Их политические взгляды всегда совпадали, а если они и спорили, то быстро приходили к соглашению. А спорили в основном по вопросам охраны границы. Они любили друг друга и чувствовали, что нужны друг другу. Сейчас они проходили как раз через Ганапарт, лесную вырубку с тремя заброшенными здесь домишками. Здесь когда-то они зажигали с Храстецким сигареты трассирующими пулями... Цыган улыбнулся. Чурбан с отметинами пуль все еще стоял в дверях сарая.
      Еще через полчаса они были у Двура. По пологому откосу спустились к пруду. По обе стороны дороги тянулись чудесные березовые рощи и ельники.
      - Я проголодался как волк, - пожаловался Олива. Цыган предложил:
      - Давай-ка наберем грибов, дружище. Вечером их приготовим. Что ты скажешь на это? Пойдем напрямик к лесопилке.
      Мачек так и ахнул, когда они в одних рубахах ввалились в кухню. У каждого в руках была полная куртка грибов - подосиновиков и лисичек. Хватит на всех! На ужин будут пончики с грибами! Мачеку хотелось посидеть с друзьями, поболтать, но Цыган и Иван спешили на заставу.
      В пятницу вечером ребята, свободные от субботних нарядов, не собирались куда-либо идти. Ни в одной из соседних деревень никаких танцев не предполагалось. Цыган, Стромек и Роубик договорились отправиться в субботу на рыбную ловлю. К вечеру погода испортилась, пошел дождь и заметно похолодало. Настроение у ребят ухудшилось, особенно у тех, кому предстояло идти в наряд. Цыган не спешил уходить к себе. Этот вечер он хотел провести вместе с ребятами в общежитии.
      Олива предложил собрать комитет партийной организации заставы: надо было подготовить характеристики на всех членов партии. Все знали, что на заставах предстоят большие кадровые изменения, хотя и не подозревали, что эти изменения коснутся почти каждого из них. За эти годы ребята возмужали и набрались опыта. Молодой Корпус национальной безопасности нуждался в таких людях. Им предстояло заменить тех, кто служил при старом режиме и не поддерживал политику коммунистической партии. В комнату вошел промокший Густа. Иван уселся за пишущую машинку. Остальные тем временем прикидывали, сколько надо составить характеристик и на кого. К понедельнику их следовало доставить в Тахов. Стромек попросил Яниша послать его. Цыган не удивился: Стромек всегда был неутомим.
      - Я тоже поеду, - сказал Олива, поставив машинку па стол. - Хочу там кое-что купить.
      - Кое-что для Эрики, - ухмыльнулся Роубик.
      - Дурень ты, - ответил ему Иван. - С Эрикой давно кончено. Надо было выбирать: либо Эрика и гражданка, либо служба. Ну, я и выбрал...
      Время от времени кто-нибудь заглядывал в комнату, но его сразу же выпроваживали. Пустили только промокшего Манека: он был членом комитета. Иван затопил печь. Цыган писал, а Стромек диктовал. Организация была небольшая, и дело уже шло к концу, когда в комнату вбежал дежурный:
      - Ребята, сходите-ка в штаб. Коварж привел из Двура двух мужчин. Говорит, интересный случай. Те, дескать, возвращаются из Германии.
      - Наши?
      - Ну, конечно, чехи.
      - Какого они возраста? - спросил Цыган, укладывая машинку в футляр.
      - Лет тридцати. Промокли до нитки.
      В первой канцелярии сидел вернувшийся из дозора Коварж, а напротив двое мужчин.
      - Что у них с собой было? - спросил Яниш.
      Коварж показал на два заплечных мешка, промокших так же, как и их владельцы.
      - Немного. Какие-то тряпки.
      - Хорошо. Роубик и Стромек, возьмите одного, а я с Иваном - другого, решил Цыган и многозначительно подмигнул Стромеку. Так они поступали всегда, когда задержанных оказывалось несколько человек: задержанным запрещалось переговариваться между собой. Обычно в ходе допросов выявлялись разногласия, что позволяло лучше установить, как была организована попытка перейти границу. Мужчин под конвоем отвели в первую канцелярию, а Коварж тем временем коротко рассказал о том, что произошло.
      - Они шли от Трепика в сторону Двура. Совершенно спокойно, прямо по шоссе. Возле особнячка на повороте дороги мы на них и наткнулись. Они сразу подняли руки вверх и сказали, что возвращаются добровольно и хотят заявить об этом. Хватит, дескать, с них заграницы. Вели себя спокойно, попросили поесть.
      - А когда они перешли туда, не говорили? Нет? Интересно, такого здесь еще не бывало. Начнем допрос, - решил Цыган.
      Задержанный пониже ростом попросил сигарету. Яниш дал ему прикурить. Это был уставший, невыспавшийся человек. Время от времени он ежился от холода. Дежурный уже затопил в обеих канцеляриях, и Цыган пересадил задержанного поближе к печке. Мужчина курил, и Янишу он показался на редкость спокойным.
      - Ну, что вы нам скажете? - резко спросил Олива.
      - Мы идем из Германии и хотели заявить об этом, - довольно робко ответил тот.
      - Когда вы туда отправились? - продолжал допрос Цыган.
      - Я - после февраля, а Либор, мой товарищ, - еще раньше.
      - Откуда вы?
      - Из Праги, - ответил из угла комнаты Коварж, просматривавший документы задержанных.
      - Вы перешли туда нелегально?
      - Да... по глупости, из-за бабы.
      - Это расскажите своей бабушке, - с иронией в го лосе произнес Цыган. А о политических причинах вы не помните?
      Мужчина молчал, уставившись в пол.
      - Где вы перешли в Германию и когда?
      - Где-то у Хеба, в ночь на первое мая. В сорок восьмом, - быстро ответил он.
      - А тот, другой?
      - Не знаю. Тоже где-то там.
      - Чем вы занимались в Германии?
      - Сначала был в лагере, потом работал ассенизатором.
      - А до того, как отправились за границу?
      - Был грузчиком в пражских молочных. Жена начала у меня дурить, мать меня ругала... а жена ждала ребенка...
      - Вы ей писали?
      - Нет. Не знаю, где она сейчас. Мать была больна... Тоже не знаю, как она теперь. Не хотелось мне писать. Предлагали нам поступить в иностранный легион, но меня туда не влекло. А с осени я начал работать на канализации и стал подумывать о возвращении...
      - А почему вы перешли границу именно в этом месте?
      - Ну... С нами был один парень, он тоже удрал из-за бабы, вот он нам и посоветовал. Объяснил, что сам вернуться не может, показал нам дорогу, проводил почти до самой границы, а потом дал какую-то бумагу, чтобы мы показали ее при допросе в государственной безопасности.
      Он порылся в подкладке потрепанного промокшего пиджака, достал оттуда мокрый конверт без адреса и передал его Цыгану. Обычное письмо на дешевой бумаге. Яниш оставил Оливу и Коваржа с допрашиваемым, а сам пошел к Стромеку. Тот занимался политической обработкой "своего" задержанного. Яниш отвел его в сторону и показал письмо.
      - Ну да, этот тоже говорит, что у них есть кое-что с собой. Так что когда я увидел, что ты сюда направляешься, то сразу понял, в чем дело. По-моему, надо съездить в Марианки, на станцию госбезопасности. А то как бы мы чего не проморгали, понимаешь? Пусть Иван возьмет мотоцикл, поедет туда и разыщет Крала.
      Вскоре Олива отправился в путь. Цыган и Стромек закончили допрос. Задержанные поели, обсушились и заснули у печки. Яниш отпустил патруль, но Коварж, переодевшись в сухое, тотчас же вернулся. Его интересовало, чем кончится дело, когда приедут сотрудники государственной безопасности.
      Из Марианске-Лазне приехал надпоручик Крал в сопровождении промокшего до нитки Оливы и еще одного сотрудника государственной безопасности, который показался лесовчанам знакомым.
      - Разбудили мы вас, - улыбнулся Цыган.
      - Все в порядке, - махнул рукой Крал, оглядел обоих мужчин, спящих у печки, и бегло просмотрел запись об их задержании.
      Цыган взял промокшее письмо.
      - Это мы должны передать вам, поэтому и вызвали вас. Наверное, вы заберете этих двоих с собой?
      Надпоручик положил конверт в нагрудный карман. Напрасно они ждали, что он вскроет конверт.
      - Это я сделаю у нас, сегодня же. Разбудите их, дайте им их вещи. Я заберу их с собой.
      Коллега Крала отнес к машине два промокших мешка. Не прошло и двадцати минут, как сотрудники государственной безопасности вместе с задержанными уехали. Цыган сделал соответствующую запись в книге заставы, а протоколы положил в папки Штрупла, чтобы тот отослал их. Стромек уже передавал телефонограмму в Тахов. Любопытные разошлись. Возле теплой печки остались только Цыган, Стромек, Роубик и промокший Олива. За окном беспрестанно лил дождь. Невзирая на мерзкую погоду в путь отправлялся очередной патруль. Было два часа ночи. Их мысли занимал человек, который передал с этими двоими письмо для органов государственной безопасности. Кто он? И что могло быть в письме?..
      Само собой разумеется, утром никто не пошел на рыбную ловлю... Только к вечеру они отправились по еще мокрой траве к мельнице, неся с собой самодельные удочки. Вода в ручье была мутной.
      - Форель хорошо ловится на червяка, - заметил Роубик и, остановившись под обвалившимся мельничным лотком, первым закинул удочку.
      Понедельник начался очень шумно. В этот день в соответствии с приказом заставу КНБ в Лесове покидал очередной пограничник. Это был Франта Манек, и переводили его не куда-нибудь, а в Прагу, хотя сам он был доволен жизнью в Лесове и о переводе не просил. Ему предписывалось явиться в министерство внутренних дел. Манек точно не знал, куда его направят, и огорчался, что уезжать ему приходилось одному и в большой спешке.
      Расстроенный, он готовился к отъезду.
      Яниша, Стромека и Оливу срочно вызвали в Тахов.
      Они взяли с собой партийные характеристики. Вез их Густа, прихвативший с собой канистру, полную бензина. Никто не знал, где он его достал, но достал... В восемь часов они уже были на месте. Им бросилось в глаза, что других начальников застав или начальников штабов не было. Их сосед справа приглашения не получил.
      - Зачем мы понадобились Содоме? Похоже, что вы звали только нас, заметил Цыган, осматривая просторный пустой двор.
      Содома уже ждал их. Он был не один. В канцелярии находился майор Бук, а также несколько человек в штатском, которых они не знали. Там был также Пепик Душек, их сосед слева. Бук многозначительно взглянул на часы. Было восемь ноль пять.
      - Для чего я вас вызвал? - начал майор. - Речь идет о выполнении особого задания на границе. Из достоверных и надежных источников стало известно, что примерно пятнадцатого-шестнадцатого сентября на нашем участке границу должна перейти группа лиц, которым поручено совершить на нашей территории несколько диверсий. Сколько их будет - неизвестно, но мы знаем, что они будут хорошо вооружены. Место перехода известно приблизительно: Лесов, Галже или Вишини, а может, и еще правее. Операция будет осуществляться отсюда, из Тахова, под моим командованием. В ней примут участие и сотрудники станций КНБ, а также некоторые военнослужащие и сотрудники органов государственной безопасности. Вы получите план операции и в соответствии с ним будете охранять границу. Эту операцию следует держать в глубокой тайне и пока об этом говорить на заставах не следует. Когда получите наш приказ, тогда и ознакомите патрули с ситуацией. Патрули должны, как правило, состоять из трех человек. Оба пулемета заставы должны находиться с патрулями на главном направлении. Мы рассчитываем перекрыть все пути от государственной границы, все просеки и те места, по которым группа могла бы ориентироваться.
      Майор подошел к карте, висевшей у одного из окон просторной канцелярии Содомы.
      - Вот, в правой стороне, дорога от пограничного столба номер девятнадцать к Каетану, на Гуть и в Марианске-Лазне. Дальше главная дорога в Лесов. Ну, понятно, внизу Гамерский ручей, дорога Треппешптейн - Двур, а потом на Плану и Ждар.
      Бук последовательно рассмотрел все возможные маршруты движения ожидаемой группы. "Наконец-то порядочная операция", - подумал Стромек и подмигнул Цыгану. Майор продолжал:
      - Начиная с восемнадцати ноль-ноль четырнадцатого сентября все заставы прапорщика Содомы находятся в состоянии боевой готовности. Людям следует дать возможность отдохнуть до обеда. К операции приступать только после того, как по телефону будет получен приказ из Тахова. После совещания каждый нанесет на карту местонахождение дозоров. Не забудьте пароль! На каждую заставу четырнадцатого сентября прибудут товарищи из государственной безопасности и со станций КНБ. Ждите человек пять, не больше. Больше будет только в Лесове. Включите их в состав ваших дозоров. Командирами во всех случаях будут наши вахмистры. Ясно?
      - Ясно, - ответило сразу несколько голосов.
      - Своевременно проверьте связь с Таховом. Тот, у кого на участке имеется станция КНБ, ознакомит с ситуацией ее командира. Больше никого. Необходимо, - обратился майор к Содоме, - точно знать количество людей на заставах. Операция будет продолжаться до тех пор, пока от меня не поступит приказ об ее окончании. Командирам следует совместно установить связь на местности, чтобы не было никаких недоразумений. Ясно?
      - Ясно, - ответили собравшиеся.
      - А сейчас, товарищ прапорщик, рассмотрите с каждым командиром план охраны его участка. Мы пока по дождем товарищей из Марианок.
      Только теперь майор протянул каждому руку. Его знаменитая фуражка, измятая и выцветшая, продолжала лежать на столе как символ его присутствия.
      - Не очень-то я верю тому, что нам здесь рассказывают, - прошептал. Иван. - Знаю я эти проверенные сообщения.
      - Не удастся нам перекрыть весь участок, - вздохнул Цыган и враждебно посмотрел на карту, - даже если нам помогут. Мало нас. Теперь вот еще и Франта уходит. Где мы возьмем столько командиров дозоров? Мачеку необходимо остаться на кухне, Ярде Штруплу - у телефона. Придется ему там справляться одному...
      Всего им необходимо было шестнадцать командиров дозоров. "Тогда еще что-то можно сделать, - подсчитывал Цыган. - Остальные пусть будут из подкрепления. Один пулемет отправить к Гути, второй - к Двуру. В Лесове необходимости в них не будет..." Лесов возьмут на себя станция и Стромек, Двур - Олива, а Цыган будет в районе Гути. Роубик с двумя помощниками возьмет под контроль ручей у небольшого особнячка и у мельницы. Связь функционирует только из Двура. Густа будет в районе Гути. Это самый удаленный участок.
      Настал их черед. Содома одобрил их план без каких-либо замечаний. Он приказал ввести в Лесове состояние боевой готовности уже с десятого сентября. Перед домом остановилась автомашина. Стромек увидел выходившего из нее Крала и других сотрудников государственной безопасности. Они приехали на совещание к майору...
      Ребят дома ждал Манек. Началось долгое прощание. Он позвал их в свою комнату, где были припасены бутылки рома, кусок копченой свинины, жареная курица и торт. Друзья выпили по рюмочке за успехи Манека на новом, еще не известном пока месте службы.
      - "Прощаюсь я с вами, с моими друзьями..." - затянул было Франта, но его никто не поддержал. У ребят было испорчено настроение. Не давала покоя новость, о которой они узнали в Тахове. Что это за группа? Кто пойдет? Кто их поведет?.. В конце концов ребята все-таки запели. Они просидели у Манека всю вторую половину дня. Мила Шикл, как всегда, играл на гармошке. Франта всех обнимал и плакал, как ребенок. Всем было нелегко. Ребята любили Манека. Отец его, партийный работник, умер в концентрационном лагере. Брат занимал высокий пост в министерстве внутренних дел. Некоторые даже подозревали, что перевод Манека - дело его рук. Однако, как выяснилось позже, это не соответствовало действительности. Манека, как и многих, направили в школу, где готовили будущих начальников пограничных застав.
      Застолье продолжалось до самой ночи. Дежурный тоже хотел было принять в нем участие, но Цыган безжалостно отправил его к телефону. Яниш знал, что положение серьезное.
      - Нагоняй, что ли, устроил вам Старик в Тахове? - удивился Вашек Коварж. - Слова от вас не услышишь. А ведь сегодня мы прощаемся с товарищем, отличным парнем! Черт побери!
      - Что ты выдумываешь? Все идет как следует, - соврал Стромек. - Вот только устали мы немножко.
      Утром Мачек, лучший друг Манека, обвязал голову мокрым полотенцем.
      - И аппетит у меня пропал, черт побери! - ругался он. - Сходите кто-нибудь, господа столующиеся, снимите пробу, чтобы всем не отравиться.
      Завтрак с учетом ситуации можно было признать классным: суп из рубцов.
      Франта Манек уезжал десятого утром. Густа отвозил его на станцию. В тот же день в Лесове было объявлено состояние повышенной готовности. Цыган созвал всех пограничников и объяснил им обстановку. Он заранее определил состав дозоров, так как уже точно знал, сколь ко они получат подкрепления, и знал даже этих людей по именам и званиям. Тринадцатого сентября Яниш отменил наряды и приказал отдыхать. Возражений против этого не было. Все с нетерпением ждали, что принесут ближайшие дни и часы. Каждый хотел встретить нарушителей на своем участке.
      - Никаких "Стой!" - горячо рассуждал Коварж. - Сначала очередь, а только потом: "Стой!" Я, например, не хочу, чтобы какие-то уроды меня укокошили. Пусть только появятся. Буду иметь честь их приветствовать.
      Стромек потянул Цыгана за рукав:
      - Послушай, Вашек, а что, если там будет и Дядя?
      - Я давно уже думаю об этом, - ответил Яниш. - А знаешь, это сообщение вполне могли передать те двое, которых задержал Вашек Коварж. Оно могло быть в письме.
      - Вполне возможно. Безусловно, и там у нас есть свои люди.
      К ним присоединился Олива.
      - После совещания я все думаю о Дяде, хотя и не решаюсь в этом признаться, - улыбнулся он. - Наверное, так же, как и вы. Хорошо бы заполучить его живым. Мертвые молчат.
      - Иван, - сказал Цыган, - в Двуре необходимо под рукой иметь телефон. Что, если нам сделать отвод от Прокеша? По-моему, то, чего мы ждем, может произойти именно там. У тебя будет там кто-нибудь со станции КНБ и один человек из госбезопасности. Главное - не дать им уйти обратно через границу. Хорошо бы также оставить кого-нибудь на горе у Трепика.
      - Там можно поставить хотя бы двоих. Это уже группа.
      - Двоих или десятерых, но я свой участок приведу в готовность уже четырнадцатого сентября. Главное внимание надо уделить этим тропинкам перед перекрест ком, - решил Олива.
      Цыган хорошо знал Ивана и был совершенно спокоен за район Двура. О Гути же он позаботится сам. Заранее, как и Иван, он обойдет там все и то же самое посоветует сделать Стромеку. Ребята тем временем гоняли мяч на площадке перед заставой, выдумывали разные изысканные кушанья, но прежде всего ждали.
      В тот день лесовские пограничники очень рано собрались в канцелярии у дежурного по роте. На станции КНБ подчиненные Зимы, коротая время, ждали сигнала от Цыгана. Восемь человек прибыло из Марианске-Лазне, а из Тахова приехали два сотрудника контрразведки.
      Цыган встретился с ними на станции. Выход он назначил на восемнадцать часов. В девятнадцать следовало быть на месте. Яниш распределил подкрепление по группам. Сам Зима оставался на станции у телефона, для ночных дозоров он уже не годился. Ужин, назначенный на пять часов, быстро закончился. Мачеку пришлось готовить пищу на два дня и выдать ее пограничникам с собой: никто не знал, когда закончится операция.
      В путь отправились к вечеру. Одни группы пошли задворками, другие - по дороге, остальные вышли несколько позже. Цыган не хотел устраивать в деревне излишнего переполоха, чтобы не вспугнуть связного вражеской группы, который, возможно, мог быть и здесь.
      Сам он с Густой и одним сотрудником государственной безопасности из Марианске-Лазне направился к Гути. На заставе остался один Гофман. Он ругался на чем свет стоит, но наконец все-таки понял, что кто-то должен остаться.
      Съестных припасов Цыган нес с собой больше чем достаточно. Тетя Благоутова приготовила ему столько еды, что от половины ему пришлось отказаться. Она смотрела на него испуганно и в то же время сочувственно, хотя и не знала, что ему предстоит: он им сказал только, что на несколько дней уходит из деревни.
      - Будьте осторожны, Вашек. И возвращайтесь поскорее, - сказала тетя Благоутова, когда они прощались, и окинула его заботливым взглядом. Да, опасная профессия у того, кого выбрала Славка...
      - Послезавтра, тетя, я вернусь обязательно, - улыбнулся он.
      Когда стемнело, Иван Олива распределил обязанности в своей группе, улегся у пулемета на ароматный мох и закурил последнюю сигарету. Ночь предполагалась темной, поэтому курить запрещалось. Внизу, у воды, в холодном тумане, со своими людьми залег Роубик. Он расставил их так, чтобы контролировать всю долину. Через чащу никто не пойдет, так как шум сразу же выдаст нарушителя. Таким образом, оставались только тропинки вдоль ручья и перекресток возле Лесова. Их он взял под контроль. С людьми из своей группы он наладил простую связь - с помощью тонкой веревки, привязанной к руке. Стромек со своей компанией устроился весьма удобно - под крышей полуразрушенной мельницы. Отсюда дорога и тропа просматривались наилучшим образом.
      Цыган выставил два дозора возле Гути, чтобы перекрыть нарушителям путь в деревню. Со своей группой он расположился в пустом доме, откуда без труда можно было наблюдать за ближайшей опушкой леса. Ветер прекратился, только тихо шумел лес. Тишина стояла такая, что они сразу же должны были услышать любой подозрительный звук. Густа поставил свою автомашину под крышу расположенного неподалеку амбара. Внизу, в деревне, лаяли собаки. Это был их обычный вечерний концерт. Ребята Цыгана и Стромека могли и покурить. Для этого они ходили в коридор, откуда огонек спички не был виден.
      До утра на всем участке ничего не произошло. Когда рассвело, Густа потихоньку поехал к заставе разузнать ситуацию. У соседей ночь тоже прошла спокойно. Командирам групп нужно было позаботиться об отдыхе своих подчиненных. Спали по очереди на месте: один спал, другие в это время продолжали наблюдение. Никто ведь не говорил, что нарушители должны перейти границу обязательно ночью. Цыган считал, что такая попытка может быть предпринята и днем.
      Зловещие ночные тучи исчезли. Был замечательный теплый осенний день. Высокий синий небосвод оставался чистым с утра до вечера.
      - Будет холодная ночь, - высказал опасение Густа.
      - Зато ясно, - заметил Цыган. - А наверное, черт возьми, что-нибудь этой ночью все-таки произойдет!
      Все с нетерпением ждали вторую ночь. День тянулся долго. Ели урывками, хотя еды хватало. Ребята делились друг с другом своими запасами. Густа привез чай во фляжках, так что ребята Цыгана от жажды не страдали. Хуже было в этом отношении тем, кто расположился внизу, у леса...
      Вторая ночь и в самом деле была холодной и ясной. Спать никому не хотелось. Олива днем проверил свои сети и громко проклинал какого-то зверя, который в первую же ночь их порвал. Иван, конечно, как опытный пограничник, хорошо знал, что сделал это именно зверь. Подтверждением тому служили и следы, оставленные во влажном лесу.
      Наступила полночь. Всюду было совершенно спокойно. Деревни спали, только вахмистры бодрствовали в темноте и ждали. Некоторые уже начали сомневаться в достоверности "проверенных сообщений". Если до утра ничего не произойдет, значит, вся эта затея впустую. А когда наступил рассвет, всем стало ясно, что опять ни один человек не пытался перейти границу.
      И Тахов молчал. Ни звука. Запасы еды подходили к концу, питья - тоже. Операция же должна продолжаться до тех пор, пока не будет получен приказ. Что делает Бук? Известно ли ему что-нибудь? Ребята беспокоились, нервничали, но ждали. До полудня Цыган разрешил ребятам из своего дозора поспать. Сам он, опершись подбородком о пулемет, внимательно наблюдал за опушкой леса и дорогами, ведущими к деревне. Вот проехали мимо на велосипедах несколько лесорубов. Они и не подозревают, что за ними ежедневно наблюдает замаскированный дозор. Вот из лесу вышла косуля и стала пастись на ближайшем лугу. Заяц прискакал почти к самому дому полакомиться сладким клевером. Двое из ребят Цыгана тем временем спали в комнате, держа в руках оружие. Густа растянулся на сиденье своей автомашины. В полдень Густа сменит Цыгана.
      После полудня Яниш лег спать. Из еды уже ничего не оставалось. Такое же положение было и в группе Стромека, расположившейся внизу, на мельнице. Хуже всего, что кончились сигареты. До Лесова было рукой подать, а курить нечего. Мимо мельницы шли на работу люди. Вот бы остановить их, попросить сигарету, но Стромек не сделал этого, не вышел из своего укрытия и другим не разрешил.
      Иван Олива находился под Двуром. Он наблюдал за домом лесничего. Запахи кушаний, которые готовила жена Прокеша, раздражали его. Он испытывал голод.
      Это был длинный день и такой трудный, что и сказать нельзя. Олива с облегчением вздохнул, когда наступил вечер и стало темнеть. На вырубки опустился низкий серый туман. Вдруг Олива вскочил на ноги. Из дома вышел Прокеш с ружьем за спиной и собакой. "Нельзя ему никуда идти", - подумал Иван и вышел из кустарника. Лесничий испуганно вздрогнул, но тут же узнал Оливу.
      - Пан Прокеш, - сказал тихо Иван, - сегодня вам придется от этой затеи отказаться. Мы проводим одну операцию.
      - Да я просто хотел прогуляться. Ну, если так...
      - Лучше завтра утром. Или вечером. А сейчас запри те дверь и никому, кроме нас, не открывайте. Если что-нибудь понадобится, я дам вам знать. Мы ждем кое-каких гостей.
      - Хорошо. Заходите к нам, - улыбнулся лесничий. - Вместе поужинаем!
      Разговаривая с Оливой, Прокеш не подозревал, что всего в нескольких метрах от него замаскировались еще два голодающих.
      - Случай слеп, - шепотом сказал ребятам Олива, вернувшись на свое место. - Пусть лучше сидит дома, а то произойдет ненужный переполох.
      Он сдул с пулемета хвоинки и устремил взгляд в серый туман. Над границей пронесся самолет, вероятно американский "пайпер". Его звук становился все слабее, потом исчез совсем. И опять кошмарно бесконечная тишина, холодная ночь, туман. Они ждали.